Книга: Одна из нас лишняя
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

— Господин Шнайдер, — крикнула я вверх, влетев в подъезд, — обождите минуточку, пожалуйста.
Шнайдер, поднявшийся почти до лестничной площадки, разделявшей первый и второй этажи, удивленно замер, повернув голову в мою сторону. На его лице читалось раздражение, — видимо, он принял меня за одну из своих поклонниц. Догнав его, я остановилась на пару ступеней ниже.
— Мне необходимо поговорить с вами, — немного запыхавшись, произнесла я.
— Я вас не знаю, — надменно ответил он и развернулся, собираясь продолжить свое восхождение.
— Меня зовут Евгения, Женя, — ухватила я его за локоть.
Шнайдер попытался высвободить руку, но у него ничего не получилось. Тогда он снова резко повернулся ко мне.
— Какого черта, — шепотом (наверное, чтобы не привлекать излишнего внимания) заговорил он, — я вызову милицию.
— Дайте же мне сказать, — спокойно парировала я, — если вы выслушаете меня, возможно, у вас и у меня будет одной проблемой меньше.
И, не давая ему времени опомниться, вытащила рисунок саламандры.
— Это ваш эскиз?
— Мой, и что из этого? — Шнайдер немного опешил. — Как он к вам попал?
— Может, поднимемся к вам, там я все объясню, — предложила я, пряча рисунок в карман брюк.
— Нет, — категорично отверг он мое предложение.
Мне показалось: слишком уж категорично.
— Хорошо, — согласилась я, — предпочитаете разговаривать здесь — пожалуйста. Я — частный детектив. Знаете, есть такая профессия?
Шнайдер молча кивнул, его лицо приняло снисходительно-надменное выражение.
— Так вот, я занимаюсь поиском Овчаренко, пропавшего на днях…
— Вы обратились не по адресу, девушка, — он скользнул по мне взглядом, но тут же отвел глаза, — Евгения, кажется? Я не знаю никакого Овчаренко. Прощайте.
Дернуть, что ли, за косу этого сноба?
Мне опять пришлось хватать его за локоть.
— Да выслушайте же вы меня, наконец, — я повысила голос (в семидесяти случаях из ста это помогает).
Сработало и на этот раз. Шнайдер сделал вид, что готов меня выслушать.
— Я допускаю, что вы не знаете Овчаренко, хотя очень в этом сомневаюсь. Но Борщева-то вы знаете?
— Предположим, ну и что?
— А то, что Овчаренко и Борщев вместе уехали в Болгарию и вместе вернулись в Тарасов, а после этого таинственно исчезли (кстати, примерно в этом районе они вышли из такси) с большой суммой денег. Они не появились ни дома, ни на работе. Родственники Овчаренко и заказчик, который передал им эти деньги, очень переживают за судьбу Овчаренко, Борщева и, разумеется, денег.
— Не понимаю, что вы от меня-то хотите?
— Когда вы последний раз видели Борщева? — я в упор глядела на Шнайдера.
— Точно не помню, — он почему-то смотрел не на меня, а на деревянные почтовые ящики, выкрашенные голубой масляной краской.
— Мне не нужна особая точность, — настаивала я, — плюс-минус сутки.
Шнайдер пожал плечами и задумался. Теперь его взгляд упирался в нижнюю часть лестничной площадки, разделяющей второй и третий этажи.
— Неделю назад, может, чуть больше или чуть меньше — точно не помню. Знаете, это только в кино на вопрос, где вы были три месяца назад в двадцать часов тридцать пять минут, дают точные ответы.
Этот фрукт еще иронизирует надо мной!
— Только не нужно из меня делать дуру, — произнесла я, понимая, что вербальные средства в этом случае оказались беспомощными.
— Боже сохрани, — Шнайдер сложил руки перед грудью, — я даже и не думал об этом.
— Мне кажется, что вы вообще плохо соображаете, — сделала я еще одну попытку, — я же вам сказала, что некие люди ищут Борщева и Овчаренко. В общем-то, даже не их самих, а деньги, которые были с ними. Это очень жесткие люди, если не сказать — жестокие, и если они узнают, что вы близкий знакомый Борщева, они из вас душу вытрясут, мягко говоря, но заставят вспомнить все. Вы меня понимаете?
— Вы что, пугаете меня? Я повторяю, я не помню, когда я последний раз видел Борщева, а с Овчаренко я даже незнаком.
— Ладно, — вздохнула я, — мое дело — предупредить, а там поступайте, как знаете.
