Глава 20
Единственный свидетель
Лето 333 П. В.
11 зорь до новолуния
Арлен долго смотрел на Ренну. Под его взглядом она почувствовала себя такой же обнаженной, как при вторжении в ее мысли мозгового демона. Она задумалась – и не впервые, – не научился ли Арлен и этому трюку. Взор его осуждал.
– Думаешь, ты готова к этому, Рен? – тихо спросил он. Ренна расправила плечи, посуровела и отзеркалила его взор: – Ага. Давным-давно.
– Между мужем и женой не должно быть секретов.
– Я знаю.
Арлен провел рукой по лицу, потер двумя пальцами виски:
– Думаешь, я тупица, Рен? Думаешь, не понимаю, что ты питаешься мясом демонов? Я чую это по твоему дыханию, вижу в крови, вкушаю в твоей магии. Ты занялась этим в ту самую ночь, когда я заклинал тебя воздержаться. И после не упустила ни единого случая.
Ренна стиснула зубы, попыталась погасить гнев и досаду. Он судит ее? За то, что она совершила ради его спасения? Магия хлынула в нее, напитала мощью и десятикратно усилила бешенство. Ренна сдерживалась из последних сил.
– Тебе же сказано, Арлен Тюк, – не указывай мне, что делать. Он, несомненно, заметил и то, как приросла она магией, и злость, что все отчетливее проступала у нее на лице, но не встревожился и только кивнул:
– Да, сказано. И я не указывал. Ты знаешь мое мнение. Если не слушаешь меня – твое дело. Можешь даже умалчивать об этом. Я не могу поклясться солнцем, что никогда ничего не скрывал. Люди имеют право на тайны.
– Тогда в чем проблема? – настойчиво спросила Ренна.
– Я уже сказал, – вздохнул Арлен. – Как я могу жениться на той, кто считает меня дураком?
Ее гнев испарился так же быстро, как вспыхнул, сменился настолько острым раскаянием, что Ренна усомнилась в способности его вынести. Ее глаза наполнились слезами, и Арлен расплылся. Ноги подкосились, она рухнула на колени.
Арлен мгновенно поддержал ее, и она приникла к нему, залила слезами белую сорочку. Он крепко прижал ее к себе, запустил пальцы в волосы:
– Полно, Рен. Все не так плохо. – Он положил ладонь ей на щеку и чуть развернул ее голову, чтобы смотреть в глаза. – Создатель свидетель, что я далек от совершенства.
– Я не хотела отстать, – пробормотала Ренна. – Впереди трудный путь, и я пообещала пройти его вместе с тобой. У меня ничего не выйдет, если ты ускользнешь в Недра, а я останусь здесь, пытаясь дозваться.
Арлен отстранился, улыбнулся:
– Твой зов меня спас. Без него меня засосало бы навсегда, Рен. Не принижай свои заслуги.
– Этого мало, – отозвалась Ренна. – Ты рано или поздно туда отправишься. Я вижу, как ты иногда печалишься, глядя на тропу в Недра. Я не запрещаю тебе, но и одного не пущу.
Арлен смотрел на нее бесстрастно, но на глаза навернулись слезы.
– И ради меня ты готова на это, Рен? Спуститься в Недра?
Ренна кивнула:
– Куда угодно, Арлен Тюк, лишь бы с тобой.
Он всхлипнул, и вдруг оказалось, что это она его обнимает, и никак иначе.
– Рен, я не могу тебя об этом просить. Вообще никого. Вряд ли оттуда можно вернуться.
Она заключила его лицо в ладони, заставила взглянуть в глаза:
– И не проси. Но и не говори, как мне поступать.
Затем она его поцеловала, и он на секунду застыл. Казалось, вот-вот отстранится, но он подался к ней и ответил, прижал к себе крепче некуда.
– Я люблю тебя, Арлен Тюк.
– Я люблю тебя, Ренна Тюк.
На Кладбище Подземников царило оживление. Вокруг звуковой раковины хлопотало больше дюжины жонглеров: настраивали инструменты, а красийский наставник вразумлял отряд свежих рекрутов – лесорубы называли их «недотесками». Генерал Гаред – бесспорно, самый крупный детина, какого видывала Ренна, – пересекал площадь в сопровождении мясников, выкрикивал на ходу приказы. Дозор лесорубов ждал благословения рачителя Хейса перед уходом в ночь.
Арлен направился к ним, и праведник, что читал молитву, запнулся, едва их увидел. Он быстро опомнился и продолжил, но головы уже поворачивались к ним. Донеслись гул и шепот, как всегда при появлении Арлена.
Гаред хотел подойти, но Арлен остановил его знаком и тихо дождался, пока молитва закончится и рачитель начертит над воинами метки. В обычном случае лесорубы ушли бы немедленно, но сейчас остались и словно в землю вросли. Хейс повернулся к Арлену.
– Господин Тюк, сударыня Таннер, – поклонился инквизитор.
Голос был напряжен – они не общались с тех пор, как испортили друг другу настроение и Ренна с Арленом ушли с его обеда.
– Чем могу быть полезен?
– Простите, что докучаю, рачитель, – произнес Арлен. – Мне… окажите мне услугу.
Инквизитор выгнул бровь, оглядел толпу, по которой уже расходилось услышанное. Весь двор взбудоражился.
Инквизитор ответил не сразу, и Ренна заопасалась, что они нанесли ему слишком тяжкое оскорбление. Но он в конце концов кивнул:
– Разумеется. Пройдемте в мои палаты, в Праведный дом…
Арлен покачал головой:
– К алтарю. – При этих словах Ренна взяла его за руку, что не укрылось от Хейса. – Вы обещали поженить нас. Мы готовы. Сегодня же. Сейчас.
Гул толпы превратился в какофонию, возбужденные перешептывания – в гиканье и крики. Иные зашикали, не желая пропустить ни слова.
– Вы уверены? – осведомился инквизитор. – Браки заключаются при свете солнца, а не посреди ночи.
– Рачитель, мы уже пятнадцать лет как сговорены, – кивнул Арлен. – Времени прошло достаточно.
– Даже с избытком, – добавила Ренна.
Хейс обратился к Франку:
– Приготовь алтарь. – Он посмотрел на растущую толпу. – У нас не хватит скамей…
– Будем только мы, рачитель, – возразил Арлен. – Нам не нужна пышная церемония. Это не жонглерское представление.
Сквозь толпу просочились разочарованные возгласы и переросли в неодобрительный рев. Гаред гулко громыхнул клинком о топор.
– Заткнитесь! Этот человек спас наш город, и если он хочет уединиться, так тому и быть! – Он повернулся к лесорубам. – Все слышали?! Расчистить дорогу! Никого не подпускать к Праведному дому!
Лесорубы мигом построились, взяли пару с рачителем в кольцо и освободили в толпе проход.
– Вам нужен хотя бы свидетель, – заметил Хейс.
Арлен обернулся, взглянул на Гареда.
– Постоишь со мной, Гар?
– Я? – выдавил тот.
И вдруг уподобился мальчишке – куда только подевался дюжий генерал лесорубов?
– Ты же выстаивал со мной против своры демонов, – напомнил Арлен. – По-моему, и с этим справишься.
– Ага, – просиял Гаред. – Почту за честь.
– Барон подойдет, – отозвался Хейс и кивнул Франку. – Проследи, чтобы остальные ждали снаружи.
Малыш кивнул и поспешил в Праведный дом. Из него, едва инквизитор с гостями приблизились, хлынул людской поток. Народ напирал, следовал по пятам, но лесорубы отбили натиск.
