Глава вторая. СОВЕТ У ЭЛРОНДА
На следующий день Фродо проснулся рано, почувствовал себя совершенно здоровым и бодрым и пошел гулять на высокий берег шумного Бруинена. Он смотрел, как бледное холодное солнце поднималось из-за дальнего горного хребта, пронизывая косыми лучами тонкие пряди серебристого тумана; на желтых листьях поблескивала роса, мерцали ее капельки на осенних паутинках, украшавших каждый куст. Сэм шел следом за Фродо, молчал и удивленно рассматривал высоченные вершины на востоке, на которых лежал белый снег.
За поворотом дорожки хоббиты увидели каменную скамейку. На ней, увлеченно беседуя, сидели Гэндальф и Бильбо.
— Доброе утро и привет! — сказал Бильбо. — Ну как, ты готов к Большому Совету, малыш?
— Я ко всему готов, — ответил Фродо. — Но мне сегодня хотелось бы погулять по долине. Вон туда бы сходить, в сосняк!
— Погуляешь после Совета, если удастся, — сказал Гэндальф. — Строить планы пока не надо. Сегодня нам нужно многое обсудить.
Вдруг до них донесся звонкий удар колокола.
— Колокол — сигнал к началу Совета у Элронда! — воскликнул Гэндальф. — Идемте! Вас с Бильбо обоих ждут.
Гэндальф привел их на ту же веранду, где Фродо вчера вечером нашел друзей. Светлое осеннее утро над долиной незаметно переходило в день. Журчала и пенилась в каменистом ложе река, пели птицы, ничто не нарушало мирного покоя земли. Полное опасностей бегство и слухи о растущей в мире Тьме уже казались Фродо воспоминанием из тревожного сна; но лица участников Совета, повернувшиеся к нему, как только они вошли, были суровы и мрачны.
Элронд уж был там, и рядом с ним молча сидело несколько приглашенных. Фродо заметил Глорфиндэла и Глоина; Бродяжник устроился отдельно от всех, в углу, снова одетый в старое походное платье.
Элронд подозвал Фродо, посадил его возле себя и представил остальным.
— Это хоббит Фродо сын Дрого, друзья! — сказал он. — Немногие приходили в Райвендел со столь неотложным делом, преодолев на пути столь страшные опасности.
Потом он представил Фродо гостей. Молодой гном, сидевший рядом с Глоином, оказался его сыном Гимли. Глорфиндэла окружали эльфы-советники из Дома Элронда. Старший из них, Эрестор, беседовал с Гальдором, эльфом Серой Гавани, прибывшим по поручению Кирдана-Корабела. Незнакомый эльф в зеленом и коричневом был сыном Короля эльфов Северного Лихолесья Трандуила, его звали Леголас. Чуть поодаль сидел высокий человек с красивым и благородным лицом и темными волосами до плеч, серые глаза смотрели гордо и упрямо. На нем был дорожный плащ и сапоги для верховой езды, но богатая одежда, отороченная мехом, запылилась и залоснилась от долгого пути. На шее у него было серебряное ожерелье с единственным белым самоцветом, через плечо — перевязь с большим рогом. На Фродо и Бильбо он взглянул удивленно.
— Это Боромир, — представил его Элронд, оборачиваясь к Гэндальфу, — посланец людей с юга. Он прибыл сегодня на рассвете и просит совета. Я пригласил его сюда, ибо здесь он получит ответ на свои вопросы.
Не всё, о чем говорили и спорили на Совете, стоит здесь повторять. Немало там было сказано про окраинные южные земли и горные страны, о которых Фродо уже много слышал. Но то, что рассказал гном Глоин, было хоббиту совершенно неизвестно и очень его заинтересовало. Оказывается, гномы Подгорного Королевства охвачены тревогой.
— Уже много лет, — говорил Глоин, — нас одолевает беспокойство. Когда мой народ впервые почувствовал его, трудно сказать. Мы сами этого не заметили. Но стали раздаваться шепотки по секрету, — дескать, в Эреборе уже тесно, пора выходить в мир и искать больших богатств и славы. Некоторые вспомнили о Мории — это огромные подземные копи наших предков, на гномьем языке — Казад-Дум. Говорилось, что теперь нас много и мы достаточно сильны, чтобы возвратиться туда и вернуть себе древние владения.
Глоин вздохнул.
— Мория! Мория! Чудо древнего мира! Наши предки слишком глубоко вгрызлись в горные недра и выпустили из глубин безымянный Ужас. Дети Дарина бежали из Мории, и долго пустовали огромные подземные дворцы. Но теперь мы вновь вспомнили о них с тайной надеждой и большим страхом: ведь ни один гном за много поколений не решился переступить порог Казад-Дума, кроме Трора, а Трор погиб. Наконец, Балин поверил в слухи и решил туда пойти. Даин не хотел добром отпускать его, но Балин взял с собой Ори, Оина и многих других, и они ушли.
Почти тридцать лет назад это было. Сначала от Балина приходили вести, все было хорошо: гонцы сообщали, что гномы вошли в Морию и начали большие работы. Но на этом вести прекратились, и с тех пор никто больше не приходил оттуда.
Примерно год назад к Даину прибыл еще один гонец, но не из Мории, а из Мордора; ночью прискакал он и вызвал Даина к Воротам. «Саурон Великий, — сказал он, — хочет твоей дружбы. За нее он даст тебе Кольца, как давал раньше. И он просит немедленно рассказать ему о хоббитах — каковы они и где живут. Ибо Саурону ведомо, — добавил гонец, — что одного из них ты некогда знал».
Это очень встревожило нас. Мы не ответили. Гонец заговорил тише, и его голос показался бы ласковым, если бы не был мерзок. И он сказал: «Яви малый знак дружбы — найди этого вора по просьбе Саурона. И отними у него или возьми по доброй воле Колечко, которое он однажды украл. Саурон просит о ничтожной услуге, только в знак верности. Найди хоббита, и навсегда вернутся к тебе три Кольца, которыми в древности владели гномы, и твоим станет Морийское государство. Узнай хотя бы, где вор, если он жив, — получишь щедрую награду, и Властелин одарит тебя вечной дружбой. А откажешь — будет хуже. Ты отказываешься?»
Тут он совсем змеей зашипел, и все, кто стоял рядом, задрожали, но Даин сказал: «Сразу я не могу ответить тебе ни да, ни нет. Я должен все обдумать, чтобы понять, что кроется за красивыми словами».
«Думай, да покороче», — сказал гонец.
«Пока я еще хозяин своего времени», — ответил Даин.
«Пока еще», — сказал гонец и ускакал в темноту.
С той ночи тяжесть легла на наши сердца. Даже если бы голос посланца Саурона не был столь мерзок, мы бы поняли, что его слова таят угрозу и вероломство, ибо мы уже знали, что в Мордоре прежняя власть, а Мордор не раз нас предавал. Дважды гонец возвращался и не получал ответа. В третий и последний, как он сказал, раз он явится в конце этого года. Это уже скоро.
И вот, наконец, Даин послал меня предупредить Бильбо о том, что его ищет Враг, и узнать, если удастся, почему он хочет получить Кольцо, или, как выразился гонец, «Колечко». И нам нужен совет Элронда. Тень разрастается и наступает. Мы узнали, что гонцы Врага побывали в Дейле у Короля Бранда, и что Бранд боится. А мы боимся, что Бранд не выдержит. Война на его восточных границах вот-вот начнется. Если мы не дадим Саурону ответ, он заставит покорных ему людей напасть и на Короля Бранда, и на Короля Даина.
— Ты хорошо сделал, что пришел, — сказал ему Элронд. — Сегодня ты все услышишь и поймешь цели Врага. Единственное, что вы сможете сделать, — это сопротивляться до последнего, пока есть надежда, и даже если ее не станет. Но вы не одни. Ваша беда — лишь часть общей беды всего западного Мира. Кольцо! Что нам делать с Кольцом, с «Колечком», которое понадобилось Саурону? Вот это мы должны решить. От этого зависит судьба. Ради этого вы сюда призваны. Я говорю «призваны», хотя не звал вас в Райвендел, чужеземцы из далеких стран. Вы пришли и встретились здесь именно сейчас вроде бы случайно, но это не случайность. Видно, нам и только нам определено позаботиться о спасении мира. Поэтому здесь откроется то, что до сих пор было для многих тайной. Но прежде, чтобы все поняли, насколько страшна опасность, вам будет рассказана история Кольца с самого начала до сегодняшнего дня. Я начну, другие закончат.
И Элронд ясным и звучным голосом поведал о Сауроне и Кольцах Власти, о том, как они были выкованы давным-давно, во Второй Эпохе. Некоторые из присутствовавших знали часть этой истории, но полностью ее не знал никто, и многие, устремив глаза на Элронда, замирали то от страха, то от изумления, когда он говорил об эльфах-кузнецах Эрегиона, их дружбе с гномами из Мории, о жажде знаний, из-за которой они попались в сети Саурона. Тогда он еще не был гнусен на вид, и они приняли от него помощь и стали великими искусниками в ремеслах, а он овладел всеми секретами их искусства и предал их и тайно выковал на вершине Огненной Горы Единое Кольцо, чтобы править всеми. Но Келебримбор проследил за ним и скрыл Три Кольца, которые выковал сам. И была война, разоренные земли опустели, и Врата Мории закрылись.
Затем Элронд проследил весь последующий путь Кольца за многие последующие годы. Но эту часть истории знает каждый, да и сам Элронд записал ее в своих книгах, и мы ее здесь не приводим. Это долгий рассказ о множестве великих и страшных событий, и, как ни старался Элронд говорить короче, солнце поднялось высоко и утро давно превратилось в день, а он еще не закончил.
Элронд рассказал о Нуменоре, о его расцвете и гибели, и о том, как Властители людей вернулись в Средиземье, спасенные бурей из морских пучин, о Короле Элендиле Высоком, о его могучих сыновьях Исилдуре и Анарионе, основавших два королевства — Арнор на севере и Гондор на юге, в устье Андуина. Но Саурон из Мордора напал на них, и был заключен Последний Союз людей и эльфов, и в Арноре собрались дружины Гил-Гэлада и Элендила.
Элронд вздохнул и помолчал, потом продолжил:
— Я хорошо помню, как развевались их гордые знамена. Я тогда думал о славе древнейшей — Первой — Эпохи и великой дружине эльфов Белерианда, ибо в Арнор сошлось много великих Властителей, князей и полководцев. Однако их все же было меньше, чем когда пал Тангородрим, и эльфы слишком рано подумали, что навсегда покончили со злом…
— Ты помнишь? — Фродо от удивления забылся и заговорил на весь зал. — А я думал… — запнулся он, смутившись, ибо Элронд посмотрел в его сторону. — Я думал, что Гил-Гэлад погиб много веков назад!
— Так и было, — хмуро отозвался Элронд. — Но я помню Незапамятные Времена. Эарендил был моим родителем, а он родился в Гондолине до его падения. Матерью мне была Эльвинга дочь Диора сына Лютиэнь из Дориата. Три эпохи западного мира видел я, был свидетелем многих поражений и многих бесплодных побед.
