Глава 4
— Очень интересно. — Я даже подалась вперед. — Поделишься?
— Только прошу тебя, отнесись к этому серьезно. Хорошо?
— Я что, по-твоему, похожа на бесшабашного человека? — немного обиделась я.
— Я не о том, Женя. Просто боюсь, что ты мне не поверишь и станешь смеяться.
— Не тяни резину, Оля. Говори, — поторопила я ее. — Я не буду над тобой смеяться.
— Причина всех этих покушений на меня, — собралась она все-таки с духом, — в Аркаше.
— Поясни-ка.
— Мотив — ревность.
— Ревность чья, Оля? И к кому?
— Наташина ревность. Аркашиной жены. Она ревнует его ко мне.
Я сразу поняла, к чему она клонит.
— Ты хочешь сказать, что тебя пытается убить жена Аркадия Александровича?
— Ну, не сама, конечно, — поправила меня Ольга. — Скорее всего она наняла кого-то. А вообще, да. Я долго думала и пришла к выводу, что это она. И мотив, повторяю, — ревность.
Я задумалась. Бесспорно, в словах Тимирбулатовой была определенная истина. Правда, пока бездоказательная, но была. Жена Майорова на роль убийцы вполне подходила. При первом же удобном случае следовало с ней пообщаться.
— Ты со мной согласна? — Оля вновь откинулась на подушку.
— Я предпочитаю не обвинять человека без веских на то причин, — уклончиво ответила я и тут же переменила тему: — Ты уверена, что тебе не требуется помощь врача?
При этом я кивнула на Олино плечо.
Вопрос был задан скорее для проформы. Я и сама прекрасно видела, что рана не вызывает опасений. Но вдруг Тимирбулатова посчитает необходимым обратиться к высококвалифицированному специалисту. Я бы ничего не имела против. В конце концов, это ее плечо, а не мое.
— Да нет, не надо, — последовал ответ. — Я отлежусь, и все пройдет. Мне ведь сегодня еще на спектакль. А неизвестно, что скажет врач. И, насколько я понимаю, врачу нам придется объяснить причину моего ранения. Не так ли?
— Придется, — кивнула я.
— А мне бы этого не хотелось.
Тут я была с Ольгой полностью согласна. Любой врач обязан сообщать в соответствующие органы обо всех огнестрельных ранениях, что, соответственно, повлекло бы за собой кучу проблем.
После этого Тимирбулатова изъявила желание немного поспать, и я, оставив ее одну, удалилась на кухню. Там сварила себе кофе и в глубокой задумчивости расположилась с чашечкой за столом.
Оля подкинула мне интересную версию. Личность Натальи Майоровой, с которой Аркадий Александрович вел бракоразводный процесс, я как-то изначально упустила из виду. Но при чем тут тогда смерть Федора Ласточкина? Со второй женой Майорова она никак не вязалась. Или это совсем другая история? Что ж, вполне может быть.
Предположим, что человек, убивший Олиного мужа, и человек, покушавшийся на нее саму, никак не взаимосвязаны друг с другом. В самом деле, что я так привязалась к Ласточкину? Может, он вообще стал случайной жертвой хулигана на улице?
Но настораживало другое. То, как все окружающие, с кем я успела пообщаться, отзывались о покойном. В том числе и сама Тимирбулатова. В ее словах я углядела намек на двойную жизнь Федора. Но в чем выражалась эта двойная жизнь? Игроком он не был, к наркотикам не имел никакого отношения. Так же сомнительно, что он участвовал в каких-нибудь криминальных авантюрах. Или Оля плохо знала своего мужа?
Гадать можно было до бесконечности, чем я, собственно говоря, и прозанималась полтора часа, опустошив при этом три чашки кофе. Напиток меня взбодрил. Я жаждала действий.
Взглянув на настенные часы в Олиной кухне, я решила, что нам пора уже трогаться в путь.
Олю не пришлось долго будить. Она вскочила как по команде, напрочь забыв о своей ране. Но та не замедлила напомнить о себе резкой болью. Ольга присела обратно на диванчик и, поморщившись, спросила:
— Что? Уже пора?
