Глава третья. КОЛЬЦО ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЮГ
В тот же день вечером хоббиты собрались на свой совет в комнатке Бильбо. Мерри с Пипином возмутились, узнав, как Сэм пробрался в Зал Совета Мудрых и был избран спутником Фродо.
— Это нечестно, — говорил Пин. — Вместо того, чтобы вышвырнуть его вон и заковать в цепи, Элронд взял и наградил его за наглость!
— Наградил! — грустно сказал Фродо. — Да хуже наказания не бывает! Думай, о чем говоришь. Приговорил идти в безнадежный поход, вот так награда! А мне вчера снилось, что я выполнил задание и могу здесь долго отдыхать, может быть, даже остаться насовсем…
— Ничего удивительного, — сказал Мерри. — Желаю тебе, чтобы так и вышло. Но мы Сэму завидуем, а не тебе. Раз уж тебе надо обязательно идти, нам нет хуже наказания, чем остаться, пусть даже в Райвенделе. Мы уже много прошли вместе и в серьезные переделки попадали. Хотим идти с тобой дальше.
— Так и я об этом говорю, — сказал Пин. — Мы, хоббиты, должны держаться вместе, и нам нельзя разлучаться. Я все равно пойду, если только меня на цепь не посадят. Надо же, чтобы рядом с тобой шел хоть один разумный спутник!
— Тогда тебя наверняка не выберут, Перегрин Тук! — произнес Гэндальф, заглядывая в комнату через окно. — Не суетитесь зря, еще ничего не решено.
— Как ничего не решено! — воскликнул Пин. — А чем вы все занимались столько часов за закрытыми дверями?
— Говорили, — объяснил Бильбо. — Там много говорили, и каждый, даже старина Гэндальф, узнавал такое, от чего у него глаза на лоб лезли. Я думаю, то, что рассказал Леголас про Голлума, было для Гэндальфа здорово неожиданно, только он не подал виду.
— Ошибаешься, — возразил Гэндальф. — Ты невнимателен. Я уже все это слышал от Ветробоя. Если хочешь знать, по-настоящему вытаращивали глаза только вы с Фродо, а я как раз был единственным, кто не удивлялся.
— Ну ладно, — сказал Бильбо. — Но все равно ничего не решили, только выбрали Фродо и Сэма. Бедняги, я все время боялся, что именно так и выйдет, если меня вычеркнут из игры. Но насколько я понял, Элронд пошлет их не одних, а с целым отрядом — как только разведчики вернутся. Они уже ушли, Гэндальф?
— Да, — ответил маг. — Одни ушли, а другие уйдут утром. Элронд посылает эльфов. Они свяжутся со Следопытами-северянами и, может быть, с племенем Трандуила из Северного Лихолесья. Арагорн ушел с сыновьями Элронда. Надо прочесать все на много гонов вокруг, прежде чем трогаться в путь. Так что, не горюй, Фродо! Ты, наверное, еще долго здесь погостишь.
— Вот-вот, как раз зимы дождемся! — хмуро пробурчал Сэм.
— Тут уж ничего не поделаешь, — заметил Бильбо. — Тут ты отчасти сам виноват, Фродо малыш: зачем ждал моего дня рождения? Да и отпраздновал довольно странно. Я бы не стал пускать С.-Торбинсов на Кручу именно в этот день! Вон ведь как выходит: ждать весны уже нельзя, а уходить до получения вестей от разведчиков еще нельзя.
Когда мороз кусаться начнет,
И камни ночами станут трещать,
Вода почернеет, листва опадет,—
По Глухоманью страшно блуждать…
Боюсь, что у вас так и получится.
— И я боюсь, что именно так выйдет, — сказал Гэндальф. — Но надо выяснить, где сейчас Всадники, и только тогда идти.
— Я думал, они все погибли в разливе, — сказал Мерри.
— Кольценосцы просто так не погибают, — ответил Гэндальф. — В них — сила их Властелина. Мы надеемся, что они остались без лошадей и без маскировки, так они менее опасны; но в этом надо убедиться. Тем временем попытайся забыть свои страхи, Фродо. Я не знаю, смогу ли тебе чем-нибудь помочь, но шепну по секрету вот что. Здесь кое-кто намекал, что тебе понадобится разумный спутник. Он совершенно прав. Я думаю, что пойду с тобой.
Фродо так обрадовался его словам, что довольный Гэндальф слез с подоконника, на котором успел устроиться, и с поклоном снял шляпу.
— Я сказал только, что думаю, что пойду. Ты пока на меня окончательно не рассчитывай. В этом деле главное слово скажут Элронд и его друг Бродяжник. Кстати, я вспомнил, что должен поговорить с Элрондом. Я пошел.
— Как ты думаешь, сколько я еще тут пробуду? — спросил Фродо у Бильбо, когда маг ушел.
— Понятия не имею, — ответил Бильбо. — Я в Райвенделе дни считать не могу. Наверное, долго. Наговориться успеем. Ты бы не помог мне закончить Книгу, и, кстати, начать свою Историю? Про ее концовку ты еще не думал?
— Думал, и не один раз, — ответил Фродо. — Ничего хорошего, мрак и неприятности.
— Совсем не годится! — воскликнул Бильбо. — Книги должны хорошо кончаться. Что ты скажешь, например, про такой конец: «и с тех пор они больше никуда не ездили и жили счастливо до конца дней»?
— Очень подходящая концовка, если получится, — сказал Фродо.
— Ах! — воскликнул Сэм. — А где они жили счастливо? Я вот о чем думаю.
Хоббиты еще некоторое время поболтали о путешествии, вспоминая дорогу в Райвендел и пытаясь представить, что ждет впереди, но таково было благотворное влияние здешних мест, что вскоре все их страхи и тревоги развеялись. О будущем они не забывали, но оно перестало омрачать настоящее. Хоббиты отъелись, окрепли, радовались погожим дням, веселым трапезам и красивым песням. В такой обстановке их надежды крепли.
Дни шли за днями. По утрам теперь было ясно и свежо, вечера становились прохладными. На смену осени подходила зима. Золотая листва постепенно выцветала и опадала с деревьев. С Мглистых Гор на востоке задували холодные ветры. Белесая Охотничья Луна прогнала с неба все звезды поменьше, только на юге с каждой ночью все ярче разгоралась одна багровая звезда. Фродо видел ее из окна — словно следящий красный глаз над верхушками деревьев в темной глубине неба.
Хоббиты провели в Доме Элронда почти два месяца. Прошел ноябрь и была уже середина декабря, когда стали возвращаться разведчики. Одни ходили на север, к истокам реки Хмурой и на Троллистое Плато; другие были на западе, где с помощью Арагорна и Следопытов обследовали земли вниз по реке Серой до Тарбада, где Старо-Южный Тракт пересекал реку возле разрушенного города. Большие отряды были посланы на юг и на восток: некоторые сразу перевалили Мглистые Горы и направились в Лихолесье, а другие пошли через перевал у истоков реки Иреис, в Ирисную Долину и затем — в долину реки Андуин. Они побывали в старом Розгобеле, где жил Радагаст. Радагаста дома не было. Разведчики вернулись в Райвендел через высокогорный перевал, который зовется Ступенями Димрилла. Сыновья Элронда, Элладан и Элрохир, вернулись последними. Они совершили большой поход, спустившись по Серебрянке к Андуину, побывали в какой-то необыкновенной стране, но о своем походе рассказали лишь отцу.
