Глава пятая

К моей радости, Ильичев и на следующий день не собирался никуда отправляться из дома. К тому же убойная доза снотворного, принятая накануне, сделала свое дело. Так что к тому моменту, когда я уже покидала дом, отправляясь в РОВД, Владимир Николаевич продолжал спать. На мой невинный вопрос, не намеревается ли он поехать, например, в спортклуб позаниматься штангой, Ильичев лишь махнул рукой и снова уткнулся в подушку.

«Вот и славненько!» – решила я, повторив вчерашние процедуры по безопасности клиента, и вышла из ворот. Теперь я могла передвигаться на своем родном «Фольксвагене», так как ключ от гаража еще вчера взяла у Ильичева. Не скажу, что «Тойота» хуже, но мой «фолькс» мне роднее и привычнее.

Добравшись до РОВД, я позвонила Жоре, и он распорядился, чтобы меня пропустили.

– А я тебя еще вчера ждал, – признался он.

– Дела были, – пояснила я. – Я так понимаю, тебе есть что мне рассказать?

– Думаю, да, – не разочаровал меня майор. – Тебе с кого начать – с «Атланта» или с этих… из «Эвиты»?

– Давай с «Эвиты», – решительно кивнула я и откинулась на спинке стула, приготовившись слушать.

– Значит, так! – Жора принял значительный вид. – Интересна эта компания тем, что все ее члены одно время проживали в одном городе…

И Жора сделал эффектную паузу.

– Вот как? И правда интересно. Что за город?

– Новотроицк, есть такой городок на Урале. Всего сто тысяч человек населения. Не слыхала?

– И это все? – разочарованно спросила я. – Просто жили в одном городе?

– Обижаешь, Женя, – покачал головой Авдеенко. – История довольно длинная, и начну я ее издалека. Проживал в середине девяностых там такой предприниматель по фамилии Полежаев. Человек был весьма ушлый, чем только не занимался! Еще в советские времена имел проблемы из-за занятий фарцовкой, а уж когда чуть позже ею поголовно занялась вся страна, просто развернулся. Имелась у него коптильня, потом цех по производству кондитерских изделий, магазинов около десятка – мелких и в разное время… Но мелочевка его не удовлетворяла, и вот в девяносто четвертом году образовалась там компания под названием «Урал-инвест». Если помнишь, это было тотальное время финансовых пирамид. И «Урал-инвест» – как раз одна из таких пирамидок. Так как городок небольшой, то она пользовалась прямо-таки бешеной популярностью у доверчивых граждан, поскольку была самой крупной. Народ валом валил и нес свои кровные, чтобы потом получить дивиденды.

– И что, получал? – полюбопытствовала я.

– Поначалу – да, иначе они бы долго не протянули. И проценты действительно высокие. Но, как говорится, сколько веревочке ни виться… Словом, через четыре месяца вся хваленая контора накрылась медным тазом. Естественно, вместе со всеми сотрудниками, а их и было там полтора человека.

– И кто же это? – заинтересованно спросила я.

– А это некто Николай Иванович Куропаткин и Алексей Федорович Бабурин.

– Бабурин? – удивилась я. – Сколько же ему тогда лет было?

– Да сопливый совсем, девятнадцать лет. Он, правда, не интеллектуальный мошенник, уж и не знаю, каким образом попал к Полежаеву. Может, для прикрытия – он из братвы. В бригадирах ходил. Ларечников потрясти, рыночных торговцев… Ну и захотел, наверное, подняться за счет «Урал-инвеста», понимаешь, да?

– Естественно, – кивнула я. – А Куропаткин?

– Куропаткин, как ты сама мне сказала, бывший зэк. Правда, давно в завязке. Первый раз сел еще по малолетке за хулиганство. Ну, тогда он совсем мало получил. А вот второй срок уже посолиднее словил – семь лет. За вооруженный налет. Это еще в середине восьмидесятых было. Лес валил в таежных лесах, под Воркутой. Потом, как освободился, с криминалом завязал и стал искать себя в этом мире.

– И нашел в «Урал-инвесте», – продолжила я.

– Ну, на тот момент да.

– И чем же закончилась эта история? Контора закрылась, и…?

– Контора закрылась, а вся компания куда-то потерялась. Вместе с деньгами, разумеется. Во всяком случае, из Новотроицка они точно свалили: городишко-то маленький, затеряться в нем трудно. И вот через много лет уже в Тарасове появляется концерн «Эвита», соучредителями которого являются только двое: знакомый тебе Владимир Николаевич Ильичев и тот же незабвенный Юрий Аркадьевич Полежаев. А дальше совсем уже интересная история начинается… Почти пять лет назад Юрий Аркадьевич Полежаев неожиданно трагически погибает в результате несчастного случая, а в компаньонах у Ильичева появляются сразу три человека: Бабурин, Куропаткин и Елена Темникова…

Жора замолчал, победно глядя на меня.

– История весьма занимательная, – согласилась я. – Только пока что не до конца понятная. Откуда взялась Темникова? При чем тут она?

– А Темникова, дорогуша, является вдовой достопочтенного Юрия Аркадьевича! – припечатал Авдеенко. – Темникова – ее девичья фамилия, которую она и вернула после смерти горячо любимого супруга.

– Вон оно что… – протянула я. – А как он погиб?

– Ковырялся в своем пистолете по пьянке и случайно пальнул себе в грудь, – ответил Жора. – Свидетелей не было, только супруга, которая утверждает, что муж в тот вечер принял изрядную дозу водки. Экспертиза, кстати, подтвердила наличие алкоголя в крови. Ну, вдовушку повертели-покрутили, но не нашли к чему придраться и дело закрыли за отсутствием состава преступления.

– А Ильичев? – спросила я. – Он тоже из Новотроицка?

– Нет, Ильичев, подозреваю, даже никогда там не был.

– А почему он столь охотно взял к себе в компаньоны эту троицу?

– Ну, я думаю, его никто особо не спрашивал, – сказал Жора. – Просто акции, которыми владел Полежаев, по закону перешли к его жене. А уж она продала их Куропаткину с Бабуриным.

– Интересно, зачем? – спросила я саму себя.

– Это ты у нее спроси, – хмыкнул Жора. – Но право имеет полное. Да, и вот еще какой момент… Уж не знаю, имеет ли он отношение к твоему клиенту или нет, но на всякий случай скажу.

– Давай, давай! – поддержала его я.

– В те далекие времена, когда на Урале свирепствовали всякие «инвесты» и прочие филиалы АО «МММ», в городе проживал бандит по фамилии Ипатьев. И поговаривают, что он имел какие-то дела с «Урал-инвестом». Во всяком случае, акции у них скупал в немереных количествах. А незадолго до того как «Урал-инвест» развалился, Ипатьев был убит.

– Кем, установлено? – быстро спросила я.

– Разумеется, нет. Думаю, кем-то из членов другой группировки. Тогда это было обычным делом, стреляли-убивали на каждом шагу. Еще раз повторяю: может быть, он тут и ни при чем, просто ставлю тебя в известность.

– Спасибо, Жора, ты молодец, – похвалила я Авдеенко. – Даже не знаю, что бы я без тебя делала!

– Работу бы поменяла, – подсказал Жора. – В швеи-мотористки переквалифицировалась.

– Разве что только это бы и оставалось, – не стала я спорить. – Хорошо, Жора, если это все, я пойду.

– Как? – удивился Авдеенко. – А «Атлант»? Я тебе целое досье собрал!

– Боюсь, что «Атлант» потерял для меня свою актуальность. Так что я поеду, дорогой. А досье все-таки заберу. На всякий случай.

Авдеенко смерил меня недоверчивым взглядом, но, зная, что если я не хочу что-то говорить, бесполезно пытаться раскрутить меня на откровенность, со вздохом протянул мне стопочку отпечатанных листов. Поблагодарив майора, я покинула здание РОВД.

В машине я пробежала глазами список, который передал мне Жора. В основном там содержались сведения на крупных фигур из концерна «Атлант». Но сейчас я не стала забивать себе этим голову. Я от души надеялась на то, что инцидент с «Атлантом» окажется исчерпанным после моей беседы с ними.

А сейчас мне следовало ехать к Елене Темниковой и трясти ее как грушу, но правдивые показания на тему ее покойного мужа и его роли в судьбе нынешних акционеров концерна «Эвита» выбить во что бы то ни стало. Да я и почти не сомневалась в том, что смогу разговорить Темникову: она деморализована, к тому же последние дни находится под влиянием алкоголя. Да и любовника ее уже нет в живых, чтобы ей бояться недовольства с его стороны.

Одним словом, я решительно направила «Фольксваген» к дому Елены Константиновны.

