Глава 11 Мы сами себе закон
К шести часам вечера в «Атланте» собралось не так уж и много народу, как я ожидала. За тремя сдвинутыми столами расположилось всего восемь человек, включая и нашу троицу.
Во главе собрания сидел Шейх. Мне показалось, что нынешний «смотрящий» по России немного постарел с момента нашей последней встречи, но голый череп и красочная татуировка на нем оставались на прежнем месте. Шейх был в шелковой рубашке навыпуск, бежевых узких штанах и черной кожаной жилетке. В руках он вертел неприкуренную толстую сигару, которую то и дело подносил к носу и нюхал. По правую руку от «смотрящего», который в данный момент выполнял также и функции председательствующего на сходе, сидел Граф, а по левую — вор в законе Фартовый. Этого типа я никогда не видела прежде, но внешне он производил вполне благоприятное впечатление. Крокус не разделял моего мнения, и я прекрасно знала, что у Андрея чешутся руки от желания добраться до глотки своего врага.
Кроме вышеописанной троицы и нас с Андреем, за столом в «Атланте» присутствовали еще два незнакомых мне московских авторитета и господин Бурашников собственной персоной. Кушак сидел насупившись и не смотрел ни на кого конкретно. Он знал, что является причиной для созыва воровского сходняка на территории города Тарасова. Радости этот факт ему явно не приносил. Я даже слегка прониклась жалостью к Анатолию.
Что касается меня и Крокуса, то по заранее оговоренной легенде Граф представил нас высокому собранию как ближайших последователей покойного Ферзя, претендующих на его владения в городе. Как гример я постаралась на славу, и узнать нас не смог даже Кушак. Андрей с длинными патлатыми волосами и широкой линией усов под носом выдавал себя за человека с погонялом Бегемот, а я, также замаскированная под мужчину, косила под первого зама ушедшего в мир иной Ломовцева и называла себя Сопатым. Благодаря Графу легенда прошла на ура, и авторитеты с умными лицами рассматривали выдвигаемые мной претензии по отношению к Кушаку.
Шейх все внимательно выслушал и, кивнув мне, перевел взгляд на Бурашникова.
— Твое слово, Кушак, — сказал он, сдвигая брови к переносице.
— Вышло недоразумение, Шейх. — Анатолий поднял глаза на «смотрящего». — Я понимаю, что запорол косяк, но ты же знаешь, мы все стремились выполнить волю схода. Шла охота на Крокуса, нас с Ферзем столкнули лбами…
— Это верно, — бесцеремонно перебила я вещавшего. В мои планы не входило окончательно топить Кушака. — Ферзь помчался на место стрелки по анонимному звонку, и мы вместе с ним, понятно. Кто-то намеренно использовал ситуацию для своей выгоды. Особых претензий к Кушаку мы не имеем, Шейх. Мы хотим лишь, чтобы нам позволили вернуть игорные заведения Ферзя. Все будет, как и раньше.
Граф с интересом следил за спектаклем, он не скрывал своего восхищения тем, как я уверенно держалась в обществе бывших уголовников. Он даже позволил себе едва заметную улыбку, тут же поспешив скрыть ее за очередной сигаретной затяжкой. Крокус, или новоиспеченный Бегемот, благоразумно помалкивал, изначально пообещав Графу предоставить роль первой скрипки именно мне. Я мысленно молилась, чтобы Андрей сдержал свое слово и не ляпнул чего-нибудь лишнего. В этом случае худо придется не только ему и мне, но и Устинову.
— Вот и я о том же толкую, — поддакнул Кушак. — Непонятка была. И готов даже выплатить компенсацию Сопатому как преемнику Ферзя.
Я замолчала. Мы и так уже обсуждали липовый вопрос более двадцати минут, а требовалось еще перейти к главной для нас проблеме. Но это уже была прерогатива Графа.
— Хорошо, — Шейх отложил в сторону сигару. — Если ни у кого из присутствующих больше нет вопросов к конфликтующим сторонам, мы так и порешим. Игорные заведения города Тарасова отходят Сопатому, с Кушака компенсация за гибель Ферзя, а смерть последнего будем считать несчастным случаем. Размер выплаты, я полагаю, вы сможете установить и без участия схода. Верно, Сопатый?
