Глава 19
ЧАС РАСПЛАТЫ
Следующие полчаса были самыми жуткими в моей жизни. Я действительно приготовилась умирать, так как вырваться из цепкой хватки Като не получилось и никаких гениальных идей по поводу собственного освобождения в голову не пришло. Бывшая подруга все же сумела меня распять на холодном полу — тонкая простынка не в счет, расставила свечи и принялась листать толстую книгу в поисках нужного заклинания. Вид при этом у Като был действительно безумный — рыжие волосы висели неопрятными, спутанными клочьями, глаза лихорадочно блестели. Взывать к ее здравому смыслу было глупо — не достучишься. Если в ней и осталось что-то разумное, то я обнаружить это не смогла. У Като крыша поехала основательно, и сумасшествие прогрессировало. Странно, что никто не заметил этого раньше.
— Вот что за невезение! — шипела она, дрожащими руками пытаясь вырвать из книги листок. — Как я могу читать текст заклинания и одновременно убивать тебя, а, Мира? Не получится! Это очень неудобно!
Я не знала, что ответить. Да и не хотела вмешиваться в монолог Като. Но сложности, возникшие у нее, радовали — они продлевали мне жизнь.
— А давай, Мирочка, читать будешь ты? — Като предложила это на полном серьезе. И в ее глазах светилась надежда.
— Ты предлагаешь мне очень странную вещь… — Я подбирала слова осторожно, стараясь не разозлить ее больше, но в то же время донести всю нелогичность ситуации. — Я не собираюсь облегчать тебе процесс собственного убийства. Като, ты нездорова!
— Вот ты всегда была эгоистичной стервой, Мира! — огрызнулась бывшая подруга и надулась. — Тебе сложно, что ли? Просто прочитать несколько корявых фраз на тарабарском языке! И все! Нет, как же! Мы слишком гордые! Ну и как хочешь! Это в тебя лезвие будет входить криво!
Похоже, она настолько тронулась умом, что реально не понимала, почему меня огорчает факт скорой кончины и с какой это стати я не желаю помочь ей в благом деле.
— А давно ли ты заделалась магом? — Мне ничего не оставалось, кроме как продолжить давление. — Я всегда считала: для того, чтобы провести ритуал, нужно обладать силой и необходимыми навыками. Этому не учат в управленческом университете.
— Это все сказки, Мирочка, про навыки и обучение. А сила у меня есть. Совсем чуть-чуть — передалась по наследству от бабушки, но для проведения ритуала хватит. Говорю же: я старательно готовилась к этому дню.
Она зашла ко мне, внутрь криво нарисованной мелом пентаграммы, и присела рядом на пол, нежно погладив меня по щеке.
— Главное — правильно тебя убить, чтобы ты больше не могла портить мне жизнь.
— Я не портила тебе жизнь! Я три года даже не представляла, где ты и что делаешь! Я благодаря твоему подарочку разгребала свои проблемы!
— Вот, видишь, ты какая. — Като сокрушенно покачала головой. — Даже не вспоминала обо мне, а ждешь снисхождения! Нет, не выйдет. Ну что же, приступим. — Она улыбнулась и занесла руку с ножом, но читать корявое заклинание и одновременно втыкать в меня нож у нее не вышло. Като надавила мне острым лезвием куда-то в район солнечного сплетения, я не выдержала и заорала, бывшая подруга сбилась, нож скользнул и оставил неглубокую, но болезненную царапину.
— Да что с тобой происходит, Мира?! — возмутилась сумасшедшая. — Неужели ты не можешь полежать спокойненько? Я не хотела прибегать к крайним мерам, но теперь…
— Каким? — взвыла я, чувствуя, как по щекам катятся слезы. — Отпусти меня, Като! Я тебя умоляю, отпусти! Я действительно не сделала ничего плохого.
Как там мне говорил лич? Смерть будет ранней и глупой? Но не такой же!
Я забилась в путах, пытаясь вырваться, и закричала что есть мочи. Сейчас я уже не анализировала, кто именно прибежит мне на помощь и сумею ли я сбежать, даже если освобожусь.
— Не вопи, Мира! — Като от меня отмахнулась и достала откуда-то из необъятного кармана несвежую тряпку.
