Глава 10

Стеклянные двери вокзала автоматически раздвинулись передо мной, приглашая внутрь.

Я метнулась в кассовый зал, служивший одновременно залом ожидания. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что среди немногочисленных пассажиров человека, которого я искала, не было.

Я кинулась на второй этаж. Круглый зал, антресолью выходящий в холл аэровокзала, был почти пуст. Снова спустившись вниз, я направилась в вокзальный ресторан. Кроме двух мирно обедающих парочек, в большом прохладном зале никого не было. До начала регистрации билетов на нужный мне рейс оставалось около получаса. Время еще есть.

Я выбежала на улицу со стороны аэродрома.

Около дюжины пассажиров ожидали объявления о начале регистрации на деревянных лавочках, покрытых темным лаком. Где же она может быть? Черт! Как же я не догадалась сразу! Камеры хранения. Я рванула назад к лестнице, ведущей на цокольный этаж. Навстречу мне поднималась тучная матрона в ситцевом платье. Тяжело дыша и отдуваясь, она катила огромную зеленую сумку на колесиках.

Я вихрем пронеслась мимо нее и оказалась в зале, отделанном мрамором светло-кофейных тонов. В нем рядами стояли стеллажи с ячейками камер. Начав осмотр с правого края, я двинулась в глубь зала, заглядывая в каждый отсек.

Я едва не столкнулась с высоким русоволосым мужчиной, неожиданно появившимся из предпоследнего отсека.

— Извините, — улыбнулся он, встретившись со мной взглядом.

— Ничего.

Заглянув в последний отсек, я увидела знакомый стройный силуэт. Мой взгляд скользнул от платинового затылка по ослепительно-белому трикотажному комбинезону до массивных серебристых сабо.

— Добрый день, — спокойно произнесла я.

Мой негромкий голос подействовал на Людмилу Григорьевну, будто разряд электрического тока. По ее телу пробежала волна нервной дрожи. Пальцы Людмилы Григорьевны импульсивно разжались, и на пол с металлическим грохотом упал небольшой пластиковый пакет, который она намеревалась положить в ячейку камеры хранения. Подобно соляному столпу, она застыла на мгновение, но потом, неторопливо обернувшись, взглянула в мою сторону. На ее лице появилась кривая улыбка.

— Это всего лишь вы, Женечка, — облегченно выдохнула она, — а я-то думала…

Она спокойно подняла пакет и сунула его в ячейку, а оттуда достала аккуратный, но вместительный серебристый чемоданчик.

— Может быть, вы думали, что это служба безопасности «Тарасовнефтегаза»? — поинтересовалась я.

— Женечка, — она укоризненно посмотрела на меня, — что вы такое несете? Какой «Тарасовгаз»? Кстати, вы нашли моего мужа?

— Я нашла его убийцу.

— Мой муж убит?

— К сожалению, да.

— Вот как? — спросила она, словно речь шла о потерянной иголке. — И кто же его убил?

Т — Некто Борщев Вячеслав Михайлович.

— Он что же, сам вам об этом сказал?

— Борщев уже никому ничего не скажет, — покачала я головой, — он тоже убит.

— Женечка, — вскинула на меня свои красивые глаза Людмила Григорьевна, — какие страсти вы рассказываете!.. Где же обнаружен труп моего мужа?

— Скорее всего его труп найдут где-нибудь в лесопосадках возле аэропорта, — я сделала несколько осторожных шагов в сторону Людмилы Григорьевны, — но я думаю, вам-то это известно. Неужели Борщев не поделился своими секретами со своей сообщницей?

Глаза Людмилы Григорьевны полезли из орбит. Лицо вытянулось и стало злым. Ее рот был приоткрыт, точно она потеряла от удивления дар речи.

Неплохо сыграно.

— Внимание, — пропел усиленный микрофонами голос почти возле моего уха, — начинается регистрация билетов и оформление багажа на рейс номер тридцать четыре девятнадцать Тарасов — Стамбул…

— Я бы с удовольствием послушала вас еще немного, но, к сожалению, мне пора — объявили мой рейс.

Она взяла дипломат и собиралась пройти мимо меня по узкому проходу, но я преградила ей дорогу., — Не думаю, что вы сегодня или вообще в ближайшие десять-пятнадцать лет куда-нибудь полетите. Лучшую часть своей жизни вам придется провести в тюрьме.

— Да что вы несете, милочка! — Глаза ее горели неприкрытой ненавистью. — Пропустите меня сейчас же!

— Вы ничего не забыли? — Я показала глазами в сторону ячейки, где лежал пластиковый пакет.

Людмила Григорьевна как бы опомнилась и метнулась к открытой ячейке. Поставив дипломат между ног, она развернула пакет и.., черное дуло «ПМ» с навинченным на него глушителем уставилось мне в грудь.

— Вот теперь и поговорим, — ядовито прошипела она.

Ее узкий рот растянулся в зловещей ухмылке.

— Мне вас искренне жаль, девушка, столько потеть, а в итоге… — Она поводила пистолетом из стороны в сторону. — Вы понимаете — я не могу оставить вас в живых…

— Значит, я была права — это вы убили Борщева.

