Глава 5
Костина информация меня нисколько не удивила. Я ожидала чего-то подобного. Единственное, что мне не пришло в голову, так это связать оборотную сторону жизни Ласточкина с ее лицевой стороной, а именно с фотоделом. И то, что Жемчужный самым первым назвал директора «Крейзи», также упрощало дело. Сам собой отпадал вопрос о причине столкновения Велиханова с мужем Тимирбулатовой.
— Информация стопроцентная? — все же уточнила я.
— Как ты жестока, Женечка, — Жемчужный закатил глаза. — Я бы тебе никогда не подкинул липу. Повторить могу — мне удалось выяснить про Велиханова, других людей, которых доил Ласточкин, я не знаю. Но это только пока.
— Лучшего помощника и не пожелаешь, — похвалила я Костю и, чтобы сделать ему приятное, подошла и чмокнула в губы.
— Спасибо, — сказал он. — Хорошо, но мало.
— Всему свое время, — лаконично произнесла я. — Скажи лучше, а чем он подцепил Велиханова, не знаешь?
— Нет. Такую информацию добыть будет трудно. Ее знал, возможно, только сам Ласточкин.
— И Велиханов, — вставила я.
— Ну, это естественно.
— Форма шантажа, насколько я понимаю, — фотографии. Да?
— Да, — кивнул Жемчужный. — У Ласточкина был целый набор пленок. На каждого клиента по отдельной пленочке.
Я помолчала несколько секунд, а затем, взглянув на Костю, с хитрецой спросила:
— А тебя лично он не шантажировал?
— Меня? — изумился Костя. — Ты шутишь, Женя? Я чист, как ангел. Да, и денег у меня не так много, чтобы кормить еще и шантажиста.
— Я тебе верю, — утешила я Жемчужного.
— Ладно, я побежал, — сказал он, прислушавшись к словам из динамика, и энергично затянулся несколько раз подряд.
— Беги, — отпустила его я, и он, небрежно бросив окурок в пепельницу, взбежал вверх по лесенке.
Оставшись одна, я принялась расхаживать из угла в угол по курилке, собираясь с мыслями. Через пару минут план построения разговора с Анатолием Викторовичем созрел в моей голове. Реализовать его я собиралась немедленно в надежде на то, что застану директора на своем рабочем месте.
Воспользовавшись Олиной гримеркой, я немного преобразилась. Ничего глобального я в своей внешности менять не стала. Просто нацепила парик, захваченный с собой, и с помощью грима добавила себе лет. И все. Вот в таком виде я и собиралась предстать перед Велихановым.
Найти его кабинет не составило большого труда. Он располагался на третьем этаже здания в конце коридора.
Секретарши на месте не оказалось. Даже не было никаких признаков, что она ненадолго отлучилась. Либо Анатолий Викторович уже отпустил ее сегодня, либо секретарши у него не было вовсе. Жаль будет, если и его самого не окажется на месте.
Я приблизилась к двери с табличкой «Директор» и уверенно постучала.
— Войдите, — прозвучал в ответ приятный интеллигентный голос из кабинета.
Я облегченно вздохнула и толкнула дверь от себя. Она легко отворилась.
Картина, представшая моим глазам, умиляла. Господин Велиханов в черном дорогом смокинге при бабочке поливал цветы на подоконнике. Делал он это с такой нежностью и заботой, что мне даже захотелось сменить заранее запланированную мной тактику. Но, за секунду взвесив все «за» и «против», я решила этого не делать.
— Велиханов Анатолий Викторович? — сухо осведомилась я.
— Да, — он обернулся ко мне вполоборота. — Чем могу быть полезен?
Лицо у Велиханова было свежее, гладко выбритое, редкие волосы на лбу и макушке аккуратно уложены. Стройный, подтянутый — видно, следит за собой.
— Старший следователь Павлова из городской прокуратуры, — представилась я.
В руке моей на мгновение мелькнуло красное удостоверение и тут же исчезло в сумочке.
— Давайте присядем, — сразу продолжила я наступление, не давая ему собраться с мыслями. — У меня к вам ряд вопросов.
Анатолий Викторович был удивлен и обескуражен. Он тут же прекратил свое прекрасное и нужное занятие, прошел к рабочему столу и занял законное место. Я, не дожидаясь приглашения, взяла стул, пододвинула его поближе и села напротив него по другую сторону.
— Я веду расследование насильственной смерти господина Ласточкина. Вы были с ним знакомы, не так ли?
Велиханов мгновенно переменился. В глазах его мелькнул испуг, руки, которые он до этого положил на столешницу, забили мелкую дрожь, и он, дабы скрыть это, убрал их на колени.
