Глава 20

С Такварисом я не так давно неплохо познакомился, и, должен сказать, с моей точки зрения, Директория выбрала не самый лучший вариант для обустройства базы. Снабжение армии можно было организовать из другой, более удобной в плане обороны точки. Здесь же, при всем желании, невозможно создать неприступную крепость.

Начнем с того, что, несмотря на холмистый рельеф этой части провинции, сам Такварис располагался на ровной, как днище сковородки, местности. И, как и положено нормальной сковородке, у нее имелись стенки — те самые холмы. В одном месте они тесно примыкали к той окраине города, где располагался элитный поселок, выросший рядом с выходами на поверхность целебных минеральных вод; в других существенно от него отстояли, образуя разорванное в нескольких местах кольцо.

Тот, кто захватит хоть часть этих высот, при наличии артиллерии создаст гарнизону города немало проблем. Выбить их оттуда будет непросто, для качественной защиты всего периметра холмистого кольца потребуется очень много сил. И это при том, что нападающие, пользуясь разветвленной сетью дорог и проходимым бездорожьем многочисленных пастбищ, смогут легко перебрасывать силы в нужные точки, создавая там решающее превосходство. То есть игра на оборону со стороны защитников будет неэффективной без колоссального преимущества.

Если же стянуть силы непосредственно к городу, получите печальное окружение: тот, кто контролирует высоты, даже без артиллерии контролирует подходы. Ну а с ней может методично разносить город и при этом даже не растягиваться по всему кольцу. Достаточно закрепиться в нескольких ключевых точках, а в остальных местах действовать мобильными подразделениями, которые могут легко избегать ввязывание в бой с малой вероятностью победы.

Здесь, в этой войне, в большинстве случаев не принято воевать за серьезные поселения. Обычно держатся за мосты, переправы, ключевые дороги. Если и воюют за города, то это города портовые. То есть армии цепляются за объекты транспортной инфраструктуры.

Такварису не повезло: он конечная станция железной дороги, что ведет на восток провинции. Тот самый интересный для всех сторон элемент транспортной инфраструктуры. И вдвойне не повезло, что командование противника не сумело как следует наладить логистику. Призванный стать перевалочной базой, этот город превратился в захламленный склад. Грузы, которые привозили поезда, не успевали отправлять далее гужевым транспортом. Они постепенно скапливались, и вскоре заняли все мало-мальски подходящие хранилища. Спешно оборудовались новые, в основном что-то на уровне навесов из пальмовых листьев со стенами из того же материала или бамбука. То, что можно было оставлять под открытым небом, там и оставляли.

Такварис неумолимо превращался в исполинскую груду барахла.

Кое-что из этого барахла интересовало Грула настолько, что он наплевал на прежнюю политику удержания территории и, не оглядываясь на отсутствие тылов, бросил все силы в поход на железнодорожный тупик.

Если победит, получит многое. Вожделенную артиллерию и огромные запасы снарядов к ней, амуницию и обмундирование, продовольствие, стрелковое оружие и многое другое. Его армия обретет богатый тыл, на который начнет опираться. И под такое обеспечение у генерала будет действительно армия, а не нынешний отряд, где даже с примкнувшим Валатуем и парой мелких сторонников этого великого вакейро насчитывается немногим более двух с половиной тысяч человек.

Плюс шесть сотен ходячих мертвецов. Хоть и не полноценные солдаты, но довольствие им полагается.

Сырого мяса в Западной Реуле всем хватит.

Командование Директории не стало цепляться за холмы вокруг Таквариса. Оно решило удерживать сам город, напрочь игнорируя особенность здешнего ландшафта.

Неправильно выразился — оно хотело, чтобы мы подумали, будто они будут держаться за базу, но недолго. Стрельнут пару раз для порядка — и уйдут на запад. Так обычно и происходят здесь захваты городов. Местные повстанцы очень нервничают, когда их дома подвергаются риску. По их мнению, воевать стоит в чистом поле, дабы не нанести излишнего вреда частной собственности.

Но Директория, внешне собиравшаяся действовать в традиционном ключе, на деле замыслила недоброе: причинить очень и очень существенный ущерб этой самой частной собственности.

К моему неудовольствию, это выяснил нелюбимый мною Зиппи. У меня ведь теперь два человека, к которым с первой встречи питаю стойкую антипатию: Шфарич и он.

В мышонка превращался этот выродок или в червя навозного, я не знаю (очень надеюсь на второй вариант). Но если то, что он выяснил, — правда, то я бы на месте генерала Грула не то что друга его освободил, я бы всю тайную тюрьму ему притащил, от флюгера на крыше до фундамента.

Командование Директории всеми видами показывало, что оно в панике. Особенно остро это чувствовалось в Такварисе. Город лихорадило, но подъезды к нему лихорадило куда больше. Чуть ли не каждый час подвергались разжалованию коменданты и прочие спешно назначенные стрелочники, но это помогало мало: все мероприятия по спасению армейского имущества безнадежно буксовали. На железной дороге возникали заторы, их разгребали, но тут же все начиналось по новой. Грузы, которые здесь скапливались месяцами, теперь пытались вывезти за считаные дни, но, разумеется, катастрофически не успевали, а наказания за промедление лишь добавляли вредной суеты, приводившей к усугублению тех самых заторов.

