Глава 6

Всю дорогу из Сочи на родину я вспоминала разговор с Агаповым и то, что он рассказал мне о Челидзе. Если слова Сергея Валентиновича насчет личности Олега Амвросиевича правда, то поведение коммерческого директора и впрямь становится непонятным.

Во-первых, почему Челидзе, будучи таким душкой, любившим радовать всех своей щедростью, потащился в номер к молодым журналистам напиваться за их счет? При этом он не внес в это дело никакого вклада: ни закусок не купил, ни выпивки? Ну, выпивки, допустим, было достаточно, но все равно как-то не верилось, что такой человек станет пользоваться «халявой».

Второй момент — с девицами — и того хлеще. Причем Некрасов говорил мне, что Челидзе и здесь не собирался раскошеливаться.

В-третьих, я вспомнила свою слежку за Олегом Амвросиевичем в первые дни. Обаятельный человек, любил пообщаться с каждым человеком в команде… Но в Анталье Челидзе, как мне показалось, был каким-то зашуганным, замкнутым, старался ни с кем не разговаривать. И еще… Я вдруг вспомнила, что Челидзе при мне ни разу никого не назвал по имени! Тогда я не обратила на это внимания, да мне это было и не нужно, но теперь меня это очень заинтересовало.

Дальше: его окликнул Козлов, который должен был всего лишь обсудить какой-то пунктик в контракте. Челидзе шарахнулся от него как от чумы. Почему? Ведь должен был на его реплику «сколько лет, сколько зим!» широко заулыбаться, сесть в машину, поговорить… Челидзе же сказал, что у него назначена встреча, хотя на самом деле никакой встречи не было. Для чего он соврал?

И еще один момент — Георгий Гуцаев. Родственник, нуждающийся в помощи. Получается, Челидзе его просто кинул.

Словом, сплошные загадки. К тому же поведение Савельева было, мягко говоря, странным, если, конечно, не списывать, как Агапов, все на «весеннее обострение». Все чаще вспоминался Костя Свиридов со своими словами насчет «пожарного с канистрой бензина».

В аэропорту мы с Кудрявцевым распрощались. Он пошел на автобус, я решила поймать машину. Мы договорились встретиться через несколько часов у Савельева.

Подвезти меня согласился таксист средних лет, типичный «шеф», как называли подобных людей в советское время. Сговорившись о цене, мы поехали по заснеженному городу. Аэропорт в Тарасове расположен на холме, и с него есть несколько спусков. Поскольку на дороге была гололедица, ехали довольно осторожно, особенно на спусках. И вот в самый ответственный момент сзади на огромной скорости нас обогнал джип, а снизу ехала черная иномарка — «Ауди». И тут джип внезапно остановился, слегка вырулив своей «мордой» влево. «Ауди» тоже остановилась впритирочку. Получалась классическая «коробочка» — проехать нашей «Волге» было абсолютно негде.

«Что, и вновь продолжается бой, Охотникова?» — саркастически подумала я, доставая пистолет и на всякий случай пригибаясь к бардачку. Впрочем, если эти люди имели целью убить меня, возможно, у них бы это получилось — достаточно просто расстрелять «волжанку» из автоматов, и будь здоров. Но кому надо меня убивать? И зачем? За последнее время я серьезно обидела только далеких от Тарасова курдов. Неужели они, что называется, включили «ответку»?

Ждать пришлось недолго, ибо к машине с моей стороны приблизилась здоровенная мужская фигура. Как только мужчина потянулся к ручке дверцы, я с силой ударила ногой, и мужик, не удержавшись на гололеде, поскользнулся и сел на задницу возле машины. Его голова уже была на мушке моего пистолета.

— В чем дело? — заорала я. — Движение влево-вправо — стреляю.

— Ни фига себе, вот это заявы, — пробасил сидевший на пятой точке незнакомец.

Вид у него был внушительный — крайне брутальная физиономия, лысый череп, который прикрывала дешевенькая черная шапочка, сейчас валявшаяся рядом в грязи, стандартная черная кожаная куртка. Короче, совершенно конкретный пацан. Правда, возрастом уже под тридцать пять. Оружия в руках у мужика не было.