— Не надо! — заорала я, сообразив, что именно собирается сделать сумасшедшая, но было поздно. Като прижала меня коленом к полу, схватила за волосы, чтобы я не могла мотать головой и, несмотря на все мои попытки вырваться, заткнула рот кляпом. Я рассадила себе затылок, так как не сдавалась до конца, и ободрала губу, но все равно проиграла и в этой схватке.
— Вот, так-то лучше! — очень холодно и по-деловому заметила она. Взяла листочек и отошла с ним в угол, пояснив зачем-то для меня: — Пожалуй, лучше выучу наизусть. Так надежнее и удобнее. — Наверное, она все же нуждалась в собеседнике. Я так и не могла понять, зачем она невольно ищет у меня одобрения. — Знаешь, Мира, — продолжила Като, — я еще никогда не протыкала ножом живого человека. В книге все очень подробно описано. Куда ставить нож, как давить, чтобы жертва не умерла сразу же, а долго истекала кровью. Говорят, это обязательное условие. Смерть должна быть долгой и мучительной. Но, оказывается, это непросто! Нужно применить силу. Представляешь, у меня вряд ли получится вонзить нож так одной рукой! А вторая занята листочком. Поэтому полежи еще немного, а я пока выучу заклинание.
Като все это говорила тихо и дружелюбно. В ее голосе не было злости, и это пугало сильнее всего. Она ведь все для себя решила, а я теперь даже говорить с ней не могла. Лежала, ревела и прощалась с жизнью, которая только-только начала налаживаться. И даже без моего везения все шло неплохо. Это же не проклятие, значит, и снимать ничего не нужно. Просто была раньше везучая девочка Мира, а стала везучая девочка Като. Мира же начала коллекционировать неприятности. И ведь я с этим свыклась и нашла своего ректора. Жаль, что не получится узнать, куда и зачем он ушел с утра пораньше.
Знакомую пушистую тень я заметила совершенно случайно и мгновенно воспрянула духом. Если шушель вернулся, то, значит, он не настолько обделен интеллектом, как о нем поговаривают. Он вспомнил обо мне и пришел. Вопрос — зачем? И будет ли помогать? И если да, то как именно? Като сосредоточенно шевелила губами и зубрила заклинание, поэтому никого и ничего вокруг не замечала, а шушель выбрался из угла, очень по-деловому прошелся вдоль пентаграммы и помочился на каждую из свечей. Я старательно пыталась отвернуться и молилась, чтобы не попало на меня. Воняло отвратно! Огоньки с шипением гасли один за другим.
Если бы твареныш при этом не хихикал так мерзко, Като бы, пожалуй, его и не заметила, увлеченная своим занятием, а так всполошилась, подскочила и с воплями кинулась за мелким пакостником, пытаясь достать его длинной палкой, подобранной где-то тут же среди сваленного в углах хлама. Шушель, как ни странно, не пытался сбежать, он, распушив хвост, сиганул Като на голову, потоптался под вопли, выхватил из рук моей мучительницы листок с заклинанием и демонстративно сожрал, причмокивая и отплевываясь.
Като завопила, отодрала смачно рыгающего твареныша от прически и с гневным воплем швырнула о стену. Я бы заорала, но не могла. Шушеля было дико жалко, он хоть и мерзавец, но свой, привычный, и пришел ко мне на помощь. Впрочем, я шушеля недооценила. Вместо того, чтобы удариться о стену, он растворился в ней с чавкающим звуком. А через пару минут появился в другом углу комнаты.
За минуты тишины и спокойствия я успела опять пасть духом, а Като — с горестными воплями зажечь свечи и свериться с книгой, которая пока уцелела.
— Вот знаешь, Мира, иногда даже неприятности происходят очень уместно, — заявила она, ползая на четвереньках возле пентаграммы. — Я заметила небольшую неточность.
Като зашла внутрь пентаграммы и начала соединять свечи между собой причудливым узором поверх уже существующих линий. Шушелю это не понравилось. Он шипел, визжал, рушил свечи, но я заметила, что пакостничал он только там, где Като еще не успела нарисовать защитную линию.
