Глава 8
Практически весь следующий день был посвящен подготовке к передаче денег. С самого утра я все тщательно обдумывала, взвешивала, но принять окончательное решение не могла. То мне не нравилась улица, то время. Улицы казались то чересчур людными, то, наоборот, слишком пустынными. Время выбрать тоже представлялось довольно проблематичным. Слишком рано – много народу, а значит, свидетелей вокруг. Слишком поздно – тоже нехорошо, я рискую быть схваченной людьми Епифанцева. И где же все-таки лучше получить с него деньги? Так, в раздумьях и прикидках, прошел почти весь день. Близился вечер. Все, время поджимает, пора звонить Епифанцеву. Я набрала его номер на сотовом.
– Игорь Дмитриевич?
– Да, это я.
Он говорил коротко, отрывисто и очень недовольным тоном. Но я его вполне понимала. Представляю, каково ему сейчас. Узнал, что жена ему изменяет, причем увидел это во всех подробностях – это раз. Деньги требуют за неразглашение – это два. Любому в такой ситуации пришлось бы несладко. А я чего ожидала? Что Епифанцев с криком «ура» кинется к своему сейфу за деньгами? Хорошо, если меня не схватят его люди там же на месте и… Нет, об этом думать не будем. Сделаем так: сама за деньгами я не пойду. Это очень опасно. Кто знает, что от этого злодея можно ожидать? Пожалуй, надо сделать так, чтобы деньги забрал кто-то другой. Не я. И не дед. Неужели снова придется обращаться к Васе с Люсей?
– Вы деньги приготовили?
– Да!
– Сюрпризов не будет?
– С моей стороны – нет.
– Городской парк, аллея каштанов. Девятнадцать ноль-ноль.
Я отключилась. В пятьдесят девятый раз задала себе вопрос: все ли я предусмотрела, все ли взвесила, правильно ли наметила план отступления?
А теперь – в парк. Вот сейчас и посмотрим, все ли я просчитала правильно.
* * *
По городскому парку шел человек с пакетом в руке. Он шел неторопливо, часто оглядывался по сторонам. Одет он был в хороший летний костюм и кожаные сандалии. Мужчина дошел до аллеи каштанов, зашагал по ней, продолжая оглядываться. Вокруг были люди, много людей. Все они гуляли по парку с детьми или парами. Некоторые сидели на лавочках в тени деревьев, ели мороженое, пили холодные напитки.
Мужчина продолжал идти и оглядываться, но ничего подозрительного вокруг не было.
Вдруг откуда ни возьмись – мальчик-подросток лет двенадцати на велосипеде. Он ехал по аллее каштанов и выделывал всякие трюки: то отпускал руль и катался «без рук», то пролетал мимо прохожих на невозможно близком расстоянии, демонстрируя высший пилотаж и мастерство.
Проезжая мимо человека в хорошем летнем костюме, подросток внезапно нагнулся, выхватил пакет из рук мужчины и, быстро закрутив педалями, в мгновение ока скрылся за кустами и деревьями парка. Мужчина побежал было за ним, но вскоре понял, что это бесполезно и остановился, в сердцах топнув ногой и грязно выругавшись…
Я наблюдала за этим из другой аллеи, идущей параллельно. Потом свернула на боковую дорожку и быстро пошла на другой конец парка к киоску с мороженым. Там меня уже ждал мальчик на велосипеде с пакетом под мышкой.
– Молодец! Давай, – я протянула руку.
– А деньги? Тетенька, вы сначала деньги дайте, вы обещали!..
Я достала из кармана две сотки и протянула пацану. Тот взял деньги и встал в очередь к киоску, должно быть, намереваясь побаловать себя мороженым, а я положила пакет в свою сумку и быстро пошла к северному выходу из парка, где на стоянке меня ждал мой верный друг «Мини Купер».