– Есть ли у вас кольца? – осведомился у Арлена рачитель Хейс.
– Нам не нужны никакие… – начала Ренна, но слова застряли в горле – Арлен полез в карман и вынул два кольца: свитых из серебра и золота, с крохотными метками.
Даже быстрого взгляда хватило, чтобы признать изящный почерк любимого. Кольца напитались его магией и ярко светились.
Она посмотрела на него, и Арлен расплылся в улыбке, как сытый кот.
– Думала застать меня врасплох, Рен? Я хотел устроить свадьбу после новолуния, если будем живы, но доделал кольца несколько дней назад.
Слезы подступили к глазам Ренны, но она не потрудилась их стереть, а Арлен надел ей на палец кольцо поменьше. Ее руки тряслись, когда она проделала то же с большим.
– Ты не представляешь, какая брачная ночь тебя ждет, – шепнула она.
Рачитель кашлянул.
– Именем Создателя, здесь, в Его доме, я объявляю вас мужем и женой. Живите и плодитесь во имя Его. Можете поцеловаться…
Ренна бросилась в объятия Арлена, впилась ему в губы, и если рачитель закончил фразу, то шум крови в ушах не дал ей расслышать.
– Я ваш должник, – сказал рачителю Арлен, когда они наконец отпустили друг дружку. – Не забуду.
– Я тоже, – улыбнулся Хейс.
– Поздравляю! – пробасил Гаред и так хлопнул Арлена по спине, что другой покатился бы кубарем, но Арлен устоял. – Большая честь быть вашим свидетелем. Не заслужил.
– Это для нас честь, Гаред Лесоруб, – возразил Арлен. – Теперь за Лощиной присматривают приличные люди.
Гаред погрустнел:
– Не так я был хорош, как следовало. Даже после твоего прихода в Лощину. Наделал… ошибок.
Арлен с улыбкой потянулся к великану Гареду, потрепал по плечу:
– Мы все ошибаемся, Гаред. Но те, кто это осознает, уже становятся наполовину лучше. Что бы ты ни натворил, я тебя прощаю.
В чем было нельзя ошибиться, так это в просветлении на лице Гареда. Он выпрямился в полный рост, навис даже над инквизитором, который стоял у алтаря ступенькой выше. Затем отвесил низкий поклон.
– Тогда я пройду и вторую половину пути. – Он глянул на Хейса. – Пусть Создатель станет свидетелем.
– Я люблю тебя, Арлен Тюк, – шепнула Ренна.
Арлен взял ее за руку и повел к выходу.
Гаред ринулся вперед и толкнул огромные дверные створки, как невесомые. Те распахнулись с гулким стуком, явили взору сотни людей, которые столпились у Праведного дома, а новые неуклонно прибывали с каждой улицы, заполняли Кладбище Подземников. Народ высыпал на балконы, чтобы видеть лучше, а дети взгромоздились на родительские плечи.
Ренна застыла. Такую толпу она повидала лишь раз – в тот вечер, когда на главной площади собрался весь Тиббетс-Брук, желавший посмотреть, как ее выставят на растерзание демонам. Тысяча душ явились поглазеть, и никто пальцем не шевельнул, когда подземники бросились рвать ее в клочья.
Ее сердце замерло, и она бессознательно нашарила нож.
– Муж и жена! – взревел Гаред.
И толпа взорвалась ликующим ором, вернула Ренну в чувство. Она стояла столбом, когда на них посыпались наспех собранные цветы, а жонглеры в звуковой раковине врезали кадриль.
Арлен поклонился, выставил локоть и произнес голосом слишком тихим, чтобы расслышал кто-либо, не обладающий их обостренным слухом:
– Рен, тебе ничего не сделают, не за этим пришли. Только поздравят и спляшут.
Ренна взяла его под руку, и они направились к толпе. Появилась немолодая женщина и с нервной улыбкой сделала реверанс.
– Мег Лесоруб, – представилась она. – Моя семья гордится тем, что сражалась в битве за Лесорубову Лощину бок о бок с твоим мужем. Если бы не он, здесь было бы пусто.
Она настойчиво вложила Ренне в руки красиво расписанный горшочек с полуувядшими цветами:
– Этот горшок прожил в нашей семье сотню лет. Не знаю, правда ли, но дедуля сказывал, что купил его у вестника, а тот говорил, будто он сделан еще до Возвращения. Сама-то я знать не могу, но буду рада, если он поселится у вас, в благословение вашего брака.
Ренна онемела, не зная, что сказать. Женщина вела себя так, словно подарок ничтожен, но по глазам стало ясно, какое это сокровище. Такую вещь запросто не отдашь.
– Я… благодарю… – выдавила она.
Но женщину уже смело толпой, и ее место заняла другая. Лицо знакомое, однако имени Ренна не знала. Однажды ей понравился розовый куст в ее дворе, и она его похвалила.
– Санди Швец. – Женщина неуклюже присела в реверансе и покачнулась под весом огромного букета роз, перехваченного красной шелковой лентой.
Собирала цветы в спешке – Ренна заметила порезы и царапины в местах, где порвались рукава. Похоже, обкорнала весь куст.
– Я знаю, вам нравятся розы, а у невесты должен быть букет. – Лицо ее стало краснее цветов, и она собралась уйти, но оглянулась и показала на бант. – Это настоящий красийский шелк, – бросила она и скрылась в толпе.
Ренна попробовала вставить букет в горшок, но тот не поместился, а держать то и другое – неудобно…
Люди продолжали подходить, и она стала как пьяная. Ночные чувства с инстинктами, которые сохраняли ей жизнь среди подземников, вопили во весь голос и предупреждали, что сейчас на нее бросятся, схватят, начнут когтить. Но народ кланялся и подносил наскоро выбранные дары. У жителей Лощины не было денег, но они подступали снова и снова с вещами намного более драгоценными.
– Сражался вместе с твоим мужем…
– Прошу принять…
– Мейри Стеклодув…
– Твой муж меня спас…
– Спас моего сына…
– Всех нас до последнего…
– Пожалуйста, возьмите…
– Пожалуйста, возьмите…
– Пожалуйста, возьмите…
Несмотря на приобретенную в ночи силу, она с трудом удерживала все корзины и свертки. И вскоре почувствовала себя вьючным мулом вестника, а народ все тянулся, и в очередь выстроились сотни. Тысячи.
Удивительно, но выручила ее красийка.
Она вышла из толпы, по южному обычаю с головы до пят закутанная в черное, но глаза были добрые.
– Что тут творится? – громко вопросила она. – Невесте предстоит брачная ночь, и ей не подобает собственноручно нести подарки!
Все замерли, а женщина привычным командным тоном обратилась к нескольким людям, уже вручившим дары:
– Найдите столы, чтобы сложить дары, ибо столь драгоценные предметы не должны касаться земли, которая пропиталась кровью ваших людей во время алагай’шарак!
Женщины неистово закивали, побудили к тому же остальных, и у Ренны забрали подарки. Красийка посмотрела на нее, и по морщинкам, разбежавшимся от ее глаз, Ренна поняла, что она улыбается.
– Пожалуйста, позвольте мне назваться. Я Шамавах, первая жена Аббана, сына Чабина, из рода Хамана племени Каджи. – Арлен вскинул глаза, и она выдержала его взгляд. – Мой муж всегда был верным другом Пар’чина.
Арлен чуть помолчал, улыбнулся и кивнул:
– Рад снова видеть тебя, первая жена Аббана. Надеюсь, твои сестры-жены и дочери в добром здравии.