— Не вопрос, — вяло отмахнулась я. — Мы же тут свои люди.
— Ну что ж. — Шейх был явно доволен собой и своим решением, в котором по большому счету и не было его заслуги, — если мы разрешили все вопросы, можно приступить и к ужину, любезно организованному для нас нашим старым добрым приятелем Графом. Честно говоря, — он повернулся лицом к Олегу, — я очень рад, Граф, что повидался с тобой. А то в последнее время ты что-то стал забывать свои корни.
— Брось, Шейх, — добродушно улыбнулся Устинов. — Это ты явно перегибаешь палку. Я все тот же бродяга, каким ты и знал меня когда-то.
— Дай бог. — «Смотрящий» ухватился за лежащую слева от него вилку и потянулся к салату.
— Подожди, — остановил его Граф. — Шейх, я хотел обратиться с просьбой.
— Что за просьба? — насторожился тот.
— Раз уж мы собрались здесь, и коль скоро речь зашла о Крокусе…
— Граф, тут не о чем говорить, — вмешался в их наметившийся диалог Фартовый. — Вопрос с приговором Крокусу уже решенный. Мы прекрасно понимаем и уважаем твои чувства, но изменить ничего нельзя. Поведение твоего брата с выходом на свободу…
— Подожди, Фартовый, — Олег вскинул руку. — Подожди, не гони лошадей. Сначала выслушай меня.
— Говори, — вновь вставил свое веское слово Шейх, и его московскому коллеге ничего не оставалось делать, как смириться.
— Я прибыл в Тарасов рано утром, — начал Граф, раскуривая сигарету, — и уже успел выяснить некоторые интересные аспекты этого дела. Вам известно, свояки, что напарник Крокуса Дрозд на самом деле был ментом?
По перекосившимся лицам собравшихся я поняла, что для них эта новость тоже была ошеломляющей. Граф, воспользовавшись произведенным с первых слов эффектом, тут же продолжил развивать затронутую им тему.
— Агент под прикрытием в лице Дрозда, как я выяснил, работал над каким-то компроматом, и составленные им отчеты до сих пор хранятся где-то в Тарасове в не обнаруженном пока тайнике. Подозреваю, что именно из-за этих таинственных бумаг Дрозда и убили, а следовательно, мой брат был прав, когда утверждал, что их с подельником подставили. В этом случае, свояки, я вижу много факторов, оправдывающих поведение Крокуса после его выхода на свободу.
Фартовый категорично замотал головой.
— Он убил своего, Граф.
— Я знаю. Но все же Варан не относился к козырной масти.
— Это не меняет положения вещей, — не унимался Фартовый.
Я внимательно изучала его властное решительное лицо с холодными глазами. Трудно было навскидку определить, сколько лет этому человеку, но он явно был уже не молод и, соответственно, успел набрать внушительный авторитет в криминальных кругах. Про таких, как Фартовый, обычно говорили, что эти люди знают себе цену и всегда добиваются намеченных целей.
Я немного повернула голову в сторону сидящего рядом Крокуса. Несложно было догадаться, какие страсти кипели сейчас у него в душе и как сильно парню хотелось высказаться в собственную защиту. Уж он бы нашел, что возразить московскому авторитету. Не на словах, так действиями. Я в этом не сомневалась. Но Бекешин сдерживал себя. Он, как и я, целиком и полностью полагался на дипломатичность Графа.
Олег же сухо откашлялся в кулак, сделал глоток минеральной воды из стоящего перед ним стакана и вернул на уста дежурную улыбку добродушного простачка. Возможно, из присутствующих в ресторанном зале только мы с Крокусом и Шейх знали, насколько обманчиво его добродушие. Устинов мог быть очень жестоким и непримиримым противником, если кому-то вздумается перекрыть ему живительный кислород.