— Выкуси, гаденыш! — прошипела она, замкнув круг. Шушель распушился, ощерился и исчез в облаке дыма, оставив после себя традиционную смердящую кучу, видимо, в знак отношения к Като. Я же поняла, что теперь меня не спасет никто.
— А сейчас, Мира, мы приступим. — Сумасшедшая довольно улыбнулась и начала медленно, нараспев читать заклинание, похоже, ей удалось выучить слова. Нож в ее руках засветился, с каждым словом сияя все ярче и ярче.
— А ну-ка, корова рыжая, брысь прочь, пока я рога тебе не обломал!
Знакомый голос я услышала и узнала сразу же. Сердце затрепетало, и в душе снова загорелась надежда. Он все же пришел! Таким взбешенным я ректора не видела даже тогда, когда Васик сожрал министерскую грамоту.
Като не ожидала увидеть гостей, поэтому вздрогнула, сбилась и прыжком развернулась в сторону Ариона фон Расса, который, не пытаясь продолжить диалог, со всего размаху швырнул в мою обидчицу огромным огненным шаром. Я даже не успела испугаться, потому что сверкающий сгусток врезался в защитный круг и разлетелся по помещению снопом искр. Като заверещала, прикрыв голову руками, но быстро пришла в себя, поняв, что через защитный контур до нее не добраться.
Она попыталась возобновить чтение заклинания, но это было непросто сделать, когда вокруг бегает ректор с выпученными глазами, орет непотребности и швыряется фаерболами, от которых нет ущерба, зато много дыма и отвлекающий грохот.
— Да прекратите! Неужели вы не видите, что мешаете? — завопила она и опасно замахнулась на меня ножом, я сжалась от ужаса, а ректор послушно отскочил. Он был напуган, хоть и пытался не подать виду, но я, видимо, слишком хорошо его изучила и заметила то, что укрылось от Като.
— Так-то лучше! — Като выдохнула, поправила волосы и повернулась лицом к Ариону фон Рассу. — Теперь уходите, — тихо, но уверенно произнесла она. — Вы только мешаете и раздражаете. Ник чему. Вы ее уже не спасете, сами же знаете, этот защитный контур не пробить. Зачем пытаться?
— А это мы еще посмотрим, — упрямо заявил ректор и подошел так близко, насколько позволял контур. — Не смей ее трогать, иначе будет хуже. Я найду тебя, рыжая лахудра, и сделаю твою жизнь очень долгой и невыносимой! Поверь, это я умею. Что бы ты ни задумала, насладиться этим не сможешь.
— Вы не спасете ее! — Като воинственно поджала губы и выдвинула подбородок, демонстрируя решимость.
Но с ректором спорить было бесполезно. Он, даже находясь в ситуации, которую не мог изменить, умудрялся качать права и ставить условия. Като такое поведение обескураживало, и голос ее звучал уже не так уверенно, как раньше.
— Если с ее головы упадет хоть один волос, я тебя убью, воскрешу и снова убью. И так — до бесконечности… — шипел Арион, сопровождая каждое слово мощным ударом кулака по подрагивающему контуру.
— Вы не сможете! — язвительно ответила Като, но я заметила, что ее руки дрожат, и воспрянула духом. — Если вы не заметили, то подскажу — у вас не получается зайти за защитный контур.
— Может быть, ты не в курсе, но жизнь внутри контура уныла и быстро закончится! — парировал ректор. — Ты захочешь жрать и пи-пи и выйдешь, а я, если надо, буду сидеть тут неделю и ждать, когда у тебя, сумасшедшая истеричка, сдадут нервы! Так что лучше выходи и отпусти Миру по-хорошему, тогда, так и быть, я тебе подыщу доброго дядю-врача.
— Не могу! — Като скривилась и потерла руками виски. — Если я ее не убью, то никогда не стану счастливой и не добьюсь успеха. Как вы не понимаете?
— Нет, это ты не понимаешь, — вкрадчиво произнес ректор, чувствуя, что оппонентка начинает сдавать позиции. — Если ты тронешь Миру, то точно будешь несчастна. И я тебе это могу сказать, даже обладая очень и очень слабыми способностями провидца. Понятно?