— Да. Сама знаешь, добираться до центра довольно долго.
— Знаю. — Она встала и критически осмотрела себя в зеркало. — Надо привести себя в порядок.
— Давай.
Пока Тимирбулатова занималась своей внешностью, я тоже не сидела без дела. Какие события развернутся сегодня вечером, я не знала, а потому решила взять с собой много разных вещей. В первую очередь, естественно, свой верный револьвер, затем набор отмычек, грим, парик, парочку «жучков» и даже диктофон. Сложив все это в сумку, я подумала и решила присовокупить миниатюрный приборчик для определения взрывных устройств. Наглость человека, не так давно подстрелившего мою клиентку, могла достигнуть невероятных размеров.
Из дома Тимирбулатовой мы вышли в три часа. Поймать такси в этом богом забытом месте оказалось делом не простым.
— Сколько раз зарекалась, — посетовала Ольга, — вызывать такси по телефону, но каждый раз либо забываю, либо жалею денег.
— Ничего, не расстраивайся, — утешила ее я. — Времени у нас с запасом.
Спустя двадцать пять минут нам удалось сторговаться с каким-то частником, и мы на всех парах помчались по направлению к центру.
— Скажи, Оль, а ты когда-нибудь встречалась с Натальей Майоровой? — вернулась я к той теме, которую завела сама Ольга у себя дома.
— Встречалась, — ответила Тимирбулатова. — Хотя у меня никогда и не возникало желания с ней знакомиться.
— Ты ее видела в театре?
— Да. Она приходила на спектакли к нам. На премьеры Аркадия. Не помню, на какие.
— Давно это было?
— Прилично. Когда у них еще были более-менее хорошие отношения.
— И какое у тебя сложилось впечатление о ней как о человеке? — продолжала допытываться я.
Задавая все эти вопросы, я не переставала бдительно смотреть по сторонам, готовая в любой момент прикрыть клиентку. Но ничего подозрительного не наблюдалось. «Хвоста» за нами не было, и никто не намеревался устраивать перестрелок.
— Какое у меня может сложиться о ней впечатление? — скривила губы в усмешке Тимирбулатова. — Соперница — она и есть соперница, захомутала она Аркашу, и все.
— Она красивая?
— Обыкновенная.
— Почему же Аркадий Александрович женился на ней?
— А почему люди женятся? — встретила Ольга вопрос вопросом. — По глупости.
— Ну не во второй же раз? — поддела я ее.
На пару секунд она задумалась. Затем, собравшись с мыслями, сказала:
— Если бы мы с Аркадием познакомились раньше, этого не произошло бы.
Что ж, прав был Костя. О том, что Майоров — бабник, знали все, кроме тех, кто беззаветно влюблялся в него. Ольга не стала исключением.
Мы подъехали к театру «Крейзи», и Тимирбулатова удивленно воскликнула:
— Ба! Смотрите-ка, кто к нам пожаловал!
Ее восклицание было настолько неожиданным, что я инстинктивно потянулась к сумке за револьвером.
— Где?
— Вон! — она указала рукой в сторону вишневого «Форда», за рулем которого сидел здоровенный небритый амбал в кожаной куртке.
— Что это за тип? — насторожилась я.
— Это Дима, — отмахнулась Тимирбулатова. — Всего лишь водитель. А знаешь, кого он привез?
— Кого?
— Плашкину, — с такой гордостью выдала Ольга, как будто та была ее родной сестрой. — Ирину Юрьевну.
Прокрутив в голове все предыдущие беседы, я вспомнила, что эта женщина являлась фактической хозяйкой «Крейзи».
— Ну надо же, — продолжала восторгаться Ольга. — Пожаловала на сегодняшний спектакль.
— Что, редко приезжает? — поинтересовалась я.
— Ну, не очень редко. Раз в неделю, наверное, — ответила Тимирбулатова. — Но на этой неделе она уже была. Ладно, пойдем. — Она пощупала свое раненое плечо, гордо вскинула голову и зашагала ко входу.
