Глава 5 ДВЕ ТАЙНЫ ПОМИДОРНОГО КОРОЛЯ

После отъезда Началова Демидов, словно перегорев изнутри, замолк и с подавленным, вызывающим тягостное впечатление видом принялся рассматривать скатерть на столе.

— Я уверен, что продолжается охота на меня, — наконец выговорил он. — Сын Началова послужил некой разменной монетой в этом страшном счете, который эти ублюдки хотят предъявить мне.

— Почему тогда Началова? — спросила я. — Почему не ваши родственники? Кстати, кто, кроме Ани, есть у вас из ближайшей родни?

— Больше никого, — поспешно ответил Демидов, бросая на дочь красноречивый взгляд, который я расшифровала так же ясно, как если бы Демидов высказал затаенную в нем просьбу вслух. Ради бога, помолчи и не возражай мне, говорил этот взгляд, не выдавай меня. К чести Ани, она поняла, о чем отец предупреждал ее взглядом, и ответила:

— Нет, мы с папой одни. Мама умерла, а других родственников у нас я никогда не знала, кроме всякой деревенской седьмой воды на киселе… неотесанные троюродные братцы и четвероюродные тетушки, которые периодически наезжают в гости клянчить у папы деньги.

Она выдержала паузу, смерив меня пристальным взглядом, и довольно категоричным тоном произнесла:

— Я так понимаю, вы и есть тот частный телохранитель, которого папе недавно рекомендовал Саша… то есть банкир Астахов, — поправилась она под недоуменным взглядом отца. — Я ошибаюсь?

— Нет, это ближе к истине, чем ваше предыдущее предположение касательно роли любящей мамочки, — невозмутимо ответила я.

И тут я увидела, что и Анна Демидова умеет краснеть.

— Я признаю, что это было с моей стороны несколько… как-то не так, — пробормотала она. — Просто я…

— Ладно, все это не суть важно, Аня. Теперь ответьте на мой вопрос: за последние дни никто не угрожал вам, не было ли у вас ощущения, что за вами кто-то следит?

— Не знаю… нет. Хотя постойте… нет.

— То есть ничего определенного ты сказать не можешь? — полуутвердительно сказала я, решив, что довольно «выкать» сопливой тщеславной девчонке, которой, как я прикинула, было восемнадцать только на первый взгляд, да и то благодаря развитым формам и немыслимому количеству яркой косметики. На деле же ей было не более четырнадцати-пятнадцати.

— Не знаю, — холодно ответила она. — Мне пора спать. Спокойной ночи, папа. Спокойной ночи, Евгения Максимовна.

— С характером у вас дочка, — сказала я, когда Аня, двигая бедрами как заправская манекенщица, гордо удалилась из комнаты.

Демидов, во время всего разговора с Аней неподвижно сидевший в кресле нахохлившись, как филин, зашевелился, густо крякнул и развел руками: дескать, вот такой характер, ничего не попишешь.

— И все-таки, Сергей Викторович… Я думаю, вам рано или поздно придется ответить на два вопроса, если вы, разумеется, хотите, чтобы я и впредь на вас работала. Думаю, лучше рано, чем поздно.

Он посмотрел на меня коротким ищущим взглядом, и на этот раз в нем сквозила откровенная тревога с примесью тоскливого будоражащего сомнения.

— Вопрос первый: что же все-таки вызвало гнев Маркелова?.. Нет, и не вздумайте повторять, что это отказ продать какой-то там магазин, — напористо добавила я, видя, как он, весь напрягшись, подался вперед. — Я удивлена, что вы, такой в принципе умный человек, не придумали более искусной отговорки.

Он покачал головой.

— Простите меня, Евгения Максимовна, но я не понимаю, о чем вы говорите. Разве в моих интересах вводить вас в заблуждение по вопросу, имеющему такое важное значение в этом деле?

— Вот видите, Сергей Викторович, вы сами все сказали. Ну хорошо, тогда сразу вам вторая информация к размышлению. Кто, помимо вас, вашей дочери, вашего повара, горничной и двоих охранников, живет в этом доме?

Он посмотрел на меня почти испуганно.

— Имя человека, которого Аня назвала, извиняюсь, долбозвоном и упомянула бы его и по имени, если бы не ваш поспешный окрик и не последующий забавный монолог Ани про Красную Шапочку. Ведь она была определенно удивлена вашей реакцией на такую невинную, по ее меркам, фразу. А потом, когда я спросила вас о родственниках, как красноречиво вы смотрели на нее, чтобы она вас не выдала. Умная девочка… она все поняла, даже подыграла вам, но грош мне была бы цена как бодигарду и детективу, не умей я с полувзгляда, по одному слову… отличать правду от лжи.