Достав из кармана визитку, я протянула ее Шнайдеру.
— Если вспомните, позвоните мне.
— Обязательно позвоню, — заверил меня Шнайдер, хотя я знала, что звонить он мне не собирается.
— До свидания.
Я спустилась на первый этаж и прислушалась: шаги Шнайдера раздавались где-то в районе третьего. Подождав еще немного, я быстро, но бесшумно начала подниматься следом. Замерев чуть ниже третьего этажа, я видела, как Шнайдер остановился перед стальной дверью, оклеенной пленкой под темное дерево.
Он неторопливо достал из кармана связку ключей и, выбрав один, сунул его в замочную скважину.
Как только лязгнул последний замок и дверь открылась, я рванула наверх.
Шнайдер даже не сразу заметил, что я проскользнула мимо его спины в прихожую, а когда заметил, было уже поздно — я оказалась в квартире.
— Назад, тварь! — попытался он остановить меня.
Когда Шнайдер следом за мной вбежал в комнату, он уже ничего не говорил. Его колени подогнулись, и, если бы не кресло, стоявшее рядом, он грохнулся бы на пол.
Так Шнайдер прореагировал на скрюченный труп Борщева, лежащий на полу между диваном и телевизором. В том, что это труп, у меня лично не было никаких сомнений. Судя по реакции Шнайдера — у него тоже. Слегка подсохшая лужа крови, натекшая из-под тела Вячеслава Михайловича, только подтверждала это.
Он был одет в пеструю майку и потертые шорты, переделанные из старых джинсов. На его ногах, покрытых редкими темными волосами, были шлепанцы, один из которых почти свалился.
Усевшись в свободное кресло, стоявшее неподалеку, я закинула ногу на ногу и закурила, наблюдая за Шнайдером. Он был как в ступоре.
— Где Овчаренко? — прервала я наконец затянувшееся молчание.
— Я не знаю, — пролепетал Шнайдер, которого била мелкая дрожь, хотя в квартире было далеко не холодно.
— Если вы будете продолжать запираться, — Произнесла я, выпуская тонкую струйку дыма, — думаю, вы будете следующим.
Шнайдер вдруг вскочил с кресла и, бросившись к шкафу, начал открывать и закрывать дверки. Он судорожно выдвигал ящики, швырял белье на пол и, наконец, не найдя, по-видимому, того, что искал, опустился на пол, обхватив голову руками.
— Деньги, деньги, — чуть слышно шептал он.
Потом подполз на коленях к телу Вячеслава Михайловича и склонился над ним.
— Слава, — произнес он и поцеловал распростертый на полу труп в лоб.
Из горла Шнайдера вырвалось рыдание, крупные слезы катились по щекам и падали на бледное лицо Борщева.
Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Шнайдер более-менее успокоился.
— Теперь вам стоит все мне рассказать, — внятно произнесла я, стараясь как можно лучше донести смысл сказанного до Шнайдера, — хотя бы для того, чтобы я помогла вам выпутаться из этого дерьма.
— Да, да, я все расскажу. Я ни в чем не виноват. — Шнайдер продолжал стоять на коленях перед телом Борщева.
— У вас пропали деньги?
— Да, почти двести тысяч долларов.
— Ого, — я тихонько присвистнула (ровно половина суммы, полученной Овчаренко от «Тарасовнефтегаза»), — откуда они у вас?
— Слава принес, я не знаю, где он их взял.
Он сказал только, что теперь нам не надо будет думать о работе.
— Когда он их принес?
— В тот день, когда мы уехали в Болгарию.
— Вы? — Я внимательно посмотрела на Шнайдера. — Так это вы ездили в Болгарию вместо Овчаренко?
— Да, — Шнайдер кивнул, — Слава сказал, что нужно, чтобы я поехал по документам Юрия Анатольевича. Господи, что же теперь будет?
— Каким образом вы могли ехать по документам Овчаренко? — Я не обратила внимания на его восклицание.
— Мы с ним очень похожи, — со вздохом произнес Шнайдер, — у меня даже прическа была такая же. Это после поездки я постригся.
Как же я не заметила раньше! Я мысленно представила на почти лысой голове Шнайдера копну волос. На меня смотрел Юрий Анатольевич Овчаренко. Один в один. Да-а. Вот это номер! Рост в паспорте не указывается, поэтому-то Шнайдер, который был ниже Овчаренко, смог легко пройти все границы и таможни. Прямо кино какое-то.
Выходит, что Юрий Анатольевич никуда из Тарасова не выезжал.