Я был герольдом Гил-Гэлада, ходил в поход в его войске. Я сражался в Дагорладской Битве у Черных Врат Мордора, в которой мы победили, — ибо копье Гил-Гэлада, Айглос, и меч Элендила, Нарсил, были непобедимы. Я видел последнее сражение на склонах Ородруина, где погиб Гил-Гэлад и пал Элендил, сломав при падении свой меч, но и Черный Властелин был повержен, а Исилдур обломком отцовского меча отсек вместе с его пальцем Единое Кольцо и завладел им.
При этих словах не выдержал чужестранец Боромир.
— Так вот что случилось с Кольцом! — вскричал он. — Может быть, раньше у нас на юге об этом рассказывали, но те предания давным-давно забылись. Я слышал о Великом Кольце Того, чье имя у нас не произносят. Но мы думали, что оно погибло, когда рушилась его держава. Значит, им завладел Исилдур: это большая новость.
— Завладел, увы! — сказал Элронд. — Исилдур взял его, хотя и не должен был. Надо было тогда же бросить Кольцо в пламя Ородруина, из которого оно вышло. Но немногие видели, что сделал Исилдур. Он один встал рядом с отцом в последнем бою, а рядом с Гил-Гэладом оказались только мы с Кирданом. Нашему совету Исилдур не внял. «Я возьму его как виру за гибель отца и брата», — сказал он, не слушая нас. Но Кольцо скоро предало его и послужило причиной его гибели. С тех пор на севере это Кольцо называют Проклятием Исилдура. Может быть, смерть — лучшее, что могло с ним случиться из-за Кольца.
Только северяне знали обо всем этом, да и то немногие. Неудивительно, что ты не слышал об этом, Боромир. После поражения в Ирисной Долине, где погиб Исилдур, остались в живых и вернулись домой долгим путем через горы всего трое. Один из них, оруженосец Исилдура Охтар, сберег обломки меча Элендила и принес их наследнику Исилдура Валандилу, который с детства воспитывался в Райвенделе. Но Нарсил, после того, как был сломан, перестал светиться. Пока он еще не перекован.
Победу Последнего Союза я назвал «бесплодной». Это не совсем так. Она не была окончательной. Саурон был покорен, но не уничтожен. Его Кольцо пропало, но тоже уничтожено не было. Черный Замок был разрушен, но его фундамент уцелел, он до сих пор стоит, ибо был заложен с помощью Кольца. Пока оно существует, его дела живут. В войне погибло много эльфов и много могучих людей, и много их друзей и союзников. Убит Анарион, убит Исилдур, пали Элендил и Гил-Гэлад… Такого Союза эльфов и людей больше не будет. Люди множатся, Перворожденных становится все меньше. Два племени отдаляются друг от друга. С того самого дня неуклонно слабеет племя нуменорцев, срок их жизни уже сократился.
После войны и резни в Ирисной Долине Северное королевство Арнор обезлюдело, город Ануминас у Вечернего Озера Эвеним превратился в развалины. Наследники Валандила ушли в Форност на Северном Нагорье, но и тот город давно опустел. Люди зовут место, где он стоял, Валом Мертвецов и боятся подходить близко. Арнорцы рассеяны, их владычество миновало, остались одни Могильники на травянистых всхолмьях.
Южное Королевство Гондор уцелело; какое-то время оно даже крепло и возвышалось. Люди строили высокие башни, сильные крепости и крупные порты; Крылатая Корона Королей держала в благоговейном страхе многоязычные племена. Главным городом был Осгилиат, Звездная Цитадель, построенная на обоих берегах Андуина. На востоке от нее вознеслась Крепость Восходящей Луны, Минас Итиль, а на западе, у подножия Белых Гор, была выстроена Крепость Заходящего Солнца, Минас Анор. Там в королевском саду росло Белое Древо из семени деревца, что Исилдур привез из-за дальних морей. А еще раньше такое дерево выросло в Эрессее, завезенное туда с Заокраинного Запада в первый День из первых, когда мир был молод.
Быстротечные годы плыли над Средиземьем.
Оборвалась линия Мендельдила сына Анариона, высохло Белое Древо, кровь нуменорцев смешивалась с кровью менее достойных народов. Однажды заснули стражники на стенах Мордора, и на Горгорот пробрались темные враждебные существа. Они захватили Минас Итиль, поселились в ней, превратили ее в гнездо Зла. Теперь она называется Минас Моргул, что значит Крепость Темных Чар. А Минас Анор с тех пор стали называть Минас Тирит, то есть Сторожевая Крепость. Эти две твердыни постоянно воюют друг с другом, а оказавшийся между двух огней Осгилиат теперь разрушен, и по его развалинам бродят тени.
Много поколений сменилось. Но Правители Минас Тирита продолжают вести нескончаемую войну, отгоняя врагов, охраняя водный путь по Великой Реке от Аргонатов до самого Моря.
На этом я остановлюсь, ибо при жизни Исилдура о Кольце Всевластья слышали в последний раз. С тех пор оно пропало, и Три Эльфийских Кольца получили свободу. Но в последнее время они опять под угрозой, ибо, к нашему великому горю, Единое Кольцо найдено. Но об этом вам поведают другие — я почти не участвовал в последних событиях.
Он замолчал и тут же поднялся Боромир, высокий и прямой.
— Разреши мне, досточтимый Элронд, сначала сказать еще несколько слов о Гондоре, ибо из Гондорского Королевства я пришел. О том, что там делается, не мешает знать всем. Я думаю, немногие знают о наших подвигах и могут представить себе, какая опасность будет им грозить, если Гондор падет.
Не верьте, что в Гондоре не осталось нуменорской крови, что забыта слава великого государства. Наши храбрые воины сдерживают диких востокан и отбиваются от Моргульского ужаса. Мы еще охраняем мир и свободу, как последний оплот и заслон западных земель. Страшно подумать, что будет, если враги захватят Реку!
А ведь это может скоро случиться. Враг, имя которого у нас не произносят, снова восстал. Над Ородруином, который мы называем Роковой Горой, снова стоит облако дыма. Сила Черного Властелина растет, Враг подступает к нашим землям. Когда он вернулся в Мордор, наши люди были изгнаны с прекрасных земель Итилиэна на восточном берегу Великой Реки, хотя мы держали там укрепленный пост и стражу. В июне этого года Мордор двинул на нас военные отряды, и мы отступили. Враг побеждает числом, ибо заключил союзы с востоканами и жестокими харатцами. Но дело не только в числе, — у Врага есть сила, о которой мы раньше не знали.
Говорят, что иногда можно увидеть Тень огромного Черного Всадника, заслоняющую Луну. Если она появляется, наши противники воодушевляются, а наши храбрецы цепенеют от ужаса или бегут, не в силах сдержать коней. Так было в последней битве, когда из всей нашей восточной армии вернулась лишь горстка воинов.
Я был в отряде, удерживавшем мост, мы сражались, пока мост не рухнул за нами. Всего четверо спаслось вплавь, два солдата и мы с братом. Теперь мы воюем из последних сил, пытаясь удержать западный берег Андуина. Те, кого мы заслоняем, возносят нам хвалу, но не шлют подкрепления. На наш призыв откликаются только всадники Рохана.
Вот в какое страшное время я был послан к Элронду и, чтобы добраться сюда, преодолел много гонов по опасным дорогам: десять и сто дней шел один. Но не союзников в войне я ищу.
Говорят, что сила Элронда — в его мудрости, а не в оружии. Я пришел за советом и за разгадкой грозных слов. Ибо накануне последнего внезапного нападения Врага моему брату в тревожном сне явилось странное видение. Потом он видел этот сон еще несколько раз, и однажды его увидел я.
Мне снилось, что небо на востоке потемнело и раздался гром, сначала издали, потом все громче. А на западе разлился неяркий свет, и из него зазвучал далекий отчетливый голос:
«Сломанный меч ищи: он лежит в Имладрисе до срока.
Окажется крепче Моргульских чар совет.
Знак будет дан исполниться року,
Проклятие Исилдура выйдет на свет,
И явится невысоклик».
Мы с братом мало что поняли из этих слов и обратились к своему отцу Денэтору, Правителю Минас Тирита, — он владеет древним знанием и посвящен в тайные книги. Он сказал только, что Имладрис — старинное эльфийское название далекой северной долины, где живет легендарно мудрый Элронд-Полуэльф. И вот мой брат, чувствуя, что наше положение становится отчаянным, решил, что сон наш вещий, и собрался идти в Имладрис. Но неведомая дорога опасна, и я взял это бремя на себя. Отец не хотел отпускать меня. Долго блуждал я по забытым дорогам, разыскивая Дом Элронда. Многие слыхали о нем, но мало кто знал, где он находится.
— Здесь, в Доме Элронда, тебе многое станет ясным, — произнес Арагорн, вставая и вынимая меч. Он положил его на стол перед Элрондом. Клинок был сломан напополам.
— Вот Сломанный Меч! — сказал Арагорн.
— Но кто ты, и что тебе за дело до Минас Тирита? — спросил Боромир, с удивлением рассматривая худое лицо и выцветший плащ Следопыта.
— Он Арагорн сын Араторна, — сказал Элронд. — Поздний, но единственный прямой потомок Исилдура сына Элендила из Крепости Итиль. Он вождь северных дунаданов, которых — увы! — осталось мало.
— Значит, оно совсем не мое, а твое! — воскликнул изумленный Фродо и вскочил на ноги, словно решив, что у него тут же будут требовать Кольцо.
— Не мое и не твое, — ответил Арагорн, — но ты пока определен судьбой его хранить.
— Вынь Кольцо, Фродо! — торжественно произнес Гэндальф. — Час настал. Подними его повыше, и Боромир поймет последние слова Предсказания.
По залу прошел ропот, и воцарилась тишина. Все глаза смотрели на Фродо, а он, растерянный, испуганный и странно пристыженный, стал вытаскивать Кольцо, причем очень неохотно, словно рука отказывалась его трогать, и вообще ему хотелось убежать подальше.
— Вот оно, Проклятие Исилдура! — сказал Элронд.
— Невысоклик! — пробормотал Боромир, и глаза его сверкнули. — Значит, пришел роковой час Минас Тирита? Почему же надо было искать Сломанный Меч?
— Сказано: «исполнится рок», но не сказано «роковой час Минас Тирита», — сказал Арагорн. — В самом деле, близится роковой час и время великих подвигов. Ибо Сломанный Меч — это меч Элендила, он сломался, когда Элендил пал. Меч был сохранен его потомками, которые не сохранили ничего другого; ибо было древнее пророчество о том, что он будет перекован, когда найдется Кольцо, Проклятие Исилдура. Вот ты видишь Меч, который искал. Что скажешь теперь? Хочешь ли ты, чтобы наследник Элендила вернулся в Гондор?
— Я шел не просить, а найти разгадку Пророчества, — гордо ответил Боромир. — Но мы в очень тяжелом положении, и меч Элендила может оказаться великой подмогой, на которую мы надеяться не смели… если такое, правда, возможно, и он вернется в бой из теней давно прошедших лет.
Гондорец снова окинул Арагорна взглядом, в котором читалось недоверие.