Утро было ранним, но Елена встретила меня уже слегка подшофе. Или это ее состояние продолжалось еще со вчерашнего вечера, не знаю. Судя по темным кругам, четко обозначившимся под глазами, она, вполне вероятно, и не ложилась спать сегодня.

– Это вы? – спросила она с порога, хотя я уже в домофон сообщила, что я. – Вы все-таки приехали?

– Елена Константиновна, – решительно проходя в квартиру, сказала я. – Я пришла, чтобы поговорить с вами со всей серьезностью. Вы хотите остаться в живых?

И в упор посмотрела на Темникову.

– Я… Не понимаю, – пролепетала та.

– Бросьте, – жестко сказала я. – Все вы понимаете! И не морочьте мне голову! Вы с самого начала подозревали, что все это направлено против вас лично! Вас, Бабурина и Куропаткина! Вы, конечно, можете и дальше театрально заламывать руки и уверять меня, что устали, что ваша жизнь потеряла смысл и что вам все равно. Только уверяю вас – как только на вас направят пистолет, готовый вот-вот выстрелить в вашу изящную головку, вам сразу ой как захочется жить! И смысл, откуда ни возьмись, найдется!

Я била наверняка, прекрасно понимая, что именно так и нужно сейчас говорить с Темниковой, чтобы вызвать ее на откровенность. Она напугана и сломлена, но жить все равно очень хочет. Оставшись без своей основной поддержки – то есть Бабурина, – она не сможет долго ломаться.

– Говорите прямо: «Эвита» ведь тут ни при чем, верно? Здесь другая игра!

– Да… – прошептала Темникова, тут же поворачиваясь ко мне и складывая руки на груди. – Только я сама ничего толком не знаю, честное слово! Я знала, я все эти годы знала, что это добром не кончится! – простонала она.

– Так, давайте все сначала и по порядку! – скомандовала я.

– Сейчас… – прошептала Темникова, – сейчас.

Она прошла к бару, достала из него бутылку какой-то настойки и налила себе в рюмку. Выпив ее, тут же наполнила снова.

– Так! – Я решительно выдернула у нее рюмку. – Давайте-ка вы сперва все расскажете, а потом можете надираться! Мне совсем не нужно, чтобы вы тут заснули сейчас на полуслове! Не забывайте, что, заставляя вас говорить правду, я забочусь о вашей же безопасности.

– Я понимаю, понимаю! – закивала Темникова. – Только я сразу хочу вас предупредить: я ни в чем не виновата! Это все они, мужчины! Это их дела, я не хотела в них влезать! Я занималась дочерью, и все!

– Итак, начинаем с начала. Юрий Полежаев был вашим мужем еще в пору вашего проживания в Новотроицке?

Темникова кивнула.

– Почему вы переехали в Тарасов?

– У Юры там не клеились дела. Развалилась какая-то фирма – так он мне объяснил. Он хотел на новом месте открыть другое дело. И открыл. Он познакомился с Ильичевым – у того тесть крупная шишка, он связан с властными структурами, поэтому Юрию он был нужен. Он вступил в концерн «Эвита», и они с Ильичевым несколько лет успешно работали вместе. Все было хорошо…

Темникова замолчала, рассеянно глядя перед собой.

– Все было хорошо, пока не появились Бабурин с Куропаткиным? – подсказала я.

– Да, – прошептала Темникова, высоко подняв глаза, наполнившиеся слезами. – Я не знаю, как они нас нашли, Алексей никогда не рассказывал об этом. Но в тот день все рухнуло.

…В тот день, а точнее вечер, Елена и Юрий сидели дома за столом и ужинали. У Юрия Аркадьевича был выходной, который он провел с семьей – с женой и дочерью сходили в приехавший на гастроли зоопарк. Юрий Аркадьевич обожал делать Кристине всякие сюрпризы. Дома он бывал редко, потому и старался использовать выдавшуюся возможность. Кристина, довольная по самые уши и переполненная впечатлениями, уже спала в своей комнате.

Неожиданно прозвучал звонок в дверь.

– Кто это? – удивленно оторвался от тарелки Полежаев. – Поздновато уже, половина одиннадцатого! Ты никого не ждешь?

– Что за вопрос! – удивилась жена. – Может, соседи?

– Ну, сходи посмотри! – с досадой сказал супруг.

Елена прошла в прихожую, щелкнула замком, и почти сразу же Юрий Аркадьевич услышал ее изумленный возглас. Но вместе с этим в нем явственно прозвучал испуг. А через минуту жена уже входила в кухню в компании людей, которых Полежаеву хотелось видеть меньше всего… Которых он вообще надеялся никогда больше не увидеть.

– Привет, Аркадьич! – небрежно бросил Алексей Бабурин, без приглашения проходя в кухню и вальяжно устраиваясь на стуле, на котором совсем недавно сидела Елена. – Как говорится, физкультпривет!

За ним следом протиснулся и Николай Куропаткин – как всегда, молчаливый, сдержанный, цепким взглядом пронизывающий и пространство, и сидевшего перед ним Полежаева.

– Что молчишь? – усмехнулся Бабурин. – Или не рад гостям?

– А я вообще-то никого в гости не ждал, – отозвался Полежаев.

Он уже немного оправился от первоначального шока и мысленно решил держаться уверенно, на провокации не поддаваться и вообще постараться выпроводить непрошеных гостей как можно скорее.

– Забываешь старых друзей, Аркадьич, забываешь, – покачал круглой головой Бабурин. – Нехорошо это. Может, хоть выпьем за встречу?

– Да я вообще-то не пью, – напомнил Полежаев. – И дома не храню.

– А вот мы традиции чтим! – Бабурин вытащил из-за пазухи бутылку водки емкостью 0,7 литра.

«Как был дешевым гопом, так и остался! – с неприязнью думал Полежаев, оглядывая поширевшего и заматеревшего Бабурина. – Только рожа еще тупее стала!»

Куропаткин продолжал хранить молчание. Конечно, Полежаев прекрасно понимал, зачем они пришли, и при всей антипатии сейчас лучше бы беседовал с Бабуриным, нежели с Николаем Ивановичем. Бабурин – дуб, ему в случае чего мозги запудрить можно. С Куропаткиным этот номер не пройдет… Что-то нужно придумать очень убедительное, чтобы он поверил.

– Ленок, что стоишь? Рюмки-то подай, ты ж хозяйка все-таки, – с усмешкой обратился Бабурин к Елене.

Полежаева всегда бесила эта фамильярная манера Бабурина по отношению к его супруге. И даже удивляло, что Елена всегда безоговорочно выполняет просьбы Бабурина, которые он порой высказывал в грубоватой форме. Если бы ему в тот момент сообщили, что его супругу связывает с этим человеком любовная связь, от которой подрастает дочь – та самая, которую Юрий Аркадьевич обожал и считал своей, – он бы не поверил. Просто представить не мог, что Елена смогла бы спать с таким приматом с одной извилиной, каким он считал Бабурина.

А Елена тем временем принесла три рюмки и расставила их на столе.

– А сама? – продолжал настаивать Бабурин. – Что, в падлу, что ли, выпить со старыми друзьями?

Полежаев поморщился от бабуринской манеры выражаться. Он не любил подобный стиль.

– Я не хочу, – тихо произнесла Елена.

– Ну, не хочешь – как хочешь, – неожиданно легко согласился Бабурин, – нам больше достанется.

Это потом Елена поняла, что отвязался он от нее лишь потому, что первостепенный его интерес был направлен в адрес Полежаева. Елена была на последнем месте. И еще он рассчитывал влить как можно больше водки именно в Юрия Аркадьевича, который, как назло, не любил спиртного.

Елена сердцем чуяла недоброе, ощущала, что ничем хорошим эта «дружеская» посиделка не закончится… Но она даже не предполагала, что все будет настолько ужасно…

Бабурин разлил все же водку по рюмкам, демонстративно высоко поднял свою и с расстановкой произнес:

– Ну, за дружбу!

И махом опрокинул ее. Куропаткин выпил молча, Полежаев лишь пригубил и сразу отставил рюмку. Однако это придало ему решимости.

– Ладно, хватит резину тянуть. Говори сразу, зачем пожаловал. Уж, наверное, не для того, чтобы со мной выпить.

– Не для того, – склонил тяжелую башку Бабурин. – Бабки нам нужны, Аркадьич. Ба-бу-си…

– Ну а я-то тут при чем? – пожал плечами Полежаев с каким-то облегчением, словно хотел сказать: «И всего-то?»

– Притом, Аркадьевич, притом, – с нажимом повторил Бабурин. – Пахали все вместе, а все бабки ты один заныкал. Нехорошо…

– Ну как это все? – улыбнулся Полежаев. – Мы же все по-честному разделили перед отъездом, Леша. Ты разве забыл?