— А как Борщев вам это объяснил, ну то, что вы поедете под фамилией Овчаренко?
— Никак, — просто ответил Шнайдер, — сказал, что так надо.
— В каких отношениях вы были с Борщевым? — спросила я, уже предполагая, что ответит Шнайдер.
— Я его любил, — на глаза Шнайдера снова навернулись слезы.
Какой чувствительный! Хотя говорят, гомосексуальная любовь сильнее гетеросексуальной.
Может, это связано с тем, что партнера найти гораздо сложнее?
— Скажите, откуда вы сейчас пришли?
Вопрос оказался для Шнайдера неожиданным. Он на мгновение задумался.
— С работы…
— Если вы мне будете врать, я не смогу помочь вам, — укоризненно произнесла я.
— Ладно, — махнул он рукой, — Слава попросил меня сходить к его знакомому, кое-что передать и забрать у него деньги.
— К какому знакомому, что передать и что за деньги? — тут же уточнила я.
— Передать нужно было несколько дискет и первые экземпляры договоров фирмы, в которой работал Слава, с болгарской фирмой. Отдал я их Давнеру, директору фирмы «Арх-Модерн».
За это он вручил мне сто тысяч долларов, для Славы.
— Зачем ему эти договоры, вы знаете?
— Да, чтобы расстроить сделку с болгарами.
Тогда бы «Стилобат» снова стал работать с Давнером.
— Договор сейчас можно переслать по факсу, — недоверчиво произнесла я.
Шнайдер пожал плечами. Видно было, что он, как говорится, не в курсе.
— Деньги при вас?
— Да.
— Хорошо. А что было на дискетах?
— Не знаю.
— Что вы собирались делать с деньгами?
— Уехать отсюда и жить где-нибудь за границей.
— Где конкретно?
— Сначала мы должны были уехать в Германию, у меня там родственники, а потом перебрались бы куда-нибудь к Средиземноморью…
— Неплохие планы, — прокомментировала я, — и когда же вы должны были уехать?
— Сегодня, — грустно ответил Шнайдер.
— Покажите мне билеты.
— Они были у Славы, сейчас посмотрю.
Шнайдер достал из шкафа светлый костюм, порылся во внутреннем кармане пиджака и достал оттуда портмоне, из которого выглядывали длинные полоски билетов.
— Вот, — он протянул мне портмоне.
Кроме двух билетов на поезд Тарасов — Берлин на имя Борщева и Шнайдера я обнаружила там билет на самолет.
— Вы собирались ехать поездом? — поинтересовалась я.
— Да.
— Вы в этом уверены?
— Что значит — уверен? — взвизгнул Шнайдер. — Конечно, уверен.
— Тогда, может, вы объясните мне, что это такое? — Я протянула ему билет на самолет рейсом Тарасов — Стамбул на имя Борщева.
Шнайдер ошарашенно таращился на меня, словно не я ему задала вопрос и ждала ответа, а он.
— Что вы на меня уставились? — Я поднялась с кресла. — Может, это вы грохнули Борщева и прикарманили деньги, а теперь рассказываете мне здесь сказки про любовь и Средиземноморье?
Шнайдер раскрыл рот, пытаясь что-то ответить.
— Почему вы не хотели пустить меня в квартиру? — напирала я.
— Слава не велел никого пускать.
— Так он же был мертв, — пыталась я взять его на пушку, уже понимая, что Борщева убил не он.
— Я этого не знал, — Шнайдер снова заплакал.
— Кто же мог его убить? — Этот вопрос я задала скорее себе, чем Шнайдеру, и сама же ответила на него. — Тот, кто знал про деньги…
Ладно, Владимир, — я первый раз назвала Шнайдера по имени и успокаивающе похлопала по плечу, — я думаю, все у вас образуется.
Он с надеждой посмотрел на меня.
— У вас есть место, где вы могли бы надежно спрятать на время эти сто тысяч?
— Найду, — шмыгнул он носом.
— Тогда отнесите их туда и вызывайте милицию…
Объяснив ему, как следует действовать, я спустилась вниз, где меня поджидал Родион.
Увидев меня, он распахнул дверцу. Прошмыгнув на свое место, я попросила его прикурить мне сигарету. Не то чтобы зрелище трупа и рассказ Шнайдера потрясли меня настолько, что у меня задрожали руки, но я была определенно взволнована. Родион, будучи проницательным малым, видно, заметил произошедшую со мной перемену, потому что, едва я затянулась, спросил:
— Что-то случилось?