Я последовала за ней. Уже от самой двери обернулась и еще раз бросила взгляд на «Форд». Качок Дима со скучающим видом отгадывал кроссворды в маленькой книжечке, то и дело стряхивая пепел с сигареты в раскрытое окно. Чуть поодаль от «Форда» стоял «Мерседес» Майорова. Стало быть, ловелас и впрямь уже, что называется, на «боевом посту».
В гримерке я снова принялась терроризировать свою клиентку расспросами.
— Ну хорошо, если предположить, что ты права и покушение на тебя действительно организовано женой Аркадия Александровича, то объясни мне, какую роль во всей этой истории сыграл Ласточкин?
Оля сидела напротив меня в крутящемся кресле и курила.
— С чего ты взяла, Женя, что Федор вообще имеет к этому какое-то отношение?
— Его убили, — напомнила я. — Причем совсем недавно.
— Ну и что?
— Ты хочешь сказать, что это в порядке вещей?
— Для Федора — да, — сказала она. — Его зарезали на улице, не забывай. Мало ли за что? Посмотрел на кого-то косо или сказал что-нибудь грубое. Он запросто мог.
— И за это его убили?
— А почему бы нет?
Выразить свои сомнения по поводу такого предположения я не успела. В дверь Олиной гримерки постучали условным стуком, и она, расплывшись в улыбке, томно произнесла:
— Входи.
На пороге тут же возник сияющий Майоров.
— Уже прибыли?
— Давно. — Тимирбулатова закинула ногу на ногу, выставляя свои округлые коленки на обозрение.
— Очень рад. Как настроение, Олечка? Работать готова? — пропел он елейным голоском.
— Всегда готова. — Она шутливо козырнула ему по-пионерски и в ту же секунду, скривившись от боли, инстинктивно схватилась за плечо.
— Что с тобой? — Аркадий Александрович в одно мгновение оказался рядом с ней.
— Пулевое ранение в плечо, — ответила я за Тимирбулатову.
— Что? — Майоров в ужасе обернулся на меня, а затем вновь перевел взгляд на Ольгу.
— Что слышали, — сухо бросила я. — Сразу после вашего ухода в Олю стреляли через окно. Пуля задела плечо по касательной, рана пустяковая.
— Вы не уберегли ее. — Глаза Аркадия Александровича недобро сверкнули.
— Что делать? — Я пожала плечами. — И на старуху бывает проруха.
— Может быть, стоит найти другого телохранителя?
— Это ваше право.
— Аркаша, — вмешалась в нашу перепалку Тимирбулатова, — ну зачем ты так? Женя ведь тоже не всемогуща.
— Тебя могли убить. — Он осторожно обнял ее.
— Ну, не убили же.
Ольга взглянула в глаза возлюбленного так, что он тут же поостыл. Однако счел необходимым в завершение добавить:
— Надеюсь, такого больше не повторится.
— Я тоже.
Я не любила, когда последнее слово оставалось не за мной.
— Ты работать-то сможешь? — спросил Майоров мою клиентку.
— Смогу, — уверенно кивнула та.
— Не подкачай. Плашкина здесь.
— Я знаю.
Майоров поцеловал ее в щеку и, бросив косой взгляд в мою сторону, покинул гримерку.
Мы не стали с Олей продолжать прерванный разговор, потому как времени до спектакля оставалось уже немного, и Тимирбулатова занялась изменением своего образа. Я со скучающим видом стала разглядывать фотографии из спектаклей, висевшие на стенах гримерки.
Оля выходила на сцену в числе первых. Я отправилась вместе с ней за кулисы после второго звонка. Жемчужного, как ни странно, пока нигде не было видно, а вот Аркадий Майоров стоял на противоположной стороне и оживленно обсуждал какую-то тему с одним из своих коллег.
Прозвенел третий звонок.
— Волнуешься? — улыбнулась я Ольге.
— Ужасно.
Открылся занавес, и действие началось.
— Ну, я пошла, — сказала Тимирбулатова спустя две минуты и суеверно перекрестилась.
— Ни пуха ни пера.
— К черту! — махнула она рукой.