По частям гарнизона носился дух великого драпа — когда все, от офицеров до последнего рядового, только и ждут, что по приказу или без надо будет мчаться сломя голову в далекие дали, где командование каким-то образом наконец остановит нескончаемое наступление Грула. А здесь, ясное дело, ничего подобного не произойдет: город обречен; из него даже армейское имущество вывезти не успели; самые умные обыватели уже куда-то запропастились, решив пережить опасный момент захвата Таквариса в каком-нибудь спокойном местечке.

Не нужно даже разведчиков высылать. Слухи о том, что Директория решила сдать и этот город без боя, волнами расходились по всей провинции.

Такварис — переспевшее яблоко, готовое упасть в подставленные руки.

Если Зиппи не врет, чему я не удивлюсь, все вышесказанное — ложь почти на сто процентов. Должно быть, он вволю посмеялся, глядя глазами кошек, мышей и птиц на то, как тщательно командование Директории развешивает лапшу по нашим ушам.

Город и правда был обречен на многие испытания. Но никто не собирался нам его отдавать даром. Точнее, не так: его действительно отдавали, но это был ложный маневр.

Такварис должен был стать могилой для Грула и тех, кто за ним последовал. Лакомая приманка. Сыр в мышеловке. Разменная медная монета, за которую можно получить три вагона чистого золота.

Как я уже говорил, армейского имущества в городе хватало. К тому же составы, прибывающие для его эвакуации, не всегда были пустыми. Они привозили кое-что — взрывчатку. В количествах, которые перекрывали нужды армии в десятки раз. Часть этого груза шла на склады, но это лишь малая капля из привезенного. Остальное уходило в дома, освобожденные от жильцов, и здания, чьими собственниками являлось государство или местные власти.

Без лишних свидетелей в подвалах и чердаках собирались заряды весом в центнеры и тонны. Особое внимание уделялось местам, где, по мнению военных, после захвата города возникнут наибольшие концентрации войск повстанцев. Армии везде одинаковы, всегда любят действовать по шаблону, так что предугадать такое нетрудно.

Также несложно рассчитать время, которое потребуется наступающим войскам для взятия города. Взрывные механизмы, созданные с использованием надежных часов, которые производили в технически развитой Шадарии, сработают почти одновременно. По всему Такварису прогремят мощнейшие взрывы. Часть зарядов зажигательные, так что этот салют будет сопровождаться пожарами. Мины, заложенные под дорогами на выездах и перекрестках, затруднят организованное перемещение войск или их эвакуацию.

И это не все. На охваченные огнем руины обрушится поток снарядов, выпускаемых лучшими орудиями армии Директории — их они приберегли как раз для такого случая. Бить они будут с большого расстояния, батареи заранее укрыли так, что обнаружить их с воздуха будет очень непросто. Командование надеялось, что, если маги не понесут потери при подрывах мин, это их все равно должно будет обескуражить. Артиллерия будет бить именно туда, где, по данным разведки, обоснуются южане, благо вычислить это элементарно — по усиленной охране.

С разведкой они тоже подсуетились заранее, завербовав местных жителей и обеспечив их каналами связи. Не поленились даже три линии тайного телеграфа протянуть.

На пылающий город, подвергающийся артиллерийскому обстрелу, обрушится еще одна напасть — авиация. Заявятся все боеспособные дирижабли, загруженные бомбами так, что летать им придется с трудом. И весь свой груз они сбросят на нас.

Паника, страх, огромные потери — все это серьезно подкосит армию Грула. И, скорее всего, мы не успеем подготовить оборону против пехотных и конных частей, которые ударят с трех сторон. Солдат будет много, и большая их часть находится на замаскированных позициях или вдалеке от города ожидает, когда же им прикажут выдвигаться.

Это не все сюрпризы, которые приготовлены исключительно для нас. Есть и много других идей, воплощенных или забракованных, но они не столь масштабные.

Для противодействия одной такой вспомогательной идее привлекли и меня. Людей у Грула не так много, надежных еще меньше, а чтобы надежных и не совсем уж тупых — чуть ли не единицы. И пусть мне доверена не глобальная роль, но достаточно важная. Кого зря на такую не поставишь.

В Такварис мы вошли, как раскаленный докрасна нож входит в подтаявшее на солнечном свету сливочное масло.

Вечерело, но сумерками здесь и не пахло, мы ведь почти на экваторе. Раздавив чахлый заслон на дороге, которым командование Директории пожертвовало как разменной пешкой, мы встретили на окраине последнюю преграду — несколько никчемных частей, не сумевших даже организовать совместную оборону. Пока рубаки Валатуя шинковали одних, другие посматривали издали, ничего не предпринимая, или спешно покидая позиции с целью безоглядного драпа в западном направлении.

То есть подступы к городу и остатки городского гарнизона были разбиты без применения магии. Грул уже понял, какой это козырь и насколько он может быть уязвимым, поэтому без острой нужды силы южных изгнанников не растрачивал.

