Глава 10 Человек, приятный во всех отношениях
Ресторан «Вега» находился в нескольких минутах езды от Волжского РОВД, возле которого во время разговора с Куриловым и стояла моя машина. Но это только номинально. Дело в том, что прямой путь до «Веги» проходил по загруженнейшей транспортной артерии – улице Челюскинской, и надеяться на то, что я могла преодолеть этот путь за обговоренные четверть часа, в продолжение которых будет ждать Курилов и, что самое существенное, мой желудок, не приходилось.
Куда больше шансов угодить в чудовищную пробку и проторчать в ней часика полтора.
Впрочем, существовал другой путь. Объездной. Для этого достаточно было спуститься на два квартала ниже и там проехать по улице Гоголя – узенькой, извилистой и забитой мелкими деревянными и двухэтажными кирпичными домишками – объектами так называемого старого жилфонда.
Зато там, на достаточно безлюдной улице, можно было не опасаться того, что запоздаешь, попав в пробку.
Так я и поступила.
Улица Гоголя оказалась еще более тихой и безлюдной, чем я ее себе представляла. Вероятно, потому, что большинство ее обитателей – как и в недоброй памяти поселке Заречном – были людьми пожилыми, а никаких общественных мест, сервисных центров и магазинов тут не было.
Единственным живым существом, которое я заметила, пока выворачивала на эту улицу, был большой поджарый пес с облезлыми боками, который ожесточенно копался в опрокинувшемся мусорном контейнере.
Лежавшего возле той же мусорки синемора в рваной телогрейке и неопределенного цвета тапочках на босу ногу, густо выводящего носовые трели, я не считаю.
Затем я резко увеличила скорость, и фиксировать наличие живых существ на улице Гоголя стало занятием довольно-таки затруднительным.
И совершенно напрасно.
Потому что в тот момент, когда я, включив четвертую передачу, гнала во весь опор, на дорогу выкарабкалась какая-то ретивая старушка, приволакивающая ногу и внушительную тележку с каким-то хламообразным скарбом.
Машины она, по всей видимости, не видела, и мне стоило большого труда затормозить и не вылететь при этом с дороги, впечатавшись в деревянный заборчик или тем паче в стену дома.
Мой «Фольксваген-жук» развернуло задом наперед и юзом протащило до еще одного мусорного контейнера, который не замедлил опрокинуться.
Наверно, не я одна такая умная – гоню на ультраскоростях. Вон все контейнеры перевернуты.
Старушка заклеймила меня вечным позором при помощи матосодержащих синтаксических конструкций и исчезла за углом дома.
Теперь я ехала уже потише. Так тихо, что не обгоняла едущую передо мной «Ниву», вывернувшую из-за следующего поворота. У нее, по всей видимости, были проблемы с движком, потому что она еле плелась.
Впрочем, это мне быстро надоело, и я пошла на обгон. В тот же самый момент «Нива» отвернула влево и оказалась прямо на пути моего «Фольксвагена».
На этот раз ни затормозить, ни разминуться я не успела: бампер моей машины с мерзким скрежетом врезался в левое крыло «Нивы».
– Чер-рт! – выругалась я. – Лучше бы в бабулю врезалась… она явно покрепче этой колымаги.
Из «колымаги», отчаянно матерясь, вышел здоровенный толстый парень и в остервенении хлопнул дверью так, что едва не вылетело стекло.
Я осталась сидеть на месте, тихо оскверняя воздух салона ругательствами.
– Ты что же это, сука!!! – заорал он, со стремительностью, которую сложно было заподозрить в этом грузном и внешне неуклюжем теле, подскочив к моей машине. – Ты что же прешь, шалашовка гребаная!!
И, не утруждая себя дальнейшими разглагольствованиями, он рванул на себя дверцу моей машины так, что та с жалобным стоном сорвалась с петель и осталась в его руках.
Из «Нивы» не спеша вылезали еще трое: двое малопривлекательной внешности молодых людей с обритыми питекантропскими черепами, с телосложением образца «косая сажень в плечах» и невысокий белокурый хлопец со смазливым нахальным личиком и такой ядовитой улыбкой на красивых губах, что предыдущие двое показались мне вполне добродушными и безобидными жильцами зоопарка.
