Книга: Отпущение грехов
Назад: Глава 7 Кузьмич
Дальше: Глава 9 Два лица профессора Клинского

Глава 8 Актерская школа Леонида Ольховика

– Кто такой этот Мангуст? – спросил Спиридон.
Он и Ольховик сидели в невзрачном сером «Опеле» неподалеку от желтого пятиэтажного здания постройки образца начала двадцатого века. Между «Опелем» и зданием пролегала не особо оживленная дорога, а дальше, за небольшим круглым парком, располагался морг.
И морг, и желтое пятиэтажное здание относились к одному и тому же учреждению – медицинскому университету.
А в пятиэтажке располагалась фармацевтическая лаборатория, в которой работали Докукин и профессор Клинский.
Ни того ни другого на работе не было. Это уже установили ушлые подручные Ольхи. Леонид Борисович сам непосредственно руководил ими, что в последнее время было редкостью из ряда вавилонского столпотворения, Ноева потопа и тому подобных раритетных событий.
Дело в том, что утром этого дня Ольховику позвонил лично Ариец и сказал, что он прощупал каналы сбыта для товара, который по договоренности обязан был поставить Леонид. И что завтра к вечеру необходимо уладить все формальности по передаче товара и соответственно получения за это энной суммы в «гринах».
Ольховика как прошило током: он не ожидал, что Ариец заговорит об этом лично.
И что его люди – и он сам, Ариец, лично – будут в городе так скоро, а не через четыре-пять дней, как было сказано в предыдущем телефонном разговоре.
Леонида затрясло, и он с трудом довел разговор до логического конца.
Потому что товара не было.
И теперь он вынужден был идти на страшный, ничем реально не обеспеченный риск. Но иного выхода не было, потому что ни Ольховик, ни Спиридон, ни другие люди из группы не хотели переходить в незавидную категорию граждан, поступающую на хранение в морг.
– Так кто такой этот Мангуст? – повторил Спиридон. – Он может накапать мусорам или ФСБ, что мы целились на этот институт?
– Насчет накапать – это туфта, а вот если ему вздумается ставить нам палки в колеса, так это можно поиметь неплохие проблемы. Не такие, конечно, как с Арийцем, но все равно… Как говорится, последняя соломинка ломает спину верблюда. Так и нам каждое лишнее недоразумение – типа вчерашнего, в сауне, – может стоить впустую потраченного времени, а это время отольется в такой геморрой, что потом впору будет самим пускать пулю в собственную пасть. Что же они там так долго?
Это уже относилось к людям Леонида, которые находились внутри корпуса.
Ольховик нервно пощупал парик и усы, с помощью которых – да еще посредством со знанием дела наложенного грима – он фактически до неузнаваемости изменил свою внешность, с накипающей досадой и раздражением подумал, что Славе и Толстому пора уже давать о себе знать.
В этот момент зазвонил сотовый телефон, Ольховик поднес его к уху и услышал:
– Все готово, Леонид Борисович. Время.
– Идем! – скомандовал Ольха и, выйдя из машины, направился через дорогу прямо к входным дверям пятиэтажного здания. За ним последовал Спиридон.
В полутемном вестибюле их встретил невысокий, интеллигентного вида круглолицый крепыш в стильных очках, в джинсовой куртке и строгих черных брюках и проговорил:
– Все чисто. В лаборатории никого нет – все ушли на обед. Один охранник и еще второй – у спецхрана.
Они прошли мимо дремавшей вахтерши, столкнулись со стайкой оживенно переговаривающихся и смеющихся студенток в белых халатах, накинутых поверх одежды… Спиридон повернулся было в их сторону и хитро подмигнул одной из них, но тут же услышал сдавленное шипение Ольховика:
– Ты что же это, гнида… забыл про Остапа?
Спиридон был парень с крепкими нервами и не страдающий ни излишней сентиментальностью, ни сентиментальностью вообще. Но он вздрогнул, потому что вспомнил мертвое лицо Остапа, упавшего вчера в бассейн с простреленной головой – простреленной только за то, что он не услышал, как расправились с его шефом и Спиридоном. Потому что могло быть и хуже, если бы Ольховик не нажал на кнопку вызова, а Остап ничего не слышал.
