Книга: Клан бешеных
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12

Глава 11

Не менее часа мне пришлось «загорать» в машине и наблюдать за входом в ночной клуб. Но вот отдыхающие потянулись на улицу, кто-то рассаживался по своим машинам, большинство брали такси, стоящие у входа в избытке. Посетители клуба разъезжались по домам…
Компания Виссариона высыпала в числе последних. Все смеялись, обнимались, подошли к машине Виссариона и умудрились залезть в нее все шестеро, причем пьяный хозяин сел за руль. Золотистая «Хонда» тронулась, я на своем коралловом «Форде» последовала за ними в некотором отдалении.
Сначала они развезли девчонок по домам, потом дружной мужской компанией поехали в сквер Победы. Я посмотрела на часы: было уже скорее утро, но друзья все никак не могли расстаться. В сквере все четверо выползли из машины, взобрались на лавочки с ногами и принялись, громко смеясь, что-то обсуждать. Они курили и плевали на дорожку, матерились и, наверное, чувствовали себя настоящими хозяевами жизни. Я поставила машину на возможно более близкое расстояние от них: за густыми кустами сирени они не могли видеть меня, но сами они находились под фонарем, и потому я их видела хоть и сквозь ветки, но довольно хорошо. Я включила прослушку. Микрофончик на вороте рубашки Виссариона прекрасно передавал все, о чем говорили захмелевшие братки.
– …Новенькая-то ничего себе, а, пацаны? Я ее не только рассмотрел, я там все проверил – сойдет для здешней местности!
Пацаны дружно заржали, а я от возмущения чуть не подпрыгнула у себя в салоне арендованного «Форда»: ну и врун! Наглый подлый врун. Наверное, скорее от злости я включила кнопку записи на прослушке: вдруг попадется интересная информация?
– Сари, как тебе удается так быстро цеплять их? – Кажется, это был голос того, кого звали Хлыстом.
– Исключительно силой обаяния! Плюс интеллект, плюс материальная сторона – машина, шмотки, золотая печатка… Эти дуры обращают внимание на такие вещи, будьте уверены. Я одну так подцепил ровно за пять минут! Это был рекорд! А через два часа мы уже кувыркались в постели на даче… Девочка была – ягодка!
– И куда же ты ее подевал? Съел в запарке?
Пацаны снова заржали, а мистер Трепло притворно вздохнул:
– К несчастью, она вскоре окончила школу и уехала поступать в институт в областной центр. Но первое время даже звонила: скучала, бедняжка!
– И что, тоже была послушной?
– Как и все мои девочки-дюймовочки! Мало того что она слушалась, она говорила, что ей доставляет удовольствие подчиняться мне! Вот это – самый кайф!
– Ну, ты крутой!
– Ну так!..
– А строптивые тебе часто попадаются? – опять спросил Хлыст.
– Всякие попадаются, но я стараюсь выбирать скромных и послушных.
– И на фига тебе такие? Мне вот, например, нравится, когда девчонка бойкая и горячая, как огонь!
– У меня, мужики, такой интерес: во-первых, скромные, как правило, оказываются девочками, а попользоваться девочкой – высшее наслаждение! Ты у нее – первый, она еще чистая… во всех отношениях. Ты ее уговариваешь, уговариваешь, а когда уговоришь и она ложится под тебя… Мм! Кайф!.. А во-вторых, я просто балдею от того, что мне подчиняются.
– Тогда тебе надо было в вояки податься: командовал бы, сколько влезет!
– Ага, щас! В армии и мной тоже командовали бы вышестоящие чины! А здесь я – король!.. А если кто не слушается, я ведь могу и по мордам!.. Девчонок вообще прикольно бить: у них кожа нежная. Дашь ей пощечину – у нее потом полдня щечка розовенькая… А если в зубы? Пухленькие нежные губки лопнут, кровь брызнет! Она, бедняжка, плачет, мамочку зовет, а ты ее еще раз – по морде! Кайф!