Демидов долго молчал, потом произнес устало и подавленно:

— Давайте спать, Евгения Максимовна. У нас был не самый удачный день… пришлось разгрести много грязи, и все это повлияло на меня не лучшим образом. Давайте завтра. Во всем, что вы сказали, есть немало правды, и правды горькой и неприглядной… мне не так просто, вы должны понять.

Я неотрывно смотрела на него и поражалась: в каком контрасте друг к другу находились этот мудрый, усталый человек с серьезным, измятым, словно от бессонницы, лицом и глубокими темными глазами и тот неотесанный лысый болван с неловкими движениями и смехотворной мимикой и жестикуляцией, что вломился ко мне в дом сегодня днем.

И как-то странно и нелепо было думать, что это один и тот же человек.

Я вспомнила фразу тетушки Милы: «Вы, верно, ошиблись, мы не вызывали сантехника», — и слабо улыбнулась.

— А вы заразительно говорите, — вдруг сказал Демидов. — Ну хорошо, на сегодня в самом деле достаточно. Пойдемте я покажу вам вашу комнату.

Комната, которую отвел мне Демидов на время проживания в его доме, окнами выходила на автостоянку, и из них хорошо просматривалась дорога, ведущая в город. Местность эта, хоть и числилась в городской черте, но единственными постройками здесь были лишь дом Демидова да еще полдесятка особняков таких же, как он, толстосумов.

Показав мне в комнате, что к чему, и пожелав спокойной ночи, Демидов быстро пошел к выходу, но на самом пороге обернулся и произнес с неожиданно красивой иронической улыбкой:

— Как жаль, что в обязанности такого телохранителя, как вы, Евгения Максимовна, входит только охрана моей, так сказать, персоны.

И, еще раз полыхнув белозубой улыбкой, слишком ослепительной и великолепной для его помятого и, в общем-то, незначительного лица, он вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Я разделась и улеглась в прохладную свежую постель, подготовленную для меня горничной. В самом деле, могла ли я подумать, что человек, которого моя тетушка посчитала за сантехника, а я и того хуже, к позднему вечеру того же дня будет предлагать мне едва ли не в открытую заняться с ним сексом, а я на полном серьезе обдумывать такой вариант развития событий. И это при том, что за время работы телохранителем из всех моих клиентов Демидов был, наверно, самым невзрачным. Хотя та социальная прослойка, которая в большинстве своем составляла мою клиентуру, насчитывала в своем составе удручающе малый процент красивых людей.

Впрочем, самый красивый мой работодатель и, наверно, самый внешне привлекательный мужчина, с которым я когда-либо сталкивалась, тот самый многократно упомянутый выше Александр Николаевич Астахов, никогда не вызывал у меня желания переступить черту чисто деловых отношений.

Хотя, надо сказать, Демидов подходил под стандарт самого перспективного и многообещающего в плане секса типа мужчины, а именно: маленький, самую капельку толстенький, лысый, с заурядной физиономией из категории «без слез не взглянешь», ну и все в таком духе.

Вот, скажем, Началов — красивый, статный, представительный. Самое последнее дело видеть таких мужчин в том состоянии, как Юрий Владимирович, когда ему сообщили о смерти сына. Невыразимо горько наблюдать, как такое выразительное, сильное, породистое лицо недоуменно набухает болью и слепым, животным гневом, как горе ломает брови и властную складку твердого рта, словно непреодолимый поток захлестывает и подминает под себя плотину, и становится непонятно, как же могло произойти такое. С таким человеком.

…Но что это?

Слабый звук, словно бесшумно ломается под нажимом опытных рук оконное стекло. Звук совершенно неразличимый обычным ухом и воспринимаемый только специально тренированным на предмет слабых звуковых раздражителей человеком.

Например, таким, как я.

Что бы это могло быть? Конечно, в нормальном доме можно было вынести на повестку дня (а в данном случае ночи) гипотезу о неловкой птичке или о ветке, порывом ветра направленной прямо в окно. Или о незадачливом домочадце, уронившем кувшин тонкого стекла на мягкий ковер и скорее лопнувшего, чем разбившегося.

Но то в нормальном доме.

Дом же, под крышу которого меня угораздило угодить, к числу нормальных домов отнести было, мягко говоря, затруднительно.

Я встала с кровати и, ступая на цыпочках, подошла к двери и выглянула в коридор. Потом взяла из тумбочки пистолет, вышла и двинулась в ту сторону, откуда, по моим предположениям, и доносился этот подозрительный звук.

Потому что кто поручится за то, что это не вкрадчивые движения человека, несущего смерть, киллера, который получил заказ на моего работодателя.

Ведь именно в той стороне находились спальня и кабинет хозяина дома.

Впрочем, звук больше не повторялся, и закралась мысль, что поднявший меня из теплой постели стеклянный всхлип был разновидностью слуховой галлюцинации. Бывает так, что после напряженного дня уши начинали работать согласно подсознательной директиве «воплотить нежелаемое в действительное». Типичная мания преследования, в общем, с небезосновательной претензией на паранойю.