— Фартовый, — тихо, без всякого нажима вымолвил новоиспеченный депутат, — я же не прошу сход отменить вынесенный Крокусу приговор. К тому же я не имею на это ни малейших прав. Я просто хочу разобраться в ситуации и предоставить моему брату тайм-аут, приостановить охоту всего на пару дней.
— Что тебе это даст, Граф? — обратился к Олегу Шейх.
— Я хочу сам найти Крокуса и с его помощью пролить свет на таинственную ситуацию с ним и с Дроздом. Так сказать, полностью прояснить все, что касается той истории. Если моему брату суждено умереть по воле воровского сообщества, — Олег выдержал театральную паузу, — то я хотел бы знать, во имя чего.
— По-моему, это справедливо, — высказался один из авторитетов. — Граф всегда жил по понятиям, и мы не имеем морального права отказать ему в столь невинном капризе, к тому же связанном с полным выяснением туманных обстоятельств. Но ты уверен, Граф, что двух дней тебе будет достаточно?
— Уверен, — кивнул Устинов. — Я не имею права просить больше, а потому мне просто придется уложиться в сорок восемь часов. Для вас же, свояки, это время ничего не решит.
Шейх перевел вопросительный взгляд на Фартового, но тот не спешил высказываться. Молчали и все остальные. Повисшая над столом тишина действовала угнетающе. В ней было что-то пугающее и завораживающее одновременно. Как затишье перед бурей. Я понимала, что от произнесенного после этой паузы слова зависело очень многое. Особенно для сидящего справа от меня Андрея Бекешина. Я осторожно коснулась его руки и почувствовала, что ладони парня вспотели от нервного напряжения.
— Ладно, — Фартовый откинулся на спинку стула. — Ты прав, брат, — он открыто улыбнулся Олегу. — Сорок восемь часов ничего не изменят. Но позже тебе придется смириться с неизбежным, Граф.
— Договорились.
Устинов поднялся и протянул руку Фартовому, тот ответил крепким рукопожатием.
— Ну, вот и славно, — подвел черту Шейх. — А то я уже изрядно проголодался. Разливай, Кушак. Это будет твоим первым наказанием за допущенную провинность.
Бурашников улыбнулся, оценив юмор «смотрящего». Коллективная пьянка с насыщением желудков всевозможными яствами началась. Расслабился и Крокус, проворно ухватив поданный ему стакан водки. Я переглянулась с Устиновым, и он изобразил на лице самодовольное выражение. Его миссия на сегодня была выполнена.
Сабантуй в «Атланте» продлился почти до полуночи, и за это время Бекешин успел здорово накачаться алкоголем. Я посчитала целесообразным увести его из ресторана, опасаясь, как бы он по пьяной лавочке не ляпнул чего лишнего. Впрочем, на наш уход авторитеты не обратили особого внимания. Откланялся и Граф, сославшись на то, что ему необходимо выгодно использовать предоставленные сходом сорок восемь часов. Так или иначе, на квартире у Олега, располагавшейся в доме напротив ресторана, мы оказались лишь в первом часу ночи. Беднягу Андрея мы просто погрузили на диван, а сами перешли на кухню. На некоторое время все жизненные проблемы для Крокуса перестали существовать. Чего, конечно же, нельзя было сказать о нас с Графом.
— Не слишком ли опрометчиво ты заявил, что двух суток будет достаточно? — обратилась я к Устинову, избавляясь от грима на лице.
— А больше они бы и не дали, Женя, — Граф сел на небольшой диванчик.
— А если не успеем?
— Должны успеть. — Он бросил взгляд на наручные часы. — Что-то Пастор задерживается. Это подозрительно.
— Может, в Москве нелетная погода? — предположила я.
— Он уже в Тарасове, — огорошил меня Устинов. — Я созванивался с ним пару часов назад.
— И что он сказал?
Граф собирался было прикурить сигарету, но замер с зажигалкой в руках, когда я без всяких дурацких стеснений скинула с себя широкую мужскую рубашку и осталась в одном бюстгальтере. Олег судорожно сглотнул. Я повернулась к нему лицом и уже в следующую секунду натянула на себя черную футболку. Женские красоты скрылись от мужского взгляда.