Фродо почувствовал, как рядом с ним заерзал Бильбо. Старый хоббит явно оскорбился за друга, неожиданно встал во весь рост и выпалил:
Не всякое золото ярко блестит,
Скитальцы не все пропадают.
Глубокие корни мороз не сразит,
Сила старая не увядает!
Проснется из пепла былой огонь,
Будет Сломанный Меч откован,
Свет вспыхнет из мрака, и снова
Лишенный Короны взойдет на трон.
— Это, может быть, не самые хорошие стихи, но зато правильные, раз тебе мало слов Элронда! — добавил хоббит. — Если ты шел сюда десять и сто дней, чтобы что-то услышать, так лучше слушай! — и он снова сел, возмущенный.
— Эти стихи я сам сочинил для Дунадана, — шепнул он на ухо Фродо. — Давно, когда он мне впервые рассказал свою историю. Даже обидно, что время моих Приключений прошло, и я не могу с ним пойти, когда всходит его заря!
Арагорн посмотрел на Бильбо с улыбкой, потом опять повернулся к Боромиру.
— Со своей стороны я понимаю и прощаю твои сомнения, — сказал он. — Конечно, я мало похож на величественные изваяния Элендила и Исилдура, которые стоят во дворе Денэтора. Я всего лишь наследник Исилдура, а не сам Исилдур. Сотни гонов, отделяющих эту долину от Гондора, — лишь малая часть дорог, пройденных мною. Я взбирался на многие горы, и переправлялся через многие реки, и пересекал многие равнины, я видел земли за Рунным Морем и Дальний Харат, где светят чужие звезды…
Но мой дом сейчас на севере. Ибо здесь жили наследники Валандила, и род его не пресекался долгие годы и многие поколения. На нас опустилась завеса Тьмы, и нас сейчас мало. Но Меч переходил у нас от отца к сыну. А тебе, Боромир, вот что я скажу прежде чем кончить речь. Мы одинокие странники, охотники и следопыты Глухоманья, — но на прислужников Врага мы охотимся везде, ибо их много не только в Мордоре.
Если Гондор, как ты сказал, Боромир, оплот и крепкий заслон, то у нас другая роль. Есть много враждебных сил и тварей, против которых крепкие стены и светлые мечи — не защита. Ты мало знаешь о землях за пределами своей страны. Говоришь, «мир и свободу»? Север не знал бы ни того, ни другого, если бы не мы. Все бы уничтожил страх. Когда из темных чащоб выходят жуткие твари и с пустынных холмов сползают прислужники Мрака, мы — стражи пограничного Глухоманья — их прогоняем. Кто чувствовал бы себя спокойно на дорогах, о каком мире можно было бы говорить, о какой безопасности под крышами в домах, если бы дунаданы спали или лежали в могилах? А слов благодарности мы получаем меньше, чем вы. Путники подозрительно косятся на нас, сельские жители презрительно называют «бродягами»… Для толстяка, живущего по соседству с такими существами, что услышав о них, он был умер от страха, я — Бродяжник. Он не знает, что если бы его не охраняли, его поселок лежал бы в развалинах. Но нам не нужна его благодарность. Пока простые люди живут беззаботно и мирно, они остаются простыми, а мы должны скрываться, чтобы так было всегда. Вот что Скитальцы считали своим главным делом, пока проходили годы. Тем временем выросла новая трава. Мир снова начинает меняться, скоро пробьет час. Нашлось Проклятие Исилдура. Грядет война. Меч будет перекован. Я приду в Минас Тирит.
— Ты говоришь, что нашлось Проклятие Исилдура… — повторил Боромир слова Арагорна. — Я видел блестящее колечко в руке невысоклика. Но ведь Исилдур, как говорят, погиб до начала нашей эпохи. Откуда Мудрые узнали, что это — его Кольцо? Какой путь оно прошло за все эти годы, пока его не доставил сюда столь странный посланец?
— Об этом будет рассказано, — вставил свое слово Элронд.
— Только не сейчас, Господин, очень тебя прошу! — взмолился Бильбо. — Солнце уже подбирается к полдню, и мне просто необходимо подкрепиться.
— Я еще не говорил, что об этом расскажешь ты, — произнес с улыбкой Элронд. — Но теперь прошу тебя. Поведай нам свою историю. Если ты не успел переложить ее в стихи, говори обычными словами. Чем короче получится, тем быстрее сумеешь подкрепиться.
— Хорошо, — согласился Бильбо. — Я уступаю твоей просьбе. Но сегодня я расскажу Правдивую Историю, и если кто-нибудь из присутствующих слышал ее по-другому, — Бильбо скосил глаз на Глоина, — я попрошу их забыть то другое и простить меня. Тогда я просто хотел, чтобы Сокровище было моим, и чтобы ко мне не пристала кличка «вор». Сейчас я, кажется, стал лучше понимать. Короче, произошло вот что.
Для некоторых рассказ Бильбо был совершенно нов, и они с изумлением слушали, как старый хоббит, не скрывая удовольствия от того, что ему дали поговорить, пересказывал во всех подробностях свою встречу с Голлумом. Он не пропустил ни одной загадки. Он бы дал полный отчет об Угощении и своем уходе из Хоббитшира, но тут Элронд поднял руку.
— Отлично рассказано, друг, — произнес он, — но пока хватит. Нам достаточно знать, что Кольцо перешло к твоему наследнику Фродо. Пусть теперь говорит он.
Не так охотно, как Бильбо, но достаточно подробно Фродо рассказал о Кольце все, что мог, начав с того момента, когда оно попало к нему в руки. Присутствующих интересовал каждый его шаг от самого Хоббиттауна до Бруиненского Брода. Гости беспрестанно перебивали Фродо, обсуждали мельчайшие подробности, засыпали его вопросами, особенно про Черных Всадников. Наконец, он снова сел на место.
— Неплохо, малыш, — сказал ему Бильбо. — Получился бы хороший рассказ, если бы тебя все время не перебивали. Я пытался записывать, но чтобы записать все это в Книгу, мы к этому еще вернемся, и ты все мне повторишь. Ведь только сюда добрался, а уже на несколько глав хватит!
— Да, длинновато, — ответил Фродо. — И мне все равно еще не все ясно. Я хотел бы многое узнать, особенно про Гэндальфа.
Его услышал сидевший рядом Гальдор из Серебристой Гавани.
— Ты подумал то же, что и я! — воскликнул он и обратился к Элронду. — Мудрым, может быть, и ясно что находка невысоклика — действительно Кольцо Всевластья, но тем, кто знает меньше, пока не все понятно. Нам нужны доказательства. И я хочу еще спросить, где Саруман? Он хорошо изучил все о Кольце, но здесь его нет. Что бы он посоветовал, ведь ему, наверное, известно то же, что и нам?
— Все твои вопросы, Гальдор, тесно переплетаются, — сказал Элронд. — Я их предвидел, и ты получишь ответ. Но об этом расскажет Гэндальф. Я предоставляю ему честь говорить последним и завершить Повесть о Кольце, ибо в этом деле он играет самую важную роль.
— Видишь ли, Гальдор, — начал Гэндальф, — рассказ Глоина и преследование Фродо служат уже достаточным доказательством того, что находка невысоклика имеет большую ценность для Врага. Невысоклик нашел «колечко». Что дальше? Девять магических Колец — у Назгулов. Семь гномьих — захвачены Врагом или уничтожены (Глоин при этих словах заволновался, но ничего не произнес). Судьба Трех Эльфийских нам известна тоже. Какое же Кольцо так сильно желает получить Враг?
От Реки до Горы, то есть от потери до находки Кольца — большой разрыв во времени. Мудрые постепенно выяснили, что же за это время произошло. Но мы действовали слишком медленно. Ибо Враг шел по тому же следу и был к истине ближе, чем я подозревал. К счастью, он узнал ее только сейчас, летом этого года.
Некоторые из присутствующих помнят, как много лет назад я рискнул переступить порог замка Дол Гулдур, тайно проследил за Чародеем и узнал, что наши страхи не напрасны: это был не кто иной, как Саурон, наш старый враг, нашедший, наконец, новый облик и собиравшийся с силами. Некоторые, вероятно, вспомнят, как Саруман уговаривал нас не предпринимать открытых действий, и очень долго мы только следили за ним. Когда его Тень выросла до зловещих размеров, даже Саруман согласился применить военную силу, и войско Белого Совета выгнало Врага из Лихолесья — как раз в тот год, когда нашлось Кольцо. Странное совпадение. А совпадение ли?
Как и предвидел Элронд, Мудрые опоздали. Саурон тоже не упускал нас из виду и долго готовился отразить наш удар, управляя Мордором издалека, используя для этого Минас Моргул, где обитали его Девять пособников. Когда все было готово, он применил обманный маневр, — будто бы бежал от нас, а сам сумел быстро прорваться в Черный Замок и открыто провозгласил себя Властелином. Тогда был созван последний Совет Мудрых; ибо мы узнали, что он неустанно ищет Единое Кольцо, и опасались, что он добыл сведения, которых у нас еще нет. Но Саруман сказал «Нет» и повторил то, что говорил раньше: Единое Кольцо для Средиземья погибло. «Самое большее, что может знать Враг, — сказал он, — это то, что у нас пока Кольца нет. Оно считается потерянным. Он думает, что потерянное может найтись. Не бойтесь! Он обманывается. Я ли не изучал все, что об этом известно? В Андуин Великий упало оно, и давным-давно, пока Саурон спал, Река укатила его в Море. Пусть оно там и лежит до конца мира».
Гэндальф замолчал и некоторое время смотрел в восточное окно на дальние пики Мглистых Гор, у мощных корней которых так долго скрывалась гибель мира. Потом вздохнул и сказал:
— Это моя вина. Меня усыпили речи Сарумана Мудрого. Если бы я раньше стал искать истину, мы бы сейчас подвергались меньшей опасности.
— Это наша общая вина, — сказал Элронд. — Если бы не твоя бдительность, Тьма, может быть, уже поглотила бы нас. Но продолжай.
— Я обманулся с самого начала, вопреки всем доводам разума, — сказал Гэндальф. — И первым делом решил узнать, как эта вещь попала к Голлуму и как долго он ею владел. Я стал следить за ним, рассудив, что он, наверное, выползет на свет в поисках своего Сокровища. Он выполз, но от меня ускользнул, я не поймал его. А после этого — увы! — я бездействовал, только ждал и наблюдал, как мы и до этого часто себе позволяли.
Время шло, забот прибавлялось, но однажды во мне снова проснулись сомнения, и мне вдруг стало страшно. Откуда все-таки взялось Кольцо, которое нашел хоббит? И что с ним делать, если мои худшие опасения подтвердятся? Вот что надо было решать. Но я никому не говорил о том, чего боюсь, знал, как может подвести преждевременное слово, пусть произнесенное шепотом. Во всех долгих войнах с Черной Башней самой страшной бедой была измена.
Колечко Бильбо заинтересовало меня примерно семнадцать лет назад. Вскоре после этого я уже знал, что вокруг Хоббитшира собираются соглядатаи, шпионят даже некоторые звери и птицы. Их становилось все больше, и мои страхи росли. Я призвал на помощь дунаданов, они удвоили бдительность, и тогда же я открыл все, что знал, Арагорну, наследнику Исилдура.