В этот момент я вдруг с ужасом подумала о том, что если убийца, охотившийся на Тимирбулатову, так нагл и отчаян, то почему бы ему не устроить покушение на свою жертву прямо во время спектакля. Оля, находящаяся на сцене, представляла прекрасную мишень. Я содрогнулась и тут же решила гнать от себя эти мысли. Что я могу изменить? Не передвигаться же мне с Тимирбулатовой за ручку по сцене.
— Ничего, кроме внешности, — прозвучал женский голос справа от меня. — Работает спустя рукава.
Я повернула голову и увидела рядом с собой довольно экстравагантную дамочку лет сорока с пышной белокурой прической, одетую в дорогой костюм.
Интуиция сразу подсказала мне, что это и есть та самая Ирина Юрьевна Плашкина, о которой ходило столько разговоров.
Брошенная ею пренебрежительным тоном фраза несомненно относилась к Тимирбулатовой, но я решила, что лучшего способа для знакомства с большой леди мне не найти, а потому осторожно спросила:
— Простите, вы это о ком?
Плашкина развернулась ко мне всем корпусом и смерила оценивающим взглядом с головы до ног.
— А вы, собственно, кто?
— Я — Женя, — просто ответила я. — Знакомая Константина Жемчужного.
— Почему не в зале? — Тон Ирины Юрьевны был недовольным.
— Мне захотелось посмотреть из-за кулис.
— Посторонним здесь не место.
— Я не совсем посторонняя. По образованию я — театральный критик, — пришлось соврать мне, чтобы наша беседа приняла иной оборот.
Результат и впрямь не заставил себя долго ждать. Плашкина мгновенно переменилась в лице и с более доброжелательной улыбкой спросила:
— В самом деле?
— Да. Именно поэтому я и спросила вас, к кому относится ваше замечание по поводу работы спустя рукава.
— А разве вы сами не видите? — Ирина Юрьевна пренебрежительно повела рукой в сторону сценической площадки. — К Ольге Тимирбулатовой, разумеется.
Я не стала вступать с ней в споры и защищать Олю, дабы не ударить в грязь лицом как критик.
После паузы я произнесла:
— А давно она у вас работает?
— Сравнительно недавно, — ответила Плашкина и достала из своей сумочки пачку «Данхила». — Как насчет того, чтобы покурить?
— Спасибо, я не курю, — отвергла я сие предложение, — но с удовольствием составлю вам компанию.
Мы вместе с Ириной Юрьевной спустились по лесенке в комнату для отдыха, где она, щелкнув золотистой зажигалкой, прикурила свою сигарету. Мы расположились в креслах друг против друга.
— Где вы работаете? — задала мне Плашкина каверзный вопрос.
— Вообще-то я работаю в Москве, — небрежно бросила я. — Сейчас в отпуске, приехала к друзьям.
— К Жемчужному?
— И к нему тоже.
— Знакомы еще с кем-нибудь из нашего театра?
— Ну, можно сказать, что шапочно знакома с этой вашей Тимирбулатовой.
— Вот как? — удивилась Ирина Юрьевна.
— Я знала ее мужа.
Услышав мой ответ, меценатка недовольно поморщилась.
— Полагаю, что вы были не в восторге от этого знакомства, — высказалась она.
— Вы тоже знали его? — Мне все-таки удалось направить разговор в нужное русло.
— Он работал одно время в нашем театре, — ошарашила меня собеседница.
— Разве Ласточкин тоже актер?
— Нет, что вы. — Она засмеялась. — Упаси бог. Он фотограф. Все вот это, — Ирина Юрьевна обвела рукой портреты актеров вдоль стены, — его работа.
— Я не знала.
— Однако он проработал здесь недолго. Думаю, такой человек, как Ласточкин, вообще не в состоянии долго удержаться на одном рабочем месте.
— А что случилось? — спросила я таким тоном, будто просто хотела поддержать беседу.
— Я точно не знаю. — Плашкина красивым жестом стряхнула пепел с сигареты и затянулась снова. — Они не поладили с Толей.
— Простите? — переспросила я, хотя уже поняла, о ком пойдет речь.
— Толя — это директор нашего театра, — любезно пояснила она. — Велиханов Анатолий Викторович. Мой старый друг и очень хороший человек.