— Господи! — выдохнул Граф. — Ну почему мне так не везет?
— В чем тебе не везет, Граф? — кокетливо прищурилась я, прекрасно понимая, в какую сторону клонится наша беседа.
— Ты даже представить себе не можешь, любовь скольких женщин я отверг.
— Скольких?
— Не сосчитать. Но единственная, которую я люблю и даже готов взять в законные супруги, не признает моих ухаживаний…
Я причмокнула языком.
— Стерва. Что тут скажешь? И кто же эта жестокосердная?
Граф прикурил-таки сигарету и, выпустив дым, забросил ногу на ногу. Кисть руки быстро пробежалась по волосам, и я отметила, что точно такое же движение наблюдала у Крокуса. У единокровных братьев были не только общие черты характера, но и отдельно взятые жесты.
— Не хочу тебя огорчать, Женечка, — грустно улыбнулся Олег, — но мы говорим о тебе.
— Не может быть?! — изумленно распахнула я глаза.
— Не надоело еще фиглярничать? — Граф не принял моего игривого настроения.
— Надоело. — Я опустилась на диванчик. — Только знаешь, давай сейчас не будем затрагивать эту тему. У нас имеются дела поважнее и определенные тобой самим сроки.
— Ты всегда так говоришь, — усмехнулся Устинов. — А поговорить о нас все-таки стоит.
— Может, позже?
— Когда? — не отставал Олег.
— Через сорок восемь часов. — Я последовала его примеру и, распечатав новую пачку сигарет, с чувством блаженства предалась одной из самых вредных привычек.
— Обещаешь? — Глаза Графа загорелись. Ну, просто змей-искуситель какой-то.
— Обещаю. Так что сказал тебе Пастор? — мне не терпелось сменить тему.
Устинов наморщил лоб. Прежде я не замечала за ним такой привычки. Неужели стареет криминальный авторитет?
— Ах да, Пастор. — Олег аккуратно стряхнул с кончика сигареты пепел и тяжело вздохнул. — Он сказал мне, что уже напал на какой-то след, по личности Дрозда, разумеется.
— Это хорошо, — кивнула я. — Что за след?
— Не отчитался. Сказал, все подробности при встрече. И, как видишь, пропал.
— Позвони ему, — мотнула я головой в сторону телефонного аппарата.
— Его мобильник не отвечает.
Подобное положение вещей действительно настораживало. Я понимала беспокойство Графа по этому поводу. Его дружеские отношения с Виталием Монькиным, а именно так в миру величали Пастора, мне были известны. Ясное дело, Олег меньше всего на свете хотел, чтобы по его вине этот человек угодил в неприятности. К тому же время не стояло на месте, и с каждой отмеренной секундой наш лимит, подаренный сходом, таял на глазах. Я тихо чертыхнулась.
— Кроме надежды на Пастора, у тебя есть еще какие-нибудь идеи?
— Ни одной, — Граф был со мной откровенен, как на исповеди.
Я покачала головой. Всегда предпочтительнее иметь несколько рабочих версий. А сейчас выходило, что если уважаемый Виталий Александрович не сумеет выяснить для нас ничего полезного, мы снова станем похожи на слепых котят, тыкающихся в разные стороны в поисках материнской груди.
Несколько минут мы оба сосредоточенно курили, изучая друг друга бессмысленными взорами. Каждый думал, где искать решение проблемы.
Недавнее известие по телевизору о гибели Марины Строгановой свидетельствовало о том, что ситуация складывалась чрезвычайно серьезная. Неприятели Дрозда, а наверняка они сейчас являлись и нашими противниками, за пять лет нисколько не угомонились. Враги все время находились где-то поблизости и не дремали.
Я мысленно прокрутила в голове тот злополучный эпизод возле моей конспиративной квартиры, когда мы с Крокусом по воле обстоятельств упустили девушку из виду. Тогда нападение осуществлял Кушак, вернее, его бравые ребята, но в корне это несильно меняло дело. Неужели он? В Тарасове Бурашников осел очень давно и вполне мог быть причастен к событиям пятилетней давности.