– Не все, Аркадьич, не все! – Бабурин погрозил Полежаеву коротким пальцем.

– Да с чего ты взял-то?

– А на что вот это все? – Бабурин обвел глазами особняк Полежаева. – Тачка у тебя, я смотрю, тоже нехилая. И должность доходная. Молодая жена дома сидит, не работает… Откуда деньги, Аркадьич?

– Так я не сижу сложа руки! – надменно произнес Полежаев. – Я, если помнишь, всегда работал как вол! И ишачил за троих! А поделил все поровну, никого не обидел! Я, что ли, виноват, что ты не сумел деньгами с умом распорядиться? Поди, разбазарил все по кабакам да бабам, малиновых пиджаков кучу накупил, а ко мне претензии?

И он посмотрел на Бабурина с возмущением, которое вполне можно было принять за искреннее. Упоминать имя Куропаткина, равно как и обращаться к нему, Полежаев избегал. Тот сам напомнил о себе.

– Не свисти, – спокойно проговорил Николай Иванович. – Остальные где?

– Да какие остальные, что вы от меня хотите? – артачился Полежаев.

– Чего хотим? – рявкнул Бабурин. – Бабок хотим! Ипатьевская доля где? Общак где?

– Да откуда же я знаю, где общак? – быстро заговорил Полежаев. – Ипатьев давно изъял его, он же знал, что мы сворачиваться собираемся, вот все и подчистил! Я же вам еще тогда говорил!

– У нас есть информация, что ты нам неправду сказал, Юра, – так же спокойно заметил Куропаткин.

– Короче, бабки где! – стукнул кулаком по столу Бабурин.

– Тише, ребенка разбудишь! – решилась вставить Елена.

Ей очень хотелось сказать мужу, чтобы отдал пришедшим все, что они просят, только бы они ушли. Она боялась за себя: боялась, что Бабурин в порыве ярости мог запросто выпалить Полежаеву правду насчет Кристины. А это означало бы конец ее семейной жизни: Юрий Аркадьевич никогда не простил бы такого… Мог вообще сделать так, что Кристина осталась бы с ним после развода, ее он вряд ли бы бросил, какой бы ни оказалась правда. Да Кристина и сама наверняка предпочла бы отца, она и сейчас-то его любит больше, чем ее, Елену. И в детстве на дурацкие вопросы бестактных родственников, кого ты больше любишь, всегда отвечала – папу!

– Значит, по-хорошему не хочешь платить… – почесал круглый затылок Бабурин. – Тогда придется по-плохому…

– Что ты собираешься делать? – Елена встревоженно вскочила со стула, а в руках у Бабурина тем временем появился пистолет.

Юрий Аркадьевич побледнел. Он хорошо знал своего бывшего компаньона: нажать на курок у того вполне хватит мозгов. Точнее, как раз не хватит, вот ведь каламбур какой, никак не получается…

– Юра! – выкрикнула Елена. – Я тебя прошу – отдай им все, что они хотят, и пусть уходят!

– Ну, слышал? – ухмыльнулся Бабурин. – Жена-то у тебя умная, правильные вещи говорит. Ты бы послушался ее, Аркадьич.

– Но послушай, – сглотнув слюну и стараясь говорить как можно убедительней, произнес Полежаев, не сводя глаз с пистолета. – Неужели ты думаешь, что я храню наличность дома? Разумеется, все мои деньги вложены в акции!

Бабурин застыл на месте и нахмурился. Потом почесал голову рукояткой пистолета и сказал:

– В акции, говоришь? Вот и хорошо… Значит, сейчас мы поедем к нотариусу, и ты перепишешь эти акции на нас.

– Да ты что, с ума, что ли, сошел? Какой сейчас нотариус – ночь на дворе! – принялся уговаривать Полежаев. – Давайте уж завтра с утра.

– Не боись, Аркадьич, у нас свой нотариус есть! – Бабурин осклабился и похлопал Полежаева по плечу.

Тот с опаской покосился на зажатый в его руке пистолет.

– Ты его хоть на предохранитель поставь, придурок! – не выдержал он.

– Не боись, – повторил Бабурин. – Пока ты подпись свою не поставишь, мне тебя убивать резона нет!

Бабурин сам не понял, что проговорился.

– Ах вот как… – медленно протянул Полежаев. – Значит, ты намерен это сделать сразу после того, как я ее поставлю? Тогда и мне резона нет тебе акции дарить! Все равно убьешь!

Куропаткин бросил быстрый взгляд на Бабурина.

– Резон есть, – заметил тот, оборачиваясь на Елену. – У тебя жена молодая и лапочка-дочка. Ты о них подумай. Нельзя же быть таким эгоистом!

– Алексей! – срывающимся голосом крикнула Елена. – Ты что, с ума сошел?

Бабурин проигнорировал ее возглас. Николай Иванович уже хотел было что-то сказать, как вдруг Полежаев с неожиданной прытью вскочил со своего места и, схватив Бабурина за руку, попытался вырвать пистолет. Бабурин, словно медведь, ворочался, застигнутый врасплох, но физическое преимущество было на его стороне. Он уже почти оттолкнул от себя Полежаева, когда палец его автоматически опустился на курок. Раздался выстрел. Елена взвизгнула на всю кухню – Юрий Аркадьевич упал прямо к ее ногам. На груди его стремительно расползалось красное пятно.

Елена, не переставая визжать, сначала отшатнулась, а потом бросилась к мужу, пытаясь нащупать у него пульс.

– Опа… – растерянно проговорил Бабурин. – Кажись, насмерть…

– На хрена? – негромко, но с затаенной злобой спросил Куропаткин. – Я же предупреждал – никакой мокрухи!

– Иваныч, я это… того… машинально, – произнес Бабурин. – Я не хотел…

Куропаткин подошел к лежавшему на спине Полежаеву и пощупал ему пульс.

– Мертв, – коротко прокомментировал он и, вернувшись на свой стул, закурил «Беломор».

Тогда Елена опустилась на пол и тоненько завыла. Бабурин мрачно посмотрел на труп, потом перевел взгляд на Елену и жестко произнес:

– Хватит скулить! У него, кажись, кроме вас, никого нет?

И, не дожидаясь ответа Елены, которая и не собиралась ничего отвечать, продолжил:

– Значит, ты единственная наследница. Завтра поедешь с нами и переведешь на нас свою долю, которая тебе достанется после смерти муженька.

– Не гони! – с досадой обратился к Бабурину Куропаткин. – Какое теперь завтра? Она в права наследства не раньше чем через полгода вступит. И то если вступит. Труп-то криминальный! Не факт, что теперь расхлебаешь!

Бабурин снова почесал затылок, стимулируя мыслительный процесс. Затем посмотрел на свой пистолет, валявшийся на полу. Он неторопливо подошел к нему, поднял и тщательно протер носовым платком. Затем вложил ствол в пальцы Полежаева.

– Руку поменяй, придурок! – с ненавистью проговорил Куропаткин. – Это левая!

Бабурин нахмурился и переложил пистолет. Елена продолжала тихонько скулить.

– Значит, так! – повернулся к ней Бабурин. – Сейчас мы свалим, а ты вызываешь ментов. Скажешь, что муж вечером принял на грудь и принялся прочищать ствол, который у него хранился много лет. Естественно, незаконно, но тебе об этом ничего не известно, ты такими делами не интересуешься. Думала, что разрешение есть. Значит, возился он, возился – ты уже спать легла, – как вдруг услышала из кухни выстрел. Примчалась, муж лежит на полу с пистолетом в руке, на груди кровь. Ты испугалась и вызвала «Скорую», а затем и ментов. Про нас – ни звука! Рюмки все перемой и убери.

– Он же трезвый! – подал голос Куропаткин. – Кто в такую лажу поверит?

Бабурин бросил взгляд на начатую бутылку водки, после чего взял ее со стола и, грузно присев на корточки возле тела, стал вливать Полежаеву в рот водку прямо из горлышка. Елена с ужасом наблюдала за его манипуляциями.

– Чтобы опьянение наступило, нужно, чтобы в кровь всосалось! – зло сказал Куропаткин и сплюнул.

– И так сойдет! – раздраженно отозвался Бабурин. – Что мне теперь, укол ему в вену вводить? Я не доктор!

– Не доктор, – согласился Куропаткин. – Сказал бы я, кто ты…

Елена понимала, что Куропаткин крепко зол на Бабурина и что разговор между ними будет серьезный, после того как они оба покинут ее квартиру. А ей, еще несколько минут назад мечтавшей об этом, теперь стало страшно оставаться одной. Сценарий, продиктованный Бабуриным как руководство к действию, казался ей чудовищным. И когда Бабурин с Куропаткиным поспешили к выходу, она не удержалась и спросила:

– А ты… вернешься?

