Глава 21
Ауры
Лето 333 П. В.
11 зорь до новолуния
После того как растрепанные Арлен и Ренна вышли из шатра, праздник растянулся еще на часы. Арлен думал, что скрепление брака пройдет благочинно, но его молодая супруга, едва упал полог, превратилась в бешеное животное, а ее аура зажглась похотью.
«Моя супруга. Ренна Таннер». От этой мысли голова шла кругом не меньше, чем от любовного акта. Его судьбой оказалась та самая девчонка, из-за которой он сбежал из дома, лишь бы не жениться.
«Судьбой? – фыркнул он. – Прожить целую жизнь, полагая, что нет ни Создателя, ни Избавителя, а после сойтись с девицей и счесть это высшим промыслом?»
Но сколь бы смехотворной ни казалась мысль, он не сумел от нее отделаться.
На ватных ногах они выбрались из беснующейся толпы, и Арлен в очередной раз подивился ее коллективной ауре.
Когда-то он думал, что магия – зло, но та лежала за гранью подобных определений – не злее, чем ветер, дождь и лектричество. Она пульсирует во всех живых существах, нагляднейшим образом определяет их внешне и внутренне. Людские ауры тусклее и намного сложнее, чем демонические, но здесь, в средоточии великих меток графства Лощина, скопилось огромное количество внешней магии. Местные жители, сами того не зная, множили ее своим ликованием, и магия радостно плясала вокруг, могущественная и заразительная.
Арлен впервые увидел ауры после того, как начертил вокруг глаз зрительные метки, но до знакомства с князем подземников не понимал, что означают тонкие различия в цвете, яркости и плотности. Когда их сознания на миг соприкоснулись, он увидел мир глазами демонов.
Сейчас даже мимолетный взгляд мог сообщить ему об эмоциональном состоянии человека, а пристальный – обеспечить устойчивый приток сведений. Благодаря этому он отличал ложь от правды, а готовность драться – от намерения убежать. Распознавал каждое чувство в любую секунду, хотя о причинах приходилось догадываться.
В отличие от князей подземников, он не умел читать мысли… пока. Но если сосредоточиться, Арлен мог протащить толику магии сквозь людей, чтобы на ней отпечаталась их сущность, а потом поглотить ее, – Познавая их ближе, чем возлюбленные и травницы вместе взятые, – каждый шрамик, каждую болячку, все до единого чувства. Ожог в одном месте, кошачья царапина в другом повествовали о теле.
Иногда в мозгу вспыхивали образы людей, мест и предметов, которые находились в прочной эмоциональной связи с теми, кого он Познавал, но истолковывать картинки приходилось самостоятельно.
Тайнами делились даже растения. Вдохнув ветерок, что пролетает сквозь листву, Арлен мог определить возраст дерева точнее, чем лесоруб – по годичным кольцам. Когда стояло ненастье, а когда – засуха. Когда случился пожар, а когда ударил лютый мороз. Разновидности демоновых когтей, терзавших кору. Все, что случилось с того момента, как лопнуло семя, воспринималось мгновенно.
…На торжестве их ждала Шамавах, а также Рожер с женами и Кендалл.
Аура Рожера особенно любопытна. Когда жонглер играл на скрипке или в спектакле, на его ауру падала маска, через которую Арлен не мог прочесть ничего.
В других случаях его юный друг был подобен открытой книге. Вокруг него так и вились образы: одни тусклые, другие отчетливые – и все они соединялись с Рожером замысловатой паутиной эмоций.
Арлен прозревал себя самого и Ренну, равно как Аманвах, Сиквах и Лишу. Он видел сомнения Рожера насчет Ренны и брака, но задавался вопросом и о собственном выборе, а потому не чувствовал в себе права учить. Дело сделано, и Рожер, будучи другом Арлена, поддержит его.
Он положил руку на плечо жонглера:
– Я и тебя не покину, Рожер. Честное слово. Ренна никак не умаляет мой долг перед тобой.
Рожер заморгал:
– Откуда ты знаешь, что я…
Аманвах уставилась на Арлена, полыхнула аурой. Смекалистая – сообразила, о чем говорит муж, не дождавшись конца фразы.
Он сразу увидел образы, что кружили вокруг нее, среди них особо выделялись родители. Аманвах ходила глубоко в их тени. Между ними парила книга.
– Ты думаешь об Эведжахе, где сказано, что только Избавителю дано читать в людских сердцах, – предположил Арлен.
По ауре Аманвах пробежала дрожь потрясения, однако юная дама’тинг быстро сделалась… безмятежной, затенила эмоции спокойным, ритмичным дыханием. Она сверлила его взглядом не менее пытливым, но он уже не мог ее прочесть.
– Сказано, – согласилась Аманвах. – Но ты – не он.
Он глянул на Сиквах и с удивлением отметил, что ее сознание такое же вышколенное, как у Аманвах. Она не так проста, как кажется. Наверное, это связано с белым покрывалом.
Но пряча ауры, жены Рожера не могли замаскировать магию своих вещей. Шеи у них пылали благодаря меченым костям в колье. Арлен изучил метки, аналогичные тем, что имелись на скрипке Рожера. Он видел на сцене усиливающий эффект. Полезное волшебство.
Таким же огнем горели другие украшения. Мешочек с хора на поясе у Аманвах пульсировал, и даже в браслетах и кольцах Шамавах скрывались фрагменты демоновых костей, о предназначении которых он мог только гадать.
– Вы мне не доверяете, – заметил Арлен.
– А разве должны? – ответила Аманвах.
Арлен сосредоточился и протащил через молодых женщин немного магии, Познавая их.
– Нет, но я-то тебе доверяю, Аманвах вах Ахман. – Он кивнул на Сиквах. – И твоей сестре-жене. Я вижу, что вы не пособницы Най и ваши намерения в отношении моего друга искренни.
– Чего? – встрепенулся Рожер.
– Не перевозбудись, – бросил ему Арлен. – Они могут следовать букве твоих распоряжений, но не колеблясь сделают по-своему, если сочтут, что это тебе во благо.
Аманвах не смутилась:
– Наш достопочтенный муж иногда нуждается… в руководстве.
– Истинно и справедливо, – усмехнулся Арлен.
– Эй! – возмутился Рожер.
– Вряд ли я Избавитель, Аманвах, – улыбнулся Арлен. – Как и твой папаша. Я вообще не верю в существование Избавителя – разве что в виде символа для всеобщего воодушевления.
– То есть ты не еретик, а неверующий? – уточнила Аманвах. – Это лучше?
– Тебе решать, принцесса, – поклонился Арлен.
Аманвах чуть сощурила глаза:
– Не сегодня. Мы благодарны тебе за дозволение участвовать в твоем празднике.
Шамавах выступила вперед. Она держала ту самую дощечку для письма, которую Арлен видел у нее сотню раз, и на него нахлынули теплые воспоминания о шатрах Аббана на Великом базаре.
Арлен различил в ее ауре образы, связанные с черными и красными учетными строчками записей о собранных и выплаченных долгах. Аманвах прислала ее в качестве миротворицы, и Шамавах была счастлива выслужиться и перед нею, и перед ним. Она сделает все, чтобы сегодняшняя ночь прошла безупречно – кого бы ни пришлось подкупить или облаять, но в положенное время предъявит счет.