Шутка.

Но все-таки меня еще рано списывать по профнепригодности, вздрогнув, подумала я.

Потому что именно в этот момент я глянула за угол сворачивающей по перпендикуляру галереи и увидела того, кто поднял меня среди ночи. Человека, который определенно не мог быть ни одним из тех, кого я уже видела в этом доме.

Человек с поразительной ловкостью пролез в очищенную от стекла узкую створку окна и совершенно бесшумно спрыгнул на пол. Потом огляделся и осторожно двинулся к дверям демидовского кабинета, легкими плавными движениями, подобно большой хищной кошке.

Я сжала обеими руками рукоять пистолета и медленно последовала за ним. Он открыл дверь кабинета и вошел внутрь. Потом приблизился к столу и, опершись на него одной рукой, вторую протянул к сейфу.

— Идиот, — прошептал он, — никак переменил код? Ну да ладно.

Я бесшумно приблизилась к нему и приставила к коротко остриженному затылку дуло пистолета.

— Спокойно, дорогой, — тихо проговорила я, — только не рыпайся. Что тебе тут надо?..

Ответ был потрясающим.

— Мне тут надо покушать, — в тон мне откликнулся неизвестный злоумышленник, — так что убери свою поганую пушку.

— Правда? — не меняя позы, сказала я. — А что, если я поступлю иначе?..

— Что ж, в этом случае вы совершите грандиозную ошибку, моя милая и таинственная леди.

…Не знаю, как ему это удалось, но только даже мой лучший инструктор в отряде «Сигма» капитан Климов не обладал такой потрясающей скоростью и отточенностью движений. Потому что все выпады Климова я рано или поздно научилась парировать. Противопоставить что-либо движению этого человека я не смогла.

Конечно, к ночи моя реакция сильно притупилась, да и неизбежная сонливость сыграла свою пагубную роль. Но какое это имеет значение, когда человек, замысливший недоброе против того, кого ты обязана защищать, одним непостижимым изворотом выхватил у тебя пистолет, синхронно зафиксировав в блоке твои руки, и перебросил через плечо так, что весь мир опрокинулся и в глазах закружились звездочки.

Впрочем, уже в последующие мгновения я поддержала свое реноме и, успешно парировав его четкий направленный удар с левой, нанесла из положения лежа свой удар обеими ногами с последующим переворотом в воздухе для возвращения в вертикальное положение.

— Ого, киска, я смотрю, ты хороша в этом деле, — насмешливо процедил он. — Может, и в постели так же классно кувыркаешься, а?..

— Я думаю, проверять не будем. Сегодня уже много желающих было, и все…

В этот момент я пропустила сильнейший прямой удар в грудь, от которого на некоторое время жестко сбило дыхание. На ногах я, к сожалению, не устояла, но упала так, как меня учили в «Сигме», то есть с возможностью встать через мгновение и нанести ответный удар.

— Ого, девочка, — прошипел он, вытирая кровь с рассеченной губы после выпада, который любого другого по меньшей мере отправил бы в нокдаун, — я вижу, те ребята ничего не добились: ты такая горячая!..

Что-то нестерпимо знакомое показалось мне в интонации, с которой была сказана эта фраза, злая, саркастичная, колючая. Да и весь темный контур рослой статной фигуры, вся эта великолепная вкрадчивая стремительность отточенных движений навевали смутные воспоминания о недавно виденном и не способном уйти в мертвые шлаки памяти… Несомненно, я знала или, по крайней мере, видела этого человека и говорила с ним.

Вероятно, и его посетили такие же мысли, потому что он усмехнулся и произнес:

— Послушайте, леди, а мы случайно с вами не знакомы?

— Вряд ли, — откликнулась я, — последние двадцать восемь лет я не была в областной психиатрической клинике в отделении буйных олигофренов.

— А так как я не хочу предполагать, будто вам больше двадцати восьми, — с подчеркнутой издевательски изысканной вежливостью изрек он, — то остается заключить, что в упомянутом вами достойном заведении содержалась ваша матушка. В ту пору, когда была беременна вами. Ведь, если не ошибаюсь, именно с тех славных времен прошли искомые двадцать восемь лет, не так ли?

Я не успела ответить на это оскорбление, потому что последние слова он выпалил уже в полете, — когда как тигр прыгнул на меня.

Я перехватила его руки, и мы рухнули на пол, причем наконец-то мне удалось оказаться сверху, и я нанесла свой самый удачный за последние две минуты удар. У того вырвался невольный стон, но в следующую секунду я попала в такие тиски, что…

Примерно такие же ощущения я испытывала, когда на меня на учениях в лагере «Сигмы» рухнуло спиленное дерево и прищемило мне шею. В тот раз меня спасло только то, что я сумела подставить руку да еще спружинившие от земли боковые ветви. Конечно, дерево было молодое, но когда оно со всей дури падает тебе на голову, то иной раз за глаза хватит и новогодней елочки.