— Не стреляй, хуже будет, — раздался голос со стороны перегородивших дорогу машин.

— Мы хотели с тобой просто поговорить, — пробасил мужик в кожаной куртке и попробовал подняться.

— Лежать! — пригрозила я и спросила: — Кто ты?

Мужик как-то странно задергал головой, а потом проговорил:

— Я помощник депутата областной Думы Виталия Малаева. Он хотел с тобой поговорить, а ты тут вздумала кидать понты.

Мужик улыбнулся. Но я не была настроена на добродушие — люди, которые хотят «просто поговорить», такого цирка на дороге не устраивают. Хотя, когда я услышала имя Малаева, то удивлялась уже меньше. В городе он был широко известен как бандит, пробившийся во власть. Все это знали. Но Малаев пользовался покровительством губернатора. К тому же кто сейчас в Думе не бандит? Кто в этом во всем не замазан?

— Что от меня нужно Малаеву? — спросила я недовольно.

— А ты пересядь в нашу машину, там тебе все расскажут. Только не стреляй и вообще веди себя мирно.

— Немирно стали вести себя вы. Причем с самого начала, — жестко сказала я.

Поставив пистолет на предохранитель, я вышла из машины и пошла в направлении джипа.

Вскоре я очутилась в салоне, где на заднем сиденье находился мужчина лет тридцати пяти с довольно симпатичным, но вместе с тем каким-то холодным, отчужденным лицом.

— Ты Женя Охотникова, я тебя знаю, — небрежно бросил он. — Тебе сколько Савельев платит?

— По установленным расценкам, — хмуро ответила я.

— А я эти расценки переустановлю. Будешь работать на меня.

Начало было конкретным, как и предполагалось. Малаев не любил разводить церемонии, в отличие от Савельева.

— Челидзе меня крупно кинул, я вложил в него хренову тучу «бобов», а теперь «бобов» нет. Челидзе убрали, причем сделал это Савельев, твой клиент. Мне нужны мои «бобы» назад. Расклад ясен?

— Расклад ясен, только непонятно, при чем здесь я?

— А при том, что ты поможешь мне вернуть «бобы», которые присвоил этот урод. Вот и все.

— Я телохранитель, а не вышибала долгов. Мне кажется, у вас достаточно крепкая команда, чтобы разобраться во всем без меня. Мне же это дело уже вот здесь, — я провела пистолетом по своему горлу, — поэтому я больше ни на кого работать не собираюсь. Это ясно?

— Нет, — тут же ответил Малаев. — Мне нужно еще выяснить имя конкретного исполнителя заказа.

— Я не детектив, — тут же парировала я. — Хотя я знаю одного человека, который занимается подобными делами, — неожиданно вспомнила я про Кудрявцева. — Впрочем, он вряд ли вам подойдет. В любом случае я в этом деле больше не участвую. Если вопросов нет, я проследую далее по своему маршруту.

— Отказываешься? — с угрозой произнес Малаев. — Ну что ж, работай на своего урода. Скоро встретимся лицом к лицу, и тебе не поздоровится.

Я оставила реплику без ответа и открыла дверцу джипа. Оставила я без внимания и глупый вопрос «поговорили?», прозвучавший от неожиданно осклабившегося в мою сторону мужика в черной куртке. Он стоял возле джипа и курил. Вторая машина, перегородившая дорогу, уже уехала. Смылся с места происшествия и мой таксист.

— Вот козлы! Вот уроды! — вырвалось у меня.

Я была очень зла на Малаева. Впрочем, и на Савельева тоже.

С горем пополам я добралась в тот вечер домой, отмахнулась от расспросов тети Милы, выпила чашечку кофе и отправилась на встречу. Я опоздала к оговоренному с Кудрявцевым времени — они с Савельевым уже сидели в кабинете и разговаривали.

Президент клуба был мрачнее тучи.