Арлен улыбнулся:
– Ты так похожа на мужа, что мое сердце затосковало по другу Аббану.
Шамавах поклонилась:
– Сын Джефа слишком добр. – Она ничем не выдала своих чувств, но, судя по ауре, слова искренне ее тронули.
И они были честны. Арлен сильно скучал по купцу-хаффиту, но, хотя Аббан не раз доказал, что иногда бывает верным, ни в коем случае не следовало ему доверять. При необходимости он лгал, но чаще просто недоговаривал. Как правило, о чем-нибудь важном.
Арлен тысячу раз прокрутил в памяти события, произошедшие во время его последнего посещения Красии, и каждый раз его терзали сомнения. В конце концов, именно Аббан раздобыл карту, которая привела Арлена в развалины Анох-Сан к усыпальнице Каджи, где он нашел меченое Копье. Аббан – первый, кому он его показал, дабы убедиться в подлинности. Той же ночью Джардир, в прошлом лучший друг Аббана, попытался убить Арлена ради Копья.
А теперь они действуют заодно. Даже если бы Марик не подтвердил это месяцами раньше, рука Аббана усматривалась во многих завоеваниях красийцев. Это лучше альтернативы, поскольку Аббану не свойственны жестокость и расточительность Джардира. После падения Форта Райзон огромные южные территории, хотя и угодили под иго дама и Законов Эведжана, но захватили их без ущерба для полей, домов и дочерей, а торговые пути остались открытыми. Столь милосердное решение нашептал Джардиру опять же Аббан, пускай и сугубо для личной выгоды.
«За кого ты, Аббан? – подумал Арлен. – Или ты не знаешь, что твой друг чуть не убил меня? Смирился с этим? А может, сам и подсказал?»
Он вздохнул. Важно ли это? Сейчас бессмысленно ломать голову. Вскоре он столкнется с обоими и узнает правду. Но сначала надо пережить новолуние.
Стоило им вернуться на торжество, как снова образовалась очередь из поздравителей. Старуха подвела за собой мужчину средних лет. Его глаза, подернутые молочной пленкой, смотрели в никуда. Оба показались смутно знакомыми, и Арлен узнал по ауре женщины, что они уже встречались и она осталась ему обязанной.
– Лорри Пастух, господин и госпожа Тюк, – с деревянным поклоном представилась женщина. – Это мой сын Кен. Нам нечего подарить, кроме благодарности и почтения, но мы надеемся, что вы их примете. Всю нашу родню забрали подземники, когда мы бежали от красийцев. Не появись вы, они убили бы и нас с Кенни. – Она погладила мужчину по руке. – Нам пришлось туго, но Лощина распахнулась для нас сердцем, когда ты ввел в нее наш караван, мы не мерзли и не голодали, хотя Кенни у меня не работник. Мы благодарны за это.
– Благодарите всю Лощину, – ответил Арлен. – И вам спасибо за стойкость в нелегкие времена.
Он посмотрел на Кена Пастуха, тот безмолвно стоял подле матери. В его ауре угадывался молчаливый стыд и ненависть к себе за вынужденную зависимость от матери и неспособность помочь семье. Но она слегка оперлась о него от старческой немощи, и это породило искру гордости.
– Ты всегда был слеп?
– Да, сколько помню себя, – кивнул Кен.
– Его еще в колыбели лишила глаз лихорадка, – объяснила Лорри.
Арлен прошил его магией, Познал глаза Кена и отыскал источник неполадки. Затем по наитию простер руку, извлек из великой метки немного силы и начертил метки на его лбу и вокруг глаз.
Кен судорожно вздохнул, и еще раз, и еще… И пелена пала с его глаз, которые оказались живейшего карего цвета и расширились, тогда как сам он бессвязно залепетал, вертя головой так и этак. Его аура на миг полыхнула восторгом, который сменился растерянностью и всесокрушающим страхом. Наконец он задрожал всем телом, крепко зажмурился и прикрыл глаза руками.
Арлен успокаивающе взял его за плечо:
– Понемногу привыкнешь, Кен Пастух. День за днем. Честное слово. Уж я-то знаю, каково тебе приходится.
Вскоре после того, как улеглась шумиха вокруг Пастухов, явился одинокий шарум. Он подошел без колебаний, но Арлен различил в его ауре страх. Страх и стыд. Арлен отметил, как резко втянула воздух Аманвах – слишком тихо, чтобы услышал кто-то еще, – а ее аура на секунду вспыхнула гневом, который, однако, сразу сменился спокойствием дама’тинг.
Воин опустился перед Арленом на колени и уперся в булыжники лбом. Арлену не понадобилось Познавать его чувства. Он провел среди шарумов достаточно времени, чтобы понять, когда его хотят оскорбить, и это делает не бедолага ха’шарум, который лишь выполняет приказ.
Вероятно, наставник Каваль счел мастерским политическим ходом прислать с поклоном воина-хаффита и его руками преподнести первый дар Небесам. Это было пассивное оскорбление, и так называемые Копья Избавителя – люди, что помогли Джардиру одолеть Арлена и отнять у него Копье Каджи, – благополучно оставались в тени.
Но явление воина-хаффита ничуть не задело Арлена. Сколько раз он наблюдал в Красии, как унижают хаффитов, лишают их всяких прав и шансов продвинуться в обществе? Так повелось со времен Возвращения, но Джардир изменил это, процарствовав всего несколько лет. Снова Аббан нашептал – мол, быстрый способ набрать войско? Или в его вероломном аджин’пале заговорила совесть?
Коленопреклоненный воин положил к ногам Арлена и Ренны рога лесного демона. Арлен видел, как из них медленно вытекает магия, напитывает мощью великую метку.
– Джаддах. – Арлен начертил в воздухе символ первого столпа Небес.
Аманвах удивленно взглянула, но он не обратил внимания и улыбнулся воину.
– Джаддах, – согласился воин, зыркнул в сторону Аманвах и еще сильнее задрожал от страха.
– Встань и расправь плечи, – приказал по-красийски Арлен.
Когда тот подчинился, Арлен склонился в поклоне:
– Не бойся, брат. Каваль не замечает иронии в том, что послал хаффита, страшась оскорбить меня лично, но от меня она не укрылась. Это ха’шарум оказал честь даль’шаруму, а не наоборот.
Воин низко поклонился, и его аура изменилась прекрасным образом: стыд превратился в гордость, а страх – в ликование.
– Благодарю тебя, Пар’чин. – Он снова поклонился: сначала Ренне, последней – Аманвах, – и устремился обратно в ночь.
Осталось шесть столпов.
– Я накажу Каваля, – процедила Аманвах, когда воин скрылся. – Прошу тебя понять, что оскорбление не мое.
– Честное слово сказано, – ответил Арлен. – Я выбегал с шарумами в ночь, но не терпел тех, кто затеивал кровавую усобицу из-за каждой мелочи. Каваль оскорбляет только себя.
Аманвах вскинула голову, и взгляд ее остался непроницаемым, но аура выдала уважение. Он коротко кивнул.
