Глава 7 ВЕСЕЛЫЕ ПОСИДЕЛКИ НА НАРАХ

Демидов задергал короткими ногами и яростно глянул на Путинцева. Потом остановился.

— И за это вы ее собираетесь арестовать? — неожиданно выдержанно и спокойно проговорил он. — Так я же в два счета докажу, что это была необходимая самооборона в рамках закона. Эти негодяи хотели нас убить, а Евгения Максимовна, мой телохранитель, предприняла соответствующие меры и не допустила этого.

— Безусловно, так оно и было, Сергей Викторович, — невозмутимо кивнул Путинцев, — и я тоже надеюсь, что нам удастся это доказать. Репутация Евгении Максимовны мне хорошо известна, и я надеюсь, что все уладится. Но вы понимаете, что по долгу службы я часто должен делать то, что расходится с моими личными убеждениями.

Сидевший в кресле Маркелов истерически прыснул и хватил из стоявшей рядом на столике бутылки водки «Финляндия» здоровенный глоток. Его откровенно трясло, и я не могла не обратить на этот вопиющий факт самое пристальное внимание.

— Но вы не можете арестовать ее, — выкрикнул Демидов, — она мой телохранитель, и я не могу, чтобы ее от меня отнимали!

— Харощий, наверно, телохранитэл, если он так кыричит, — вполголоса заметил Хачатурян, холодно улыбаясь.

— На меня охотятся, а тут вы отнимаете у меня единственного надежного телохранителя! — продолжал гневно распинаться помидорный король. — Вы, что ли, полковник Путинцев, обеспечите мою безопасность?

Путинцев коротко взглянул на него и передернул плечами. Что-то тут не то… Не этот явный сговор спецслужб и криминальных структур Маркелова — Хачатуряна, а еще…

— Следовательно, для вас слово уважаемого бизнесмена значит меньше, чем показания двух уголовников!.. — продолжал бушевать Демидов.

— …и одного водителя трамвая, — присовокупил эфэсбэшник. — Совершенно верно, Сергей Викторович. А что касается обеспечения безопасности, то, думаю, в этом я могу вам помочь. Не так ли, Маркелов?

Тот глупо захохотал и выпил еще водки. Бедный Маркел, ты явно чувствуешь себя не в своей тарелке. Чего нельзя сказать о твоем «хорошем друге» Ашоте.

— И вовсе не так смешно, — сказал полковник, — в профилактических целях ты, Маркелов, тоже арестован. Взять его.

— Но мне же сказали… ах ты, гнида!.. — Маркелов так и подскочил на месте, его рука скользнула к куриловскому «узи», все еще лежавшему на столике, там, где его оставил хозяин.

Выстрел щелкнул сухо и негромко, как сломавшаяся под ногой ветка. Маркел на мгновение застыл с перекошенной нижней губой и безумно выкатившимися глазами, а потом свалился на столик, широко раскинув руки. Бутылка «Финляндии» соскользнула с темной полированной поверхности и, ударившись о металлическую ножку стойки торшера, разбилась, окропив пол остро пахнущей бесцветной жидкостью. И, портя ее фирменный вкус и цвет, сверху закапала почти черная кровь.

— Досмеялся, зыначит, — негромко выговорил Хачатурян, бросая на диван пистолет с глушителем, — тут о серьезных делах говорят, а он смеется.

Демидов устало опустил голову на колени — его лимит потрясений был исчерпан.

Путинцев подошел к Хачатуряну и долго рассматривал его в упор, а потом, не сходя с места, обернулся к Демидову и произнес:

— Ну что ж, господин Демидов, ваша безопасность обеспечена. Все ваши тайные и явные недоброжелатели обезврежены.

«Сильно сомневаюсь», — подумала я, а Демидов, подскочил на месте в который уж раз — и заорал:

— Да что же вы это творите, а? Да какой ты, к дьяволу, полковник ФСБ, ты такой же бандит и ублюдок, как и эти!.. Вы все сговорились!..

В который раз осторожный и порой даже боязливый Демидов во внезапной вспышке гнева терял над собой контроль и говорил все, что ему вздумается, не заботясь о собственной безопасности.

Путинцев побагровел, глаза его, тускло-серые, по-рыбьи маловыразительные и невозмутимые, вспыхнули грозным огнем.

— Я, конечно, понимаю ваше состояние, — сдержанно проговорил он, подойдя к Сергею Викторовичу и без особых церемоний крепко ухватив того за воротник рубашки, — но не стоит даже в этом случае провоцировать человека при исполнении на непопулярные меры. Ясно вам, гражданин толстосум?