— Не хотите отвечать? — спросила я. — Что ж, это ваше дело. Беседа наша пока неофициальная, так сказать, без протокола, но мне ничего не стоит вызвать вас повесткой в прокуратуру, и уж там ваш отказ отвечать на вопросы будет расцениваться совсем иначе. Наверное, так мы и поступим, — я сделала вид, что собираюсь подняться.
— Нет, подождите, — остановил меня Велиханов. — Ну зачем же вы так? Я ведь ни от чего не отказываюсь. Ни от ответов на вопросы, — постепенно он взял себя в руки, хотя глаза его все еще бегали. — Господи! Просто вы так сразу набросились на меня. Я и слова-то не успел вымолвить. Что вы хотите узнать?
— Я задала уже вам первый вопрос. Вы были знакомы с Федором Ласточкиным?
— Был. — Анатолий Викторович сглотнул слюну и тут же потянулся к графину. — Хотите водички? Или, может…
— Спасибо, ничего не хочу. Где и при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство с покойным?
— Одно время он работал у нас в театре. Делал фотографии. Его рекомендовала жена. Она наша актриса…
— Мне это известно, — бестактно перебила его я. — С Тимирбулатовой я уже имела честь познакомиться.
— Ну вот… — замялся Анатолий Викторович. — Я и говорю. Он проработал у нас какое-то время и уволился. Вернее, я уволил его.
— За что?
— Мне не нравились его работы. Вернее, в целом они мне нравились. Даже очень, — мой собеседник окончательно запутался. — Но те деньги, которые он просил за свою работу в качестве оплаты… В общем, его фотографии таких денег не стоили, — завершил он.
Молодец! Все-таки выкрутился.
— Анатолий Викторович, — произнесла я, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас я вам скажу кое-что, а вы, прежде чем ответить, хорошенько подумайте. Договорились?
— Хорошо, — кивнул он.
— Следствию стало известно, что Федор Ласточкин «зарабатывал» себе на жизнь шантажом. Это уже подтвердили некоторые люди, а при обыске фотолаборатории убитого обнаружено несколько пленок такого характера…
Услышав из моих уст эти слова, Велиханов побледнел как полотно, и рука его непроизвольно потянулась к области сердца. Я побоялась, что с ним сейчас может случиться инфаркт, а потому поспешно добавила:
— Вас среди так называемых «клиентов» Ласточкина нет. Но это еще ни о чем не говорит. Во-первых, пленки могут храниться где-то еще, а во-вторых, они могли быть при Ласточкине в момент убийства.
Анатолий Викторович хотел что-то сказать, но я жестом остановила его.
— Не торопитесь с ответом, я же предупреждала вас. Подумайте сами, если за верную брать вторую версию, то пленки сейчас в руках убийцы, а если первую… — Я помолчала. — Да и какая разница? Все равно в конечном итоге они окажутся у нас. Вы меня понимаете?
— Я не понимаю только одного. — Как ни странно, Велиханов основательно расслабился и даже выдал улыбку. — Что вы хотите от меня услышать? Каков ваш вопрос?
— Ласточкин шантажировал вас?
— Нет.
— Анатолий Викторович, подумайте еще раз, — настойчиво попросила я.
— Тут и думать нечего. — Велиханов достал руки из-под стола и потер их друг о друга. — Ласточкин не мог меня шантажировать по одной простой причине. Меня шантажировать нечем.
— Это ваш окончательный ответ?
— Более чем.
— Жаль, — сурово сказала я. — Видимо, нам еще предстоит в будущем более детальный разговор.
Во время последней фразы я слегка подалась вперед, как бы для того, чтобы подчеркнуть угрозу в своих словах, и незаметно для Велиханова прикрепила под крышку его стола самозаписывающий «жучок». Затем встала и энергично направилась к выходу. Уже взявшись за ручку двери, я обернулась и сказала:
— До скорой встречи, Анатолий Викторович.
— Всего хорошего. — Он тоже поднялся.
Я спустилась обратно на второй этаж и скрылась в Олиной гримерке. Спектакль близился к концу. До финала оставалось, может быть, минуты две или три. Я приняла свой обычный вид и улыбнулась в зеркало своему отражению.
Разговор с Велихановым казался мне весьма продуктивным. Во всяком случае, я теперь была склонна заподозрить именно его. Поведение Анатолия Викторовича при нашей беседе говорило само за себя.
Доказать, правда, я пока ничего не могла, а потому и не спешила разбрасываться обвинениями, но очень надеялась на то, что поставленный мной «жучок» в кабинете директора не сегодня, так завтра принесет свои плоды.