В следующий миг Уонда Лесоруб принесла длинный кривой рог воздушного демона, на котором еще болталась спинная перепонка.
– Я пришла бы первой, но пилить их труднее, чем убивать.
Арлен улыбнулся. Ее аура сияла неистовой гордостью, но – с примесью страха. Он копнул глубже, Познавая ее. Она хотела о чем-то попросить. О чем-то личном, и боялась, что он не сумеет или, хуже того, не захочет дать.
– Благословенна будь, Уонда Лесоруб, – произнесла Аманвах, – первая из шарум’тинг.
«Шарум’тинг?» – поразился Арлен. Неужели Джардир теперь наделяет правами и женщин? Будет ли конец чудесам?
– Я горжусь тобой, Уонда, – сказал Арлен громко, чтобы слышали все. – Это не шутка – стать первой женщиной-воином в Красии. Если я могу что-нибудь для тебя сделать – только скажи.
Уонда улыбнулась, и ее аура омылась облегчением.
– Говорят, ты вернул зрение Кену Пастуху.
– Да, – кивнул Арлен.
Уонда остригла волосы так, чтобы они падали на изуродованную демоном половину лица, но сейчас отбросила их, обнажила глубокие морщинистые борозды. Ее голос стал тише.
– Ты можешь убрать мои шрамы?
Арлен замялся. Он мог сделать это мгновенно, но всмотрелся в ауру девушки и засомневался, что должен. Он начертил в воздухе метку, чтобы только Уонда услышала ответ.
– Могу. – (Ее глаза зажглись, а аура наполнилась одновременно восторгом и страхом.) – Но близится новолуние – о чем ты собираешься беспокоиться, Уонда Лесоруб? О соседях или о лице?
Ауру затопил стыд, и Арлен показал на собственное лицо, густо покрытое татуировками:
– Шрамы хранят нас, Уонда. Напоминают о главном.
Девушка кивнула, и он сжал ей плечи. Ему пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в глаза.
– Подумай об этом. Если после новолуния желание не исчезнет, тебе достаточно попросить.
Ее аура стала нейтрального цвета и насыщенности, но в ней наметилось завихрение: Уонда медленно обдумывала его слова.
– Насколько я понимаю, это означает, что вы не склонны принять предложение пустынного демона? – осведомился Тамос, дожевывая бекон.
Лиша улыбнулась ему К ней вернулся аппетит, и она впервые за последние недели почувствовала, что окрепла.
– Это маловероятно.
– Мать говорит, вам можно довериться и вы действуете на благо Лощины, но мне не следует заблуждаться и рассчитывать на подчинение моим приказам.
Лиша со смехом встала, чтобы вымыть посуду.
– Мать-герцогиня права.
– Вы очень похожи на нее, – заметил Тамос.
Лиша толкнула его бедром:
– Надеюсь, что все же не сильно, иначе мне не захочется думать о прошедшей ночи. Я знаю, вы, королевские особы, предпочитаете не смешивать кровь.
– Не настолько! – рассмеялся Тамос. – Хотя не скрою, мать в свое время слыла редкой красавицей.
– В этом я не сомневаюсь, – отозвалась Лиша.
– Что касается чистоты крови… – Тамос пожал плечами. – Сто лет назад наш род был мелок. Мой дед первым из него занял Трон плюща, а возвысили его скорее деньги, нежели кровь.
Он быстро встал и привлек ее к себе:
– Так или иначе, в Лощине вы первая претендентка на престол. Вы хоть когда-нибудь задумывались, чего добьетесь, став графиней?
Лиша фыркнула и деликатно оттолкнула графа на расстояние вытянутой руки.
– Ваша светлость славится тем, что укладывает в постель каждую деваху, которая подмигнет. И я должна поверить в вашу верность?
Тамос улыбнулся, поцеловал ее:
– Ради вас я готов попытаться.
– Если на следующей неделе никто из нас не остынет, я подумаю, – пообещала Лиша, клюнула его в губы и вернулась к мытью посуды.
Она не усомнилась в искренности предложения, но в нем больше политики, нежели страсти. Их союз закрепит власть Тамоса над Лощиной, а Райнбека – над герцогством, и Арейн это знала.
«Так ли это плохо?» Лиша не знала.
– Правду ли говорят, что вы повстречались с одним из тех мозговых демонов, о которых толкует господин Тюк? – спросил Тамос.
Лиша кивнула. Подошла к письменному столу, взяла конверт, запечатанный ее восковой печатью с личными символами – ступкой и пестиком. Протянула графу:
– Это для вашей матери.
– То есть для брата, – вскинул брови Тамос.
Лиша в ответ изогнула свои.
– Неужели мы так и будем играть, даже наедине и сблизившись?
– Это не игра, – возразил Тамос. – Райнбек – герцог, он крайне подозрителен и горд. Если вы открыто проявите неуважение, последствия не заставят себя ждать.
– Да, – кивнула Лиша, – но он получит доклад от вас, а я не сомневаюсь, что вы сумеете передать послание Арейн…
– Ее милости, – поправил Тамос.
– Ее милости, – не стала спорить Лиша, – так, чтобы его не перехватили. Вы сами сказали, что травницы находятся под ее началом. Никакого неуважения нет.
Тамос нахмурился, но письмо взял.
– Скажу откровенно, ваша светлость, – продолжила Лиша. – Я не знаю, насколько могу доверять вам, в моей ли вы постели или нет. Зачем вы здесь? Вы неравнодушны ко мне или хотите укрепить власть над графством Лощина?
– Да как же! Разумеется, правда и то и другое, – улыбнулся Тамос. – Лесорубова Лощина всегда входила в состав Энджирса и во многом зависела от трона, это касается и дороги вестников, которая связывает вас с миром. Не так давно Лощина была крохотной деревушкой, но присяга на верность никуда не девается, если вассал входит в силу. Думаете, трон отпустил бы вас, найди вы на вашей земле золото или уголь?
– Конечно нет, – покачала головой Лиша.
– То же самое и с метками, которыми одарил вас господин Тюк. И что ужасного мы сделали? Разве мы не доставили продовольствие и семена, скот и теплую одежду в час испытаний, когда вы попросили? Разве не помогли построить дома и соорудить великие метки по вашим чертежам? Моя цитадель, госпожа, может казаться наглостью, но она призвана сдержать красийцев, а не терроризировать людей, находящихся под моей опекой.
Лиша кивнула:
– Прок от нее невелик. Через два года у красийцев будет воинов больше, чем населения в Энджирсе. Даже сейчас они могут захватить Лощину за день, если пожелают, хотя тогда им придется оголить Дар Эверама и приобрести в тылу неприятеля – Лактон. Но если возьмут Лощину, нам ее не отвоевать, а Лактон угодит в клещи, как больной зуб.
Тамос мотнул головой:
– Красийцам никогда не взять Лактон, если только пустынные крысы вдруг не станут мореходами. Прибрежные хутора лактонцев для складирования припасов разбросаны на сотни миль береговой линии. Никакая сила на свете не сможет овладеть ими всеми, а если кто сунется, свайные домики и болотные демоны соберут богатую жатву. Лактонцам не стоит клата развернуть корабли и осыпать стрелами побережье или Доктаун, но докмейстеры трусливы и не продвинут бои дальше береговой линии. Лактонец, ссаженный с корабля, подобен сбитому воздушному демону. Не ровня никому.