Шамавах поклонилась:
– И я тебе рада, сын Джефа. Моим заветнейшим желанием в эти годы было процветание твое и твоей достопочтенной семьи. – Она вновь обратилась к Ренне: – Если ты позволишь мне посодействовать, для меня станет великой честью прислуживать дживах ка Пар’чина в эту священную ночь.
Ренна моргнула, затем кивнула и с запинкой произнесла: «Ага».
Шамавах с очередным поклоном извлекла дощечку для письма, перо и бумагу. Когда с подарком подошла следующая женщина, Шамавах записала и ее имя, и что принесла, после чего отослала к столам, которые уже сдвигали и застилали белыми скатертями.
– Если угодно, я выставлю у столов охрану, – предложила Шамавах, перехватив взгляд Ренны.
– Незачем, – возразил Арлен. – Никто ничего не украдет.
– Как пожелаешь, – кивнула Шамавах.
Так продолжалось какое-то время, и Ренна постепенно расслабилась, глядя, как ловко управляется с задачей красийка. Кем бы ни была эта Шамавах, жена неизвестно кого, она оказалась спасительницей.
Раздался окрик, и через толпу проломился отряд «деревянных солдат» в лакированных доспехах и со сверкающими щитами. Они оттеснили гуляк. Ренна заметила, как напрягся Арлен, и даже Шамавах замерла. Но солдаты расступились, освободили путь графу Тамосу, который блистал шелками и бархатом не хуже, чем доспехами. На груди висел тяжелый медальон правителя, а в волосах сверкал золотой обруч в форме лозы с меткой против мозгового демона посередине.
Граф приблизился к Ренне, и шаг его плавно перешел в придворный поклон, при котором одно колено согнулось и застыло в дюйме от мостовой.
– Примите мои поздравления с бракосочетанием. – Он поцеловал ее руку. – Прошу принять этот памятный дар от жителей графства Лощина.
По его знаку вперед выбежал запыхавшийся Артер. Он тоже принарядился, но определенно в большей спешке. Он протянул графу черный бархатный футляр, тот, оставаясь в поклоне, принял его и преподнес Ренне.
Внутри на шелковом ложе покоилось изящное золотое ожерелье, посередине украшенное драгоценными камнями, что окружали изумруд величиной с собачье око. Ренна еще только привыкала к понятию о деньгах, которыми в Тиббетс-Бруке пользовались мало, но умела оценить дорогую вещь.
Взяла ожерелье и погладила острые грани камней.
– Красивое.
Артер снова подплыл, забрал футляр, передал Тамосу и тот поднял ожерелье повыше, чтобы видели все.
– На вашей шее оно будет выглядеть еще прекраснее! – заявил он громко.
Дар был невиданный и своей ценностью многократно превзошел остальные, но в нем сквозило нечто фальшивое. Местные жители несли самое дорогое. Тамос же, чьи пальцы унизывали перстни, давал ей просто деньги. Важно ли ему ее замужество или дело только в политике?
Ренна потерла подушечкой большого пальца витое обручальное кольцо. Ожерелье и правда прекрасное, но все ее драгоценности уже при ней.
Она улыбнулась и повысила голос в тон графскому:
– Благодарю вас, ваша светлость. Для меня было бы честью надеть его нынче, но я не могу принять такой дар, пока в графстве Лощина еще голодают люди.
Шамавах шикнула на нее, а улыбка Тамоса чуть дрогнула, но он умело взял себя в руки и с новым поклоном застегнул ожерелье на ее шее.
– Можете поступать с ним как пожелаете, госпожа Тюк. Продайте его завтра – и многие насытятся.
Ренна с улыбкой кивнула, и толпа опять взорвалась ликованием. Арлен сжал ее руку. Она ощутила его любовь в этом бесхитростном жесте.
Уонда постучалась и, по своей привычке, одновременно открыла дверь. Лиша вскинула глаза. Они с Рожером вернулись за стол и провели большую часть последнего часа в раздумьях, уставясь на чашки.
– Простите за беспокойство, госпожа Лиша, – сказала Уонда, – но в городе переполох. Не знаю, что там творится, но слышно даже здесь, и это вряд ли к добру.
Лиша поставила чашку и потянулась за наполовину помеченным плащом, который делала взамен того, что отдала Ахману. Извечная головная боль, ненадолго утихшая, возобновилась.
– Создатель, неужели я так много прошу? Одну спокойную ночь!
Рожер уже вскочил, сграбастал плащ и скрипичный футляр.
– Там Аманвах и Сиквах! – воскликнул он и ринулся к выходу.
– Рожер, постой! – крикнула Лиша, но он исчез, помчался опрометью, словно за ним гнались все полчища Недр.
Уонда проводила его взглядом и вздохнула:
– Надеюсь, красийские девки понимают, какое сокровище им досталось. Я все отдам за мужика, который отнесется ко мне так же.
Лиша положила руку ей на плечо:
– Магия поселила тебя в женском теле, Уонда, и я знаю, что ты была с мальчиками в… пылу после охоты на демонов, но тебе всего шестнадцать. Еще успеешь выбрать себе подходящего по размеру. И, в отличие от большинства, ты не нуждаешься в мужчине, который бросится тебя спасать.
– Ага, в том и беда, – кивнула Уонда и показала на свое изуродованное лицо. – И еще в этом. Я прилично сношаюсь, но никто не спешит позвать меня на танцы, когда отмечают равноденствие.
– Если мужчина видит только шрамы, он и не достоин тебя, – заметила Лиша.
– Может, мне лучше набить носок да сунуть в штаны и окучивать девок, чем ждать достойного, – отозвалась Уонда, когда они тронулись по тропинке в город.
– Ерунда. Не вешай нос, Уонда Лесоруб, и скоро за тебя будут драться. Попомнишь мои слова.
Они шли быстро, хотя Лишу подмывало пуститься бегом. Она годами приноравливалась к черепашьему шарканью Вруны и научилась терпеть. «Если человек помрет, меня не дождавшись, я все равно мало чем помогу, – говаривала наставница. – Никто не выиграет, если я грохнусь и сломаю бедро».
На полпути к городу у тропы лежал огромный валун, а на нем стояла едва различимая в меточном свете фигура. Уонда взялась за лук и прицелилась, но, когда подошли ближе, они увидели, что это всего лишь Рожер. Он напряженно прислушивался.
– Что бы там ни творилось, беды не произошло. – Он спрыгнул. – Похоже на торжество.
Он вздохнул с облегчением, но настоял, чтобы они еще больше ускорили шаг, ибо был не из тех, кто пропустит праздник.
Ближе к Кладбищу Подземников музыка, крики и смех стали громче, превратились в неумолчный гомон. Лиша разглядела качающиеся шесты: мужчины спешно ставили праздничные шатры, а в звуковой раковине наяривали на инструментах жонглеры. На сцене отплясывали женщины.
– Недра, да что происходит?.. – подивился Рожер.
Мимо пробежала внучка Смитта Стела с корзиной свежих цветов.
– Эй, Стела! – окликнула ее Уонда. – Что там такое?
Стела замедлила бег, оглянулась, но не остановилась.
– Не слышали, что ли? Избавитель женился! – Она поспешила прочь и вскоре затерялась в толчее.
Рожер и Уонда быстро глянули на Лишу и затаили дыхание в ожидании реакции.
– Уонда, будь добра, – сказала Лиша, – сгоняй в хижину за фейерверками. Неси их аккуратно.
Уонда какое-то время смотрела на нее, потом повесила лук на плечо и снялась с места.
– Все нормально? – спросил Рожер.
