Глава 7
Рене оказался просто лапонькой. Ресторана с французской кухней в Тарасове действительно не оказалось, но Рене отыскал одно заведение, в котором, по крайней мере, готовили коковен. Это традиционное французское блюдо представляло собой всего-навсего курицу в вине. Но дальше я уже положилась на собственный вкус и заказала грибной суп, а также мясо в горшочке.
Что касается вин, то я несколько испугалась, боясь, что мой новый приятель переборщил: он заказал четыре разные бутылки, мотивируя это тем, что к каждому блюду нужно особое вино.
— Вино надо любить, — говорил он, наполняя бокалы. — Его надо любить, как женщину, тонко чувствовать, понимать… И пить надо не быстро, надо чувствовать. Я предлагаю вам тост за наш встреча, чтобы она надолго остался в нашей память.
И Рене, нежно глядя на меня, протянул мне свою руку с бокалом. Мы чокнулись, и я «небыстро» принялась за предложенное вино. Рене тоже отхлебнул и с видом знатока уверил меня, что вино настоящее, хорошее, никакая не подделка. Я в винах разбиралась не столь хорошо и точно бы не определила, что мне подали.
— К этому непременно нужно мьясо, — заявил Рене, — обязательно кушайте вот это.
Мы откушали и того, и этого, и третьего, и еще много чего. Признаться, я раньше даже не думала, что могу столько съесть за один вечер, хотя в ресторанах, конечно же, бывала много раз. Но кухня здесь действительно была очень хорошей.
Рене смаковал вина, наслаждаясь их букетом и с увлечением рассказывая мне о различных виноградниках, которые окружают его родной город Дижон. Он разглагольствовал о деревнях и замках и даже сказал мне, что его брат владеет маленьким виноградником и что он обязательно пригласит меня туда, но это будет осенью, потому что весной там делать нечего.
— Нужно целить на ноябрь, — произнес он и показал жестом так, как будто собирается выстрелить. — У нас в Бургундии есть целых три дня большой праздник. Все пьют, веселятся, танцуют, занимаются любовь. Словом, амур-тужур.
Все это он рассказывал, не переставая угощаться вином, причем из разных бутылок. Я пила мало, потому что очень плотно поела и мне хотелось просто посидеть спокойно. Когда Рене перешел к четвертой бутылке, я заметила, что его стиль употребления вина сильно изменился по сравнению с началом вечера. Теперь он уже пил, что называется, быстро, ничего не смаковал и не хвалил, а просто опустошал бокал. Вдруг он посмотрел на бутылку и сказал:
— Нет, хватит вино. Вино много нельзя. На улице мороз, нужно выпить русский водка! Я ее здесь еще не пробовал. Антуан при мне пил пиво, потом водка, и ему было тепло. А мне после пива было холодно. Я вообще все время здесь мерзнуть.
— Потому что не носишь головной убор, — заметила я.
— Но у нас вообще не носят головной убор, — развел руками Рене. — Разве что шляпа…
Я представила его еще и в шляпе во время февральской метели и подумала, что пусть уж лучше ходит без ничего. А еще мне хотелось сказать, что пиво с водкой — это коктейль для закаленных русских людей, а никак не для такого утонченного господина, который скорее всего и самогона даже не нюхал. И что сочетание вино—водка не намного лучше знаменитого «ерша». И я высказала свои опасения, но Рене опрометчиво махнул рукой:
— Я только хотеть согреться. И потом, мы хорошо кушать.
Масла в огонь подлил еще и официант, который, подойдя к нашему столику, чтобы убрать четыре пустые бутылки, склонился и вежливо осведомился:
— Водочки не желаете?
— О да, да! — радостно покивал ему Рене. — Желаем!
Он не стал уточнять, сколько именно желает водки и какой, и официант принес самую дорогую, причем в графине емкостью примерно граммов семьсот.
После первых ста граммов Рене, видимо, страшно «захорошел». Он пошел к музыкантам и заказал «что-нибудь на ваш вкус». Вкус у музыкантов оказался, видимо, отличным от моего, поскольку они дружно грянули «Мурку». Но Рене, кажется, понравилось, потому что он весело улыбался и даже пытался подпевать, не зная совершенно текста.
— Я всегда искал такую женщина! — начал он шептать мне после следующей рюмки. — Я никогда еще не был женат, потому что искал тебя. Я хочу, чтобы ты женилась на мне! Я предлагать руку и сердце!
«Допился товарищ, — усмехнулась я про себя. — Разве можно воспитанному на винах человеку брать пример с Некрасова и иже с ним?»
— Давай поговорим об этом завтра, — постаралась я остановить этот пьяный бред.