В этот раз нежные объятия разомкнули внезапно вспыхнувший верхний свет и голос Демидова, срывающийся, возмущенный:

— Это что за детский сад?..

И вслед за этим смех — звонкий, молодой смех почти победившего меня человека. И в ту же секунду я вспомнила его. Оставалось только удивляться, как я не вспомнила его раньше. Потому что мало на свете людей, которые могут по-настоящему изумить меня дважды на дню.

— Костя, это что за выходки? — изумленно спросил Демидов, глядя на мою до неприличия разорванную ночную рубашку из безразмерного гардероба хозяев, совсем новую и уже не пригодную к дальнейшей эксплуатации, благо она не только не прикрывала грудь, но и была основательно закапана кровью — моей и моего противника.

Я подняла голову и посмотрела на лицо этого человека — тонкое, красивое, полное насмешки и злой иронии. С одного уголка рта текла струйка крови, рассеченная бровь тоже кровоточила, а он смеялся, показывая ровные белые зубы.

— Именно так я и представлял нашу вторую встречу, — наконец выговорил он, смахивая с лица кровь. — Позвольте предложить вам руку, Евгения Максимовна.

С этими словами он легко подхватил меня и поставил на ноги.

— Что за комедия, мать твою?.. — заорал на Константина Демидов. — Что за шум, почему вы оба в крови?

— Разве не видно, дядя Сережа, — весело ответил Костя, — мы с Женечкой занимались сексом. А так как она женщина страстная, да и я мужчина горячий, то отсюда неизбежные издержки.

Демидов повернулся ко мне и почесал в лысом затылке.

— Я так полагаю, это и есть тот человек, чье проживание в этом доме вы так тщательно от меня скрывали? — устало спросила я. — Тот самый, кого Аня назвала долбозвоном? Ну говорите уж, Сергей Викторович, я эту информацию заслужила в буквальном смысле своей кровью.

Демидов беспомощно махнул рукой, а Костя галантно укутал меня пледом, невзирая на мое слабое сопротивление.

— Ну хорошо, хорошо. Я расскажу. Но и вы, Евгения Максимовна, мне должны кое-что объяснить. Вы что, знакомы с моим племянником?

— В какой-то мере это можно назвать и так, — ответила я, — мы познакомились сегодня в вашем новом магазине, Сергей Викторович, куда я заходила покупать продукты.

— И я приобрел там немного продуктов, — откликнулся Константин. — Ниче, а, дядь Серый? А то у меня сейчас с «бабеусом» туго.

Демидов скорчил невообразимую гримасу, а я продолжала:

— Ну так вот… минут десять назад я услышала звук, как будто бы осторожно выставили стекло… естественно, расколов его.

— А что, это можно сделать беззвучно? — удивился Демидов и посмотрел на хитрую физиономию племянника.

— Можно, — ответил тот, — я еще плохо сработал. Выпили с пацанами. Влегкую, конечно.

— Замечательно. Таким образом, ваш племянник проник сюда, хотя я не понимаю, почему бы не войти через дверь…

— Я потерял где-то ключи, а твой идиотский охранник опять заснул, — произнес Костя, довольно нелюбезно глядя на Демидова. — Сколько раз тебе говорил: смени его, он же ни хрена в своем деле не понимает.

— Ты много понимаешь, — резко отпарировал Демидов.

— Да, я понимаю, — негромко, но с откровенным вызовом заявил Константин, — и много больше, чем все твои охранники, вместе взятые. Возможно, лишь за исключением Евгении Максимовны, — кивнул он в мою сторону. — Это, дядя, не пустой реверанс, ты наконец-то нанял классного охранника.

— Благодарю, — сухо ответила я. — Увидев незнакомого человека, влезшего в окно, а потом идущего в кабинет хозяина дома и прямо к сейфу, я, естественно, подумала то, что подумал бы на моем месте любой. Тогда я приставила ему пистолет к затылку, ну а потом… потом мы немного подрались. И, надо признать, ход нашего милого единоборства складывался далеко не в нашу пользу.

— Но вы оказались на высоте. Я не думал, что кто-либо в этом городе способен услышать, как я лезу в окно. Выходит, я ошибался. Правда, надо сделать маленькую скидку на то, что я выпил у вашего старого знакомого Гонзы.

— Чевво?.. — завопил Демидов. — Ты опять был у этого ублюдка, ети его мать?!.

Я подумала, что бедный Андрюша недаром так опасался Демидова, если при одном упоминании его имени помидорный король приходит в бешенство.

— Значит, Константин, вы знали, что можете встретиться со мной, и именно при таких обстоятельствах? — полуутвердительно спросила я.