Толстяк швырнул дверцу об асфальт с такой силой, что стекло веерными брызгами разлетелось по всей улице, а в моих ушах поплыл жалобный звон.
Я вышла из машины и произнесла:
– Куда же вы лезли? Смотреть надо, куда лезете. Что ж не смотрел в зеркало, когда я на обгон пошла?
– А она еще и речи говорить умеет, – произнес белокурый со все той же препоганенькой улыбочкой. – Девочка, ты же попала, как Вильгельм Телль в яблочко на голове своего сынули. На такие бабки влетела, что и МВФ не позавидует.
Я улыбнулась, хотя поводов для улыбок у меня было гораздо меньше, чем, скажем, у того же белобрысого. По крайней мере, так полагал он сам.
– Вот что, – проговорила я, – давайте-ка вызовем сюда молодых людей из ГИБДД, тогда и разберемся, кто куда попал и кому не позавидует МВФ.
– Тогда уж сразу затребуем санкции международного Гаагского суда, – проговорил белобрысый и, достав из кармана небольшой синий футляр, нацепил извлеченные оттуда очки на переносицу и воззрился на меня с оскорбительным, откровенно издевательским интересом.
– Я вижу, что вы получили образование сверх положенных по профилю вашей деятельности пяти классов в десятилетке плюс пяти лет по ходке, – не удержавшись от сарказма, проговорила я.
…По-моему, все очевидно: они вели меня от самого РОВД. Возможно, пара машин. Потому что сомневаюсь, что эта «Нива» успеет за «Фольксвагеном». У нее явно не все в порядке. Поскупились, господин Ольховик – пожадничали подставить под удар джип или «мерс».
Ничего, хватит и помятого крыла «Нивы», чтобы обработать меня согласно полученному заказу.
Интересно, каким образом меня собираются употреблять в пищу – в замоченном, загашенном или в виде отбивной?
– Так эта шалава еще и крысится, – проговорил один из бритого дуэта. В его голосе звучало удивление: вероятно, профессиональный выколачиватель денег из своих меньших (по размеру) братьев и сестер не понимал, как одна женщина может возражать четверым мужчинам.
– В общем, так, – проговорил белобрысый, который, очевидно, был за главного. – Я думаю, вам придется проехать с нами.
– Это куда еще?
– Для решения проблемы долга. И оплаты моральных затрат, – сладко продолжал очкастый.
– А выломанная дверца будет включена в сумму долга? – спросила я.
Белобрысый пожал плечами и произнес:
– В машину эту суку.
И пошел к «Ниве», даже не дожидаясь начала исполнения его приказа.
Толстый рванулся ко мне, и если бы я не выскользнула из зоны досягаемости его внушительного брюха, по-видимому, являющегося главной ударной силой этого молодого человека, то мне пришлось бы плохо: меня просто размазало бы по стойке кузова собственной машины.
Но я успела – я успела броситься влево и в полете врезать толстому под ребра на манер того, как «ножницами» бьют по мячу в падении футболисты.
Участь футбольного мяча, по всей видимости, не вдохновила толстого, потому что он икнул, перегнулся вперед и впечатался лбом в ту самую стойку, тесного контакта с которой я только что избежала.
Двое бритых оказались не такими уж медлительными и громоздкими, как то позволено предполагать, исходя из их бицепсов. Один мгновенно встал в боевую стойку каратиста и попытался достать меня ударом с правой ноги. Второй оказался еще оперативнее: он выхватил из-под куртки пистолет и, направив на меня, заорал:
– Лежать, сука, замочу!
Я подскочила к нему, увернувшись от двух ударов «каратиста», и, подпрыгнув (хорошо, что я была в джинсах, а не в юбке), ударила его ногой в грудь. Парень простонал что-то чудовищное и, вскинув пистолет на уровень моей груди, нажал на курок.
Надо сказать, что одной из особенностей его обращения с оружием было всяческое игнорирование такой существенной детали, как предохранитель. С которого бритый по врожденному малоумию забыл снять пистолет.