Лиша пожала плечами:
– Рожер, он сделал свой выбор. Сейчас мне кажется, что это не так и важно. Арлен Тюк спас и нас, и этот городок, и если он хочет именно такую, если он обретет душевный мир…
– То мы заткнемся и станем танцевать.
– Именно, – улыбнулась Лиша.
Стела снова пронеслась мимо них и через несколько минут вернулась с новыми цветами. На этот раз Лиша остановила ее, сунула в руку монету и взяла несколько штук.
– Сюда, – позвал Рожер и направился к группе красийцев, что собрались в стороне от толпы.
Впереди стояли Аманвах и Сиквах, окруженные даль’шарумами. Рожер ускорил шаг, и Лише пришлось подобрать юбки, чтобы поспеть.
Аманвах двинулась к ним сразу, как заметила. Сиквах следовала на шаг позади.
– Приветствую тебя, муж мой. Похоже, мы вернулись в благоприятный для племени Лощины день. Говорят, Пар’чин и его новоиспеченная дживах ка никого не предупредили. Твои соплеменники не подготовились и возликовали… вразнобой. Я послала Шамавах помочь невесте, пока та не обессилела.
– Очень любезно с твоей стороны, – кивнула Лиша.
Аманвах поклонилась, но не отвела глаз от Рожера.
– Большая честь наблюдать ваши северные брачные обряды.
Рожер покачал головой:
– За брачными обрядами не наблюдают, Аманвах. В них участвуют и радуются.
Аманвах вздрогнула, и даже Сиквах показалась растерянной.
– Это не наше племя…
– Провалиться мне в Недра, если нет, – возразил Рожер. – Вы жены мне или кто?
Аманвах моргнула:
– Конечно, мы…
– В таком случае… – Рожер взял ее за руки, подступил вплотную и улыбнулся, когда их носы соприкоснулись сквозь тонкий белый шелк покрывала. – Уважь меня, пожалуйста, тем, что заткнешься и пойдешь танцевать.
С этими словами он увлек обеих на просторную площадку, расчищенную на Кладбище Подземников. Местные отплясывали кадриль, сноровисто и бешено кружились в руках друг дружки. Аманвах и Сиквах настороженно взирали на танец. Не приходилось сомневаться, что в Красии ничего подобного не практиковалось. Эведжах запрещал телесные соприкосновения между неженатыми мужчинами и незамужними женщинами, а тем, кто прикасался к дама’тинг, не состоя с ними в браке, рубили руки. Рожер заметил краем глаза Энкидо, евнух отирался невдалеке.
– Смотрите на меня, – скомандовал Рожер, и женщины повернулись к нему. – Я понимаю, что танец выглядит мудреным, но на самом деле он проще некуда. Следите за моими ногами.
Он быстро выполнил несколько серий шажков, двигаясь по восьмерке.
– Теперь вы.
Он не останавливался, повторял движения снова и снова.
– Молодцы! – воскликнул Рожер, когда жены послушались. – Теперь хлопайте и топайте в такт музыке.
Он принялся бить в ладоши, выбивал на булыжной мостовой устойчивый ритм.
– Ага, получается! – Рожер двинулся к Аманвах. – Когда окажемся рядом, подхвати меня под локоть, а я воспользуюсь твоей инерцией и раскручу тебя туда и обратно. Дальше так и продолжай.
– Как в шарусаке, – кивнула Аманвах.
Она плавно взяла его под руку и чуть подпрыгнула, помогая ему себя раскружить. Ритм усвоила легко, хихикнула, когда приземлилась, и повторила па.
– Теперь Сиквах! – обратился Рожер ко второй жене и с поклоном протанцевал в ее сторону.
Сиквах восторженно взвизгнула, едва он ее приподнял.
Так и продолжилось, они вошли в струю, чередуясь друг с дружкой. Обе женщины уже открыто смеялись, и у Рожера потеплело на сердце.
– Туда! – призвал он, взял обеих под руки и увлек в толпу.
Женщины пронзительно вскрикнули, когда к ним ринулись другие мужчины, но лесоруб с ручищами-балками раскрутил Аманвах и поставил на место как раз вовремя, чтобы Рожер ее подхватил.
– Борода Эверама! – выдавила она, задохнувшись, но радостно.
– Ты почитаешь нас, разделяя наши обычаи! – успел сказать Рожер, прежде чем ее закружил новый кавалер.
Он повернулся и успел перехватить Сиквах у подмастерья Бейна Стеклодува.
– Поверить не могу, что я это сделала! – возликовала Сиквах.
Это длилось какое-то время. Вид пляшущей дама’тинг привлек в толпу других красийцев и красиек, которые тоже принялись хлопать и топать. Они держались своих родных, но повторяли танец и со смехом раскручивали друг друга.
Один жонглер на сцене заметил Рожера, наставил на него смычок и заорал:
– Восьмипалый!
По толпе с ревом прокатилось:
– Восьмипалый! Восьмипалый! Полезай на сцену!
Все замерли как вкопанные и обратили взоры к нему. Рожер поклонился женам, коротко шепнул что-то на ухо Аманвах, взял скрипичный футляр и взбежал по ступеням в звуковую раковину, а женщины удалились. Когда он вышел на середину сцены, ему устроили овацию.
Отсюда Рожеру стала видна счастливая чета – Арлен и Ренна в окружении толпы. Одним они махали, другим – пожимали руки. Рядом с Рейной стояла Шамавах, а с Арленом – Гаред, следили, чтобы никто не остался обиженным.
– Для меня высокая честь находиться здесь в этот особенный вечер! – громко произнес Рожер.
У него не было волшебного подбородника для усиления звука, но раковина оказалась не хуже, да и Рожер отлично владел резонирующей речью. Толпа затихла, он поймал взгляды Арлена и Рейны и ответил широким взмахом руки:
– Меня бы не было здесь – да что там, никого из нас, может статься, – если бы не человек, стоящий вон там! Арлен Тюк! Он спасал меня чаще, чем я могу сосчитать, и однажды – в этом самом месте.
По площади разнеслись согласные возгласы. Рожер позволил людям выкричаться, чтобы повысить накал, после чего терпеливыми пассами успокоил толпу. Пошарил по ней взглядом, подозвал мужчину с дымящейся кружкой эля, взял ее и высоко поднял.
– И вот сейчас наш друг выбрал себе красавицу-невесту. – Он взмахнул другой рукой. – Позвольте представить вам Ренну Тюк!
Грянул рев, и сотни лесорубов выпили как один, а Рожер осушил кружку до дна и швырнул хозяину. Тот воздел ее, как трофей.
– Я вижу на сцене много новых лиц. – Рожер повернулся к мастерам гильдии жонглеров и их искусным подмастерьям. – Но я собираюсь исполнить песню, которую написал, и надеюсь, что меня поддержат.
Он улыбнулся толпе:
– Может, вы подскажете им слова?!
Он подхватил скрипку и взял начальные аккорды «Битвы за Лесорубову Лощину». Публика узнала их и снова разбушевалась, затопотала с такой силой, что задрожала крепкая сцена. Рожер увидел справа мнущуюся в неуверенности Кендалл, поманил ее и вращал смычком, пока она не подключилась.
Вдвоем они заиграли мелодию, которую исполняли тысячу раз. Другие жонглеры, очевидно, разучили песню, так как присоединились плавно и продолжили аккомпанировать солисту, когда Рожер запел. Он вел собравшихся через все испытания и победы той ночи, замедлил темп, чтобы каждый куплет превратился в отдельный маленький мир.
