Глава 14
Мы остались одни. Я прислушивалась к тому, как щелкают засовы в коридоре подвала. Сколько там дверей, наверное, не сосчитать. Как в Версале…
— Что будем делать? — спросила Галина. — Нас заперли надежно.
— Вы поразительно догадливы, девушка, — произнесла я, прохаживаясь по комнате. — Нас заперли очень надежно, со знанием дела. Этот подвал хранит много криминальных тайн. Бьюсь об заклад, здесь умерло немало разных людей. И хороших, и плохих. У ребят почерк один — нож в шею и в цемент. На дне Волги камней много — одним больше, одним меньше. Я тебя не сильно напугала?
Под звуки собственного голоса я потихоньку действовала. Сняла левый ботинок, достала отмычки и попыталась открыть внутренний замок. Замок открылся, а дверь не поддалась.
Галина сидела сама не своя.
— Если честно, напугала.
— Ничего, — сказала я. — Привыкнешь. Знаешь, как в Российской армии делают обкатку молодых солдат? Сажают их в окоп, а сверху проходит танк. Или БМП…
— Что это такое — БМП?
— Боевая машина пехоты. Для солдат этот аттракцион безопасен, горстка-другая пыли сыпанет за воротник — и все. Вопрос в психологии. Не всякий выдерживает такую психологическую нагрузку. Зато потом, когда все позади, солдат приобретает опыт: если танк прокатится над тобой, то это не значит, что он тебя придавит своей массой. С того момента ему будет не страшно. Вот так и ты, Галина: когда пропустишь через себя, что не так страшно, когда бандиты запирают тебя в подвале, то и жить станет легче.
Я прошлась по комнате и обратила внимание, что бетонный пол имел неравномерный цвет. Несколько кусков выглядели так, будто их заливали раствором в разное время.
— Что высматриваешь?
— Клянусь тетей Милой, что под полом лежат несколько трупов.
Галина позеленела.
— О чем ты говоришь! Не может быть!
— Хорошо, если не может. Этот подвал надо хорошо проверить. Может быть, и нас с тобой хотят захоронить прямо здесь, не вывозя на природу? Очень удобно, экономишь силы и время.
— Не говори таких ужасных вещей. Я не выдержу!
— Я же пошутила. Ладно, молчу. Не волнуйся, так просто мы не сдадимся, еще постоим за себя. Расскажи о себе, пока есть время. Я же ничего о тебе не знаю, кроме того, что у тебя есть трехкомнатная квартира, был муж и пропали деньги.
— Что рассказывать-то? Родилась, училась, вышла замуж. Обычная женская судьба. Мать работала в одном РСУ, была прорабом на строительстве домов для своей же организации. Пошла на эту дурацкую работу только для того, чтобы получить приличную квартиру.
А получила однокомнатную. Сначала-то родители заняли двухкомнатную квартиру, как договаривались с начальством. Но потом администрация пошла на попятную: мол, перейдите в меньшую временно, а потом, когда будет сдаваться еще один дом, получите сразу трехкомнатную. Мать поверила. И оказалось, что мы застряли в той конуре на долгие годы. Нет ничего более постоянного, чем временное. Завяжешь забор на веревочку, и он простоит так двести лет.
Когда мне было шесть лет, я сказала матери, что хочу учиться играть на фортепиано. Мать согласилась, но, когда измерила ширину стен, оказалось, что пианино некуда ставить. Пришлось согласиться на аккордеон, потому что он не занимал много места. Я училась даже не в школе, а частным образом, потому что музыкальных школ в округе не было, а водить меня в центр города было некому. Я проучилась четыре года и бросила. Аккордеон — не фортепиано, мне он так и не приглянулся.