— А я согласился с Гэндальфом, что надо обязательно найти и изловить Голлума, пока не поздно, — вставил Арагорн. — Мне казалось, что именно я, наследник Исилдура, должен исправить его роковую ошибку, и мы с Гэндальфом начали поиски, которые казались безнадежными и оказались очень долгими.
И Гэндальф рассказал, как они с Арагорном прочесали все Глухоманье до самых Сумрачных Гор, ограды Мордора.
— Там до нас дошли слухи о нем: по-видимому, он долго скрывался в темных горах, но обнаружить его нам не удалось, и я совсем отчаялся… В отчаянии чувства и мысли обостряются, и я подумал о том, что можно проверить Кольцо без Голлума. Оно само скажет, является ли тем Единым. Я вспомнил одну фразу, произнесенную на Совете. Говорил Саруман, и тогда я не отнесся к его словам с должным вниманием, а теперь они ясно зазвучали у меня в душе: «Девять, Семь и Три отличаются друг от друга камнями. Единое — без камня. Оно гладкое, будто самое простое и обыкновенное. Но в него врезаны знаки, которые посвященный, вероятно, сможет обнаружить и прочитать». Что это за знаки, Саруман не сказал. Кто мог знать о них? Тот, кто создал Кольцо. А Саруман? Как ни велики были его знания, он их где-то почерпнул. Чья рука, кроме черной руки Саурона, касалась Кольца перед тем, как оно пропало? Только рука Исилдура.
Рассуждая так, я прекратил преследование Голлума и быстро направился в Гондор. Было время, когда нас, магов, там хорошо принимали, особенно Сарумана. Он часто и подолгу гостил у Правителей города. Мне Наместник Денэтор оказал гораздо более прохладный прием, чем раньше, и очень неохотно разрешил доступ в хранилище старинных свитков и книг. «Если тебе в самом деле нужны только древние записи о первых годах Гондора, читай! — сказал он. — Для меня прошедшее ясней будущего и поэтому меньше заботит. Я прочел все эти книги. Думаю, будь ты даже мудрее Сарумана, который долго их изучал, и то не найдешь здесь ничего, что не было бы известно мне, знатоку здешних преданий».
Так говорил Денэтор. Но у него в хранилище лежит немало рукописей, которые даже не всякий мудрец сможет прочитать, ибо их языки и знаки, которыми они написаны, давно забыты. Знай, Боромир, в Минас Тирите есть свиток, по-видимому, не читанный никем со времен последних Королей, кроме меня и Сарумана. Свиток написан Исилдуром собственноручно, ибо Исилдур после победы над Врагом вернулся в Гондорское Королевство, а не ушел сразу, чтобы где-то бесследно исчезнуть, как говорят некоторые.
— Может быть, так говорят на севере, — сказал Боромир, — но в Гондоре все знают, что Исилдур действительно некоторое время пробыл в крепости Минас Анор, чтобы передать Южное Королевство своему племяннику Менельдилу и дать ему совет. Тогда он и посадил последний росток Белого Дерева в память об убитом брате.
— И тогда же сделал надпись на свитке, — сказал Гэндальф. — Только в Гондоре, похоже, об этом не помнят. В свитке говорится о Кольце. Вот что написал Исилдур:
«Отныне Великое Кольцо будет наследным достоянием Северных Королей, но запись о нем пусть сберегается в Гондоре, где тоже живут наследники Элендила, дабы сохранилась память о великих событиях, когда время сотрет многое».
После этого Исилдур описывает Кольцо:
«Когда я взял его, оно было горячим, как уголь, и ожгло мне руку, и я думал, что боль от ожога не пройдет никогда. Сейчас, когда я пишу, оно остыло и уменьшилось на вид, но не потеряло ни красоты, ни формы. И были на нем знаки яркие, начертанные алым пламенем, и потускнели они, стали еле видны. Эти знаки — руны эльфов Эрегиона, ибо в Мордоре нет письма для столь тонкой работы, но язык неизвестен мне, полагаю, что это черная речь, ибо неблагозвучно и безобразно сие при чтении. Какое зло вещает надпись, я не знаю, но срисовываю ее здесь, пока не исчезла она совсем. Вероятно, Кольцу не хватает жара руки Саурона, которая была черна и при сем жгла, как огонь. И ею Гил-Гэлад был убит. Быть может, если накалить это золото в огне, вновь проступят письмена, но я не рискну причинить вред этой вещи, единственной прекрасной из всех творений Саурона. Она дорога мне, хотя слишком дорого я заплатил за нее».
Прочитав эти слова, я больше ничего не искал. Ибо надпись, как догадался Исилдур, была действительно на языке Мордора и слуг Черной Башни. И содержание ее известно. Когда Саурон выковал Единое и впервые надел его, эльф Келебримбор, создатель Трех, издали увидел его и услышал, как он произносил магические слова, так что тайные злые помыслы стали явными.
Я тут же покинул Денэтора, но не успел вернуться на север, как получил известие из Лориэна от заходившего туда Арагорна. Оказывается, он изловил существо, называвшееся Голлумом. Так что я поспешил на встречу с Арагорном, чтобы все услышать самому. В каких гибельных местах он был совершенно один и с какими опасностями встречался, страшно было подумать.
— Нечего о них рассказывать, — сказал Арагорн. — Тот, кто бродит в одиночку у Черных Врат или попадает в долину Моргул с мертвящими дурман-цветами, неизбежно встречает опасности. Сначала, не найдя Голлума, я тоже отчаялся и решил возвращаться домой, но вдруг мне повезло, и я увидел то, что искал: следы босых ног на глине возле грязной лужи. Они были свежие и вели не в Мордор, а из Мордора. Тот, кто их оставил, спешил. Я пошел за ним по краю Гиблых Болот и настиг его. Он торчал у гнилого болотца, вглядываясь в воду, хотя был уже темный вечер. Тут я схватил этого Голлума. Он весь был в зеленой тине. Боюсь, что он меня крепко невзлюбил, потому что стал кусаться, а я в ответ не нежничал, и след его зубов оказался единственным, чего мне удалось от него добиться. Самой трудной частью моего путешествия была дорога домой. Я следил за ним день и ночь, гнал перед собой на веревке, с кляпом во рту, и укрощал только тем, что временами не давал ни есть, ни пить. Так я его доставил, наконец, в Лихолесье и отдал под стражу эльфам, ибо об этом мы заранее договорились. Я был рад от него избавиться, ибо он еще жутко вонял. Надеюсь, больше я его не увижу. Только Гэндальф выдерживал долгие беседы с ним.
— Долгие и утомительные, — подтвердил Гэндальф. — Зато с пользой. Во-первых, рассказ Голлума о том, как он потерял Кольцо, совпал с тем, что Бильбо нам сегодня впервые выложил открыто. Хотя для меня было важно не это, об этом я уже догадывался; важно то, что Кольцо Голлума было выловлено из Великой Реки у Ирисной Долины. И еще я узнал, что он владел им очень долго. Он смертен и должен был давно умереть, но прожил во много раз дольше, чем отпускается таким маленьким существам. Кольцо продлило ему жизнь; но такой властью обладают лишь Великие Кольца. Если тебе мало этого доказательства, Гальдор, есть еще одна возможность проверить.
Вы все видели круглое и гладкое колечко, но знаки, которые срисовал Исилдур, еще можно прочитать, если его подержать в огне, — хотя не у всех хватит на это силы воли. Я проделал так, и вот что я прочитал:
«Эш назг дурбатулук, Эш назг гымбатул,
Эш назг тхракатулук, Агх бурзум-иши кримпатул».
Голос мага изменился. Он вдруг стал зловещим, мощным, грубым, как неотесанный камень, — и потемнело в зале, будто подернулось тенью яркое солнце… Все вздрогнули, эльфы заткнули уши.
— Никогда и никто не осмеливался произносить слова на этом языке в Имладрисе, Гэндальф Серый! — проговорил Элронд, когда тень прошла и все перевели дыхание.
— И, надеюсь, никто больше не осмелится, — ответил Гэндальф. — Однако прощения я у тебя не прошу, досточтимый Элронд, ибо если вы все не хотите, чтобы этот язык проник вскоре во все уголки западного мира, — пока не поздно, отбросьте сомнения и поверьте, что Кольцо невысокликов — именно То, которое Мудрые назвали Сокровищем Тайной Мощи Врага. В нем заложена большая часть его древней силы. В Черные Годы эльфы-кузнецы Эрегиона впервые услышали страшные слова и поняли, что их предали:
«Единое, чтоб всеми править,
Единое, чтоб все сыскать,
Единое, чтоб их собрать и в цепь сковать
В Мордоре, где залегает мрак».
Знайте, друзья, что от Голлума я узнал и многое другое. Он не хотел говорить, бормотал отрывочно и невнятно, но он, без сомнения, побывал в Мордоре, и там из него вытянули все, что он знал. Так что теперь Врагу известно, что Единое найдено, что оно долго находилось в Хоббитшире. Его слуги проследили путь Кольца почти до наших дверей, и он очень скоро узнает, — а может быть, уже узнал, — что оно здесь у нас.
Наступила тишина, потом молчание прервал Боромир.
— Ты говоришь, этот Голлум — мелочь? Маленький, но несет большую подлость? Что с ним стало? Какой приговор вы ему вынесли?
— Он всего лишь задержан и сидит под стражей, — ответил Арагорн. — Он и так много вытерпел. Его, без сомнения, сильно пытали, его сердце почернело от страха перед Сауроном. Но я доволен, что он сейчас под надежной охраной у Лихолесских эльфов. Его зловредность велика и придает ему силы, которые трудно даже представить, ведь на вид он худ и жалок. Если его отпустить, он много зла натворит. Я уверен, что из Мордора его выпустили не иначе как с лиходейским поручением.
— Увы! Увы! — вскричал Леголас, и красивое лицо эльфа исказилось от отчаяния. — Я должен немедленно все сказать. Я нес сюда плохие вести, но лишь сейчас понял, какими бедами для нас чревато случившееся. Смеагол, которого называют Голлумом, бежал!
— Бежал?! — воскликнул Арагорн. — Очень плохая новость. Боюсь, что мы все об этом горько пожалеем. Как же эльфы Трандуила его упустили?
— Не по недостатку бдительности, а, пожалуй, от избытка добросердечия, — сказал Леголас. — И мы подозреваем, что пленник получил помощь извне, а значит, о наших действиях Врагу известно больше, чем нам хотелось бы. По просьбе Гэндальфа мы добросовестно днем и ночью стерегли эту тварь, хотя нам было очень противно; но сам Гэндальф говорил, что можно все же надеяться на его исправление, и нам было жаль все время держать его в пещерных подвалах, где им снова овладевали собственные черные мысли.
— Со мной вы так не нежничали, — сказал Глоин, и глаза его сверкнули. Он вспомнил, как сам сидел в плену у Короля Эльфов в этих самых глубоких подвалах.
— Ну-ну, не перебивай! — вмешался Гэндальф. — То был результат досадного непонимания, добрый Глоин, и все давно улажено. Если эльфы и гномы начнут здесь вспоминать все свои ссоры и обиды, придется отменить Совет.
