Глава 4
После репетиции я проводила Алевтину Павловну до ее уборной — это была именно та комната, в которой я уже успела побывать. За время моего отсутствия здесь на первый взгляд ничего не изменилось. Но только на первый. На столике около зеркала рядом с разномастными флакончиками и пудреницами лежал трупик белого голубя. Без головы. Из перерезанной шеи прямо на пуфик равномерно, капля за каплей, стекала голубиная кровь.
Увидев эту картину, Скоробогатова вначале просто остолбенела. А потом тишину театральных коридоров разорвал ее отчаянный истерический крик.
Мне стоило немалых трудов ее успокоить. К тому же в уборной, кроме этого злосчастного пуфика, безнадежно испорченного голубиной кровью, не было ни одного стула. То есть посадить несчастную испуганную женщину было абсолютно не на что!
В конце концов я вывела ее из комнаты в коридор, где Алевтина Павловна продолжала истошно вопить. Поток децибелов, исходящий из ее глотки, мне удалось остановить только старым, уже много раз проверенным способом. Я дала ей несколько сильных пощечин, после чего Скоробогатова кричать перестала, но продолжала тихо всхлипывать.
На ее крик по коридору уже несся не на шутку встревоженный супруг. Волосы его растрепались, борода всклокочена. Наверное, он, бедный, несся так от самой сцены! Господи, неужели и там было слышно?
— Что?! Что случилось? — закричал он, обращаясь ко мне.
— Ничего страшного. Просто наш неизвестный друг в очередной раз напомнил о себе! — ответила я.
— С тобой все в порядке, дорогая? — спросил он у жены, бережно обнимая ее за плечи.
— Да! Все в порядке! — всхлипнула Алевтина Павловна.
— Так что же произошло? — уже спокойным голосом поинтересовался режиссер.
— Сами посмотрите! — мрачно ответила я, кивнув на дверь уборной.
Скоробогатов оставил свою благоверную супругу и открыл дверь в ее уборную.
— Тьфу ты! — выразил он свое впечатление от увиденного.
Я снова зашла в комнату. Только теперь я заметила бумажку, которая была вставлена в щель между стеной и зеркалом. Я взяла в руки небольшой лист с наклеенными на него буквами, вырезанными из газет. Разнокалиберные заглавные буквы составляли неровную, пляшущую фразу: «ТЫ МОЯ ГОЛУБКА…»
* * *
Первое, что мне вспомнилось, когда я на другой день проснулась дома в своей постели, — это безумные события предыдущего дня. Тетя Мила на кухне уже готовила очередную утреннюю партию своих плюшек, одновременно напевая какую-то оперную арию. За окном ей весело вторили птицы, в окно своими лучами било яркое июльское солнце. Прекрасный день! В такой день следует встать с хорошим настроением и потом до вечера наслаждаться жизнью! Только вот у меня на душе было, мягко говоря, плохо. Точнее, просто отвратительно!
Встреча с подозрительным типом в коридоре, потом дурацкое (другого слова здесь и не подберешь) заточение на чердаке. Потом триумфальный спуск через люк в потолке на глазах у моих наилюбезнейших клиентов! И в завершение — очередная кровь в артистической уборной Алевтины Павловны. Конечно, никто не усомнился в моих профессиональных способностях, тем более что по-настоящему работать на Скоробогатовых я начинала только сегодня.
Но я сама была ужасно недовольна собой. Наверное, последние гладенькие дела, когда вся моя работа сводилась лишь к присутствию на разного рода фуршетах и презентациях с сытенькими банкирами, не интересующими никого, кроме их ревнивых женушек, окончательно усыпили мою бдительность!
Все, начинаю новую жизнь! С этого момента — больше ни одного прокола!
— Проснулась? — В комнату заглянула улыбающаяся тетя Мила.
— Ага! — ответила я, потягиваясь.
— Тогда я ставлю кофе!
— Ставь! — сказала я, решительно отбрасывая одеяло.
Уже когда я сидела за столом на кухне и уплетала румяные тетины плюшки, запивая их прекрасно сваренным черным кофе, тетя меня спросила:
— Ну и как тебе театральная жизнь?
— Честно? Не очень! Рада, что не воплотила в жизнь свою детскую мечту стать артисткой!