— Это действительно полковник Путинцев, — обратилась я к взъерошенному Демидову, — и ваши обвинения в том, что он не тот, за кого себя выдает, мягко говоря, не имеют под собой реальной почвы. Вы не помните, полковник, мы с вами сидели по соседству на банкете в честь…

— Как же, — хмуро прервал он меня, — а я вспоминаю, где я вас видел. И тут такая неприятная встреча. А может стать еще неприятней.

Он косо посмотрел на Демидова, еще раз зацепил откровенно неприязненным взглядом все так же неподвижно стоящего над трупом своего недавнего босса Ашота и махнул рукой своим людям: все на выход…

… Впрочем, может так статься, что не все слова Сергея Викторовича несправедливы, безусловно, перед нами только что развернул бурную деятельность настоящий работник ФСБ полковник Путинцев, а не какой-то там бандит и ублюдок, как только что весьма опрометчиво выразился Демидов. Но что мешает полковнику спецслужб быть по совместительству бандитом и ублюдком?..

Демидова по моему настоятельному совету двое спецназовцев повезли домой, хотя он не желал об этом и слышать и требовал, чтобы его оставили с нами до конца. Интересно, а какой конец уготован нам с Куриловым во всей этой истории?..

А Курилов сидел напротив меня и нагло улыбался окружавшим его рослым мрачным парням в камуфляже и с автоматами на шее. Интересно, о чем думал этот супермен, обвиненный в убийстве человека, являвшегося опорой и поддержкой его дяди?

Для меня это, честно говоря, было откровенной загадкой, несмотря на мое годами отработанное искусство читать мысли человека у него на лице. Или, может быть, и не самые мысли, но их основную направленность, их вектор.

И главным следствием этой неопределенности в отношении Курилова было то, что я вполне допускала, теоретически разумеется, его причастность к взрыву началовского «Мерседеса». А почему мне, совершенно «левому», как говорится, человеку, не верить в это, если даже родной дядя его не считал абсурдной эту гипотезу.

Да, тогда на лице Демидова было написано: зачем, зачем ты сделал это, Костя?.. То есть он тут же поверил, что полковник Путинцев был справедлив в своих подозрениях.

Я еще раз посмотрела на выплывающее из мрака под светом редких дорожных фонарей лицо Курилова на этот раз он уже не улыбался, а, закрыв глаза, мерно покачивал головой в такт движению несущейся по серым предрассветным улицам города машины…

За три минуты пребывания в огромном сером здании, куда нас привезли, Путинцев дважды удивил меня.

Во-первых, тем, что направил меня в камеру, а не на допрос, как я предполагала. При этом мне отказали в требовании сделать один-единственный звонок, который, возможно, снял бы все мои проблемы.

Во-вторых, через десять минут ко мне в камеру, где, кроме меня, находилось еще одно существо неопределенного пола с острым носиком и маленькими крысиными глазками, впихнули здоровенного детину с бульдожьим личиком типичного уголовника, по степени татуированности кожных покровов не уступающего какому-нибудь маорийскому вождю. Только татуировка вождя, я полагаю, отличается большим разнообразием и культурностью и патетических воззваний «Бей мусоров!» в себя не включает.

Вслед за ним в камеру бесцеремонно швырнули изрядно помятого Курилова в разорванной рубахе. Это и было вторым сюрпризом.

— А у вас что, дифференциация по половому признаку отменена? — спросила я у жилистого сержанта с узким утиным лицом.

Крысовидное существо на нарах зашевелилось, сверкнуло глазками, и я поняла, что его можно с большим основанием отнести к условно мужскому полу, нежели какому иному.

Дожили. Нормальных мужиков и в камере не сыщешь. А еще говорят, что все мало-мальски стоящие в плане физической фактуры парни подались в криминал.

— У вас даже параша, должно быть, только под литерой «М», а «Жо», как говорится, и в помине нет? — агрессивно прибавила я, видя, что служака меня в упор не видит и уже собирается закрывать дверь, а рослый автоматчик за его спиной смотрит на меня исподлобья и определенно лелеет мечту загнать мне пулю куда-нибудь в район головного мозга.

— Погодите! — крикнула я уже после того, как сержант прикрыл тяжелую железную дверь. — У вас, очевидно, идиосинкразия к слову «дифференциация»?

Он засветил свою багровую морду в окошечке и после того, как я состроила добродетельную и высокоинтеллектуальную личину a ля профессор Гейдельбергского университета, свирепо отрядил злобное высказывание, из которого однозначно явствовало, что я получу свое, нехорошая женщина легкого поведения, и моя почтенная матушка также и т. д., и т. п.