Парни снова заржали, а я почувствовала, как у меня сжимаются кулаки и кровь бросается мне в лицо. Значит, девчонок любишь бить, мразь? Значит, вот так, да? Мужским крепким кулаком, натренированным в боксе, – и по нежным, почти детским губкам? Не будь я Мисс Робин Гуд, если не остановлю этого урода!
Кинделия-младший между тем продолжал бахвалиться перед дружками:
– …Вот, помню, была у меня Полина-Зайка… Не девочка – конфетка! Скромница, отличница… Как там?.. «Спортсменка, комсомолка, наконец, она просто красавица…» А там и сестренка была на подходе. Представляете, мужики: пятнадцать лет, а вымя как у моей мачехи! Я себе думаю: займусь пока старшей сестрой, а потом и до младшенькой очередь дойдет.
– Ты что же, обеих сестер хотел того?..
– И того, и этого, все хотел, и все было бы! Я бы этих сучек так надрессировал, втроем бы в постели акробатикой занимались! Я бы из них таких мастериц сделал!.. Старшую уже почти до кондиции довел, а она, дура, взяла да и начала артачиться! А какое у нее тело было! Даже жалко было ее убивать…
– Ну и на фига ты ее грохнул?
– Говорю же: начала артачиться, коза, вдруг возомнила себя человеком!.. Я, говорит, не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне! Пришлось объяснить ей, в каком тоне я всегда разговариваю с такими, как она. Раз объяснил, другой – плохо понимает! Потом вообще решила порвать со мной. А кто дал ей право выбора? Вещь вообще не должна иметь никаких прав, потому что она вещь! А у каждой вещи должен быть свой хозяин. Мы про это, помню, даже книжку в школе читали. Хорошая такая книжка… Там один мужик тоже девку грохнул, которую любил. Она, падла, с другим на пароходе ночью плавала, ну и, само собой, дала ему… А этот подкараулил их и говорит: «Так не доставайся же ты, говорит, никому!»… И – бах из пистолета!.. Я, когда это прочитал, понял: так их, зараз, и надо! Я и Полинку эту потому и решил раздавить, как муху, что она тоже со мной не хотела…
– И как же ты ее грохнул?
– Вон, спасибо Басмачу! Мы с вечера удерживали ее в одном сарае. А ночью вывезли в моей машине на окраину города, на мост, на дорожную развязку. Я ей говорю: ну, что, дура, будешь выделываться или будешь слушаться меня, как дрессированная собачка? Она: нет, я с тобой ни за что не буду! Ты, говорит, урод, и все такое!.. Я ее из машины выпустил. Тогда беги, говорю, я тебя отпускаю, и больше мне на глаза не попадайся! А эта коза и поверила, что я ее отпускаю. Выскочила из машины и рванула по мосту, как спринтер по беговой дорожке. Ну, я ее на машине и догнал! Долбанул капотом как следует, она отлетела, на дорогу упала… Дрянь! Она – моя собственность! Я ей всегда говорил: что захочу, то с тобой и сделаю!.. Потом мы с Басмачом подошли к ней. Она лежит, вся в крови, но дышит, зараза! Бабы, они вообще живучие, как кошки. Ну, мы и сбросили ее с моста на машину какого-то лоха, который в этот момент проезжал внизу. Она ему прямо на капот рухнула!
Виссарион заржал.
– Другим наука, – философски рассудил Басмач.
Виссарион сплюнул и продолжал хвастать:
– Я вот теперь думаю все-таки младшей сестренкой заняться! Не хочется такую ягодку мимо рта проносить…
– А что же ты тогда с этой… которая от тебя сбежала?
– Светкой? Никуда она не сбежала. В Москву к тетке подалась на пару дней. Ничего, скоро занятия в институте начнутся, приедет, никуда не денется!
– А эту соску, что сегодня подцепил, тоже при себе оставишь?
– Оставлю.
– У него еще мачеха есть, не забывайте, мужики. Он у нас ненасытный!..