— Нет, завтра поздно, — покачал головой Рене. — Давай решим прямо сейчас. Давай поедем венчаться!
— Нас сейчас нигде не обвенчают, уже почти ночь на дворе, — возразила я.
— Хорошо, тогда просто давай поедем в отель…
Я отметила, что Рене уже не так хорошо, как после первых ста граммов. Голос его стал более вялым, взгляд помутнел, и вообще чувствовалось, что он медленно, но верно лишился первоначального заряда бодрости. Ему явно хотелось прилечь и отдохнуть. Разумеется, он хотел сделать это со мной, но события повернулись несколько иначе.
Когда мы уже собрались уходить, Рене вдруг остановился и, вспомнив о чем-то, поднял палец.
— Теперь нужно это… как это в Россия… — Он прищелкнул пальцами. — Мне говорил Антуан, смешное такое слово. А, вспомнил! Посошок!
И, к моему ужасу, он налил себе еще сто граммов, которые выпил одним глотком. И вот уже после этого он самостоятельно передвигаться не смог.
Ни о каком отеле теперь не могло быть и речи. Мне предстояло с помощью официантов надеть на Рене его пижонский плащ, а потом сопроводить до машины: благо еще не пришлось ловить такси на морозе. В машине Рене начал подремывать, постоянно роняя голову на мое плечо.
Мы ехали ко мне домой, точнее, в квартиру тети Милы, поскольку больше мне везти француза было некуда, а бросать не хотелось. Бедолага, он даже не представлял, какие мучения ждут его завтра утром.
Тетя Мила, увидев на пороге меня, а также повисшее на мне безжизненное мужское тело Рене, только руками всплеснула.
— Боже мой! — громким шепотом произнесла она. — Женя, кто это? Он что, ранен?
— Слава богу, нет, — улыбнулась я невесело. — Всего лишь банально пьян.
— Слава богу, — согласилась со мной тетя Мила, видимо, машинально.
— Вы бы лучше помогли мне дотащить его до комнаты, — попросила я.
Вдвоем с тетушкой мы доволокли иностранца до моей комнаты, где он сразу же рухнул на мой диван, даже не думая о том, чтобы раздеться. Я стащила с Рене плащ и ботинки и укрыла одеялом. Самой же мне пришлось устроиться на кресле-кровати в соседней комнате.
«А как все могло быть прекрасно! — с грустью думала я, ворочаясь на скрипучем кресле. — Это же надо, а? Из-за какой-то водки все планы к черту! И главное, назавтра он будет переживать куда сильнее меня».
Утром я проснулась первой и отправилась в кухню. Там уже сидела тетя Мила, которой непременно хотелось услышать от меня подробный и внятный рассказ о том, что произошло вчера.
— Просто парень перебрал с непривычки, — усаживаясь к столу, объяснила я. — Он француз.
Реакция тети была не такой, как я ожидала.
— Можно подумать, во Франции пьют меньше, — фыркнула она, но потом все же не удержалась и спросила: — А где ты с ним познакомилась, Женя? Он что, правда француз?
— Правда, — кивнула я. — А познакомилась, можно сказать, по работе.
— Но ведь ты привела его домой, — не отставала тетушка. — Значит, вас не только работа связывает?
Нас, увы, пока что вообще ничего не связывало. Но этого я не стала говорить.
Докурив, я уже собиралась пройти в ванную, как до меня донеслись тихие стоны из моей комнаты. Когда я вошла в нее, Рене лежал на постели, прижав обе ладони ко лбу. Француз перевел на меня страдальческий взгляд и проговорил:
— Мари, где я? Где мы?
— Ты у меня дома, — успокоила я его. — Если болит голова, то не удивляйся, я об этом знала еще вчера.
— Правда? Откуда? — изумился Рене.
— Я же предупреждала тебя, что нельзя пить водку после вина, — вздохнула я. — Что ж, сейчас будем лечиться. Первым делом тебе надо в душ.
Стеная и охая, Рене доплелся до ванной. Потом я отпаивала его рассолом, затем дала две таблетки аспирина и крепкий чай. Где-то через час Рене с удивлением заметил, что ему стало значительно лучше. Он очень сокрушался по поводу вчерашних событий и постоянно извинялся перед тетей Милой, которая с великодушной улыбкой ему кивала.
Еще через полчаса Рене согласился позавтракать, и тетя Мила любезно накормила его пшенной кашей: моя тетушка, похоже, всерьез решила продержаться все сорок дней Великого поста на подобной пище. Однако Рене сказал, что очень вкусно, и, вытерев губы, приложился к руке тети Милы, выражая свой восторг.