Мое сообщение о мнении Агапова и Малаева, что именно он организовал убийство Челидзе, также не прибавило президенту положительных эмоций. Однако отреагировал он достаточно вяло.

— Пускай думают, — махнул он рукой. — А с Малаевым я сам разберусь.

«Сам так сам», — подумала я. Хотя именно грядущая разборка с Малаевым наиболее подходила мне по профилю работы. Но я в тот момент уже решила — больше дел с ФК «Атлант» я иметь не хочу.

Савельев не возражал по поводу того, что наше сотрудничество подошло к концу. Он развел руками и объявил, что в субботу я должна буду явиться в бухгалтерию клуба для получения оставшегося гонорара.

Вскоре я вышла из кабинета президента и пошла по коридору. Тут я наткнулась на целую группу игроков команды, и меня довольно тепло, с улыбкой приветствовали Ринат и Стас — рядом они выглядели как Гулливер и лилипут.

За то время, пока мы с Кудрявцевым развлекались в Сочи, команда уже вернулась из Турции. Причем сборы прошли в укороченные сроки — Савельев, оказывается, уволил за пьянство главного тренера команды.

— Стаканыч ушел разобиженный насмерть, — поведал мне доктор Попов, который прямо-таки расцвел при моем появлении и затащил в свой кабинет. — Просто насмерть! Он говорил, что работал в Австрии, так там даже игрокам позволял пивком расслабиться. Говорил, что обыгрывал и «Манчестер», и «Реал», и «Барселону». Ой, чего только не говорил!

— И кто же теперь будет тренировать? — поинтересовалась я.

— Пока Трифонов, второй тренер. Сказали, что главного будут искать. А кого сейчас найдешь? Денег-то ноль. Кто пойдет? Стаканыч хоть пил, но тренер все же с именем.

Попов махнул рукой и кивнул на сейф.

— Может, пропустим по соточке? — спросил он.

Я отрицательно замотала головой.

— Вот ты, Машка, некомпанейская какая девчонка! Да и… — он внезапно прищурился. — Ты ведь не Машка ни фига! Знаю я, зачем тебя Савельев взял, знаю. Но… Никому не скажу! Просто могила!

Я смотрела и думала, стоит ли мне выяснять, откуда он знает, что он знает, или просто списать на пьяную болтовню? И решила промолчать.

— Хочешь, скажу, из-за чего шеф бесится? — спросил Попов, в одиночку пропустив сто грамм. — Не из-за Челидзе вовсе. А из-за того, что Ромку у нас забирают. Причем бесплатно.

— Какого Ромку?

— Гладышева. Забирают во Францию. Контракт-то у него, оказывается, истек уже. А Олег Амвросиевич, царство ему небесное, прошляпил этот момент. Савельев-то и не знал, что истекает контракт, что нужно предлагать новый. А французы подсуетились и теперь забирают Ромочку в виде свободного агента.

— Это как?

— А так, что клубу нашему ни вшивого еврика, ни вонючего долларика не заплатят! Только Ромке самому зарплату там положат, и все. А как делается по-нормальному? Клубу трансфер выплачивают, выкупают контракт. А личка… Ну, зарплата, то есть, само собой, игроку в новом клубе полагается, помимо трансфера. В общем, обложили нас, Машка, со всех сторон… Я вон уже новую работу ищу. Мне в волейбольный клуб предлагали, в них «бабки» вкладывают сейчас, хотят на международную арену выходить. А мне что — здесь по ногам специалист, там буду по рукам. И вся разница.

Он подлил себе еще водки и продолжил, развалившись в кресле:

— А Андрюха-водитель вообще непонятно куда делся. Его и в самолете-то не было, когда мы обратно летели. В общем, Машуня, тут у нас абзац на пороге марта. Как играть будем — без понятия. А тебя с наступающим Восьмым, так сказать…

— А вас с прошедшим Двадцать третьим, — не осталась я в долгу.