– Кавказец! Кровь горячая сказывается…
– Как ты с ними всеми только справляешься?
– Эх, если бы можно было завести гарем! – мечтательно вздохнул Кинделия.
– И сколько ты туда набил бы сучек?
– Штук десять точно бы заимел. А кто недоволен – с моста на асфальт вниз башкой! И новых на их место. Этих, с белыми волосами и сиськами, в городе полно! На мой век работы хватило бы!
Парни снова заржали. Им вообще было очень весело. Наверное, убийство человека было для них подобием развлечения, чем-то вроде увеселительной загородной прогулки. Я вдруг представила себе отца погибшей Полины, плачущего день и ночь о любимой дочери, мать, которая, возможно, еще лежит в больнице, не оправившись после инфаркта, и даже не знает, что у нее теперь только одна дочка…
– Сари! Почему ты так с телками?
Кинделия ответил, усмехнувшись:
– Потому что они дуры, и все вместе, и каждая в отдельности!
– Золотые слова! – прозвучал голос Басмача. – Вот, помню, у меня была телка – вот такие буфера, одной рукой не обхватишь… «Станок» – вот таких размеров… Чего? Кто свистит? Серьезно, пацаны! «Работал» я на этом «станке» по два раза на дню. Телка моя стонала так, что соседи вызывали «Скорую», думали, кому-то плохо…
Я выключила кнопку записи. Эти пошлые и грязные подробности интимной жизни бывшего зэка меня не интересовали. Если находятся такие дуры, которые дарят любовь таким ничтожествам, – это их право. А меня от всей этой грязи просто тошнит. У меня есть главное – признание Кинделия-младшего в убийстве Полины Зайцевой. Теперь остаются сущие пустяки – подбросить эту запись куда надо…

 

Я ехала к себе в коттеджный поселок. Светало. Город был совершенно пустым, на перекрестках светофоры мигали желтыми глазами, как будто приветствуя меня. Все нормальные люди еще спали. И только я, Мисс Робин Гуд, мчалась по пустым дорогам на недопустимо большой скорости. В голове моей молотом стучала одна мысль: Кинделия – убийца! Его место – в тюрьме. Ему там уже прогулы ставят…
Я прикидывала, как можно разделаться с этим уродом, изолировав его от общества…

 

Утро началось со звонка телефона. Для меня это было верным знаком: день будет беспокойным. Какого черта?.. Кто может звонить в такую рань? Я приоткрыла один глаз и поискала им часы на стене. Часы показывали половину двенадцатого дня. Не может быть!
Я схватила трубку телефона.
– Алло?
Бодрый голос Ярцева разбудил меня окончательно:
– Полина, ты что, спишь?
– Я?! – возмутилась я. – Антон, как ты мог такое подумать?! Да я уже давно на ногах…
– А голос все еще сонный. Впрочем, ладно. Полин, нам бы увидеться…
– А что, что-то случилось? – забеспокоилась я.
– Вообще-то да. И поэтому нам надо поговорить, и желательно не по телефону.
– Подожди, дай подумать. – Я потерла висок, пытаясь начать что-то соображать.
– А что, есть чем?
– Сейчас ты дошутишься…
Наконец я все-таки сообразила, что через час буду на что-то способна.
– Антон, а ты можешь подъехать ко мне?
– Во сколько?
– Примерно через час.
– Могу.
– Тогда жду тебя. – Я положила трубку и отправилась в ванную.
Встав под струи душа, я практически мгновенно сбросила с себя остатки сна. Потом я высушила волосы феном и, наконец, отправилась на кухню, чтобы, как обычно, попить кофе и перекусить каким-нибудь бутербродом. На кухне была Света. Она ловко орудовала ножом, измельчая что-то на разделочной доске.
– Полина! Доброе утро!
– Доброе… А что это ты тут делаешь?
– Готовлю обед.
– Обед?
Я включила тостер. Румяные горячие хлебцы бодро выскакивали из него, наполняя кухню аппетитным запахом. Шумно заворчала кофеварка.