И попал под горячую руку Леонида.
Спиридон пощупал голову, так удачно проломленную накануне Куриловым, и, отвернувшись от студенток, последовал за Ольховиком, угрюмо глядя в его широкую спину…
* * *
Лаборатория, как сказал парень в очках, располагалась на третьем этаже в отдельном отсеке. Как отметил Ольховик, дверь ее ничем не отличалась от всех остальных дверей в этом корпусе – такая же высокая, окрашенная уже пожелтевшей от времени кремовой краской. Вокруг нее точно так же проходили студенты, а один из них даже заглянул туда и, что-то весело крикнув, сбежал вниз по лестнице.
Ольховик потянул на себя ручку, и дверь послушно отворилась.
Перед ним простирался довольно-таки длинный коридор с двумя рядами дверей по обе стороны от него. Возле окна стоял стол, за которым сидел светловолосый молодой человек в камуфляжной форме. На столе возле него лежал автомат Калашникова.
Молодой человек был занят тем, что рассматривал журнал «XXL». Рядом лежала еще стопка таких же роскошных глянцевых изданий, среди которых глаз Ольховика различил «Ом», «Пентхауз», «Птюч» и «Плейбой».
– Ага… прогрессивная молодежь? – весело проговорил Ольховик.
– Угу, – пробурчал тот, всем своим видом давая понять, что если по возрастной категории он и относится к молодежи, то уж никак не к прогрессивной. – Вы что-то хотели?
– Да, конечно, – отозвался Леонид, быстро взглянув на Спиридона. – Если не ошибаюсь, Докукин Николай Николаевич работает именно здесь?
– Пока еще здесь, а скоро, наверно, не будет работать, – отозвался тот и поднял на Ольховика скучающий взгляд невыразительных темных глаз. – Ну, че надо-то? Нет сегодня Докукина.
– Да мы не к Докукину, – широко и дружелюбно улыбнувшись, сказал Ольховик, – мы к вам.
Охранник вскочил и судорожно вцепился в автомат, потому что Спиридон выхватил «ТТ» с глушителем и вскинул на него… но, кроме как дотянуться до «АК», молодой человек, любящий читать продвинутые журналы, ничего сделать не успел, потому что две пули пробили ему череп.
Он упал лицом на журналы и замер.
– Так, – проговорил Ольховик. – Спиридон, свали его под стол, чтоб не светить. Куда дальше, Слава?
– За мной, – отозвался парень в очках.
Они прошли по коридору до самого конца и свернули направо. Там был тупик, где находилась только одна дверь. Металлическая.
Слава потянул ее на себя, и глазам бандитов открылась небольшая комната, полностью заваленная беспорядочным нагромождением полок с колбами, ретортами, какими-то пластмассовыми, металлическими и картонными коробками, разнообразными металлическими конструкциями – Ольховик в порядке предположения счел их фиксаторами сосудов для химических реакций – и тому подобным научным хламом.
В дальнем углу стояла металлическая ванна, в которой что-то квакало, булькало и шуршало. А возле ванной – на единственном незагроможденном пятачке – находился диванчик, на котором сидел второй охранник. Появления Ольховика и его людей он даже не заметил – потому как на нем удобно разместилась крашеная блондинка в расстегнутом белом халате и прыгала вверх-вниз с такой блаженной физиономией, что никаких сомнений о роде досуга сотрудников лаборатории в обеденный перерыв не оставалось.
– Какая аморальность, – сказал Ольховик, а Спиридон вскинул пистолет…
Четыре глухих хлопка словно взорвали несколько слабеньких дешевых хлопушек – и безжизненное тело охранника завалилось на спинку дивана, а на него самого рухнул труп его любовницы.
В комнате была еще одна металлическая дверь, поставленная, вероятно, совсем недавно. Она была заперта. Ольховик указал на ванну, подозрительные шумы из которой усилились, и произнес:
– Слава, Спиридон, приподнимите ее.