— Мари, мне нужно ехать, — сказал он. — Ехать в клуб, там дела… Ненадолго дела, потом я хочу пригласить тебя со мной погулять по город…
— В такую погоду? — удивилась я. — Ты же и так постоянно мерзнешь.
— Нет-нет, мы будем на автомобиль! — сейчас же пояснил француз. — Просто иногда будем выходить, смотреть… Ты мне показать интересный места в ваш город. Ты согласна?
— Согласна.
— Тогда поехали вместе. Или мне приехать потом, после того, как дела?
— Лучше поехали вместе прямо сейчас, — ответила я, потому что, честно говоря, мне не хотелось все это время оставаться в обществе тети Милы и отвечать на ее дурацкие вопросы относительно Рене. А в том, что вопросы будут, я совершенно не сомневалась: моя тетя, безусловно, отнесла француза к числу потенциальных женихов. Рене ей понравился, об этом она уже успела мне сообщить. Единственное, что ее насторожило, так это то, что «жених сильно пьющий». Я могла бы возразить, что показавшийся тетушке столь положительным Костя Свиридов в этом плане мог заткнуть за пояс десять таких Рене, но решила вообще не касаться подобной темы в разговорах с тетушкой.
Рене накинул свой плащ, и мы вышли из квартиры. Тетя Мила проводила нас взглядом, в котором я прочла и сожаление, и надежду.
В помещение клуба «Атлант» я заходить не стала. Мне абсолютно не хотелось встречаться с Алексеем Алексеевичем, да и с остальными, в общем-то, тоже. В принципе, можно было бы поболтать с Поповым, но я подумала, что он опять начнет склонять меня к выпивке, и решила посидеть в машине, благо Рене отсутствовал всего минут двадцать. Появился он, как мне показалось, довольный, сел рядом со мной на заднее сиденье и чуть приобнял. В другой руке он сжимал какой-то лист бумаги, который тут же убрал в папку.
— Поехали просто по город, — обратился он одновременно ко мне и к водителю.
Никто не возражал, и машина тронулась с места. День мы провели очень хорошо и спокойно. Я показала Рене местные достопримечательности, которые он осматривал с таким интересом, словно и впрямь увидел нечто уникальное. Потом проехали на Набережную, и Рене долго смотрел на покрытую льдом и казавшуюся суровой Волгу. Потом пообедали в маленьком уютном кафе, съездили в Парк Победы, но там делать оказалось совершенно нечего, просто Рене углядел возвышающийся над городом памятник журавлям и настоял, чтобы мы посетили это место.
В феврале темнеет рано, и часов до семи вечера мы просто катались по освещенному огнями городу.
— В вашем городе есть места, похожие на Москва! — заявил мне Рене, что, по его мнению, должно было мне польстить.
Когда колесить по Тарасову всем поднадоело, Рене сказал:
— А теперь я приглашать тебя к себе в гости. Вчера я был у тебя, а сегодня ты должна пойти ко мне.
— К тебе — это куда? — уточнила я и подумала, что даже не знаю, где он остановился.
— Ко мне в отель.
Я не возражала, и мы поехали в гостиницу. Рене сразу же заказал ужин в номер, так что вскоре мы уже сидели в креслах перед небольшим столиком, уставленным тарелками. Еда была, конечно, не такой изысканной, как в ресторане, но тем не менее вполне приличной. На этот раз Рене не делал попыток просветить меня насчет разнообразия вин и ограничился одной бутылкой сухого вина, из которой выпил только небольшой бокал.
Вечер плавно перетек в ночь. За окном скромно показывалась луна, освещая наши силуэты, постель была мягкой и пахла свежестью, мое тело после душа тоже благоухало тонким ароматом лавандового бальзама, губы у Рене были теплыми, а руки нежными…
Наутро завтракать мы отправились вниз, в кафе при гостинице. За чашкой кофе Рене с грустью сказал мне:
— Мари, мне очень жаль, но мне надо лететь… Улетать во Францию. Я очень рад, что мы были с тобой вместе. Я хочу, чтобы ты прилетать ко мне.
— В ноябре? — усмехнулась я.
— Нет, зачем? Ты можешь прилетать раньше. У меня будет несколько дней, когда нужно сделать дела, а потом я могу отдыхать. Ты можешь жить у меня, а не захочешь — в отель.
— Ну, мы же сможем созвониться и обсудить все это? — спросила я.
— Да, конечно! Так ты согласна? — обрадовался он.
— Я подумаю, — кивнула я. — Спасибо за приглашение. Когда ты улетаешь?
Рене посмотрел на часы.