Разведчики нигде не встретили следов Всадников или других прислужников Врага. Даже Большие Орлы с Мглистых Гор ничего нового не могли о них рассказать. О Голлуме никто не слышал, он словно сквозь землю провалился. Но на севере собирались стаи диких волков и нападали на поселения в верховьях Великой Реки. У Бруиненского Брода нашли сразу три конских трупа. Еще пять утонувших черных коней разведчики обнаружили ниже Брода, на перекатах. Там же, прибитый течением к утесу, мок длинный рваный плащ. Больше от Черных Всадников следов не осталось. Похоже, что с севера они ушли.
— Это восемь из девяти, — сказал Гэндальф. — Делать выводы рановато, но надеюсь, Кольценосные Призраки оказались рассеянными и им пришлось вернуться в Мордор ни с чем. Понадобится время, чтобы они смогли снова выйти на охоту. У Врага, конечно, есть другие слуги, но, чтобы напасть на наш след, им придется идти до самого Райвендела. А мы будем осторожны и постараемся скрыть следы. Однако задерживаться больше нельзя.
Элронд призвал хоббитов к себе.
— Пора, — произнес он, сурово глядя на Фродо. — Кольцу пора в путь, и чем скорее, тем лучше. Но те, кто пойдет с ним, должны знать, что вооруженной помощи им от нас не будет. Нести Кольцо придется в земли Врага. Ты по-прежнему считаешь, что должен идти с Кольцом, Фродо? Твое слово окончательно?
— Да, — сказал Фродо. — Я пойду с Сэмом.
— Даже советом не могу я тебе помочь, — сказал Элронд. — Я почти не вижу твою дорогу. Как будет выполнена твоя задача, не знаю. Тень уже подползает к Мглистым Горам, а с юга подбирается к реке Серой. В Затененные земли мой взор не проникает. Ты встретишь в пути много явных и тайных врагов; может быть, встретишь друзей там, где меньше всего ожидаешь. Я разошлю о тебе вести всем, кого знаю в дальних странах, но сейчас в мире столько опасностей, что вести могут не дойти или опоздать. И я подберу тебе спутников из тех, кто сможет и захочет пойти. Их должно быть немного, ибо твоя надежда — на скорость и на секретность. Если я отправлю с тобой эльфийский отряд в добром древнем вооружении, это лишь заставит Врага усилить войско.
В отряд Кольца войдут девять участников — девять пеших странников против Девяти Черных Всадников. Кроме тебя и твоего верного слуги, пойдет Гэндальф. Может быть, это Дело станет его великим подвигом, завершением больших трудов.
Остальные спутники будут представителями свободных народов свободного мира — эльфов, гномов и людей. Леголас пойдет от эльфов, Гимли сын Глоина — от гномов. Они вызвались идти до горных перевалов и, может быть, пойдут дальше. От людей с вами будет Арагорн сын Араторна, ибо Кольцо Исилдура ближе всего касается его.
— Бродяжник! — воскликнул Фродо.
— Именно, — улыбнулся Арагорн. — Я снова прошусь идти с тобой, Фродо.
— Это я должен был просить тебя пойти, — сказал Фродо. — Но я думал, ты уходишь с Боромиром в Минас Тирит.
— Ухожу, — сказал Арагорн. — И Сломанный Меч будет перекован для войны. Но наши дороги совпадут на много сотен миль. Поэтому и Боромир будет в нашем Отряде. Он отважный воин.
— Остается подыскать еще двоих, — сказал Элронд. — Я подумаю о них и подберу кого-нибудь из своих домочадцев.
— Но тогда нас не возьмут! — огорченно воскликнул Пин. — Мы не хотим оставаться! Мы пойдем с Фродо!
— Вы не донимаете, что вас ждет, — сказал Элронд. — Даже представить не можете.
— Так и Фродо не может, — сказал Гэндальф, неожиданно поддерживая Пипина. — И никто из нас ничего ясно себе не представляет. Если бы эти хоббиты понимали всю опасность, они бы побоялись выходить из дому. Но, наверное, все равно хотели бы идти и хотели бы не бояться, и им было бы стыдно и жалко себя. Я думаю, Элронд, в таком деле лучше понадеяться на их дружбу, чем на силу и мудрость. Даже великий эльфийский воин Глорфиндэл не сможет в одиночку взять Черную Крепость или силой пробиться к Ородруину.
— Ты говоришь убедительно, — сказал Элронд. — Но я в сомнении. Я предвижу, что Хоббитшир может скоро оказаться в опасности, и хотел послать этих двоих туда, чтобы они предупредили об этом свой народ и сделали все, что смогут. В любом случае, я считаю, что Перегрина Тука, как самого младшего, следует оставить. Не могу я послать его в такой поход, сердце противится.
— Тогда, господин Элронд, посади меня в тюрьму или свяжи и отправь домой в мешке, иначе я все равно убегу за Отрядом, — сказал Пин.
— Будь по-твоему, ты пойдешь, — сказал Элронд. — Итак, с Отрядом ясно. Через семь дней — в Поход!
Эльфы-кузнецы перековали меч Элендила и нанесли на его клинок красивый рисунок — семь звезд между убывающим Месяцем и лучистым Солнцем, — а над ним заклинательные руны, ибо пришло время Арагорну сыну Араторна идти на войну к границам Мордора. Светло сверкал Перекованный Меч, отражая днем горячее Солнце, а ночью — холодный свет Луны. И Арагорн дал ему новое имя — Андрил, Пламя Запада.
В эти последние дни Арагорн с Гэндальфом часто бродили по парку или сидели вдвоем, обсуждая предстоящий Поход, дорогу и возможные препятствия и опасности; они подолгу склонялись над картами и летописями, хранившимися в Доме Элронда. Фродо иногда присоединялся к ним, но поскольку целиком полагался на их мудрость и опыт, старался провести побольше времени с Бильбо.
Вечерами хоббиты приходили в Каминный Зал, где эльфы рассказывали им много разных легенд, и среди них — всю историю Берена, прекрасной Лютиэнь и великого сокровища — Сильмарила. Днем Мерри с Пипином обычно ходили гулять, а Фродо и Сэм сидели в маленькой комнатке у Бильбо. Бильбо читал им главы из своей Книги (которая никак не хотела заканчиваться), стихи или записывал с их слов приключения Фродо.
В последнее утро Фродо один пришел к Бильбо, и старый хоббит вдруг полез под кровать, выдвинул оттуда деревянный сундучок и стал в нем рыться.
— Здесь твой меч, — сказал он. — Только он сломался. Я взял его на сохранение, но забыл попросить кузнецов перековать его. Теперь уже поздно. Может быть, возьмешь мой?