— Ну вот, — разочарованно вздохнула я и прислонилась спиной к холодной двери, не обращая никакого внимания на присутствующих в тех же четырех стенах мужчин.

Нервная разрядка подобным образом — это, конечно, неплохо, но ведь нужно нащупывать выход из этой дурацкой ситуации!

Пока я определялась с пресловутым нащупыванием выхода, татуированный, по сравнению с которым даже мой любимый Дрон показался бы средоточием интеллекта, кажется, намыливался проделать ту же нехитрую операцию со мной. С прилагающейся к тому методикой.

— Да ну, в натуре, — торжественно провозгласил он, подходя ко мне и нахально рассматривая, — кажется, мусора на этот раз фишку срубили в цвет. Бабец нам на общак покатит! — И он хрипло захохотал, восторженно колотя мощными руками в наколках по широченной волосатой груди на манер Кинг Конга, завидевшего невдалеке взвод злобной моторизованной пехоты США.

— Костя, — высоким вымученным голосом сказала я, — Костя, будь добр, объясни молодому человеку, в чем его ошибка. Я устала и хочу спать.

Курилов поднялся с пола, куда его бесцеремонно швырнули служители правопорядка, и не спеша подошел к онемевшему на мгновение от моих слов уголовнику.

— Отзынь от нее, гнида, — негромко, но очень внятно проговорил он. — У меня к ней есть дело, а вот до тебя дела нет, поэтому сядь-ка в уголок да сиди тихо, чтобы я тебя, упаси господи, снова здесь не заметил.

Зек даже не оскорбился, настолько чудовищными показались ему слова Курилова. Он тяжело задышал и поднял здоровенный кулак, но тут же неуловимым движением Мангуста был отброшен на пол. Он попытался было подняться, но следующий удар — левой ногой прямо в лицо — отправил его в далекий и прочный коматоз.

— Это на случай, если ты — путинцевская «наседка», брателло, — раздувая ноздри, сказал Курилов.

Он был зол, очень зол, его губы аж побелели от гнева, а бешеные темно-синие глаза вспыхнули и тяжело остановились на похожем на крысу человечке в углу. Потом метнулись по камере и снова вернулись к боязливо съежившемуся человечку.

— Похоже, из подслушивающей и просматривающей аппаратуры тут только этот заморенный ублюдок, — наконец сказал он, повернувшись ко мне вполоборота.

— Если у них не приняты на вооружение качественно новые системы слежения, то да, — согласно кивнула я после того, как внимательнейшим образом осмотрела стены, потолок и обстановку камеры. — Хотя я не думаю, что вон тот тип подсажен сюда людьми Путинцева.

Курилов даже проверил одежду вырубленного им уголовного амбала, но ничего не обнаружил. Потом подошел к человечку и, коротко размахнувшись, четким ударом в челюсть отправил того в нокдаун. Тот нелепо взмахнул руками и, издав булькающий горловой всхлип, уже без сознания рухнул на нары.

— В нашем положении никакая предосторожность не является излишней, — пояснил Константин. — Ничего с ним не случится, часа два полежит и очухается. Вот со вторым сложнее.

— Похоже, ты не первый раз в подобном месте.

— Это верно, но я находился там не дольше, чем намерен пробыть и в этот раз.

Он подсел ко мне и взглянул прямо в лицо.

— Женя, ты думаешь, что это я взорвал Началова, как то заявил Путинцев и как, похоже, поверил ему мой дядя?

Я промолчала.

— Ну? — еще более настойчиво повторил он, буравя меня пронизывающим взглядом.

— Я не исключаю этой возможности.

— Превосходный ответ, — с неожиданным облегчением выдохнул он. — Теперь я уверен, что ты поймешь меня. Потому что мы срочно должны выбираться отсюда.

— Тоже мне — побег из Шоушенка, — медленно выговорила я. — Ну что ж, наше мнение по этому вопросу совпадает, но как бы это не оказалось единственным совпадением.

— Парень готовил побег из Шоушенка двадцать лет. А у нас нет и двадцати часов, — отрицательно покачал головой Курилов.

— Хорошо. Значит, ты утверждаешь, что не подкладывал взрывчатку в машину Началова? Надеюсь, это более соответствует истине, чем то, что я не причиняла вреда его сыну… ну, пусть будет так. У нас действительно нет двадцати часов, но двадцать минут на анализ ситуации, я думаю, мы имеем.