Вероятно, Ольховик сильно накачал этих товарищей инструкциями по вопросу того, как нужно со мной обходиться, чтобы не попасть впросак, – иначе стоявший передо мной гоблин не стал бы так волноваться. Но факт остается фактом – выстрела не прозвучало, и я ударила ногой сначала по руке этого идиота с зажатым в ней пистолетом, а потом, когда он раскатисто взвыл и схватился за покалеченную кисть, – под коленную чашечку.
Парень рухнул, как будто его приложили остро отточенной косой.
И у меня еще осталось время, чтобы парировать удар второго лысака, который перестал изображать из себя знатока восточных единоборств и попер на меня в лучших традициях русского кулачного боя.
Но вот уклониться от тычка толстяка, который очухался от удара о стойку и с багровым, оплывающим кровью шрамом на лбу ринулся в атаку, и не успела.
Здоровенная ладонь с короткими пухлыми пальцами, как резак гильотины, рухнула мне на шею. Жестким, как полено, ребром. Ощущение было примерно таким же, как если бы на тебя из окна выбросили цветочный горшок. Например, с карликовой пальмой.
Я рухнула на асфальт, перед глазами полыхнула слепящая белая пелена, и в ту же секунду я почувствовала непереносимую, раздирающую боль в левом боку – вероятно, это «каратист» дождался-таки выигрышной для себя ситуации и пнул меня ногой. Потом еще и еще.
– Да хватит, убьете еще, – где-то там, неизмеримо далеко, прозвучал ленивый голос белобрысого, и грубые руки легко оторвали меня от земли и поволокли.
Будоражащий визг и скрежет тормозов ворвался откуда-то извне, из другого мира – словно в этом мире были только эти четверо, их покалеченная машина и я… наедине со своей болью и с холодной, расчетливой ненавистью белобрысого.
И тут – еще кто-то… Вероятно, после удара толстого мне уже не могло прийти в голову, что мы находимся среди бела дня едва ли не в центре миллионного города. Что кто-то может прийти мне на помощь.
– Э, ты че, мужик!! – вдруг разодрал воздух пронзительный, почти женский вопль едва не угробившего меня толстяка. – Ты… э-э-э…
Голос оборвался беспомощным рваным хрипом… зазвенело разбитое стекло, и, с трудом оторвав голову от асфальта, я увидела, что здоровенный парень, с таким упоением, едва ли не вожделением бивший меня ногами, с силой брошен о лобовое стекло моего «Фольксвагена» и теперь корчится в ощетинившемся осколками проеме, обагряя капот собственной кровью.
Кто-то заботливо поднял меня и поставил на ноги.
– Как вы?
Я медленно подняла глаза, еще затуманенные дурнотной пеленой боли.
Передо мной стоял невысокий светловолосый мужчина лет около тридцати – тридцати трех. Он был некрасив, но в то же время на всем его облике лежала такая печать благородной мужественности, что он дал бы сто очков вперед иному красавцу. Я не люблю выражаться застывшими штампами, тем более вышедшими из салонных романов прошлых лет, но на этот раз подобная характеристика вполне соответствовала истине.
…Или неожиданность и такая своевременность появления этого человека на арене несчастливых для меня событий затуманили мозг?
Спокойные серые глаза окинули меня сочувственным взглядом, и их обладатель произнес:
– Простите, кажется, мы немного попортили вашу машину… но это не беда. Так как вы себя чувствуете?
– Спасибо, уже лучше, – пробормотала я и осторожно, словно мне еще могли угрожать, оглянулась.
Белобрысый лежал на земле лицом вниз с заломленными за спину руками. Туша толстяка неподвижно валялась у бордюра, и из-под нее выбегал тоненький темный ручеек. Кровь.
Парень с поврежденной мною ногой продолжал стонать и корчиться на асфальте, схватившись обеими руками за колено.
– Рыцарь на белом коне, – произнесла я и постаралась улыбнуться. Но улыбка вышла резиновой и нелепой. – Это… как все вышло?
– Разрешите, я подвезу вас до дома или до места, куда вы направлялись, – проговорил он. – Ваша машина повреждена, ее нужно ремонтировать. Не волнуйтесь, мои люди отгонят ее до ближайшего пункта автосервиса. Прошу вас. – И он указал на открытую заднюю дверцу простой черной «Волги». Потом улыбнулся улыбкой, от которой меня невольно бросило в дрожь, и добавил: – Если, конечно, вы не хотите сказать несколько слов этим господам.