В песне был сольный фрагмент, но Кендалл не перестала играть, даже когда остальные смолкли. Ее игра значительно улучшилась с прошлого раза, и она ухмыльнулась Рожеру.
Оба не привыкли отступать перед музыкальным вызовом, и соло превратилось в поединок – каждый брал все более сложные созвучия, и Кендалл держала темп, пока Рожер со смехом не предоставил ей доиграть последний раунд, после чего перешел к следующему куплету. Едва отзвучала финальная нота, публика воздела руки и загалдела. Многие утирали слезы.
Краем глаза он заметил цветное пятно, повернулся и увидел Аманвах и Сиквах: свою дживах ка – в ярко-красном и оранжевом шелках, а дживах сен – в голубом и зеленом. Наряды украшали меченые драгоценности, и обе надели меченые колье.
Под ошарашенными взглядами зрителей они поднялись на сцену. Разрезы были скромнее, чем те, что они позволяли себе в опочивальне, но все равно обнажали намного больше кожи, чем решилась бы на людях любая красийка, даже дама’тинг. Вид они являли скандальный даже по северным меркам.
Аманвах с поклоном вручила Рожеру подбородник.
– Благодарю тебя, дживах ка, – улыбнулся он и прикрепил его к основанию скрипки.
Затем повернулся к толпе:
– Во время путешествия я выучил новую песню. Мне пришлось перевести ее на тесийский и кое-что изменить, но в ней поется о вещах, которые важны для всех нас, и мне кажется, что меченой чете будет приятно ее услышать. – Он кивнул Арлену. – Надеюсь, вам понравится.
И завел «Песнь о Лунном Ущербе». Здесь колебаний не возникло, и Аманвах с Сиквах тягуче ее подхватили. Метки усиливали, а раковина направляла звук, и песня потрясла толпу своей силой.
Другие исполнители не вступали, боялись присоединиться, лишь напряженно вслушивались. Жители Лощины внимали с расширенными глазами.
Когда песня кончилась, повисло гробовое молчание. Рожер взглянул на Арлена и поднял бровь. Тот стоял более чем в сотне ярдов, но Рожер не усомнился, что он заметил. Арлен кивнул и громко зааплодировал. Вскоре уже, топоча и гикая, рукоплескала вся толпа.
– А теперь, – призвал Рожер с улыбкой, – давайте-ка заткнемся и спляшем!
Он жахнул очередную кадриль, а остальные оркестранты лихорадочно настроили инструменты и подхватили.
Лиша могла не стоять в очереди. Она – госпожа Лощины, и эти люди оставались ее детьми. Пойди она прямо к молодоженам, никто не заступит ей путь. Какое там – уберутся с дороги, едва узнают.
Но Лиша никуда не спешила, довольная возможностью привести в порядок мысли. Следила за Арленом и Ренной и нервно сплетала цветы. Новобрачная широко улыбалась с благодарностью на устах и в глазах, а жители Лощины все подходили засвидетельствовать почтение.
«Недра, ты же ничего про нее не знаешь», – сказала себе Лиша и соврала. Одно она знала. Арлен любил ее. Прояви она подлинное внимание, этого бы хватило.
Но, даже несмотря на игру Рожера, очередь двигалась неприятно быстро, и вскоре Лиша очутилась перед молодоженами.
На миг все замерли, даже Гаред. Невозмутимой осталась одна Шамавах.
– Госпожа Лиша Свиток, дочь Эрни, – доложила она Ренне и записала имя.
Лиша с улыбкой сделала реверанс:
– Невесте положен подобающий головной убор. – Она протянула венок, сплетенный из цветов Стелы.
Ренна посмотрела на нее, и ее глаза оказались красноречивее любых слов. Они блестели от слез.
– Очень красиво, благодарю.
Она склонилась, и Лиша возложила венок ей на темя.
– Да будет благословен ваш брак, – обратилась Лиша к Арлену.
Он распахнул объятия, она приникла к нему, крепко обняла и быстро отстранилась. Хорошо, если не заметит слез на своей сорочке. Появилась Уонда, она держала в поводу тяжело навьюченного мула, Лиша извинилась и поспешила к ней.
– Забрала все годное, – сообщила Уонда.
– Спасибо, – улыбнулась Лиша и сунула проходившему мимо мальчишке связку петард и спички. Он расплылся в улыбке, взвизгнул и бросился прочь со своим сокровищем. – Не поищешь мне какого-нибудь питья?
– Само собой, – откликнулась Уонда. – Чаю? Воды?
Лиша покачала головой:
– Такого, от чего с моего крыльца слезет лак.
Рожер покатывался со смеху, глядя на сцену, где его жены отплясывали кадриль. Яркие шелка мелькали и колыхались, возбуждали разгоряченную толпу. Под музыку дюжины жонглеров и общий хохот с прихлопами они увлекли за собой и Рожера, и Кендалл. В толпе защелкали фейерверки: рассыпные, шутихи, петарды и огненные колеса. Посреди кладбища оголилась площадка: там стояла Лиша и наполняла ночное небо ракетами и падающими звездами.
Танцы прекратились, люди благоговейно обратили очи горе. Аманвах и Сиквах потрясенно уставились на Лишу, что готовилась запустить ракету, и бешено захлопали в ладоши, когда небо взорвалось разноцветными брызгами.
– Самое время засвидетельствовать почтение, – заметил Рожер и увлек их к левой лестнице, откуда было ближе до Арлена и Рейны.
Жены потянули за собой Кендалл.
– Расскажи нам о свадебных обычаях северян, – обратилась к ней Аманвах.
– У нас принято дарить подарки в знак уважения, – ответила девушка. – Но после этой песни… наверное, поблекнут все дары.
– Если такова традиция, мы должны что-нибудь дать, – сказала Сиквах.
Аманвах кивнула:
– Дадим. Как нам показали.
Рожер не понял, что имелось в виду, но времени у него не осталось – толпа расступилась, освободила им путь.
Арлен неожиданно обнял Рожера. Невиданный поступок! С каких пор Меченый обнимается?
– Великолепно, Рожер! Я уже слышал «Песнь о Лунном Ущербе», но не в таком исполнении. В ней появилось нечто…
– Сила, – подсказал Рожер. – Сила, способная убить на месте скального демона. Я пообещал тебе волшебных скрипачей, и ты их получишь.
Он повернулся к Ренне и с улыбкой шаркнул ногой:
– Прими подарок в сей знаменательный день!
Ренна вспыхнула, когда к ней подошла Аманвах.
– Я Аманвах, первая жена Рожера, сына Джессума из рода Тракт племени Лощины. – Она указала на спутниц. – Это моя сестра-жена Сиквах и подмастерье моего мужа Кендалл.
Женщины поочередно поклонились, а Аманвах достала из кошеля отрез белоснежного шелка.
– Кендалл говорит, что у вашего народа принято дарить на свадьбу подарки. Так делают и у нас. – Она подняла отрез. – Ты дживах ка Пар’чина и должна иметь брачное покрывало. Это мое личное, сотканное из чистейшего шелка и благословленное во дворце дама’тинг.
Ренна молча позволила ей повязать себе покрывало и прикрыть измеченное лицо от носа до подбородка.
– И сколько его носить?
– Пока Пар’чин не снимет, чтобы поцеловать тебя! – рассмеялась Сиквах.
– В Недра! – фыркнула Ренна.
Подняла покрывало и крепко поцеловала Арлена. Аманвах, Сиквах и Кендалл со смехом зааплодировали, к ним присоединились другие зрители.
– Устраивает? – спросила Ренна и повернулась ко всем.