Только отъехав пару кварталов от парка, я остановилась у обочины, огляделась по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, достала из сумочки пакет. В нем был газетный сверток. Я развернула его. Деньги. Пачки, перевязанные канцелярскими разноцветными резинками. Я взяла одну банкноту и посмотрела на свет. Хм, настоящая! Прикинула количество… Вроде бы столько, сколько я требовала. Неужели получилось?! Тогда – быстрее к Ремезовым.
Гульнара открыла мне и отступила в прихожую:
– Здравствуйте! Проходите, Полина. Только Игната пока дома нет. Он еще на работе.
Мы сели в комнате на диван.
– Как он?
– Ищет новый объект… Хорошо, что он – в делах, хоть отвлекается…
– Гульнара, я принесла вам деньги.
– Что? Какие деньги?
Девушка смотрела на меня удивленно. Я положила на журнальный столик пакет. В это время раздался звонок в дверь.
– Это Игнат!.. Я сейчас…
Она убежала открывать вернувшемуся с работы мужу.
– Игнат, у нас Полина, она принесла какие-то деньги… – услышала я ее удивленный шепот.
Ремезов зашел в комнату и поздоровался со мной.
– Что это за деньги, Полина?
– Это вам от Епифанцева. Здесь пятьсот тысяч. Я понимаю, это, конечно, только четверть того, что он вам должен, но я постараюсь вытянуть с него и остальные.
Игнат с Гульнарой смотрели на меня удивленно.
– От Епифанцева? Вы хотите сказать, что он сам отдал вам эти деньги?
– Можно сказать и так.
– Только не говорите мне, что в нем проснулась совесть, не поверю.
– Правильно сделаете. Совесть господина Епифанцева, если таковая вообще имеется, спит мертвым сном. Пришлось применить хитрость.
Я коротко рассказала Ремезовым о том, как выманивала деньги у их врага. Они слушали меня, буквально открыв рты. Вдруг до Игната дошло… Он вскочил и взволнованно заговорил, шагая по комнате:
– Так ведь это… Я же могу начать… Гуля, я могу купить… Я могу оплатить аренду, снова позвать ребят… А еще мне предлагают новый изоляционный материал! Я могу взять немного на пробу…
– Игнат, Игнат, тише, пожалуйста, не волнуйся так! Тебе нельзя… На, выпей валерьянки…
Гульнара взяла пузырек, стоящий на столике рядом с другими лекарствами, начала отмерять в рюмочку капли. Ее супруг взволнованно потирал руки.
– Я позову Серегу и Вадика, а еще Михалыча. Мы снова будем дружной командой!
– А они пойдут к вам? – спросила я. – У них наверняка уже другая работа.
– Ко мне – пойдут! Они всегда говорили: «Игнат, ты только держись на плову, мы с тобой работать будем с радостью! Ты не жлобишь, платишь честно. Такие начальники – просто клад!»
– Да, Полина, он такой! – поддакнула супруга. – Ребята у него хорошие, и ради них он готов пахать день и ночь. Они ведь долго ждали, пока он судился, все надеялись, что дело выгорит, и они опять будут работать все вместе, как прежде.
– Полина, – вдруг спохватился Игнат, – а сколько мы вам должны из этих денег?
– Я покупала камеру, «прослушку», тратилась на бензин, запись дисков, помощникам пришлось кое-что подкинуть… В общем, десяти тысяч будет вполне достаточно да еще останется на продолжение моего плана по выкачиванию денег с Епифанцева.
– Как?! Всего десять? Я думал вы попросите… ну, хотя бы тысяч пятьдесят…
– Нет, пока я укладываюсь в эту сумму. Потом, когда он вернет еще…
– Вы что же, хотите вытащить с него еще денег? Думаете, заплатит?
– Во всяком случае, я постараюсь.
Игнат удивленно вскинул брови, но ничего мне не сказал. Он пожал плечами и быстро отсчитал мне десять тысяч.
– Ну, раз такое дело… Полина, оставайтесь с нами на ужин!