Далее, по замыслу командования противника, мы должны были заняться ревизией армейских складов и зачисткой города от неблагонадежных элементов. Ну и кое-какие слабости должны были себе позволить. Как-никак, а спиртного в городе хватало, его специально для нас оставили. А еще здесь есть бордель, благодаря мне не так давно прославившийся на всю провинцию. Да что там — его теперь даже за пределами обеих Реул знают. Будь там честный хозяин, уже давно бы отчислял мне процент за такую грандиозную рекламу.

Никто не помчался считать количество патронных ящиков на складе. И дверь борделя не распахнулась от удара грязным солдатским сапогом. Запасы спиртного в этот вечер тоже остались невостребованными.

Рядовой и младший офицерский состав армии Грула не был поставлен в известность, что город играет роль капкана. Лишь перед ударом по окраине стали поступать письменные приказы о дальнейших действиях. Но и там почти ничего не раскрывалось. Многие, наверное, удивились, прочитав такие необычные слова, но никто не стал задавать лишние вопросы или игнорировать указания командования. Уж что-что, а с дисциплиной у нас проблем нет. Потенциальному ее нарушителю достаточно поглядеть на чудные творения, созданные Айшем, и желание пуститься во все тяжкие моментально улетучивалось.

Пользуясь последними светлыми минутами, я описал над городом круг почета, заставляя Талашая истошно реветь на всю округу. Муунты, вообще-то, создания тихие, иногда даже скромные, но, если хорошо попросить, глотку не жалеют.

Особенно если пообещать вознаградить парой лошадиных туш.

Затем мне пришлось со всей возможной поспешностью возвращаться, что, безусловно, зафиксировали вражеские наблюдатели, в изобилии засевшие вокруг города. Пусть думают, что ночная тьма для меня серьезная помеха.

В принципе так оно и есть, но с некоторыми оговорками.

— Дор, других специалистов у нас нет. Так что давайте, старайтесь.

Капитан кивнул:

— Леон, мы уже и так стараемся, как селедки на нересте.

— И что?

— Будюм говорит, что с паровозом полный порядок, а вот оставшиеся механизмы довести до ума можем не успеть.

— Придется успеть.

— Ну пулеметы и так готовы.

— Нам их будет мало.

— И первые два артиллерийских вагона тоже будут в порядке. С остальными еще не знаем, время ведь поджимает.

— Давайте, старайтесь, я верю в вас.

По клятвенным уверениям Грула, именно он являлся изобретателем здешних бронепоездов. Хотя, по моему мнению, — явная натяжка. Во время одного из колониальных конфликтов он придумал устанавливать на железнодорожных платформах укрепления из шпал, рельс и мешков с песком. Пушки и пулеметы под их укрытием действовали с куда большей эффективностью, чем без защиты.

На мой взгляд, бронепоездами это можно назвать с огромнейшей натяжкой. А вот то, что сейчас начала применять Директория, — в самый раз. Обшитые листовой сталью вагоны, в том числе и специализированные: с орудийными башнями, которые могли вести огонь во все стороны, с механизмами подачи снарядов, и пусть с примитивной, но настоящей телефонной связью. Так что командир мог лично отдавать указания всем подразделениям и оперативно получать информацию от наблюдателей.

С полноценными пулеметами здесь дела были плохи. Слишком дорогое оружие, их пока что слишком мало, всем не хватает. Так что пользовались устаревшими аналогами наших гатлингов и митральез. Громоздкие, неудобные, но для недолгой обороны передвижной крепости и кратковременной лихой атаки сойдет. Зато артиллерия выше любых похвал. Даже на флоте электрические механизмы поворота орудий пока что великая редкость. А здесь они уже есть. Не везде, правда, лишь на паре пушек. Но это главный калибр — основное оружие бронепоезда. Также имеется механизированная подача снарядов, что существенно увеличивает скорострельность.

Для этого времени — невероятно эффективное оружие. Все портит лишь то, что оно намертво привязано к рельсовому пути, так что применять его можно лишь ограниченно.

В Такварисе рельсовый путь был. И не один. Станция строилась с дальним прицелом: она должна была стать узловой в сети дорог, проектируемых в восточной части провинции. Там планировались разработки железной руды, а на базе залежей каменного угля можно было поставить металлургический завод. Планы грандиозные, и многие хотели отщипнуть кусочек от еще не испеченного пирога. Собственно, это одна из причин восстания и последующей затянувшейся войны: метрополия хотела заполучить все, колония не хотела ничем делиться, третьи стороны хотели получить свою долю у победителя, щедро перед этим его прикармливая.

Деньги решают все.

В общем, станционные пути здесь отличались значительной протяженностью и запутанностью. Большая их часть вообще ни разу не использовалась, их проложили с расчетом на будущее, чтобы потом, когда станцию придется расширять под возросшие потребности, не пришлось умасливать горожан, заблаговременно захвативших нужные участки земли. Железные дороги здесь отданы на откуп частным лицам, никакой государственной монополией и не пахнет. Утечки информации — дело обычное, так что тот, кто вовремя узнает то, что широкой публике знать не надо, может заранее подсуетиться и приобрести себе надел не абы где, а в том месте, где вскоре начнут прокладывать рельсы.