— Через два часа я должен быть в аэропорт. Не нужно меня провожать, это только расстраиваться… Я надеюсь, что скоро увижу тебя снова. А сейчас я отвезу тебя домой.
У подъезда моего дома мы с Рене скрепили наше прощание нежным поцелуем, я пожелала французу счастливого полета, и он с грустной улыбкой помахал мне рукой.
Тетя Мила, естественно, встретила меня в прихожей. Оказывается, она все утро сидела у окна в кухне, дожидаясь моего возвращения, чтобы не пропустить момент моего появления. Естественно, тетя видела, как мы прощались с Рене. Начала она свою обработку с довольно невинного вопроса:
— А ведь во Франции хороший климат, да, Женя?
— Наверное, — пожала я плечами. — Смотря с чем сравнивать.
— Ну уж по сравнению с нашим Тарасовом. И снега, наверное, почти не бывает.
— Почти не бывает, — подтвердила я.
В дверь вдруг позвонили, и тетя Мила, переглянувшись со мной, пошла открывать. Посмотрев в глазок, она подмигнула мне и шепнула:
— Женихи у тебя прямо роем ходят! Ты бы уж как-нибудь время им разное назначала, а то встретятся, не дай бог, в подъезде.
Я нахмурилась.
— Кто там?
— Ну как, этот… симпатичный парень из прокуратуры.
— Свиридов? — удивилась я. — Открывай!
Тетя Мила открыла дверь, на пороге действительно стоял Костя Свиридов.
— Женя, я по пути забежать решил, пустишь погреться?
«И этому холодно», — усмехнулась я, а вслух произнесла:
— Заходи, конечно, кофейку попьем.
Свиридов прошел в кухню, подозрительно на меня посмотрел и спросил:
— Ты цветешь, как роза! Что случилось-то?
— Я распрощалась с Савельевым и снова безработная.
Константин покачал головой и проговорил:
— Если бы я оказался безработным, то не был бы таким счастливым.
— Как там мое дело, — спросила я, — известно что-нибудь о том, кто убил Челидзе?
— Кто убил Челидзе — понятия не имею, — начал Свиридов. — Своячок-сволочок Агапов мозги тебе парил насчет Савельева понятно почему. Надеется все же вернуться в президенты. Почему его сняли с должности — слишком много украл. Челидзе тоже крал, но меньше. А Малаев, похоже, действительно много денег через клуб отмыл. И по некоторым данным, эти деньги со смертью Челидзе куда-то делись. Просто исчезли.
— Если убил Савельев, наняв киллера, то он и присвоил деньги? — задала я риторический вопрос.
— Нет, не его это почерк, — покачал головой работник прокуратуры. — Хотя все может быть. Короче, найдешь убийцу Челидзе — найдешь деньги. А в истории с Гладышевым вообще все непонятно. Уже и центральная пресса этим заинтересовалась. В «Футболе России» мельком сказали о переходе. В городе болельщики вовсю обсуждают. Говорят, что, как обычно, руководство получило от французов «откат», на развитие клуба ничего не пойдет, а все построят себе новые дачи. Вот и все. А нам клуб и все, что с ним связано, трогать запретили. Приказ пришел оттуда. — И Костя показал на потолок, что в данном случае означало «от губернатора».
— Я очень рада, что теперь вне этого дела, — улыбнулась я. — И вообще у меня появилась возможность отдохнуть. Дождусь весны и поеду во Францию.
Свиридов с завистью на меня посмотрел. А я не стала упоминать про свою неожиданно возникшую любовь с Рене.
Спустя два дня я сидела в своей комнате и уже собиралась включить видеодвойку, чтобы отвлечься от разных мыслей просмотром какого-нибудь фильма, как в дверь раздался звонок. Открывать пошла тетя Мила, кажется, не особо соблюдая конспирацию, поскольку была уверена, что на данный момент у меня нет работы и никто не может нам угрожать. Буквально через минуту тетушка просунулась в мою дверь и сказала:
— Женя, это к тебе. Какая-то женщина. Сказала, что будет говорить только с тобой.
— Пусть проходит, — пожала я плечами.
Вошла худощавая женщина среднего роста, в бежевом пальто, из-под которого виднелось длинное, до пола, черное платье. Голова повязана черным платком, на манер восточных женщин, но черты лица вроде бы русские. Губы у незнакомки были не накрашены, только голубые глаза чуть-чуть подведены. Женщина казалась уставшей и какой-то грустной. В руках незнакомка держала дамскую сумку — черную, довольно большую и давно вышедшую из моды.
— Здравствуйте, вы Евгения Охотникова? — спросила гостья грудным голосом, в котором я почувствовала очень легкий, почти незаметный акцент.