Я немедленно поспешила поделиться собственными умозаключениями с Графом. Выслушав мою гипотезу, Устинов поскреб пальцами подбородок и задумчиво произнес:
— Сомнительно.
— Почему?
— Я только сегодня познакомился с Кушаком, — пояснил он. — До этого лишь был наслышан о его персоне. Но знаешь, твой дружок не тянет на гангстера из Чикаго.
— Он мне не дружок, — поспешила я откреститься.
— Неважно. Версия не становится от этого тверже, но, если ты очень хочешь, я могу проверить этого типа.
— Каким образом?
— Скажем так, у меня есть свои средства, — напускал тумана Граф. — Не хотелось бы посвящать тебя во все тонкости.
Мне почему-то показалось в этот момент, что Олег откровенно ударился в дешевые рисовки, намеренно пытался произвести на меня необходимое впечатление. Я криво усмехнулась и хотела уже было прямо заявить Олегу об этом, но тишину трехкомнатной квартиры совершенно неожиданно прорезал громкий звонок в дверь. Я бросила взгляд на настенные часы за спиной Устинова, стрелки которых показывали двадцать минут третьего. Граф поднялся с диванчика. В его ладони, как по мановению волшебной палочки, возник компактный «марголин». Я непроизвольно поразилась этому факту. Давно уже не имела чести лицезреть представителей высшего эшелона власти с огнестрельным оружием в руках. Я тоже приняла вертикальное положение и вооружилась своим револьвером. Звонок повторился.
Граф жестом приказал мне оставаться на месте, а сам двинулся в коридор. Я не послушалась его и осторожно зашагала следом. Возле двери Олег остановился. Он не стал с ходу прикладываться к дверному глазку, а переместился немного влево и прислушался. Я взяла дверь на прицел. Ночной визитер в третий раз надавил кнопку звонка.
— Кто? — коротко поинтересовался Граф.
С лестничной площадки что-то ответили грубым басом, но я, находясь немного дальше Устинова, не смогла разобрать ни слова. Олег облегченно перевел дух и опустил руку с «марголиным». Оружие уставилось дулом в паркетный пол.
— Это Пастор, — проинформировал меня Граф и без всякой опаски провернул дверной замок.
Я отступила в сторону, и Олег проделал то же самое. Нашему старому знакомому Виталию Александровичу Монькину требовалось большое количество коридорного пространства. С момента нашей последней с ним встречи Пастор располнел еще больше и стал практически необъятным. К тому же при его двухметровом росте даже незначительное изменение в ширине производило должное впечатление. Волосы Виталия окончательно поседели. В остальном он не претерпел никаких изменений. Все те же проницательные карие глаза, нос картошкой и широкое скуластое лицо. На подбородке Монькина белел едва заметный косой шрам, а плотно прилегающие к черепу уши скрывались за роскошными бакенбардами.
— Между прочим, у меня нервы не железные, Пастор, — нравоучительно заметил Устинов, пожимая руку старому приятелю. — Мог бы и позвонить для приличия. Или не отключать собственный мобильник.
— У меня батарейки сели, Олег, — виновато пробасил Монькин и, тут же переключив внимание на мою персону, склонился в галантном поклоне: — Мое почтение, Женя. Как поживаешь?
Пастор проворно подхватил мою руку, и его пухлые губы мягко коснулись тыльной стороны ладони. Я даже не успела спрятать все еще покоившийся у меня в пальцах револьвер, но Монькин не обратил на это никакого внимания, распрямился во весь рост и улыбнулся.
— Спасибо, ничего, — ответила я. — А ты?
— Я? — Пастор поджал губы. — Я давно уже не живу, Женечка, а существую. Так, плыву по течению и часто задумываюсь, я ли управляю обстоятельствами, или все же обстоятельства управляют мной?
— Ну, понесло! — поморщился Граф. — На старости лет он вдруг ощутил себя философом, Женя. То ли Аристотелем, то ли Кантом. Я не знаю. Но разговаривать с ним стало значительно труднее, это точно.