– Даже не сомневайся! – усмехнулся Бабурин, ласково потрепав Елену по упругой щеке. – И даже раньше, чем через полгода. Да, и еще… – Он посмотрел на нее хищным взглядом. – Не вздумай никуда свалить, все равно из-под земли найду! И помни – ты у нас на крючке! Если что, я лично засвидетельствую, как ты своего мужа грохнула у нас на глазах. А теперь пока.

И он, махнув рукой, вышел из дверей. Следом за ним, ни слова не говоря, отправился и Куропаткин…

…– Вот так все получилось, – тихо завершила Елена Константиновна. – Если бы я только знала, чем все это кончится, ни за что бы не открыла им дверь!

– Думаю, они все равно нашли бы способ пересечься с вашим мужем, – сказала я.

– Да, но тогда он был бы жив!

– Возможно, – вздохнула я. – Хотя Бабурин ясно дал понять, что не собирался оставлять его в живых.

– Николай Иванович не позволил бы ему! Он был против убийства! Он потом мне сам как-то признался, что всегда ненавидел мокрушников и никогда с ними не связывался. Это с Бабуриным вынужденная ситуация получилась, они же работали вместе в Новотроицке.

– И вы не знали, чем занимался ваш муж, что у него за фирма и откуда деньги? – спросила я.

– Нет, – покачала головой Елена Константиновна. – Мне же было всего восемнадцать лет, а Юра на двадцать лет старше. Родители мои нищие, мать библиотекарь, отец на заводе работал, к тому времени зарплату им совсем перестали платить. А тут Полежаев появился: солидный, надежный… Родители с радостью меня и спихнули. Радовались, что я удачно пристроилась. Обеспечивал он меня и правда всегда хорошо. Одевал-обувал с ног до головы, шубки-колечки постоянно менялись, рестораны, ювелирки… А что сопливой девчонке еще нужно? Да разве стала бы я спрашивать, что он там делает в своей фирме, тем более что они у него менялись постоянно! Я полагала, что он взрослый человек, сам знает, что делает.

– Мне во всем этом непонятно знаете что? – вздохнула я.

– Что? – Темникова подняла на меня взгляд.

– Как вас угораздило вступить в любовную связь с Бабуриным и даже забеременеть от него? Не думаю, что в юности он сильно отличался от себя теперешнего в лучшую сторону! Вы простите. Не мое, конечно, дело, просто любопытно.

Темникова покусала нижнюю губу.

– Вы правы, – сказала она. – В юности он был ненамного лучше. Просто… Даже не знаю, чего мне не хватало! Глупая была, неопытная. Муж пропадал на работе сутками, я все время одна в четырех стенах. Тряпки-шляпки быстро поднадоели, рестораны-подружки тоже…

– Понятно, скучно стало, – кивнула я. – Но почему Бабурин-то?

– Не знаю… – медленно произнесла Елена. – Наверное, потому что часто приходил. И был очень настойчив. Мне нравится, когда мужчина ведет себя так… Ну, что ты ему подчиняешься, и тебе это нравится.

– Угу, – сказала я – откровение Елены подтверждало мои предположения. – Но это ладно, еще как-то можно понять. Но почему вы возобновили с ним отношения после того, как он убил вашего мужа? Да еще на ваших глазах?

– Ну, это не сразу получилось… Через несколько месяцев после смерти Юры, – сказала Темникова, словно несколько месяцев были огромным сроком. – Я была совершенно одинока, осталась без средств… Мне ведь пришлось просто отдать акции Бабурину и Куропаткину после вступления в права наследства. Они мне оставили крошечную долю, мизерную часть в пять процентов – так, для проформы.

– Понятно, а Бабурин давал вам деньги, – снова кивнула я.

– Вы меня прямо как содержанку какую-то воспринимаете! – с обидой произнесла Темникова. – Мне же нужно было поднимать дочь! А это и его дочь тоже! И я рассудила, что раз уж Юрия нет, то, может, мне судьба доживать век с Алексеем?

«Интересное представление о том, что такое судьба!» – мелькнуло у меня в голове, но я не стала иронизировать вслух.

– К тому же не забывайте, что я его боялась, – продолжала Темникова. – Он же обещал, что в случае чего скажет милиции, будто это я убила Юрия!

– Ну тут он вас вообще развел как ребенка! – не выдержав, фыркнула я. – Нужно быть совсем наивной, чтобы поверить в то, что он действительно так поступит!

– Почему? – удивилась Елена.

– Да потому что первый же вопрос, который бы ему задали, звучал бы: «А где вы сами находились в этот момент, если так красочно его описываете, и при каких обстоятельствах все произошло?» И милиции не составило бы труда понять, что сам Бабурин и грохнул вашего мужа. Пошел бы он в милицию, как же! На пушку вас взял, вы и уши развесили!

Елена опустила глаза.

– Ладно, это действительно не мое дело, тем более что теперь это уже не имеет никакого значения, – сказала я.

– Не имеет, – вздохнула Темникова.

– Кстати, к вам не приходили из милиции по поводу его смерти? – прищурилась я.

– Нет…

– Вот и хорошо. Как себя вести в этом случае, помните?

Елена кивнула.

– Господи, – проговорила она, закрывая лицо руками. – Ведь я ничего не сделала! Почему мне все время приходится что-то скрывать?

– Видимо, вы окружили себя не теми людьми, – высказала я предположение. – Вы же знали, что собой представляет Бабурин! Что он дуболом и убийца, что ему выстрелить в человека ничего не стоит. И все-таки продолжали с ним жить. Да еще в душе, поди, мечтали, что он на вас женится, и вы заживете счастливо все втроем!

Темникова отвернулась.

– Ладно, – махнула я рукой. – Не буду вас больше тревожить, тем более что завтра у вас тяжелый день – похороны дочери. И примите совет – не пейте больше. А за откровенность спасибо.

И я, поднявшись с дивана, попрощалась с хозяйкой квартиры и вышла на улицу. Теперь мне предстояло навестить Николая Ивановича Куропаткина – единственного оставшегося в живых свидетеля давних событий в уральском городке Новотроицке. Теперь я знала, как вести с ним разговор.

Предупреждать Куропаткина о своем визите я не стала, просто поехала в Ягодную Поляну, рассчитывая, что в столь ранний час он будет дома. Расчет оказался верным: Куропаткин находился у себя. Позвонив ему на сотовый и сказав, что жду за воротами, я дождалась, что Николай Иванович вышел из дома. Под замшевой курткой я заметила у него очертания оружия… И снова мысль о том, что его отношение ко мне сильно изменилось не в лучшую сторону, полоснуло меня по нервам.

Куропаткин не спеша приблизился к воротам, приветствуя меня кивком головы, и осторожно сделал попытку выглянуть на улицу. Потом отпер ворота, сразу отпрянув корпусом в сторону, и, пропустив меня, тут же запер их снова. Я пока что не стала задавать ему вопросов насчет подобных манипуляций, хотя, конечно, заметила их.

– Нужно поговорить, – твердо произнесла я, стоя на дорожке, и Куропаткин, полсекунды подумав, пригласил меня в дом.

В прихожей я увидела незнакомого мужчину в неприметной одежде и с кобурой на боку. По всей видимости, это был нанятый Куропаткиным охранник.

– Боитесь? – прямо спросила я, глядя Куропаткину в глаза.

– Толя, подожди во дворе, – не отвечая мне, обратился к нему Куропаткин.

Охранник послушно вышел на улицу и стал под окнами особняка.

Мы устроились в той же гостиной, где Куропаткин принимал нас с Ильичевым в самый первый день знакомства. На этот раз Николай Иванович не стал предлагать мне никакого чаю и сам ничем не угощался. Он даже не стал садиться, просто молча стал возле буфета, скрестив руки на груди и выжидающе глядя на меня.

– Перейду сразу к делу, Николай Иванович, – видя его настрой, сказала я. – Давайте-ка, что называется, колитесь: кому вы так перешли дорогу, что теперь вас убивают через одного?

Куропаткин продолжал хранить молчание.

– Николай Иванович! – чуть повысила я голос. – Я знаю, что все нити тянутся из Новотроицка. Не стоит тратить время на убеждение меня в том, что вся эта канитель кружится вокруг «Эвиты». Ваш концерн если и завязан здесь, то не напрямую. Я хочу знать, чего от вас требует и кто.