В школе мои отношения с одноклассниками не сложились. Я была гордой, а этого никто не любил. И стихи читала лучше всех в школе. Выразительно, красиво. Раз в четверть постоянно устраивалась групповая драка, которую провоцировала моя подруга по классу. Вроде бы дружили, все хорошо, а потом ей как будто вожжа под хвост попадала, прямо как у Зощенко. Принималась избивать меня, уводя за школу и собирая вокруг и мальчишек, и девчонок. Это случалось с постоянной регулярностью. После очередного избиения наступало затишье, шло время, а потом я гадала, когда снова наступит этот кошмар.
Я с радостью ушла из школы по окончании десяти классов и ни разу не приходила на вечер встречи выпускников. Ни разу… Многие умиляются — школьные годы чудесные, особенно учителя… Так говорят те, которые всей правды не знают. А я скажу так: если театр начинается с вешалки, то школа начинается с туалетов. Стоит вычистить школьные туалеты от мрази, которая там ошивается, и в школе будет совсем другая жизнь. Но никто не желает об этом задумываться.
После школы я поступила на театральный факультет. Училась с удовольствием, даже не замечала, что учеба занимает почти все мое время. Особенно нравилось актерское мастерство. С однокурсниками мы мечтали о создании своего театра. Особенного, непохожего на другие. Театра музыкального, чтобы в репертуаре были постановки для детей. Но потом наступил пятый курс, дипломный спектакль, трудоустройство по культурным организациям города.
Говорят, что жизненные невзгоды порождают творческие способности. Неужели для этого надо, чтобы отец пил и избивал семью, чтобы одноклассники превратили тебя в изгоя, чтобы некому было поплакаться на судьбу, кроме белых и черных клавиш? Судьба постоянно посылает мне испытания, и они порядком надоели. Я уже не верю, что может наступить момент, когда я заживу тихой, спокойной жизнью, заведу детишек, буду заботиться о надежном муже. Ты первая, кто слушает мою исповедь. И, наверное, последняя. Потому что неизвестно, останемся ли мы живы сегодня.
— Спасибо, Галя, — сказала я. — Во-первых, теперь я знаю о тебе многое. А во-вторых, пока ты говорила, у меня родились кое-какие мысли. Вставай-ка со скамейки, посмотрим, что можно сделать в нынешних условиях.
Галина нехотя поднялась со скамьи.
— Берем скамейку, — скомандовала я, ухватилась за одну сторону толстенной, как слоеный пирог, доски и приподняла ее кверху.
— А мне что делать? — спросила Галина.
— Хватай скамью с другой стороны, рядом.
— Схватила.
— Про таран читала?
— Еще бы.
— Вот сейчас мы с тобой будем таранить дверь. Отходим назад и, резвым шагом двигаясь вперед, бьем по двери. Поняла?
Галина утвердительно кивнула.
— Отлично. Начинаем!
Мы как следует ударили по двери, но та даже не дрогнула.
— Не получилось, — разочарованно произнесла Галина.
— Пробуем еще раз. Никогда не сдавайся и всегда улыбайся, даже если ты тонешь посередине реки. Нужно только поверить, что он близко, твой берег. «Сильным взмахом руками сам себе помоги», — напела я.
— Что это за песня?
— Мюзикл «Гензель и Гретель». Для детей. Песни закончились, пора работать.
Мы ударили по двери еще раз. Потом еще и еще. Выбили кучу пыли, опилок, но не свободу.
— Она железная, что ли? — в сердцах выкрикнула Галина.
— Да нет, обыкновенная, деревянная. Вернее, не обыкновенная, а в пять слоев досок. Чтобы воры не забрались. Наверное, в сороковых годах делали, в разгул бандитизма.
Мы бросили скамейку на пол, все равно без толку мучимся.
Я подошла к заложенному кирпичами окошку. Мало того, что кладка мешала проникновению воздуха в помещение, так еще решетки из толстой арматуры были приварены изнутри.
Камера смерти, не иначе.
Я попробовала потрясти решетку руками. Да, приварено крепко. Интересно, бандюги сами варили или специально приглашали сварщиков, которых потом убили? Шучу. Сама заметила, что мои шутки в последнее время приобрели оттенок черного цвета. Как говорится в Писании о диалектике? Бытие определяет сознание.