Попов выпил за оба праздника, мужской и женский, а потом горестно вздохнул. Я вдруг подумала, что есть смысл уточнить некоторые моменты, которые не давали мне покоя в самолете, именно у Попова, ведь он тоже давно в команде.

— А скажите, пожалуйста, Владимир Николаевич, Олег Амвросиевич действительно был широкой души человек? И щедрый, и обаятельный?

— О, да! — тут же кивнул Попов. — Очень приятный мужчина был. Может, какие дела и проворачивал вместе с Агаповым, да наверняка так и было, но плохого в команде никому не делал. А что воровал… Так все воруют, у кого возможность есть! Бог с ним!

— Вы не знаете, он никогда никого не обманывал с деньгами? — спросила я. — Может быть, заплатил меньше, чем обещал, или вообще не заплатил?

— Не-ет, — выпятив нижнюю губу, протянул доктор. — Никогда такого за ним не замечалось. Я же говорю, что у них там с Агаповым за махинации были, мне по барабану, главное, что к персоналу и игрокам Челидзе хорошо относился, никого не обижал.

— Меня интересует вот какой вопрос, — медленно проговорила я. — Челидзе обещал дать денег своему родственнику, некоему Георгию, но потом отказал, да еще сделал вид, что не понимает, о чем речь. Как вы думаете, почему он мог так поступить? Денег не было?

Попов с недоумением и недоверием посмотрел на меня.

— Ты что-то путаешь, — заявил он. — Георгия и я знаю, он появлялся здесь неоднократно. Отношения с Олегом у них были самые прекрасные, он еще рассказывал, что всегда старался помочь родственнику. Даже подумывал его к нам в клуб на работу взять, только должности подходящей не находилось. А ты говоришь — с деньгами обманул! Я же тебе говорю, он из персонала-то никого на этот счет не обижал, а тут родня! Ты бы лучше выпила, Машка, а то у тебя в голове все перепуталось — без ста грамм не разберешься!

От ста граммов я и на сей раз отказалась, хотя путаница в моей голове была, и еще какая.

— А ты-то сама чем собираешься дальше заниматься? — спросил меня тем временем Попов.

— Ну, думаю, что без работы я не останусь, — улыбнулась я. — Правда, в ближайшее время планирую отдохнуть. Я так и так собиралась, да тут Савельев все карты спутал.

— Савельев многим все карты спутал, — приняв еще стопочку, разговорился Попов. — Новый человек, многого не знает, не понимает, а пытается, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь. Чувствую, нагородит он еще дел. В общем, уходить отсюда надо к чертовой матери, и поскорее!

В общем-то, я была с ним согласна.

— Да! — вдруг пьяненько хихикнул Попов. — Тут такой типчик появился… Французишка какой-то. Посмотришь на него — ни дать ни взять человек нетрадиционной ориентации, как сейчас любят выражаться. Одним словом, пидорок такой лощеный.

— Неужто к вам приставал? — притворно ахнула я, еле сдерживая смех.

Попов ничуть не обиделся. Он захихикал еще сильнее и лукаво погрозил мне пальцем.

— Нет, он такой вообще-то только с виду. А вообще он как все нормальные мужики, потому что очень сильно недоумевал, почему во всем клубе нет ни одной женщины. А я ему намекнул… — Попов еще раз лукаво погрозил мне. — Намекнул насчет тебя! Так что ты не теряйся, если что.

— Вообще-то мне этот педоватый французишка до лампочки, — сказала я. — К тому же я не собираюсь здесь больше появляться. Вот только за деньгами в субботу приду, и больше ни ногой.

— Вот и приходи, приходи, — закивал Попов. — И ко мне заглядывай обязательно!

Я пообещала заглянуть и уже собиралась уходить, как вдруг остановилась.

— Владимир Николаевич, а с какой стати у нас француз-то появился? Неужели игрока купили?

— Какого игрока! — пренебрежительно оттопырил нижнюю губу Попов. — Он насчет Ромки приехал, забирать его. Да я ж тебе говорил!