– Да тут же лягвы! – брезгливо проговорил Спиридон и передернул плечами. – Мерзость какая.
– Людей мочить, как жаб, ему не противно, а ванну с лягушками приподнять – в лом, – подняв брови, проговорил Леонид, – а ну живо! И чтоб мне без этих лягушконенавистнических разговоров.
Усилиями Славы и Спиридона ванна приподнялась сантиметров на десять от пола, Леонид пошарил под ней и после нескольких секунд поиска извлек массивный ключ.
– Все верно, – сказал он. – Запасной здесь.
– А зачем эти жабы? – спросил Спиридон.
– Для опытов, болван. Тут же вроде как мединститут. – Леонид щелкнул замком последней двери и вошел в открывшуюся за ней небольшую камеру. Тут стояло несколько плотно запертых шкафов и один большой, но довольно-таки старенький потертый сейф.
– Ага, – не без удовлетворения произнес Ольховик, широко шагнув к нему. – Все правильно. Код… код… ага! Готово!
И он потянул на себя массивную дверцу сейфа.
* * *
Они уже выходили из спецхрана, когда на них буквально налетел запыхавшийся толстяк с багровой физиономией.
– Ольха, кипеш! – скороговоркой проговорил он. – Труп охранника засветили, вызвали мусоров! Пора рвать ласты!
Ольховик стремительно прошел мимо него, чуть задев плечом, отчего толстяк отлетел к стене и, выдохнув, пристроился за Славой.
Они буквально пролетели мимо группы студентов, вслед им прошелестело: «А не эти?» – и один из студентов, вероятно, самый продвинутый, схватил Спиридона за плечо со словами:
– А ну-ка, постой, куда так спешишь!
Спиридон просто отмахнулся, и студент отлетел к стене, как котенок.
Люди Ольховика вылетели из здания и бросились к «Опелю». Почти одновременно с другой стороны к корпусу подлетела машина вневедомственной охраны и милицейский «уазик», и Леонид вспомнил, что тут рядом находится Кировский РОВД.
Сорвав машину с места, он свернул на боковую улицу, крепко сжимая между ногами небольшой, почти квадратный черный чемоданчик…
* * *
Районный отдел милиции Волжского района, в камере предварительного заключения которого сидел еще не переведенный в следственный изолятор Сергей Сергеич Клинский, находился в десяти минутах езды от корпуса медицинского университета, где бригада Ольховика только что произвела дерзкую кражу, отягощенную тремя убийствами.
Так велика была цена того, что находилось в черном чемоданчике.
Загнав серый «Опель» в один из глухих дворов, Ольховик со товарищи пересел в предварительно подогнанный джип «Лендровер» и оттуда позвонил дежурному по Волжскому РОВД – капитану, который время от времени получал от него деньги за хорошее поведение в отношении тех или иных нужных Леониду Борисовичу людей.
– Это я, – лениво произнес он. – Ну, как там дела с нашим заключенным?
– Я прощупал почву, – проговорил капитан. – В общем, его могут выпустить послезавтра. Под подписку о невыезде. До суда. Раньше – невозможно. Тут есть несколько редких паскуд, которые строят из себя целок и делают вид, что не понимают слова «договориться». В их числе – и зампрокурора области, который подписывал санкцию на арест.
– Значит, послезавтра? – тихо проговорил Ольховик.
– Да.
– А ты не понимаешь, капитан, что мне нужно сегодня! – вдруг заорал Леонид Борисович так, что сидевший рядом с ним Спиридон, ковыряющий пальцем такие же фальшивые, как усы Ольховика, седеющие баки, нервно вздрогнул и пробормотал короткое ругательство.
– Да все я понимаю, только…
Взгляд Ольховика вдруг упал на продолжающего ковырять свой грим Спиридона… что-то дрогнуло в его лице, и он произнес:
– А ты можешь устроить мне с ним короткую внеплановую встречу? Через полчаса.
– Пожалуй, – после некоторой паузы ответил тот. – Подъезжай, он будет в камере для свиданок через тридцать минут.
– Когда его будут допрашивать?