– Согласна, – сказала Лиша. – Я убеждала лактонцев перебираться из деревушек в Лощину.
– Вы уже сочли себя графиней? – прищурился Тамос. – У вас нет права делать такие предложения. Нас уже достаточно.
– Вздор, – отозвалась Лиша. – Единственный шанс остановить красийское наступление – разрастись как можно скорее. Мы должны заполнить Лощину. – Она вздохнула. – Если после новолуния останется что заполнять.
Тамос взял ее за руки и наклонился ближе:
– Нам незачем ссориться, Лиша Свиток. Если вы предоставите мне ответы, в которых я нуждаюсь, я приму каждого вшивого крестьянина, родом начиная отсюда и до красийской пустыни. Пусть разбивают лагерь перед моим порогом.
– Ответы? – переспросила Лиша, хотя отлично все поняла.
Тамос кивнул:
– Сколько воинов у красийцев и где расположились войска? Что вы узнали такого жуткого о мозговых демонах? Можем ли мы верить, что господин Тюк в битве с ними, не погубит многих из нас? Покоритесь ли вы моей власти?
Солнце уже всходило, и оба вздрогнули при звуке приближения графской кареты. Лиша вздохнула:
– Ваша светлость, я обдумаю ваши вопросы и в скором времени дам ответ.
Тамос по-военному вытянулся и напряженно поклонился. От внезапной официальности повеяло холодом, но он не отвел глаз, и на его красивом бородатом лице появилась лукавая улыбка.
– В таком случае отужинаем. Сегодня же.
– Похоже, вы не зря слывете охотником, – улыбнулась Лиша.
– Я вышлю кучера, когда начнет смеркаться, – подмигнул ей Тамос.
Очередь пошла на убыль на рассвете, а многие местные жители еще танцевали. Лесорубы с шарумами вернулись пропитанные магической энергией, сложили в центре Кладбища Подземников штабель из демоновых костей высотой в человеческий рост и внесли свежую струю в торжество.
Арлен глубоко вздохнул и пошел в звуковую раковину, к жонглерам. Он легко запрыгнул на сцену, обошелся без лестницы, хотя высота помоста была шесть футов. Музыканты перестали играть и расчистили ему место. Толпа взревела, и Арлен простер руку к Ренне. Она тоже безо всяких усилий вскочила на сцену, и он обвил ее стан рукой.
– Понимаю, звучит безумно, – сказала Ренна, – но, клянусь, я вижу любовь этих людей к тебе как сияние, гало. В жизни не видывала такой красоты.
– Любовь к нам, – уточнил Арлен и слегка прижал ее к себе. – И да, это похоже на восход солнца.
– Но и не задержится? При том, что надвигается.
«Я люблю тебя, Ренна Таннер». Арлен покачал головой:
– Полнолуние будет кровавым.
Ренна положила голову ему на плечо:
– Хорошо, что мы успели сплясать.
– Ага, – согласился Арлен, притиснул ее в последний раз, отпустил, воздел руки и огладил воздух.
Толпа притихла, хотя это не было важно. Арлен нарисовал пару звуковых меток, и его голос разнесся внятно и далеко.
– Я хочу поблагодарить всех за волшебную ночь! – прогремел он. – Мы с Ренной не поделились нашими планами, однако Лощина закатила нам лучший пир, о каком могут мечтать новобрачные!
Толпа отозвалась ревом и топотом.
Небо светлело, жалило и обжигало кожу Арлена. Он успел привыкнуть к рассветной боли, но теперь научился оттягивать силу от кожного покрова, прятать ее от света и сохранять в посильном объеме.
И все-таки солнце выжгло ее излишек, который пристал к меткам, и те словно занялись огнем. Не так давно он принимал эту боль как знак того, что солнце отвергает его, но ныне постиг истину и блаженствовал в ней.
Ренна судорожно хватила ртом воздух.
«Боль учит, Пар’чин, – сказал однажды Джардир, – и потому раздается нами бесплатно. Удовольствие не учит ничему, а потому должно быть заработано».
Арлен взял ее за руку:
– Рен, боль – это цена хождения под солнцем. Заслужи это право.
Воздействие светила испытали на себе и воины, но у них не имелось ни меток на коже, ни ихора в крови, и магия выгорела быстро. Они переминались с ноги на ногу и чесали обнаженные участки кожи, будто их обкидало сыпью. Там и тут сыпались искры, а капли ихора лопались и вспыхивали на кожаном облачении. На одном лесорубе, изрядно измазавшемся в субстанции, одежда по-настоящему загорелась. Арлен собрался прийти на помощь, но тот опорожнил на себя бочонок с элем. Народ поднял его на смех.
– В следующий раз не трогай эль – скажи нам, и мы уж тебя окатим! – крикнул один лесоруб.
Гогот.
– Лощина была добра к нам, – продолжил Арлен, – но нам с женой пора остаться наедине. – Ренна сжала его руку, и по его телу пробежала дрожь. – И всем нам самое время вернуться к делам. Ночные танцы – подлинное счастье, но до новолуния десять зорь, и нам предстоит работа. Демоны двинут на нас целую рать, графство Лощина должно подготовиться, чтобы загнать их в самые Недра, где им и место.
Он указал на огромную груду рогов в ту самую секунду, когда на нее упал солнечный луч. Получился такой костер, что больно смотреть, и лесорубы с ревом вскинули топоры. Даже шарумы издали клич и воздели кулаки.
Арлен понял, что князья подземников боятся не зря. Но он повидал и возможности Недр. И если задуматься о них слишком надолго, то бояться впору ему.
– Все в порядке? – тронула его Ренна.
Арлен накрыл ее кисть своей:
– Со мной все хорошо, Рен. Лучше некуда.
– Все доставлено, – доложила Шамавах, когда провела их в таверну Смитта.
Она распахнула дверь и показала, что свадебные подарки аккуратно разложены. Розы подрезаны и поставлены в древний расписной горшок, свежая пища – убрана в буфет. Другие сокровища сложили на комоды и ночные столики.
Арлен прожил в Лощине больше года и хорошо узнал лесорубов, пока учил их защищаться от демонов. Он понимал ценность этого имущества. Но он увидел и неистовую гордость в аурах дарителей. Искреннюю благодарность, любовь и… преданность.
Последнее поразило его пуще прочего. Эти люди сделают все, о чем он попросит, – не в знак боготворения, а из доверия. Сражаясь с ними бок о бок, Арлен утвердил себя, и лесорубы искренне верили, что он не подведет.
«И я не подведу, – пообещал он про себя. – Если демоны возьмут Лощину в новолуние, то лишь после того, как я погибну в попытке их остановить».
Шамавах подошла к розам и показала клочок бумаги, привязанный на петельку к горшку.
– На каждой вещи есть имя дарителя. Я обращусь к Эрналу Свитку и принесу тебе на подпись благодарственные письма.