Колониальный земельный закон прост, но есть нюансы. Так, если ты приобрел участок и ничего полезного на нем не возводишь, спустя три года у тебя его могут отобрать и выставить на аукцион, после которого получишь львиную часть выручки, но не вернешь то, что было. Так что выкупать наделы про запас здесь не имеет смысла. Вот и пришлось компании прокладывать рельсы — ради того, чтобы показать использование.

Теперь эти лишние рельсы, проложенные ради будущего, пригодились настоящему. Бронепоезд мог рассекать по этим путям в разные стороны, под его удар могла попасть любая часть города. Саперы Директории свои заряды закладывали с таким расчетом, чтобы при взрывах ни в коем случае не пострадало железнодорожное полотно. И артиллерия должна была бить так, чтобы его не задеть.

Бронепоезд, свободно передвигающийся среди пылающих руин и обрушивающий массированный огонь на деморализованные остатки вражеских войск, — страшное оружие.

План хорош, но недостатков у него хоть отбавляй. И самый первый очевиден: Грул о наличии бронепоездов знает и может принять меры против их атак. Элементарно снимет пару рельс за окраиной города, этого вполне достаточно. Поставить на место их недолго, но все сильно усложняется, если заниматься этим под огнем повстанческой артиллерии. Она ведь теперь у генерала есть.

Впрочем, артиллерия далеко не самое главное, чего надо опасаться.

Задачу переброски бронепоезда в город командование противника решило просто и не без изящества. Я мысленно поаплодировал: молодцы, умеют мыслить нетривиально.

Бронепоезду не надо было никуда ехать, тем более с риском нарваться на повреждение рельсового пути. Он уже был в городе. Его якобы оставили отступавшие в панике войска. Недотепы из их технической команды ухитрились сломать единственный оставшийся на ходу паровоз, а вручную такую махину таскать непросто. Так что бросили прям на станции, сломав перед уходом все, что можно и нельзя.

То есть на первый взгляд бронепоезд казался развороченным в хлам. Разбитые стекла, перекошенные двери, следы копоти от очагов возгорания, россыпи каких-то деталей под вагонами. Системы наведения орудий не работали, башни не вращались, из генераторов, питающих электромоторы механизмов, торчали разорванные провода.

Глядя на такое, оптимист бы сказал, что потребуется неделя, если не больше, чтобы все это восстановить. И это возможно лишь при наличии бригады квалифицированных механиков, коих у грязных пастухов и тупых солдафонов быть не может. А ведь именно из такого сброда и состоит армия Грула.

Оптимист ошибается: механики здесь не нужны. Ну, или почти не нужны. И неделя времени не потребуется. Полчаса, и провода сращены так, как полагается; недостающие части механизмов возвращены на законные места; огромный паровозный котел, в котором не успела остыть вода, вновь кипит. И по руинам Таквариса понесется извергающая пар смерть.

Три роты солдат вместе с командой бронепоезда укрываются неподалеку, за одним из двух холмов, между которыми расположена элитная часть города. В одном из тамошних особняков я в свое время немного покуролесил. Грулу как бы ни к чему выставлять сильную охрану у сломанной техники, у него не так много людей, чтобы попусту распылять силы. Так что встретить серьезное сопротивление Директория здесь не рассчитывала.

И зря, потому что оно непременно будет. Ведь именно я назначен его организовать. И так как с резервами у Грула и правда не очень, а против нас этой ночью выступит многотысячная группировка, пришлось поломать голову над одним вопросом: как организовать отпор с теми небогатыми крохами, что мне выделили?

Ни одного мага не дали… вот ведь жмоты.

Ну и ладно, ведь решение вопроса лежало на поверхности. Раз уж бронепоезд решили использовать столь хитроумным способом, мне не грех украсть чужую идею. Пусть не целиком, достаточно части.

В общем, я тоже его использую. Он будет пыхтеть паром и швыряться снарядами по моей воле, а не на благо какой-то там Директории. Три роты поддержки и старую команду встретит беспощадный огонь древних митральез и куда более современных нарезных орудий со шрапнельными зарядами. Мы их скосим, как сорную траву. А потом будем ездить куда прикажут и вываливать порции смерти туда, куда надо.

Но для начала бронепоезд надо довести до боеспособного состояния. А для этого нужны механики, коих у нас нет.

Ну как нет… Что-то мы нашли. Каких-то мутных работников железной дороги, угрозами или посулами привлеченных на службу к генералу; ремонтника паровых молотилок; и бывшего мельничного рабочего. В общем, сомнительный сброд. Вот тут очень пригодился Дор и его команда. Особенно Будюм — корабельный механик. С помощью куска проволоки и какой-то морской матери этот пропитанный солидолом толстяк мог починить абсолютно все. Да и другие кое-что понимали, ведь на маленьком суденышке, где каждый зависит от каждого, надо уметь замещать друг дружку в любом деле.

Дор сказал, что полностью восстановить системы бронепоезда они не успеют. Но меня устраивает и частичная работа. Главное, чтобы хоть некоторые из орудий работали, а прожектора, где источником света является пламя все того же ацетилена, должны светить как надо и куда надо.