Из динамика зазвучала финальная музыка, раздались аплодисменты, актеры пошли на поклон.
Я отошла от зеркала и села на диванчик у стены.
Сейчас мне казалось ясным, почему охотятся на Ольгу. Один из тех, кого шантажировал Ласточкин (вполне возможно, что Велиханов), не выдержал и жестоко расквитался с Федором. Но нужной пленки при нем он, видимо, не обнаружил. И логично посчитал, что та осталась в руках у его жены. Преступник боится, что Тимирбулатова предаст дело огласке. Значит, изначально моя версия была верна. Охота на Ольгу Тимирбулатову — продолжение истории с ее мужем, берущее начало от его убийства.
Все верно, все сходится. Надо только выяснить, кто убил Федора Ласточкина, и нейтрализовать этого человека.
— Вот ты где! — воскликнула Тимирбулатова, входя в гримерку. — А я смотрю, за кулисами тебя нет, в курилке тоже, думаю, уж не уехала ли ты грешным делом, бросив меня на произвол судьбы.
— Хорошего же ты обо мне мнения, — упрекнула я клиентку. — У меня есть новые сведения. Хотя, как знать, может быть, для тебя они вовсе и не являются открытием.
— Расскажи. — Оля села перед зеркалом и приступила к снятию грима.
— Твой муж занимался шантажом, — сказала я.
— Да ну? — Она посмотрела на меня в зеркало. — Впрочем, это как раз в его духе.
— Ты не знала об этом?
— Нет.
— Лучше бы было, Оля, если бы ты знала, — произнесла я.
— Почему?
— Моя версия такая, — начала я. — Человек, убивший Ласточкина, не нашел у него то, что искал, то, ради чего он убил его…
— А что это? — перебила меня Тимирбулатова.
— Фотопленка. Убийца решил, что, раз ее нет у Ласточкина, значит, она у тебя.
— Это глупо, — возмутилась Ольга.
— Возможно. Но полагаю, что именно такая логика и движет преступником.
— Подожди! — До нее дошло, к чему я клоню, и она развернулась ко мне на крутящемся стуле. — Ты хочешь сказать, что меня хотят убить ради этой пленки?
— Вот именно.
— О боже мой. — Она театрально воздела руки к потолку. — Моя жизнь теперь зависит от какой-то злосчастной пленки, которую я даже в глаза не видела. Ну, спасибо тебе, Федя. Мне и после твоей смерти от тебя покоя нет.
Видимо, Тимирбулатова все еще не вернулась из грибоедовской пьесы в мир реалий. Все ее жесты и слова были сценическими.
— Оля, — окликнула ее я. — Чем причитать, ты лучше подумай, где Федор мог хранить свои пленки?
— В лаборатории, — уверенно ответила она.
— Несомненно, — согласилась я с Тимирбулатовой. — В лабораторию наведаться не помешает, хотя я думаю, что преступник уже успел побывать там.
— Тогда где?
— Вот я тебя об этом и спрашиваю, — с нажимом произнесла я. — Подумай, где еще мог хранить их твой муж? Может, где-то в доме?
— Хорошо, я подумаю, — пообещала она. — Но завтра. Все-таки сегодня как-никак праздник. Как ты смотришь на то, чтобы уютно посидеть сегодня вечером? А, Жень?
— Вдвоем?
— А с кем еще? Ты хочешь пригласить кого-нибудь?
— Я — нет, — ответила я. — Но разве Аркадий Александрович не присоединится к нам?
— Увы, — печально произнесла Тимирбулатова. — Ирина Юрьевна пригласила его на ужин, а отказать в чем-то этой женщине равносильно самоубийству.
— Ну, хорошо, — кивнула я. — Пусть наш ужин носит чисто женский характер.
— И ни слова о покушениях, шантаже, моем покойном муже, — подвела черту Ольга.
— Договорились.
Мы поехали домой именно с таким настроем. По пути Оля сделала покупки в супермаркете, что позволило нам быстро накрыть праздничный стол.
Я сдержала свое слово. Весь вечер мы с Тимирбулатовой говорили о приятном, делились прекрасными мгновениями, пережитыми ранее, и ни разу не коснулись наболевшей темы. Вообще-то все правильно. Праздник есть праздник. А я за информацией, полученной от Жемчужного, и разговором с Велихановым успела уже забыть о нем.
Мы мило просидели до самой полуночи и лишь в первом часу ночи, когда праздник, так сказать, остался в дне вчерашнем, разошлись по комнатам спать.
