Глава 16

Поздно вечером я возвращалась к себе домой. У ворот я встретила соседа, пожилого мужчину, выгуливающего собаку. Мы поздоровались. Солидных размеров доберман-пинчер подбежал, обнюхал меня, узнав, добродушно рыкнул.

– Полина, а вы с дедушкой знаете, что у вас в саду живет филин?

– Кто? – Моему изумлению не было предела.

– Филин. Большой, сантиметров восемьдесят в длину. По бокам головы – белые «ушки». Я его видел вон на том дереве. Сидит, спит… Это днем было. Они же по ночам летают, добычу себе ищут.

– Нет, филина я не видела, – созналась я, – а вот по ночам кто-то очень сильно шуршал на этом дереве. Я даже окно на ночь закрывала, боялась, думала – воры.

Сосед рассмеялся.

– Так это филин и шумел. Он же ночью добычу себе высматривает, а потом уносит к себе на дерево и там обедает. А как поест, перья начинает чистить… И откуда занесло к нам это чудо? Что ему в лесу не жилось?

Мы перекинулись еще парой фраз, потом я пожелала соседу спокойной ночи и зашла в дом. Ариши, конечно же, не было: сегодня дед, должно быть, решил взять реванш за вчерашний проигрыш.

Я поднялась в свою комнату и подошла к открытому окну. Ну, и где ты, птичка? Оказывается, это ты пугала меня по ночам! Вот уж на кого бы не подумала. Но почему же я тебя днем не видела? Ты хорошо пряталась в кроне или сидела в это время на других деревьях? А может, ты и к соседям на время улетала… Во всяком случае, с сегодняшней ночи я буду спать спокойно. И окно не закрою.

Утро было просто замечательным: по небу плыли легкие облачка, день обещал быть не жарким. Солнышко ласково грело, именно грело, а не жарило. Я некоторое время полежала в постели, потягиваясь и решая извечную утреннюю проблему: вставать или поваляться еще?

Наконец я сделала над собой усилие и поднялась. Теперь – в душ.

По дороге на кухню я осторожно заглянула в комнату деда. Он мирно спал, посапывая во сне как ребенок. Все ясно: дед наверняка вчера выиграл и не преминул отметить это событие с друзьями. Что ж, пусть себе отсыпается. А я пойду готовить завтрак.

За чашечкой кофе с тостом обдумывала план сегодняшних действий. С дочерью Епифанцева я, будем считать, разобралась. Эта юная секс-христианка свое получила. Конечно, если бы мамочка получше следила за дочкой, а не предавалась любовным утехам в постели с молодым прохиндеем, возможно, дочка пошла бы по другой дороге. Ну, тут уж у каждого свой выбор. Почему-то не всех в эту секту заманили. Значит, у кого-то все-таки есть голова на плечах. Итак, дочка Епифанцева в больнице, сломанные ноги быстро не страстаются, так что у девочки будет пара месяцев поразмышлять о своем поведении и смысле жизни.

Сам Игорь Дмитриевич у нас тоже при деле – занимается разводом и дележом имущества. Это дело ответственное, не будем пока его отвлекать. Да и супруге его – бывшей – сейчас ни до чего: заново устраивает жизнь с молодым человеком и делит имущество бывшего мужа. А вот до сына Епифанцевых Виктора у меня все как-то руки не доходили. А может, пора уже им заняться? Помнится, полковник Курбатов говорил, что епифанцевский отпрыск замечен в связях, порочащих его, а точнее, со скинхедами. Не пришло ли время навестить эту организацию молодых патриотов?

Результатом моей мыслительной деятельности явилось решение сегодня же поехать к Алине и вызнать у нее, когда они собираются снова подразнить бритоголовых. Заодно и подругу проведаю.

Алина долго не подходила к телефону, и я уже было собралась положить трубку, как вдруг услышала:

– Алло?

– Алина, это Полина. Привет.

– Привет. Ты совсем пропала.

– Дела… Ты там как? Со скинхедами все еще боретесь?

– А как же! В полную мощь. Вчера вот опять на площади с плакатами стояли… А ты что новенького скажешь?

– Да вот решила к вам записаться…

– Не может быть! Созрела, значит? Ну, приезжай, оформим тебя по всем правилам.

Через час я заходила в квартиру своей подруги.

– Значит, и тебя достали? – посочувствовала Нечаева.

– Кто меня достал?