— Ну, Гонза сказал же мне, что он видел вас в трамвае с Сергеем. Так что несложно было догадаться. Вы уж простите меня за этот довольно сомнительный спектакль. Мне пришло в голову проверить, так ли вы хороши на самом деле, как это говорят некоторые мои знакомые. Покорнейше прошу извинить буйного олигофрена, — почти серьезно произнес он. — А вообще-то позвольте представиться. Курилов Константин Сергеевич, блудный племянник присутствующего здесь господина.

Я, сменив одежду, отправилась с Демидовым и его милым и законопослушным племянничком в гостиную выпить по чашечке кофе и обсудить кое-какие весьма интересующие меня подробности.

Фамилия Курилов была мне знакома. Потому что человек, носящий ее, находился в федеральном розыске за серию дерзких краж со взломом. И взламывал он не что-нибудь, а новейшие швейцарские сейфы с высочайшей степенью защиты и пожизненной гарантией. И брал оттуда не какие-нибудь банальные десять тысяч долларов, а секретнейшую документацию по заказу крупных финансовых группировок, а по отдельным данным — и спецслужб. Именно поэтому, как утверждали злые языки, номинально находящийся в усиленном розыске человек преспокойно расхаживал по улицам любого российского города.

Несложно понять, почему аграрный король Демидов не был склонен афишировать свое родство с королем взломщиков.

Попутно выяснилась одна интересная деталь: Константин Сергеич питал слабость не только к реальным сейфам, но и к их виртуальным аналогам, проще говоря, к засекреченным базам данных различных коммерческих, государственных и военных структур. Именно от него перенял это милое хобби Гонза.

— Я специализируюсь по секретам, — резюмировал он общий вектор своей жизни.

— Но позвольте, Константин, — довольно-таки мрачным тоном выговорила я, — где вы проходили обучение, чтобы усвоить, так сказать, весь этот арсенал ваших методов и приемов?

При своих последних словах я невольно потерла все еще ноющую шею.

— Зачем же так сурово? — с легкой насмешкой, никогда, как я заметила, не исчезавшей из его речи и мимики, откликнулся он. Опасный юмор, Константин Сергеевич. — У вас, надо отметить, схожие ухватки, многоуважаемая.

Впрочем, Курилов меньше всего был склонен скрывать от меня детали своей весьма занимательной и богатой приключениями биографии. По всей видимости, эта замечательная парочка стоящих друг друга родственников испытывала во мне большую надобность.

Оказалось, что мы с Константином фактически однокурсники. Не в том смысле, что мы обучались на одном курсе одного и того же заведения, как это водится при обычном употреблении слова «однокурсники». Просто Курилов имел диплом одного московского закрытого учебного заведения, мужского аналога «ворошиловки», в которой обучалась я. Курировало alma mater Константина Сергеевича Главное разведывательное управление, в народе более известное под звучной аббревиатурой ГРУ. Так что Курилов после прохождения пятилетнего спецкурса обучения в институте и двухлетней стажировки на сборах, проходивших во всех точках земного шара, начиная от джунглей Амазонки и кончая тусовками на Южном полюсе, где Костя резал ножом керосин, превратившийся на семидесятиградусном морозе в желе, стал дипломированным шпионом экстра-класса.

Впрочем, Костин выпуск оказался последним, институт за отсутствием стабильного финансирования расформировали, благо подготовка кадров международной резидентуры была далеко не самой животрепещущей проблемой в стране.

Профессия шпиона в ее классическом варианте тоже оказалась невостребованной, но, в самом деле, сложно даже предположить, что специалист такого класса, как Курилов, не сумеет найти себе занятие, соответствующее его уровню подготовки. В криминальных структурах ему, например, просто цены не было бы.

— Две трети парней из моей группы подались в киллеры, рэкет и охранные агентства, — произнес Курилов. — Там их, разумеется, принимали с распростертыми объятиями, потому что человек, прошедший такой отбор, огонь и воду последующего обучения, стоит минимум десяти рядовых мордоворотов. Это в заурядной драке. Не считая многих других качеств, о которых большинство телохранителей и понятия не имеет. Тем более приятно видеть перед собой исключение из общего правила. Вас, Евгения Максимовна.

— Но в такие заведения случайные люди не попадают. Я, например, дочь генерала. У вас, Костя, судя по всему, тоже есть родственники из бывшей партийной или военной элиты?.. — При этих словах я посмотрела на Демидова, хотя он определенно к бывшей элите не относился. Деятель новейшей формации.

— Да, были. Мой покойный отец был капитаном ГРУ. В те времена этого было достаточно для зачисления в такой институт. При условии, что ты выдержал экзамены, конечно.

— И что, вы сразу после окончания обучения стали заниматься тем, что прославило вас едва ли не на полстраны?