— Давай-ка попробуем тем же образом выломать решетки.
Мы снова вооружились нашим импровизированным тараном и лупили им что было сил. Но в результате только запыхались.
— Крепкие, — произнесла Галина.
— И не говори, — вздохнула я. — Попробовать, что ли, выломать кирпичи? Так доска не пройдет сквозь решетку.
— Никакого стандарта! — возмутилась моя клиентка. — Как можно так строить помещения?
— В нашей стране все можно, — констатировала я.
— А не использовать ли для чего-нибудь паяльную лампу? — спросила Галина. — Эти придурки забыли ее здесь.
— Не стоит портить вещь, — возразила я. — Тем более что паяльной лампой греют и палят, а не крушат стены.
— Вот мы и отомстим этим козлам, — продолжала девушка. — Сломаем им паяльную лампу.
— Не надо.
Галина по моему примеру тоже прошлась вдоль стен, будто хотела что-то выяснить о секретах постройки. Мотаясь по помещению, она задела ногой металлический совок, прислоненный к стене. Тот упал и загремел, словно падающий с моста поезд.
— Тихо! — воскликнула я. — Чего шумишь?
— Наставили тут совков… Ни пройти, ни проехать.
— Ты здесь ездить собралась? Кончай шутки и не мельтеши.
— Холодно, — вдруг поежилась она. — Тянет, как из проруби.
— Не поняла, — сказала я. — Откуда тянет?
— Здесь находится вытяжка. — Галина указала на квадратное отверстие в потолке.
Я подошла ближе и посмотрела.
— В него только кошка пролезет. К тому же внутри наверняка изгибы и колена, так что и кошка сломает себе позвоночник.
Я подняла руку, приблизив ее к отверстию.
— Тянет? — спросила Галина.
— Еще как тянет. Если будет пожар, то весь дым вытянет за одну секунду.
И тут одна неясная мысль стала тревожить мои мозги. Я на время превратилась в мумию.
— Что-то случилось? — спросила Галина.
— Есть идея, — осторожно проговорила я.
— Стоящая?
— Пока не знаю. Послушай, а если нам паяльной лампой спалить дверь? Или хотя бы выжечь дыру и открыть засов снаружи. У тебя спички есть?
— Конечно, нет. Я же не курю.
— Извини, забыла.
Я взяла паяльную лампу в руки. Хорошая вещь в руках того, кто умеет ею пользоваться. Взять и подпалить морды бандюгам, которые засадили нас сюда. Красноносому сделать нос еще краснее, косматому спалить брови, чтобы не пугал народ, и длинный подбородок сделать покороче. А вот дяде Вове я с удовольствием подожгла бы кое-что другое.
— О чем думаешь? — спросила Галина.
— Без спичек не получится. Надо что-то придумать.
— Думай не думай, без спичек не обойтись. Или без зажигалки.
— Ни того ни другого у нас нет.
Я приоткрыла заслонку лампы. Послышался шипящий звук — из отверстия стали вырываться крошечные брызги. Взять бы сейчас и поджечь. Только нечем.
— Пустое дело, — сказала Галина. — Даже не думай об этом.
Я подняла голову кверху.
— Лампочка, — произнесла я.
— Что — лампочка?
— Если два проводка закоротить, возникнет искра, которая подожжет паяльную лампу.
— Давай попробуем! — воодушевилась моя клиентка. — Подставим лампу и соединим два проводка.
— С ума сошла! — сказала я. — Мы таким образом в лучшем случае сожжем друг другу руки. Надо действовать по-другому.
— Как?
— Сначала попробовать поджечь какую-нибудь щепочку. И только потом попытаться зажечь лампу. Собирай с пола стружки.
— Каким образом? В ладошку?
— Где совок, которым ты играла в футбол?