Бильбо вытащил из сундучка короткий меч в потертых кожаных ножнах, вынул его, и хорошо отполированный клинок сверкнул холодным ясным блеском.
— Это Жало. Бери, если хочешь. Мне, наверное, оружие больше не понадобится.
И Бильбо почти без усилия вогнал меч глубоко в деревянную доску.
Фродо благодарно принял подарок.
— А вот еще! — сказал Бильбо, доставая небольшой, но увесистый сверток, замотанный в тряпку. Он развернул тряпку и вынул кольчужку из мелких колец, — переливаясь серебром, тонкая, гибкая, как полотно, холодная, как лёд, и крепкая, прочнее стали, она была украшена белыми самоцветами, а на поясе матово светились жемчужины и искрился горный хрусталь.
— Правда, красавица? — сказал Бильбо, поднося кольчугу к свету. — Она мне когда-то очень пригодилась. Это гномья кольчуга, подарок Торина. Я ее перед уходом из Хоббитшира взял из Музея в Мичел Делвинге и упаковал в дорогу с другими вещами. Я все взял с собой, что оставалось на память о том Путешествии. Кроме Кольца. Надевать я ее больше не собирался, да и не нужна она мне… Так, только посмотреть иногда. Она легкая, надень — и не почувствуешь.
— Да я в ней… вид у меня будет нелепый, — сказал Фродо.
— Вот-вот, когда-то и я сказал то же самое, — произнес Бильбо. — Но разве дело в том, как выглядеть? Ее можно носить под верхней одеждой. Надень-ка! Это будет наша тайна, никому не говори! А мне будет спокойнее знать, что она на тебе. Я думаю, что ее даже кинжалом Черного Всадника не пробьешь, — закончил он, понизив голос.
— Хорошо, возьму, — сказал Фродо.
Бильбо помог ему надеть кольчугу и прикрепить к блестящему поясу Жало, а сверху Фродо натянул видавшие виды старые штаны, рубаху и куртку.
— Ну вот, ты обыкновенный хоббит, — заметил Бильбо. — По виду не догадаешься, каков ты внутри! Теперь в добрый путь!.. — он отвернулся, посмотрел в окно и попытался запеть.
— Я тебе так благодарен за все это и за все, что ты раньше для меня сделал, — сказал Фродо. — Просто не знаю, что сказать.
— И не говори, — сказал старый хоббит, поворачиваясь и хлопая его по плечу. — Ой, тебя теперь не прошибешь, чуть руку не отбил! Но вот что: хоббиты должны держаться вместе и помогать друг другу, особенно Торбинсы. Обещай мне хорошо себя вести, не лезть на рожон и запоминать все новости, все старые песни и предания, которые услышишь… Я бы хотел еще одну Книгу написать, если доживу.
Он оборвал речь, отошел к окну и стал не то петь, не то говорить сам с собой:
Я вот сижу у теплого огня
И думаю про все, что видел дома!
Про бабочек и прочих насекомых,
Что над цветами весело звенят,
Про паутину, желтую листву,
Про утренний туман, былую осень,
Про то, что ветер носит и уносит,
Про солнце и про неба синеву.
Сижу опять у теплого огня
И думаю, что в нашем мире будет,
Когда придет зима и все остудит,
Когда весны не будет для меня.
Что много видел я, сказать нельзя.
Ведь в мире очень много есть такого,
Что с каждым летом зацветает снова
И новым цветом радует глаза.
А я сижу у теплого огня
И думаю о будущем и прошлом,
О том, что мир, наверно, был хорошим
И будет лучше, но не для меня.
И все сижу и думаю опять
О времени, которое проходит,
О тех, кто уходил и кто уходит,
О тех, кого из странствий буду ждать.
Наступил холодный и хмурый декабрьский день. Порывистый восточный ветер гнул голые ветки деревьев и свистел в темных соснах на склонах холмов. Низкие рваные тучи быстро плыли над головой. Когда ранним вечером на землю спустились унылые серые тени, Отряд приготовился выступать. Они должны были выйти в сумерки, ибо Элронд советовал им идти большей частью под покровом ночи, особенно первое время, пока они не окажутся подальше от Райвендела.
— У слуг Саурона много глаз, — говорил он. — Я уверен, что до него уже дошли вести о неудаче Всадников, и он в ярости. Скоро в северных землях появятся новые соглядатаи — двуногие, четвероногие и крылатые. Не доверяйте даже открытому небу.
Оружие в дорогу взяли легкое, лишь для защиты, ибо больше надеялись на скрытность. У Арагорна был только Андрил, Бродяжник шел в выцветшей коричнево-зеленой одежде Следопыта. У Боромира был длинный меч, похожий на Андрил, но не такой именитый, и, кроме того, щит и боевой рог.
— В долинах между гор он звучит чисто и громко, — сказал воин. — Да рассеются враги Гондора!
Он поднес рог к губам, протрубил, и эхо раскатилось над долиной Райвендела, а все, кто его услышал, вскочили на ноги.
— Не спеши снова дуть в него, Боромир, — сказал Элронд. — Затрубишь теперь у границ твоей земли в минуту большой опасности, не раньше.
— Может быть, — ответил Боромир. — Но я всегда трубил в него, выходя в поход. Пусть потом мы пойдем в тени, тайно, но начинать поход, как вор в ночи, я не привык.
Один гном Гимли открыто шел в короткой стальной кольчуге, по привычке не считая ее за тяжесть, и с заткнутым за пояс боевым топором с широким лезвием. У Леголаса был лук с колчаном и длинный кинжал в белых ножнах. Молодые хоббиты взяли мечи из Могильника, а Фродо — Жало и кольчугу, которую, по желанию Бильбо, он скрыл под одеждой. Гэндальф шел с Магическим жезлом, но у его бедра был эльфийский меч Гламдринг, двойник Оркриста, спящего на груди Торина в Одинокой Горе.
Элронд приказал дать им всем теплую одежду, куртки и плащи, подбитые мехом. Запасную одежду, провизию и одеяла погрузили на пони — того самого беднягу, которого привели из Пригорья. Пребывание в Райвенделе поразительно изменило его: он словно помолодел, и шерсть у него лоснилась. На том, чтобы его взять, настоял Сэм, заявив, что Билл (так он теперь его звал) зачахнет, если не пойдет.
— Он ведь только говорить не умеет, — расхваливал скотинку Сэм. — И заговорил бы, если бы еще здесь пожил. Он на меня посмотрел, будто произнес, как господин Пипин: «Если не возьмешь меня, Сэм, я сам побегу следом». Как же не взять?
Итак, Билла взяли нести вьюки, но даже тяжело нагруженный, он был с виду самым жизнерадостным участником похода. У остальных настроение было подавленное.
Все прощальные слова были сказаны в Каминном Зале, и теперь в Отряде только ждали Гэндальфа, который еще не вышел из Дома. Из открытых дверей вырывался колеблющийся свет от большого камина, мягко светились многочисленные окна. Бильбо молча стоял на пороге рядом с Фродо и кутался в плащ. Арагорн сидел на ступенях, опустив голову в колени, — лишь Элронд знал, что значил для Бродяжника этот поход. Остальные казались серыми тенями в сумерках.