– Да, очень хочу, – сказала я уже своим обычным голосом и, подойдя к лежащему под дулами пистолетов двух парней в довольно невзрачных серых костюмчиках белобрысому, присела возле него на корточки и тихо спросила:
– Что приказал вам Ольховик?
– Да пошла ты… – Он оторвал голову от асфальта и нагло ухмыльнулся разбитыми губами, демонстрируя разбитые очки, болтающиеся на переносице, как кусок гнутой проволоки. – Какая тебе разница… можно сказать, что тебе повезло… пока повезло. А вот этим товарищам, что на нас накинулись, как мавры на Роланда… им крупно не повезло.
– Ты что-то сказал, ублюдок? – вежливо проговорил главный, подходя к белокурому.
– Отпустил бы ты нас, мужик, пока не нажил геморроя в комплекте с циррозом печени и опущением почек…
Тот только передернул плечами:
– Ты хоть знаешь, сявка, на кого поднял голос? Нет? Так и помалкивай… целее будешь. Хотя таких, как ты и твои подельники, которые вчетвером бьют одну женщину… таких надо сразу в расход пускать. Твои родители допустили крупную ошибку, когда лет этак двадцать пять назад не использовали контрацептивные средства.
– Они и сами так думают, – с хриплым смехом ответил тот.
Я резко встала и, глядя прямо в лицо главному, произнесла:
– Спасибо вам… не знаю, как вас по имени-отчеству, но очень хотела бы узнать.
– Павел Николаевич.
– Благодарю вас, Павел Николаевич. Даже не знаю, что бы со мной было, если бы не вы.
– Пустяки, – отмахнулся тот. – Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Я имею в виду – настоящий мужчина, а не эти злокачественные помеси слона и Моськи. Так как.. подвезти вас?
– Я не знаю… а машина? – Я беспомощно развела руками. – Как же я ее…
– Я же сказал вам, что за машину можете не беспокоиться. Мои люди перегонят ее в ближайший автоцентр, и через два часа она будет как новенькая. Так что садитесь в мою машину, подвезу. Куда вас.
– В ресторан «Вега», Павел Николаевич.
* * *
Через пять минут мы были у «Веги».
У входа стоял Курилов, который в полном соответствии со своей фамилией курил толстую коричневую сигару и время от времени озирался по сторонам.
Павел Николаевич помог мне выйти из машины. Курилов подскочил к нам, и тут я едва ли не в первый раз за все время нашего знакомства увидела, как его красивые брови недоуменно ползут вверх, а в глазах медленно накипает горячая, слепая ярость.
Понял. Все понял.
– Женька… что с тобой?
– Да так, наткнулась на любителей безопасной езды. Эдакий бродячий КП, – отозвалась я. – Хорошо еще, что Павел Николаевич помог, а то не миновать мне теплого котла в аду. Или, что еще хуже, прямо здесь.
– Павел Николаевич? – проговорил он и взглянул на моего спасителя. – Погоди… Чехов?
– При чем тут Чехов? – холодно произнесла я. – Ты еще Льва Толстого вспомни. Там был, кстати, один такой… толстый.
– Вы не так поняли, – мягко улыбаясь, проговорил Павел Николаевич. – Дело в том, что моя фамилия действительно Чехов.
– Так ты ж давно умер от алкоголизма, – сказал Курилов. – Это какими судьбами?
– Ты, Курилов, в своем репертуаре, – строго сказал Чехов. – Какой в школе был, такой и сейчас.
– Так вы что… одноклассники? – спросила я.
– Да, он не про ту школу, – сказал Константин, пожимая Павлу Николаевичу руку. – Он имеет в виду высшую школу ГРУ. Так что там случилось с Женькой… с Евгенией Максимовной, Паша?
Тот потер пальцами аккуратно выбритый подбородок и ответил:
– Ничего хорошего. Но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается…
– Кто хорошо кончает, тот кончает минимум пять раз, – пробормотал Курилов и только смущенно улыбнулся под моим строгим взглядом.