Говорил, только мне это было не очень-то интересно, и я почти пропустила мимо ушей. Да и сейчас эта информация, в общем, была опять же мне до лампочки, поскольку я прощалась с клубом «Атлант» навсегда. А местоимение «у нас» употребила чисто машинально. Просто слово «француз», применительно к клубу «Атлант», звучало очень экзотично.

Выслушав ответ Попова, я покивала, еще раз пообещала зайти и распрощалась с обаятельным доктором.

Уже у ворот клуба я наткнулась на троицу молодых парней, которые размахивали бутылками пива и громко о чем-то спорили. В парне, который орал громче всех, я узнала Антона Некрасова.

— Машуня, ни фига себе! — воскликнул он, поворачиваясь в мою сторону. — Этой девчонке я обязан, пацаны, вообще всем! Сейчас бы курды меня имели как хотели!

И он сделал движение в мою сторону, пытаясь обнять и расцеловать.

«Вот дурак, все разболтал! Говорила же, чтобы ни слова!» — с досадой подумала я.

— Тебя уже выпустили из кутузки? — насмешливо спросила я, вежливо отстраняясь от его объятий.

— Выпустили, а чего не выпустить-то? — громко обиделся Антон. — Я никого не убивал! А козел этот, Савельев, взял и уволил. И Макса уволил. И не заплатил ни копейки. Да и Серый себе новую работу ищет, потому что зарплату за февраль, говорят, платить не собираются. В общем, съездили, блин, развеялись…

Двое других незадачливых журналистов стояли, переминаясь с ноги на ногу, и скромно молчали. Неожиданно Некрасов издал еще один восторженный возглас:

— А вот и Рене! Привет!

— Бон суар, бон суар, Антуан! Я купиль хороший пиво, как ты просил.

Я повернулась и увидела одетого в элегантный белый плащ мужчину лет тридцати. Выглядел он так, словно только что сошел со страниц модного европейского журнала. Только вот нос отливал краснотой по причине русского мороза. А так мужчина выглядел просто великолепно.

Некрасов радостно шагнул ему навстречу, принял из рук Рене пару бутылок «Гиннесса» и тут же откупорил одну.

— Знакомься, Маша, это мой друг из Франции, обалденный парень!

— И давно вы знакомы? — полюбопытствовала я.

— Со вчерашнего дня, но мы уже успели близко подружиться.

Последнее замечание Некрасова прозвучало очень двусмысленно, особенно в свете того, что мне рассказывал о прибывшем «французишке» Попов. А в том, что это именно он, я не сомневалась: два новых француза за один день в одном месте, тем более в «Атланте», это чересчур.

Француз тем временем галантно склонился к моей руке и поцеловал ее. Потом поднял глаза, улыбнулся, развел руками и восторженно заговорил:

— Антуан, Серж и Максим — прекрасные парни! Я ехал в Россия и думаль про медведей…

«Господи, еще один дурак!» — подумала было я, но Рене тут же замахал руками:

— Это просто шутка! Я думаль о том, что у вас в феврале нельзя играть в футбол. И правда — тут так холодно, что я понял Антуана — не пить в Россия зимой невозможно!

— И летом тоже! — добавил Некрасов, уже приканчивая одну бутылку.

— Послушайте, Мари, я поняль, что в Россия судьба постоянно преподносит мне новые прекрасные встречи! Сначала я встретил Антуана, Сержа и Макса, а теперь вас! — выспренним тоном заговорил Рене. — Я так мечталь встретить здесь хоть одна женщина, и вот моя мечта сбылась. Я хотель вас просить… просить одна просьба. Я приглашаю вас сегодня в ресторан? А? — Он счастливо засмеялся. — Вы согласны? Я очень просить! Могу стать на колени!

— Что вы, не надо, — улыбнулась я, представив эту картину: француз в своем прикиде с иголочки стоит на коленях в грязном предвесеннем снежном месиве. — Вы испачкаете плащ.

— Так вы согласны? — с надеждой в голосе и теплотой в красивых глазах, похожих на чернослив, спросил он.

— Согласна, — тряхнула я головой.