Покрывало возвратилось на место, и она не убрала его.
Аманвах улыбнулась:
– Наши свадебные обычаи не так уж сильно отличаются от ваших. – Она посмотрела на Рожера. – Иногда я печалюсь из-за того, что мне такого праздника не видать.
Ее взгляд погрустнел. Все северные девушки мечтают о свадьбе, и до Рожера дошло, что красийки – такие же. Он женился с бухты-барахты, отмел все традиции, а теперь вдруг смекнул, что разрушил грезы невест. Надо было хоть сколько-то поухаживать.
– Не видать? – переспросила Ренна. – Так давай отпразднуем вместе! Идем танцевать!
Она взяла Аманвах за руку, затем прихватила Сиквах с Кендалл и потащила всех на танцевальную площадку. Там они вызвали всеобщий восторг, и жонглеры заиграли новую песню.
– У тебя две минуты, Арлен Тюк! – крикнула Ренна. – Потом тебе лучше присоединиться!
– Ах эта свадьба, – обронил Рожер, и Арлен рассмеялся.
– Всякий раз, когда приходится туго, я вспоминаю, что у тебя их двое, – сказал он, наблюдая за танцем женской четверки. – Ты понимаешь, что делаешь? Жениться на дама’тинг не шутка, а кровное родство с Джардиром…
Рожер пожал плечами:
– Могу задать тебе тот же вопрос. Иногда мне кажется, будто я знаю, что делаю, а в другой раз…
– …тебя несет по течению, – докончил Арлен.
– Ага, – кивнул Рожер. – Но ты услышал силу «Песни о Лунном Ущербе». И я чаще счастлив, чем нет.
– Понимаю. В новолуние нам всем грозит гибель, но сейчас я ощущаю покой, какого раньше не знал.
– Больно мрачные мысли для свадьбы, – заметил Рожер. – Еще один повод сплясать.
– Да, – согласился Арлен, и они пошли на булыжную мостовую.
Он удивил Рожера своей искушенностью в танце, со смехом закружил сразу и Ренну, и Кендалл. Все жители Лощины восторженно устремились к ним, поочередно поздравляя невесту и жениха.
– А какие свадебные танцы приняты в Красии? – спросила Ренна у Аманвах, когда музыканты дали публике передохнуть.
– Мы танцуем не прилюдно, – ответила та, – только для мужей, когда уходим в брачные покои.
– О, покажите! – воскликнула Ренна.
Аманвах и Сиквах переглянулись, посмотрели на Рожера.
– Танец не считается здесь грехом, – улыбнулся он. – Просто не раздевайтесь.
Аманвах покачала головой:
– Есть вещи, которые дозволено видеть только мужу.
– Нет, на это надо взглянуть! – воскликнула Брианна Лесоруб. – Дамы, становимся в круг! Красийские девушки покажут их танец!
Рослые жительницы Лощины в мгновение ока окружили Ренну и женщин Рожера. Рожеру разрешили остаться, но Арлена выдворили, и он пошел принимать новые поздравления.
– Я еще ничего тебе не подарила, – сказала Ренне Сиквах и вынула из поясного кошеля кимвалы. – Прошу тебя, прими их, чтобы лучше танцевалось.
Она помогла Ренне надеть кимвалы, а Аманвах продела пальцы в свои. Через миг она уже выбивала ритм, и жительницы Лощины хлопали в такт. Рожер подхватил мелодию на скрипке, усилил звук подбородником, и вскоре к ним присоединились жонглеры, хотя за женскими спинами не видели ничего.
Укрытая от мужских взглядов, Аманвах учила Ренну вилять бедрами, владея этим искусством в гипнотическом совершенстве. Ренна быстро переняла модус, и вскоре тем же занялись многие зрительницы, в том числе Брианна и Кендалл. Сиквах ходила среди женщин, выправляла шажки и вращательные движения.
У Рожера привычно заныло в паху, он покраснел и запахнул плащ, чтобы немного прикрыть просторные пестрые штаны. Он наблюдал этот танец только перед постельными утехами, и жены, похоже, неплохо его натаскали. Ренна и Кендалл танцевали, словно для того и родились, и Рожер еще гуще залился краской, тогда как остальные женщины восторженно взвизгнули от нескромных движений. За дело взялись и другие красийки, они помогали и показывали танец, беря пример с дама’тинг. В конечном счете Рожер ушел. Ему показалось, что он подглядывает в замочную скважину чужой спальни.
Спустя какое-то время круг разомкнулся. Красийки и местные одинаково раскраснелись и заливались смехом. Тогда лесорубы взялись за свадебные шесты и призвали чету к воссоединению. Брачный шатер воздвигнули на дальнем краю кладбища.
– Что это? – спросила Аманвах.
– Жених и невеста сядут вон на те сиденья, – показал Рожер, – а жители Лощины поднимут их на шестах и пронесут вокруг площади, чтобы все увидели. Обычно процессия направляется в новый дом молодоженов, но если дома нет, ставят брачный шатер. Пар’чин перенесет невесту через порог, и весь город будет шуметь кто во что горазд, пока они… ну, то есть…
– Сношаются, – подсказала Кендалл.
– Скрепляют брак, – уточнил Рожер и глянул на жен – не оскорбились ли?
Но Аманвах и Сиквах, похоже, пришли в восторг. Они охотно влились в процессию и трижды обогнули Кладбище Подземников, после чего подступили к шатру. Арлен чуть склонился, подался вперед с высокого насеста и принял в объятия Ренну. Они вошли в шатер, он поцеловал ее и задернул полог.
Аманвах испустила ликующий клич, десятикратно усиленный меченым колье. Сиквах с красийками подхватили, а остальные принялись галдеть, хлопать и топотать, греметь кастрюлями, сковородками и пивными бочонками, соударяться кружками и делать все, что можно, лишь бы устроить разноголосицу. Лиша снова запустила фейерверки.
Не участвовали в празднике только шарумы. Каваль свирепо смотрел на шатер, и Рожер встревожился – еще, чего доброго, подожжет.
Аманвах перехватила взгляд:
– Наставник, если ты не обучен вежливости, займись делом. Возьми своих людей и убей в честь этого союза семь алагай, по числу Небесных столпов.
Каваль раздосадованно поклонился:
– У нас нет копий, дама’тинг.
Брови Аманвах состроились домиком, и Рожер с Кавалем поняли, что ее терпение на исходе.
– Шарумы истребляли алагай без меченых копий более трехсот лет. Или боевые метки ослабили тебя? Ты утратил воинское мастерство?
Каваль опустился на колени и уткнулся в булыжники лбом:
– Прости меня, дама’тинг. Все будет сделано.
Он чуть ли не с облегчением подал знак своим воинам, и они покинули Кладбище Подземников.
«Все что угодно, только бы демонов поубивать», – подумал Рожер.
– Если они убьют семерых, мы прикончим семьдесят! – бросил Уонде Гаред. – Эй, лесорубы! За топоры! Сделаем Избавителю подарочек – костер из демонов, да такой, что увидит с Небес Создатель!
Аманвах проводила взглядом сорвавшихся в ночь лесорубов, вздохнула и взяла Рожера под руку.
– Прав мой отец, – проговорила она. – Ваш народ не так уж сильно отличается от нашего.
Уонда выполнила просьбу Лиши и принесла пузырек с янтарной жидкостью. Лиша не привыкла к крепким напиткам и знать не знала, что это такое, но питье обожгло горло и согрело тело, как кузи Аббана. Вскоре она погрузилась в уютный дурман и радовалась возбужденным лицам и ребятни, и взрослых, которые одинаково восторгались ее фейерверками.