– Я думаю, что не раньше завтрашнего утра. Даже скорее днем.
– Прекрасно, – сказал Ольховик. – Прекрасно, ментовская харя, – повторил он, уже разъединившись. – Ну что ж, Спиридон. Буду делать из тебя Иннокентия Смоктуновского. Ты не знал, что я в свое время учился в театральном училище, пока не загремел под статью?
– Н-нет.
– Сейчас узнаешь. Знаешь, куда ты сейчас отправишься? И не гадай. Никогда не угадаешь. Сейчас ты отправишься протирать шконки в Волжский КПЗ.
– Што-о-о? – взвыл тот. – Да ты че, Ольха, совсем с дуба рухнул? Что, всех своих намылился в расход пустить? Да ты… – И он, вероятно, неожиданно даже для самого себя, вскинул на Леонида Борисовича пистолет.
– Дур-рак ты, Спиридон, – грустно сказал Ольховик. – Дурак и не маскируешься. Если бы я хотел пустить тебя в расход, то пустил бы и глазом не моргнул. А не стал бы говорить тебе об этом прямо в глаза, особенно когда у тебя под рукой пушка.
Тот несколько поохладел и пистолет убрал.
– А зачем тогда… – начал было он.
– А затем! Затем, что будешь ты сейчас геройски спасать наши шкуры от гипотетических пуль милой бригады Арийца, просиживая задницу на нарах. – И, поймав на себе недоуменный взгляд Спиридона, добавил: – Все строго по принципу: а вас, Штирлиц, я попрошу остаться…
* * *
Курилов довез меня прямо до моего дома. Я предложила ему зайти на чашечку кофе, но он только улыбнулся в ответ и произнес:
– У меня есть несколько дел, Женя. Несколько дел, которые, как любят говорить все отъявленные бездельники, не терпят отлагательства. К тому же от меня разит перегаром, а брюки и куртка как из задницы нечистоплотного гиппопотама. Если мне не изменяет память, последний раз твоя тетушка видела меня в костюме за две тысячи долларов и при «бабочке». М-да… А что касается…
– А что касается этого зареченского дела, так я постараюсь сегодня за день кое-что прояснить, – мрачно сказала я. – Причем с таким усердием, как будто мне за это кто-то дико заплатит.
– А этот Куку… Муку… Кукушкин, – Курилов иронично взглянул на Докукина, которого мы выгрузили с заднего сиденья на лавку у подъезда, – он же вроде не бедный человек. На «Хендэе» ездит. Так что возьми с него гонорар – законное дело, как говорится. Че, помочь тебе дотащить этого болвана до квартиры?
Я покачала головой и, махнув рукой, стащила бессмысленно мычащего Колю с лавки и поволокла его в подъезд.
– Позвони мне сегодня вечером… или в любое время, если буду нужен! – крикнул мне вслед Костя и уехал.
Докукин оказался неожиданно тяжелым. Его маленькое, сухонькое тело словно налилось свинцом и, казалось, весило не меньше центнера. На первом лестничном пролете он попытался проявить галантность и идти самостоятельно, но тут же впаялся в стену и рухнул прямо на какого-то спящего на лестничной клетке алкаша.
Я выругалась и начала поднимать Докукина с пола. Алкаш, которого так неблагоразумно потревожили, пробудился и, уперев в меня мутный взгляд опухших глаз, недовольно пробормотал что-то вроде: «Ходют тут всякие!»
Какой мерзкий типаж!
Когда я втащила Докукина в квартиру, тетушка ахнула и всплеснула руками: обычно словоохотливая, сейчас она этих самых слов просто не находила.
Я свалила Колю на диван и под изумленным взглядом тети произнесла:
– Что-нибудь выпить… кофе или чай.
И осела на табуретку.
– Господи, Женечка… на тебе просто лица нет! – наконец выдавила из себя тетя Мила. – Где ты была? Что случилось? Почему у тебя такой ужасный вид? Что с Николаем?
– Слишком много вопросов, – медленно отозвалась я. – А что касается Николая… так он пьян. То есть он вчера был пьян, а сегодня его колбасит. Отходняк.