– А что именно ты готовишь на обед? – Я села за стол и посмотрела на разделочную доску.
На ней лежала нашинкованная капуста – тоненькие витиеватые полосочки белого и зеленого цвета. Выглядели они почему-то так аппетитно, что рот мой наполнился слюной. Я поняла, что давно не ела ничего такогодомашнего, настоящего…
– Я готовлю щи с крапивой, – как-то обыденно сказала Света и поправила на шее лямку фартука.
Только тут я заметила, что на рабочем столе лежат чисто вымытая морковка, три почищенные картофелины в миске с водой, пучок крапивы и луковица.
– И где ты все это взяла? – поинтересовалась я.
– Крапиву я сорвала в вашем саду, а все остальное купила в супермаркете на выезде из поселка, – спокойно ответила Света, сгребая капусту в кастрюлю, – ты извини, конечно, что я тут хозяйничаю, но ты спала, и я не решилась тебя будить, а Аристарха Владиленовича нет дома…
– Света! Ты выходила за пределы коттеджного поселка?
– А что? Я только в магазин за продуктами…
Я поставила свою чашку с кофе на стол и внимательно посмотрела на девушку.
– А зачем, по-твоему, я тебя сюда привезла? – довольно строго спросила я.
– Чтобы спрятать от Виссариона…
– А ты что делаешь?!
– Я?.. Готовлю обед… Ну, то есть… А что такого? Я только за продуктами… У вас ведь ни капусты, ни моркови, ни…
– Света! Какая капуста?! Ты что, забыла? Ты у нас в Москве! У тети… Тебя никто не должен видеть в городе, слышишь, никто!!!
– Полина, но как же щи?..
– Какие, к черту, щи? Там в холодильнике еще пельмени есть и блинчики. Обошлись бы как-нибудь…
– Извини, но я так не привыкла… У нас дома вообще не едят полуфабрикаты, мама говорит, что это вредно…
– А встретиться с Виссарионом – не вредно? Хорошо. Садись и смотри, я тебе сейчас кое-что покажу…
Я сходила во двор и принесла из машины запись ночного разговора Виссариона с дружками в сквере Победы.
– Слушай! – Я включила запись.
«…А она, дура, взяла да и начала артачиться! А какое у нее тело было! Даже жалко было ее убивать…
– Ну и на фига ты ее грохнул?
– Говорю же: начала артачиться, вдруг возомнила себя человеком!.. Я, говорит, не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне! Пришлось объяснить ей, кто в доме хозяин…»
Света посмотрела на меня глазами, полными ужаса.
– Слушай, слушай! – приказала я.
«…А кто дал ей право выбора? Вещь вообще не должна иметь никаких прав, потому что она вещь! А у каждой вещи должен быть свой хозяин… Я, когда это прочитал, понял: так их, зараз, и надо! Я и Полинку эту потому и решил раздавить, как муху, что она тоже со мной не хотела…»
Когда запись кончилась и я выключила диктофон, Света вдруг разрыдалась. Я посмотрела на нее сочувственно:
– Ну, теперь поняла, почему тебе нельзя выходить из дома? Если, конечно, ты не хочешь стать следующей жертвой…
– Полина, я боюсь!.. А это… это надо немедленно отнести в полицию, слышишь?!
– Конечно, надо. И отнесем, обязательно отнесем… Только не забывай, кто у твоего Виссариона папаша, он его на счет раз отмажет! Так что сиди и не рыпайся! А главное, никуда за пределы нашего участка не выходи. Света, пойми: все очень, очень серьезно…
Она всхлипнула и кивнула головой:
– Да, я поняла… А как же щи? Я так хотела порадовать вас с Аристархом Владиленовичем домашненьким…
– Щи? Да, щи – это проблема, – не удержавшись от сарказма, сказала я. – Света, давай договоримся так: если тебе что-то надо, я сама привезу, ты только скажи.
– Да? Я забыла купить в супермаркете сметану к щам.
– Сметану? Понятно… Кстати, ты с родителями связывалась?