Людмила Григорьевна издевательски подмигнула мне и ухмыльнулась.

— Зачем с кем-то делиться? Согласитесь, четыреста тысяч больше, чем двести, — цинично заявила она, отбросив свободной рукой платиновую прядь со лба. — К тому же этот педик не способен был даже нормально заниматься сексом.

— Не пойму, — произнесла я, — почему он не увез свои деньги, когда ездил в Болгарию?

— Ха, ха, — коротко хохотнула Людмила Григорьевна, — вы думаете, я идиотка? Разрешение на вывоз валюты было у меня.

— А вы не боитесь?

— Чего мне бояться? — На лице Овчаренко появилась пренебрежительная гримаса.

— Хотя бы вашего заказчика, который ссудил вас деньгами?

— Нет, голубушка, — она отрицательно покачала головой, — я здесь совершенно ни при чем. Деньги повез мой муж вместе с Борщовым, вот с них и спрос, а мое дело — сторона.

На ее губах играла саркастичная улыбка, она была уверена, что выйдет сухой из воды. А вот я ни в чем не была уверена. Я стояла перед этой хищницей безоружная и в любой момент могла проститься с жизнью. Мне оставалось только одно — тянуть время, что я и делала по мере своих возможностей. Я снова попыталась отвлечь ее.

— Значит, вы с Борщевым все обговорили заранее?

— Естественно, но, узнав, что он собирается меня кинуть с этим педиком Шнайдером, я пристрелила Борщева. Не на ту напал! — горделиво хмыкнула она.

— А как же ваш муж?

— Муж — объелся груш! — Она истерически расхохоталась. — Не знаю, почему вы беспокоитесь о моем так называемом муже, но раз уж вы спросили, могу вам сообщить, тем более что жить вам осталось совсем немного. Мой распрекрасный муженек ни в чем не мог доставить мне удовольствие. Рассеянный с улицы Бассейной, — она опять судорожно рассмеялась, — да в нем мужского только и было что хрен, да и тот, по правде говоря, оставлял желать лучшего.

— Но ведь вся ваша фирма была создана только благодаря идеям Юрия Анатольевича! — искренне возмутилась я. — Вы ведь, по сути, лишь администратор!

— Я такой же архитектор, как и мой муж, мой бывший муж! — самодовольно поправилась она. — Если ему нравилось делать всякие почеркушки, которые тешили его самолюбие, это еще не значит, что он великий архитектор. Но что об этом говорить. Теперь он, как вы правильно догадались, кормит червей неподалеку отсюда. Может, его найдут бродячие собаки, Славик не успел его глубоко закопать — опаздывал на самолет.

— Продолжается регистрация билетов и оформление багажа на рейс тридцать четыре девятнадцать… — снова пропел над моей головой громкоговоритель.

— Очень жаль, девушка, — со вздохом произнесла Людмила Григорьевна, — но нам пора прощаться.

Черное дуло пистолета поднялось на уровень моей головы и замерло, хищно уставившись мне в глаза. Я лихорадочно соображала, что я могу сделать. Нас разделяло метра четыре. Броситься ей в ноги и повалить на пол? Выстрелить-то она, наверное, успеет, но вот шансов убить меня будет куда меньше, а значит, шансы остаться в живых достаточно высоки. Только бы эта дура не дернула курок!

Или присесть и, оттолкнувшись, прыгнуть назад? По мраморному полированному полу я могла бы проскользить до самого выхода из отсека. А уж там ей меня не достать. Не будет же она гоняться за мной по всему аэровокзалу с четырьмя сотнями тысяч долларов в чемоданчике!

Я вспомнила про сотовый в кармане брюк.

Вот еще один вариант. Одним движением руки выхватить его и метнуть прямо в лицо этой надменной особе. Я была уверена, что не промахнусь. Так, а потом? Потом вариант номер один — сбить с ног…

Все это прокрутилось в моей голове за доли секунды. Палец на курке начал свое смертоносное движение, а я все еще стояла, глядя как завороженная в отверстие, из которого вылетает маленькая смерть.

Вот, еще немного.., пора! Мышцы мои напряглись, но я не успела сделать никакого движения, позади меня раздался сухой щелчок. Пуля просвистела возле моей головы, едва не задев волосы.

Во лбу Людмилы Григорьевны появилась маленькая аккуратная дырочка. Я услышала грохот выпавшего из ее рук пистолета, а потом увидела, как ее тело, словно потеряв объем и став плоским, наподобие марионетки, вырезанной из фанеры, полосуя воздух отрывистыми механическими движениями конечностей, рухнуло вниз, с глухим стуком ударившись о мраморный пол.

Я обернулась и увидела серую фигуру Анатолия Константиновича. Он деловито свинчивал глушитель со своей «беретты». Затем, спрятав пистолет в один карман, а глушитель — в другой и не обращая на меня никакого внимания, он прошел к распростертому на полу телу.

Поднял дипломат и попытался его открыть.