Глоин встал и поклонился, а Леголас продолжал:
— В хорошую погоду мы выводили Голлума через лес на поляну, где стояло высокое дерево отдельно от других, он любил на него залезать. Мы разрешали ему взбираться на верхние ветки, чтобы почувствовать свежий ветер, а сами ставили стражу внизу у ствола… В тот день он отказался слезать, когда его позвали, а стражники не захотели лезть за ним — он научился приклеиваться к веткам, вцепившись в них руками и ногами, так что не отдерешь, и они решили остаться под деревом до ночи. Летняя ночь выдалась безлунная и беззвездная, и на нас внезапно напали злобные орки. Мы довольно скоро прогнали злодеев, их было много, но они пришли с гор, и в лесу чувствовали себя неуверенно. После боя обнаружилось, что Голлума нет, а его охранники убиты или уведены в плен. Нам стало ясно, что напали они специально, чтобы его выручить, и что он об этом заранее знал. Как ему сообщили — неведомо. Он хитрый, а шпионов у Врага хватает. Зловредные твари, которых прогнали из Лихолесья в тот год, когда был убит Дракон, снова сползаются во множестве; только наше поселение от них свободно, а остальное Лихолесье опять пользуется дурной славой.
Голлума так и не поймали. Его следы смешались с орчьими и сначала шли в глубь леса, на юг. Потом мы их потеряли, и на этом прекратили погоню. Уже близко был Дол-Гулдур, это место плохое, мы туда не ходим.
— Ну что ж, бежал так бежал, — сказал Гэндальф. — У нас больше нет времени за ним гоняться. Значит, он будет творить, что хочет. И пока ни он, ни Властелин Мордора не знают, какую роль ему еще суждено сыграть.
— А теперь я отвечу на оставшиеся вопросы Гальдора, — продолжал маг. — Где Саруман и что бы он посоветовал? Об этом я должен рассказать подробно, ибо говорил пока только Элронду, да и то не все. А то, что вы узнаете, повлияет на ваше решение. Итак, переходим к последней на сегодняшний день главе Повести о Кольце.
— В конце июня я был в Хоббитшире, но тревога не покидала меня, и я направился к южным границам этой маленькой страны. Я предчувствовал опасность, знал, что она приближается, но что именно — не знал. Там до меня дошли вести о боях и поражениях в Гондоре, а когда я услышал о Черной Тени, сердце мое сжалось, как от холода. Однако встретил я лишь отдельных беженцев с юга. Мне показалось, что они боятся, но они не хотели об этом говорить. Я свернул на северо-восток и поехал по Зеленому Тракту. Недалеко от Пригорья на обочине дороги отдыхал путник. Его конь пасся рядом. Я узнал Радагаста Карего, который одно время жил в Розгобеле, на границе с Лихолесьем. Он тоже маг, как и я, но я его много лет не видел.
«Гэндальф! — закричал он. — Я тебя искал. Но я здешних мест не знаю. Мне только сказали, что тебя надо искать в дикой стране с нелепым название Хоббитшир».
«Правильно сказали. Только не говори о нем так, если встретишь местных жителей, — ты уже у его границ. Зачем я тебе понадобился? Есть важные новости? Ты никогда не срывался с места без крайней необходимости».
«У меня срочное поручение, — сказал он. — Вести скверные, — тут он оглянулся, будто бы у кустов могли быть уши, и зашептал: — Назгулы. Девятеро снова появились. Тайно перешли Великую Реку и движутся к западу. В облике Черных Всадников».
Тут я понял, почему ощущал смутный страх!
«У Врага какой-то тайный замысел, — сказал Радагаст. — Но я не могу догадаться, зачем ему понадобились эти дальние и пустынные земли».
«О чем ты?» — спросил я.
«Мне сказали, что Всадники везде спрашивают про какой-то Шир».
«Хоббитшир — не «какой-то», — сказал я, но сердце у меня упало. Даже Мудрые страшатся встретить Девятерых, когда они собираются в боевой отряд под рукой Короля-Чернокнижника. В прошлом колдун и великий вождь, сейчас он может убить одним страхом.
«Кто же тебе все это сказал и кто поручил найти меня?» — спросил я.
«Саруман Белый, — ответил Радагаст. — Он прислал меня сказать, что если тебе нужна помощь, он поможет. Но отправляйся к нему за помощью сейчас же, а то будет поздно».
Сообщение Радагаста принесло мне надежду. Ведь Саруман Белый — величайший из магов. Радагаст, конечно, достойный коллега, мастер форм и оттенков, знаток трав, животных и птиц; птицы особенно дружелюбно к нему относятся. Но Саруман долго изучал пути и повадки Врага, благодаря ему мы часто могли предотвратить угрозу или вовремя подготовиться. Именно Саруман придумал, как прогнать Саурона из Дол-Гулдура. Может быть, он нашел средство, как прогнать Девятерых назад за Андуин.
И я сказал, что поеду к Саруману.
«Тогда отправляйся немедленно, — посоветовал Радагаст. — Я много времени потратил, пока тебя искал, а дни бегут быстро. Саруман просил найти тебя до Середины Лета, а она как раз сейчас. Даже если ты поедешь прямо сегодня, ты можешь не успеть добраться до него раньше, чем Назгулы доберутся до Хоббитшира. Я сам тотчас же отправлюсь домой».
Он вскочил на коня и собрался отъехать.
«Задержись на мгновение! — попросил его я. — Нам понадобится твоя помощь и вообще всяческая помощь. Оповести всех зверей и птиц, которые тебе верны. Пусть пока собирают все сведения об этом деле и сообщают в Ортханк Саруману и Гэндальфу».
«Будет сделано», — сказал он и ускакал так быстро, будто его уже преследовали Назгулы.
Я не мог за ним угнаться. В тот день я очень много проехал, мой конь устал не меньше моего, и надо было все обдумать. Я заехал на ночь в Пригорье, раскинул мозгами и решил, что заехать в Хоббитшир не успею… Никогда я не делал большей ошибки.
Фродо я написал письмо, поручил трактирщику — он мой друг — отослать его в Хоббиттаун, а сам на рассвете тронулся в путь. До Исенгарда, где живет Саруман, я добирался довольно долго. Это далеко на юге, в конце Мглистого Хребта, ближе к Роханскому Проходу. Боромир подтвердил, что там большая долина между его родными Белыми Горами Гондора, Эред Нимрас по-нуменорски, и самыми южными отрогами Мглистых Гор. В северной части долины, в неприступной горной котловине с отвесными скалами-стенами стоит каменная башня Ортханк. Эту башню Саруман не строил. Она вообще не похожа на рукотворную постройку. Ее возвели в давние времена нуменорцы: очень высокая, со множеством секретов и тайных помещений, она имеет только один вход, а попасть в котловину можно через единственный туннель с крепкими воротами, пробитый в скалах.
Поздно вечером подъехал я к массивной арке этих ворот. Возле них стояла многочисленная стража; обо мне, по-видимому, знали, ибо мне было сказано, что Саруман ждет. Я въехал под арку, ворота бесшумно захлопнулись за мной, и вдруг меня охватил страх, но я не понял, почему.
Я подъехал к башне Ортханк и поднялся по ступеням крыльца. Саруман встретил меня у входа и проводил к себе в верхний покой. На пальце у него я заметил кольцо.
«Значит, ты пришел, Гэндальф», — сказал он хмуро, но мне показалось, что в глубине его глаз блеснул белый луч холодной насмешки.
«Да, пришел, — ответил я. — Я пришел к тебе за помощью, Саруман Белый!»
Этот титул, по-видимому, разозлил его.
«Неужели, Гэндальф Серый? — спросил он с издевкой. — За помощью? Редко приходится слышать, что Гэндальф Серый просит помощи, — такой хитрый и умный, такой вездесущий, который лезет во все дела, даже если они его не касаются!»
Я смотрел на него и удивлялся.
«Но если я не ошибаюсь, — сказал я, — сейчас надвигаются события, которые потребуют объединения всех наших усилий?»
«Может быть, и так, — ответил Саруман, — но ты поздно об этом подумал. Сколько времени, хотел бы я знать, ты скрывал от меня, Главы Совета, дело огромной важности? И почему вдруг бросил свое тайное убежище в Хоббитшире и явился сюда?»
«Девятеро снова явились, — ответил я. — Переправились через Великую Реку. Радагаст сказал мне об этом».
«Радагаст Карий! — расхохотался Саруман, больше не скрывая презрительной издевки. — Радагаст Укротитель Птичек! Радагаст Простак! Дурень Радагаст! У него хватило ума только на то, чтобы сыграть роль, которую я ему определил. Ты здесь, а это было единственной целью моего поручения. И ты останешься здесь, Гэндальф Серый, пора тебе отдохнуть от странствий. Ибо так решил я, Саруман Мудрый, Саруман Изготовитель Колец, Саруман Многоцветный!»
Тогда я увидел, что показавшееся вначале белым, его одеяние было совсем не белым, а сотканным из многих цветов, которые переливались и меняли оттенки при движении так, что рябило в глазах.
«Мне больше нравился Белый», — сказал я.
«Белый! — фыркнул он. — Он годится только для начала. Белую ткань можно покрасить. Белую бумагу можно исписать. Белый цвет дробится на семь цветов».
«И перестает быть белым, — упорствовал я. — А тот, кто дробит, чтобы узнать суть разрушив, сходит с тропы Мудрых».
«Зря ты со мной говоришь, как с теми дурнями, которых набрал в друзья, — сказал Саруман. — Я вызвал тебя сюда не для того, чтобы ты мне морали читал, а для того, чтобы предложить тебе выбор».
Он выпрямился и, стоя, произнес речь, по-видимому, приготовленную заранее:
«Древняя Эпоха прошла. Средняя проходит. Наступают Новые Дни. Время эльфов кончилось. Начинается наше время. Мир будет принадлежать людям, а мы должны управлять ими. Но нам нужна власть, большая власть, чтобы делать то, что мы хотим, потому что только Мудрые видят, в чем истинное благо».
«Слушай, Гэндальф, старый друг и помощник, — продолжал он, подходя ближе ко мне и понижая голос, — я сказал «мы», потому что если ты присоединишься ко мне, нас будет двое. Рождается новая сила. В борьбе с ней старая тактика и старые союзы не помогут. Эльфы и вымирающие нуменорцы обречены. У тебя, у нас фактически нет выбора. Мы можем присоединиться к новой Силе, и это будет мудро, Гэндальф. В ней надежда. Она вот-вот победит. Тех, кто ее поддержит, ждет великая награда. Эта Сила крепнет, Гэндальф, и возвышает преданных ей друзей. Имея терпение, мы, Мудрые, сможем научиться направлять ее и управлять ею. Мы дождемся своего часа, замкнем до времени свои сердца и души, может быть, втайне пожалеем о неизбежных проявлениях Зла, но примем и одобрим высокие конечные цели: Знание, Закон, Порядок. Мы всегда стремились к ним, но наши усилия были напрасны, ибо слабые и праздные друзья скорее мешали нам, чем помогали. Цели наши не изменились и не изменятся, меняются средства».