* * *
– Ты, Паша, тоже мало изменился. Все так же строишь из себя рыцаря без страха и упрека. Хотя, может, оно и верно: положение обязывает.
– Какое еще положение? – уточнила я.
– А он что, не сказал тебе, кто он такой?
– Да нет… только ты мне говорил, что он учился вместе с тобой в спецзаведении при управлении внешней разведки. А кто он такой?
– Не знаю, кто он сейчас, но года два назад он был сотрудником питерского ФСБ. Да и сейчас, вероятно, живет в Питере, хотя я не знаю, по-прежнему ли он работает в органах госбезопасности, – серьезно проговорил Курилов.
Мы сидели в отдельной кабинке ресторана «Вега». Втроем. Чехов только что куда-то вышел, а мы с Костей воспользовались свободной минутой, чтобы поговорить о Павле Николаевиче.
Откровенно говоря, это я пригласила его отобедать с нами. Тем более, что Константин был явно не против. Благо по его глазам было видно, что относится он к своему старому товарищу по высшей школе ГРУ неплохо и определенно рад его видеть.
– Теперь что касается Клинского и Ольховика, – проговорила я. – Совершенно очевидно, что у них общие дела. Почти так же очевидно, что они, эти дела, имеют прямое отношение к чертовщине, творящейся в Заречном. То есть я предполагаю, что…
– Что Клинский и Ольховик промышляют наркоторговлей.
Я осеклась и посмотрела на Константина, произнесшего эту короткую, четкую фразу. Его лицо было сумрачно и неподвижно, глаза, обычно веселые и светлые, теперь смотрели холодно и серьезно.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду то, что вся эта чертовщина, творящаяся в Заречном, может быть объяснена только одним способом – а именно…
– А именно попаданием в окружающую среду огромного количества какого-то сильнодействующего синтетического наркотика, так? – тихо произнесла я.
Он кивнул.
– У меня такое же мнение. Но каким образом все это…
– Кладбище, – тихо сказал он.
– Кладбище?
– Вот именно. Все идет от него. Вся эта жуть с массовыми самоубийствами началась после того, как половодье размыло кладбище.
– То есть…
– То есть я хочу сказать, что партия наркотика зачем-то была спрятана на кладбище. Возможно, даже в гроб и похоронена под видом покойника. А половодье размыло могилу, добралось до наркотика – черт бы побрал того, кто его так негерметично спрятал! – и началось вот это все.
– Что же это за наркотик?
– А об этом надо спросить у профессора Клинского.
Я задумалась.
– Может, нам стоит привлечь к этому делу Чехова? – наконец произнес Курилов. – Все-таки у человека такой опыт и такие связи. Не сомневаюсь, что его люди и люди из местного управления ФСБ – с его подачи, ведь приехал-то он именно к ним! – перевернут вверх дном весь город и достанут-таки этого Клинского и его лабораторию.
– Ты думаешь?
– Почему бы и нет? По крайней мере, хуже не будет. Тем более, что я его довольно хорошо знаю, так что не получится, что мы доверяемся первому встречному.
В этот момент подошел Павел Николаевич.
– Если не ошибаюсь, – мягко улыбнувшись, проговорил он, – если не ошибаюсь, тут было упомянуто мое имя?
– Не ошибаешься, – сказал Курилов и посмотрел на меня. Я кивнула. – Вот что мы хотели тебе сказать, Паша. Люди, которые только что едва не разделали под орех Евгению Максимовну, принадлежат к своре некоего Ольховика. Я с ним сильно повздорил в прошлом году.
– Ольховика? – подняв брови, переспросил тот. – Да, мне известна эта фамилия.
– Откуда?
– Ну, я же не первый раз в этом городе. Проводим совместные операции с региональными управлениями ФСБ. А Ольховик тут не самый малоизвестный человек.
– Это точно, – сказала я.
– И что же Ольховик?
– Дело в том, что этот замечательный человек решил расширить сферу своей деятельности. У нас есть некоторые основания думать, что Ольховик вышел на какого-то то ли питерского, то ли московского авторитета с внушительным погонялом Ариец.
– Как? – переспросил Павел Николаевич. – Арийца? Забавное прозвище. И чем я мог бы быть вам полезен?..