– Да, Полина, вы не представляете, что вы для нас сделали! Поэтому просим хотя бы отужинать с нами…
Я встала с дивана.
– Нет, ребята. Конечно, спасибо за приглашение, но у меня еще дела. В другой раз…
Я направилась к выходу. Супруги шли за мной и по дороге продолжали уговаривать остаться. Но я была неумолима. Мне почему-то сейчас очень захотелось побыть одной.
Дома, порадовавшись тому, что Ариша отсутствует, я поднялась в свою комнату и взяла в руки саксофон. В связи с последними событиями я давно не прикасалась к нему. Я начала импровизировать. Моя мелодия была грустной. Она то плакала, то будто звала кого-то. Поднималась высоко и нежно разливалась в вышине, потом резко падала и бежала по долине быстрым ручейком. Если бы Ариша слышал меня сейчас, он обязательно выразил бы недовольство. Я сама удивлялась, какой винегрет творился у меня в душе. Казалось бы, я сделала хорошее дело: вернула человеку часть его денег, но почему тогда мне так муторно? У меня вообще такое ощущение, что я что-то упускаю или делаю очень мало, мизерно мало по сравнению с тем, что могла бы…
Неожиданно в комнату заглянул Ариша.
– Полетт, ты решила довести меня до инфаркта?
Я перестала играть и вопросительно уставилась на деда. Когда это он успел вернуться домой?
– Что это за «плач одинокого путника»? Что за пессимизм и упадническое настроение? Ты – молодая здоровая девушка, должна быть оптимистичной и веселой! И твоя мелодия должна быть такой же. В ней должен слышаться задор и радость жизни. А ты не играешь, ты просто воешь…
– Разве выходит так плохо? Ариша, у меня было немного грустное настроение, переходящее в…
– Ничего себе «немного грустное»! Просто тоскливое! У тебя что-то случилось?
Я рассказала деду, как «выбила» из Епифанцева полмиллиона, как обрадовались этому в доме Ремезовых, когда я передала им деньги.
– Они обрадовались, а ты грустишь?! Полетт, почему? Тебе что, Епифанцева жалко?
– Дедуль, я не знаю. Честное слово, не знаю.
– Замуж тебе надо, – сделал заключение дед, – тогда и грустить будет некогда. Вот Ремезов и его жена – смотри, какая замечательная семья, как хорошо, как дружно они живут! Осмелюсь сделать предположение, что они счастливы…
– Дед, а ты? Тебе брак принес счастье?
Ариша посмотрел на меня с укором. Конечно, я знала ответ на этот вопрос, просто не любила, когда дед начинал доставать меня нотациями на тему замужества. Дед считал своим долгом время от времени напоминать мне о необходимости в мои двадцать девять иметь семью. Я этого мнения не разделяла и оборонялась всеми доступными мне способами. В данном случае я напомнила деду о его собственном горьком опыте. Он сам прожил в браке недолго, всего несколько лет. Его жена умерла от онкологического заболевания. Теща не преминула обвинить «любимого зятя» в том, что именно он довел жену до тяжелой болезни своим разгульным образом жизни, забрала у него сына, своего внука, и воспитывала его до совершеннолетия. И лишь уход моей бабушки в «лучший» мир позволил отцу и сыну воссоединиться вновь.
Аристарх Владиленович сначала был счастлив до безумия, но, видно, такова его судьба: ему вновь пришлось пережить боль утраты, потеряв впоследствии сына со снохой, оставшись на старости лет с четырнадцатилетней внучкой, то есть со мной…
– Полетт, это нечестно! Ты прекрасно знаешь, ма шер, что я очень любил твою бабушку, что она была незаурядной личностью и, если бы не ее болезнь…
В это время раздался звонок в дверь.
– Вот! – с укором сказал Ариша. – Ты всегда умудряешься уйти от серьезного разговора!..
Он стал спускаться на первый этаж в прихожую, чтобы открыть гостю, а я убрала саксофон на место и вышла из комнаты, намереваясь пойти в ванную помыть руки перед ужином.