— Да, — подтвердила я.
— Я к вам приехала из Грузии, мне нужно поговорить, моя фамилия Челидзе, — на одном дыхании проговорила женщина.
Признаться, я была немало удивлена.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — показала я ей на кресло, но женщина осталась стоять.
— Это очень важно, — сказала она.
— Я понимаю, понимаю, — кивнула я. — Но вы все-таки сядьте.
Женщина медленно опустилась в кресло, положила рядом с собой сумку и поднесла руки к лицу. Она посидела так с полминуты, потом опустила руки и, глядя прямо мне в глаза, сказала:
— В Турции убили не моего мужа. Мой муж жив, и я хочу знать, где он.
— А… почему вы решили, что в Анталье был убит не ваш муж? — осторожно поинтересовалась я, поскольку эта информация меня ошарашила, хотя у меня и самой давно имелись подозрения на этот счет.
— Это ясно, потому что того человека убили выстрелом в сердце. У моего мужа сердце было справа, у убитого — слева. Как же это может быть мой муж?
Она в упор смотрела на меня, словно ждала ответа. Я сглотнула слюну.
— А вы уверены? Насчет сердца справа? — уточнила я.
— Конечно, у меня есть документы, — кивнула женщина и потянулась к своей сумке. — Вот медицинская карта моего мужа. — Она протянула мне пухлую тетрадку. — Когда он уезжал из Грузии, она осталась в поликлинике, теперь я ее забрала. Я ехала сюда, чтобы показать эту карту в милиции, чтобы все объяснить, но у меня не получилось.
— Почему? — удивилась я.
Женщина невесело усмехнулась.
— Со мной разговаривал один молодой лейтенант, он, когда выслушал меня, расхохотался и сказал, что такого не бывает, чтобы сердце было справа. Сказал, что я просто не в себе от горя и не хочу верить в смерть мужа. Я объяснила, что такое бывает очень редко, но бывает. Но лейтенант не стал со мной дальше разговаривать, попросил уйти и не мешать работать. Я ушла.
— А как вы нашли меня и почему? — спросила я, листая карту.
Пока что я нигде не нашла указаний на то, что сердце у Олега Амвросиевича находилось с правой стороны.
Женщина смотрела куда-то мимо меня и, кажется, думала о чем-то своем.
— Почему вы пришли ко мне? — повторила я свой вопрос. — Кто вас ко мне направил?
— Я поехала в клуб, где Олег работал, — стала объяснять жена Челидзе. — Там поговорила с директором, он сказал — разберемся. Но мне хотелось, чтобы все это проверили поскорее, а директор ясно дал понять, что очень занят. Меня даже не хотели к нему сначала пускать, говорили, что у него много дел, но я все равно прошла. Я приехала из Грузии специально, оставила там детей, у меня тоже нет времени ждать… Я очень настойчиво с ним говорила, и он мне сказал, чтобы я обратилась к вам. Что он очень занятой человек, но у него есть знакомая, которая занимается именно такими вопросами… Он сказал мне ваше имя и адрес.
«Господин Савельев, кажется, немного погорячился», — подумала я.
Ведь прекрасно же знает, что я занимаюсь вопросами несколько иного порядка. Наверняка он просто-напросто тоже не поверил этой женщине, не захотел с ней возиться и переадресовал ее мне, проще говоря, сбагрил. Что ж, посмотрим, что из всего этого получится. Во всяком случае, мне не хотелось отделываться от этой женщины, информация, которую она мне предоставила, казалась очень интересной и важной.
Все начинает выглядеть совершенно по-другому. И я была склонна верить жене Челидзе. Ведь я и сама не раз прокручивала в голове многие несостыковки. Если же допустить, что в Анталье вместо Челидзе находился другой человек, тогда становится понятным его поведение. Лже-Челидзе не знал характера истинного Олега Амвросиевича, не знал его друзей, знакомых, плохо был осведомлен о членах команды, поэтому и старался поменьше общаться с окружающими, чтобы ненароком не выдать себя.
Такой человек вполне мог и с журналистами пойти выпивать, и на проституток согласиться — он же не знал привычек настоящего Челидзе. И с Козловым отказался беседовать, потому что первый раз видел этого человека и не знал, как себя с ним вести и о чем говорить.
И главный момент, который не давал мне покоя — насчет Георгия Гуцаева, — становился понятен! Естественно, лже-Челидзе не знал о договоренности Олега Амвросиевича со своим родственником, поэтому совершенно искренне недоумевал, что за Георгий ему звонит. Поэтому и отключил телефон.
