Глава 4 Дом по соседству
— Как вам понравился Блюменталь?
Я повернулась к хитро ухмыляющемуся Турунтаеву и произнесла:
— О таком человеке, как он, сложно составить мнение за те жалкие несколько минут, пока я его видела.
— Это не ответ.
— Я могу сказать, что он очень скрытный человек. Вы никогда не обращали внимания, Геннадий Иванович, на то, какой у него взгляд?
— Н-нет. Взгляд как взгляд. А что?
— Дело в том, что он очень редко смотрит в глаза собеседнику. А если смотрит, то это напоминает рентгеновский снимок — мгновенно и пронизывающе.
Геннадий Иванович почесал за ухом и посмотрел в массивный затылок охранника на переднем сиденье автомобиля, а потом зачем-то щелкнул по лысине шофера, солидного мужчины средних лет, и проговорил:
— Да, Иосиф Соломонович очень своеобразный человек. Я работаю с ним уже несколько лет, но тем не менее еще до конца не понял, каким образом ему удается так блестяще достигать поставленных целей.
— Простите, а куда мы едем? — уточнила я. — На ваш завод или, быть может…
— Какой завод! — замахал руками Геннадий Иванович. — Мы едем в мой дом обедать.
Я недоуменно подняла брови.
— Геннадий Иванович… быть может, я чего-то недопонимаю, но ведь вы только что в клубе… с Блюменталем…
— Э-э-э, нет! — перебил кандидат в губернаторы. — Это было так… немного закусить перед обеденной трапезой. А обедать я всегда езжу домой. Конечно, если не нахожусь в другом городе.
Я замолчала. Но ненадолго. Когда автомобиль Турунтаева — а это на сей раз была простая черная «Волга», точно такая же, как та, что заезжала сегодня за мной, — въехал в прекрасно знакомый мне двор, я зашевелилась, недоуменно огляделась по сторонам и произнесла:
— Простите, Геннадий Иванович… вы упомянули, что мы едем домой. Но вы не уточнили, к кому именно домой мы направляемся.
— Что… что такое? — поднял голову задремавший борец с антинародным режимом. — То есть как это?
— Вы приехали во двор моего дома, — спокойно пояснила я.
— Не знаю, о чем вы говорите, но я живу именно тут, — несколько раздраженно проговорил Геннадий Иванович и шмыгнул носом. — Видите вон тот пятиэтажный дом с балкончиками? Вот в том доме я два месяца назад купил квартиру.
Вот это номер! Оказывается, вот уже два месяца я живу в ста метрах от кандидата в губернаторы области от КПРФ! Интересно, что бы сказала Олимпиада Кирилловна, если бы узнала, что ее кумир обретается так близко от нее?
— Хорошая конспирация, батенька, — вполголоса произнесла я. — Никто и не заподозрил, кто живет у нас по соседству.
— А где ваш дом? — поинтересовался Турунтаев.
— А вон он, — я показала на типовую крупнопанельную десятиэтажку. — Мои окна, кстати, прекрасно отсюда просматриваются.
— Да ну? — ухмыльнулся Геннадий Иванович. — То есть на будущее… это когда вы уже не будете работать моим телохранителем, а я буду губернатором… мы сможем желать друг друг приятного аппетита, а то и спокойной ночи?
Я пожала плечами, а потом вышла из машины, оглядела двор — свой собственный двор — и потом подала руку Турунтаеву, помогая ему выйти из машины. Хотя по-хорошему все должно быть наоборот.
Впрочем, в деловых отношениях не должно быть разделения на мужчин и женщин. Иначе никакой настоящий профессионализм невозможен.
Из следовавшей за нами черной «БМВ» вылезли двое молодых людей, которые, по всей видимости, тоже намеревались принять участие в обеденной трапезе Геннадия Ивановича. Я указала ему на это обстоятельство.
— А, это мои охранники, — отмахнулся он.
— Я прекрасно понимаю, что это не киллеры. Но зачем они следуют за нами? Отрабатывать подъезд, прихожую? Может быть, производить досмотр личного унитаза? Дело в том, что если вы наняли меня, Геннадий Иванович, то вам уже не потребуется присмотр иных людей, пусть самых высококвалифицированных. Чего я по виду этих парней заключить пока не могу. Я профессионал, Геннадий Иванович, и поэтому не терплю двойной системы охраны: дескать, пусть она охраняет босса, а мы присмотрим за ней.
Турунтаев пожал плечами, а потом жестом велел своим людям подождать его в машине.