– А с какой стати я должен тебе что-то говорить? – недобро посмотрел на меня Куропаткин. – Я вообще не знаю, кто ты и на кого работаешь!

– Как это так? – удивилась я. – По-моему, я при первой же встрече представилась как телохранитель господина Ильичева! И все последние дни убедительно доказывала это на практике!

– Не свисти! – со скрытой злобой сказал Куропаткин. – Сначала я и правда так думал, даже поверил тебе. Пока не увидел с Разлоговым… И когда только этот гад успел тебя перекупить?

– Так, спокойно! – подняла я руки. – Давайте-ка разберемся для полной ясности. Для начала хочу сразу заявить, что я понятия не имею ни о каком Разлогове и тем более не работаю на него.

– Кому ты лапшу вешаешь, девочка? – усмехнулся Куропаткин. – Я тебя своими глазами видел с ним под ручку, а я пока еще не слепой!

– Где видели?

Куропаткин молчал.

– Николай Иванович, – продолжила я как можно убедительнее. – Скорее всего, произошло недоразумение. И чтобы его разрешить, еще раз предлагаю поговорить начистоту. Вам же самому нужно во всем разобраться! Это ведь вы воткнули мне в телефон «жучок», а в комнате установили камеру? Так что мне тоже есть что вам предъявить! Да и Ильичеву тоже. Наверное, он очень удивится, если узнает, что один из его компаньонов, которого он считал союзником, устанавливает наблюдение в его доме!

Куропаткин сдвинул брови, но я заметила в его взгляде заинтересованность, и это придало мне уверенности:

– Давайте откровенно поделимся своими соображениями в адрес друг друга. Если убедитесь, что я продажная, кто вам мешает прекратить со мной все дела и сдать Ильичеву? Я же пока просто прошу вас сказать, что заставило вас думать, будто я работаю на Разлогова, и кто он такой!

– Из «Царской трапезы» ты с кем выходила? – прищурился Куропаткин.

Я припомнила историю о пьяном мужичке, привязавшемся ко мне с пошлейшими намеками, а также о мужчине с длинным носом, который столь благородно спас меня от его приставаний.

– Этого человека я видела впервые в жизни, – твердо сказала я. – Он представился мне как Станислав Анатольевич, фамилии не назвал. Могу рассказать предысторию нашего знакомства…

Куропаткин не без интереса посмотрел на меня, и я подробно пересказала ему все, что происходило в «Царской трапезе» в тот вечер, когда я дожидалась его за столиком.

– Кстати, вы в тот вечер сами опоздали на полчаса, – заметила я. – И объяснили это тем, что прокололи колесо. Телефон ваш молчал – якобы он сломался. Я приняла это на веру и сразу же после этого обнаружила вставленные вами «жучок» и камеру. Согласитесь, ваше поведение также выглядит, мягко говоря, подозрительно. Может быть, настала пора просветить меня, что же это за таинственный Разлогов? И не он ли спровоцировал всю эту сцену с пьяными домогательствами в ваше отсутствие?

Куропаткин слушал меня внимательно, и я видела, что он думает о том же самом.

– Николай Иванович, вы умный человек, – сказала я. – Не мне вам объяснять, что дела идут более чем серьезные, вы и сами в этом убедились. Из всех сотрудников «Урал-инвеста» в живых остались только вы.

Куропаткин бросил на меня быстрый взгляд.

– Многое же вы откопали, – произнес он, и мне послышалось в его интонациях удивление.

– Да практически все, Николай Иванович. И насчет смерти Полежаева, совершенной Бабуриным, я тоже в курсе. Осталась самая малость: понять, кто ведет на вас охоту и из-за чего, а затем найти этого человека и обезвредить. Плевая задачка, верно? Вы уверены, что решите ее в одиночку?

Я смотрела на Куропаткина в упор. Теперь он молчал недолго: умом Николай Иванович и сам понимал, что находится под дамокловым мечом.

– «Инвестом» заправлял Полежаев, – наконец заговорил он.

Это было мне известно, но я ни единым жестом не перебивала Куропаткина, чтобы не сбить его с откровений.

– Поначалу он вложил в него свои деньги, но ему понадобились помощники для расширения. Своей налички ему не хватало, чтобы проценты выплачивать первым лохам. Поэтому он и взял у Бабурина, у того бабки водились. Он их каждый день греб, торгашей обирал. Ну, и у меня кое-какой капиталец скопился. Я как освободился, родители почти сразу померли. У обоих квартиры остались – они тогда уж в разводе были. Ну, я отцовскую хату и продал, зачем мне две? Эти деньги и вложил…

– Но компания существовала не только на эти деньги? – решилась вставить я.

– Не только, – подтвердил Куропаткин. – Был у нас там такой Ипатьев, может, приходилось слышать?

– Нет, – призналась я.

– Ну, понятное дело, – кивнул Куропаткин. – Его грохнули, еще когда вы в школе учились.

Я отметила про себя, что Куропаткин в беседе со мной снова перешел на «вы», и сочла это хорошим знаком. Значит, поверил, значит, можно надеяться на то, что мы договоримся и тогда решим, что делать дальше.

– Ипатьев группировку одну возглавлял, – рассказывал Николай Иванович. – Крупную. Такого масштаба групп в Новотроицке было две. И все «ЧП», «ИП» и «ООО» находились под их контролем. Не проскользнул мимо них и «Урал-инвест». Ипатьев прикатил к Полежаеву, закрылся с ним в кабинете и поговорил по душам. Я при этом разговоре не присутствовал, но понял, что Ипатьев решил через «Урал-инвест» отмывать бабки. Ну и прибыль получать, разумеется. А так как дела у нас шли на «ура», то Ипатьев возрадовался и вбухал в «Урал-инвест» практически весь общак, надеясь вернуть с процентами. Наверное, так оно бы и произошло – Полежаев не рискнул бы кидать бандитов, – если бы не одна неприятная история. Конфликты с другой группировкой у ипатьевцев происходили регулярно, и в очередной раз они забили стрелку. Сути их претензий я не знаю и никогда не интересовался, но закончилось все банальной перестрелкой. Ипатьев погиб, а главарь второй группировки уцелел. И ипатьевских ребят, конечно, не всех положили.

Куропаткин под долгий разговор закурил «беломорину» и даже предложил мне чаю, от которого я все-таки не стала отказываться.

– Ну а когда Ипатьева не стало, – продолжал он, методично опуская в заварочный чайник травяные сборы, – братве его куда-то деваться надо было? Надо. Правда, многих посадили – тогда уже потихоньку чистки начинались. А те, кто уцелел, стали разбредаться кто куда. Кто в тень ушел, кто к Михайлову переметнулся – это тот, второй главарь. А про общак решили, что он остался у Ипатьева, а где тот его хранил, теперь уже никто не узнает. Попробовали было поискать, да ничего не вышло. Ипатьев про свои дела с «Урал-инвестом» никому не рассказывал. То ли делиться прибылью не хотел, то ли просто таким скрытным был – не знаю.

– Значит, про то, что деньги Ипатьев вложил в вашу компанию, не знал никто? – уточнила я.

– Кроме одного человека, – поправил меня Куропаткин. – Разлогова Станислава Анатольевича.

– А кто ж он таков, что ему такая честь выпала? – поинтересовалась я. – Раскройте уж наконец мне тайну, что за загадочная фигура этот Разлогов.

– Да ничего загадочного в нем нет, – махнул рукой Куропаткин. – Обычный бандитишко, правая рука Ипатьева. Я его помню еще по своей ходке, он тогда за гоп-стоп срок отбывал. Баклан бакланом, и больше ничего! Я его еще на зоне недолюбливал за то, что он всегда возле блатных авторитетов терся, собственный авторитет пытался заработать. И вот после освобождения судьба опять нас свела. Только Разлогов себя так и не реализовал, став шестеркой у Ипатьева. А когда Ипатьева грохнули, его самого посадили. И надолго.

– И вот теперь он освободился… – медленно произнесла я, подняв глаза на Куропаткина.

– Да, – мрачно подтвердил тот. – И оказалось, что про общак не забыл… Да еще и умудрился выйти на нас.

– И этот общак теперь у вас? Это бандитские деньги Полежаев вложил в «Эвиту»?

Куропаткин слегка помедлил.

– Я не знаю, какие именно деньги он вложил, – сказал он, отворачиваясь к шкафчику и доставая из него большую коробку с кусковым сахаром. – Я просто знал, что он свалил с деньгами, кинув нас с Бабуриным. Хотел восстановить справедливость. Я вообще хотел один с ним переговорить. Знал, что Юра мне перечить не посмеет. Но Бабурина разве остановишь! Он, как бык, прет напролом!

– То есть вы были против убийства Полежаева?