Сэм стоял возле пони, втягивая воздух сквозь губы и уставившись во мглу, где внизу перекатывала камни река. Жажды приключений в нем не чувствовалось.
— Билл, приятель, не надо было тебе с нами связываться, — приговаривал он. — Жил бы тут, жевал лучшее сено, пока свежая трава вырастет…
Билл молча помахивал хвостом.
Сэм встряхнул мешок на плечах и стал деловито перебирать в памяти, что он в него положил и не забыл ли чего. Главная ценность — котелки — на месте; там же коробок с солью, который он всегда носил с собой, пополняя при случае; запасец трубочного зелья (эх, маловато!), трут, огниво; шерстяные чулки, белье, разные мелочи, забытые Фродо, а им аккуратно собранные, чтобы торжественно вручить, если понадобятся… Вроде, все взял.
— Веревка! — пробормотал он. — Веревки-то нет. Я же вчера вечером сам себе говорил: «Сэм, если забудешь веревку, она тебе наверняка понадобится». Вот и забыл. Ну где я ее сейчас возьму?
Как раз в этот момент вышли Элронд с Гэндальфом, Элронд обратился к Отряду:
— Слушайте мое последнее слово, — сказал он негромко. — Несущий Кольцо отправляется в Поход к Роковой Горе. Он один несет тяжкое бремя и связан им. Он не должен выбрасывать Кольцо или отдавать его слугам Врага. Передавать Кольцо нельзя никому, кроме членов Отряда или членов Совета, да и то лишь при крайней необходимости. Остальные свободны в своих действиях, идут для того, чтобы помогать в пути. Вы можете задержаться, вернуться, свернуть на другую дорогу — как подскажет случай. Чем дальше, тем труднее будет отстать от Отряда; но никто из вас не связан клятвой и не обязан идти дальше, чем хочет и может. Вы не знаете еще силы своих сердец, и невозможно предсказать, что каждому из вас встретится в пути.
— Предатель тот, кто оставляет спутников на темной дороге, — сказал Гимли.
— Может быть, — сказал Элронд. — Но пусть тот, кто не видел ночи, не клянется, что пройдет сквозь мрак.
— Клятва может укрепить робкого… — сказал Гимли.
— Или сломать, — сказал Элронд. — Не загадывайте далеко! Идите с легким сердцем. Прощайте, и да хранят вас добрые пожелания эльфов, людей и всех свободных народов! Пусть звезды осветят ваши лица!
— Счастливо… счастливого пути! — воскликнул Бильбо, дрожа от холода. — Вряд ли тебе удастся вести дневник, Фродо малыш, но когда ты вернешься, ты мне дашь полный отчет обо всем. Не задерживайся. Прощай!
Многие обитатели Дома Элронда вышли проводить Отряд в дорогу, и теперь из сумерек негромкими голосами желали им доброго пути. Но не слышно было ни песен, ни музыки, ни смеха. Наконец, уходящие повернулись и молча растворились в темноте.
Они перешли мостик через Бруинен и медленно поднялись по крутым тропам из раздвоенной долины на высокое плоскогорье, где ветер свистел в низкорослом вереске. Окинув прощальным взглядом Райвендел и мерцающий огнями Последний Приют, они ушли в ночь.
Дойдя до Бруиненского Брода, они сошли с Тракта и, круто свернув к югу, пошли узкими тропами по холмистой равнине. Горы были далеко слева. Этого направления теперь надо было придерживаться много гонов и много дней. Местность была безлесая и гораздо более неровная, чем зеленые берега Великой Реки по ту сторону хребта. Идти приходилось медленно. Зато они надеялись избежать недружелюбных глаз. В этих пустынных краях реже бывали шпионы Саурона, а тропы, кроме обитателей Райвендела, были мало кому известны.
Гэндальф шел впереди, вместе с Арагорном, который отлично знал эти земли и находил дорогу даже в темноте. Остальные следовали друг за другом, замыкал Отряд Леголас, у которого было самое острое зрение. Начало Похода было изнуряюще унылым, Фродо его почти не запомнил. У него в памяти остался только промозглый ветер, от которого никакая одежда не спасала. Ветер дул с востока, с Мглистых Гор, под его холодными пальцами путники не могли по-настоящему согреться ни при движении, ни на отдыхе. Спали мало. Днем находили подходящий овраг или прятались под спутанными ветвями терновника. Под вечер их будил очередной часовой, и они садились за основную трапезу — ужин, холодный и невеселый, ибо костры жечь опасались. К ночи продолжали путь, стараясь не сворачивать с южного направления.
Сначала хоббитам казалось, что хотя они и шагают до изнеможения, они на самом деле не идут, а ползут, как улитки, на одном месте. Окружающая равнина почти не менялась, только горы постепенно приближались. Они поднимались все выше и сворачивали к западу. А у подножия хребта толпились унылые холмы, рассеченные глубокими долинами, в которых бурлили холодные речки. Тропы были редки и извилисты и приводили их то к краю крутого обрыва, то к спуску в обманчивое болото.
Они уже две недели были в пути, когда изменилась погода. Ветер внезапно утих, а потом сменил курс и задул с юга. После изнурительного ночного перехода путники увидели холодный рассвет. Облака посветлели, поднялись выше и растаяли, открыв ясное бледное солнце. Они дошли до невысокого гребня, поросшего остролистом. Серо-зеленые стволы казались каменными, листья были блестящие, а плоды — почти красные в свете утренней зари.
Далеко на юге Фродо видел туманные очертания высоченных гор, которые, казалось, начинают сходиться, чтобы не пропустить Отряд. Несколько левее их маршрута вздымались три пика: самый высокий и самый близкий торчал, как большой зуб, сверкая вечным снегом; голая северная стена была в тени, но там, где на него попадало солнце, пик отсвечивал красным.
Гэндальф, стоя рядом с Фродо, смотрел на горы из-под руки.
— Мы много прошли, — сказал маг. — Дошли до бывших границ страны, которую люди называют Дубаином. Когда-то здесь жили эльфы, в то счастливое время она называлась Эрегион. Сорок и пять гонов птичьего полета мы преодолели, ногами получилось намного больше. Здесь земля мягче и климат теплей, но из-за этого может быть опаснее.
— Опасно или не опасно, а настоящий рассвет — это здорово! — воскликнул Фродо, откидывая капюшон и подставляя щеки утреннему солнцу.
— Горы-то уже перед нами, — сказал Пин. — Мы, наверное, ночью повернули к востоку.
— Нет, — сказал Гэндальф. — Просто в ясный день дальше видно. За этими пиками хребет сворачивает к юго-западу. В Доме Элронда много карт, ты что, ни в одну не заглянул?
— Заглянул, — сказал Пин. — Иногда заглядывал, но я их не запоминаю. Это для Фродо, у него голова лучше устроена.
— Мне здесь карты не нужны, — сказал Гимли, подходя к хоббитам вместе с Леголасом и смотря на далекие горы странно загоревшимися глазами. — Там страна, где в древности трудились наши предки, очертания этих гор много раз повторяются в наших изделиях из дерева и металла, о них сложено много стихов и легенд. Вершины гномьих снов — Баруз, Зирак и Шатхур!