– Скинхеды эти, придурки отмороженные! Они всех уже достали. Позавчера на рынке опять потасовку устроили. Два азербайджанца торговали там зеленью. Подходят к ним два зеленых пацана, лет по четырнадцать, и давай у них всю траву на землю скидывать и топтать! Те, ясное дело, не выдержали, повскакивали с мест, схватили пацанов, хотели им уши надрать… А тут откуда ни возьмись – целая банда скинхедов, человек десять! Все с дубинками, с металлическими прутьями! Как начали этих нерусских молотить! Те схватили ящики из-под фруктов, начали защищаться…

– Не убили хоть этих торгашей?

– Почти! За азербайджанцев земляки вступились, набежали со всего базара – тоже человек десять. И махались там по-черному! Говорят, даже одной женщине досталось. Случайно, она рядом оказалась…

– Да, скинхеды распоясались.

– И не говори! Опять несколько человек в больницу загремели. Нравится им, что ли, такая жизнь? Сами в больницу попадают и других туда отправляют.

– Так что запиши меня. Устав я прочитала, членские взносы принесла… Что там еще? Анкету надо заполнить? У тебя здесь бланк есть?

Я села излагать свою подноготную в анкете, а Алина пошла ставить чайник. Решила устроить чаепитие по случаю моего вступления в ряды борцов с «отмороженными», как она их называла.

– Алин, а мне что-нибудь полагается из документов?… Ну, там какое-нибудь удостоверение или что-нибудь в этом роде?

– А как же?! Но это потом получишь, когда фотокарточку принесешь три на четыре. Две штуки!

– Да у вас, смотрю, все серьезно?

– А ты думала! Мы с самим мэром по этому вопросу встречались.

– С Бурляевым?

– С ним.

– И ты лично?

– Нет, Полин, лично я там не была, но лидер нашего движения Володя – я тебе про него говорила – так вот он и еще два наших активиста встречались с Бурляевым по этому вопросу. И, знаешь, Бурляев согласен, что с этим надо что-то делать! Но вот что – он не знает…

– Глубокая мысль. Насчет того, что надо что-то делать.

– Ты иронизируешь или серьезно? Если иронизируешь, то напрасно. К ним действительно не подкопаться. Они зарегистрированы легально, платят налоги…

– Я в курсе, ты говорила.

– Так ты пойдешь с нами на митинг?

– Когда и где будет проходить?

Алина начала объяснять все про митинг, где он будет проходить, какие плакаты они будут держать, даже то, как надо их держать. А я про себя прикидывала, как мне разобраться со скинхедами. Как развалить эту организацию? И понимала, что выход здесь только один – разваливать надо изнутри. А это значило, что мне предстоит записаться и к ним.

«Запоминай: улица Олимпийская, двадцать два. Это спортивный комплекс. В одном из павильонов скинхеды зарегистрировали свою организацию как военно-спортивный клуб молодых патриотов. За старшего у них – некто Горлов Владимир Филиппович. Бывший военный. Насколько я знаю, студент Виктор Епифанцев часто посещает это заведение и считается одним из лучших его членов, а его папаша – чуть ли не спонсор этого клуба».

Так говорил Курбатов Сергей Дмитриевич, я это запомнила дословно. А вот теперь мне, кажется, может понадобиться помощь Кирилла Звягинцева. Тем более он мне ее сам обещал. Я набрала его номер.

– Полина? – Голос у старшего лейтенанта был радостным.

– Кирилл, у меня к тебе дело. Помнишь, ты обещал помогать мне по мере возможности?

– Обещал и не собираюсь это обещание нарушать. Что у тебя?

– А можно к тебе подъехать? Не хотелось бы по телефону…

Седьмой кабинет на первом этаже РОВД. Коричневая дверь. Стук – и секундное ожидание.

– Да, да!

Вхожу в кабинет и вижу Кирилла за столом, заваленным бумагами. Он встает мне навстречу и улыбается.

У меня такое ощущение, что это со мной уже когда-то было. Давно-давно, в прошлом. Или в другой жизни. Я вот так же входила в этот кабинет с голубыми обоями, а Кирилл, улыбаясь, вставал навстречу. Сейчас он скажет, как рад меня видеть…

– Полина! Как я рад тебя видеть!

И мне станет хорошо и спокойно, и я отвечу, что пришла по делу, ничего не поделаешь! Но мне будет от этого неприятно. Какие могут быть дела?! Двое молодых здоровых людей – он и она – не могут позволить себе забыть на время обо всем на свете! Это ужасно. Надо сказать Кириллу что-нибудь хорошее, доброе, но я не могу. Я стою как последняя дура и говорю, сама удивляясь себе, довольно строгим тоном:

– Кирилл, мне нужна твоя помощь.