— Да что тут анализировать, господи? — недоуменно понизившимся голосом протянул Костя. — Значит, тебя угораздило пришибить началовского щенка примерно в одиннадцать вечера, так?

Я укоризненно скривилась, а Курилов, пробормотав что-то насчет того, что по Витьке давно плакала тюрьма и могила его блестяще исправила, продолжал:

— А Юрия Владимировича взорвали, по словам Путинцева, в два часа ночи. Интересно, где это его носило в такое время? Это, наверно, по принципу: «Скажите, пожалуйста, как пройти в библиотеку?»

— У тебя опасное чувство юмора, Костя. — Я покачала головой, потом добавила: — Прямо какой-то смертоносный цинизм.

— А Началов знал о смерти сына? — задумчиво выговорил Курилов, лениво почесывая в затылке с таким апатичным видом, что я тотчас почти физически почувствовала, какая бурная, лихорадочная работа, какой форсированный поиск решений ведется в его мозгу.

— Это я могу сказать совершенно точно. Он находился в доме Демидова, когда ему позвонил его друг, главный патологоанатом города Воздвиженский, и сообщил о том, что его сын, Витька, находится в морге. Это было около двенадцати… Да, совершенно точно. Началов сорвался и уехал. Именно в тот момент, когда его машина стояла у дома Демидова, совершенно неприкрытая, у тех, кто заложил взрывчатку, была наилучшая возможность проделать это. Уверена, этот вариант Путинцев тебе и впаяет.

— Да я и в самом деле мог это устроить, — сказал Костя. — С его жалкой сигнализацией я разделался бы за пару минут, и пожалуйста!..

— Значит, нашелся умелец не хуже тебя. Но меня вот что беспокоит: машина Началова взорвалась в два ночи, значит, этот человек знал, что именно в это время Началов будет в ней. Его могли подкараулить у морга.

Курилов молча слушал мои рассуждения, и на лице его застыла едва заметная гримаса сомнения.

— Впрочем, нет, — продолжала я, — лимузин твоего дяди тоже ведь взорвался ночью, прямо у его дома. Постой… это в корне меняет дело. Значит, на взрывателе устанавливалось время, когда в машине никого не будет. И лишь по фатальной случайности… гибели сына, Началов оказался в машине. Таким образом, мы получаем два трупа к двум ночи, звонок Маркелова в три и опергруппу, беспрепятственно проникающую в крепость Маркелова, к четверти пятого. Этот могущественный Некто успел договориться с Маркелом и Путинцевым о проведении совместной операции за считанные минуты.

— Ты не пробовала писать детективы? — грустно улыбнулся Курилов.

— Обязательно займусь этим к старости, — пообещала я, — если, разумеется, доживу. Одним словом, какие выводы ты делаешь из всего вышесказанного?

— Только то, что нас вывели из игры, как щенков, — заиграв скулами, процедил Курилов, — и Серега остался совершенно один. Так я постоянно был при нем, а когда почуял неладное, уговорил его нанять тебя… Астахов может подтвердить. И сейчас он беззащитен, мой бедный помидорный король. Да, Маркелов в самом деле боялся того ублюдка, иначе не стал бы с таким блеском блефовать. Ведь он даже пожертвовал своими людьми… Помнишь того мужика, который ворвался к нам с криком: «Маркел, мусора!»? Ведь его же застрелили… по-настоящему, без всяких там бутафорий. И Путинцев боится этого неизвестного. Может, он и честный человек, этот Путинцев, но сейчас он играет по чужим правилам.

— Я знаю человека, который нам может кое-что рассказать, — бросила я, — нужно только выйти отсюда и достать его. Но это не Путинцев.

— А, ты имеешь в виду «хорошего друга» Ашота Хачатуряна, который пристрелил своего босса и даже при этом не поморщился? Даже Путинцева едва не стошнило.

— Вот именно.

— В общем, так, в данный момент к претворению в жизнь у нас выдвинут один насущный вопрос: как отсюда сдернуть, не замочив ног и пары десятков ребят вроде того сержанта, что так мило напутствовал тебя на прощание минут десять назад, — огласил повестку дня Курилов, не преминув при этом ввернуть толику своего откровенно сомнительного юмора.

— Меня-то хоть словами напутствовали, а к тебе применили более понятные широким массам меры. Вся физиономия, как будто из-под асфальтоукладчика. Ну ладно. Что мы имеем в наличии для вежливого ухода по-английски?

— Начнем с тебя, — пробубнил Курилов, — раз ты у меня такая умная.