Но когда Арлена и новоиспеченную невесту трижды пронесли вокруг шумного кладбища и доставили к шатру, ей показалось, что ее же дети высмеивают ее. Про их шашни с Арленом Тюком знали все. О них судачил весь город.
Как было и с Мариком. И с Гаредом. Что бы она ни делала, ее личная жизнь становилась предметом перешептываний за спиной.
Непристойный гогот жителей Лощины резанул слух. Неужели им нравится так ее унижать? Стала ли она им подлинной матерью?
Ее умственному взору снова явились Элона и Гаред. Но Гаред вдруг сгинул, сменился Арленом, чье обнаженное измеченное тело она изучала столько часов. Он удерживал ее мать на весу, обходясь для этого только членом. Элона посмотрела на Лишу и засмеялась, не разжимая бедер и балансируя на копье Меченого. Затем вместо матери возникла Ренна Таннер и издала восторженный вопль, когда Арлен вторгся в нее.
Лиша могла поклясться, что даже сквозь рев толпы слышит звуки их случки в брачном шатре. Она запустила петарды, но это не помогло. Тогда вытянула из связки здоровенную ракету, воткнула тонким основанием между булыжниками и понадеялась, что звон в ушах от ее грохота продлится несколько часов.
Но ракета не хотела стоять торчком, а когда Лиша чиркнула спичкой, та обожгла себе пальцы, и она с воплем уронила ее, а пальцы сунула в рот. По лицу заструились слезы.
– Ночь, посмотри на себя, ты же вдрызг пьяна! – послышался голос, и Лиша обнаружила, что над нею склонилась Дарси.
– Дай сюда. – Дарси выхватила у нее спички. – Меня считают тупой, но даже я знаю, что пьянство не сочетается с фейерверками. Решила остаться без пальцев? Дом поджечь? Или кого-нибудь убить?
– Не учи меня, Дарси Лесоруб! – окрысилась Лиша. – Это я, а не ты травница Лощины.
– Тогда и веди себя как травница. – Рядом с Дарси остановилась Элона. Последний человек, которого Лише хотелось видеть. – Что сказала бы Вруна, найди она тебя в таком состоянии?
«Мы неспроста охраняем секреты огня, – говорила Вруна. – Мужчинам нельзя доверить такую силу».
Лише стало невыносимо стыдно. Вруна плюнула бы ей под ноги или ударила палкой, чего не делала никогда.
И она знала, что заслужила это. Перспектива опозорить наставницу сломала ее, и она затряслась от рыданий.
Дарси прижала Лишу к себе, скрыла от толпы ее минутную слабость.
– Ничего страшного, Лиша, – шепнула она. – С каждым бывает. Ступай с мамой, а я займусь фейерверками.
Лиша шмыгнула носом, кивнула, вытерла глаза и, когда Дарси отпустила ее, встала прямо. Она поплелась к матери и усиленно старалась не споткнуться на неровной мостовой. Элона приглашающе выставила локоть, и Лиша с достоинством взяла ее под руку. Только мать знала, как тяжело она оперлась.
– Пройдем еще чуточку, и отдохнешь, – пообещала Элона.
Они подошли к одной из многочисленных скамей, что стояли вокруг площади, и почтенные домохозяйки вскочили на ноги, торопливо присели в реверансе и освободили место.
– Ладно, – сказала Элона. – Сколько ты выпила?
Лиша пожала плечами. Порылась в фартуке и протянула матери принесенный Уондой пузырек. Элона подняла его к свету, откупорила, принюхалась. Фыркнула и приложилась.
– Если этого перепью я, у меня зашумит в голове, а ты, должно быть, готова выблевать все, что съела после утренней чистки.
Лиша покачала головой:
– Дай минуту отдышаться, и все.
– Нет, не выйдет, – возразила Элона, выпрямилась и чуть распустила тесьму на платье, чтобы углубить вырез, как делала всегда, когда в помещение входил мужчина. – Смотри перед собой. Не смей блевать.
Лиша подняла глаза и увидела приближающегося графа Тамоса – блистательного в изысканном наряде и драгоценностях. За ним, как тени, следовали «деревянные солдаты», но граф будто не замечал их, и его любезная улыбка казалась расслабленной и непринужденной. Он щеголевато шаркнул ногой на королевский манер и поклонился, хотя положение женщин к этому не обязывало.
– Рад видеть вас снова, госпожа, – произнес он и повернулся к Элоне. – Имейся у вас сестра, я, безусловно, услышал бы о ней, а потому полагаю, что эта красавица – ваша мать, госпожа Свиток, чья сомнительная репутация известна всему свету.
Лиша закатила глаза. От принца она ждала, по крайней мере, большей оригинальности. Если бы ей давали клат всякий раз, когда мужчина использовал этот пассаж с целью подкатиться к Элоне, она стала бы богаче герцога Райнбека.
Элона всегда отвечала одинаково: хихикала, словно в жизни не слышала ничего остроумнее, опускала глаза и соблазнительно краснела. Лиша сомневалась, что Элона вообще способна от чего-либо покраснеть, но мать умела делать это сознательно.
Элона протянула руку для поцелуя.
– Боюсь, все эти россказни – чистая правда, ваша светлость.
«Вот честное слово», – подумала Лиша и глубоко вздохнула, чтобы укрепиться.
Улыбка Тамоса была решительно-хищной, смахивала на волчий оскал вестника Марика. Лиша поняла, что не вынесет, если Тамос продолжит пожирать глазами ее мать. Только не при ней. Она тоже изобразила улыбку и чуть распустила собственную тесьму.
– Как вам нравится праздник, ваша светлость? – спросила она, возвращая к себе и удерживая его взор из последних сил.
Глаза графа опускались все ниже, но Лиша, по примеру Элоны, притворилась, что ничего не замечает.
– Я ни разу не видел деревенской свадьбы, – ответил Тамос, – и теперь понимаю, как много потерял. По сравнению с ней придворные балы – смертная скука.
– О, вы нам льстите, – отозвалась Лиша. – Разве могут наши женщины в домотканых платьях сравниться с пышными куртизанками в шелках и золоте?
Взгляд Тамоса опять скользнул вниз, и Лиша улыбнулась шире.
– Куртизанки больше пекутся о себе, чем о других. – Он поднял руку при звуке новой плясовой мелодии, которую завели жонглеры. – Жариться могут, но чтобы исполнить кадриль – никогда.
Следующие часы, пока Лиша отплясывала и хохотала с красавцем-графом, прошли как в тумане. Ворча, он уступал ее другим танцорам, но не отходил ни на шаг, а его поцелуи в карете во время проводов домой были жаркими и полными страсти. Член у графа закаменел уже в кюлотах, и Лиша прижималась и терлась бедрами. Она ощутила, что уже потекла, и прикидывала, как бы овладеть графом прямо в карете, но тут они подъехали к дому, и кучер спрыгнул, раздвинул лесенку и отворил дверцу.
Тамос вышел первым и подал Лише руку, ее покачнуло на земле.
– Возвращайся на пир, – приказал он кучеру – Я пойду пешком.
– Ваша светлость, – разволновался тот, – сейчас ночь, а в этих лесах полно красийцев…
– Тогда приезжай на рассвете, – вмешалась Лиша. – Ступай же!
Кучер пожал плечами, щелкнул поводьями, и карета снялась с места.
– Тонко, – заметил Тамос и осклабился, когда Лиша взяла его под руку и втащила в хижину.