— А когда это ты хотела стать артисткой? — удивилась тетя Мила. — Что-то я такого не помню!
Вроде бы ты родилась уже с погонами на плечах.
— А этого не знали даже родители. В пять лет я твердо решила, что буду актрисой. Правда, я хотела сниматься в кино.
— Представляю, что было бы с твоим отцом, если бы ты попробовала осуществить эту мечту!
— Проклял бы! — засмеялась я. — А потом выдал бы пятьдесят нарядов вне очереди!
* * *
Мы с Алевтиной договорились, что я приеду в девять. Там мы садимся в служебную театральную «Волгу» и едем в театр. Но дома у Скоробогатовых меня ждал очередной сюрприз. Когда я вошла в гостиную в сопровождении Алевтины Павловны, там уже присутствовали Георгий Михайлович и еще какой-то грузный мужчина в хорошем, но уже порядком заношенном черном костюме.
— Доброе утро, Женечка! — Режиссер подбежал ко мне и поцеловал руку.
— Доброе утро! — холодно отреагировала я.
— Познакомьтесь, пожалуйста, с директором охранного агентства «Рекс» Владимиром Александровичем Михайловым.
— Очень приятно! — кивнула я типу в черном костюме.
— У нас возникла небольшая проблема! — продолжил Скоробогатов. — Дело в том, что Владимир Александрович отказывается работать вместе с вами!
— То есть? — Я удивленно подняла брови.
— То есть мы не работаем в связках с другими охранными агентствами, тем более с частными лицами, тем более с женщинами! — подал голос грузный мужчина.
— Не поняла? — Я вопросительно посмотрела вначале на Скоробогатова, затем на его супругу, которая все это время с недовольным лицом стояла в дверях.
— Я даже не знаю, что делать! — развел руками режиссер.
— Тогда кто же знает? — спросила я. — Насколько я понимаю, здесь решается вопрос о том, кто далее будет охранять вашу супругу: я или «Рекс».
И теперь все зависит только от вашего решения.
— Я считаю, что будет лучше, если мы поручим мою охрану Евгении Максимовне! — сказала Алевтина Павловна.
— А я думаю, что с двумя ребятами из «Рекса» тебе будет спокойнее.
— Я склонна больше доверять женщине! — заявила Алевтина Павловна.
— Но здесь речь идет не о женских секретах, а об охране твоей жизни! — замахал руками Скоробогатов.
— Вообще-то, Алевтина Павловна, ваш муж в данный момент совершенно прав! Когда мы подписывали с вами контракт, то брали на себя определенные обязательства по вашей охране! — не вставая с дивана, заявил Михайлов.
— Так где же она, ваша охрана? — зашипела на него Алевтина Павловна. — Только привозите на работу и с работы! А кто вчера был в моей уборной, знаете?
Когда она произнесла последние слова, я скромно потупилась. Я одна знала, но молчала. Зачем этим людям знать о моем проколе? Нет, этот свой вчерашний позор я унесу с собой в могилу!
— Толку от вас никакого — только деньги дерете и ничего не делаете! — Казалось, еще немного — и Алевтина начнет топать ногами.
— Так, ну все — мне это надоело! — Разгневанный Михайлов встал с дивана и решительно направился к выходу, резким движением отстранив при этом Алевтину Павловну.
— Хам! — тихо процедила она сквозь зубы.
— Мой телефон у вас есть! — обернувшись, бросил Михайлов. Затем тяжелая скоробогатовская дверь захлопнулась за ним. Больше этого человека я не видела. И слава богу!
— Что дальше? — спросила я хозяев.
— Ничего! Вы работаете с моей женой! — сказал Скоробогатов и тоже вышел из гостиной. Он явно был расстроен происшедшим.
— Ну вот, Женечка! Видите, как хорошо все получилось! — проворковала мне Алевтина вымученно радостным тоном.
— Что-то мне так не кажется… — усмехнувшись, ответила я.
* * *
На этот раз я всю репетицию сидела в зале как привязанная. Те же резкие выкрики Скоробогатова в адрес актеров, те же банальные сцены из польской жизни периода Второй мировой войны.
Все было, как вчера. Я сидела рядом с паном Годецким, который все также безучастно относился к скоробогатовской интерпретации своей пьесы, откинувшись на спинку кресла и катая в руках неизменный теннисный мячик;
— Вы что — теннисист? — спросила я его.