«Саруман, — сказал я, — я уже слышал такие речи. Их произносят посланцы Мордора, обманывая несведущих. У меня в голове не укладывается, что ты мог вызвать меня в такую даль для того только, чтобы у меня устали уши?»
Он бросил на меня косой взгляд и промолчал. Потом сказал:
«Вижу, что не смог растолковать тебе, что такое путь истинно мудрых. Не настало время? Я же предлагаю лучший путь!»
Он подошел совсем близко, коснулся моей руки длинными пальцами и прошептал:
«Но, Гэндальф, почему? А Кольцо Всевластья? Если мы завладеем им, Сила и Власть перейдут к нам. Поэтому я тебя пригласил. У меня на службе много глаз, я догадываюсь, что ты узнал, где Сокровище. Разве не так? А иначе зачем Девятерым Хоббитшир? И почему ты там околачиваешься?»
Тут я увидел в глазах Сарумана алчность, которую он не сумел скрыть.
«Саруман, — сказал я, отступая. — Единое Кольцо можно надеть только на одну руку, ты это отлично знаешь, поэтому не трудись говорить «мы». Но я его тебе не отдам. Больше того, узнав твои намерения, я тебе про него ничего не скажу. Ты был Главой Совета, но, наконец, сбросил маску. Предложенный тобой выбор, как я понял, означает выбор между тобой и Сауроном. Я не подчинюсь ни ему, ни тебе. Еще есть предложения?»
Теперь в его взгляде была холодная угроза.
«Да, — сказал он. — Я не ждал, что ты проявишь мудрость, даже для своей выгоды. Но я предложил тебе добровольно содействовать мне, не растрачивая силы зря. Ты отказался. Остается третье: ты останешься здесь до конца».
«До какого конца?»
«Пока не кончишь упрямиться и не откроешь мне, где находится Единое. Может быть, я найду средство переубедить тебя. Или пока оно не найдется само, без твоего участия. Тогда у его Всевластного обладателя хватит времени на заботы полегче: к примеру, достойным образом наградить Гэндальфа Серого за то, что он мешал и упорствовал».
«Это, пожалуй, окажется не так-то легко», — ответил я.
Он засмеялся мне в лицо, ибо знал, что мои слова — всего лишь слова.
Меня схватили и отвели на шпиль Ортханка, на Дозорную Площадку, с которой Саруман обычно наблюдал за звездами. Спуститься оттуда можно только по узкой лестнице в несколько тысяч ступеней. Долина внизу казалась такой далекой! Я смотрел и видел, что там, где раньше росла зеленая трава, теперь были провалы шахт и крыши кузниц. В Исенгарде держали волков и орков, ибо Саруман собирал большое войско, пытаясь соперничать с Сауроном. Значит, он пока ему не подчинился. Темный дым висел над котловиной и окутывал стены Ортханка. Я словно стоял один на острове в тучах. Отсюда нельзя было убежать, мне предстояли горькие дни. Меня пронизывал холод, а места было мало даже для того, чтобы согреться, шагая от одного края площадки к другому. Я думал о Всадниках, мчащихся к северу.
В том, что это — Девятеро, я не сомневался. Я уже не верил Саруману, но про Назгулов он сказал правду. Еще по дороге, задолго до прибытия в Исенгард, я получил достоверные известия. Я очень боялся за друзей в Хоббитшире, и все же у меня были кое-какие надежды: я предполагал, что Фродо получил мое письмо и сразу вышел в Райвендел. Он мог добраться туда раньше, чем за ним начнется смертоносная погоня. Но я ошибался и в опасениях, и в надежде. Я понадеялся на толстого пригорянина и боялся мудрости Саурона. Но толстяки, торгующие пивом, в суете легко забывают поручения; а Девятеро оказались не всемогущими. У страха глаза велики. Тогда я был один, в ловушке, и просто не мог представить, что те, перед кем все трепещут, не справятся с невысокликами в далеком Хоббитшире.
— А я тебя видел! — воскликнул Фродо. — Ты шагал взад-вперед. Луна освещала твои волосы!
Гэндальф замолчал и окинул его удивленным взглядом.
— Это было во сне, — сказал Фродо. — Я его забыл и теперь вдруг вспомнил. Он мне снился давно, почти сразу после ухода из Хоббитшира.
— Этот сон к тебе, как видишь, опоздал, — сказал Гэндальф. — Я оказался в жутком положении. Те, кто меня знает, согласятся, что я редко попадаю в подобные переделки и плохо их переношу. Поймать Гэндальфа Серого, как муху, в предательскую паучью сеть! Но в самой хитроумной паутине может найтись слабая нить.
Сначала я чуть не подумал, что Радагаст Карий стал предателем, — наверное, Саруман рассчитывал, что я в это поверю. Но при нашей встрече я не слышал в его голосе ни одной фальшивой ноты, и взгляд его был ясен. Если бы я почувствовал неладное, я бы не отправился в Исенгард или принял меры предосторожности. Саруман подумал об этом. Он обманул Радагаста, потому что склонить его к предательству он бы не смог. Радагаст был честен и верен. Но поэтому и не удался до конца план Сарумана.
У Радагаста не было причин не выполнить обещание, данное мне. Мы расстались, он поскакал в Лихолесье, где у него много друзей. Горные орлы летают далеко и много видят. Они заметили, как собираются в стаи волки, видели банды орков, слышали о побеге Голлума и заметили Черных Всадников, скачущих по северным долинам. И орлы послали ко мне гонца.
Лунной ночью в конце лета быстрейший из Больших Горных Орлов Гвайр-Ветробой тайно подлетел к Ортханку и увидел меня на Дозорной Площадке. Я заговорил с ним, и он унес меня с Башни раньше, чем Саруман спохватился. Я был уже далеко от Исенгарда, когда орки на волках выехали из ворот за мной в погоню.
«Как далеко отсюда ты сможешь меня унести?» — спросил я Гвайра.
«За много гонов, — сказал он. — Но, конечно, не на край света. Меня послали доставить новости, а не возить грузы».
«Тогда мне нужен конь, чтобы скакать по земле, — сказал я, — причем сверхбыстрый, ибо я никогда так не спешил».
«Значит, я отнесу тебя в Эдорас, где в Золотом Доме сидит Повелитель Рохана, — сказал он. — Это недалеко отсюда».
О лучшем я и мечтать не мог, ибо в тех краях живут рохирримы-коневоды, и нет в мире коней, которые сравнились бы с быстроногими скакунами, выращенными в степях между Мглистыми и Белыми Горами.
«Как ты думаешь, рохирримам можно по-прежнему доверять?» — спросил я Гвайра, ибо после предательства Сарумана стал еще меньше верить окружающим.
«Они платят дань лошадьми, — ответил он. — Говорят, что они отсылают коней в Мордор. Но они никому не служат. Если, как ты говоришь, Саруман предался Злу, между двух огней они долго не продержатся!»
Ветробой опустил меня на землю Рубежного Края еще до рассвета. Но я затянул свой рассказ. Об остальном поведаю кратко.
В Рохане уже ощущалось Зло: действовала ложь Сарумана. Король не желал слушать моих предупреждений. Он разрешил мне выбрать коня — и попросил тотчас же удалиться. Я выбрал жеребца, который мне очень понравился, но это очень не понравилось Королю: я взял лучшего коня из его табунов, подобного ему мне до сих пор не приходилось видеть.
— Значит, это в самом деле благородное животное, — сказал Арагорн. — Но больше остальных новостей меня огорчает то, что Саурон вымогает дань лошадьми. Когда я в последний раз был в Рохане, такого не было.
— Могу поклясться, что и сейчас нет! — вмешался Боромир. — Все это ложь, которую распространяет Враг, я знаю рохирримов: они наши союзники, живут на землях, полученных от нас в давние времена. Это честный и бесстрашный народ.
— Тень Мордора легла на дальние земли, — проговорил Арагорн. — Саруман пал под ее влиянием. Рохан окружен врагами. Кто знает, что ты там найдешь, если сам сможешь вернуться?
— Только не это! — воскликнул Боромир. — Они не станут покупать себе жизнь, продавая коней Врагу. Они любят лошадей почти как самих себя. Это и понятно. Кони рохирримов пришли вместе со своими хозяевами с севера и, подобно им, ведут род от благородных предков, живших в древности в свободных землях, не затронутых Тенью…
— Это правда, — сказал Гэндальф. — И среди них есть один, который мог родиться на Утре Мира. Кони Назгулов ему уступают. Он неутомим и быстр, как ветер. Рохирримы дали ему имя Серосвет. Днем его шерсть отливает серебром, а ночью он на скаку невидим, как серая тень. Шаг его легок и не слышен. До меня никто не мог его оседлать, но я укротил его, и он помчал меня на север так быстро, что я пересек границу Хоббитшира как раз тогда, когда Фродо добрался до Могильников, хотя выехал из Рохана примерно тогда же, когда он из Хоббиттауна.
Но по дороге беспокойство мое росло. Я всюду слышал о Черных Всадниках, и хотя изо всех сил старался их догнать и почти настиг, они все равно были впереди меня. Потом я узнал, что они разделились: часть их осталась у восточной границы Хоббитшира, недалеко от Зеленого Тракта, остальные въехали в Хоббитшир с юга. Когда я добрался до Хоббиттауна, Фродо там уже не было, я только расспросил садовника Гэмджи. Расспрашивал долго, а узнал мало, ибо он все сводил разговор на недостатки новых хозяев Торбы.
«Я не выношу перемен, — говорил он. — Я старый, и плохо переношу перемены к худшему. Это перемена к худшему», — повторял он снова и снова.
«Худшее еще не настало, — сказал я. — Надеюсь, что при твоей жизни не настанет».
Но из его болтовни я, наконец, понял, что с тех пор, как Фродо уехал из Хоббиттауна, еще неделя не прошла, а вечером того дня, когда уезжал, он чуть не встретился на Круче с Черным Всадником. Дальше я ехал в страхе. Добрался до Бакленда, он был охвачен волнением, как муравейник, если в него ткнуть палкой. Я заехал в дом в Кричьей Балке — он был пуст, двери взломаны, на пороге валялся плащ Фродо. Я потерял надежду и не стал тратить время на расспросы окрестных жителей, а сразу поскакал за всадниками. Зря, конечно: если бы я собрал новости, был бы спокойнее. В следах Всадников оказалось трудно разбираться, ибо они шли в разных направлениях, и я даже растерялся. Потом определил, что один или двое направились в Пригорье, и сам поехал туда, перебирая в уме все, что скажу трактирщику.
«Его зовут Медовар, — думал я по дороге. — Если он виноват в том, что Фродо задержался, я его самого выварю. Или лучше поджарю старого болвана на медленном огне!»
Он, наверное, меньшего не ждал, потому что при виде меня упал на землю и завертелся, будто уже попал на сковородку.
— Что ты с ним сделал? — испуганно закричал Фродо. — Он нас принял, как родных, и очень старался помочь.
Гэндальф засмеялся.