– Естественно. Можно было просто все поделить по-честному, и все. Но Бабурин как жил дураком, так и помер. Да еще и к Ленке он клинья подбивал, я давно это заметил. Может, еще и поэтому в Полежаева пальнул.

– Значит, Разлогов подбирается к вашим деньгам, – задумчиво произнесла я. – И конкретно Ильичев тут ни при чем. Просто он тоже завязан в концерне, деньги с доходов которого хочет получить Разлогов.

– Разлогову по барабану, с чего получить деньги, – усмехнулся Куропаткин. – Лишь бы получить. Где я их возьму, его не касается.

– Но вы не собираетесь ничего ему платить, – посмотрела я на Куропаткина.

Тот выразительно взглянул на меня и четко произнес:

– Нет. Во-первых, я не считаю себя его должником. Я получил лишь свою, честно заработанную долю у Полежаева. А во-вторых, тех денег, что хочет Разлогов, у меня просто нет.

– А вы что, знаете, какую конкретно сумму он хочет? – поинтересовалась я.

– Нет, он мне официального счета не предъявлял. Но из-за пары штук баксов мочить всех подряд не стал бы.

– Не стал бы, – согласилась я. – И даже из-за двух десятков. Скажите мне честно: вы не общались с ним после его освобождения?

– Нет, – твердо сказал Николай Иванович.

– И он не показывался вам на глаза?

– Я видел его только возле «Трапезы» с вами в тот день.

– А вот он – наоборот, – задумчиво произнесла я. – В тот день он, может, вас и не видел. Но что следит за вами давно – это очевидно. И думаю, именно он подстроил так, что вы опоздали в «Трапезу», а я оказалась один на один с этим пьяным доходягой, от которого он меня якобы благородно спас.

– Я уже тоже это понял, – согласился со мной Куропаткин.

Я посмотрела ему в глаза:

– Вы понимаете, что теперь вам нужно быть предельно осторожным?

– Хотите наняться ко мне в телохранители? – усмехнулся Куропаткин.

– Вообще-то я не привыкла набиваться сама, – возразила я. – А во-вторых, у меня пока еще есть клиент.

– Ну, думаю, вам можно сворачивать свою деятельность в отношении Ильичева, – махнул рукой Куропаткин. – Теперь очевидно, что он ни при чем.

– Ну, еще неизвестно, как все может повернуться, – сказала я. – Ему может грозить опасность и опосредованно – неизвестно, какой план разработает Разлогов дальше. Так что я не считаю правильным бросать Ильичева сейчас. Да он и не предлагал мне расторгнуть наше соглашение.

– Что вы собираетесь предпринять дальше? – спросил Куропаткин будто бы мимоходом и добавил: – Если вообще собираетесь?

– Думаю, пора обратиться к знающим людям, – уклончиво ответила я. – Потом будет ясно. Вы мне скажите только одно: вы согласны быть моим союзником? Или и дальше намерены не доверять и набивать мою сумку «жучками»?

– А что мне оставалось делать? – Куропаткин резко повернулся ко мне на стуле. – Тут сплошное мочилово пошло – кому я могу доверять? Мне бы самому уцелеть и попытаться разобраться, что к чему!

– Ну, во многом мы, кажется, уже разобрались, – спокойно ответила я. – Так что теперь, думаю, нам целесообразно помогать друг другу.

– Ну я же рассказал вам все, – уже миролюбиво проговорил Куропаткин. – Значит, согласен на сотрудничество. У меня вообще-то есть кое-какие мыслишки…

– Вот и отлично! – повеселела я. – Тогда ответьте еще на пару вопросов. Вы знаете, когда освободился Разлогов?

– Нет. Но судя по тому, что ему тогда впаяли пятнадцать лет, то недавно.

– Хорошо. Далее – вы знаете, где его можно найти?

– Понятия не имею, – повертел головой Куропаткин. – Я же говорю, что не пересекался с ним. Для меня вообще удивительно, как он на нас вышел.

– Ну, в этом как раз ничего удивительного нет, – сказала я. – Вы же в свое время с Бабуриным нашли Полежаева, а он уехал достаточно далеко от Новотроицка. Так что было бы желание. А у Разлогова оно, как видно, о-очень большое.

– Да уж, – вздохнул Куропаткин.

Я поднялась со стула и подвела итог:

– Значит, так. Сейчас я отправляюсь по делам, а вы лучше никуда не высовывайтесь. Тем более что здесь у вас есть хоть какая-то охрана. А когда план созреет, я сама к вам приеду. И тогда согласуем его с вашими мыслишками. Ждите.

И, попрощавшись с Николаем Ивановичем, вышла из его дома.

Размышляла я недолго. Знакомых в ФСБ – хороших знакомых, готовых по моей просьбе включиться в операцию, – у меня было не очень много. И, перебрав их всех в уме, я остановилась на кандидатуре майора Челышева. В телефонной записной книжке у меня хранился номер его сотового, и я прямо в машине набрала его.

Челышев Валерий Алексеевич ответил почти сразу же:

– Да, слушаю.

– Это Евгения, – представилась я.

– Да я понял, что хотела? – по-деловому коротко спросил майор.

– Пересечься можем? – в той же манере ответила я.

– Где, когда?

– Желательно прямо сейчас, где – не принципиально.

– Тогда давай где-нибудь в центре. Кондитерка у цирка подойдет?

– Вполне, – согласилась я. – Через двадцать минут встречаемся.

На этом мы и порешили с Челышевым. И в душе я очень обрадовалась, что все складывалось так удачно. По идее, Валерия вообще могло не быть в городе. Или он мог быть занят настолько, что встреча наша состоялась бы только спустя несколько дней, чего я не могла себе позволить. Время сейчас было дорого.

Позвонив на сотовый Ильичеву и убедившись, что у того все в порядке, я сообщила, что постараюсь не задерживаться долго, и поехала в центр города. Кафе, находившееся недалеко от тарасовского цирка и славившееся своими кондитерскими изделиями, всегда свежими и вкусными, не имело названия, но было известно практически всем.

Когда я вошла в него, Валерий уже стоял в очереди в кассу. Я кивнула ему и подошла.

– Ты пока иди столик займи, – проговорил Челышев. – А я все возьму на двоих. Или не доверяешь моему вкусу?

– Не вопрос, – покачала я головой и отправилась за столик.

Через пару минут мы с Челышевым уже пили крепкий, только что сваренный кофе и заедали сладостями: я – фисташковым мороженым, а он – пирожным со взбитыми сливками.

– Знаю, что ты к мороженому имеешь слабость, – подмигнул мне майор.

– Приятно слышать, что ты так внимателен к моим предпочтениям, – улыбнулась я в ответ. – А теперь постарайся столь же внимательно выслушать мой рассказ.

– Давай! – кивнул Челышев, и я начала.

Я тезисно изложила ему всю историю, начавшуюся несколько дней назад с того, как Владимир Ильичев нанял меня своим телохранителем. Потом прошлась по всем участникам и добралась до рассказа об уральских событиях. Единственное, о чем я умолчала, так это об убийстве Полежаева. Несмотря на то что погиб он от руки Бабурина, а не Куропаткина, и формально Николаю Ивановичу и Темниковой ничего не грозило, сейчас это преступление не было главным на повестке дня. Сейчас следовало разобраться с Разлоговым.

Челышев слушал меня внимательно, никак не выдавая своих эмоций, но было видно, что он размышляет. Когда я закончила говорить, Челышев продолжал хранить молчание, перейдя ко второй порции кофе.

– Что скажешь? – первой нарушила я паузу.

Челышев неопределенно покрутил в воздухе пальцами.

– Тебя что-то смущает? – продолжала допытываться я.

– Самая малость. Прежде всего то, где искать твоего Разлогова, – усмехнулся Челышев. – И это вопрос не по моей части. Этим уместнее заниматься все же милиции.

– Я понимаю, но уж больно дело серьезное, – сказала я.

– А если серьезно, Женя, то обрати внимание вот на что, – сдвинув брови, сказал майор. – Ты уверена, что в этот концерн вложены все деньги?

– В смысле? – не поняла я.

– Объясняю, – качнул головой Валерий. – Бандитский общак – сумма огромная. К тому же утерян он был бандитами лет пятнадцать назад, так?

– Ну… – согласилась я, еще не совсем понимая, к чему клонит майор.

– За это время деньги менялись и обесценивались много раз. Стал бы такой ушлый человек, как Полежаев, хранить их бумажках?

Я задумалась.

– Ну, может, и не стал бы. Но что это меняет?

– Та часть, что он вложил в автоконцерн, наверняка не покроет всю сумму общака, – уверенно произнес Валерий. – И потом, если мне не изменяет память, концерн «Эвита» открылся лет пять назад, так?