Я вздохнула. Про себя, потому что вслух вздыхать нельзя. Нельзя показать этому высокому обаятельному парню с открытой улыбкой, что он мне нравится. Это ужасно! Полина, в кого ты превратилась? Ты не забыла случайно, что ты – девушка, женщина? А инстинкт, который велит искать одного единственного… С которым можно будет идти всю жизнь рука об руку?..

Но мне пока не до инстинкта.

– Кирилл, мне нужна твоя помощь.

Этой фразой я провела между нами черту. По одну ее сторону была я, по другую – он.

Кирилл сразу стал серьезен.

– Какая помощь?

– Которую ты обещал.

Я смотрю на него многозначительно, но он ни о чем не спрашивает.

– Наверное, то, о чем я спрашиваю, – секретные сведения, но у меня нет другого выхода. Кирилл, мне надо знать имя хотя бы одного молодого человека из скинхедов, погибшего во время разборок.

Я знаю, что он поможет мне. Чувствую.

– Зачем тебе это?

– Хочу сходить к этим ребятам в гости. Надо сослаться на кого-то, кто якобы порекомендовал мне эту организацию. Но чтобы проверить это было невозможно – этот человек должен быть мертв.

Кирилл молчит. Он смотрит куда-то в угол.

– Я знал, что мисс Робин Гуд – это…

– Давай сейчас не будем об этом.

– Хорошо. Но ты будешь моей должницей.

Улыбка едва трогает кончики его губ. Кирилл выходит из комнаты. Я сижу на стуле и смотрю на дверь. Медленно тянется время. Но вот он входит и говорит буднично:

– Запоминай. Федорцов Степан Олегович. Двадцать лет. Убит три месяца назад в драке с кавказцами. Проживал: улица Соколова…

Кирилл назвал адрес и училище, где юноша грыз гранит науки и которое чуть-чуть не успел окончить.

– Ты все запомнила?

– Да.

– Серьезно? А я вот тут прихватил на всякий случай…

Кирилл протянул мне бумажку, на который были распечатаны из компьютера все перечисленные им сведения.

– Хорошая у тебя память.

– Спасибо. – Я убрала бумажку в сумочку.

– Не ходи туда. Полина, не ходи. Зачем тебе это?

– Зачем тебе твоя работа? Она тоже опасная. Иди работать менеджером.

– Я не могу менеджером. Я – мент по призванию, по сути, по жизни…

– А я не могу не ходить к скинхедам. Я – Робин Гуд по жизни.

Я улыбнулась на прощание и вышла из его кабинета.

Дома я в четвертый раз тщательно переворошила свой гардероб. Ничего! В смысле подходящего. К этим отморозкам надо идти в кроссовках, штанах «хэбэ» со множеством карманов, майке и кепке козырьком назад. Или не в майке, а в рубашке. Нет, все-таки в майке.

Я надела на себя все, что считала нужным. Посмотрела в зеркало. Чего-то не хватает. В это время в комнату заглянул Ариша.

– Ма шер! Что я вижу?! Молодая, интеллигентная, из приличной семьи девушка одета как уличная шпана!

– Дедуль, так надо, потом объясню, – отмахнулась я.

– Нет, это неслыханно! В таком виде ты никуда не пойдешь!

– Дед, я иду к скинхедам. Они другого обличья не воспринимают.

– Куда ты идешь?

– Да, да, к ним. Что делать? Надо попасть в стан врага.

– Нет, я этого не перенесу! Где мой валидол? Полетт, ты хочешь моей смерти?

Наверное, не надо было сообщать деду цель моего визита.

– Дедуль, уверяю тебя, это неопасно…

– Неопасно?! Только и слышишь в городе: скинхеды избили тех, скинхеды изувечили этих…

– Дед, они бьют нерусских, а я, по-твоему, что, похожа на дочь степей?

– Полетт, а можно как-то обойтись без этого визита? Пусть вместо тебя сходит кто-то другой?

– Кто, например? Наш сосед Евлампий Спиридонович? Или ты себя имел в виду?

Ариша опустился на стул.

– Ты решила меня осиротить…

Эх, дедуля, знал бы ты, что действительно чуть не осиротел на днях. Если бы омоновцы задержались еще хоть на пару минут… даже меньше…

Дед провожал меня до крыльца.

– Полетт, умоляю, будь осторожна.

– Хорошо, дед, обещаю.