— Вот это совсем другое дело, — заключила я, а потом, пропустив перед собой Геннадия Ивановича, захлопнула дверь подъезда.
* * *
Квартира, приобретенная защитником угнетенных антинародным режимом масс, поражала буржуйской роскошью и капитальной, по нормам евроремонта — я бы даже сказала, капиталистической, — отделкой. Итальянская мебель, скульптуры в прихожей, двухуровневая планировка семи комнат и трех ванных — все это ничем не отличалось от житья-бытья обыкновенных «новых русских», как известно, не отягощающих себя строгой социальной моралью и приверженностью бессмертным канонам марксизма-ленинизма.
— Та-а-ак! — протянула я. — Что бы по поводу всего этого сказал товарищ Зюганов?
— А что товарищ Зюганов? — беззаботно откликнулся Геннадий Иванович. — Товарищ Зюганов тут как-то раз был. В костюме за тысячу долларов и в платиновых часах за пять тысяч.
— А как же пролетарская солидарность? — не преминула поддеть я.
Товарищ Турунтаев хитро прищурился, вероятно, опять вспомнив заветы великого Ленина, а потом с размаху нахлобучил свою шляпу на голову небольшой мраморной скульптуре в прихожей — по всей видимости призванной изображать одновременно Венеру Милосскую и вешалку.
…А где же бюстик Ильича?
— Что же мне — в пещере жить после этого? — наконец проговорил он. Снял пальто и после того, как он галантно помог снять верхнюю одежду и мне, внезапно продекламировал: — «Мне хочется домой, в огромность… квартиры, наводящей грусть… приду, сниму пальто, опомнюсь, огнями улиц озарюсь».
— А пристало ли коммунисту, или, скажем так, кандидату от КПРФ цитировать Пастернака? — лукаво спросила я. — А, Геннадий Иванович?
— Да ладно вам, Женя, — отмахнулся он. — Татьяна Юрьевна у меня настоящая коммунистка по убеждениям, не то что я, а Ходасевича и Игоря Северянина читает. И увлекается оккультизмом. Так что если вам и угодно причислять нас к коммунистам, то только к коммунистам новой формации. Ладно… пойдем отобедаем чем бог послал.
Ну точно по Ильфу и Петрову.
Ну и, как водится, бог послал Геннадию Ивановичу в этот день просто роскошный обед: осетровая уха, рагу по-французски, несколько видов закусок, красная и черная икра, семга, фрукты в больших хрустальных вазах — и прочая, и прочая, и прочая, как пишут в своих манифестах монархи.
Кроме того, на столе, накрытом на двоих, теснились бутылки с дорогим французским коньяком, несколько сортов столовых вин, ликер «Куантро» в комплекте со свежей клубникой и, наконец, водка в запотевшем от холода хрустальном графинчике.
Выбор, как в хорошем ресторане.
Съесть все это не представлялось возможным, даже если бы мы взяли с собой Блюменталя и тех двух парней, которые вышли вслед за нами из черной «БМВ».
— Прошу вас, — жестом радушного хозяина пригласил меня за стол Геннадий Иванович. — Только, ради бога, не говорите, что это стоит больше, чем пара десятков месячных пенсий коммунистического электората.
Это надо же: он еще и шутит.
Клиент не совсем безнадежен.
— Да что вы, Геннадий Иванович, — улыбнулась я. — Против такого лукулловского изобилия все слова жалки. А кто это все приготовил?
— Да повариха, — отмахнулся Турунтаев. — Она, наверно, у себя на втором уровне. Играет в компьютер или лазает по Интернету. Она большая любительница этих, как бы вы выразились по моему адресу, буржуйских штучек.
Мне осталось только понимающе улыбаться…
Мы выпили за начало моей деятельности, плотно закусили, а потом Геннадий Иванович, раскрасневшись от выпитого и съеденного и размахивая апельсином так, словно это был булыжник, как известно, являющийся орудием пролетариата, повел следующую речь:
— Я полагаю, что вы не вполне владеете политической ситуацией в губернии, Евг… я буду звать вас Женей, а то имя-отчество — это слишком утомительно. — И, не дожидаясь моего ответа, продолжал: — А вам, Женя, необходимо знать политическую ситуацию в области на настоящий момент более или менее прилично.
— Да, я недавно вернулась из заграничной поездки, — отозвалась я. — Трехнедельное турне по Европе. А в нашей стране, как и в отдельно взятой области… сами понимаете, все имеет обыкновение меняться… ну… с калейдоскопической быстротой.