Вот только многое все равно оставалось непонятным. Если это не Челидзе, то кто? Откуда взялся этот человек? Почему он пошел на то, чтобы сыграть роль коммерческого директора клуба «Атлант»? Ведь он очень сильно рисковал, в любой момент все могло раскрыться! Лже-Челидзе мог выдать себя каждую минуту!
И где же настоящий Челидзе? Мертв? Просто кому-то нужно было, чтобы все несколько дней считали, что он жив? Кому понадобилось придумывать такое хитросплетение? Кто это все замутил?
И сразу же в моей голове всплыла фигура Алексея Алексеевича Савельева. Значит, все-таки он виновник всей катавасии? А целью его была смерть Челидзе? Но где он нашел двойника и кто вообще этот человек?
Вопросов было слишком много, решить с ходу я их не могла, к тому же ощущала, что от избытка новой информации у меня начала побаливать голова.
— Простите, вас как зовут? — обратилась я к женщине.
— Галина, — ответила та. — Можно без отчества.
— Вот что, Галина, давайте-ка мы с вами пройдем на кухню, выпьем кофе и поговорим поподробнее, — пригласила я, поднимаясь с дивана. — Вы, кстати, есть не хотите?
Пока я варила кофе, тетя Мила быстренько соорудила какие-то бутерброды из постных продуктов, поставила тарелки и ушла в свою комнату: за время, что мы жили вместе, тетя научилась безошибочно определять, когда ее присутствие нужно, а когда нет. И сейчас она поступила правильно.
Попивая кофе, я спросила свою новую знакомую:
— Скажите, Галина, а как вообще обнаружилось, что у вашего мужа сердце справа? Он что, обследовался? Был чем-то болен?
Я, например, никогда не сомневалась на тот счет, что у меня сердце слева, как и у всех нормальных людей, но у меня никогда не возникало мысли проверить это.
— Это обнаружилось давно, еще в детстве, когда Олег учился в школе. Он мне рассказывал… — проговорила женщина и слегка улыбнулась. — Все проходили флюорографию — ну, вы знаете, для этого нужно пройти в такую специальную кабинку и повернуться лицом вперед. Так вот, Олег говорил, что когда он встал как положено, врач сделала ему замечание: «Встань правильно!» Он сказал, что и так правильно стоит. Врач не поверила и подошла посмотреть. Олег говорил, что она даже ахнула и сказала, что впервые сталкивается с подобным случаем. В этой кабинке же все просвечивается, все органы, так вот, оказалось, что у Олега они расположены как в зеркальном отражении. Печень, например, у него была слева, ну и так далее…
— Да, очень интересно, — покачала я головой.
— Я хочу знать, где сейчас мой муж, — повторила Галина, сжимая в руках чашку с кофе.
— И я бы этого хотела, — со вздохом развела я руками. — Только я хочу вас сразу предупредить, что вообще-то я не частный детектив. И не работаю в милиции. Я телохранитель.
— Неужели вы, телохранитель, за все время своей работы не сталкивались с подобными вещами? — усмехнулась Галина. — На вашей практике вы не припомните трупов?
Вот чего-чего, а трупов за свою практику я видела предостаточно. Но чаще всего эти трупы возникали на моих глазах, и не нужно было вычислять, кто убийца. Хотя и историй, подобных этой, где по ходу дела мне приходилось работать детективом, тоже хватало. Но сейчас все оказалось уж очень сильно запутано.
— Я могу вам заплатить, — неожиданно сказала Галина. — Все родственники знают, что убит не Олег. Все сказали мне, чтобы я ехала. Все собрали деньги.
— Скажите, а вы вообще русская? — поинтересовалась я.
— Я русская по крови, но я родилась и выросла в Грузии, воспитана на Кавказе, — сообщила Галина Челидзе. — Все готовы были мне помочь, чтобы узнать, что случилось с Олегом. Все хотят Олега найти. Родители сильно беспокоятся, отец совсем болеет. Может быть, он в беду попал?
— Простите, а вы ведь, кажется, не жили с мужем несколько лет? — спросила я.
— Мы по-прежнему муж и жена, — заявила Галина. — Да, он уехал, долго не приезжал, только присылал деньги и звонил, но мы не в разводе. Я говорила ему, хочешь — разводись со мной, тогда будешь делать что тебе надо. А так — я твоя жена, а ты мой муж.
— А что, ваши отношения складывались так, что был возможен развод?
Галина замолчала.
— Я могу вам помочь, — неожиданно сказала она. — Могу рассказать одну вещь, только вы скажите — поможете ли вы мне? Деньги я могу заплатить прямо сейчас, они у меня с собой.
И она приготовила свою черную сумку, с которой не расставалась даже за столом.