Точное время начала атаки мы знали не только благодаря Зиппи. Те самые часы — основа взрывных механизмов. Директория использовала новомодное изобретение — будильники. Только звонки переделали на куда более громкие… мягко говоря. Достаточно одного взгляда на циферблат, и ты в курсе всего.

Муунты — дневные охотники, но не против полакомиться и в ночной час. К тому же в обиду себя не дают в любое время суток, так что зрение их частично приспособлено к темноте. Они не ограничены стандартным набором из пяти чувств. К примеру, умеют использовать эхолокацию, так что даже ослепленное летающее создание имеет шансы уйти в спасительные небеса. Чтобы потом, восстановившись полностью в укромном месте, вернуться с новыми силами и доказать, что противник не с тем связался.

Муунты мстительны.

Я не сова, но человек — разумное создание и умеет исправлять недостатки, заложенные в него природой. У меня была техническая возможность видеть во мраке. Тот самый прибор ночного видения, по воле случая попавший в этот мир вместе со мной. Но батарея его села, способ ее зарядки я пока что не придумал, очень уж плохо разбираюсь в местной электротехнике, да и неместной тоже. В данный момент он не более чем бесполезный сувенир с родной Земли.

Но техника не всемогуща, есть и у нее конкуренты. Здесь есть.

Этико умел не только снаряды изучать, после чего ходить с выпученными глазами и заявлять, что возле этих штук не рекомендуется громко чихать. Я так и не разобрался в алхимии южан, там было слишком много дисциплин и направлений, зачастую весьма далеких друг от дружки или вообще не связанных. Всех их объединяло одно: использование предметов или веществ в разных агрегатных состояниях. Маг, применяющий водяной пар для ошпаривания противников, тоже в какой-то мере являлся алхимиком. Правда, меня заверяли, что это не совсем так, но тогда я откровенно отказываюсь что-либо понимать.

В общем, путаницы с этой алхимией много.

Этико предложил мне простенький одноразовый амулет на основе все того же горного хрусталя. На час-другой он давал возможность видеть во тьме, пусть и плохо. Но Кайра высказалась против. Амулеты — опасная и капризная вещь. Некоторым они вообще противопоказаны. Остальные могут пользоваться одним, чуть реже — двумя. Для простых смертных это потолок. Развивая свои магические способности, количество можно увеличить, но ненамного. Среднестатистический маг одновременно может применить четыре предмета, при условии что они не конфликтуют друг с дружкой и не дублируют одинаковые свойства. Маг, который мог носить на себе сразу шесть вещей, считался очень и очень серьезным. Тех же, кто мог потянуть еще больше, чуть ли не единицы, и мало кто из них мог с полным правом называть себя нормальным человеком, ведь за такие возможности в большинстве случаев приходится чем-то расплачиваться.

Один амулет у меня уже был. И его свойства неизвестны, никто так и не смог рассказать о нем больше, чем Кайра и прочие южане. Значит, трудно просчитать вероятность конфликта с другими магическими предметами. Точнее, невозможно.

К тому же не помешает проверить мои способности: вдруг я не смогу выдержать воздействия одновременно двух магических предметов. А это процедура небыстрая, тем более с нашими нынешними возможностями.

Этико предложил мне временно отказаться от древнего артефакта. Я не должен был от этого пострадать, ведь негативные эффекты из-за отсутствия контакта развиваются далеко не мгновенно. Но и тут Кайра высказалась против. И я был с ней полностью согласен. Амулет уже два раза предупреждал меня об опасности, без него бы и я, и стражи были бы уже давно мертвы. Слишком полезное свойство, чтобы остаться без него даже на короткий срок.

В общем, в меня влили склянку какой-то бурды, изготовленной с применением крох драгоценного сырья. Потому драгоценного, что его на севере не найти. Вроде бы. Да и на юге не все могут себе такое позволить.

Вкус — хуже не придумаешь. Небось результат диверсии Этико, раздосадованного незапланированным переводом невосполнимых компонентов.

Зелье само по себе безобидное, неконфликтное, с амулетами дружит, и, если его прием не сопровождается употреблением других магических препаратов, проблем не возникает. Есть, правда, напасть одна, что-то вроде магической аллергии, но страдают ею нечасто, шанс нарваться невелик. Эффект действует от двух до шести часов, в зависимости от многих факторов. Но мне должно хватить и гарантированной парочки, нам ведь известно точное время.

Были и минусы. Видел я сейчас как-то расплывчато, близоруко. И цвета не различал: мир стал желто-черным. Но противники в куда более худшем положении, ведь меня на фоне ночного неба и вовсе не разглядеть.

Силуэт, который, скорее всего, померещился. Что-то на миг скрыло звезду, но, возможно, это лишь последствие моргания, которое прошло мимо твоего сознания.

Я ночной невидимка. И на душе у меня неспокойно. Я не верю Зиппи, я верю лишь себе. А я так и не смог разглядеть все, на что указывал маг с серебристой прической. Не видел изготовленные к стрельбе дальнобойные орудия, не видел отряды солдат, укрытые в зарослях. И дирижабли тоже не видел.

А ведь я не доверяю этому скользкому магу. Грул, конечно, знает больше меня, разведка налажена на совесть, но все и он не в состоянии выведать.