Разбудил меня телефонный звонок над самым ухом. Я машинально сняла трубку и только потом бросила взгляд на часы. Пять часов утра.
— Привет, Жень! С прошедшим тебя! — весело сказала трубка в моей руке. — Уже проснулась? Не разбудил?
— Кто это? — Я еще спала.
— Ну ты даешь! Я ведь мало того, что могу смертельно обидеться, я еще от расстройства могу и покончить с собой.
Я наконец-то сбросила с себя сонливость и узнала Жемчужного.
— Извини, Костя, не проснулась еще. — Я села на диване.
— Все равно, ты должна была узнать меня из тысячи звонивших. По тем флюидам, которые излучает мой голос. Флюиды, которые наполнены безграничной любовью, теплотой, нежностью…
— Что-нибудь случилось, Костя? — прервала я его словоизлияния.
— Случилось, Женя, — ответил он. — Меня осенила гениальная догадка.
— Какая?
— Это не телефонный разговор. Я могу приехать?
— Прямо сейчас?
— Нет, в следующем году, — съерничал он. — Проснись же ты наконец.
— Ладно-ладно, приезжай, — сказала я, зная, что отговорить его невозможно. — Жду.
Он тут же бросил трубку.
Я встала с дивана и прошла на кухню, сварить кофе. Что еще за гениальная догадка посетила Костю? Да еще и ночью.
Уже через три минуты в дверь тихонько постучали. Я удивилась. Что-то очень рано для Жемчужного. Даже слишком рано.
Моя сумочка висела в прихожей на вешалке, и по пути я вынула из нее револьвер. Посмотрела в глазок. На лестничной площадке и в самом деле топтался Костя. Я сунула оружие в карман и в тот момент, когда Жемчужный собрался вновь постучать, открыла дверь.
— Привет, — улыбнулся мой помощник.
— Как тебе удалось так быстро добраться? — спросила я.
— Я уже давно приехал, — ответил Костя. — Звонил тебе с улицы из автомата.
— Во сколько же ты проснулся? — Я провела гостя на кухню и закрыла дверь.
— Я вообще сегодня не спал.
— По причине чего?
— По причине мыслительного процесса. — Костя постучал пальцем по своей голове. — Как вчера после спектакля приехал домой, так всю ночь и сидел. Курил-курил, думал-думал. И где-то часа в два меня осенило. Я еле утра дождался. Приехал сюда уже в четыре, мотался под окнами, ждал более-менее удобного времени для звонка.
— А чего ж сразу не зашел? — Я налила кофе себе и ему.
— Неудобно как-то, — пожал плечами Жемчужный. — Квартира не твоя. Ольга здесь хозяйка. Кстати, как она?
— Ничего, поправляется. — Я села напротив Кости и сказала с серьезным видом: — Ну давай делись. Что у тебя там за гениальные идеи?
Жемчужный бросил на меня надменный взгляд, откинулся на спинку стула, закурил.
— Как насчет того, чтобы рассмотреть кандидатуру Майорова? — деловито осведомился он у меня.
— Как мужчины?
— Не говори глупостей, Женя, — скривился мой визави. — Ты намерена делом заниматься или шутить?
— Конечно, делом заниматься, — уверила я Костю.
— Тогда скажи, тебе не приходило в голову, что это он сам устраивает покушения на Ольгу?
Я печально посмотрела на Жемчужного.
— Лучше бы ты поспал.
— Женя, я серьезно, — выпалил он.
— Да о какой серьезности тут может идти речь? Ты думаешь, что ты говоришь? Майоров нанимает меня охранять Тимирбулатову от самого себя. Так, что ли?
— Так, — как ни в чем не бывало Костя выдохнул дым через ноздри и уставился на меня.
— Мне кажется, ты необъективен по отношению к Аркадию Александровичу, — осторожно сказала я Жемчужному.
— Ничего подобного, — открестился он. — Ты выслушай меня.
— Ну, давай.
— Как считаешь, Майорова есть чем шантажировать?
— Откуда мне знать?
— А я тебе скажу. Есть. Вспомни наш недавний разговор. Аркаша печется о своей репутации больше, чем следовало бы. А в действительности приударяет за каждой второй юбкой.
— И что?
— По-твоему, это не повод подцепить его? Предположим, Ласточкину удалось сфотографировать Майорова в неприглядной позе с какой-нибудь дамочкой (тем более что поймать такой момент не так уж сложно), Федор начинает его шантажировать, у Аркадия взыграло самолюбие, и он убил наглеца.
— Дальше. — Я сделала глоток кофе.