— Не бойся за него! — сказал он. — Я его не укусил и даже облаять не успел. Я был несказанно рад тому, что услышал от него, когда он перестал трястись, и тут же его обнял. Как это случилось, у меня в голове не укладывалось, но я узнал, что ты всего днем раньше был в Пригорье и утром ушел с Бродяжником.
«С Бродяжником?!» — громко закричал я от радости.
«Да, господин, кажется, так, — сказал Медовар, вероятно, не поняв меня и думая, что я сильнее рассердился. — Он к ним пристал, хотя я делал все, что мог, и они сговорились. Они очень странно вели себя все время, пока были здесь: можно сказать, своевольно…»
«Осел! Дурень! Дражайший и трижды достойнейший Медовар! — не в силах сдерживаться, орал я. — Это лучшие новости, которые я слышал с самой Середины Лета! Да за них золотой дать можно! Я заговорю твое пиво высшим сортом на семь лет! Я сегодня ночью спокойно высплюсь — в первый раз не помню с каких пор!»
Так я остался ночевать в трактире, размышляя, что могло случиться с Всадниками. В Пригорье, по-видимому, знали только о двоих. Но той же ночью новостей прибавилось. С запада подскакали пятеро или шестеро Черных, повалили ворота и с воем, словно буря, пронеслись через поселок; пригоряне до сих пор дрожат и ожидают конца света. Я встал до рассвета и поскакал за Всадниками. Точно не знаю, но мне кажется, произошло вот что.
Предводитель Девятерых засел в засаде где-то южнее Пригорья, послал туда сначала двоих, а четверо пробрались в Хоббитшир. Потом, когда их перехитрили в Кричьей Балке и в Пригорье, они возвратились к своему вождю с докладом, оставив Тракт на какое-то время без охраны, — их шпионы, конечно, по нему ходили. После этого Предводитель послал нескольких Всадников прямо на восток по бездорожью, а сам с остальными помчался по Большому Восточному Тракту в страшном гневе.
Ну, а я вихрем поскакал к Заверти, и на второй день перед закатом уже был там. Они меня опередили, но при моем появлении отступили, почувствовав, как во мне кипит ярость, и боясь действовать при свете. Я поднялся на Заверть. Однако с наступлением темноты они подошли близко, и я оказался в осаде в кольце старых развалин Амон Сул на вершине. Тут я хорошо поработал; думаю, что столько огня и света над Завертью не видели со времен древних сигнальных костров!
На рассвете я ускользнул от них, но пришлось идти в обход, на север. Искать тебя в Пустоши, Фродо, было бесполезно, да и глупо, когда за мной по пятам шли все Девятеро. Оставалось положиться на Арагорна. Я решил только отвлечь нескольких Назгулов, а вас опередить, добраться до Райвендела и выслать вам навстречу помощь. Всадники действительно поскакали за мной, но вскоре повернули и, кажется, направились к Броду. Таким образом, я все-таки немножко помог вам: на ваш лагерь у Заверти напало лишь пятеро Врагов, а не все Девять.
Сюда я добирался по длинной и трудной дороге, вверх по реке Хмурой и через Троллистое Плато, так что явился с севера. Ехал и шел от Заверти до Райвендела почти четырнадцать дней, потому что отослал Серосвета: конь не мог быстро скакать по каменистым россыпям. Он направился к своему прежнему хозяину, но теперь он мне верный друг и, если понадобится, прискачет по первому зову.
Так вышло, что я оказался в Райвенделе за три дня до Кольца, когда здесь уже знали об опасностях, грозивших ему в пути. Все кончилось хорошо.
На этом я закончу свой рассказ, да простят мне Элронд и остальные, что он получился таким длинным. Но до сих пор не случалось, чтобы Гэндальф не приходил на назначенную встречу и нарушал обещание. Я считаю, что Хранителю Кольца обязательно надо было доложить, почему так произошло.
Ну вот, теперь вы знаете все с начала до конца, — заключил маг. — Вот мы, а вот Кольцо. Пока мы топчемся на месте и ничего не решили. Что будем с ним делать?
Гости долго сидели молча. Наконец, заговорил Элронд.
— Прискорбны и ужасны вести о Сарумане, Гэндальф, — сказал он. — Ибо мы ему верили, и он посвящен во все наши планы. Слишком глубоко проникать в дела и замыслы Врага опасно и может оказаться гибельно, даже если поначалу преследовалась благородная цель. Увы! Подобные падения и измены случались и раньше. Но больше всего меня сегодня удивил рассказ невысоклика Фродо. Из хоббитов я до сих пор знал очень немногих, кроме Бильбо. Значит, он не исключение, как я думал раньше. С тех пор, как я последний раз проходил по дорогам Запада, мир сильно изменился.
Умертвий у нас называют по-разному, и много легенд рассказывают о Старом Лесе; то, что от него осталось, — это всего лишь край бывшей Северной Полосы лесов. Было время, когда белка, прыгая с дерева на дерево, могла добраться из нынешнего Хоббитшира в Дунланд, который находился западнее Исенгарда. Я бывал в тех землях и видел там много странного, удивительного и дикого.
О Бомбадиле я забыл. Если это тот самый Хозяин, который бродил по лесам и холмам давным-давно, то он и тогда был старше всех старейших. И звали его по-другому. Мы называли его Иарвеном Бен-Адаром, Безотчим Отцом. С тех пор он получил много других имен. Гномы зовут его Форном, а нуменорцы-северяне — Оральдом. Это странное существо. Быть может, стоило пригласить его на Совет?
— Он бы не пришел, — сказал Гэндальф.
— Может, еще не поздно отправить к нему гонца и попросить помощи? — спросил Эрестор. — Похоже, ему подвластно даже Кольцо.
— Я бы не так выразился, — сказал Гэндальф. — Лучше сказать, что он Кольцу не подвластен. Он сам себе Хозяин. Но он не может изменить Кольцо и не может лишить Кольцо власти над другими. Сейчас он уединился в маленьком уголке, в границах, которые сам определил; никто другой их даже не заметит, а он не переступит. Может быть, он ждет, когда мир переменится?
— Но, по-видимому, в этих границах его никто и ничто не тревожит? — спросил Эрестор. — Не возьмет ли он Кольцо на сохранение, раз оно ему не опасно?
— Нет, — ответил Гэндальф. — Не захочет. Может, конечно, взять по просьбе Свободного Народа, но не захочет даже понять, насколько это важно! Если дать ему Кольцо, он быстро о нем забудет или вообще выбросит. Такие вещи его не заботят. Хранитель из него получится самый ненадежный. Одного этого достаточно, чтобы отклонить твое предложение.
— В любом случае, — сказал Глорфиндэл, — послав к нему Кольцо, мы бы лишь отсрочили страшное бедствие. Он далеко. Мы не сможем отнести ему Кольцо, оставшись незамеченными: всюду шпионы. А если сможем, рано или поздно Властелин Колец найдет его убежище и направит на него всю свою силу. Сможет ли Бомбадил выстоять в одиночку? Не думаю. Мне кажется, что если все вокруг будет уничтожено, Бомбадил падет. Он был когда-то первым, будет последним. И наступит Ночь.
— Иарвена я не знаю, — сказал Гальдор. — Я только слыхал его имя. Но мне кажется, Глорфиндэл прав. Силы, которая могла бы дать отпор Врагу, в нем нет. Может быть, она есть в самой земле? Не знаю. Пока Враг, как мы видим, терзает и разрушает даже горы. Только у нас еще осталось немного силы — здесь в Имладрисе, у Кирдана в Серой Гавани и в Лориэне. Но хватит ли этой силы — этих сил, — чтобы противостоять Саурону в последний час, когда все остальное погибнет?
— У меня — нет, — сказал Элронд. — И у них не хватит.
— Тогда, если мы не сможем удержать Кольцо силой, чтобы Враг никогда его не получил, — сказал Глорфиндэл, — нам остается последний выбор: переслать его за Море или уничтожить.
— Но Гэндальф объяснил, что его нельзя уничтожить теми средствами, которые у нас есть, — сказал Элронд. — А за Морем его не возьмут: во Зло или на Благо, оно — часть нашего мира. Пока мы живем в Средиземье, это наша забота.
— Значит, надо бросить Кольцо в бездну Моря, — сказал Глорфиндэл. — Сделаем так, чтобы ложь Сарумана стала правдой. Теперь ясно, что он лгал Совету: он тогда уже ступил на скользкий путь, зная, что Кольцо не пропало навечно. Он хотел, чтобы мы думали, что его нет, ибо сам возжелал его. Во лжи часто кроется доля правды — Море надежно укроет Кольцо.
— Надежно, но, к сожалению, не навечно, — сказал Гэндальф. — В морских глубинах живут разные твари, и Море и земля могут измениться. Мы не имеем права думать лишь о каком-то ограниченном времени, нескольких людских поколениях или быстро проходящей эпохе. Мы должны покончить со страшной угрозой навсегда, а если не сможем, то хотя бы попытаемся.
— По дороге к Морю угроза только возрастет, — вставил Гальдор. — Если считать опасной обратную дорогу к Иарвену, то путь к Морю чреват гибельными опасностями. Сердце говорит мне, что когда Саурон обо всем узнает, он вероятнее всего решит, что мы пойдем на запад. Это произойдет очень скоро. Девятеро остались без коней, но это лишь передышка, пока они не получат новых, еще более быстрых скакунов. Его военному походу на север вдоль всех побережий мешает пока только слабеющий Гондор. А если Саурон нападет на Белые Башни и Серую Гавань, эльфам некуда будет уйти от Тени, разрастающейся над Средиземьем.
— О военном походе на север речи быть еще не может, — перебил Гальдора Боромир. — Ты сказал, что Гондор слабеет. Но Гондор пока стоит и, хотя борется из последних сил, стоит крепко.
— Однако при всей бдительности гондорцев Девятеро прорвались, и удержать их никто не смог, — сказал Гальдор. — Могут найтись и другие, обходные пути, которые гондорские воины не охраняют.
— Но все равно выходит, — заключил Эрестор, — что у нас, как сказал Глорфиндэл, два пути: навсегда скрыть Кольцо либо уничтожить его. Ни того, ни другого мы сделать не можем. Вот задача, которую надо решить!
— Ее здесь никто не может решить, — хмуро сказал Элронд. — Никто не предскажет, что может случиться, если мы выберем ту или иную дорогу. Но мне становится ясно, какую из них мы должны выбрать. Путь на запад легче. По нему часто ходят эльфы. Именно поэтому там идти нельзя. Его будут стеречь. Значит, надо выбирать трудную дорогу, на которой нас не ждут. В этом последняя надежда. Надо идти навстречу гибели — в Мордор: предать Кольцо огню.
В зале Совета снова наступила тишина. Они сидели в мирном и красивом Доме, Фродо через окно видел освещенную солнцем долину, полнившуюся шумом веселой речки, но чувствовал, как к нему подбирается непроглядная Тьма. Боромир слегка пошевелился, и Фродо оглянулся на него. Гондорец сжимал пальцами большой рог и хмурил брови. Потом заговорил:
— Я вас не понимаю. Саруман предатель, но в мудрости ему не откажешь. Почему вы говорите только о сокрытии или уничтожении Кольца? Почему никто не подумал, что Великое Кольцо могло попасть в наши руки, чтобы послужить нам в беде? Обладая им, свободные Властители свободного мира могут победить наверняка. Похоже, Враг больше всего этого боится.