Только раз в жизни я видел их издали, но я их узнаю и знаю их имена, потому что под ними находятся Гномьи Копи, Казад-Дум, на эльфийском языке Мория, на Всеобщем — Черная Бездна. Вон стоит Баразинбар, Багровый Рог, злой Карадрас; за ним — пики Серебристый и Тусклый; белоснежный Келебдил и серый Фануинхол, по-гномьи Зиразигил и Бундушатур.
Там Мглистые Горы раздвигаются, и между длинных отрогов лежит в ущелье долина, которую никогда не забудет ни один гном: Азанулбизар, или Долина Димрилла. Эльфы называют ее Нандурион.
— Мы как раз идем в Долину Димрилла, — сказал Гэндальф. — Если пройдем перевал, прозванный Багровыми Воротами, то на той стороне Карадраса спустимся по Ступеням Димрилла в гномью долину. Там озеро Зеркальное и ключевые истоки реки Серебрянки.
— Холодны ключи Кибель-Налы, и темна вода Келед-Зарама, — сказал Гимли. — У меня сердце замирает при мысли, что я скоро смогу его увидеть!
— Надеюсь, ты его увидишь и порадуешься, мой добрый гном, — сказал Гэндальф. — Но мы не сможем там задерживаться. Из той долины мы пойдем вниз по Серебрянке в Сокровенные Леса, оттуда — к Великой Реке, а потом… — маг сделал паузу.
— А потом куда? — спросил Мерри.
— К концу Похода, в конце концов! — сказал Гэндальф. — Нечего далеко загадывать. Порадуемся, что первый этап благополучно пройден. Давайте отдохнем здесь не только днем, а и ночь прихватим. В Дубаине воздух целебный. Чтобы земля, на которой однажды жили эльфы, совсем их забыла, она должна пройти через большое зло.
— Это правда, — подтвердил Леголас. — Но эльфы этих мест были чуждым народом для нас, лесных жителей. Деревья и травы их не помнят. Одни камни их еще оплакивают. Я слышу: «Они нас добыли, они нас гранили, в постройках своих возносили… но они ушли». Да, их давно нет. Давно ушли в Гавань.
В то утро путники устроились в глубоком овраге, скрытом зарослями падуба. Разожгли костер, и ужин-завтрак у них получился веселее, чем в предыдущие дни. Укладываться спать никто не спешил, потому что впереди была целая ночь для сна: двигаться дальше они собирались не раньше вечера следующего дня. Только Арагорн был молчалив и озабочен. Посидев немного у костра вместе с остальными, он встал, поднялся на край оврага, потом на ближайший каменистый гребень. Там он довольно долго стоял под деревом, вглядываясь вдаль то в южном направлении, то в западном, и прислушиваясь. Потом вернулся к оврагу и сурово посмотрел сверху на развеселившихся друзей.
— Что случилось, Бродяжник? — окликнул его Мерри. — Что ты высматриваешь? Тебе не достает восточного ветра?
— Нет, — ответил Следопыт. — Однако кое-чего в самом деле недостает. В Дубаине я бывал во все времена года. Здесь давно нет двуногих обитателей, но остальные, особенно птицы, всегда жили. А сейчас полное молчание. Только вы шумите, больше ничьих голосов не слышно на много миль вокруг, а от ваших эхо слишком гулкое. Не пойму, что это значит.
Гэндальф поднял глаза, вдруг тоже заинтересовавшись.
— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил он. — Может быть, все разбежались от удивления, увидев четырех хоббитов и всю нашу компанию там, где редко встречаются двуногие?
— Будем надеяться, что так, — сказал Арагорн. — Но мне неспокойно и тревожно, как давно не было.
— Значит, придется быть осторожнее, — сказал Гэндальф. — Путешествуя со Следопытом, надо считаться с его соображениями, особенно если этот Следопыт — Арагорн. Кончайте беседу, отдыхайте молча. И надо выставить часового над оврагом.
Первая стража в тот день досталась Сэму. Арагорн присоединился к нему. Все остальные уснули. Наступила такая тишина, что даже Сэму стало не по себе. Дыхание спящих казалось громким, а когда пони взмахивал хвостом или переставлял ногу, звук получался почти оглушительный. Если Сэм шевелился, он слышал, как у него хрустят суставы. Мертвая тишина была под огромным чистым небом, по которому с востока беззвучно катилось солнце. Вдруг далеко на юге появилось темное пятно и стало расти, постепенно направляясь к северу, как клуб дыма, гонимый ветром.
— Что это, Бродяжник? На тучу не похоже, — прошептал Сэм, обращаясь к Арагорну. Следопыт промолчал. Он, не отрываясь, смотрел в небо. Вскоре и Сэм понял, что это такое. Стаи птиц летели очень быстро, большими кругами и зигзагами, словно что-то искали на земле, все ближе и ближе.
— Ляг и замри! — свистящим шепотом вдруг сказал Арагорн, увлекая Сэма под куст, потому что от основной птичьей армии отделился целый полк и полетел прямо к оврагу, очень низко на землей. Сэму эти птицы показались похожими на огромных ворон: они подлетели настолько плотной стаей, что за ними по земле катилась темная тень, а когда оказались над оврагом, раздался один громкий хриплый карк. Только после того, как птицы разделились и двумя клиньями унеслись на север и на запад, скрывшись из виду, Арагорн поднялся. Потом почти бегом спустился в овраг и разбудил Гэндальфа.
— Полки черных ворон носятся над землей от гор до реки Серой, — сказал он. — Сейчас одна стая пролетела над Дубаином. Это не местные птицы, а кребаны, выродки из Фангорна и Дунланда. Я не знаю, что им надо: может быть, что-то случилось на юге, откуда они летят, но мне кажется, они осматривают землю, шпионят. А совсем высоко в небе я заметил ястребов. По-моему, надо уходить отсюда сегодня же вечером. За Дубаином кто-то следит, его воздух теперь для нас вреден.
— В таком случае, и Багровые Ворота опасны, — сказал Гэндальф. — Как туда пробраться, да еще горы перейти незаметно, ума не приложу. Ладно, потом подумаем на месте. Во всяком случае, ты прав, отсюда уходить надо немедленно, как только стемнеет.
— Наше счастье, что костер не дымит и почти потух к тому времени, когда летели кребаны, — сказал Арагорн. — Его надо совсем загасить, — и больше никаких костров!
— Вот беда-то, вот досада! — сказал Пин, проснувшись под вечер и узнав новости про отмену костра и ночной марш. — И все из-за стаи ворон! А я мечтал о горячем ужине.
— Ну и мечтай, — сказал Гэндальф. — Тебе предстоит множество неожиданных пиров. Я вот тоже хотел бы спокойно покурить и согреть ноги, но утешиться могу только тем, что на юге наверняка будет теплее.
— Как бы там слишком жарко не стало, — проворчал Сэм, обращаясь к Фродо. — По-моему, уже пора увидеть эту самую Огненную Гору и, так сказать, конец пути. Я сначала думал, что вот этот Багровый Рог и есть Роковая Гора, пока Гимли не произнес все его названия… От этого гномьего наречия можно челюсть сломать!