Я шла по улице Соколова и высматривала дом номер девятнадцать. Здесь жил Федорцов Степан, убитый три месяца назад в драке. Мне попадались старые трех– и четырехэтажные дома с облупившейся штукатуркой и гнилыми дверями на подъездах. Вот и нужный мне дом. Я завернула во двор и подошла к стайке ребят, что сидели отдельно возле железных гаражей. Это были подростки. Они курили и, увидев меня, что-то попрятали за спины.

– Привет, пацаны!

Я старалась говорить развязно, всем своим видом давая понять, что я – «свой парень».

– Здорово!

Ответил только один, как видно, самый смелый. Остальные потихоньку стали доставать из-за спин банки с пивом и, все еще с опаской посматривая на меня, сделали по глотку.

– Скажите, а Федорцов Степан в этом доме жил?

– Ну, в этом. А тебе-то что?

– Да мне-то ничего…

Я присела на корточки возле них. Они сидели на каком-то подобии скамейки, очевидно, ими самими и сооруженной.

– Я училась вместе с ним в «мучилище».

Я сказала это грустно, чтобы пацаны поняли: я тоже потеряла друга.

– Ну, училась, и что дальше? – спросил один, как видно, самый недружелюбный.

– Я к матери его хотела сходить… Мне с ней поговорить надо. Хорошая у него мать?

– Теть Люба? Да так… Мать как мать.

Один все-таки оказался разговорчивее других. Это хорошо.

– А батя-то у него был? – спросила я, уже обращаясь к этому «разговорчивому».

– Не-а… Помер.

Остальные побросали пустые банки за гараж в мусорную кучу. Видя такое, я достала из кармана две сотенные купюры и протянула их ребятам.

– Пацаны, сгоняйте еще за пивком, помянем моего и вашего друга…

Через десять минут мы все сидели и пили пиво. Мне освободили место на лавочке, я с удовольствием туда пересела.

– А сестры-братья у Степки были? – спрашивала я.

– Сестра осталась старшая. Да она замужем уже, отдельно живет.

– А батя-то с чего помер?

– Пил крепко. Под этим делом и тетю Любу со Степкой гонял…

Я еще некоторое время сидела с пацанами, пока не выведала все, что могла про погибшего парня и его семью. Вот теперь можно и к скинам заявиться.

Я подходила к спорткомплексу на улице Олимпийской. Он состоял из нескольких зданий. В первом была секция хоккея, во втором – художественная гимнастика… Вот и последнее, самое маленькое здание. Даже не здание – одноэтажный домик. Что здесь было раньше – неизвестно, но теперь возле двери висела табличка «Военно-спортивный клуб». Рядом с домиком была небольшая спортивная площадка с турником, брусьями и еще какими-то снарядами. Ну-ну, посмотрим…

Я зашла в дверь и сразу оказалась в большой комнате с неотштукатуренными стенами. Прямо на кирпичной кладке висели плакаты, призывающие каждого быть патриотом своей Родины, какие-то знаки, напоминающие свастику, и красное знамя. В углу был стол, за которым сидели трое пацанов, положив ноги на стол. Несмотря на жару, обуты они были в берцы. Все о чем-то дружно говорили, даже смеялись, но при моем приближении умолкли, как по команде.

– Привет, пацаны!

Все трое смотрели на меня серьезно-настороженно.

– Ты кто такая? – спросил наконец один совсем недружелюбно.

– Я? Маша.

– Ну, и чего тебе здесь надо, Маша?

– Я пришла… это… А к вам записаться можно?

Все трое переглянулись.

– Тебе-то зачем, воробышек?

Остальные двое заржали.

– Я тоже хочу против этих… черных. От них уже прохода нет. Я хочу, чтоб все они к себе на родину убрались и нашу землю освободили!

Пацаны смотрели на меня, но ничего не говорили. Тогда я продолжила свой патриотический монолог:

– Ведь как получается: они к нам приехали, нам на базаре свои апельсины-баклажаны втридорога продают, наживаются на нас, а потом еще на наши же деньги здесь себе квартиры покупают. Так?

Один из сидевших убрал ноги со стола и сказал:

– Ну, ну… И что дальше?

– А дальше они, гады, плодиться здесь начинают! Детей рожают, и не по одному, как мы, а по трое-четверо! Вон в нашем доме… Десять лет назад только одна семья чурков жила. И детей у них было двое. А сейчас в нашем доме шесть таких семей! И у всех – по трое-четверо детей! Выйди вечером во двор – одни черномазые в песочнице ковыряются! Разве это порядок? А их папаши на рынке с наших такие цены ломят! А жены их не работают, только и делают, что детей рожают да обстирывают их и жрать готовят…

Я разошлась и говорила уже взахлеб.