Некрасов очень внимательно прислушивался к нашему разговору, весь подавшись вперед. Когда он услышал мой ответ, то заулыбался и подошел почти вплотную к Рене, льстиво заглядывая ему в глаза. Наверняка он тоже очень хотел в ресторан и рассчитывал, что Рене, как его «друг», непременно пригласит если не всю троицу, то уж его, Антона, точно. Но Рене проигнорировал заискивающий взгляд журналиста или просто не заметил его, поглощенный моей персоной.

— Мари, вам нравится какая кухня? — спросил он.

— Французская, — улыбнулась я, чем привела Рене в еще больший восторг.

— О, у вас великолепный вкус! — воскликнул он. — Французская кухня — самая хорошая в мире. Как я жалею, что мы сейчас с вами не в Париже, я бы повел вас в лучший ресторан! Вы бы попробовали такое, что никогда не пробоваль нигде! Вы что предпочитаете? Рыба? Мьясо?

«И то и другое», — хотелось ответить мне, но природная скромность и хорошее воспитание не позволили мне этого сделать.

— Смотря какое блюдо, — сказала я.

— Хорошо, это можно выбрать прямо там, — согласился Рене. — А какое вы любите вино?

— Да разное, — снова уклончиво ответила я.

— Хорошо, это я брать на себья, — закивал француз. — Вы знаете, какие отличные во Франции вина?

Я не стала говорить, что бывала во Франции, и не раз, и просто ответила:

— Конечно, я слышала об этом.

— Слышать не надо, надо знать! Надо пробовать! Ничего, я сам выбирать, тогда вы поймете. Я родом из Бургундия, поэтому мы будем пить бургундское. Если белое, то обязательно шабли, если красное… — он сделал паузу, — здесь очень большой выбор, не знаю, правда, что есть у вас?

— И по каким ценам, — добавила я.

— О, цена это не проблема! — махнул рукой француз.

— Зато проблемой может оказаться то, что мы нарвемся на подделку, — усмехнулась я. — Такое здесь сплошь и рядом.

А Антон, в свою очередь, не преминул вставить:

— И еще я боюсь, что в Тарасове не найдется ресторана с французской кухней. Зато я знаю один обалденный ресторан, где кухня ничуть не хуже. Кстати, не так и далеко, на машине минут за десять можно добраться. Я могу показать.

Но Рене не захотел воспользоваться услугами новоприобретенного друга. Он снова обратился ко мне:

— Мари, я вас просить посидеть пока в моей машине, мне нужно пройти решать небольшие дела. Это недолго, я вас просить!

На данный момент я была безработной, к тому же Рене производил очень благоприятное впечатление, так что я не видела причин отказываться. Единственное, что меня слегка покоробило, так это обращение «Мари». Но, видимо, мне суждено было на время этого дела лишиться своего настоящего имени.

Савельев в очередной раз тупо смотрел на лист бумаги, в котором стояла дата — 15 января. В этот день заканчивался контракт у нападающего клуба «Атлант» Романа Гладышева. А это означало, что менеджеры клуба и он, как президент, были обязаны до этой даты прояснить будущее игрока. Или отпустить его на все четыре стороны, то есть выставить на трансфер, или предложить новый контракт. Отпускать его, то есть продавать, никто не собирался. Гладышев слыл игроком перспективным и забивным. По крайней мере, на уровне первой лиги Гладышев смотрелся более чем убедительно. А если бы начал проявлять себя по ходу сезона, то существовала вероятность хорошей его продажи в клуб высшего дивизиона. Или даже за границу.