Вдруг Такварис и правда ловушка? Двойная западня. Такая, в которой мы будем чувствовать себя хозяевами положения, пока не начнется то, к чему мы совершенно не готовы.

Вдруг Зиппи задурил своей магией голову генералу и тот теперь безоглядно верит в любую озвученную им чушь? Кайра уверяла, что такое она бы сразу заметила, но много ли знает эта бесхитростная девушка о безграничности человеческого коварства?

Паря в вышине, я с тревогой вглядывался вниз. Подо мной чахлый лес, но, несмотря на убогость деревьев, там можно легко укрыть тысячи солдат. Очень уж могучие кусты, сквозь их листву даже днем ничего не разглядишь. А кроме них есть и трава, описывать которую людям, не бывавшим в тропиках, бессмысленно. Под некоторыми листочками можно от ливня укрываться, не говоря уже о воздушном наблюдении.

Но, по моим расчетам, если там и правда расположились три роты солдат и немалая команда бронепоезда, они уже должны начать выдвигаться. Однако я не вижу ни малейшего намека на движение. Лишь ослепительно-яркие из-за моего измененного зрения светлячки медленно порхают среди ветвей. Хорошо бы спуститься, прислушаться к шуму леса, но если там кто-то укрывается, меня он услышит раньше — хлопанье крыльев выдаст издали. От этого звука муунт может избавиться лишь при пикировании, но это не тот маневр, при котором можно уши напрягать.

Хорошо, если их встречным потоком воздуха не оторвет, а уж свист в любом случае выйдет знатный.

Да хватит уже себя изводить. Они не станут показываться до начала светопреставления. Именно взрывы — сигнал к началу бойни. Генерал настолько опасался, что враг догадается о встречной западне, что наотрез отказался спасать город. Значительная часть Таквариса взлетит на воздух, по пощаженному взрывчаткой пройдется пламя, артиллерия и авиация.

Такварис — первый город этого мира, который мне довелось увидеть. И я же стану одним из тех, по чьей вине он очень сильно пострадает.

Иногда мне начинает казаться, что я и правда демон на службе у самого Сатаны.

Вспышку я увидел краем глаза и пока поворачивал голову, сверкнуло еще дважды. А потом еще и еще. Один за другим взлетали в воздух дома, склады, конюшни. Вот взорвалась мина под перекрестком двух центральных улиц. Не такие уж точные эти новомодные будильники — динамитное безумие затянулось не меньше чем на минуту. Да и после этого иногда срабатывали самые запоздавшие заряды.

А это что? С запада, севера и юга к городу потянулись призрачные, аккуратно изгибающиеся нити. Вот одна из них коснулась земли, и тут же сверкнул взрыв, масштабами значительно уступавший предшествующим.

Только тут до меня дошло, что я вижу трассы полета снарядов. Очевидно — побочный эффект микстуры ночного зрения. Бегло прикинув количество орудий, участвующих в обстреле, был вынужден признать, что в этом Зиппи не соврал, цифры сходились почти идеально.

А вот и подо мной началось движение. Первые солдаты выбирались из зарослей, на ходу скидывая с себя связки пальмовых листьев, под которыми укрывались все это время. До камуфляжа здесь еще не додумались, но есть, оказывается, заменитель, при котором зеленое на зеленом заметить непросто.

Некоторые солдаты с опаской поглядывали наверх. Я слишком высоко, вряд ли слышат шум крыльев, но, видимо, предупреждены об угрозе с воздуха, побаиваются летающего чудовища.

Идите-идите, Талашай вас кушать не будет. Для этого есть другие.

А теперь прочь отсюда, все, что надо, я увидел. В сторону, снизиться, зависнуть над непомерно длинной тушей бронепоезда, выкрикнуть:

— Идут!

Нет ответа. Фигурки людей у вагонов все так же неподвижны. Должно быть, не расслышали за разрывами снарядов.

Еще ниже. Еще. Заорать во всю мощь глотки. Во! Теперь зашевелились, опасливо поглядывая в небеса. Стрелки залегли за рельсами, наставили в сторону опушки винтовки, торчащие из бойниц раздутые рыла митральез и гатлингов зашевелились, готовясь нащупывать цели.

Чуть впереди расположилась парочка наблюдателей. Их задача — дать сигнал осветительными ракетами, после чего юркнуть в канаву и молить южных и северных богов о пощаде: и с той, и с другой стороны над ними будут пролетать пули и снаряды.

В большом количестве.

Но я этого не увижу. Кайра очень настойчиво рекомендовала, чтобы я не любовался светом ацетиленовых прожекторов. Они ослепят не только приближающихся врагов, они и по сетчатке моей ударят так, что мало не покажется. Зелье ночного видения не идеально, есть у него слабые стороны. В общем, лучше не рисковать. Нет, глаза она, скорее всего, поправить потом сможет, или даже сами отойдут от перегрузки, но на это уйдет время, а я еще много должен успеть, ночь обещает быть длинной.

На противоположной стороне города сверкнула молния, больно ударив по глазам. Маги начали развлекаться, значит, и там атакующие уже рядом.

Но мне туда не надо. Моя дорога — вверх. Там я буду выше всех.