Карты Сэму ничего не говорили, а открывшиеся в Походе расстояния казались такими огромными, что он не мог их осмыслить.
Весь день путники просидели в овраге. Несколько раз над ними снова пролетали птицы, но когда покрасневшее солнце скрылось на западе, стаи улетели на юг. В сумерках Отряд выступил на юго-восток, прямо к Карадрасу, который еще отсвечивал красным в последних лучах заката; белые звезды одна за другой выходили на гаснущее небо.
Арагорн нашел для Отряда хорошую тропу. Фродо понял, что они идут по заброшенной древней дороге, некогда широкой и ровной, ведущей из Дубаина к перевалу. Над горами поднялась полная Луна, осветившая бледным светом придорожные камни, от которых пролегли глубокие черные тени. Многие из этих камней, по-видимому, некогда были обтесаны, а сейчас валялись, как попало, разрушаясь и зарастая жесткой травой…
Наступил холодный предрассветный час, луна скатывалась к горизонту. Фродо взглянул на небо. Вдруг он увидел, нет, скорее почувствовал, как странная тень на мгновение прикрыла звезды. Их белые искры погасли и тотчас же вновь замерцали, а хоббита пробрала дрожь.
— Ты что-нибудь видел? — шепотом спросил он шедшего впереди Гэндальфа.
— Нет, но почувствовал, — ответил маг. — Может быть, облако.
— Для облака оно слишком быстро прошло, — пробормотал Арагорн. — И ветра нет.
В эту ночь больше ничего не произошло. Утро наступило ясное, еще светлее, чем вчера, но прохладное. Ветер опять изменился и дул с запада. Еще две ночи они шли, постепенно поднимаясь в гору и от этого замедляя шаг. Все ближе были вершины. На третье утро перед ними во всем величии встал Карадрас, мощный пик с серебряной от снега вершиной и кроваво-красными отвесными боками. Небо потемнело, солнце вскоре скрылось. Ветер рванул с северо-востока. Гэндальф потянул носом воздух и огляделся.
— Зима идет за нами по пятам, — тихо сказал он Арагорну. — Северные вершины совсем побелели, снег их до плеч присыпал. Сегодня еще поднимемся. Ближе к Багровым Воротам на узкой тропе нас будет далеко видно, возможна любая беда. Погода может стать самым грозным врагом. Что ты теперь скажешь о выбранном пути, Арагорн?
Фродо невольно подслушал эти слова и понял, что Гэндальф и Арагорн продолжают ранее начатый спор. Хоббит навострил уши.
— Скажу, что ничего утешительного в нем не было с самого начала, а чем дальше, тем больше будет известных и неожиданных опасностей, — ответил Следопыт. — Ты это знаешь не хуже меня. Но надо двигаться вперед, переход через горы нельзя откладывать. Дальше на юг до самого Роханского Разлома горы перейти нельзя. А той дороге я не доверяю с тех пор, как услышал от тебя о Сарумане. Кто знает, кому служат сейчас полководцы Рубежного края?
— Действительно, кто знает, — сказал Гэндальф. — Но есть еще один путь, не через Карадрас: путь темный и тайный, о котором мы с тобой говорили.
— Не будем больше о нем говорить! Пока не будем. И прошу тебя, ничего не говори остальным, пока есть хоть одна другая дорога.
— Надо сначала решить, а потом двигаться, — ответил Арагорну маг.
— Значит, давай думать, пока другие спят и отдыхают, — сказал Арагорн.
Под вечер, пока их спутники заканчивали завтрак, Гэндальф и Арагорн отошли в сторону и вперили глаза в Карадрас. Его крутые склоны были темны и угрюмы, а вершину окутывала серая туча. Фродо наблюдал за беседующими вожаками, пытаясь угадать, чем кончится их разговор. Когда они вернулись к Отряду и Гэндальф объявил, что решено, несмотря на погоду, попытаться одолеть перевал, у Фродо от души отлегло. Он не знал, о каком темном и тайном пути говорилось, но раз Арагорн его боялся, то хоббит и подавно.
— По всему, что мы заметили в последние дни, похоже, что Багровые Ворота стерегут, — сказал Гэндальф. — Погода мне тоже не нравится. Нас догоняет зима, может начаться снегопад. Надо идти как можно быстрее. До седловины перевала в любом случае не меньше двух ночных переходов. Сегодня вечером стемнеет рано. Как только соберемся, сразу выступаем.
— Позвольте поделиться собственным опытом, — сказал Боромир. — Я родился в тени Белых Гор и кое-что знаю о переходах на большой высоте. Там нас ждет сильный, может быть, очень сильный холод. Что толку идти скрытно и при этом замерзнуть насмерть? Пока вокруг еще попадаются деревья и кусты, надо, чтобы каждый собрал и взял с собой по вязанке дров, кто сколько унесет.
— А Билл возьмет немножко больше, правда, дружок? — сказал Сэм. Пони ответил ему печальным взглядом.
— Отлично, — сказал Гэндальф. — Но жечь эти дрова мы будем, только когда окажемся перед выбором — согреться или погибнуть.
Отряд снова двинулся, поначалу быстро, но постепенно тропа становилась все круче, и идти по ней было все труднее. Местами приходилось уже не идти, а лезть, и чем дальше, тем больше тропу загромождали камни. Ночь под плотными тучами была совершенно черной. Режущий ветер со свистом кружил между скалами. К полуночи они оказались уже высоко в горах. Слева от тропы была гладкая отвесная стена, за которой вздымался почти невидимый в тумане громадный хмурый Карадрас, а справа — пропасть.
С трудом преодолев очередной крутой подъем, они остановились. Фродо почувствовал щекой прикосновение снежинок, потом различил белые хлопья у себя на рукаве.
Отряд пошел дальше. Но снег вскоре повалил очень густо и залепил Фродо глаза, так что он почти перестал видеть согнутые фигуры Арагорна и Гэндальфа, которые шли всего на шаг или два впереди.
— Мне все это совсем не нравится, — пыхтел Сэм у него за спиной. — Снег хорош утром, когда он себе идет за окном, а ты лежишь в кровати. Вот если бы эти тучи в Хоббиттаун ушли и там высыпались! Хоббиты бы обрадовались.
В Хоббитшире снег — редкость, настоящие метели бывают только в Северном Уделе, а когда в Хоббиттауне выпадает много снега, это целое событие и повод для веселья. Никто из живущих хоббитов, за исключением Бильбо, не видел свирепой Долгой Зимы 1311 года, когда белые волки перешли замерзший Брендидуим и напали на Хоббитшир.
Гэндальф остановился. Он стоял по щиколотку в снегу, снег толстым слоем лежал у него на плечах и капюшоне.
— Вот чего я боялся, — сказал маг. — Что теперь скажешь, Арагорн?
— Что тоже боялся, но этого боялся меньше, чем другого. Я знал, что в горах возможен снегопад, хотя так далеко на юге он обычно бывает только на вершинах. Мы не так уж высоко поднялись, здесь тропы обычно всю зиму открыты.