— Точно! — обрадовалась Галина.
Она набрала стружек, а я отыскала в углу кусок темно-желтой ваты.
— Вот так будет лучше, — сказала я.
— Зачем вата?
— Стружки от электрической искры не зажгутся, зря будем стараться. Сначала попробуем поджечь вату, смочим ее бензином для верности.
— Послушай, где ты научилась таким штучкам? В кино видела?
— В кино. Под названием жизнь. Я бывшая разведчица и не только с паяльными лампами обращаться обучена.
Мы пододвинули верстак под самую лампу и взгромоздились на него.
— Держи совок, а я вырву патрон. Учти, сейчас будет темно, так что не пугайся.
— Как же мы в темноте проделаем то, что задумали? — забеспокоилась Галина.
— У тебя есть предложение получше? Когда разожжем костер, будет немного светлее.
— Уговорила.
— Вот и хорошо. А теперь отклонись чуть назад.
Девушка так и сделала, а я крепко ухватилась за патрон.
— Может быть сначала выкрутить лампочку? — предложила Галина.
— Она горячая. Я собираюсь решить эту проблему сразу одним рывком.
— Тогда желаю удачи.
Я рванула патрон что было сил.
Свет погас. В моих руках было все, что осталось от освещения комнаты.
Хорошо, что мы заставили бандюг оставить нам свет в помещении. Иначе что бы мы сейчас делали? Да ничего, пытались бы прогрызть дыру в двери зубами или проскрести ее ногтями. А лично мои ногти не приспособлены для того, чтобы крушить дверные проемы.
— Теперь, по моим подсчетам, — произнесла я, — под потолком торчат два проводка с оголенными концами. Если мы заставим эти кончики встретиться друг с другом, то в пространстве пробежит маленькая искорка. И теперь только остается молить бога, чтобы ее хватило на то, чтобы зажечь наш крошечный костер.
Патрон с лампочкой я отшвырнула в сторону. Резкий хлопок свидетельствовал о том, что лампочка приказала долго жить.
— Жалко лампу, — досадливо протянула Галина.
— Провода у меня в руках, подними повыше совок с горючими материалами, — сказала я, не обращая внимания на ее нытье.
— Подняла.
— Еще выше, чтобы я почувствовала.
— Так хорошо?
— Сгодится.
Я воткнула кончик одного провода прямо в кусок ваты.
— Тебя током не ударит?
— Пока держусь за изолированный конец, нет.
— И не страшно?
— Конечно, страшно.
Я попыталась чиркнуть кончиком одного провода о другой.
Не получилось. Проклятая темнота!
Еще одна попытка.
И снова промах.
— Женя, я уже устала держать совок, — послышался жалобный голос.
— Потерпи немного. У меня пока не получается.
Наконец мне удалось соединить два конца.
— Искорка! — воскликнула Галина.
— Ты тоже заметила?
— В темноте ее хорошо видно.
Искорка искоркой, но воспламенения не получилось. Слишком слабая искорка.
Тогда я поступила по-другому. Вновь соединила концы, но очень слабо, чтобы контакт был неполным. Провод начал искрить, и даже послышалось что-то вроде шороха.
— Ну же… ну… — нетерпеливо бормотала я.
И вдруг!
Кусок ваты воспламенился, постепенно зажглись стружки, добавляя освещения. Теперь я даже смогла разглядеть лицо Галины, сопевшей рядом со мной.
— Спускаемся вниз? — спросила моя клиентка.
— Только очень осторожно! Смотри не смахни содержимое совка на пол!
— Буду стараться.
Совок с горящим мусором мы водрузили на верстак. Пришлось добавить еще стружек, чтобы огонь не погас, так быстро сгорали деревянные колечки.
— Берем паяльную лампу.
Я открыла заслонку и поднесла лампу к огоньку.
Раздался гул, словно летел реактивный самолет, и желто-синяя струя огня осветила подвальное помещение.