А теперь выходило, что за границу Гладышев уезжает, но продает его не клуб, а он сам. Клуб остается с носом. Савельев в очередной раз закурил и вспомнил, как он в первый раз появился в этом кабинете и принимал дела у Агапова. Происходило это в присутствии коммерческого директора Челидзе, который, собственно, был ответственен за контракты игроков. Тогда было много всяких дел, в том числе, конечно, поговорили и по контрактам. И Савельев помнил, что насчет Гладышева ему было сказано — его контракт истекает 15 января. Но не ЭТОГО, а СЛЕДУЮЩЕГО года! В этом-то вся и штука. Но сейчас он смотрел на контракт, в котором четко был указан нынешний год. Именно нынешний. И эта маленькая деталь лишала клуб, а заодно и самого Савельева почти миллиона долларов. Гладышева хотели продавать за полтора, но вряд ли кто-нибудь заплатил бы такие деньги. Скорее всего остановились бы на одном миллионе. А это для провинциального клуба — приличные деньги.

А тут получается — и денег нет, и нападающего лишились. Никто из остальных форвардов в команде — а их всего было пять человек — не мог сравниться по уровню с Гладышевым. Это означало явные проблемы по ходу чемпионата.

— Он подставил меня, — коротко проговорил Савельев, рассуждая сам с собой. — Подставил, а потом его грохнули. Наверняка с этими французами у него была договоренность — вы забираете его напрямую, я подделываю контракт, но мне платите откат. Размером, скажем, тысяч в триста долларов. Все меньше, чем миллион, который запросил бы клуб. Всем выгодно, кроме клуба. И французам, и Челидзе. А он, Савельев, остался с носом. Ну и сволочь этот грузин, ну и сволочь!

Савельев уже жалел обо всем. О том, что вздумал следить за Челидзе, об этой эпопее с телохранителем, детективом. Все его удары пришлись не туда. Подозревал он недоброе со стороны коммерческого директора правильно. Но с направлением контрударов вышла промашка. А нужно было всего лишь проверить самому контракты.

Еще одна проблема — смерть Челидзе. В этом, похоже, уже все подозревали его, Савельева. А может быть, пусть и подозревают? Все равно ведь доказать ничего не смогут. Да и не виноват он был в смерти этого гада. Алексею Алексеевичу стало даже обидно. А что, если…

Савельев вдруг задумался. А что, если откат за Гладышева французы передали Челидзе в Анталье, а потом тут же его грохнули, вернув себе деньги? Чем не вариант? Ведь сделка была незаконной, коррупционной! Об этом ведь никто не знал, кроме французов и Челидзе! Черт возьми! А Женька этот контакт грузина с французами просто прошляпила. Вот и все.

Савельев даже подумал, что Женька могла вступить в преступный сговор с французами. Что, если вместо этих расписанных ею красочных курдских приключений ее просто в это время перевербовывали французы?

Мысли у президента клуба роились, кружились, множились, наскакивали одна на другую, дрались между собой. Его голова представляла собой кипящий замкнутый котел, готовый вот-вот взорваться.

Взрыв прозвучал в виде телефонного звонка.

— Алле, — придав своему голосу обычную небрежную интонацию, проговорил Савельев.

— Это Малаев, — послышался в трубке наглый мужской голос. — У меня из-за тебя проблемы. Есть базар. Я сейчас с людишками подскочу к тебе.

— Что за базар? — нахмурился Савельев.

— Я по телефону такие дела не перетираю. Жди.

Сказано это все было тоном, не допускающим возражений. Савельев покачал головой и вздохнул. Конечно, против Малаева он тоже мог найти свои козыри, но особо наглеть не мог — депутат областной Думы, по сути, был владельцем клуба. Ну, или скажем так, одним из нескольких совладельцев. Возможно, самым теневым из всех, поскольку был и самым одиозным.

Савельев вспомнил, как он разговаривал с Гладышевым сразу после возвращения команды из Турции. Футболист попросил о встрече, Савельев ссылался на дела и все говорил, что потом, но Гладышев настаивал, и президент скрепя сердце согласился. Тогда Гладышев вошел в кабинет и с кривой улыбкой проинформировал его:

— Алексей Алексеевич, поскольку у меня контракт закончился, а на меня вышли французы, я пришел попрощаться.