– Ты хочешь сказать, что у Полежаева оставались еще деньги? – посмотрела я Челышеву в глаза.

– Наверняка! – сказал тот. – И наверняка о том же не может не знать – или хотя бы догадываться – твой Куропаткин, а также Разлогов. И скорее всего, именно до этих денег он и добирается.

– То есть у Полежаева должен был остаться какой-то счет, так? – продолжала я смотреть на майора. – Валера, да не улыбайся ты так! Я же телохранитель, а не экономист! – не выдержала я.

– Ну, я тоже не экономист, – пожал плечами Челышев. – Но думаю, что-то он оставил. Счет ли, или что другое – не знаю.

– Так-так… – проговорила я. – А вот Куропаткин может знать.

– Вполне, – согласился Челышев. – А Разлогов, по всей видимости, нет. Иначе он давно бы нашел способ подобраться к этим деньгам в одиночку. Или они у самого Куропаткина, а он просто пудрит тебе мозги. И если это так, либо он знает, где их искать, то тогда можно попытаться использовать его как живца, чтобы выйти на Разлогова. Но это только после того, как Куропаткин даст свое согласие на помощь в операции. Ты уверена, что он согласится?

– Не уверена, – призналась я. – Но что поговорить с ним повторно необходимо, это точно.

– Ну вот и поговори, – сказал Валерий, посмотрев на часы. – Когда что-то появится конкретное, можешь звонить – обсудим. А пока извини, мне вмешиваться рано.

– Хорошо, Валера, я поняла, – кивнула я. – Спасибо, я тебе позвоню.

– Давай! – Челышев махнул мне рукой и поднялся.

Я допила свой кофе и тоже засобиралась. Предстояло вернуться к Куропаткину и продолжить с ним беседу. Да еще провести ее так, чтобы он проникся моими аргументами. Сейчас это сделать было сложнее, чем час назад. Единственное, на что я надеялась, – Куропаткин упоминал, будто у него есть кое-какие соображения, касающиеся дальнейших планов. Можно попытаться убедить его соединить их с моими и на этой основе выстроить совместный план.

И вообще я не привыкла пасовать перед трудностями, поэтому спокойно направилась в Ягодную Поляну. По дороге я все время мысленно возвращалась к утреннему разговору с Куропаткиным и все больше приходила к выводу, что он знает про заначенную Полежаевым часть денег. Поэтому он и замешкался, когда я спросила его насчет того, все ли бандитские деньги Полежаев вложил в общак. И это же подтверждало его собственные слова насчет Разлогова, что тот не удовлетворился бы парой тысяч. Разлогов тоже уверен, что бандитский общак существует.

Подъехав к дому Куропаткина, я подошла к воротам и обнаружила, что они заперты. Собственно, после смерти кавказцев Куропаткина это стало его правилом. Охранника во дворе не было видно, и я подумала, что он находится в доме вместе с Куропаткиным, и даже отметила, что это не очень-то хорошо. Лучше бы ему на всякий случай находиться где-нибудь на подступах к двери.

Позвонив, я стала ждать ответа, но никто не спешил открывать мне. Удивившись, поскольку была уверена, что Куропаткин не собирался никуда уезжать, я повторила попытку дозвониться. Потом достала сотовый телефон и набрала номер Куропаткина. То, что никто не ответил, хотя сигнал проходил, мне совсем не понравилось.

И тут я обратила внимание на то, что шторы в окне плотно задернуты, хотя я совершенно точно помнила, что, когда мы сидели с Николаем Ивановичем в кухне, они были приоткрыты. И он периодически поглядывал в окно, посматривая то на охранника, то на ворота.

Поняв, что пора действовать решительнее, я огляделась и вплотную приблизилась к воротам, крепко ухватившись за довольно широкие металлические прутья. Несколько раз подтянувшись, я добралась до верха, перемахнула через ворота и мягко и практически бесшумно приземлилась вниз. Я была уверена, что не могу быть услышана.

Но у человека, кроме слуха, есть еще и зрение, и я, конечно, помнила об этом, что моментально подтвердилось: из-за угла дома вылетела пуля. Интуитивно я ждала чего-то подобного, поэтому в доли секунды успела увернуться и рухнула на землю, прикрыв голову руками и успев заметить, что возле крыльца лежит тело охранника…

Все было ясно: Разлогов здесь! И я находилась под его прицелом. А вот судьба Куропаткина оставалась неизвестной. Также неизвестным для меня оставалось и то, один ли Разлогов хозяйничает у Куропаткина во дворе или у него есть помощники. Скорее всего, один, поскольку в противном случае он поставил бы кого-нибудь у дверей на шухере. И это уже хорошо. Справиться с одним Разлоговым будет проще.

Я быстро перекатилась по земле к дому за другой угол и присела на корточки, оглядываясь по сторонам. Разлогов снова выстрелил, теперь, как мне показалось, наугад. Лежавший на земле охранник не подавал признаков жизни и, судя по всему, был застрелен насмерть.

Прижавшись к стене дома, я осторожно стала пробираться дальше, надеясь неслышно обойти дом вокруг и настигнуть Разлогова из-за спины. Ситуация слегка осложнялась тем, что взять его следовало во что бы то ни стало живым.

Крадучись и вообще не издавая ни малейших звуков, я продолжала свое движение. Я уже практически достигла очередного угла, выстрелив из-за которого, могла нейтрализовать Разлогова. Я знала, что он там: тяжелое дыхание слышалось даже из-за угла. Осторожно высунувшись и сразу же нырнув обратно, я успела заметить затылок Разлогова, застывшую в напряжении спину и вздернутую правую руку с зажатым в ней пистолетом Макарова. Разлогов стоял у самого края и тяжело дышал. Было видно, что он готов в любой момент нажать на курок. Собственно, оставалось только пальнуть ему по ногам, что я и собиралась сделать не мешкая, как вдруг из окна высунулся край дула ружья, а следом прогремел выстрел.

Разлогов стремительно рванулся вперед, я за ним. Пробегая мимо окна, я заметила окровавленную руку, сжимавшую многозарядный карабин – тот самый, что висел у Куропаткина в числе прочих образцов оружия.

– Николай Иванович, это я! – успела я крикнуть, дабы Куропаткин не выпустил в меня заряд.

Заглянув в окно, я увидела, что Куропаткин сползает с подоконника, на глазах лишаясь сил. И только ружье он продолжал держать крепко. По лицу и груди его струилась кровь.

– Догони… Уйдет… – прохрипел Куропаткин, опускаясь на пол.

Разлогов тем временем уже преодолел ворота. Метнувшись было за ним, я остановилась и бросила взгляд на окно, за которым остался истекающий кровью Куропаткин. В отчаянии я замешкалась на доли секунды, мучительно решая, что мне делать.

За воротами тем временем взревел автомобильный двигатель – Разлогов уходил. Я быстро перемахнула через ворота. Из-за деревьев, росших на противоположной стороне дороги, выехали синие «Жигули» шестой модели и, виляя, рванули вперед. Подняв руку, я выстрелила по колесам. Увы, ни одна из пуль не достигла цели: во-первых, Разлогов ерзал из стороны в сторону, во-вторых, я действовала впопыхах. Догнать Разлогова на своем «Фольксвагене» я бы смогла, но мысль об оставшемся в доме Куропаткине не давала мне покоя. То, что ему требовалась срочная помощь, иначе он умер бы от потери крови, было очевидно.

Проклиная и ситуацию за то, что даю Разлогову уйти, и Куропаткина, который вмешался так не вовремя в партию, бывшую для меня выигрышной, и самого Разлогова, я плюнула на все и, вернувшись к окну, влезла через него в дом.

Куропаткин лежал на полу, глядя в потолок, и хрипло дышал. Глаза его были красными и помутневшими. Также на руках его я заметила красные следы, словно руки были туго стянуты чем-то.

– Аптечка где? – выкрикнула я, озираясь по сторонам.

Куропаткин ткнул пальцем в сторону кухни. Бегом направившись туда, я быстро распахивала один за другим шкафчики, перетряхивая содержимое и не очень заботясь о том, что половина вещей с грохотом валится на пол. Наконец в ящике буфета я увидела то, что искала. Вернувшись к Куропаткину, я принялась перевязывать раны, стараясь пережать вены и остановить кровопотерю. Попутно достала из кармана сотовый и быстро набрала 03, продиктовав адрес Куропаткина.

Руки, плечи, грудь Куропаткина были покрыты колото-резаными ранами, наносившимися беспорядочно. Раны не были глубокими, но все же сильно кровоточили. Хорошо еще, что на теле Куропаткина я не обнаружила пулевых ранений.