— Вы поймите меня правильно, — начала я. — Я ведь говорила, что я телохранитель. Конечно, кое-какой опыт в детективных делах у меня есть, но я не могу гарантировать вам успех, следовательно, не могу брать никаких денег. Во всяком случае, заранее.
— Но мне не нужен телохранитель, — проговорила женщина и, кажется, собиралась встать. В глазах ее я заметила слезы.
— Постойте, — остановила я ее. — Вы меня недослушали. Я постараюсь вам помочь, постараюсь что-нибудь выяснить по своим каналам. Сообщу вашу информацию туда, где ее не оставят без внимания. Но только давайте пока не будем говорить об оплате, хорошо? Повторяю, я обещаю вам только помощь, но не результат.
Галина тяжело вздохнула и задумалась.
— Вы пойдете в милицию? — спросила она.
— Не совсем в милицию, но обязательно свяжусь с полезными людьми, — уклончиво ответила я. — Но вы говорили, что можете чем-то мне помочь?
Галина снова замолчала, уставившись в стену.
— Мне тяжело об этом говорить, — сказала она. — Но я знала, что у Олега есть женщина. Есть здесь, в России.
— Откуда вы знаете? — удивилась я. — Это он вам сказал? Но ведь он давно не был в Грузии…
— Зато я была в России, — ответила Галина. — Приехала в прошлом году, хотела его повидать. Предупреждать не стала, хотела, чтобы сюрприз… У него в квартире была женщина.
— Что, прямо в тот момент, когда вы приехали? — уточнила я.
— Нет, но я сразу это поняла. Такое не скроешь. Там было кое-что из женского, и вообще… Когда мужчина живет совсем один, это чувствуется. Если к нему приходит женщина, это чувствуется еще сильнее.
— Но с чего вы взяли, что у него была постоянная женщина? — спросила я, вспомнив высказывания на эту тему господина Агапова. — Может, у него было несколько случайных, ничего не значащих связей, которые не приводят к разводу?
— Нет, женщина была одна, — кивнула Галина. — Сам Олег не стал отрицать. Я спросила: ты хочешь жить с ней? Он ничего не ответил. Я понимала почему. У нас так не принято. Его бы не поняли все родственники, все бы осудили, родители не захотели бы с ним больше общаться… Мы живем с его родителями, мы все родные, они любят меня, любят внуков, и вдруг — развод. Это целый скандал. Олег не хотел портить отношения. Ему было удобно так: он живет здесь, с этой женщиной, а мы там. И никто ничего не знает, считается, что мы муж и жена, и он ни в чем не виноват.
— А вы знаете, кто эта женщина? Ее имя, фамилию, где она работает, может быть?
— Я знаю, что ее зовут Марина, — сказала Челидзе. — Фамилию не знаю, не спрашивала.
— А откуда вы знаете имя?
— Из его мобильного телефона. У него было два: один личный, другой для работы. В личном были номера только близких людей. И одно было женское. Я поняла, что это она. Я смотрела его телефоны, пока он спал. Может, вы считаете, это некрасиво, но мне нужно было знать. Я не хотела, чтобы он меня обманывал.
Меня заинтересовал этот новый персонаж — Марина. Странно, что никто, абсолютно никто из знавших Челидзе людей ни разу не упомянул о ней. Олег Амвросиевич так тщательно скрывал свою связь с ней? А может, Галина ошибается и нет никакой Марины? Ну, может, и была, но абсолютно равноценная какой-нибудь Карине, Полине или Кристине? А имя в телефонной книжке ничего не значит.
— Муж что-нибудь еще рассказывал вам об этой женщине? — спросила я. — Может быть, вы знаете, как ее можно найти?
— Я не знаю, как ее найти, хотя вначале хотела, — ответила Челидзе. — Я хотела пойти к ней и сказать: или верни моего мужа, или живи с ним как положено. Так нехорошо. Я живая жена, а ты кто? У нас дети, а у вас что? Но Олег ничего не стал мне о ней рассказывать, сказал, что все решит и чтобы я успокоилась. Говорил, что никогда не бросит детей, что приедет в Грузию и мы все обсудим. И еще говорил, что никогда не будет с той женщиной вместе.
— Почему?
— Не знаю, он не сказал. И очень просил меня, чтобы я об этом никому не говорила. Обещал, что все будет хорошо. Но в Грузию он так и не приехал. И когда звонил по телефону, вообще не касался этой темы. Я пыталась поговорить, он сразу обрывал. Говорил, что это ерунда и чтобы я не забивала голову. Как же можно не забивать голову, если у нас дети! Они и так все время спрашивают про папу, Георгий без отца растет, а ведь он будущий мужчина, нехорошо без отца. И я буду молчать? Нет, я не буду молчать, я хочу его найти! Пускай мне в глаза скажет, что бросает нас, пускай при отце с матерью это скажет!