Нет, я и сейчас выше всех, но это справедливо лишь для тех, кто уже ввязался или вот-вот ввяжется в бой. Однако есть и другие, они на подходе и тоже собираются действовать с воздуха.

Директория бросила в бой все дирижабли. Ночью они не так эффективны, к тому же в темноте есть риск столкновений друг с дружкой, но горящий город — отличная мишень для любого времени суток. Ну а что до летающего чудища и его всадника, то последний воздушный бой показал, что против этого тоже можно найти управу.

Авиаторы Дербония учли полученный опыт и подготовились куда качественнее. Воздушный флот разделили на две эскадры, каждая из которых выстроилась в новый порядок. При этом на максимальной высоте шел один дирижабль, ниже два, а остальные болтались под ними. Задача верхних трех — прикрытие основных сил. На эти аппараты не загрузили бомбы, но легче от этого они стали ненамного. На их баллонах установлено два больших гнезда для стрелков и одно пулеметное. Еще несколько стрелков подвешены на люльках по бокам, носу и корме. Так что прикрытие обеспечено со всех сторон. Эдакий треугольник, где каждая точка умеет защитить себя и достать того, кто лезет к остальным.

Наскоком сверху мне даже единичную цель не взять, это показал последний бой. Тогда я все же добрался до одного сбоку, но проделать дважды мне это не позволили, а теперь такая тактика стала гораздо опаснее — в их построении вообще нет мертвых зон.

Одно лишь им мешает — ночью слишком темно. Звезды здесь есть, если в небе одновременно две луны, можно читать газеты, в случае если шрифт не мелкий. Но даже в такой обстановке стрельба затруднена. Однако противник опрометчиво полагал, что я в таком же положении. Мне придется находить цели чуть ли не вслепую. Даже если я каким-то чудом останусь незамеченным, вспышка водорода меня демаскирует, и у стрелков появится шанс разделаться с ненавистным истребителем дирижаблей.

Неплохой план. С изъянами, но неплохой. Они даже готовы смириться с потерей нескольких аппаратов, но отработать по останкам города так, чтобы Грул и прочие лидеры восстания остались в прошлом.

Вместе с магами.

То, что у нас есть алхимик, они не знали. И, само собой, не знали и того, что летать я буду не с черной повязкой на глазах, а под действием эликсира, дарующего ночное зрение.

Так себе зрение. Далеко не орлиное. Но даже с таким сейчас я одноглазый в стране слепых. Кто-то сегодня очень сильно пожалеет о том, что решил устроить ночную бомбежку. Не для вас это время суток, не для вас…

А вот и они. Летят, голубчики. Две группы, как и говорил Зиппи, чтоб ему счастья не видать. Сейчас, действуя по плану, они, двигаясь параллельно, пройдут над городом, сбрасывая осветительные бомбы. Это такие штуки, которые долго и ярко горят, при этом медленно опускаясь на шелковых парашютах. При их свете оценят обстановку, развернутся и пойдут уже всерьез, разбрасывая бомбы над непонравившимися местами.

Забудьте, ребята. Вы воробьи ощипанные, и к тому же слепые, а я орел в расцвете сил и вижу вас прекрасно.

Один из стрелков в гнезде встрепенулся. Наверное, за ревом двигателей расслышал подозрительное хлопанье. Очень уж шумно летает Талашай. Спичечный коробок уже по традиции улетает вниз, оставив о себе память — огонек, подбирающийся к динамитному заряду. Любоваться на него некогда: вспышку морской спички трудно перепутать со светом одинокой звезды. Замах, бросок и, не дожидаясь результатов, уход в сторону с пикированием.

Рвануло, когда мы опустились на пару сотен метров ниже, удалившись в сторону еще серьезнее. При сгорании водорода в атмосфере пламя не такое уж яркое, но в таких количествах осветило округу знатно. Только до меня не дотянулось, далеко успел уйти, и никто меня не наказал. Кто-то из вражеских пулеметчиков, правда, высаживает ленту длинными очередями, но стреляет он, судя по всему, в порождений своей белой горячки, потому что пули не свистят над головой, и вообще, видеть меня он не может.

Пока погибающий дирижабль падал, разбрасывая горящие обломки, я не наслаждался зрелищем, а подбирался ко второй группе. Да и как полюбуешься, если попытка взглянуть на яркое пламя приводила к режущей боли в глазах?

Не заметить катастрофу дирижабля прикрытия было невозможно. Но остальные держали строй, никто не уклонился, не попытался поменять высоту, или, как наверняка хотелось многим, удрать в спасительную тьму. Так и шли двумя группами, вслепую. Слишком опасно летать на баллонах с водородом, любой огонь здесь противопоказан. Так что никаких ацетиленовых и прочих фонарей. Даже электрические строжайше запрещены, ведь здешние лампочки небезопасные, да и контакты могут искрить. Как команды в потемках ухитряются управлять такими машинами — уму непостижимо.

Ну, сейчас вы точно развернетесь.

Атака на вторую группу прошла по тому же сценарию. С одним лишь новшеством: некоторые стрелки время от времени выпускали пули. Вслепую, не видя меня и даже не догадываясь о моем присутствии, просто вели беспокоящий огонь. Результат соответствующий — даже напугать не смогли.