— Это верно. Так вот, на пост губернатора основными кандидатурами рассматриваются трое: нынешний губернатор Дмитрий Филиппович Елагин, затем ваш покорный слуга… ну и… независимый кандидат Олег Острецкий, крупный предприниматель, в известного рода кругах известный под кличкой Шпон. Как говорится, час от часу не легче.
Турунтаев явно вошел в раж. Вероятно, ему довольно часто приходилось выступать публично, поэтому численность аудитории для него не имела значения, даже если это были только молодая женщина — одна штука — и один раскормленный кот, спящий в кресле, — одна штука.
— Ну, Дмитрия Филипповича вам представлять не надо — это, как любят говорить в СМИ, фигура федерального масштаба. Фигура у него и правда толстовата — я против него мелковат буду. Человек он с большими связями и большими амбициями. Вот только одно у него хромает, — Геннадий Иванович довольно пожмурился, а потом выдал: — Рейтинг у него хромает. Маловато будет, как говорится. Так что шанс избраться у него только один — если третий кандидат — Острецкий — оттянет у меня достаточно голосов. А это… черт его знает, с нашим веселым губернатором все возможно.
Я усмехнулась.
— А этот Острецкий — человек очень занимательный, как любит говорить Иосиф Соломонович Блюменталь.
Я слышала об Острецком достаточно много. Этот человек возглавлял структуру, которую он гордо именовал медиахолдингом. Вероятно, по примеру несравненно более крупных столичных холдингов типа «Мост-медиа» или империи Бориса Березовского.
Впрочем, по провинциальным меркам это была довольно крупная структура, включающая в себя охранное агентство, банк, разветвленную сеть дочерних фирм, магазинов и торговых баз. Острецкий имел акции ряда довольно крупных предприятий и контрольный пакет пары тарасовских заводов. Кроме того, он подвизался в сфере шоу-бизнеса — активно финансировал несколько фирм, промышляющих организацией гастрольных туров столичных знаменитостей. Помимо этого, он возглавлял координационный совет по организации гастрольной деятельности при правительстве области.
Всегда замечался на любви к спорту. По-моему, именно Острецкий владеет контрольным пакетом акций лучшего футбольного клуба области.
Депутат областной Думы.
Одним словом, фигура значительная во всех смыслах: бизнесмен, меценат, политик, акционер национальных нефтяных компаний.
И крупный криминальный авторитет.
— Да, я много слышала об Олеге Даниловиче, — проговорила я. — Более того, мне раза два приходилось видеть его лично. Нельзя сказать, что он произвел на меня уж очень благоприятное впечатление.
— Ага! — проговорил Геннадий Иванович и выпил еще одну стопку водки. — Прекрасно. Так вот, с недавних пор у меня есть подозрения… что вчерашний взрыв — дело рук именно этого господина.
— Олег Данилович способен на многое, — кивнула я. — Так что… у него в самом деле есть какие-то шансы отнять у вас определенное количество голосов? Ведь электорат-то у вас абсолютно разный.
— Ну, не скажите, — покачал головой Турунтаев. — Не скажите. Наши аналитики, как, кстати, и аналитики губернатора, пришли к выводу, что все не так однозначно.
Я пожала плечами: в самом деле, современные политические технологии допускали такое манипулирование «гласом народа — гласом божьим», что был возможен любой, даже самый невероятный расклад. Ну посудите сами: разве избрание Бориса Николаевича в 1996 году с нулевого рейтинга — не чудо?
— Сегодня у меня с этим деятелем встреча, — проговорил Геннадий Иванович. — Важнейшая встреча. Буду говорить с ним о снятии его кандидатуры с выборов. Вот так.
— Но для такого предложения нужны рычаги давления, и очень серьезные, — проговорила я, чувствуя, как от съеденных яств и выпитого ликера «Куантро» со свежей клубникой по всему телу растекается приятная, сытая истома.
Турунтаев ухмыльнулся и взмахнул рукой, отчего смахнул на пол почти опустошенную им тарелку. Тарелка разбилась. Кот меланхолично открыл один глаз и мутно посмотрел на источник досадного шума.
Турунтаев же давно привык не обращать внимания на курьезные происшествия, причиной которых по большей части был он сам. Поэтому он не моргнул и глазом, а с загадочным видом потер подбородок и сказал:
— Ну… кое-что найдется.