— Значит, так: кольцо с дымовой завесой, заколка с пулей… Ну, конечно, еще туфли со шприцами нервно-паралитического действия. В сумочке еще было всяко-разно, как говорится, но сумочку благополучно конфисковали.

— Ничего, и этого более чем достаточно, — бодро проговорил Константин, еле сдерживая веселую улыбку, — мы и с этим устроим милым работникам спецслужб Армагеддон в отдельно взятом месте. Такой закатим, что надолго запомнят!

Он явно оживился, тонкие ноздри возбужденно затрепетали, а красивые глаза расширились и вспыхнули чистым огнем азарта — азарта профессионального и рискового игрока.

— Кроме того, у меня есть под блузкой бронежилет, — добавила я.

— Что, в самом деле? Здорово! — И, не удовольствовавшись моими словами, весьма откровенно заглянул в вырез блузки, а потом, не долго думая, расстегнул на ней две пуговицы и заглянул туда: — Н-да, и верно!

— А что есть у тебя, король взломщиков Мангуст? — насмешливо спросила я. — Кстати, откуда у тебя такое прозвище? За ловкость, да?

— А в институте меня вообще звали Станиславским, — сообщил он, шаря по одежде, на этот раз своей. — Так, все на месте.

— Почему Станиславский?

— Люблю переодеваться и играть других людей, — с обезоруживающей искренней улыбкой откликнулся Курилов. — Я, например, так старушку изображу — в двух сантиметрах не поймешь, что это вовсе не то, что кажется, — самодовольно сообщил он. — Ну, и имя, конечно. Константин Сергеевич мы, — проскрипел он невероятно точно сыгранным мелко дребезжащим голосом.

Ну надо же! Просто мой мужской аналог, черт побери.

Впрочем, что-то я его расхвалила без должных на то оснований. Пока только болтал, придурялся, отпускал сомнительные шуточки и под конец на правах естественного завершения карьеры глупо попался ФСБ.

— Теперь мой арсенал, — сказал он и похлопал рукой по широкому кожаному ремню: — У меня в нем сто метров прочнейшей нити на специальной катушке, с помощью которой я могу залезть куда угодно и соответственно слезть откуда угодно. Прилагается набор петель, крючков и затяжек. Выдержит минимум триста килограммов.

— У меня тоже есть что-то наподобие, — вымолвила я.

— Да? И где же это?

— В туши для ресниц. А тушь в сумочке. А сумочка, очевидно, в сейфе или столе Путинцева.

— А там и смерть Кощеева, — резюмировал мой перечень вкладывающихся одна в другую вещей Курилов. — Ну да ладно. Так… Есть еще пара отмычек, которые не нашли при обыске путинцевские ловкачи. Еще бронежилет.

— Какой еще бронежилет? — подозрительно спросила я. — Так вот почему ты отказывался надевать бронежилет в доме Демидова? Да он у тебя той же конструкции, что и у меня, — на основе синтетических волокон с металлическими нитями?

— Такое впечатление, что покупали в одном месте, — лукаво ответил он. Потом принял более приличествующее моменту выражение лица и произнес: — В кабинете, куда меня водили на социологический опрос с последующей экзекуцией, замечательное окно. А замечательно оно тем, что выходит на какую-то стену с проломом точно напротив этого окна, а за стеной гаражи, ремонтные бараки, рельсы там и сям, — в общем, полный бардак. И кончается этот бардак, если не ошибаюсь, метрах в ста от нас по направлению к Волге, то бишь в нее, родимую, и кончается. А там есть жалкое подобие пристани, а у пристани пара-тройка жалких подобий катеров. Но недостаточно жалких, чтобы на одном из них не покататься. Да, чуть не забыл! — Он с живостью придвинулся ко мне и прошептал в ухо: — Но самая замечательная особенность этого милого кабинета, а точнее, окна в нем — это то, что на нем нет решетки.

— А на каком этаже все это находится? — в тон ему прошептала я. — Или не успел засечь, так был увлечен собственными ощущениями?

— Обижаешь, начальник. Этаж у нас тама примерно третий, а если подумать, то и весь четвертый. Одним словом, дело куда как серьезное, — прерывая буффонаду, озабоченно закончил он.

— Значит, слушай сюда, Мангуст Сергеевич Станиславский, — произнесла я. — У меня есть один неплохой план, и если ты перестанешь валять дурака и будешь вести себя как хороший мальчик, то он с божьей помощью и прокатит удачно.

— Сомневаюсь, что мне в твоем блицкриге отведена роль, как ты сказала, хорошего мальчика…