– Да, мама сказала, что на домашний телефон уже несколько раз звонил Виссарион и спрашивал, куда я уехала и когда приеду…
– Контролирует, значит!
– Она ответила, что приеду я через несколько дней. Тетя, мол, сильно болеет, а я за ней ухаживаю…
– Хорошо. Пока потянем время, а там видно будет.
Я быстро допила кофе и встала:
– Ко мне сейчас должны приехать…
– Кто? – спросила девушка испуганно.
– По делам… один журналист. Мы попьем на кухне кофе, кстати, я тебя с ним познакомлю.
– А он что, в курсе наших дел?
– Да, и он мне помогает.
Я встала и направилась к лестнице, ведущей наверх.
– Так, может, я успею щи доварить? – вслед мне крикнула Света.
Я только покачала головой. Бывают же такие хозяйственные девушки! Не чета мне.

 

Ярцев прибыл, как и обещал, через час. Я познакомила его со Светой, и вскоре мы втроем уже сидели на кухне и уплетали приготовленные моей гостьей щи. Они были настолько вкусны, что все мы дружно работали ложками под рассказ Антона о гибэдэдэшниках:
– Представляете, девчонки, до чего эти, с «волшебными палочками», обнаглели? Приходит сегодня к нам в редакцию один водила и рассказывает: еду, мол, себе по дороге, еду, никого не трогаю. Вдруг останавливает меня инспектор и говорит: «Вы превысили скорость, платите штраф!» Представляешь, Полин? Водитель ему:
– Я превысил? Да вы что, товарищ инспектор, издеваетесь?! Я еле полз!
Гибэдэдэшник его так ехидно спрашивает:
– Может, вы еще скажете, что вообще стояли?
Водитель отвечает:
– Да! Практически я стоял!
Гибэдэдэшник радостно добавляет:
– Ага! Тогда платите штраф!
Водитель возмущенно спрашивает:
– За что?!
– За стоянку в неположенном месте…
– Смешно, – кивнула я. – Но ты, кажется, хотел о чем-то со мной поговорить.
– Хотел, – в свою очередь, кивнул Ярцев и осторожно покосился на Свету.
Она это заметила и тут же вскочила:
– Ой, а я хотела в своей комнате… платье погладить. Извините, я вас оставлю. – Девушка встала и вышла из кухни.
– Догадливая, – похвалил ее Антон.
– Так что ты хотел мне рассказать?
– Плохая у меня новость, Полина…
– Я почему-то сразу поняла, что этим анекдотом про гибэдэдэшника ты тянул время. Ну, что там? Давай не томи…
– Мне вчера поздно вечером позвонил отец погибшей Полины Зайцевой. У них новая беда: его супруга вернулась из больницы домой – помнишь, он говорил, что она лежала там с инфарктом, – так вот… Она ведь так ничего и не знала о смерти старшей дочери. А дома она увидела ее фотографию в черной рамке, стакан с водой и хлебом возле фото, занавешанные зеркала и сразу обо всем догадалась. Женщина, естественно, впала в истерику, муж и младшая дочь, конечно, пытались успокоить ее, дали ей успокоительного, но – куда там! Словом, у нее тут же случился второй инфаркт. До больницы ее довезли, но там, в приемном покое, она и умерла…
– Черт! Антон, ну, вот объясни мне, почему всегда страдают хорошие люди? Почему этот урод Виссарион, совершив страшное злодеяние, живет и наслаждается жизнью: ходит по ночным клубам, развлекается с мачехой на даче, пьет вино и тусуется с дружками? Мало того, он продолжает измываться над другими людьми! Он что, из другого теста, на особом счету? – с плохо скрываемым раздражением спросила я.
Ярцев помедлил, а потом глубокомысленно изрек:
– Полина, если бы человечество знало ответ на этот вопрос, оно, наверное, могло бы предотвращать преступления.
– Тогда у меня для тебя тоже новость. Точнее, две новости. Одна – хорошая, а другая – очень хорошая. С какой начать?