— Ничего, кроме того, что я договорилась о сеансе, — я пыталась говорить непринужденно, но чувствовала, что фальшивлю. Наверное, и Родион чувствовал то же самое.
— Мало похоже на мирную беседу, — он недоверчиво посмотрел на меня.
— Мы что, так и будем стоять на месте? Лично мне нужно на Провиантскую. Но сначала я бы хотела добраться до моего «жука».
— Я сам тебя отвезу, — предложил Родион, оторопевший от моего жесткого тона.
Сейчас мне было не до сантиментов, и угрызения совести, как это ни парадоксально звучит, я решила отложить до более подходящего случая.
Мы выехали со двора и направились по Рабочей в сторону Волги. Родион молчал. Обиделся? Тем хуже для него. Если бы он только знал, чем я на самом деле занимаюсь и о чем я беседовала со Шнайдером! А уж как бы он, наверное, удивился, что я в курсе дел его папаши и что мое нынешнее расследование напрямую связано с деятельностью «Арх-Модерна»!
Ну что ж, есть минутка, чтобы пораскинуть мозгами.
Что у нас получается? Борщев улетает в Болгарию со своим френдом — Шнайдером, обещая тому в итоге поездки привольную средиземноморскую жизнь и любовь до гробовой доски. Шнайдер летит по документам Овчаренко…
Не остается никаких сомнений в том, что Юрий Анатольевич мертв и убил его Борщев. Как дважды два.
Но кто тогда убил Борщева? Человек, знавший об этой поездке и о крупной сумме, которую должны были везти с собой Овчаренко и Борщев; человек, побывавший всего за пару часов до меня в квартире Шнайдера; человек, скорее всего входивший в долю с Борщевым. А может, Овчаренко убил не Борщев, может, этот ловелас-гомосексуалист — только послушный механизм в чьих-то беспощадных руках? Руках, не побоявшихся запятнать себя кровью двух жертв?
— Ты расстроена? — Голос Родиона донесся до меня как из фараоновой гробницы. Я почти забыла о его присутствии.
— Нет, просто думаю, — отмахнулась я.
— У тебя отсутствующий вид, — улыбнулся он.
— Именно с таким видом и думает большинство людей, к которому я и отношусь, — иронично заметила я.
И взглянула на недоумевающего Родиона, на его лицо, которое показалось мне каким-то потерянным и бледным, несмотря на весь его загар. Потом перевела взгляд на его лежащие на руле руки. Кольцо с плоским черным треугольником камня по-прежнему украшало его левый мизинец. Почему-то вспомнила тот вечер в «Рондо», когда впервые встретилась с ним. Мне стало грустно. Все проходит, боже, и как быстро!
Вот он сидит тут рядом, живой, красивый, вожделеющий, а у меня в голове теснятся странные мысли о безвозвратно ускользающем времени, о невосстановимом чуде первого впечатления, о сладком яде первой истомы, о том запретном счастье, когда не смеешь мечтать не только о ласках и поцелуях, но просто о том, чтобы на тебя обратили внимание.
Ну-ка, что-то ты совсем раскисла, ведь тебе еще, девочка, работать!
— Мы поедем ко мне? — осторожно поинтересовался Родион.
— Смотря по обстоятельствам, — невозмутимо ответила я.
— И что же это за обстоятельства? — неожиданно сухо спросил Родион. В его голосе послышались даже нотки высокомерного раздражения.
— Если тебе в тягость все это мотание со мной, я же не навязываюсь… — резко сказала я, задетая его тоном.
— Не в тягость, просто я хочу знать, на что могу рассчитывать.
— Ни на что, — обрубила я канат, — высади меня здесь.
Мы стояли у светофора на пересечении Рабочей и Горького. Я взялась за ручку дверцы, но Родион с силой сжал мою руку.
— Я что-то не то сказал? — забеспокоился он.
— Вот именно. Я почти приехала, высади меня.
— Потерпи еще квартал. Я тебе уже надоел? — обиженно спросил он.
— Нет, похоже, это я тебе надоела. Не терплю подобный менторский тон: «На что я могу рассчи-и-итывать?» — передразнила я его.
Родион рассмеялся.
— Ну, виноват, извини, — перед тем как нажать на педаль акселератора, он нежно посмотрел на меня.
— Теперь направо. — Мы были уже на Провиантской.