Ренна оцепенела, и ее запах изменился. Обоняние казалось примитивным после чтения аур, но обостренные чувства Арлена даже при свете дня поставляли ему непрерывный поток информации обо всем, что его окружало. Он почуял ее страх так же явственно, как дерьмо на сапоге.
Сердце сжалось от сострадания, и ему не понадобилось всматриваться в образ, чтобы понять причину. Как большинство в Тиббетс-Бруке, Ренна не умела ни читать, ни писать.
Арлен отвернулся от Шамавах и произнес так тихо, что расслышала только Ренна, чей слух стал столь же острым, как у него:
– Не волнуйся, Рен. Я успею научить тебя писать твое имя, а скоро начнешь и читать.
Ренна быстро глянула на него, улыбнулась, и запах стал ароматом благодарности и любви.
– Надо бы и для Гареда что-нибудь сделать. За его поддержку.
– Надо, – согласился Арлен.
– Для меня будет честью выбрать барону подарок, – предложила Шамавах.
– Спасибо, я и сам справлюсь, – покачал головой он.
Шамавах поклонилась.
– Граф подарил тебе очень красивое ожерелье, – обратилась она к Ренне. – Ты уверена, что хочешь с ним расстаться?
«Начинается», – подумал Арлен.
Ренна подошла к зеркалу и восхищенно погладила камни кончиками пальцев. Арлен обонял ее удовольствие и различил тихий вздох.
Прикосновение стало прощальным. Ренна кивнула и сняла ожерелье:
– Негоже щеголять такой роскошью, когда столь многие нуждаются.
– Не стоит недооценивать вдохновение, которое черпает народ из вождя, одетого в пышный наряд, – заметила Шамавах. – Но если твое благороднейшее желание искренне, я буду счастлива приобрести эту вещь. Могу заплатить монетой или, если угодно, едой и скотом с доставкой к нуждающимся.
Ренна взглянула на нее, и Арлен поразился: ее запах сообщил о чистосердечной вере в доброту красийской женщины.
– Ты правда окажешь нам такую услугу?
«Она не виновата, – внушил он себе. – Если бы в Бруке умели торговаться, Хряк не присвоил бы половину городка».
Шамавах отмахнулась с улыбкой, как от пустяка.
– Мне не составит труда. Ожерелье – милая безделушка, и я легко продам его богатому Дамаджи как подарок для кого-то из жен.
Арлен отвернулся, закатил глаза.
– Труда не составит, – пробормотал он для одной Ренны, – плюс у красийцев появляется возможность наладить, как было поручено, торговые связи с графством Лощина, используя наше доброе имя.
Ренна рассматривала Шамавах, и Арлен учуял недоверие, которое быстро сменилось разочарованием. Она притворилась, будто снова изучает ожерелье, и буркнула в ответ так же тихо:
– Не продавать его, что ли?
– Продавай, но бери деньгами, – прошептал Арлен. – Расчет сразу.
Ренна повернулась к Шамавах и широко улыбнулась:
– Благодарю за помощь. Монетой сразу меня устроит.
Шамавах кивнула, будто другого и не ждала.
– Можно взглянуть?
Ренна вручила ей ожерелье, она вставила в глаз линзу и внимательно рассмотрела его на свету.
– Сейчас найдет изъяны и начнет торговаться, – шепнул Арлен. – Что бы ни сказала, ответь, что она рехнулась, и пригрози продать Смитту. Она удвоит ставку. Потребуй впятеро больше.
– Честное слово? – выдохнула Ренна сквозь улыбку. – Я не хочу ее оскорбить.
– Не оскорбишь. Красийцы не уважают тех, кто не умеет торговаться. Согласишься на половину, не меньше.
Ренна хмыкнула и дождалась, когда Шамавах закончит осмотр.
– Милое, но не больше. – В голосе Аббановой жены впервые прорезалось разочарование. – Алмазы мутноваты, а на ребре изумруда есть трещинка. Золото не такое чистое, как в Красии. Но может быть, покупатель соблазнится необычностью вещи, благо она принадлежала графу землепашцев. Я даю сто драки.
Ренна издала лающий смешок, хотя сумма, вероятно, прозвучала для нее бессмыслицей.
– По-моему, тебе пора починить линзу. Камни в полном порядке, а золото чисто как снег. Ты просто не хочешь платить сполна, а Смитт, я уверена…
Шамавах рассмеялась и поклонилась:
– Я недооценила дживах ка Пар’чина. У тебя острый глаз. Двести драки.
Ренна покачала головой:
– Тысяча.
Шамавах задохнулась от праведнейшего негодования:
– За тысячу я куплю три таких ожерелья! Триста, и ни клатом больше.
– Пятьсот – или продаю Смитту, – холодно ответила Ренна.
Шамавах оценивающе посмотрела на нее, и Арлену не понадобились сверхчувственные способности, чтобы понять: красийка прикидывает, не поднажать ли в последний раз. Наконец она поклонилась:
– Ни в чем не могу отказать новоиспеченной дживах ка в день ее свадьбы. Пятьсот.
– Я ценю это, – сказала Ренна. – Во многих дворах появится скот, а на многих плечах – одежда.
– Ты хорошо торгуешься, – заметила Шамавах.
Она повернулась к Арлену, и от ее глаз разбежались лучики, а в запахе обозначилось веселье.
– Скоро тебе не понадобятся советы Пар’чина.
– Ладно, Уонда, я прождала достаточно, – заявила Лиша. – Выметайся.
– Не хочу, – уперлась Уонда.
– Уонда Лесоруб! – повысила голос Лиша. – Если не выкатишься отсюда через… – И ахнула, а Уонда переступила порог, наряженная в одежды от герцогини Арейн. – Ох, чтоб меня!.. – проговорила она.
– Дурацкий вид, да? – горестно осведомилась Уонда. – Я и сама знаю.
– Вовсе нет, – возразила Лиша. – Ты выглядишь великолепно. Когда тебя увидят в городе и народ прознает, что это работа личной портнихи герцогини Арейн, каждая женщина в Лощине захочет себе такое же.
Она не соврала. Неприятно признать, однако королевская портниха превзошла себя, создала наряд одновременно и скромный, и удобный, под стать любому мужскому мундиру, но в безошибочно женском стиле.
Блуза темно-зеленого шелка расшита золочеными лозами и метками, которые добавляли объема плоскому переду. Рукава, просторные от плеча до локтя, туго обхватывали предплечья, чтобы не зацепиться за лук и беспрепятственно облачиться в деревянные нарукавники. Поверх блузы надет бурый кожаный жилет, подбитый с изнанки и аккуратно застегнутый. Он служил буфером между блузой и нагрудной пластиной, но изящный покрой позволял носить его и без всяких доспехов.
Панталоны из тонкой бурой шерсти от пояса до колен вызывали в памяти юбки-брюки, ценимые многими женщинами-воинами Лощины, – достаточно просторные, чтобы сойти за платье, если стоять неподвижно. В бою Уонда надевала еще и верхнюю юбку из гибких листов златодрева, которая обеспечивала подвижность и скорость и одновременно защищала воительницу мощными метками.