– Начинай с начала! – разрешил Ярцев.
– Добро, – кивнула я, – итак, новость первая, хорошая. Виссарион Кинделия признался, что у него нет никаких телесных повреждений после той драки в кафе и что, напротив, это он со товарищи отделал двух парней «под орех», отправив их на больничную койку.
– Это как это? – опешил Ярцев. – Кому признался?
– Всем. И даже на камеру.
С этими словами я достала свою миниатюрную камеру, за которую когда-то выложила Вите Шило немалые деньги, о чем, впрочем, совсем не жалею. Я включила первую запись, которую делала из-под стола в ночном клубе «Желтая сова». На крохотном экране появилась довольная физиономия Виссариона.
– Какой-то ракурс интересный… Ты что, снизу снимала? – догадался Ярцев.
– Из-под стола, – пояснила я. – Так, ну, это мы тут знакомимся… Тут говорим о всякой ерунде… Ага! Вот теперь пошла речь о фингалах на их лицах, слушай внимательно!
В это время за кадром прозвучал мой голос:
– Но, надеюсь, это не слишком серьезно? Я имею в виду повреждения?
– Нет, что вы! Это так… пустяки! К тому же шрамы украшают мужчину…
– Здесь он подмигнул мне… Ага, вот еще слушай!
– Дело житейское! – гоготнул за кадром Басмач.
– Мы сами так наподдали этим уродам!.. Они теперь в больнице! Да, мы разделали их «под орех»! Будут теперь знать, как хамить девушкам!
– Главное, что вы – в порядке, – с чувством сказала я.
– Да, мы в полном порядке, а это – так… синяки, и только. Через пару дней и следов не останется. А вообще драка была серьезной. Их было четверо, а нас только двое… Хорошо, что я занимался когда-то боксом, а Басмач…
– Слышал, Антон? «Мы в полном порядке…» И, заметь, ни слова о сломанной челюсти! Да и вряд ли он с таким повреждением мог бы так лихо хвастать перед друзьями о своих победах!
– А еще он признается, что когда-то занимался боксом, – подхватил Ярцев. – Согласись: сломать челюсть боксеру может только профессионал. А те ребята – Игорь и Олег – простые менеджеры, даже не спортсмены, я узнавал…
– И еще он дает понять, что это они с Басмачом разделали парней «под орех» и отправили на больничные койки.
– Хорошая запись, – похвалил Ярцев. – Жалко, конечно, что в суде не будет иметь юридической силы…
– До суда, я думаю, дело все равно не дойдет, но ею можно попугать Кинделию-младшего…
– …или разместить в Интернете… – подхватил Ярцев.
– …или показать по телевидению. Короче, обнародовать, чего он, как здравомыслящий человек, боится. Антон, а тебе не кажется, что расправиться с этим моральным уродом можно, только изолировав от его защитника – папочки?
– Пожалуй. Но как это сделать?
– Я над этим думаю. А сейчас – внимание! Новость вторая, очень хорошая.
– Еще одна запись?
– И какая!
На этот раз я включила диктофон. Это была запись ночной дружеской посиделки четырех приятелей в сквере Победы.
– Сари, как тебе удается так быстро цеплять их? – послышался голос Хлыста.
– Исключительно силой обаяния! Плюс интеллект, плюс материальная сторона – машина, шмотки, золотая печатка… Эти дуры обращают внимание на все это, будьте уверены…
– Это Виссарион, – прокомментировала я, – культурно отдыхает в сквере Победы в четвертом часу утра. С ним трое друзей, все – пьяные.
– Я догадался по голосам, – кивнул Антон. – А почему ты не снимала на камеру? Не было возможности?
– Они были от меня довольно далеко, к тому же кусты сирени мешали. Но микрофончик в вороте рубашки Виссариона оказался очень чувствительным.