«Есть в нем что-то от Давнера-старшего», — подумала я, искоса наблюдая за Родионом. Значит, Борщев сотрудничал с «Арх-Модерном». Вот ведь старая лиса этот Виктор Захарович! По двум каналам решил вредить «Стилобату»: и молодчиков использовать, и сотрудников «Стилобата». А может, Борщев сам предложил ему свои услуги? Скорее всего так оно и есть, Зная, что сорвет куш, предназначенный болгарским партнерам, Борщев решил «подзаработать» еще. Документы, переданные Шнайдером Виктору Захаровичу, — не что иное, как договор с болгарами, а на дискетах записаны рабочие чертежи. Но стоило ли так рисковать из-за ста тысяч, уже имея на руках почти двести тысяч? И зачем Давнеру чужой договор и чертежи? Погоди, Женя, ты забыла о второй половине суммы. У кого же она находится?
У меня было одно предположение, и ехала я на Провиантскую именно для того, чтобы его проверить. Мы как раз подъехали к дому Овчаренко.
— Жди, — бросила я Родиону и вышла.
Нажав на кнопку домофона, встала перед глазом телекамеры.
— Входи, — узнала я Никитин голос, искаженный радиопомехами.
Раздался короткий писк, лязгнула щеколда замка, и, потянув за ручку двери, я вошла в дом.
— Привет, как дела? — радостно приветствовал меня Никита, когда я появилась в дверях гостиной. — Шикарно выглядишь.
— Привет, дорогой, — я поблагодарила его за комплимент и утонула в диванных подушках, — мне нужно поговорить с твоей мамой.
— Ма-ма, ма-ма, — протянул Никита, — что-то не припоминаю.
— Кончай дурачиться, Ник, дело серьезное.
— Нет ее, — небрежно отозвался он, — пару часов назад она приехала вся взмыленная, собрала чемоданы, сказала, что срочно улетает в командировку, просила никому ничего не говорить.., да, ей кто-то звонил, и я понял, что с нее что-то требуют.
— Ты подслушивал за дверью? — усмехнулась я.
— Какая тебе разница? — равнодушно сказал он.
— Больше она ни о чем тебя не просила, не предупреждала? — решила я все-таки уточнить.
— Да нет, ни о чем особенном, просила только быть поосторожнее и всякое такое…
— Ладно, я скоро вернусь. Из дома не выходи, дождись меня, понял?
Никита пожал плечами: мол, что мне еще остается?
— Я позвоню, — бросила я и выбежала на улицу.
На полпути до машины я тормознула, вынула из кармана сотовый и набрала номер Анатолия Константиновича. Он сам поднял трубку.
Услышав его невозмутимый голос, я без лишних церемоний и экивоков выложила ему все свои соображения.
— Хорошо, Евгения, что-нибудь придумаем.
Нажав кнопку «отбой», сунула сотовый в карман и побежала к машине.
— В аэропорт, — взволнованно, срываясь на крик, скомандовала я Родиону, как простому таксисту, — быстро!
Он ошарашенно посмотрел на меня.
— Потом все объясню, будь умницей, — я набросила ремень безопасности и, чтобы вывести Родиона из столбняка, поцеловала его.
Это подействовало. Он резко стартанул, и через десять минут мы уже мчались во всю мощь лошадиных сил «Массо» по трассе, ведущей к аэропорту.
Рискуя нарваться на дорожную инспекцию, Родион гнал как сумасшедший. Он ловко маневрировал, быстро переключая скорости. Перед самым аэропортом, когда я собиралась отвесить ему комплимент по поводу его мастерства, он чуть было не угробил нас.
«Массо» обгонял очередной грузовичок «Газель», когда из-за поворота навстречу неожиданно выехал мчащийся на всех парах «Икарус».
Мы уже поравнялись с грузовичком, водитель которого решил поиграть на трассе в догонялки и тоже прибавил скорость, поэтому тормозить, чтобы пропустить встречный «Икарус», было поздно.
— Газу — и вправо! — едва я успела крикнуть Родиону, который и сам, видимо, решил так поступить.
Он вдавил педаль газа до упора, и «Массо», чутко отозвавшись на это движение, еще быстрее помчался навстречу автобусу. Расстояние между ними стремительно сокращалось, но джип уже на полкорпуса опередил «Газель». Когда до «Икаруса» оставалось несколько десятков метров, Родион резко крутанул руль, подрезая мчавшийся рядом грузовик.
Едва не встав на два колеса, «Массо» выровнялся, и мы выехали на площадь перед аэровокзалом.
Родион остановил джип на почти пустой стоянке. Рядом ждали залетных клиентов только две желтые «Волги» — такси.
— Надеюсь, ты не собираешься улететь от меня? — поинтересовался Родион, когда я выбралась из машины.
— Жди, Родион, я скоро.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10