Выбранная мною формулировка вопроса явно позабавила Курилова, он иронически улыбнулся:

— Нет, конечно. Сначала я работал в Москве телохранителем крупного банкира… сейчас он, кстати, уже разорился. Он был очень доволен моей работой. Особенно он хвалил меня после того, как я чудом предотвратил покушение на его жизнь, подготовленное, к слову, по высшему классу. Позже я анализировал свои действия и пришел к выводу, что я прыгнул выше головы. Потому что мне удалось не только сорвать планы убийц, но и обезвредить самого исполнителя. В смысле — убить. А этим киллером оказался мой друг и однокашник по сборам Мишка Селиванов. Кстати, лучший из всей нашей группы. Вот так.

Курилов ненадолго замолчал, потом проговорил ничуть не изменившимся голосом:

— Не было всяких сентиментальных сцен, воспоминаний о погибшем товарище и дружбе, умершей, кстати, раньше его. Просто я переменил работу. И моя работа лучше и чище, чем у многих. По крайней мере, мне не нужно больше убивать.

— Можно сказать, что это было своеобразное лирическое отступление, — вмешался в разговор до поры до времени молчаливо пьющий в углу кофе Демидов. — А теперь о деле.

— Вот об этом нужно было говорить десять часов назад, — отметила я. — Хотя, судя по всему, это не поздно исправить и сейчас.

— Вы, я думаю, знаете, Евгения Максимовна, что я резко увеличил масштабы своего дела сравнительно недавно. Можно сказать, что и «Демидов-продукт», по существу, создан только год назад и с тех пор увеличил свой оборот в десятки раз. А перспективы… перспективы такие, что страшно представить. Это не хвастовство, Евгения Максимовна. Мне действительно страшно. Потому что почти никто не знает, за счет чего происходит такой феноменальный прогресс и какую цену за это плачу я.

Лицо Сергея Викторовича было спокойно, только чуть подергивался уголок рта, словно кривясь в нервной усмешке.

— Я всю жизнь работал на земле, — продолжал свой рассказ Демидов, — я родился и вырос в деревне, а в этом городе я только учился… в сельскохозяйственном институте. У меня никогда не было таких амбиций, как у моей сестры, Костиной матери, которая уехала учиться в Москву и там вышла за моего тезку Курилова из очень преуспевающей семьи, с блестящими перспективами на будущее. Потом я женился… жена умерла при родах Ани… ну да это не суть важно.

С наступлением рыночной экономики я занялся фермерским хозяйством, можно сказать, довольно успешно. Я, как говорится, попал в струю, удачно распорядился взятым в банке кредитом и пошел в гору. Но все это пустяки по сравнению с тем, что началось два года назад.

Я еще с института любил экспериментировать с удобрениями, повышающими плодоносность и иммунитет растений. Даже дипломная работа… впрочем, что это я?.. Ну так вот… однажды мне показалось, что я близок к тому, чтобы получить качественно новый состав. Но, честно говоря, главную роль сыграло другое…

— Я к этому времени уже переехал из Москвы сюда, — вмешался Костя. — Были причины. Однажды я крупно проштрафился и, чтобы задобрить дядю, залез в данные какого-то японского исследовательского института, сейчас уже не помню… Вы же знаете, Евгения Максимовна, наши узкоглазые изобретательные друзья любят по любому поводу выдумывать черт-те что, надо им то или нет. На этот раз они решили заняться вопросом выращивания сельскохозяйственных культур на своих островах. А на их камнях, сами понимаете, ничего не растет. Да и зачем это им, если они на свои «бабки» всю свою Японию могут закормить импортными продуктами.

— То есть вы позаимствовали у них результаты исследований? — подвела итог разглагольствованиям Курилова я.

— Вот именно. Только мало было бы толку от их исследований, не попадись они на глаза Серому… то есть моему дяде, — важно проговорил Курилов.

— То, что мне удалось с Костиной помощью получить, не было плагиатом, — вымолвил Демидов, — просто их выкладки натолкнули меня на одну интересную мысль…

— …а я, как человек, не страдающий наличием совести, позаимствовал у япошек одну формулу, расшифровал ее и преподнес дяде на блюдечке с голубой каемочкой, — закончил король взломщиков.

— И что же вам удалось получить?

— Препарат, который в перспективе может изменить иммунитет растений на генном уровне, — ответил Демидов. — Понимаете, то, что определенные растения не могут расти в наличествующих условиях или преодолевать какой-то порог, естественно недопустимо низкий, урожайности, — это следствие не этих условий, а сложившихся в процессе…

И тому подобное, и так далее в течение десяти минут. Ну кто бы мог подумать, что этот невзрачный «сантехник» способен на такое!..

Постепенно общая картина поистине грандиозного открытия вырисовалась из довольно туманных словечек человека, скромно именующего себя простым фермером, а по внешнему виду не тянущего и на такое сдержанное определение.

Но какая семейка!

И как просто говорили они о невозможных в сущности вещах, как-то: взломе секретных банков данных японских ученых, наверняка скрытых за сетью хитроумных кодов, получении этого несложного по формуле, по крайней мере, так утверждал Курилов, удобрения (слово-то какое ничтожное!), которое может совершить настоящую революцию в сельском хозяйстве.