Гондорцы храбры, они никогда не покорятся: но их можно разбить превосходящей силой. Отважному для победы нужна сила, а к силе нужно оружие. Если Кольцо обладает такой силой, как вы говорите, пусть оно станет вашим оружием. Берите его и побеждайте!
— Увы! — возразил Элронд. — Мы не можем использовать Кольцо Всевластья и теперь слишком хорошо об этом знаем. Черный Властелин делал его сам. Это Его Кольцо, в нем с самого начала заложено Зло. Им не может владеть любой, кто захочет. Его сила так велика, Боромир, что повелевать им дано лишь тому, кто сам обладает великой силой, а для таких Кольцо еще опаснее. Само желание владеть им разъедает сердца, как ржавчина. Вспомни Сарумана. Если Мудрый сбросит Властелина Мордора его собственным оружием, с помощью Кольца, он сам воссядет на Черный Трон, и появится новый Черный Властелин. Вот еще почему надо обязательно уничтожить Кольцо: пока оно находится в обитаемом мире, оно представляет опасность даже для Мудрых. Ибо никто не рождается совершенно черным и злым. Даже Саурон таковым не был. Я побоюсь брать Кольцо на сохранение. Я не хочу владеть им.
— И я не хочу, — сказал Гэндальф.
Боромир недоверчиво взглянул на них и опустил голову.
— Пусть будет так, — сказал он. — Придется нам в Гондоре надеяться на то оружие, которое у нас есть. Во всяком случае, пока Мудрые хранят Кольцо, мы будем сражаться. Быть может, Сломанный Меч преградит путь Врагу… если рука, в которой он находится, унаследовала от предков Королей не только меч, но и крепкие жилы.
— Как знать! — сказал Арагорн. — Будет день, когда мы это проверим.
— Поскорей бы настал этот день! — сказал Боромир. — Хотя я не прошу помощи, нам она нужна. То, что другие тоже будут бороться с Врагом, отдавая борьбе все свои силы, очень нас поддержит.
— В этом не сомневайся, — сказал Элронд. — Ибо есть страны и силы, о которых ты не знаешь, от вас они скрыты. Андуин Великий течет мимо многих земель, прежде чем достигает Аргонатов и Врат Гондора.
— Но было бы лучше для всех, — произнес гном Глоин, — если бы эти силы объединились в общей борьбе. Должны же быть другие Кольца, менее коварные, которые можно применить в несчастье. Семь гномьих пропали… разве что Балин нашел Кольцо Трора. Оно было последним. После гибели Трора в Мории о нем никто не слышал. Сейчас я могу сказать, что Балин ушел в Морию отчасти и потому, что надеялся его найти.
— Балин в Мории Кольца не найдет, — сказал Гэндальф. — Трор передал его своему сыну Фрайну, а Фрайн Торину ничего не передал. У Фрайна его отняли под пытками в застенках Дол Гулдура. Я попал туда слишком поздно.
— Горе нам! — воскликнул Глоин. — Когда же придет день отмщения? Но есть еще Три Магических Кольца. Ведь Тремя Эльфийскими Враг не завладел? Известно, что это могущественные Кольца. Их тоже когда-то сделал Саурон, почему же Владыки Эльфов не страшатся держать их у себя? Они бездействуют? Здесь присутствуют эльфийские вожди, пусть расскажут.
Эльфы молчали.
— Разве ты не слышал, что я говорил, гном Глоин? — спросил Элронд. — Саурон не ковал Эльфийские Кольца. Он к ним не прикасался. Но говорить о них не разрешено. Сегодня, в час сомнений, я могу сказать лишь вот что. Они не бездействуют. Но они делались не для войн и сражений. В них заложено другое. Те, кто их ковал, не хотели кровопролитий, власти, силы, накопления богатств. Они хотели понимать друг друга и мир вокруг себя, творить, целить, сохранять чистоту во всем. Эльфы Средиземья в какой-то мере всего этого добились, но к ним пришла печаль. Ибо все, что сделано с помощью Трех Колец, будет уничтожено, разрушено и обратится во зло, если Саурон вновь получит Единое Кольцо. Тогда сердца наши откроются ему, и он узнает наши помыслы, и будет так, что лучше бы этих Трех никогда не было. Вот чего он хочет.
— Ну, а если Кольцо Всевластья будет уничтожено, что будет тогда? — спросил Глоин.
— Мы не знаем наверное, — ответил Элронд, и в его голосе прозвучала печаль. — Некоторые из нас надеются, что Три Кольца, избежавшие прикосновения Саурона, тогда высвободятся, и их владельцы смогут залечить раны, которые он нанес Средиземью. Но когда Единого Кольца не станет, может пропасть и сила остальных, и много прекрасного, потускнев, канет в прошлое и забудется. Я думаю, что будет так.
— Однако эльфы готовы рискнуть, — сказал Глорфиндэл, — и пожертвовать всем, если при этом будет сломлена мощь Саурона и навсегда уничтожен страх оказаться в его власти.
— Мы опять пришли к тому, что Кольцо надо уничтожить, — заключил Эрестор, — то есть снова топчемся на месте. Какими силами мы располагаем, чтобы идти искать Огонь, в котором оно было выковано? Это путь без надежды. Если бы меня не сдерживала вера в мудрость Элронда, я бы сказал, что это отчаянное безрассудство!
— Отчаяние или безрассудство? — сказал Гэндальф. — Это не отчаяние, ибо отчаиваются те, кто видит поражение и неизбежный конец. Мы его пока не видим. Понимание неизбежности риска, когда рассмотрены все возможные пути, — есть проявление мудрости. Безрассудством это может показаться тем, кто тешит себя ложными надеждами. Так пусть безрассудство будет нашим плащом, пеленой, которая застелет глаза Врагу. Он мудр, он умеет все точно взвешивать, но на лиходейских весах, и мерой оценки ему служит собственная жажда власти. В его сердце не проникнет подозрение, что кто-то может отказаться от Кольца и тем более уничтожить его. Пытаясь это сделать, мы собьем его с толку.
— Пусть даже ненадолго, — сказал Элронд. — Дорога должна быть пройдена, но она будет очень нелегка. Ни сила, ни мудрость нас на ней не выручат. Слабый может выполнить Дело не хуже сильного. Часто ведь так и вертятся колеса мира: слабые руки свершают великие дела, выполняя свой долг, а сильные протягиваются не туда, куда надо.
— Ладно, ладно, досточтимый Элронд! — вдруг произнес Бильбо. — Не продолжай! Ясно, к чему ты ведешь. Глупый хоббит Бильбо все это начал, пусть лучше он и покончит с этим всем или с собой. Мне было так уютно здесь жить, и Книга продвигается. Если хочешь знать, я уже придумываю, чем бы ее закончить. Я решил кончить так: «…и с тех пор он жил счастливо до конца дней». Хороший конец, который не становится хуже от того, что его много раз использовали. Теперь, вероятно, придется его изменить. Похоже, что такая концовка не будет соответствовать действительности; в любом случае, к Книге теперь добавится несколько глав, если я, конечно, доживу, чтобы их дописать. Ужасно досадно. Так когда мне идти?
Боромир удивленно посмотрел на Бильбо, но усмешка на его губах замерла, когда он увидел, что все остальные слушают старого хоббита с уважением и даже как-то торжественно. Один Глоин слегка улыбнулся, но улыбка его была доброй, — он вспомнил давнее совместное Приключение.
— Конечно, друг мой Бильбо, — произнес Гэндальф, — если бы ты действительно все это начал, тебе надо было бы и кончить. Но ты же сам хорошо знаешь, что Начало — очень большое дело, одному не поднять: герой может играть лишь маленькую роль в великих событиях. Не кланяйся! Не стоит благодарности. Мы не сомневаемся, что за твоей шуткой стоит смелое предложение. Но ты же не справишься, Бильбо. Ты не сможешь отнести Кольцо. И оно уже передано другому. Если хочешь послушать мой совет, оставайся летописцем и завершай Книгу, не меняя концовки! На такой финал есть надежда. Но готовься писать продолжение, когда Они вернутся.
Бильбо засмеялся.
— Ты мне еще ни разу не давал приятных советов, — сказал он. — Поскольку все твои неприятные советы приводили к хорошим последствиям, я боюсь, не привел бы сегодняшний приятный к плохим… Конечно, сил мне уже не хватит, чтобы отправиться с Кольцом, и удача может изменить. Сила Кольца выросла, а моя-то нет. Но скажи — кто это Они?
— Те, кого пошлют с Кольцом.
— Это я понял. Но кто именно? Кажется, только это надо сегодня решить на Совете и больше ничего. И потом: эльфы, может быть, могут питаться одними речами, а гномы вообще очень выносливы, но я-то всего лишь старый хоббит, и без обеда мне плохо. Вы можете кого-нибудь назвать сейчас? Или отложим это на после обеда?
Ему не ответили. Прозвонил колокол. В Зале по-прежнему было очень тихо.
Фродо посмотрел на гостей, но ответного взгляда не встретил: все молчали, опустив глаза в пол, будто глубоко задумались. Ему стало очень страшно — словно он ждет объявления приговора, который давно предвидел и напрасно надеялся, что его отменят. Вдруг всем своим существом он почувствовал, как устал, как ему хочется отдохнуть и остаться с Бильбо в мирном уютном Райвенделе… А потом он с усилием открыл рот и, будто не он, а кто-то другой проговорил его голосом, очень тихо:
— Я отнесу Кольцо. Только я не знаю дороги.
Элронд поднял глаза и посмотрел на него. Фродо почувствовал, что этот взгляд проник в его сердце.
— Если я правильно понял то, что сегодня слышал, — сказал Элронд, — сделать это предназначено тебе, Фродо, и если ты не найдешь дорогу, ее никто не найдет. Пришел Час Хоббитшира. Невысоклики отрываются от мирных полей, потрясают могучие крепости и смущают Советы Великих. Кто из Мудрых мог это предвидеть? Разве могли даже Знающие узнать об этом, пока не пробил Час?
Но эта ноша тяжела, Фродо. Настолько тяжела, что никому не дано переложить ее на другие плечи. Я не возлагаю это бремя на тебя. Но раз ты берешь его добровольно, скажу, что твой выбор правилен. И если бы собрались здесь все могучие Друзья Эльфов давних времен — Хадор, и Хьюрин, и Турин, и сам Берен, — ты бы занял достойное место среди них!
— Но ведь вы не пошлете его одного, правда, господин Элронд?! — вскричал Сэм, у которого не хватило терпения больше сдерживаться. Он выскочил из угла, где до сих пор тихо и незаметно сидел на полу.
— Нет, конечно, — ответил Элронд, с улыбкой поворачиваясь к нему. — Уж ты-то наверняка с ним пойдешь. Разве тебя от него оторвешь, если ты осмелился пойти за ним без приглашения даже на тайный Совет?
Сэм сел, покраснел до ушей, пробормотал:
— Ну и влипли мы с вами, господин Фродо! — и горестно покачал головой.