— Не иначе вражьи козни, — сказал Боромир. — В моих краях говорят, что Враг может повелевать ветрами и насылать бури в Сумрачных Горах, на границе Мордора. У него неведомые силы и много союзников.
— Тогда у него выросли длинные руки, — сказал Гимли. — Неужели он вправду может перегонять метели с севера на юг за триста гонов от своих границ только для того, чтобы нам навредить?
— Руки-то у него длинные… — сказал Гэндальф.
Стоило им остановиться, как ветер стал утихать, а вскоре почти прекратился и снегопад. Они пошли дальше, но не успели пройти фарлонга, как снова замело. Ветер взревел, и снег повалил так, что почти ничего не было видно. Скоро даже Боромиру стало трудно идти. Хоббиты, согнувшись пополам, еле тащились за людьми, и стало ясно, что если метель не прекратится, они никуда не дойдут. У Фродо ноги словно свинцом налились. Пипин начал отставать. Даже Гимли, выносливый, как всякий гном, шел с трудом и ворчал.
Вдруг все, словно сговорившись, разом остановились. Вокруг во тьме слышались жуткие звуки. Может быть, это ветер выл в трещинах между скал, но уж очень его вой был похож на вопли, резкие вскрики, дикий хохот… Сверху начали падать камни. Отскакивая от скальной стены, камни со свистом пролетали над головами путников, сыпались на тропу позади них, с глухим рокотом исчезали в невидимой пропасти.
— Сегодня мы дальше не пройдем, — сказал Боромир. — Говорите, что хотите, но это не ветер. Это злые голоса. А камни целят в нас.
— Я все-таки скажу, что это ветер, — заметил Арагорн. — Но ты так или иначе прав. В мире много злых сил, враждебных нам, двуногим. Они не подчиняются Саурону, но у них свои цели. Некоторые жили на земле задолго до того, как появился Черный Властелин.
— Карадрас называли Злой Горой, когда в этих землях про Саурона еще не слышали. У него плохая слава, — пробурчал Гимли.
— Не все ли равно, кто враг, если он сильнее нас, — сказал Гэндальф. — Мы не можем отбить его нападение.
— А что мы можем сделать? — жалобно воскликнул Пин. Он весь дрожал, втиснувшись между Фродо и Мерри.
— Оставаться на месте или вернуться, — сказал Гэндальф. — Продолжать подъем смысла нет. Чуть выше, как мне помнится, тропа отойдет от скалы и потянется по длинному каменному желобу, он совершенно открыт, там нет защиты ни от снега, ни от камнепада, ни от худших бедствий.
— Возвращаться, пока идет снег, тоже бессмысленно, — сказал Арагорн. — Нам по дороге не попадалось ни одного укрытия лучше, чем этот утес.
— Ничего себе укрытие… — пробормотал Сэм. — Дом из одной стены без крыши.
Путники встали лицом к югу, прижавшись спинами к скальной стене. В одном месте она слегка выдавалась над тропой, образуя нечто вроде карниза. Они надеялись, что он хоть немного прикроет их от северного ветра и падающих камней. Но взбесившиеся вихри захлестывали сбоку и снизу, снег сыпался все гуще. Пони Билл терпеливо стоял перед хоббитами, с удрученным видом опустив голову и немного заслоняя их от разбушевавшейся стихии, но и он был уже по колено в снегу, и снежный сугроб продолжал расти. Если бы не рослые спутники, хоббитов скоро совсем бы засыпало.
На Фродо напала сонливость. Он словно погружался в теплый смутный сон. Ему казалось, что он греет ноги у каминного пламени, а потом в тени за камином возник Бильбо, и его голос произнес: «Дневник — не самое главное. Снежная буря двенадцатого января — и ты вернулся, чтобы записать только это? Не стоило!» «Мне хотелось отдохнуть и поспать, дядя Бильбо», — с усилием проговорил Фродо, но тут его стали трясти и будить, и он с трудом очнулся. Боромир поднял его и вытащил из снежной норы.
— Невысоклики здесь погибнут, Гэндальф, — сказал гондорец. — Нельзя сидеть и ждать, пока снег нас завалит с головой. Надо что-то делать для спасения.
— Вот дай им хлебнуть, — сказал Гэндальф, вытащив из своего мешка кожаную флягу. — Каждому по глотку. Это драгоценный напиток, здравур, живительный бальзам из Имладриса. Мне Элронд дал флягу при расставании. Пусти ее по кругу!
Отхлебнув прозрачной тепловатой жидкости, Фродо сразу оживился и почувствовал, как согреваются и начинают двигаться застывшие конечности. В остальных с глотком чудесного питья тоже влились новые силы и надежды. Но метель не прекращалась, ветер завыл громче, а снег повалил совсем густо.
— Что ты теперь скажешь про костер, Гэндальф? — вдруг спросил Боромир. — Мы, кажется, уже можем выбирать: согреться или погибнуть. Снег, конечно, укроет нас от всех враждебных глаз, но это будет не спасение, а конец.
— Разжечь сможешь? Тогда давай, — согласился Гэндальф. — Если те, кто следил за нами, выдержали эту метель, они нас на снегу так или иначе видят.
Хотя по совету Боромира путешественники взяли не только дрова, но и хворост для растопки, никто из них, даже искусник по части костров гном с эльфом, не сумели в такой вьюге сохранить высеченную искру, чтоб от нее загорелось сырое дерево. Наконец, очень неохотно за это дело взялся Гэндальф. Он высоко поднял Жезл, а потом быстро ткнул его концом в хворост, скомандовав: «Наур эн эдрайт аммэн!». Из хвороста вырвался длинный язык сине-зеленого пламени, костер вспыхнул и весело затрещал.
— Если хоть кто-нибудь за нами следит, то мне уже нечего прятаться, — сказал маг. — Я написал «Гэндальф здесь» так ясно, что любой прочитает от Райвендела до устья Андуина.
Но остальные и думать забыли о вражьих шпионах. Огонь плясал и отражался в счастливых глазах. С шипением таял под костром снег, лужи подползали к ногам, а они радостно грели руки, собравшись в круг. Лица путников раскраснелись в отсветах пламени. Но ночь по-прежнему окружала их черной стеной, снег продолжал сыпаться, а дрова сгорали быстро.
Костер почти погас, в него бросили последний прутик.
— Ночь на исходе, — сказал Арагорн. — Рассвет вот-вот начнется.
— Начнется, если сумеет пробить эти тучи, — проворчал Гимли.
Боромир отошел от костра и попытался вглядеться в темень.
— Метель утихает, — сказал он. — А ветер тише стал.
Фродо устало смотрел, как из темноты в круг света влетают снежинки, розовеют и тают над умирающим костром. Сначала ему казалось, что снег сыплется так же, как и раньше, и он снова начал засыпать, но вдруг внезапно отрезвел и понял, что ветер в самом деле утих, а снежинки становятся крупнее и реже. Небо медленно светлело, и снегопад вскоре кончился.