В голенях панталоны резко сужались, завершались пуговичными манжетами, а те легко проскальзывали в высокие и мягкие замшевые сапоги, что смягчали трение о деревянные поножи и башмаки. В последних Уонда выдерживала полновесный укус лесного демона, другой ногою проламывая ему череп.
Уонда держала под мышкой отполированный деревянный шлем с открытым забралом, тоже с резным орнаментом в виде меток, что изображали плющ. Уонда могла с той же легкостью сокрушить череп демона если не башмаками, так головой. Лише не составит труда добавить метку от мозгового демона и зрительные метки вокруг глаз.
– А что с дублетами? – спросила Лиша.
– Раздала, как сказал граф.
– И себе не оставила?
Уонда покачала головой:
– Я не служу матери-герцогине, мне не пристало носить ее плюмаж. Если дашь мне дублет со ступкой и пестиком – я надену. Если нет, и этого хватит.
Она сняла с крючка у двери меченый плащ и набросила на плечи. Лиша моргнула. Притворилась, будто ищет чайную чашку, чтобы украдкой промокнуть глаза.
– К новолунию я нанесу на твои доспехи новые метки. А заодно и на лук, если расстанешься с ним на десять секунд.
Уонда взглянула на лук, прислоненный у двери к стене и с ослабленной тетивой.
– Не вижу нужды его трогать. Сам Меченый смастерил.
– Я не изменю ни единой метки, – пообещала Лиша. – Просто вставлю туда, где за него берутся, кусочек демоновой кости.
Лицо Уонды вытянулось.
– Зачем?
– Затем что Арлен умеет заряжать лучные метки руками, а ты – нет, – объяснила Лиша. – Кость удержит метки в постоянно активном состоянии. Даже непомеченные стрелы будут исправно жалить демонов.
Уонда вскинула брови:
– Да? Здорово… – Она вдруг напряглась и с ножом в руке метнулась к окну. Выглянув – расслабилась. – Всего-навсего Дарси. – Она обернулась к Лише. – У меня точно не дурацкий вид?
Лиша оставила вопрос без ответа.
– Будь добра, открой дверь, а я поставлю чайник.
Через секунду Дарси вошла, потирая ладони.
– У меня новости, Лиша, и ты порадуешься!
– И тебе добрый день, Дарси, – вздохнула Лиша.
Та осталась стоять столбом, а руки ее продолжили ходить ходуном, словно месили густое тесто, и Лиша сдалась.
– Давай выкладывай, раз тебя так корежит!
Дарси кивнула.
– Давеча ночью графский кучер, как высадил вас, вернулся на Кладбище Подземников и вылакал кружек шесть эля. Заявил нескольким, что ложиться бессмысленно, коли ему велено вернуться и забрать графа на рассвете.
– Создатель!.. – произнесла Лиша. – «Нескольким» – это как понимать?
Дарси пожала плечами:
– Народ болтает, Лиша, тебе ли не знать. Твое имя известно даже свежим переселенцам. Чтобы найти несведущего, придется прошагать десять миль.
– Кому какое дело, с кем госпожа Лиша проводит ночь? – вскинулась Уонда.
– Никому, – согласилась Дарси, – но попробуй убеди их.
Лиша погладила себя по животу. «Лучше быстренько да прилюдно», – сказала Элона.
Она манерно вздохнула:
– Пусть треплются, только бы не в лечебнице. Лощина не была бы Лощиной без болтовни о моей личной жизни.
– Она у тебя хотя бы есть, – фыркнула Дарси.
– Ага, – поддакнула Уонда.
Дарси взглянула на нее, словно впервые заметила:
– Отличный наряд. Привезла с юга?
Уонда мотнула головой:
– Нет, герцогиня Арейн прислала. Весной мы с ней почаевничали. Видно, я ей понравилась.
Арлен посмотрел на мирно посапывающую Ренну, что привычно задремала днем. Поцеловал в висок. «Ты не успеешь проснуться, любимая, как я вернусь». Она довольно хныкнула и с улыбкой вцепилась в его руку. Он немного полежал к ней впритык и осторожно высвободился. Измотанный, он был бы рад забыться рядом, но отдыхать некогда. Он Втянул из крови магии и укрепился, после вышел за дверь, спустился по лестнице и спешно покинул гостиницу. На него показывали пальцами, но он двигался слишком быстро, чтобы его сумели перехватить.
Арлен тешил себя мыслью, что не осталось ничего под солнцем, способного его устрашить, но безмятежность улетучивалась с каждым шагом, который приближал его к хижине Лиши. Из всех в Лощине аура Лиши была самой трудной для чтения. Снаружи она демонстрировала невозмутимость, как у дама’тинг, но, если копнуть, открывалась буря противоречивых чувств. Это одна из причин, по которой его тянуло именно к ней. Он часто испытывал то же самое.
Хуже всего пришлось ночью, когда она преподнесла Ренне венок. На редкость любезный поступок значительно смягчил сердце Ренны, но Арлен распознал внутреннюю борьбу. Будь на месте Лиши кто-то другой, он протянул бы через нее магию и полностью познал ее чувства, но в отношении травницы это казалось насилием. Одно дело – Познавать людей, чтобы вылечить или еще чем-то помочь, увлечь их, воодушевить. Совсем другое – лезть в душу к женщине, которая ему не жена, с целью выяснить, что она о нем думает.
Арлену хотелось объясниться, но как? Совершенно очевидно, что никакому мужчине не найти себе пары лучше Лиши Свиток. Красавица, умница, добрая, богатая, самоотверженная! Но когда пробил час, этого не хватило. Он слишком далеко ушел по темной тропе и понял, что не достоин. Он нуждался в женщине, способной увести его с дурной стези, но это оказалась не она. Есть вещи, которых не стерпит никакая былая возлюбленная. Как и Арлен не желает слушать о постельных забавах Лиши с Джардиром.
Он скривился, представив, как они сплетаются.
«Забудь, – приказал себе. – Лиша сделала свой выбор, я сделал свой. Это не изменит ни того, что близится, ни отмеренного жалкого срока».
Дверь хижины оказалась приоткрыта, и он услышал женские голоса задолго до того, как ступил на крыльцо. Арлен не собирался шпионить, но уши, не спросив разрешения, ловили каждое слово.
«Лиша переспала с Тамосом?!» Смешно, но Лиша не отрицала – значит, правда.
Он встряхнул головой. «Пустое. Нет ничего важнее новолуния».
Он был бос, но все равно затопотал по ступеням, оповещая о своем приходе. Затем громко постучал и дождался разрешения войти.
Дарси, Уонда и Лиша в оцепенении уставились на него. Дарси и Уонда – с примесью страха, но разобраться в запахе Лиши не легче, чем в ауре. Она вернулась немного другой, и он не понимал, в чем дело. Его снова охватило настойчивое желание Познать ее, и он поблагодарил лившийся в хижину солнечный свет за то, что препятствовал магии.
Хижина Лиши хранила мириады запахов – специй, трав, живых и высушенных растений, сырой земли и свежей пищи. Над всеми прочими господствовал волшебный аромат бекона. Но не заглушал запаха соития, который струился из спальни, а также кислого смрада рвоты.