— Нет! — пожал плечами поляк.
— Тогда зачем вам этот мячик?
— Он успокаивает мне нервы! Знаете, есть такие металлические китайские шарики, которые катают в ладони?
— Конечно! — ответила я.
— А вот мне не нравится холодный металл!
А шерстяное покрытие этого мячика очень приятно на ощупь. К тому же он мягкий и как будто живой!
— Надо же! — усмехнулась я. — Похоже, он заменяет вам домашнее животное!
— Ну вы скажете… — Годецкий улыбнулся и, подкинув мячик метра на два, ловким движением руки поймал его.
— У вас хорошая реакция! — заметила я.
— С детства люблю жонглировать, — ответил Годецкий. — Жалко, что у меня сейчас только один мячик. Было бы три — я бы вам показал класс!
— А почему вам приходится успокаивать нервы?
Не нравится то, что происходит на сцене?
— Почему? Георгий — очень хороший режиссер!
Мне по душе его постановки! Иначе бы я не доверил ему свою пьесу.
— Тогда что же вас беспокоит?
— То, что происходит за кулисами! Этот чертов Алин маньяк!
— По тому, что я уже видела, можно сделать заключение, что его атаки на Алевтину Павловну имеют больше психологическое, нежели физическое воздействие.
— Может быть, и так, но кто его знает, этого психа! — махнул рукой Годецкий. — У меня какое-то нехорошее предчувствие.
— Вы верите в предчувствия?
— Верю! И что самое гнусное — мои предчувствия еще никогда меня не обманывали! — задумчиво сказал Годецкий, не отрывая глаз от сцены, где Аркадий страстно целовал Алевтину Павловну на глазах у ее законного мужа.
— А почему в театре так мало людей? — спросила я.
— Основной состав сейчас гастролирует где-то в Воронеже, — махнул он рукой. — А Георгий в это время решил во что бы то ни стало подготовить новую премьеру. Насколько я понимаю, вас взяли на работу вместо администратора, который сейчас находится с труппой на гастролях?
— А почему у вас в пьесе так мало героев? — решила я сменить тему.
— Почему мало? — удивился он. — Трое — это уже много. Третий-то лишний!
— Пожалуй, да! — согласилась я с логикой автора.
— Кстати, а вы едете на пикник? — спросил вдруг Годецкий.
— На какой еще пикник? — удивилась я.
— У Али день рождения, и она собирается отметить его на Волге.
— В первый раз об этом слышу! — ответила я.
— Думаю, что вас пригласят! Там еще будут директор, его супруга, естественно, Жора, ну и я.
Вот, наверное, и все.
«Конечно, пригласят! — подумала я. — Только не веселиться, а охранять покой Алевтины Павловны».
— А вы не знаете, где будет проходить вечеринка?
— На какой-то турбазе. Жора сказал, где-то в пятидесяти километрах от города.
— Понятно! — кивнула я.
Турбаз вокруг города было предостаточно. В основном это были ведомственные лагеря отдыха, до перестройки принадлежавшие тем или иным организациям. Теперь же практически все они стали самостоятельными предприятиями, активно зазывающими простых граждан насладиться отдыхом на живописных берегах Волги. Обычно подобное «предприятие» представляло собой несколько десятков фанерных домиков и столовую, в которой отдыхающим предлагалась более или менее сносная пища. Вот, собственно, и все. Если к этому добавить довольно высокие цены за это удовольствие, то картина получалась не очень-то привлекательная.
Именно поэтому большинство моих знакомых предпочитали отдыхать на своих собственных дачах, которые в основном также располагались на живописных волжских берегах. И туристическо-лагерный бизнес в области медленно, но верно умирал, уступая место значительно более полезному и приятному дачно-огородному досугу. Однако оставшиеся на плаву небольшие волжские турбазы как нельзя лучше подходили для проведения мероприятий, подобных пикнику Алевтины Павловны.
— А вы давно в театре? — вдруг спросил меня Годецкий.
— Совсем недавно — меня же вам только вчера представили, — ответила я, удивленно посмотрев на него.
— Нет, я имел в виду: давно ли вы вообще связаны с театром? Не с этим, а с театром, так сказать, с большой буквы! Ведь до того, как вы попали к Скоробогатову, вы уже где-то работали?