Из прослушки между тем доносилось:
– …У меня, мужики, такой интерес: во-первых, скромные, как правило, оказываются девочками, а попользоваться девочкой – высшее наслаждение! Ты у нее – первый, она еще чистая… во всех отношениях…
– Вот урод! – не выдержал Ярцев.
– Ты дальше слушай. Дальше будет еще интереснее, – пообещала я.
Когда из прослушки донеслись слова Кинделии: «Девчонок вообще прикольно бить: у них кожа нежная. Дашь ей пощечину – у нее потом полдня щечка розовенькая… А если в зубы? Пухленькие нежные губки лопнут, кровь брызнет! Она, бедняжка, плачет, мамочку зовет, а ты ее еще раз – по морде! Кайф!» – Ярцев сжал кулаки:
– Полина! Я его… Я ему…
– Успокойся, Антон, ты еще не все слышал. Давай дослушаем до конца.
Но вот пошел рассказ Виссариона о том, как он убивал Полину. Он откровенно хвастал, ничуть не боясь того, что его слова являются фактическим признанием его преступления.
– …Ну, мы и сбросили ее с моста на машину какого-то лоха, который в этот момент проезжал внизу. Она ему прямо на капот рухнула!
Виссарион заржал…
– Я вот теперь думаю все-таки младшей сестренкой заняться! Не хочется такую ягодку мимо рта проносить…
– Убью, – Ярцев стукнул кулаком по столу, – своими руками убью!
– Тихо, Антон, – успокоила я друга, – стол нам с дедом сломаешь. Давай лучше думать, куда подкинуть такой материал.
– А чего тут думать? В полицию, в то отделение, где следователь Портянкин ведет расследование убийства Полины Зайцевой. На конверте, в который положим диск, так и напишем: Кинделия Виссарион Иосифович дает признательные показания. А первую запись, которая в клубе велась, надо подкинуть в отделение, где идет расследование драки в кафе «У Ромы». Наш субчик прямо говорит: никаких повреждений у меня нет, наоборот, это мы, мол, навтыкали врагам как следует, рога им поотшибали, до больницы их довели…
– Тогда Портянкина я беру на себя, а ты сможешь передать другую запись своим знакомым ментам?
– Смогу. Только… Тебе не опасно опять идти к Портянкину? Ты к нему наведываешься не в первый раз, гляди, еще заинтересуется тобой!
– Значит, надо так прийти, чтобы не заинтересовался.
– И еще, Полин, надо все-таки что-то делать с этим Кинделия! Второй человек из-за него умер. Ведь если бы он не убил Полину Зайцеву, ее мама тоже была бы жива.
– Согласна. Сейчас он собирается приняться за младшую сестру Полины… Мне даже страшно представить, что он сделает с пятнадцатилетней девчонкой. Самое ужасное, что убийца абсолютно уверен в своей безнаказанности: в открытую рассказывает друзьям о преступлении, хвалится, какой он крутой.
– Что ж, мы лишний раз убедились в его циничности и подлости. А также опасности: этот подонок уже вошел во вкус и теперь станет терроризировать всех девушек, с которыми будет знакомиться. Заметь, работает по знакомому сценарию: сначала принуждает жертву делать то, что надо ему, потом перейдет к рукоприкладству. Ты правильно сделала, что спрятала у себя Свету: ей опасно показываться ему на глаза.
Ярцев повертел в руках пустую тарелку.
– Кстати, чуть не забыл тебе еще сказать… В сегодняшнем номере нашей газеты вышла моя статья о недозволенных методах ведения допросов в некоторых отделениях полиции. Заметь: я там прямо ссылаюсь на твою запись в кабинете Портянкина. Если что, придется ее предъявить…
– Ты и фамилию Ха Ха указал?
– Указал.
– Смело! Впрочем, тебе же не впервой. Ну, что, едем к Шило делать копии? – спросила я.
– Едем!
Я поднялась наверх в комнату Светы сказать ей, что отъеду ненадолго.
– Полина! Я боюсь оставаться здесь одна, – девушка смотрела на меня испуганно.