Заперто. Я молча наблюдала, как он с непроницаемым выражением лица опустился на одно колено и обеими руками профессионально провел с головы до ног по телу Людмилы Григорьевны. Не обнаружив ключа в карманах комбинезона, он потянул золотую цепочку, обвивавшую ее шею. Вместо кулона на ней поблескивал заветный ключик.

Коротким резким движением Анатолий Константинович сорвал цепочку и отпер дипломат.

Быстро глянув на ровно сложенные пачки долларов, он закрыл дипломат и, удовлетворенно хмыкнув, поднялся с колена.

— Спасибо, — сухо произнес он, проходя мимо меня, словно благодарил за возвращенную шляпу.

— Погодите-ка, — остановила я его, — а как же мои пальчики? Те, что остались на пистолете в квартире Борщева?

— Не волнуйтесь, — сказал он, не поворачивая головы, — не было никаких пальчиков.

— То есть как это не было?! — воскликнула я.

— Так и не было, — невозмутимо отрезал он, — я их стер, когда поднимал пистолет. Да, — он вдруг как бы вспомнил что-то и, открыв дипломат, достал оттуда две пачки стодолларовых банкнот, — вот ваш гонорар.

Закрыв дипломат и больше не оборачиваясь, Анатолий Константинович неспешным шагом направился к лестнице.

Сунув деньги в карман брюк, я пошла следом.

— Внимание, — услышала я голос диктора, поднявшись в кассовый зал, — заканчивается регистрация билетов и оформление багажа на рейс тридцать четыре девятнадцать Тарасов — Стамбул…

Я достала сотовый и направилась к выходу, по пути набирая номер Никитиного дяди.

— Николай Анатольевич, — сказала я в трубку, когда секретарша соединила меня с ним, — это Охотникова. Мне нужно с вами поговорить.

Не могли бы вы подъехать минут через пятнадцать на Провиантскую?

— Почему туда? — удивился он.

— Я вам потом объясню, — не стала я вдаваться в подробности.

— Хорошо, ждите.

Я не сомневалась, что Николай Анатольевич позаботится о Никите, можно сказать, в одночасье лишившегося и матери, и отца. Какой бы стервой ни была Людмила Григорьевна, она принимала участие в воспитании своего пасынка и неплохо ладила с ним. Да и Никита не знал, что она ему неродная мать.

Я еще не совсем отчетливо представляла, какие слова найду, чтобы поведать Николаю Анатольевичу о том, что случилось с его братом, и о том, что произошло несколько минут назад с Людмилой.

Придется ли мне самой разговаривать на ту же тему с Никитой, или его дядя избавит меня от этой трудной и, я бы даже сказала, мучительной задачи, я не знала. Я чувствовала к Никите самое искреннее, самое горячее сострадание.

Он ни в чем не нуждался и скорее всего не будет ни в чем нуждаться и в будущем, но вот как быть с этой психической травмой, с этим эмоциональным шоком, который ему еще предстоит пережить?

У меня болезненно сжалось сердце при мысли, что, если Николай Анатольевич поведает Нику все как есть, не только известие о смерти родителей глубоко ранит мальчика, его будет угнетать мысль, что его мать была причастна к убийству его отца.

Как бы ни сложилась жизнь Ника, этот кошмар всегда будет довлеть над ним. Я знала, что разговора с Никитой мне не избежать, ведь я была не только его телохранителем, но и другом. Что и как я ему скажу? С чего начну и как утешу?

Быть может, едва соприкоснувшись с жестокой правдой, он замкнется в себе, перестанет доверять людям и жизни? Понадобятся ли еще мои услуги? Боже, сколько вопросов!

Я шла к машине, и все эти мысли теснились в моей голове. Не знаю, сказалась ли на мне нервная нагрузка, но я испытала радость, увидев Родиона, точно он был самым родным мне человеком.

— На тебе опять лица нет, — сказал он, впиваясь в меня пристальным взглядом.

— Много ты понимаешь! — поддела я его, усаживаясь рядом, на переднем сиденье.

Дурачок, он и не догадывается, как я рада видеть его физиономию!

— Ну, теперь ты наконец свободна? — К моему удивлению, в его голосе не промелькнуло ни одной нотки раздражения. Он просто вежливо осведомлялся о моем свободном времени. «Исправляется, на глазах умнеет», — усмехнулась я про себя и нежно посмотрела на него.

Наши взгляды встретились, и, даю голову на отсечение, он почувствовал то же, что и я, — новый прилив желания. Я прочла это в его немного удлиненных карих глазах.

— Еще один визит на Провиантскую и…

Мы дружно рассмеялись. Родион нажал на педаль акселератора, и «Массо», не в пример недавним гонкам, плавно тронулся с места.

— Ты обещала объяснить, — Родион вопросительно посмотрел на меня.

— Да что тут объяснять — сыщица я, частный детектив, да к тому же еще и телохранитель! — шутливым тоном сказала я и, видя, как вытянулось от удивления лицо Родиона, добавила:

— Кстати, у тебя нет проблем с личной безопасностью?