«Похоже на правду», – подумал Арлен и постарался не сжать кулаки. Лиша вольна поступать как вздумается, но Тамос заработал дурную славу своим обращением с женщинами. Если он причинит вред ей или ее репутации, Арлен сломает ему хваленый и расчудесный нос.
Он глубоко вздохнул: «В тебе говорит магия, и только». Он искренне постарался поверить в это.
– Доброе утро, сударыни, – произнес Арлен и нацепил на лицо бодрую улыбку. – Прошлый визит прервался на полуслове.
Он посмотрел на Лишу:
– Ты не против пошептаться?
Лиша моргнула, затем качнула головой:
– Конечно нет. Идем в сад? Его чересчур запустили.
Арлен кивнул, Лиша прихватила корзину с инструментами и вывела его во двор. Когда они направились к садовому лабиринту он уловил последние реплики Уонды и Дарси, оставшихся в хижине.
– Полмира отдам за то, чтобы превратиться в пчелу и пожужжать поблизости, – протянула Дарси.
– Вокруг них и так слишком много жужжат, Дарси Лесоруб, – заметила Уонда. – Всем будет лучше, если я, когда окажусь в городе, не услышу трепотни о том, как они уединились в саду.
– Угрожаешь мне, девка? – Дарси повысила голос и дала волю вспыльчивому нраву.
– Ага, – невозмутимо отозвалась Уонда. – А тебе лучше попридержать коней.
Арлен мысленно улыбнулся. Произнеси эти слова кто другой, Дарси заставила бы его их сожрать. Но даже Дарси не настолько глупа, чтобы поднять руку на Уонду Лесоруб.
Лиша остановилась у свиного корня и вынула инструмент для прополки.
– Клянусь, Дарси надо было идти в дровосеки. Она куда лучше убивает растения, чем выращивает.
Арлен кивнул:
– И такая же сплетница, как все горожане. Уонда наказала ей помалкивать о нашей прогулке.
Лиша заблагоухала весельем.
– Люблю эту девчонку. – Она принялась копать. – Полагаю, твоей невесте незачем знать, что ты побывал здесь.
– Я сказал ей, куда пойду, – возразил Арлен. – Не собираюсь начинать семейную жизнь со лжи.
– Ты быстро созрел.
– Странная ночь, – пожал плечами он.
– Да, – согласилась Лиша.
– Извини, что так обошелся с тобой, – сказал Арлен. – Я не имел права забываться.
– Имел, – ответила Лиша.
Он посмотрел удивленно, и травница подняла лопатку, покрытую жирным черноземом и пахнувшую жизнью.
– Я не буду извиняться ни за какие мои поступки, равно как говорить, что поступила бы иначе, получи возможность переиграть. Но если ты сказал об Ахмане правду, то с полным правом взбесился, как сами Недра. Прости за это. Я не хотела тебя огорчить.
– Это правда.
– Я знаю. Не скажу, что всегда одобряю твои решения, но ты самый честный человек, какого я встречала. – Лиша передернула плечами. – Пускай от этого и толку…
– Значит, мы оба сожалеем, но не жалеем, – подытожил Арлен. – И чем же займемся дальше?
– Делом, конечно. До Ущерба десять зорь. У тебя есть план?
Арлен нахмурился. «Ущерб». Красийское слово резануло слух.
– У меня много мелких планов, – ответил он. – Я не знаю, что затевают демоны, и глупо составлять один большой.
– Согласна, – нахмурилась Лиша. – Они умны. Возможно, умнее нас.
– Да, может быть, но они смотрят на нас свысока и понимают вдвое хуже, чем думают. Чутье подсказывает мне, что они попытаются покончить с нами одним махом. Двинуть на нас орду, чтоб задрожали горы; убить меня и Джардира, рассеять наши войска и застращать весь остальной мир.
Лиша содрогнулась:
– Думаешь, им это по силам?
– Не исключено, – пожал плечами Арлен и поднял палец. – Но! Если они проиграют – народ закалится и сплотится. Через полгода мы станем сильнее, чем сейчас.
– Значит, придется ударить всеми силами, – сказала Лиша.
Арлен кивнул:
– И они окажутся не готовы к половине того, на что способен я.
В тот же день Лиша обошла город, навестила старых друзей и пациентов с расспросами об их здравии. Сообщение Дарси полностью подтвердилось. Арлен очистил лечебницу даже от легких больных с мельчайшими травмами и недугами, вернул население Лощины на рабочие места – туда, где они нужнее всего.
Но травницы были заняты – обучали всех подряд шитью, чтобы запастись головными повязками с метками от мозговых демонов и несовершенными, но все же действующими плащами-невидимками.
Она повидалась с городским советом, который, правда, превратился скорее в символ, нежели обладал реальной властью. Тамос назначил из их числа мировых судей и сборщиков податей, которых подчинил Гареду.
Лиша встряхнула головой. Гаред Лесоруб, барон Лесорубовой Лощины, столицы графства Лощина! К такому не сразу привыкнешь.
Остальные горожане раздулись от гордости за это назначение. В Лощине никогда не водились лорды, и люди быстро забыли, что еще несколько лет назад Гаред считался поселковым хулиганом. Он был любимчиком, как дитя; красив и силен как бык; сговорен с Лишей Свиток, чей отец превращал бумагу в золото. Но после их разрыва его репутация, как и ее, рухнула, поскольку Вруна заставила хулигана публично признаться во лжи насчет их близости.
Лишившись невесты и уважения земляков, Гаред решил снискать последнее посредством силы – с переменным успехом. Ему не отваживались перечить, но в то же время предпочитали держаться подальше.
Все изменилось после битвы за Лесорубову Лощину. Гаред только что потерял отца, и все согласились, что Стив оказывал на него дурное влияние. О шашнях Стива с Элоной знали все. Но Гаред вышел из битвы героем и с той поры еженощно рисковал жизнью, оберегал поселок. О том, каким он был раньше, быстро забыли. Свое призвание нашли многие лесорубы, местные жители сплотились и простили друг другу прегрешения перед лицом необходимости пережить ночь.
Лиша даже не могла сказать, что из Гареда не получится лорд. Граф не позволит ему злоупотребить властью, а Гаред, похоже, доволен снять с себя лишние полномочия и сосредоточиться на руководстве лесорубами. Если Арлен прав и людям нужны подлинные герои для вдохновения, то Гаред идеально соответствует требованию.
Но в памяти всплыло свидание Гареда с ее матерью, и Лиша встряхнула головой, отгоняя видение.
Похоже, что заведомо тщетно.
Тамос сдержал обещание – карета прибыла за ней в сумерках. Лиша находилась в лечебнице, и многие видели, как она садилась. Народ зашептался, и Лиша могла только гадать, о чем пошла речь, – они недовольны или надеются на очередную пышную свадьбу в ближайшем будущем?
«Я знаю Лощину – наверно, всего понемногу». Лиша смирилась с этим и откинулась на спинку сиденья шикарной кареты. Когда живот увеличится, станет только хуже, и пусть уж лучше думают, что ребенок от Тамоса.