Она не корчила из себя скромницу, сразу увлекла его в спальню. Там зажгла тусклый химический свет и с силой толкнула графа, опрокинула его на стеганое одеяло. С улыбкой задрала юбки, взгромоздилась на него и покрыла поцелуями лицо, губы и шею.
– А сейчас, ваша светлость, я буду вас укрощать…
Тамос заерзал, расшнуровал ее платье и зарылся лицом в ложбинку между грудей.
– Обычно бывает наоборот…
Лиша улыбнулась:
– Да, но у нас в Лощине принято иначе. Я буду объезжать вас, пока не вернется ваш кучер.
Она расстегнула его ремень, затем занялась застежками и тесемками кюлотов. Она воображала, что примет в руку его член через считаные секунды, но ей пришлось отвести взгляд, чтобы справиться с последним узлом. Наконец у нее получилось, но член успел изрядно обмякнуть.
Она взяла его и для начала нежно погладила, поцеловала, но он остался вялым. Лиша сместилась повыше и прижала лицо графа к грудям, усилила нажим, и это, похоже, помогло – член отвердел достаточно, чтобы совокупиться. Травница сорвала и отшвырнула нижнюю юбку, притиснулась к нему влагалищем, но тот снова опал.
– В чем дело? – Она опять взялась за член рукой.
– Аххх… Ничего… – жалобно посетовал Тамос. – Просто поздний час… и выпивка… и я не ожидал, что вы будете такой…
– Непосредственной? – уточнила Лиша и сместилась вниз, чтобы смочить член слюной.
Потом взяла его, увлажненный, в рот, и граф застонал, но дело так и не продвинулось.
«Ночь, не во мне ли причина? – подумала Лиша. – Может, Ахман – единственный в мире мужчина, который меня искренне хочет?»
Она отогнала эту мысль, слезла с постели.
– Куда вы? – спросил он. – Все наладится! Мне только нужно…
– Ш-ш-ш, – отозвалась Лиша, выпростала руки из рукавов и уронила платье. – Я сделаю то, что вам нужно.
В приглушенном свете он наблюдал, как она раздевается; Лиша же, глянув вниз, увидела, что его член воспрянул, когда она нагнулась и переступила через юбки. Копье у него оказалось на зависть всякому, и она закусила губу, предчувствуя, как примет его в себя. Потянулась и стиснула.
Граф зарычал по-звериному, мгновенно очутился на ногах и перегнул ее через ложе. Она охотно подчинилась и сладостно вскрикнула, когда он вошел в нее сзади. Затем завертела задом навстречу его мощным толчкам, усиливая наслаждение.
И тут он утробно хрюкнул, кончил и повалился на нее. Лиша извернулась, попыталась добавить самую малость, чтобы тоже поспеть, но член его снова обмяк и выскользнул. Ей захотелось плакать, но не хватило сил. Она пожалела, что не велела кучеру подождать, пока они не выпьют чайку, вместо того чтобы запереть графа с нею на целую ночь. Хоть бы ему хватило смелости уйти!
Но Тамос натянул оставшуюся одежду и улегся рядом.
– Это было неописуемо, – пролепетал граф и прижался к ее спине.
Накрыл ее и себя одеялом, обнял Лишу толстыми ручищами и довольно уткнулся ей носом в шею:
– Я возжелал вас сразу, как только увидел в лазарете Джизелл, но и представить не мог, что будет так хорошо.
И Лиша на миг оправилась от отчаяния, ей стало тепло и спокойно в графских объятиях. Вероятно, ей маловато его как мужчины, зато ему ее как женщины более чем достаточно. Это породило в ней странную гордость, и она заснула с улыбкой на губах.
Ей приснился Ахман и проведенные с ним ночи. Она пробудилась еще затемно. Магия превратила его в ненасытного зверя, и он часто брал ее в ночном забытьи, когда они оба дремали, со смеженными веками. Он будил ее поцелуями и ласками, она же медленно поглаживала его и как только возбуждалась достаточно, чтобы принять, он вторгался в нее и трудился, пока оба не захлебывались в крике. Спустя минуту они вновь засыпали – ненадолго, до следующего соития, которым он праздновал рассвет.
Создатель, как же его не хватает! После двадцати восьми лет воздержания ей выпала неделя излишеств, и теперь ее тело томилось по его прикосновениям. Да по любым, если на то пошло. Она знала, что усиление желания – обычный признак беременности, но не думала, что это подкосит ее сильнее, чем вечные головные боли и тошнота.
За спиной мирно похрапывал Тамос, прижавшись к ней мускулистой мохнатой грудью. Она поерзала, потерлась задом о его причиндалы. Там наметилось шевеление, она перекатила графа на спину и воспользовалась, как раньше, ртом. На сей раз подействовало почти мгновенно.
Тамос, толком не проснувшись, застонал, но затем его рука скользнула вниз, принялась гладить ее волосы, и она поняла, что он больше не спит. Тотчас оседлала член, еще липкий от семени и ее смазки, и начала двигаться, а Тамос – со стоном ласкал ее бедра и груди. Она закрыла глаза и представила Ахмана.
Каждый раз, когда граф приближался к судороге, она приподнималась и склонялась к нему для поцелуя, пока его дыхание не выравнивалось. Затем начинала заново.
Вскоре Лиша почувствовала приближение собственного оргазма и ускорила темп, пришпилила графа к постели. Через секунду она уже кричала от наслаждения, а Тамос изо всех сил сжимал ее бедра. После нешуточного воздержания это продлилось долго. Когда наваждение пошло на убыль, она улыбнулась и крепче обхватила графа ногами, перешла на ровный, быстрый ритм и заново опустошила Тамоса.
Затем поцеловала его, но оба задыхались, и поцелуй сорвался, вылился в смех.
– Неописуемо, – повторил Тамос.
– Да, – ответила Лиша и не покривила душой, хотя желудок не согласился – его содержимое бурлило, как суп в забытой на огне кастрюле.
Она попыталась справиться с тошнотой глубоким вдохом, но через несколько секунд ей пришлось прикрыть ладонью рот, выскочить из спальни и проблеваться в уборной. Рвота уже превратилась в обыденный ритуал, и Лиша почти ждала ее – лишь бы скорее кончилась и можно было приняться за утренние дела.
А еще рвота всегда отзывалась острой болью в голове, и Лиша машинально потянулась к виску. И обмерла.
Впервые за несколько месяцев боли не было. Она не просто приутихла – полностью исчезла. Лицо напряглось, глаза увлажнились, и Лиша разрешила себе на минуту всплакнуть от радости.
Тамос уже оделся и дожидался ее за дверью. Она вышла голой, подавленной, но в то же время окрепшей. Он улыбнулся, укутал ее в одеяло и протянул кружку воды.
– Пьянство и танцы всю ночь напролет сказываются на всех. Вы промолчите обо мне, а я – о вас.
Лиша кивнула, взяла кружку и отпила.
– Мой брат, до того как стать герцогом, – продолжил Тамос, – всегда говорил, что лучшее лекарство от ночных излишеств – яйца с беконом. Я проверил и согласился, что лучшего не найти.
– Сейчас поищу, – сказала Лиша, благодарная за возможность чем-то заняться.
– Я бы и сам… – начал граф.
Лиша улыбнулась ему:
– Но ваша светлость никогда не варил яиц?
Тамос виновато пожал плечами и послал ей столь ослепительную улыбку, что Лиша не сумела представить женщину, которая осталась бы равнодушной.
Она присела в озорном реверансе:
– Я с большим удовольствием приготовлю вашей светлости завтрак.