— Получилось! — обрадовалась Галина. — Молодец, Женя!
— Погоди радоваться, — сказала я. — Главное, чтобы хватило бензина на всю нашу операцию.
Я подошла к двери и стала палить ее.
— Пожар не случится? — забеспокоилась моя клиентка.
— Ты думаешь, это хуже, чем умирать в цементном растворе?
Пожара не случилось. Дерево было старым, несколько десятков лет провело в подвале. Я просто стояла и обдавала его огнем. Дверь потрескивала и постепенно разрушалась. Один слой досок мы раздолбили совком, затем принялись за другой. Пахло горелым, дымило вовсю. Мы задыхались, но продолжали работу.
Наконец я выжгла порядочный кусок. Галина продолбила отверстие наружу, и вот появилось хоть какое-то, но сообщение между «внутренним миром» подвального помещения и «внешним миром» коридора.
Стараясь не обжечь руку о черные дымящиеся доски, я просунула ее наружу и нащупала массивный металлический засов. Одно движение руки, и дверь открылась. Ура, свобода!
— Классно! — восхитилась Галина. — Выходим наружу?
— Если получится. Но боюсь, на этом наше приключение не закончится.
Я была права. Внешняя дверь была металлической и, самое интересное, закрывалась только задвижкой. Огромной, как рельс. Не повезло, черт. Очевидно, дверь делали по специальному заказу.
— Какой кошмар! — простонала моя клиентка.
— Возвращаемся обратно.
В коридор вели несколько дверей из нескольких комнат. Я принялась по очереди вскрывать каждую из них. Открыв третью по счету дверь, мы увидели что-то вроде бендежки с телефоном, а на стене, прямо напротив входа, рубильник, отключавший свет во всем подвале. Я немного поэкспериментировала с ним. Пару раз включила и выключила. И вдруг рукоятка осталась у меня в руках. Что за дьявол? На соплях сделано, рукоятка не закреплена как следует. Я вставила ее обратно в паз и больше не трогала.
В комнате, куда мы попали, окно не было заложено кирпичом, но неизменная решетка преграждала выход наружу. Дверь в бендежку закрывалась изнутри на массивный металлический засов. В случае чего можно будет воспользоваться.
Первым делом я подошла к телефону.
— Кому ты звонишь? — спросила Галина.
— К тебе домой.
— Ко мне?
— Ты забыла, что Николай Симонов живет в твоей квартире?
Я набрала номер. С минуту никто не подходил к аппарату, я уже было отчаялась и хотела положить трубку, как вдруг услышала голос Николая.
— Алло?
— Николай? Это Евгения!
— Только что ступил на порог. Слышу — телефон звонит.
— Николай, слушай, нужна помощь всей тарасовской милиции, вместе взятой.
— Что случилось?
— Нас с Галиной взяли в заложники. Сидим в подвале на углу Новокузнецкой и Разина, — доложила я, вертя в руке найденный на столе спичечный коробок, которого нам так не хватало для паяльной лампы.
— Кто? Неужели тот самый хмырь, который сегодня наведывался на квартиру?
— Он самый. Но не один. С ним еще трое. Все вооружены. По крайней мере, один ствол я видела собственными глазами. И вот еще что: сейчас скажу два адреса, так учти — бандиты уже вполне могли успеть туда наведаться. Как бы не случилось беды…
— Записываю.
Я продиктовала адреса Игоря Сизанова и Владимира Чернышева.
— Мы будем у вас, постараемся приехать как можно быстрее, — заверил Симонов.
— Ждем!
Я положила трубку.
— Сколько времени нам еще здесь торчать? — спросила Галина.
— Не знаю. До приезда милиции.
— А вдруг бандиты вернутся?
— Вряд ли они вернутся рано, если заняты поиском десяти тысяч долларов.
Однако обстоятельства были против нас. Мы услышали звук отпираемого замка. Бандиты вернулись гораздо раньше, чем мы их ждали.