Ректор снова со всего размаха шибанул кулаком по защитному контуру. От силы удара даже пошла волна. Като зашипела, отстранилась и начала снова торопливо бубнить заклинание, слова которого, впрочем, быстро застряли у нее в горле, так как на помощь Ариону фон Рассу из коридора медленно выплыл лич. Причем сейчас он выглядел действительно устрашающе (я бы сама с удовольствием заорала, но, во-первых, почти лишилась сил, а во-вторых, орать с кляпом неудобно). На иссохшем лице горели алые глаза, рот скривился в кровожадном оскале, а белые патлы волос, подобно змеям, развевались за спиной. На плече у него гордо восседал распушившийся шушель, который что-то нашептывал личу на ухо. Жаловался, не иначе как. Лич вскинул руки — пальцы засветились зеленым, подплыл ближе и кинулся на защитный контур с леденящим душу воплем. Выражение лица у него при этом было настолько кошмарным, что я чуть не подавилась кляпом, а Като, тихо пискнув, начала заваливаться. Видимо, умертвие оказалась слишком сильным испытанием для ее неустойчивой психики.
Ее обморок оказался очень кстати, потому что зеленое пламя лича, сорвавшееся с кончиков пальцев, тоже не смогло пробить контур. В итоге ситуация у нас вырисовалась отвратительная и патовая. Я лежала прикованная на холодном полу — спина затекла, попа замерзла, губы пересохли, и кляп мешал ужасно. Като валялась в глубоком обмороке тут же, рядышком. Печально, что и нож никуда не делся, а значит, если эта сумасшедшая достаточно быстро придет в себя, мои мучения возобновятся. Вот только пережившая стресс Като будет злее и чуть увереннее.
А за пределами защитного контура суетливо бегали ректор и повизгивающий шушель. Лич на их фоне выглядел преступно спокойным. Наверное, суета могла бы продолжаться достаточно долго, если бы к нам не нагрянули новые гости. Первой в помещение вбежала рыжая растрепанная девчонка в обнимку с моим Васиком, а следом за ней вошел высокий красивый блондин.
— Сказал же тебе не выпускать ее из академии! — рыкнул ректор, который, казалось, на какое-то время забыл про меня и попытки пробить защитный контур. Он смотрел на рыжую одновременно с ненавистью и нежностью. У меня даже сомнений не осталось в том, кто это.
— Я не смог. — Блондин флегматично пожал плечами и предусмотрительно отступил в тень, видимо, чтобы не досталось, а я почувствовала себя лишней.
— Ну а что с тебя взять, недомаг! — в сердцах бросил ректор и обратился к рыжей: — А ты, беда ходячая, зачем притащилась? Просил же по-хорошему! Почему нельзя хотя бы раз в жизни послушаться меня? Вот не до тебя сейчас!
— Ну, знаешь ли, папа! — возмутилась девица, с интересом косясь в сторону пентаграммы. — Я просто не могу такое пропустить! Должна же я на мамочку будущую полюбоваться.
Я икнула, и даже кляп мне не помог, а Кассандра (если я не ошибаюсь, дочь ректора звали именно так) подошла ближе и ткнула пальчиком в защитный контур.
— А наша-то какая? Та, которая связанная на алтаре, или рыжая с ножом? Светленькая симпатичнее, а рыжая боевая, но слабенькая. Вон уже в обмороке, — вынесла вердикт она.
— Рыжих мне и так хватает! — рыкнул ректор, как мне показалось, смущенно.
— Ну так чего ждешь? — удивилась Кассандра и указала в мою сторону. — Доставай ее оттуда! Забираем — и домой, а то я проголодалась.
— Вот и в кого ты такая умная-то пошла? — рыкнул ректор и отвернулся. — Знать бы еще, как… — тихо добавил он, но рыжая уже, похоже, не слушала.
— Иногда думаю, что не в тебя, — заявила она, сунула Васика блондину, который стоял рядом с ней, и, шепнув пару слов, сделала толкающее движение руками под переходящий в ультразвук вопль ректора:
— Не-э-эт!