— Дальше ты и сама все прекрасно понимаешь. Необходимой Аркадию пленки у Ласточкина не оказалось в момент убийства. Аркаша едет к нему в студию, ищет там, но не находит. Логично предположить, что пленка осталась у жены шантажиста. У Ольги. И он готовит на нее покушение. — Жемчужный смотрел на меня сияющими глазами. — Ну как?
— Гениально, — ответила я. — Все правильно, Костя, все сходится, кроме одного.
— Чего же?
— Самого главного. Зачем Аркадий Александрович нанял меня? Он хочет, чтобы я его остановила? Или у него раздвоение личности? Одна половина — это убийца-маньяк, другая — благородный рыцарь. На чем строится твое объяснение этой загвоздки?
— Эх, Женя, Женя. — Костя посмотрел на меня снисходительно, потушил сигарету и наконец-то взял в руки чашку уже остывшего кофе. — Как ты, оказывается, далека от актерской стези. Но ты должна благодарить бога, что у тебя есть я. Не появись в такой ответственный момент на твоем жизненном пути Константин Эдуардович Жемчужный, ты бы погрязла в этом деле по уши. А то и того хуже, сама бы погибла.
— Прекрати заниматься самолюбованием, — осадила его я. — Выкладывай, что там за таинства актерской профессии.
— Майоров — гениальный актер. — Видно было, что Косте неприятно это произносить, но начал он именно с такой фразы. — На сцене он — король. Я уже говорил тебе об этом, если помнишь. Как это ни парадоксально, но я вынужден признать сей неопровержимый факт. Частенько, Женя, такие личности, как Аркаша, многое со сцены стараются перенести в жизнь. Например, свою непоколебимую веру в самого себя. Или величие над всеми.
— Ближе к делу, Костя, — поторопила я его, осознавая, что готова запутаться в том, о чем он говорит.
— Можно и ближе, — легко согласился Жемчужный. — Аркаша хочет в жизни быть таким же бесподобным актером, как и на сцене. Он играет, Женя, все время играет. Именно это мне и пришло в голову сегодня ночью. Что, если Аркаша затеял большую игру, так сказать, своеобразный спектакль? Расписал всем роли. Себе, Ольге, ее мужу, тебе и даже мне, если хочешь. Ты спрашиваешь, зачем он нанял тебя? Я скажу. Для пафоса. Для остроты игры. Чем больше персонажей на сцене, тем интереснее ему играть. Парить над всеми.
— Бред какой-то. — Я непроизвольно поморщилась.
— Бред, — подтвердил Костя. — Только это для тебя бред. И для любого нормального человека. Но не для актера, прослывшего гением. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, но не могу до конца поверить.
— И не сможешь, Женя. — Жемчужный улыбнулся. — Это надо прочувствовать. Я поставил себя на место Майорова, и у меня все сошлось. Один к одному. Это называется вхождением в образ. Умением пропитаться ролью.
У меня даже голова пошла кругом от всего только что услышанного. В одном Костя прав, если все и в самом деле произошло так, как он говорит, я бы без его помощи запуталась.
— Но ведь ты можешь и ошибаться, да? — с надеждой спросила я.
— Могу, — честно ответил он. — Конечно, могу. Но процентов на двадцать максимум, как мне кажется.
— В таком случае, что же делать? — помрачнела я. — Майоров — мой клиент. Именно он нанимал меня, и он платит мне за работу. Как же я буду ограждать Ольгу от него самого?
— Вот! — Жемчужный торжественно поднял вверх указательный палец. — Вот в этом и заключается вся твоя проблема, Женечка. Нельзя воспринимать все буквально.
— Хватит умничать, — огрызнулась я.
— Не сердись, — Костя тем не менее тут же сбавил гонор. — Я вот что хочу сказать. Ограждать Олю от Аркаши совершенно не нужно. Если бы он хотел придушить ее, то в постели давно бы уже сделал это. У Майорова же совсем другая логика. Вернее, другая игра. По его расчетам, смерть Ольги наступит тогда, когда он будет, например, в Новой Гвинее.
— Где-где? — переспросила я.
— Не важно где, — отмахнулся Костя. — Важно то, что далеко от Оли.
— Полное сумасшествие, — резюмировала я.
— Ну наконец-то! — воскликнул Костя и весь просиял от счастья. — Наконец-то до тебя дошло, что понятие «Крейзи» не случайно.
— Я запуталась окончательно, — честно призналась я.
— Ничего, разгребемся, — Жемчужный довольно потер руки.
Но я уже не слушала его. В голове моей роилось бесчисленное количество мыслей. Возможно, Костя ошибается. А если нет, то в первую очередь стоит выяснить те правила игры, по которым играет Майоров.