Я не стала дальше задавать наводящих вопросов. Пусть сама продолжит. А то, что Плашкина сейчас разовьет эту тему, я знала наверняка. Так оно и произошло.
— Толя очень покладист. А тут вдруг такая история. Сами посудите, Женя. Что его настолько могло вывести из себя, что он уволил человека со скандалом? Таким Толю я никогда не видела, как в тот раз. Он несколько дней ходил на взводе.
— И чем вы это можете объяснить?
— Ничем. Я пыталась у него выяснить причину, но он не стал раскрывать ее. Впрочем, это его личное дело. Но, зная Анатолия уже много лет, смею предположить, что вряд ли в той ссоре с Ласточкиным не прав был он. Тем более я пару раз разговаривала с этим фотографом, и он мне не понравился. У него даже манера говорить какая-то неприятная. Как будто он пытается увидеть тебя насквозь, подловить на чем-то.
Что этим хотела сказать Ирина Юрьевна, мне было непонятно, но наседать на нее с расспросами я не стала. А она тут же перескочила на другую тему.
— Мне и жена-то его не нравится, — доверительно сообщила мне Плашкина. — Нет в ней актрисы. Только симпатичная внешность.
— За внешность и держите? — поинтересовалась я.
— Не только, — вздохнула она. — Аркадий Александрович, наш ведущий актер, убедил меня в том, что девушка обязательно проявит себя в скором времени. Он видит в ней какие-то профессиональные задатки. А Аркадий Александрович, скажу я вам, актер со стажем. И очень талантлив. Вы видели его работы?
— Пока только одну, — честно ответила я.
— Какую?
— Вчера. В «Ричарде III».
— Впечатляет, да? — просияла Ирина Юрьевна.
— Очень.
В этот момент в коридоре с мужскими гримерными раздались поспешные шаги, и в курилку буквально вбежал Жемчужный.
— Ирина Юрьевна! — воскликнул он, завидев Плашкину, и склонился в глубоком поклоне. — Рад приветствовать вас! Как самочувствие?
— Опять опаздываешь на выход? — вместо ответного приветствия сурово накинулась на него хозяйка театра.
— Виноват, — Костя повторил свой поклон, чем вызвал у меня улыбку.
— Смотри, Жемчужный, доиграешься, — Плашкина затушила сигарету в пепельнице и погрозила ему пальцем.
В проходе на сцену возникла вчерашняя тетка в розовом костюме и зашипела:
— Жемчужный!
— Бегу, бегу, — живо откликнулся Костя и устремился на сцену, бросив мне на ходу: — Женя, подожди меня здесь, я скоро.
— Не халтурь, — сказала ему в спину Плашкина, но затем, смягчившись, добавила уже для меня: — Если честно, это я просто перестраховываюсь. Он никогда не халтурит. Костя тоже очень сильный актер. Второй по величине в нашем театре. Только вот в жизни он несерьезный. Разгильдяй.
Я улыбнулась. Это мне было прекрасно известно.
Из динамика над нашими головами слышался раскатистый баритон Майорова, царившего в данный момент на сцене.
Спустя мгновение к его голосу добавился голос Жемчужного. Стало быть, он успел-таки на свой выход. Напрасно Плашкина волновалась.
Она поднялась с кресла и сказала:
— Пойду посмотрю на их дуэль, — и тут же пояснила: — Жемчужный и Майоров всегда соперничают на сцене. Стараются переиграть друг друга. Ино — гда это выглядит довольно забавно. Хотите взглянуть?
— Хочу.
Я двинулась вслед за ней за кулисы.
Костя и Аркадий Александрович находились на сцене вдвоем. Между ними шел какой-то спор. Ирина Юрьевна приблизилась к самому краю кулисы. Глаза ее горели. Я, к сожалению, ее восторга не разделяла. И вовсе не потому, что актеры плохо справлялись со своей профессиональной задачей. Тут я ровным счетом ничего не понимала, и мне нравилась игра каждого. Причина моего отрешенного настроения была в ином. В голове я мысленно прокручивала только что состоявшийся разговор с Плашкиной. Меня сильно заинтересовала персона директора театра «Крейзи» Велиханова Анатолия Викторовича. Что за ссора у него произошла с покойным Федором Ласточкиным? Чем она была мотивирована? Да и вообще, меня все больше и больше настораживало отношение окружающих к бывшему мужу Тимирбулатовой. Пока еще ни один человек не отозвался о нем доброжелательно. Все мнения сводились к тому, что Ласточкин был «гнусный», «скользкий», «гнилой», «неприятный».