В этот момент из прихожей послышался мелодичный звук, потом пронзительный сигнал, на лице Турунтаева появилось ошеломленное выражение, а недожеванный кусок мяса из его рта упал прямо в тарелку с ароматным бульоном.
Брызги полетели по всему столу.
— Одну минуту! — пробормотал он. — Сейчас… сейчас, Женя…
И он опрометью выбежал из комнаты.
«Чтоб мне носить фамилию Блюменталь, если это пожаловала не Татьяна Юрьевна», — подумала я. Уверена, что визит всех громил Олега Даниловича Острецкого по прозвищу Шпон не вызвал бы у Геннадия Ивановича такого панического испуга.
Я встала из-за стола и выглянула в просторную прихожую.
Перед небольшим черно-белым монитором, скорчившись, стоял Геннадий Иванович. На экране монитора высветилась сухопарая женская фигура и характерные острые черты госпожи Турунтаевой. Она открывала дверь.
Увидев, что я смотрю в прихожую, Геннадий Иванович быстро забормотал:
— Автоматический видеофон… сигнализация. Это жена возвратилась с работы… что-то она сегодня рано.
Откровенно говоря, паника Турунтаева мало вязалась с его недавним самодовольным откровенничаньем и теперешним положением вещей: все-таки нельзя сказать, что обед с новым телохранителем является чем-то жутко предосудительным. Тем более что Татьяна Юрьевна уже видела меня и была в курсе планов своего мужа.
— Я же еще не сообщил, что вы уже работаете у меня, — быстро выговорил кандидат на пост губернатора области. — Она может не так понять.
— Ну так объясним!
В этот момент дверь отворилась, и вошла Татьяна Юрьевна. За ней семенил какой-то здоровяк, до отказа навьюченный сумками. Вероятно, шофер или личный телохранитель. А может, и тот и другой одновременно.
Она увидела меня и Геннадия Ивановича и тут же нахмурилась.
— Это как понимать? — холодно произнесла она.
— Разве я не говорил тебе, что с сегодняшнего дня Евгения Максимовна будет работать моим личным телохранителем?
На лице верзилы, который волок сумки, промелькнула довольно-таки поганенькая улыбка: дескать, я-то не сомневаюсь, каким образом эта самая Евгения Максимовна будет хранить тело кандидата в губернаторы.
Татьяна Юрьевна проткнула меня мутным рыбьим взглядом, подобно тому, как шашлычник хладнокровно нанизывает кусочки свинины на шампур, и сказала мужу:
— И все-таки тебе следовало позвонить.
И прошла в квартиру, не снимая обуви. Верзила, совершенно откровенно ухмыльнувшись мне, потащился за своей работодательницей.
— А это еще кто такой? — спросила я.
— А-а-а… это Виктор… Танин шофер, — рассеянно ответил Турунтаев.
Довольно мерзкий тип этот шофер, надо сказать. Улыбка такая самодовольная… липкая, как свежевытканная паутина. Впрочем, каков поп, таков и приход. То бишь каков хозяин, таков и слуга.
— Поедем в клуб, — проговорил Турунтаев. — Там я свяжусь с Блюменталем.
* * *
Перед тем как сесть в машину под пристальными взглядами турунтаевской охраны, пропустив моего нового босса вперед, я бросила взгляд на свое окно.
Занавеска была отдернута.
Я недоуменно подняла брови и на несколько секунд задержалась, пристально разглядывая окна и стараясь понять, не допустила ли я ошибки и мое ли это вообще окно: дело в том, что тетушка никогда не оставляла занавески отдернутыми и всякий раз, когда я забывала задергивать окно, ворчала и говорила, что терпеть не может солнца, светящего в глаза.
При этом вполне могла бушевать метель и солнца не предвиделось даже в далекой перспективе.
Я всегда расценивала это как причуды уже пожилой и, в сущности, одинокой женщины.
Но на этот раз занавеска была отдернута. Более того, на подоконнике стоял… да, это что-то непонятное.
Непонятно, зачем тете Миле понадобилось покупать… покупать великолепный букет алых роз.
А то, что на окне стояла ваза с пышным букетом моих любимых цветов, я могла разглядеть и отсюда, от подъезда дома Геннадия Ивановича Турунтаева.
Вероятно, это один из моих поклонников приходил ко мне с визитом и, не застав дома, оставил этот чудесный букет.
Кто бы это мог быть?
Я приятно улыбнулась собственным мыслям и села в автомобиль директора нефтезавода. Быть может, нашего будущего губернатора.