— Не слушай этого недалекого человека, — парировал Монькин, обращаясь ко мне.
— Постараюсь, — заверила я Пастора.
— Ладно, — Граф вскинул руку вверх и пару раз хлопнул приятеля по плечу, — давай заходи и расскажи нам лучше, что тебе там удалось накопать.
Виталий Александрович не заставил себя упрашивать. И мы вернулись на кухню.
— Водички попить нету? — спросил Монькин, приземляясь на ближайший к нему стул, тут же жалобно заскрипевший под массивным седоком.
— Минеральная, — живо отреагировал Устинов.
— Давай.
Граф открыл холодильник и достал пол-литровую пластиковую бутылку нарзана. Наполнив стакан, Олег протянул его Пастору. Тот сграбастал хрупкую тару и в три глотка выпил содержимое и облегченно вздохнул:
— Замотался я, ребята.
— Виталий, не томи, — поторопил его Устинов. — Есть новости?
— Новости всегда есть, Олег, — неспешно вымолвил Пастор. — Без новостей не обходится ни один день.
Мне тоже не терпелось узнать, что именно раскопал или не раскопал Монькин, и в этом вопросе я целиком и полностью была солидарна с депутатом Государственной думы.
— Не нервничай, Граф. Все в елочку катит, — успокоил Олега Монькин.
— Нашел?
— Нашел.
Я подалась корпусом вперед и буквально впилась глазами в широкое лицо Пастора.
— Короче, тема такая. — Виталий Александрович прикурил от спички, бросил ее в стоящую рядом пепельницу. — Дрозд этот действительно был ментом. Фээсбэшником. Трудился на контору уже лет двадцать. Еще при КГБ начинал. До последнего своего задания, когда он стал напарником твоего брата, Граф, Дрозд, или в действительности Игорь Сергеевич Альтенгеров, дважды работал агентом под прикрытием. Обе миссии завершил успешно, за что получил нехилое повышение.
— А ближе к делу нельзя? — снова не выдержал Олег.
Но я не разделяла его нетерпения.
— Как ты все это узнал, Пастор? — спросила я Монькина.
— Информаторы, Женя, — лаконично ответил он. — Без информаторов сейчас никуда. Это основа всех основ. У меня в каждом городе имеются такие ценные ребятишки. Нашлись среди них и те, кто прекрасно знал Альтенгерова. А что касается последней миссии Дрозда, — вернулся к изначальной теме своего повествования Пастор, — то он занимался не просто выведением на чистую воду империи вора в законе Фартового. В его задачу входило выявление оборотней.
— В каком смысле? — не поняла я.
— Оборотни в погонах, — терпеливо пояснил Виталий Александрович. — Слышала небось?
Я только кивнула в ответ. Такие вещи в последнее время мало кого удивляли. Преступники и сотрудники правоохранительных органов иногда настолько тесно переплетались друг с другом, что представляли собой едва ли не единую криминальную группировку.
— Дрозд был нацелен именно на них, — веско добавил Пастор.
Я тут же припомнила обстоятельства гибели самого Дрозда, и вопрос о том, по какой причине случилось так, что агента под прикрытием пристрелили свои, отпал сам собой. Здесь уже не наблюдалось чего-то фантастического.
— Как насчет тайника, Пастор? — в очередной раз вмешался в его неспешное повествование Граф. — У Дрозда был в Тарасове тайник или что-то в этом роде?
Взгляд Виталия Александровича замер на переносице Устинова. Уж шибко не любил Пастор, когда его перебивали.
— Всему свое время, Олег, — недовольно пробурчал Монькин. — Что происходит с твоими нервами? Я предупреждал тебя, что работа на благо государства до добра не доведет.
— Пастор, — Граф быстро пробежался пятерней по макушке. — Скажи мне ради успокоения души, существует этот тайник или не существует?
Пастор несколько раз затянулся ароматной сигаретой «Капитан Блэк», выпустил дым через ноздри и открыто взглянул в глаза бывшего «смотрящего» по России.
— Существует, Граф.