— Мы назвали его «Мегафлор-97», — продолжал Демидов, — благодаря его применению к ряду важных сельскохозяйственных культур я в этом году получил урожай примерно в три раза больше прошлогоднего, хотя площади под культуры увеличены лишь в один и семь десятых раза. А ведь реализация прошлогоднего урожая позволила мне открыть два новых магазина! Но это еще не все. Я говорил, что мое удобрение увеличивает иммунитет растений, исконно выращиваемых в нашей полосе. Но я не сказал, что «Мегафлор-97» в кратчайшие сроки осуществляет адаптацию к нашим условиям культур, которые в их природном виде загнутся в нашем климате через день. Вы не подумайте, что это какой-то жуткий препарат, который искусственно раздувает иммунитет растений. Нет. Вот вы, Евгения Максимовна, тоже, наверно, в детстве не смогли бы, скажем, вывести из строя троих здоровенных мужиков, так? Вот и у меня… я лишь помогаю растению поднять те ресурсы, которые заключены в нем подспудно.

Он помолчал некоторое время, покачивая на ладони пустую чашку, потом добавил:

— Мы исследовали образцы плодов томатов, выращенных по новой методике, в НИИ соответствующего профиля. Ни о каком вреде для здоровья и речи быть не может. Напротив, вкусовые и питательные качества существенно улучшены.

— Значит, вы сможете выращивать апельсины, мандарины, гранаты, бананы и лимоны прямо здесь, в Поволжье? — изумленно спросила я.

Курилов усмехнулся, а Демидов задумчиво качнул головой и, подойдя к настенному шкафу, извлек оттуда хрустальную вазу, полную фруктов, что я перечислила.

— Ну почему же сможем? — проговорил он, ставя их передо мной. — Вот, попробуйте.

Я ошарашенно посмотрела на него и, взяв в руки большой ароматный апельсин, стала машинально очищать его.

— Я недавно был в Москве, — раскачиваясь в кресле, вероятно, от волнения, негромко вымолвил Сергей Викторович, — на международной конференции фермеров. Так вот, туда пожаловали какие-то американские работнички из штата Айова… ну, вы знаете, ведущий аграрный штат США. И эти ребята, которые о России знают только, что там есть валенки, водка, гармошка и пьяные аборигены, бегающие по сугробам за толстыми матренами… так вот, эта братия, мило улыбаясь, начала учить нас жить. Причем начали… с самых азов. Это, как если бы вы поступили в университет, приходите на первую лекцию, а дяденька преподаватель и говорит: дети, вот это буковка «А»… а вот это буковка «Б», ну и все в таком духе. В общем, разговаривали с нами как с идиотами. И так мне стало обидно, что я встал и говорю, значит, этому америкашке: простите, сэр, а какой у вас в этом году был урожай томатов с гектара? Это из которых вы свои кетчупы делаете. Я так ему и сказал. Ну, шуток они, слава богу, не понимают, поэтому он расплылся во все свои тридцать два пластиковых зуба и самодовольно так мне отвечает: столько-то. Неплохо, конечно, но, когда я ему свою цифру назвал, он аж ухмыляться перестал. А это верный признак, что задел я его за живое, потому что эти идиоты улыбаются даже на похоронах или, скажем, когда налоги платят.

Апельсин оказался необычайно вкусным, и в этот момент у меня не было не единого шанса поверить, что он выращен здесь, на земле, которая в последнее время и картошку-то рождала крайне неохотно, явно сетуя на нерадивость ее возделывателей.

— А я ему еще несколько цифр назвал, а потом напоследок сказал: что ж это вы нас беретесь учить, а у самих урожай в полтора раза меньше. Это при том, что я занижал собственные показатели.

— Но зачем же это скрывать? — пробормотала я.

— А вы не предполагаете, почему? — громко сказал Курилов. — Это же так просто.

— Примерно представляю. Но все же?..

— Потому что с помощью моего препарата можно выращивать не только бананы и апельсины.

— Вы имеете в виду растения, используемые для получения наркотиков?

— Вот именно.

— Так это за этим обращался к вам Маркелов?..

— Да.

— Но откуда он узнал?

— Вот это и хотелось бы выяснить, потому что я сильно подозреваю, что наш милый бандит с его подданными неандертальцами послужил неким прикрытием для другого, более серьезного человека, — заявил Курилов.

— Который пользуется услугами Маркелова, потому что тот не может ему отказать?..

Костя посмотрел на меня очень внимательно — слишком внимательно для того, чтобы мотивировать это проклюнувшимся любопытством к моей мысли.