– У тебя такой вид, словно тебя травили… собаками, – проговорила тетя Мила.
– Вот именно – собаками.
И я поймала в зеркале напротив отражение своего бледного лица. И ясно различила, как в темно-каштановых волосах – у виска – блеснула тоненькая седая прядь…
* * *
Спиридон (уже без седого парика и баков) и Ольховик уже несколько минут сидели на жесткой деревянной скамье в какой-то мрачной камере, ожидая выговоренного Леонидом Борисовичем свидания.
– Что такое? – проговорил сидящий как на иголках Спиридон, но в этот момент железная дверь отворилась, и конвоир ввел в камеру высокого плотного мужчину средних лет с живыми карими глазами, коротким широким носом и разлетающимися в стороны нечесаными седыми волосами.
Несмотря на седину, человек этот выглядел достаточно молодо, а в ярких темных глазах, твердо сжатых узких губах и властном, выдающемся вперед подбородке чувствовались сила и беспощадный ум.
– У вас пять минут, – коротко сказал охранник и вышел из камеры.
– А, Ольховик, – проговорил седой. – Что с метамфетамином?
– Тише, Сергей Сергеич, – проговорил Леонид, – быстро снимайте одежду и передавайте ее Спиридону. А ты, Спиридон, делай, как я тебя учил.
С этими словами Ольховик протянул Клинскому парик, а потом вынул из кармана нечто смахивающее на женскую косметичку, только существенно побольше размером, и пару плоских стеклянных сосудиков – «таблеток».
Клинский все понял с полуслова. Он сорвал с себя всю верхнюю одежду и передал ее Спиридону, который уже напялил на себя седой парик и теперь усиленно его ворошил, чтобы спутать волосы и придать ему всклокоченный вид.
Оба мужчины были совершенно одинакового роста и примерно аналогичного телосложения, быть может, профессор был только несколько погрузнее, а Спиридон чуть пошире в плечах и поатлетичнее, чем Клинский. Наметанный глаз Ольховика не подвел – он выбрал на подмену нужную кандидатуру.
Процесс обмена одеждой занял не больше минуты. После этого профессор накинул на голову капюшон спиридоновской куртки, Леонид Борисович несколько раз мазнул кисточкой по седой щетине на его щеках и подбородке, окрашивая их в черный цвет, – а потом занялся Спиридоном, который даже в парике не слишком смахивал на Сергея Сергеевича.
Три последующие минуты показали, что в лице Ольховика потерян бесподобный гример и визажист: он так удачно наложил грим, что при плохом освещении – которое и было в камере и примыкающему к ней коридору – его спокойно можно было принять за профессора.
– Отлично, – тихо сказал Ольховик. – Я думаю, профессор, что ваша душа вполне сносно поживет… ну, скажем, сутки, в теле Олега Ивановича Спиридонова.
Тот кивнул.
В этот момент вошли охранник и грузный капитан в расстегнутом на животе форменном кителе.
– Поговорили? – коротко спросил он.
– Поговорили, товарищ капитан, – холодно ответил Леонид, бросая на него выразительный взгляд. – Всего хорошего, господин Клинский.
Спиридона – «Клинского» увели, а толстый капитан подошел к Ольховику и негромко, но очень внятно, почти по слогам, произнес:
– Надеюсь, теперь вы не будете проявлять недовольство, Леонид Борисович?
Ольховик покачал головой и, сделав лже-Спиридону знак следовать за собой, пошел за рослым милиционером, который десятью минутами ранее привел их в эту камеру.
Они прошли по коридору, и вдруг на самом выходе – перед глазами нескольких столпившихся у дверей ментов – Ольха схватил профессора за плечо и коротко бросил:
– В сторону!
– В чем дело, Леонид? – строго, с недоумением проговорил тот, когда они прислонились к прохладной панели стенной ниши.
– Да эта сука… которая вчера с Мангустом!.. – бросил Ольховик и яростно скрипнул зубами.
Назад: Глава 7 Кузьмич
Дальше: Глава 9 Два лица профессора Клинского