Галина закончила свою эмоциональную речь. Я же думала о другом.
— Скажите, вам есть где остановиться в нашем городе? — спросила я.
— Есть, есть, у нас родственница дальняя здесь живет, она меня приняла. У нее Олег останавливался первое время, когда только приехал в Тарасов.
— Тогда оставьте мне ваш телефон, чтобы я могла с вами связаться в любой момент.
Я взяла свой мобильный и внесла туда номер, продиктованный мне Челидзе, после чего мы попрощались с женщиной.
Я буквально влетела в кабинет Свиридова.
— Костя, у меня суперновость!
Свиридов хоть и посмотрел на меня как на сумасшедшую, но вслух ничего не сказал.
— Убили не Челидзе, — выпалила я. — Убили человека, похожего на Челидзе.
Свиридов где-то с полминуты, наверное, обдумывал то, что я сказала, а потом скептически хмыкнул:
— С предметами, похожими на пистолет, я часто встречаюсь в протоколах. Про человека, похожего на генерального прокурора, помню. А вот про людей, похожих на Челидзе, слышу впервые.
— Можешь не упражняться в остроумии, — осадила я его. — Дело в том, что у настоящего Челидзе сердце было справа.
— Че-го? — тут уже Свиридов не выдержал и всем своим видом показал мне, что я гоню несусветную пургу.
— Сердце справа — крайне редкий случай. Но такое встречается. Таких людей очень немного. И Челидзе, настоящий Челидзе, из их числа. На этот счет есть соответствующие медицинские документы. А человек, убитый в Анталье, получил пулю, как и положено, в левую сторону. Пуля пробила именно сердце, насчет этого тоже есть протокол, составленный турецкой полицией и, видимо, патологоанатомом, который вскрывал труп.
Свиридов немного помолчал, повертел зачем-то в руках калькулятор, лежавший у него на столе, а потом покачал головой.
— Ну, допустим, — выдавил он, явно до конца не веря в то, что услышал. — Тогда кого убили? И где настоящий Челидзе?
— А ты думал, что у меня есть ответы на все эти вопросы! Я к тебе и пришла за помощью — пробить по своим каналам, где, может, какой человек пропал?
Свиридов присвистнул.
— Ой, это серьезная работа. Даже не уверен, помогу ли я тебе. Где эти данные вносят в компьютерную базу, где — нет…
— Ну ты можешь хотя бы проверить тех, кто внесен! — со злости я чуть не топнула ногой. — Костя, я добываю такую информацию, а ты начинаешь ломаться и капризничать!
— Да не капризничаю я, пойми! — вспылил и Свиридов. — Просто предупреждаю еще раз — работа эта серьезная. И небыстрая. Может быть, этот человек пропал вовсе не в Тарасове! А может быть, вообще не в России! В последнем случае я вообще не смогу помочь.
Свиридов посмотрел на меня и добавил:
— Но, конечно, что смогу, сделаю.
— Я позвоню тебе попозже, — тут же сказала я.
— Ой, лучше я сам позвоню! — махнул рукой Свиридов. — Как только появится какая-то информация — положительная или отрицательная.
— Ну хорошо, — согласилась я.
— Слушай, — вдруг прищурился Костя. — А откуда у тебя вообще такая информация? Или секрет?
— Да нет тут никакого секрета! Ко мне приходила его жена.
— Жена? — удивился Свиридов.
— Да, да, жена, специально приехала из Грузии. И если бы ваши сотрудники были посообразительнее, эту информацию уже начали бы обрабатывать. Потому что она была в милиции и сообщила о том, что у ее мужа сердце было справа. Но там на нее посмотрели как на ненормальную и только посмеялись. А надо было проверять! Тем более что у нее есть документы. И это еще раз доказывает, что про милицию не зря сочиняют анекдоты.
— Мы прокуратура, у нас с милицией разные ведомства, — быстренько открестился Свиридов.
— Неважно! Я надеюсь, теперь-то эта информация будет воспринята со всей серьезностью.
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно заговорил Костя. — Я сделаю, что смогу, пороюсь в базе данных, проверю… Потом позвоню тебе, ты не волнуйся!
«И чего, собственно, мне волноваться? — думала я, покидая кабинет Константина. — В конце концов, пусть волнуются те, кто по закону обязан раскрывать это преступление!»
Однако спокойно мне не сиделось. У меня появилось нехорошее предчувствие. И оно меня не обмануло…