– …Здравствуйте! Я к Полине… – услышала я внизу знакомый голос.
– Догадываюсь, что не ко мне, – проворчал Ариша, но это легкое недовольство было напускным. Я подозреваю, что дед был очень даже доволен визитом молодого человека ко мне, просто его натура не позволяла ему демонстрировать окружающим его внутреннее состояние. «Учитесь властвовать собою», – сказал когда-то Александр Сергеевич Пушкин, и Аристарх Владиленович Казаков был с ним абсолютно согласен.
Гостем оказался Антон Ярцев. Он поднялся в мою комнату и плюхнулся в кресло, закинув ногу на ногу.
– Как у тебя дела? Какие вести с полей?
От Антона у меня практически не было секретов. Я рассказала, как выманила у Епифанцева полмиллиона наших родных деревянных рублей.
– Ого! Это круто! Ну, ты молодец!
– Смотри не перехвали меня, а то зазнаюсь – здороваться перестану…
– Думаю, тебе это не грозит. Итак, начало положено!.. А я эти дни тоже не на пляже загорал. Встретился с несколькими рабочими, которые когда-то трудились в цеху Епифанцева, поговорил с ними и обнаружил кое-что интересное.
Я придвинулась ближе к Ярцеву, всем своим видом давая понять, что слушаю его очень внимательно.
– Все эти рабочие – не из города.
– А откуда же?
– Они рассказали, что живут в деревне Веселовка, что неподалеку от Горовска. Это туда дальше, за колбасным цехом, по Баскаковскому тракту. Так вот, оказывается, практически все епифанцевские рабочие – из этой деревни. Когда цех открылся и приехали нанимать их на работу, они сначала обрадовались, так как их колхоз давно развалился, все сидели без работы, кормились со своих огородов и надеялись с помощью колбасного цеха поправить свои финансовые дела. Все дружно записались к Епифанцеву. Каждое утро за рабочими приезжал автобус, и всех везли в цех на работу. Вечером отвозили обратно в деревню домой и забирали вторую смену.
– Так люди в цеху что, в две смены работают?
– В три! Дорогое оборудование ведь не должно простаивать, оно должно приносить прибыль. А люди – не железные. Те, кто не справляется, уходят, а на их место приходят другие, из которых тоже выжимают все, что можно…
– Да… Но ты говорил, что рабочие эти – бывшие. Почему они уволились?
– Точнее было бы сказать: их уволили. Епифанцев, несмотря на обещание платить хорошую зарплату и вовремя, слово свое не сдержал. Люди у него получают очень мало, работают тяжело, почти без выходных, и при этом зарплату им задерживают на два месяца.
– Они куда-нибудь жаловались?
– Да. Вот с теми, кто жаловался, я и разговаривал. Теперь это – бывшие работники.
– Значит, их уволили за жалобу?
– Причем тут же! А на их место взяли других и объяснили, почему уволили тех.
– Я так понимаю, что новые жаловаться уже никуда не побежали.
– Правильно понимаешь.
– Антон, у тебя эти интервью тоже записаны на диктофон?
– Разумеется.
– А Епифанцев не боится, что когда-нибудь ему придется уволить всю деревню?
– Не боится. Он без рабочих не останется. Туда дальше по тракту есть еще деревня Рогачевка, а в той люди закончатся – дальше деревня Хмелевка. Деревень в России много, как и безработных людей. Так что Епифанцев может спать спокойно.
– И вести себя нагло. Потому что самый дешевый товар на рынке – это труд таких вот работяг… Будешь писать об этом статью?
– Буду.
– Антон, а ты не боишься? Епифанцев может тебя… ну, не знаю… заказать.
– Меня уже заказывали. Как видишь, жив остался.
– Ну, все равно, Антон, будь осторожен!.. И потом, ты столько работаешь! Не успел сдать одну статью, как тут же берешься за другую!