— В театре — нет! — честно призналась я.
— Да? — почему-то оживился Годецкий. — И откуда же вы пришли сюда?
Я уже пожалела, что начала этот разговор! И что же мне соврать этому человеку?
— Я занималась организацией каскадерских съемок в кино! Еще недавно работала в Москве!
— Поразительно! Никогда не работал с киношниками!
«Я тоже!» — чуть было не вырвалось у меня, но вслух я заявила:
— Это очень интересно — работать в кино! Но в театре спокойнее! — И откуда у меня только взялось столько наглости так врать!
* * *
Не ожидая очередного напоминания о себе со стороны неизвестного «друга» Алевтины Павловны, я решила связаться со своим другом, капитаном милиции Лисовским. Мне хотелось узнать мнение специалиста, тем более что в силу своих служебных обязанностей этот специалист имел самое прямое отношение к происходящему.
Воспользовавшись телефоном в кабинете Скоробогатова, я набрала номер следственного отдела городского управления внутренних дел. Трубку взял сам Лисовский — этот голос в свое время я успела хорошо запомнить.
— Сергей? Привет! Это Женя! — ответила я на штатное телефонное приветствие «Капитан Лисовский слушает!»
— Женька! Привет! — почти заорал в трубку Лисовский. — Куда ты пропала? Я только вчера тебя вспоминал!
— Вспоминал, говоришь? — ответила я. — А почему же тогда не позвонил? Или забыл, как пользоваться простым устройством под названием «телефон»? Говорят, удобная штука! Американцы еще в начале века придумали!
— Не прикалывай! Сама знаешь, сколько у меня сейчас работы! Половина народу — в отпуске. Приходится охранять покой мирных граждан за двоих!
— Смотри, не надорвись, бедный! Я тебе, собственно, по делу звоню!
— Да? — разочарованно протянул в трубку Сергей. — А я думал, ты наконец скажешь, что соскучилась!
— Жди! — ответила я. — Нет, сейчас ты мне понадобился только по работе.
— И какое же дело заставило тебя снизойти до меня?
— Дело Алевтины Скоробогатовой.
— А! Вот оно что… — многозначительно изрек Лисовский.
— Значит, ты в курсе?
— Увы! Более того, это идиотское дело закрепили за мной!
— Поздравляю! Значит, мы опять работаем в паре!
— О нет! Мне что, снова придется выручать тебя? — почему-то испугался Лисовский.
— Когда же это ты меня выручал? — возмутилась я. — Что-то я такого не припомню!
— Ну да! А когда за тобой гналась толпа разъяренных бандитов со свастиками на рукавах и я чудом успел помешать им расправиться с тобой?
— Да брось ты! Их там оставалось совсем мало!
Я бы и сама разобралась! — нагло соврала я. На самом деле, появление Сереженьки в тот горячий февральский день действительно спасло меня от крупных неприятностей. Хотя бандитов оставалось действительно не так много, но патроны у меня уже кончались, и взять их было совершенно неоткуда!
— Ага! Мало! Всего один бортовой «ЗИЛ»! Ладно, я уже понял, что надеяться на вашу благодарность — совершенно безнадежное дело! Говорите, что вас конкретно интересует, мисс Меркантильность!
Мне стало немного жаль его, и я решила сменить гнев на милость. Тем более что действительно соскучилась по самоуверенной Сережкиной физиономии и была рада тому, что проблемы Алевтины Павловны вновь свели нас вместе.
— Давай перенесем наш разговор в какое-нибудь кафе — там все и обсудим! Идет?
— Сейчас посмотрю, есть ли у меня время…
М-м-м… Так, совещание у начальника, допрос, планерка… — Сергей старательно делал вид, что листает свой настольный ежедневник. Хотя я была совершенно уверена, что он просто хочет меня позлить! На самом-то деле этот вредный тип на том конце провода сейчас готов пуститься в пляс от восторга!
— Ну что? Нашел окошко для встречи со мной? — ехидно спросила я.
— Есть! Сегодня вечером я совершенно свободен! Где встречаемся?
— Ты что, совсем разучился назначать свидания девушкам?
— А что, это все-таки свидание, а не деловая встреча? Ура! Тогда я буду ждать тебя около консерватории в семь. Идет?