— Меня во всей этой истории интересует фигура Началова, — наконец сказал он. — Я вовсе не думаю, что Юрий Владимирович причастен к темным делишкам Маркелова и компании, но, возможно, главной мишенью является не дядя, а именно Началов. Человек известный и влиятельный, человек очень в своем роде примечательный. Именно он, кстати, помогал дяде получать в банках кредиты под льготные проценты. Именно он фактически и создал «Демидов-продукт». Я не ошибаюсь, Серега?

Курилов забавно чередовал обращение к дяде: то уважительное «дядя Сережа», а то и панибратское «Серега» и «Серый». Но в данный момент Демидов уделил меньше всего внимания тому, как его ничтоже сумняшеся именовал племянник.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Да как же я сразу об этом не подумал?

— О чем? — уточнила я. — О том, что охота на самом деле ведется не на вас, а на Началова? Кстати, а у него есть материалы ваших разработок, в частности формулы «Мегафлора»?

Константин покачал головой, а помидорный король воскликнул:

— Ну конечно! И подтверждение тому — сегодняшнее убийство.

— А кто убит? — сразу весь напрягся Курилов.

— Сын Началова… А я, честно говоря, и не знал, что у него есть сын.

— А если связать это со взрывом вашего лимузина, который, по свидетельству Дрона, Маркелов и не думал взрывать, определенно приходим к какому-то гордиеву узлу, — заметила я.

При произнесении мною словосочетания «по свидетельству Дрона» по губам Курилова проскользнула мимолетная грустная усмешка.

Нельзя сказать, что весть о смерти Началова-младшего произвела на него сильное впечатление, но следствие этой смерти представлялось ему, как и всем нам, более чем серьезным, а именно — прологом кровавых и неотвратимых событий.

— А теперь объясните мне, какова моя роль.

— Роль бодигарда, господи, — улыбнулся Курилов, — уж в этом вопросе помидорный король был с вами до конца откровенен. А если вы подразумеваете, что в качестве надежного охранника проще было задействовать меня, не разглашая таким образом фамильных тайн, то хорош охранник, который сам состоит в федеральном розыске.

— Ну, что касается пресловутых тайн, а конкретно вашего «Мегафлора», то все рано или поздно выплывет на свет божий. В самом деле, смешно предполагать, что это долго можно скрывать. А в отношении федерального розыска… не думаю, Константин, что он вас особо тяготит. И вы сами знаете, что вас сложно притянуть к ответу за те, скажем так, правонарушения, за которые вы и поступили во всероссийский розыск.

— Какая проницательность! — насмешливо протянул он. — Ну все сказала за меня.

— Ну так что еще вы сподобились от меня скрыть?..

По красивому ироничному лицу Курилова промелькнуло легкое облачко раздражения, но тут же исчезло, сменившись несколько натянутой, но приятной улыбкой.

— Как бы это помягче сказать? — выговорил он. — Дело в том, что, как вы, может быть, уже успели заметить, отношения между мной и дядей далеки от идеальных. Проще говоря, он не доверит мне свою жизнь, потому что я человек легкомысленный, нечистый на руку и продажный. И сдам его с потрохами всякому, кто предложит высокую цену.

Я посмотрела на яростно жестикулирующего Демидова и удивленно произнесла:

— И вы полагаете, что у человека со стороны, которого вы видите впервые, будет меньше оснований сдать своего шефа за ту же сумму? Или…

— Вот именно, «или», — холодно отчеканил Курилов. — Человеку со стороны просто не предложат эту сумму. А мне, родному племяннику…

Он горько усмехнулся и, безапелляционно обрывая пытающегося что-то вставить в разговор Демидова, небрежно бросил:

— Особенно с того дня, как ваш знакомый Гонза по моему прямому наущению вытащил из дядиного компьютера информацию о «Мегафлоре-97».

— Как так? — воскликнула я. Значит, вот отчего бедняга хакер так перекрывался от его величества помидорного короля!

— Вы не подумайте чего, Евгения Максимовна, — добавил Костя. — Просто он таким образом решил осчастливить свою бабушку… ну, вы же знаете ее. У нее тогда был день рождения.

— День рождения… — проворчал Сергей Викторович.

И в этот момент зазвонил телефон.

— Это еще что такое? — воскликнул Демидов, механически взглядывая на часы. — Совсем, что ли, рехнулись — звонят в три часа ночи!..

Он взял трубку и недовольно рявкнул:

— Слушаю!

Я не разобрала короткой фразы, прозвучавшей в трубке, но лицо Демидова разительным образом переменилось: рот приоткрылся, тонкие ниточки светлых бровей поползли вверх, а расширившее глаза неподдельное изумление, смешанное со страхом и гневом, казалось, превратит Демидова в соляной столп минимум на несколько минут.

Но он быстро пришел в себя. Отвел от уха трубку, быстро-быстро замигал короткими белесыми ресницами и тоном, каким мальчишка в кофейной рекламе произносит: «Это Ангелина!» — выдавил:

— Это Маркелов.