Может, Велиханов прольет свет на личность этого фотографа? Хотя если он не стал ничего рассказывать своей близкой подруге Ирине, то с чего бы ему пуститься в откровения со мной?
Я отошла немного назад, не желая мешать Ирине Юрьевне. Кто-то взял меня за рукав и потянул в сторону. Это была Ольга.
— Я видела, ты успела познакомиться с Плашкиной? — сразу спросила она.
— Успела.
— И как она тебе?
— Нормальная женщина. Слегка избалованная богатой жизнью, а в остальном нормальная.
— Обо мне говорили? — Ольга замерла в ожидании ответа.
— Нет, — соврала я. К чему задевать ее тонкое актерское самолюбие.
— Она ненавидит меня.
— Думаешь, Плашкина хочет тебя убить? — улыбнулась я.
— Не смешно, Женя, — она не восприняла моего игривого тона. — Ты ведь сама понимаешь, что тут дело в другом. В моей карьере. Мне бы очень не хотелось потерять работу в «Крейзи».
— Приятно считать себя сумасшедшей?
Я всячески старалась вывести ее из депрессивного состояния. Поняв, что мои шутки на нее не действуют, я пошла другим путем. Сменой темы.
— Кстати, ты не говорила мне, Оля, что твой муж работал в этом театре.
— Вот видишь! — взвилась она. — А сказала, что с Плашкиной не было обо мне разговора.
— Не было. Я спросила ее о Федоре.
— Что она сказала о моем муже?
— О его ссоре с Велихановым. Ты об этом слышала?
— Конечно, — помрачнела она. — Я хотела приобщить Федю к искусству, к прекрасному, так сказать. Устроила его сюда, а он опять полез в бутылку.
— Что произошло?
— Откуда мне знать? Они с Анатолием Викторовичем не поладили, и тот выгнал Федора.
— Не очень приятно получилось, да? Но почему ты не сказала мне об этом сразу?
— Я не думала, что это имеет большое значение. В данном инциденте нет ничего сверхнеобычного. То, что Федя со всеми ссорился и ни с кем не мог ужиться, в порядке вещей.
Я хотела продолжить эту тему, но Оле пора было на сцену, и она упорхнула на противоположную сторону, откуда должна была появиться перед зрителями.
Сразу после ее выхода со сцены ушел Костя.
— Надеюсь, я не подкачал, Ирина Юрьевна? — первым делом осведомился он у Плашкиной.
— Все было хорошо, Костенька, — ответила та, не отрывая взгляда от сцены.
Жемчужный подошел ко мне.
— Вот так вот, Женя. Всего лишь «хорошо».
— А что ты хотел? Чтобы тебе сказали «плохо»?
— Да бог с ними! — Он беспечно махнул рукой. — Пойдем в курилку, а то я сейчас умру от недостатка никотина в крови.
— Тебе есть что сказать мне? — спросила я, едва мы спустились с лесенки. — Удалось что-нибудь выяснить?
— Обижаешь. — Он закурил. — Я землю носом рыл и, как мне кажется, откопал для тебя очень интересную информацию.
— Какую? — Я вся подобралась.
— Поцелуешь — скажу.
— Костя!
— Ладно-ладно. Все поцелуи запишем тебе в долг. Слушай. Ласточкин вел двойную жизнь.
— Я знаю.
— Не сомневался в этом. Ты же гениальная женщина.
— Не льсти, — скривилась я. — Этим меня не купишь.
— Он промышлял шантажом, Женя.
— Вот как?
— Да. Ласточкин многих держал на крючке, что позволяло ему огребать время от времени неплохие доходы.
— Назовешь кого-нибудь конкретно?
— Назову. Правда, пока только одного человека.
— Кто он?
— Велиханов.