– Да ты присядь, Маша, – сказал вдруг первый.

Тут остальные тоже убрали ноги со стола, я села за этот стол – большой, из досок – и уставилась на пацанов. Они – на меня. Наверное, мы так и таращились бы друг на друга неизвестно сколько, если бы один не спросил настороженно:

– А ты про нас откуда знаешь?

– Так мне Степка сказал! Ну, Степан, то есть…

– Какой Степан?

– Федорцов. Которого убили три месяца назад.

– А его ты откуда знаешь?

– Так я вместе с ним в училище училась. Я вот только что окончила, а ему не довелось…

Я сказала это трагическим голосом и опустила голову. К моему удивлению, пацаны тоже опустили свои бритые головы. Минуту мы сидели вот так, молча, должно быть, это означало у них «помянуть усопшего», или «отдать дань погибшему», или что-то в этом роде.

Наконец первый, как я его про себя называла, поднял голову и сказал:

– А ты с ним в каких отношениях была? Невеста, что ли?

– Не! Мы просто дружили. Я ему и списывать давала, и контрольные за него делала… А он мне про вас рассказывал.

– Это хорошо, что ты к нам пришла, Маша. Нам такие люди нужны. Только у нас ведь здесь крестиком не вышивают и политесы не разводят. Здесь – военно-спортивная организация. Понимаешь?

– А то! Я что, маленькая? Да и какие политесы, когда эти чероножо… ой, в общем, нерусь эта землю русскую захватывает!

Пацаны засмеялись, но первый на них цыкнул.

– Зря смеетесь. Маша правильно говорит. Давай знакомиться. Меня Виктором зовут. Это – Пиночет. Это – Могила. Остальных потом узнаешь. Нас здесь много. Степана, однокурсника твоего, Герычем звали… потом объясню, за что.

Виктор встал, подошел к полке с книгами, достал одну, положил передо мной.

– Вот это тебе прочитать надо будет. Хорошая книжка, умным человеком написана.

Я посмотрела на обложку. Свастика. Фюрер. Название черными буквами: «Адольф Гитлер. Моя борьба».

– Прочитаю, – пообещала я.

Мы еще долго сидели и разговаривали о бедах русского народа, о захвате наших земель кавказцами и тому подобном. Потом Виктору на телефон кто-то позвонил.

– Сегодня построение, я помню. Да… бег, подтягивание… я знаю… Хорошо, все сделаем… Хайль!

Он отключил телефон и положил в карман.

– Скоро ребята будут подходить. Ты, Маша, как, останешься или…

– Если можно, я еще немного посижу с вами. У меня пока время есть.

– Хорошо, сиди. Познакомишься с другими, посмотришь, как мы тут занимаемся. У нас все – серьезно: тренировки, строевая, идеологическая подготовка…

– А у вас сколько девчонок?

– Пока две. Если ты запишешься…

– Что значит: если? Я запишусь. Я давно хотела. Я не могу больше мимо несправедливости проходить. Вон вчера опять на рынке махня была: «черные» наших пацанов ни за что стали бить!

– А ты откуда знаешь?

– Мне тетка рассказывала, она вчера на рынок за мясом ходила…

– Ну, тогда сиди и смотри. Ты познакомишься с хорошими умными людьми, неравнодушными к судьбам своей Родины!

Виктор, Могила и Пиночет продолжали обсуждать свои насущные проблемы, я сидела рядом и листала книгу. Вскоре стали подходить другие «военные патриоты». Все здоровались друг с другом, на меня сначала косились, потом, когда Виктор представлял меня и говорил, что я – кандидат в их шайку, начинали относиться как к своей.

Народ прибывал. Вдруг в дверях показался… Я даже похолодела. Быстро перевернула кепку и одела козырьком вперед, надвинув его как можно глубже на глаза. И уткнулась в книгу. В это время ко мне подошел Виктор.

– Ты на тренировку останешься?

– Вообще-то мне пора. Я завтра приду, скажи, во сколько надо?..

– Пойдем, я тебя провожу, по дороге поговорим.

Мы двинулись с Виктором к выходу. Он мне рассказывал про свою организацию, как серьезно они тренируются, занимаются спортом. Он сам, например, подтягивается тридцать раз. Ого! Я с уважением посмотрела на его плечи.

В это время мы вплотную подошли к тому парню.

– Крот, – а это Маша, – представил нас Виктор.

Мы только кивнули друг другу. Потом каждый пошел своей дорогой, но я заметила, как он тоже задержал на мне взгляд. Узнал?