Бросок, уход, вспышка за спиной, еще одна объятая пламенем цель отправилась к земле, разваливаясь на лету.

Сколько стоит один дирижабль? Точно не знаю, но немало. А гарпун — копейки. И у меня их еще десять штук. Еще совсем недавно я бы и помыслить не мог, что мне когда-нибудь придется сжигать людей десятками, а теперь я под прикрытием ночной тьмы зависаю над громоздкими летательными аппаратами и делаю роковой взмах, после чего спешно ухожу из места, где вот-вот станет жарко и больно.

Самое странное в этом то, что ни эти солдаты, ни Директория не сделали мне ничего плохого. Но я почему-то не испытываю ни малейших колебаний. Отношусь к этому как к работе. Втянулся.

И временами эта работа становится захватывающей. Вот как сейчас. Флот воздушных голиафов атаковал дерзкий москит, и те не знают, как его прикончить. Пулеметы надрываются, стрелки сжигают сотни патронов, но все тщетно: я достаю третью цель и опять ухожу в сторону, чтобы, чуть выждав, заняться следующей.

Один из дирижаблей делает отчаянный маневр, устремляясь носом к земле. Должно быть, там кому-то что-то померещилось, у страха ведь глаза велики. Слишком резко он сорвался с курса, что-то трещит, рулевая тяга бессильно обвисает, темная туша несется к земле, паникующая команда пытается что-то сделать, но лишь ухудшает ситуацию: исполинская сигара начинает вращаться вокруг своей оси и в красивом штопоре обрушивается на горящий городской квартал. На этот раз водород не просто пылает, он занимается мгновенно, со взрывом, разливаясь огненным облаком.

Краем глаза наблюдая за фееричной гибелью цели, которую не поразил, совершаю первый промах — гарпун попадает во что-то твердое, скорее всего, одну из балок, на которых покоится корзина со стрелками. И попадает неудачно: отскакивает, скользит по баллону, срывается, летит к земле.

Стрелки меня не видят, но стараются попасть туда, где вспыхнул огонек спички. Наивные, я на таких местах не засиживаюсь. Ухожу в сторону, даю зрению прийти в себя. Даже краем глаза не стоит смотреть на гибнущие дирижабли, слепит отчаянно.

Следующая цель тоже избежала моей кары. Обе эскадры опасно снизились, надеясь, что меня начнет подсвечивать пламя городских пожаров. Но этим они лишь навредили себе: артиллеристы Грула и маги начали работать по удобно подставившимся целям. Били они с окраин, не затронутых минной диверсией и обстрелами, вряд ли там кто-то пострадал. Все живы, полны сил и желания сражаться. Хрустальные амулеты Этико работают недолго, но на этот срок солдаты становятся чуть ли не берсеркерами.

Один дирижабль получает прямое попадание в гондолу: снаряд разносит в щепки ее бок, мгновенно вспыхивает газ, вытекающий из рассеченного осколками баллона. Второй загорается по непонятной мне причине: или маги поработали, или сквозная пробоина от артиллеристов с последующим возгоранием.

А я достаю новую цель, и теперь в воздухе одновременно горят три дирижабля.

Для оставшихся эта картина слишком неприятна. Сбрасывая бомбовый груз куда попало, они спешно поднимаются, разлетаясь в разные стороны. Огонь с земли становится неэффективным, но я все еще здесь, и у меня преимущество по скорости и маневренности.

Догоняю, удачно отрабатываю, ухожу к следующему. Догоняю и его, и тоже удачно. Горящая туша падает на пастбище, а я кручу головой, выбирая следующую цель.

И ничего не вижу. Окружающий мир быстро темнеет, лишь очаги пожаров видны во всей красе, но языки пламени время от времени покрываются разноцветными разводами, будто дефект изображения в кинофильме.

Все — действие эликсира вот-вот прекратится. Я стану таким же слепым, как и прежде. Талашаю ночная мгла нипочем, но надеяться лишь на его глаза нельзя. Пора прекращать это избиение незрячих.

А жаль, я ведь еще не все гарпуны израсходовал.

Мое место на станции, туда и направляюсь. Бронепоезда там уже нет, я вижу, как он медленно движется по южной окраине, его вспомогательные орудия время от времени сверкают, отправляя снаряды во мрак. Главный калибр молчит, для его работы надо останавливаться. А может, большие пушки так и не успели довести до ума. Не важно, мы победили и без них.

Пылают позиции дальнобойной артиллерии, спрятанные километрах в пяти-шести от города; захлебнулась атака на станции, на поле между опушкой леса и рельсовыми путями остались сотни фигурок, иссеченных осколками и пулями; по всем окраинам бегают перепуганные лошади, оставшиеся без седоков, — кавалерия Директории планировала рубить разбегающихся из горящего города повстанцев, но планы вражеского командования накрылись медным тазом.

На землю я попал в состоянии слепого крота. Но это сейчас не сильно мешало, ведь пожаров вокруг столько, что в фонарях и факелах мы не будем нуждаться до утра.

Дело сделано. Мы взяли то, что осталось от Таквариса. Мы победили.