– Глупенькая! Как раз именно здесь тебе ничего не угрожает. Займись чем-нибудь – посмотри телевизор, почитай, у нас довольно много книг. Главное, не выходи из дома. А Аристарх Владиленович, я думаю, скоро придет.
Я оделась и спустилась вниз. Мы с Ярцевым сели в мой «Мини-Купер» и отправились в интернет-кафе…

 

На этот раз я загримировалась в легкомысленную девчонку лет восемнадцати. Я надела короткую юбку, откровенный топик, на голову нацепила рыжий парик и ультрамодные зеркальные очки. Ноги я сунула в босоножки на головокружительной платформе, а в руки взяла яркую сумку. Если раньше господин следователь имел удовольствие лицезреть меня в облике журналистки-практикантки, то теперь должен увидеть юной легкомысленной особой. Я еще раз окинула себя взглядом в зеркале, спустилась вниз, села в арендованный «Форд» и отправилась к тому отделению полиции, в котором допрашивали Гриню Буйковского.
Я сидела в машине недалеко от входа и наблюдала за выходящими. Шел третий час моего пребывания здесь, но Харитон Харитонович все еще не показывался. Наверняка он сейчас ударно трудится в своем кабинете, раскрывая очередное жуткое преступление. Возможно, он допрашивает какого-нибудь бедолагу, сковав ему руки и надев на голову противогаз. И даже заботливо диктует, что именно тому следует писать: «Я, такой-то, такой-то, такого-то числа там-то и там-то совершил то-то и то-то…» А может, господин Портянкин теперь никого так уже не допрашивает? Может, прослушав мою запись, он устыдился своих некрасивых поступков и теперь ведет допросы подозреваемых по всем правилам – вежливо и корректно? Я даже вполне допускаю, что он все-таки вспомнил, что это за загадочная статья такая – пятьдесят первая…
Но вот наконец Ха Ха показался в дверях отделения. Он неторопливо сошел по ступеням вниз, держа в руках портфель, и пошел по тротуару в направлении супермаркета. Никак решил прикупить провизии. Я тронулась и медленно поехала за ним, держась на некотором расстоянии.
В супермаркете Портянкин взял корзину и отправился бродить по торговому залу, собирая с полок продукты. Я тоже взяла корзину и пошла за ним следом. В молочном отделе он купил сыр, пакет ряженки и творог, а я – сметану. В хлебном Портянкин бросил в свою корзину батон белого, а я – булку к чаю и буханку ржаного. Так мы ходили по магазину, наполняя наши корзины. Но вот наконец господин следователь двинулся к кассе. Я последовала за ним, подошла к нему совсем близко и, оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не обращает на нас внимания, бросила в его корзину бумажный конвертик с диском прямо на пакет молока. Затем я отошла от Портянкина и принялась старательно рассматривать витринку с шоколадками, выбрала плитку черного горького и только тогда снова пошла к кассе. За Портянкиным за это время успели занять очередь двое – сухонькая подвижная бабулька в кроссовках и молодой парень. Я осторожно выглядывала из-за их спин и видела, как Харитон Харитонович подошел к кассе и девушка-кассир стала перекладывать продукты из его корзины в пустую, пробивая товар. Тут Портянкин заметил диск, взял его в руки и принялся рассматривать.
– Это ваше? – спросила девушка.
– Судя по надписи, да.
Господин следователь был прав, на конверте красовалась запись: «Портянкину Х. Х. Чистосердечное признание гр. Кинделия В. И.». Следователь обернулся и удивленно посмотрел на стоящую за ним старушку. Бабушке было лет под восемьдесят, но бойкости было не занимать. Она в ответ тоже с вызовом уставилась на странного гражданина, поправила на голове бейсболку и ворчливо сказала:
– Ты давай, милок, продвигайся, не задёрживай очередь! А то я в шахматную секцию опоздаю!
Харитон Харитонович еще раз окинул удивленным взглядом соседку по очереди, положил диск в портфель и, расплатившись, задумчиво направился с корзиной к выходу…
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12