Когда совсем рассвело, глазам путников предстала унылая картина укрытого снежным саваном молчащего мира. Тропа, по которой они поднимались, совершенно скрылась в бесформенных сугробах и завалах, а вершины прятались в свинцовых тучах, готовых разразиться новой метелью.
Гимли посмотрел вверх и покачал головой.
— Карадрас нас не простил, — сказал он. — У него еще хватит снега засыпать нас, если мы посмеем идти вперед. Чем скорее спустимся, тем будет лучше.
С этим согласились все, но осталась ли у них возможность отступить, никто не знал. В нескольких шагах от погасшего костра начинался многофутовый сугроб, хоббиты провалились бы в него с головой. Тропу местами совершенно перегораживали косяки снега, нанесенного ветром под стену.
— Гэндальф мог бы пойти вперед и растопить для вас снег ярким пламенем, чтобы тропа получилась, — сказал Леголас. Он как будто не обращал внимания на снегопад и один из всего Отряда был спокоен и весел.
— Леголас с таким же успехом мог бы полететь над горами и привести солнце, чтобы оно его растопило, — ответил Гэндальф. — Я могу зажечь лишь то, что горит. Снег не горит.
— Ладно, — сказал Боромир. — В моих краях говорят: «Растерялась голова — выручайте, руки-ноги!» Если умный не сумеет, значит, сильный одолеет. Попробуем нащупать путь. Смотрите! Хоть все замело, но снегопад начался, когда мы были вон за тем утесом, где тропа поворачивает. До него не больше фарлонга. А там, наверное, будет легче.
— Пошли вдвоем! — сказал Арагорн.
Арагорн в Отряде был выше всех, но Боромир — массивнее и шире в плечах. Он пошел впереди. Арагорн — за ним. Двигаться им было трудно. Местами снег был им по грудь, и Боромир раздвигал его большими руками, словно не шел, а плыл.
Леголас некоторое время смотрел на них и улыбался, потом повернулся к остальным:
— Говорите, сильный одолеет? Ну, а я скажу: «Пахарь пусть пашет, а выдра плывет, эльф по траве и по снегу пройдет!» — и легко пошел-побежал по насту, стройный и гибкий. Фродо в первый раз заметил, что на ногах у эльфа не было сапог, а его легкие туфли не оставляли следов на снегу.
— Прощай! — шутливо прокричал эльф магу. — Пойду поищу Солнце!
Он промчался мимо с трудом идущих людей, помахал им рукой и убежал за утес.
Остальные ждали, молча прислонившись друг к другу, пока головы Боромира и Арагорна не превратились в две темные точки на белом снегу. Потом и их не стало видно. Время тянулось медленно. Тучи снова снизились и выплюнули несколько редких снежинок.
Прошел, наверное, час, хотя им показалось, что гораздо больше, когда, наконец, они снова увидели Леголаса. Почти в то же самое время из-за поворота показались Боромир и Арагорн.
— Ну вот, — воскликнул Леголас, подбегая. — Солнца я не привел! Солнце разгулялось по голубым небесным полям юга, и венок из тучек над этой горкой, которую зовут Багровый Рог, нисколько его не волнует. Но для тех, кто ходит по земле ногами, я принес лучик надежды. Там, как раз за поворотом, навалило большущий сугроб, наши Сильные в нем чуть не зарылись. Они уже пришли было в отчаяние, но я им сказал, что этот сугроб — как снежная стенка, толщиной всего в несколько шагов, а с другой стороны снега совсем мало, даже хоббичьи пятки примут его только за прохладный коврик.
— Я же говорил, что это необычный буран, — пробурчал гном Гимли. — Это злая воля Баразинбара. Он не любит ни гномов, ни эльфов, и навалил сугроб, чтобы отрезать нам путь к отступлению!
— Но, к счастью, твой Баразинбар забыл, что в Отряде есть Люди, — сказал, подходя Боромир. — И могу сказать, не слабаки… Хотя с лопатами было бы легче. Мы проторили в завале тропу — кто не умеет бегать по снегу, как эльф, говорите спасибо!
— А как же нам добраться до тропы? — спросил Пин.
— Не отчаивайся, — сказал Боромир. — Я устал, но на вас силы мне хватит, и Арагорну тоже. Невысокликов мы туда отнесем. Остальные пройдут. Иди сюда, уважаемый Пипин! С тебя начнем.
Он легко поднял хоббита.
— Садись мне на спину и держись! Руки у меня должны быть свободными, — сказал он и пошел первым. Арагорн с Мерриадоком на плечах — за ним. Пин ехал и восхищался силой гондорца, сумевшего без орудий проделать проход в снегу. Даже теперь, с ним на плечах, Боромир руками продолжал расширять дорогу для тех, кто шел позади, приминал и разбрасывал снег.
И вот перед ними встал большой сугроб, вдвое выше Боромира. Он действительно стоял, как стена, поперек ущелья, внизу плотный, сверху острый, словно отрезанный ножом. В самой его середине был протоптан проход, как горбатый мостик. За сугробом Мерри и Пипина опустили на дорогу, и они остались ждать остальных.
Через некоторое время Боромир принес Сэма. За ним по узкому проходу прошел Гэндальф, ведя в поводу Билла: на пони поверх багажа сидел Гимли. Последним появился Арагорн с Фродо. Но не успел Следопыт поставить Фродо на снег, как сверху, теперь уже позади них, с глухим рокотом посыпались камни и длинным языком сползла небольшая лавинка, запорошив путникам глаза снежной пылью. Когда белая пыль осела, они увидели, что прохода больше нет, путь наверх окончательно завален.
— Хватит, хватит! — закричал Гимли. — Мы уже уходим, мы не задержимся!
И действительно, у Горы будто кончился запас зловредности, и Карадрас успокоился, как бы удовлетворенный тем, что прогнал пришельцев, и они не осмелятся вновь его тревожить. Снегопада, похоже, больше не ожидалось; тучи в нескольких местах прорвались, и посветлело.
Как и говорил Леголас, чем дальше, тем тоньше становился слой снега под ногами, так что даже хоббиты пошли самостоятельно. Скоро они все уже снова стояли на площадке перед крутым спуском, где вчера вечером на них посыпались первые снежинки.
Утро переходило в день. Путники смотрели с высоты на запад, где простиралась широкая неровная долина. Почти под ними был овраг, место их последнего привала перед подъемом.
У Фродо болели ноги; он промерз до костей и был голоден. При мысли о длинном и трудном спуске у него закружилась голова, а перед глазами поплыли черные точки. Он протер глаза, но рябь осталась. Внизу под Горой на некотором расстоянии от нее, но довольно высоко, в воздухе действительно носились черные точки.
— Снова эти птицы! — воскликнул Арагорн, показывая вниз.
— Тут уж ничего не сделаешь, — сказал Гэндальф. — Добрые ли они, злые, или им до нас дела нет, а надо немедленно спускаться: следующая ночь не должна застигнуть нас даже у подножия Карадраса!
Холодный ветер хлестал им в спины, когда они, отвернувшись от Багровых Ворот, устало спотыкаясь, начали спускаться. Карадрас победил.