Савельев чуть было не лишился дара речи, но только в первый момент. Он быстро овладел собой и, насмешливо глядя на форварда, заметил:

— У тебя вообще-то контракт еще на год, насколько я знаю…

Гладышев опустил голову и пробурчал:

— Да в январе закончился. Я еще тогда с вами поговорить хотел, а вам все некогда. Думал, может, предложите продлить…

Разумеется, Савельев предложил бы продлить. Но он был уверен, что до истечения срока еще целый год.

— Какие французы на тебя вышли? — небрежно спросил он.

— Клуб из Бургундии. «Дижон».

— Так это ж второй дивизион, — презрительно скривил губы Савельев. — А то и третий. Они, по-моему, там на вылете стоят. Ты что, всерьез туда собираешься?

— Предлагают нормальные деньги, — пожал плечами Роман. — По нашим меркам, — с намеком ответил он.

— Ну ты, во-первых, можешь уйти и в «Лион», и в «Монако» — почему бы нет? — продолжал увещевать Савельев. — Но только не отсюда. Тебе нужно поиграть здесь, через год я тебе подыщу московский клуб, уйдешь туда, а оттуда во Францию. Тогда и деньги будут уже другие. А «Дижон» — это несерьезно. Просто несерьезно, — повторил президент клуба и скептически развел руками, мол, тут все ясно, о чем еще говорить. — Так что иди, тренируйся, насчет контракта подойдешь через пару дней. Продлим на тех же условиях. Нет проблем.

Он уверенным взглядом смотрел на Гладышева, словно гипнотизируя его и надеясь, что футболист сломается перед его убедительным тоном. Но Гладышев, выдержав паузу, сказал убийственную фразу:

— Я контракт с французами подписал, Алексей Алексеевич.

У Савельева екнуло внутри. Это означало полный конец. Но оставалась еще надежда, что Гладышев что-то перепутал. Нет, такого просто не может быть!

На ватных ногах Савельев поднялся, подошел к сейфу, долго копался в бумагах, стараясь скрыть свое волнение, и наконец выудил этот злополучный контракт. И прочитал в нем свой приговор. Ошибки не было, контракт Романа уже истек.

Выдержав паузу, Савельев повернулся и пожал плечами.

— Ну что ж, езжай, — спокойно сказал он. — Только обратно мы тебя не возьмем. О Москве тоже можешь забыть. Из «Дижона» и подобных ему клубов путь только в швейцарский, австрийский чемпионаты. Может, в бельгийский. Ну, в общем, одно и то же. Причем речь идет не о высшей лиге, как ты понимаешь.

— Посмотрим, Алексей Алексеевич, — беззлобно улыбнулся Роман.

— Езжай! — небрежно махнул рукой Савельев и сделал вид, что внимательно просматривает какие-то документы, показывая тем самым, что разговор окончен.

— До свидания. — Гладышев поднялся с места и двинулся к двери.

— Пока! — не поднимая головы, бросил Савельев.

После этого они не виделись. А Савельев на следующий день устроил беспрецедентную взбучку всему коллективу клуба. Попало всем, начиная с исполняющего обязанности главного тренера и заканчивая только что принятыми журналистами. Даже безобидный доктор Попов получил нагоняй за то, что у одного из Ревуцких якобы долго не заживает колено. А сам Савельев, запершись в кабинете, впервые в жизни глотал корвалол. Даже когда у него передохли все свиньи, он не был в таком отчаянии…

— …Свиньи! — припомнив все это, вдруг выкрикнул Алексей Алексеевич и стукнул кулаком по столу. — Все свиньи! А Челидзе — главная свинья!

Он был зол еще и потому, что предстояла встреча с Малаевым, встреча, которые он в принципе не любил. Он не любил общаться с Малаевым и даже где-то побаивался этого человека. Однако на сей раз все прошло на удивление быстро и довольно спокойно. Малаев говорил мало, он просто выслушал Савельева, который поведал обо всех последних событиях, естественно, делая упор на историю с Гладышевым. Малаев, по-прежнему нахмурившись, молчал, и под занавес беседы Алексей Алексеевич высказал ему свою, очередную версию событий. Малаев покивал, потом встал и, быстро попрощавшись, вышел из кабинета.