Я не поняла, что случилось, потому что верх поменялся с низом несколько раз, скобы, к которым меня привязала Като, с треском выскочили из пола, и одна из них чувствительно припечатала мне по ноге. Контур разлетелся вдребезги, словно кто-то разбил стекло, я даже почувствовала жалящие удары на лице и плечах. В комнате закрутился дикий вихрь, в котором оказались все. Пожалуй, было даже страшнее, чем на импровизированном алтаре. Голова кружилась, мимо меня пролетали какие-то вещи, а один раз промелькнул даже ректор, схватиться за которого я не успела. Кляп выскочил сразу же, и я наконец-то от души заорала. Через какое-то время все закончилось. Смерч, организованный Кассандрой, сошел на нет, и я, больно ударившись об пол плечом, замерла, боясь даже пошевелиться.
В оглушающей тишине раздалось одновременно два возгласа: «Ы-ы-ы… упс…» и «Кассандра!»
— Но я же нечаянно! — ответила рыжая, выползая из-под мятой простыни. Волосы закрывали ей лицо, и вид она имела жутковатый. Извинялась Кассандра привычно, даже не задумываясь. Видимо, не впервой. И тут я в полной мере поняла ректора. Они с дочкой действительно друг друга стоили.
Где-то в углу простонал блондин и постарался принять вертикальное положение. Надо отдать ему должное, он во время всей этой катавасии горшок с Васиком так и не выпустил. Цветочек обвил спасителя, словно лиана, и мелко дрожал. Испугался, бедненький.
Кассандра безуспешно пыталась убрать с лица лохматые рыжие пряди. Я вообще лежала и не шевелилась, стараясь прийти в себя после произошедшего. Где-то над головой противно поскрипывали остатки старой люстры. Я подняла глаза и заметила шушеля, качающегося на изогнутой железяке. Твареныш был на удивление тих. Он молчал, не пакостил и только тихонечко попискивал.
Като пришла в себя первая и, отшвырнув нож, на четвереньках, но удивительно резво помчалась в сторону выхода. Видимо, она решила, что не стоит меня трогать, раз на помощь примчалась такая мощная группа спасения.
Следом за ней метнулся только шушель с люстры, и почему-то я была уверена, что он сумеет ее задержать. Арион, отдышавшись, бросился ко мне, а я даже отреагировать нормально не могла, потому что обозревала разруху, которую учинила дочка ректора.
— Она всегда такая? — шепотом поинтересовалась я.
— Обычно еще хуже, — отозвался ректор и без слов прижал меня к себе, целуя в макушку.
Блондин, как я понимаю, будущий зять, деловито отковыривал длинные отростки Васика от стены и от своей шеи. Получалось у него аккуратно и быстро, поэтому я не стала вмешиваться.
Кассандра снова меня удивила. Она тащила под мышкой голову лича к откинутому в угол, все еще шевелящемуся телу. Мне стало плохо, и я глотнула, но даже вопрос задать не успела.
— Все будет хорошо, — опережая его, пообещал ректор, и я поверила, а Кассандра, рассыпаясь в извинениях, пыталась приладить голову обратно. Смотреть на это я не могла, поэтому отвернулась.
— Сударыня, я из-за вас потерял голову. — Язвительный шепот лича заставил меня застонать. Как он может в этой ситуации еще и иронизировать?
Впрочем, смущало это, видимо, только меня, так как Кассандра ворчливо отозвалась:
— Не могу ответить вам взаимностью, у меня жених есть!
А ректор на эту шутливую перепалку даже не прореагировал.
— Ну, папа-а-а, — простонала рыжая спустя несколько минут. — Помоги, что ли, спасли мы твою златовласую принцессу, давай теперь соберем моего научного руководителя, а то ведь к тебе напрошусь! Сам рад не будешь!
— Упаси боже!
Ректор отчетливо вздрогнул и, шепнув мне на ухо что-то ободряющее, отправился на помощь своему чаду, а я прислонилась спиной к стене и почувствовала, что медленно уползаю в беспамятство. Последнее, что я услышала, — это вопль ректора: «Мира!» — и язвительное замечание его дочки: «Вот, папочка, все же ты у меня мужчина хоть куда, не выдержав твоей любви, юные девы падают в обморок. Как думаешь, это от счастья?»