Ей пришлось признать, что новая графская цитадель производит сильное впечатление. Всего лишь каркас для будущего великолепия, если его раньше не снесут подземники или красийцы, но взгляду Лиши предстало уже основательное защитное сооружение, построенное на возвышенности и обнесенное временным палисадом из заостренных кольев для защиты работников, которые закладывали фундамент и подтаскивали камни для постоянной стены.
Во внутреннем дворе Лишу встретил лорд Артер, он повел ее мимо шатров для работников, слуг и воинов. Центр цитадели представлял собой скелет-лабиринт, но Артер направил Лишу к небольшому жилому крылу, где находились личные апартаменты Тамоса, которым, видимо, предстояло сделаться гостевыми после постройки надлежащих графских покоев.
Тем не менее столовая обставлена богато, как подобает принцу Энджирса. Тамос ждал во главе длинного стола, совещаясь о чем-то с капитаном Гамоном, но оба встали, едва появилась Лиша, и капитан низко поклонился:
– Большое удовольствие видеть вас вновь, госпожа Свиток. Прошу извинить.
Лиша кивнула, и Гамон вмиг исчез за дверью.
Тамос лично выдвинул для нее стул, после чего сел сам, и служанка наполнила бокалы. Он отослал женщину взмахом руки, и она поспешила прочь.
– Наконец-то одни, – улыбнулся Тамос. – Я думал о вас весь день.
– Вы и весь город, – подхватила Лиша. – Ваш кучер, как высадил нас прошлой ночью, наболтал баек половине Лощины.
Граф изогнул бровь:
– Распорядиться отрезать ему язык?
Лиша выпучила глаза, и Тамос разразился хохотом:
– Шутка, не более! – Он погладил воздух, успокаивая ее. – Хотя наказать его надо.
– Например?
– Неделя на рытье выгребных ям без оплаты заставит его впредь дважды подумать, – проговорил Тамос. – Я не могу позволить слугам распускать языки. – Он подмигнул. – По крайней мере, когда это не совпадает с моими целями.
– А разве не совпадает? – спросила Лиша. – Вы не возили бы меня по городу в личном экипаже и не дразнили титулом, если бы не считали, что брак со мною укрепит ваше положение в Лощине.
– Достойное ухаживание за вами его и правда укрепляет, – согласился Тамос. – А обхождение как с кабацкой шлюхой – нет. – Он покачал головой. – Я уже знаю, что скажет мать, когда узнает.
– Не вижу причины ставить ее в известность, – заметила Лиша.
Тамос издал смешок:
– Не обольщайтесь. У матери в Лощине столько шпионов, что вам не счесть.
– Как же быть?
Тамос поднял бокал:
– Вы принимаете должность королевской травницы, и мы совместно трудимся на благо графства Лощина. Одновременно я приглашаю вас на обеды, шлю вам цветы и осыпаю дорогими подарками, развлекаю вас остроумными беседами и игривыми шуточками. Дальше… посмотрим.
– И вы рассчитываете, что обеды будут завершаться в вашей опочивальне? – спросила Лиша.
Тамос улыбнулся:
– Напомню вам, сударыня Свиток, что это вы овладели мною минувшей ночью.
Лиша чокнулась с ним бокалом:
– Так и было.
Арлен нашел Гареда на Кладбище Подземников, где тот устроил смотр лесорубам.
– Вечер добрый, барон, – сказал он.
Гаред уставился на него и выдал аурой смущение:
– Негоже тебе, господин, так меня называть…
– Что, генерал? – улыбнулся Арлен.
– Ночь, еще хуже…
– Не лучше, чем когда ты называешь меня господином, – парировал Арлен. – Ты старше меня лет на пять. Может, обойдемся без церемоний? Я буду звать тебя Гаредом, а ты меня – Арленом.
Смущение переросло в откровенный страх. Гаред замотал головой, но Арлен взял его за плечо:
– У тебя, Гар, если не демоны, то подземники. Либо я простолюдин, которого зазорно назвать по имени, либо крутой Избавитель, которому следует подчиняться.
Гаред почесал загривок:
– Коли так, то у меня, пожалуй, выбора нет.
– Арлен, – произнес Арлен.
– Арлен, – повторил Гаред.
Арлен хлопнул его по плечу:
– Язык не ошпарило? Давай-ка пройдемся. Хочу тебе кое-что показать.
Гаред кивнул, и они отправились в укромное место, где дожидалась Ренна с Обломом. Она крепко держала толстые плетеные кожаные поводья, хотя скакун, похоже, успокоился и перестал сопротивляться. Ушло много времени и не одна порванная узда, пока Облом не примирился с Ренной, которая весила в десять раз меньше, однако оказалась достаточно сильной, чтобы удержать его.
При виде великолепного животного Гаред остановился как вкопанный и тихо присвистнул.
– Он даже больше Сумеречного Плясуна!
– Облом – его родитель, – пояснил Арлен. – Единственный конь, подходящий тебе по размеру, Гаред Лесоруб, и вряд ли найдется другой силач, способный его укротить. Лесорубам удалось его поседлать, но верхом так никто и не сел.
– Не слушай Арлена, он пугает. – Ренна вручила Гареду поводья. – Обломушка славный, милее не бывает. Его надо просто понять.
– Да? – Гаред потянулся к коню, чтобы погладить по шее, но Облом обратил к нему взгляд, и он передумал.
– Да, – подтвердила Ренна. – Он много лет маялся взаперти, а создан для ночной воли.
– Знакомо, – отозвался Гаред.
Ренна кивнула:
– Не запирай его, не давай дурить, и вы подружитесь. А с метками, которые я вырезала на копытах, он проломит череп любому демону так, что ты обалдеешь.
– Здорово! – Гаред посмотрел Облому в глаза.
Конь захотел отпрянуть, однако Гаред, хотя и оставался слабее Рейны, был самым сильным человеком, какого знал Арлен. На толстой ручище вздулись мускулы, поводья затрещали, но голова Облома не шевельнулась, когда Гаред положил ему на шею ладонь. Через мгновение скакун снова расслабился.
– Я не достоин, – погрустнел Гаред.
– Не тебе решать за народ, – ответил Арлен. – Ты уже десять раз заслужил этого коня.
– Да я не о коне, – возразил Гаред. – Я обо всем. Граф приказал изготовить для меня герб. Для меня! Гареда, мать его, Лесоруба! – Он покачал головой. – Мне все мерещится, что меня вот-вот подловят на лжи и отправят обратно валить деревья. Скажи, чего ты от меня хочешь? Что я должен делать?
– Подтянуться и думать головой, – сказал Арлен. – Нравится тебе это или нет, а ты отныне – барон Лесорубовой Лощины. Твоя обязанность – в первую очередь заботиться о подданных, а уж потом служить графу. Если он прикажет сделать что-нибудь не то – поступай по совести.
– Не нужны мне эти обязанности! Я не крепок умом, и совесть заведет меня куда не надо.
– Необязательно быть семи пядей во лбу, чтобы отличить добро от зла, – возразил Арлен, – и я отлично знаю, что такое бремя нежеланной ответственности. Но жизнь несправедлива, Гаред Лесоруб. И советчик не всегда окажется под рукой.
Назад: Глава 20 Единственный свидетель
Дальше: Глава 22 Новолуние