— Заметано! Цветы не забудь!
— Цветы? Это еще зачем?
— За над ом! — ответила я и бросила трубку.
* * *
Выйдя из кабинета Скоробогатова, я решила еще раз посетить театральную уборную Алевтины Павловны. Больше я не позволю этому маньяку издеваться над собой! Пока я здесь, никаких выпадов с его стороны последовать не должно. По крайней мере я сделаю все, чтобы не допустить этого.
Я вошла в комнату, где вчера мы нашли мертвого голубя и записку весьма многообещающего содержания. Алевтина Павловна снова не заперла свои апартаменты. Или происходящее ее ничему не учит, или она просто излишне самоуверенная женщина. Но когда мы встретились с ней в первый раз, она не производила впечатления таковой! Так в чем же дело? Полное отсутствие инстинкта самосохранения?
Я достала из своей сумочки миниатюрную видеокамеру, встроенную во флакончик из-под лосьона. Правильнее сказать, сделанную в виде такого флакона. Еще одна вещь, бессовестно уведенная мною с моего прежнего места работы. Там таких еще много осталось, а меня эта штука выручала уже не раз! Вот и сейчас я аккуратно разместила этот шедевр современной техники среди других многочисленных флаконов и коробочек на столике Алевтины Павловны. Теперь все происходящее в этой комнате будет добросовестно фиксироваться на специальном портативном видеомагнитофоне, который следует разместить где-нибудь поблизости. Только вот где? ; Я открыла шкаф и заглянула в его темные глубины, слегка отдающие нафталином, — вполне подходящее место! Внизу, под платьями примадонны, лежало несколько коробок из-под дорогой обуви.
Открыв одну из них и убедившись, что она пуста, я положила видеомагнитофон на ее дно и на всякий случай прикрыла сверху упаковочной бумагой.
Все! Теперь, если маньяк вновь захочет передать Алевтине Павловне страстное любовное послание, все его действия будут педантично зафиксированы на видеопленке. Только бы Алевтине Павловне не захотелось воспользоваться моим флакончиком по прямому назначению… Пожалуй, все-таки придется ее предупредить о том, что флакон «Кензо» у нее на столике — это вовсе не «Кензо», а изделие умельцев из спецслужб.
Хотя… Может, и не стоит сообщать ей об установке видеожучка? Не знаю почему, но такая мысль неожиданно пришла мне в голову. Конечно, в этом случае вероятность риска потерять дорогое видеооборудование резко увеличивается (ну, допустим, попробовала Алевтина побрызгаться из моего флакона, ничего из этого у нее не получилось, и она просто взяла и выкинула его в урну). Но что-то мне подсказывало — разумнее, если актриса не будет знать о тайной слежке.
— Женя, что вы здесь делаете? — Неожиданно в комнату вошла ее хозяйка.
— То, что и должна, — слежу, чтобы здесь не было посторонних! — ответила я как ни в чем не бывало. — Кстати, а почему вы не запираете свою уборную?
— Да знаете ли… — смутилась Алевтина Павловна. — Коллектив нашего театра — большая дружная семья. А зачем запираться от друзей? Держать все двери настежь вошло у меня в привычку.
— Думаю, что если бы не эта ваша привычка, то вы избавили бы себя от массы неприятностей, происходивших в последнее время!
— Наверное, вы правы! — согласилась прима. — Но я так не люблю носить с собой ключи!
— А вы сдавайте ключ вахтерше! Ведь у вас в театре есть вахтерша?
— Есть. Пожалуй, это неплохая идея! В следующий раз я непременно так и сделаю! А сейчас не могли бы вы оставить меня одну — я хочу отдохнуть после репетиции. К тому же мне надо переодеться!
— Разумеется! — ответила я и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Мне не очень нравилась Алевтина Павловна.
По-моему, за ее внешней показной любезностью кроется весьма высокомерное отношение. И не только ко мне, но и ко всем остальным, кто работает рядом с ней. И что это еще за бред про большую и дружную семью? Что-то не вяжется это с тем, как разговаривает главный режиссер с ведущим актером. У меня в памяти снова всплыло гневное лицо Аркадия в ответ на оскорбительные скоробогатовские реплики в его сторону. Или к этому тоже привыкают?