– Я же чернорабочий умственного труда. На добытых мною фактах строится все здание статьи… А из статей складывается газета… Это редакторы, сидя в теплых уютных кабинетах за компьютерами, с чашками кофе на столе исправляют нарытое мной, наработанное потом и кровью… Слушай, – Антон резко переменил тему, – как этот Епифанцев хорошо устроился, а? Рабочим платит мало, зарплату задерживает, за озеленение, пруд и тому подобное не платит совсем или платит частично… Что так не жить, на халяву-то! Широко развернулся. Вошел во вкус. Уволенным рабочим расчет тоже не отдает. В кассе им говорят: денег нет, приходите недели через две. Те приходят, им опять: денег нет, приходите недели через три… И так до тех пор, пока человек не махнет рукой и не бросит ездить в этот чертов колбасный цех. Мне потихоньку шепнули в кассе, что это негласное распоряжение Игоря Дмитриевича: не отдавать уволенным деньги до последнего…
Мы посидели с Антоном еще некоторое время, поговорили. Я предложила ему чаю, но он отказался, сославшись на то, что когда много пьет в жару, потом страдает от отеков.
Уже собираясь уходить, Антон вдруг повернулся в дверях:
– Кстати, я еще что сказать-то хотел… В благородном семействе скандал. Господин Епифанцев посмотрел твою кассету вместе с супругой.
– Что ты говоришь?! Надеюсь, им понравилось?
– Еще бы!
– Я рада! Я так старалась!.. Значит, если что… пойду в кинооператоры. Или сделаю свою передачу «Брачное чтиво». Так, говоришь, что там случилось в благородном семействе?
– Мадам Епифанцева ушла красиво, шумно хлопнув дверью.
– К молодому любовнику?
– Похоже, что так. Перед этим, естественно, были бурные объяснения, сопровождающиеся не парламентскими выражениями… Супруги вылили друг на друга переполнявшие их эмоции…
– Леденящая душу история! Откуда знаешь?
– Так ведь не только своим рабочим в цехе Епифанцев платит маленькую зарплату. Его горничная, живущая в доме, работает по семь дней в неделю без выходных, праздников и премии. Драит полы и вытирает пыль по десять-одиннадцать часов в день за смешную зарплату. А ты этот домик видела? Девятьсот квадратных метров жилья!
– Ну, что ж, скромненько и со вкусом…
– Так что есть недовольные и в доме господина «колбасника», готовые за… умеренную плату поведать много интересного.
– Да, моральные принципы супругов…
– Слушай, а бывают принципы аморальные?
– Вот чего не знаю…
После ухода Ярцева я заглянула на кухню, где в гордом одиночестве Ариша пил чай.
– Дед, а ты чего сегодня так рано? Казино сгорело?
– Типун тебе…! Тьфу, тьфу, тьфу… Казино на месте, просто сегодня такие ставки… Я не рискую большими деньгами, ты же знаешь! А к Матвеичу домой не пошел: там после покера дело всегда кончается банальной пьянкой.
– А ты теперь решил стать убежденным трезвенником?
– Я?! Трезвенником?! Ма шер, я склонен расценивать это как оскорбление! Нет, конечно, до убежденного трезвенника мне далеко, просто напиваться сегодня я не расположен.
– Дед, колись: что-то случилось? Только не пытайся увиливать!
– Ну, если честно… по правде говоря…
– Сердце?
Ариша посмотрел на меня, как-то торопливо схватил картофелину и начал ее чистить.
– Дед, тебе что, заняться больше нечем?
– Я хочу на ужин картофельное пюре!
– Все понятно: значит, сердце все-таки прихватывало. Где тут у нас панацея завалялась?
Я достала аптечку из верхнего ящика стола. В ней наблюдалось полное отсутствие сердечных средств.
– Что ж, поеду в аптеку, куплю тебе корвалол или валидол, или валокордин. А лучше, и то, и другое… В общем, там видно будет.