– Сейчас вас отвезут в больницу, все будет хорошо, – сквозь зубы говорила я, продолжая оказывать ему первую помощь, на которую была способна.

– Где… он? – спросил Куропаткин слабым голосом.

– Ушел, – коротко ответила я. – Не думайте сейчас об этом. Сейчас приедет «Скорая».

– Погоди… – Куропаткин попытался ухватить меня за руку.

– Что такое? – спросила я.

– Спустись… в подвал, – говорил Николай Иванович с перерывами почти после каждого слова. – Там, у стены… ящик… со старыми газетами. Внизу… В самом низу… карта… Возьми… Ее не спутаешь… Поди, принеси…

И он закрыл глаза. Понимая, что Куропаткин не бредит и что эта непонятная карта очень важна, раз он заговорил о ней в момент, когда находится на краю смерти, я послушалась и вышла в прихожую, где в полу находилась дверца, ведущая в подвал.

Спустившись вниз по лестнице, я увидела только один ящик с газетами. Они впрямь были старыми, пыльными, и было непонятно, для чего Куропаткин их хранит. Объяснение этому обстоятельству нашлось, когда я извлекла со дна сундука плотный сверток, отличающийся от прочих своей толщиной. Мельком взглянув на него, я увидела нарисованный от руки план какой-то местности и какие-то пометки в виде крестиков и точек.

Рассматривать ее мне было некогда, и я поскорее вернулась туда, где оставила Куропаткина. Глаза его оставались закрыты, и дышал он по-прежнему тяжело. Однако услышав мои шаги, Куропаткин даже приподнял голову.

– Нашла? – спросил он.

– Да, – ответила я, показывая ему карту. – Что это?

Куропаткину тяжело было говорить. Снова оставив его, я побежала к своей машине, где в моей личной аптечке хранились всевозможные медикаменты для разных случаев. Открыв одну из упаковок, я взяла ампулу и одноразовый шприц и вернулась в дом.

Быстро стянув плечо Николая Ивановича ремнем, я ввела ему в вену современный препарат с содержанием старого доброго кофеина и глюкозы и дополненный многочисленными витаминами и укрепляющими веществами. Учитывая его состояние, до приезда «Скорой» желательно было поддержать его организм.

– Никак отравить решила? – усмехнулся Куропаткин, следя за моими манипуляциями.

– Шутите – это хорошо, – одобрила я. – Значит, будете молодцом. А теперь говорите, только старайтесь коротко – не тратьте силы.

– И время, – добавил Куропаткин.

– И время, – согласилась я. – Разлогов вас пытал?

– Да, – зло процедил Николай Иванович.

– Чего он хотел?

– Спрашивал, где деньги… Общак где.

– А вы?

– Я его… По ложному следу направил. – Глаза Куропаткина засветились, было видно, что он доволен, что ему удалось обвести вокруг пальца своего врага. – Карту я ему не ту подсунул, ясно?

– Так, а что вообще за карта? – спросила я.

– Полежаев, когда сворачиваться собирался, хотел бабки подбить, – проговорил Куропаткин. – Я знал, что просто так он не уедет. Он давно голову ломал, во что их вложить. Ну а дело-то на Урале было… А где лучше хранить деньги, как не в золоте?

– Золотые слитки? – посмотрела я на него.

Куропаткин кивнул.

– И где они?

– Вывезти в чемодане Полежаев их тогда не мог – отобрали бы сразу. И решил спрятать в горах. Там… место одно есть укромное. Раньше штольня была, теперь заброшенная. Место глухое, надежное… Вот там он их и припрятал. А потом рассчитывал забрать.

– И вы знали об этом?

– Да… Даже помогал ему.

– А Бабурин?

– Нет, – качнул головой Куропаткин. – Полежаев не собирался его просвещать. Он и мне-то сказал, потому что я знаю, что такое общак и какие там бабки. К тому же я в Новотроицке родился, места те знаю. Вот и провел его к штольне. Мы там часто бегали, в войну играли, еще когда пацанами были.

– И что же Полежаев? Так и не забрал слитки?

– Не все так просто, – покачал головой Куропаткин. – Там, где штольня, раньше завод был оборонный. В те годы он встал, там какую-то лабуду пытались производить. А территория эта считалась ипатьевской. А потом, когда его грохнули, перешла к Михайлову.

– И что? – по-прежнему не понимала я. – Сейчас же нет уже, как я понимаю, никакого Михайлова!

– Михайлов, как ни странно, есть, – поправил меня Николай Иванович. – Только теперь он не главарь бандитской группировки, а директор крупного предприятия, именуемого ЗАО «Арсенал». По сути, это и есть арсенал. Боевой склад, – сказал Куропаткин. – Территория охраняется, так просто туда не проберешься. К тому же…

Он замолчал.

– Ну? – поторопила я.

– Мины там, – в стену проговорил Куропаткин.

– Мины? – присвистнула я. – Откуда же они там взялись?

– Мы с Полежаевым постарались. И слушок пустили, что территория заминирована, чтобы михайловцы туда не совались. Только про слитки, разумеется, помалкивали. Вот и получилось, что про мины знают все, а про слитки – практически никто. Во всяком случае, туда никто не суется. Склад в стороне, мин там нет. Они в другом месте… На карте все точно обозначено.

– А Разлогов? – спросила я.

– Ему я липовую карту подсунул. Там не все мины обозначены. А эту специально сохранил. В жизни бы никому ее не отдал – у меня в ней вся надежда на спокойную старость. Если бы не боялся, что не выживу…

– Ну, думаю, что все-таки выживете, – успокаивающе махнула я рукой. – И поверьте мне, без этой карты ваша старость будет гораздо спокойнее.

– А вы пророчица? – усмехнулся Куропаткин.

– Иногда – да, – призналась я. – Порой сама удивляюсь…

В это время во дворе послышался шум и голоса. Выглянув в окно, я увидела, что машины «Скорой помощи» и милиции подъехали практически одновременно. Из милицейского «уазика» выходил Жора Авдеенко – я специально позвонила именно ему, чтобы избавить себя от долгой волокиты, а также и ненужных подозрений – мне только этого не хватало. Труп-то охранника нужно было как-то объяснять, и мне очень хотелось, чтобы эту функцию взял на себя Куропаткин. Вкратце рассказав Жоре о том, что здесь произошло, я добавила, что очень спешу. Однако если Жоре понадобится что-то от меня, он всегда может рассчитывать на правдивые показания, после чего была с миром отпущена.

По репликам врачей, осматривавшим Куропаткина, я поняла, что травм, составляющих угрозу для жизни, у него нет и что, отлежавшись в хирургическом отделении дней десять, он благополучно вернется домой.

И я с чистой совестью поехала к Челышеву.

– Признаюсь, не ожидал тебя увидеть так скоро, – удивленно сказал Валерий. – Что-то случилось?

– Только то, что теперь ты можешь подключать свой штат и готовить операцию по захвату целой преступной группы, которая готовится к одной крупной акции… Разумеется, незаконной.

– Та-ак… – оживился Челышев. – А теперь давай-ка поподробнее.

Я, насколько могла, подробно обрисовала ему ситуацию с золотыми слитками, заброшенной штольней на территории ЗАО «Арсенал», господином Михайловым и Разлоговым. Челышев слушал более чем внимательно.

– Ты думаешь, Разлогов направляется туда? – спросил он.

– Уверена. Тем более что поезд ходит из Тарасова в том направлении ежедневно. Жаль, самолет не летает, а то не сомневаюсь, что он полетел бы на нем, – усмехнулась я. – Он слишком долго ждал этого момента.

– Эх, жаль, что это все на Урале, а не у нас! – вздохнул Челышев.

– Ну а ты уж хотел, чтобы тебе все на тарелочке поднесли! Я и так тебе дала отличную наводку.

Я понимала, что для завершения этого дела мне необходимо привлекать дополнительные силы, поскольку в одиночку нейтрализовать целый штат работников боевого склада, к тому же бывших бандитов, мне не под силу. Да, собственно, от меня никто этого и не требовал. Но дело должно доводиться до конца. Теперь, когда я знала, что виновником всех нападок на членов концерна оказался Разлогов, следовало его остановить. К тому же он очень скоро поймет, что Куропаткин обвел его вокруг пальца, подсунув липовую карту, и тогда его наезды не просто возобновятся, а многократно превзойдут первоначальные. И это не исключает, что задетыми окажутся и Ильичев, и Темникова. Приходилось доводить дело до конца, и в сотрудничестве с ФСБ были все шансы на успех.

– Ну что? – Челышев посмотрел на меня. – Едем на Урал?

– Едем, – кивнула я.