Глава 28
Когда он начинает засыпать, то продолжает яростно сжимать меня в объятиях. Тюрьма, которая должна сохранить мою жизнь. Я жду. Мне не дает уснуть мысль о телах, ударяющихся об асфальт. Наконец, хватка слабеет, дыхание становится ровным.
Я не допущу, чтобы Тобиас пошел к эрудитам, когда это случится в следующий раз. Когда погибнет кто-то еще. Не допущу.
Я выскальзываю из его рук. Накидываю одну из его футболок, чтобы унести с собой запах Тобиаса. Влезаю в туфли. Ни оружие, ни рюкзак мне не понадобятся.
Останавливаюсь в дверях, глядя на него, сильного и умиротворенного, наполовину прикрытого покрывалом.
– Я люблю тебя, – с трудом и тихо говорю. Выхожу, дверь сама закрывается за мной.
Пора все привести в порядок.
Я направляюсь в спальню, где когда-то жили неофиты, выросшие в Лихачестве. Комната в точности копирует ту, в которой я была во время инициации. Длинная, узкая, с двухъярусными койками по обе стороны и классной доской на стене. При свете синего ночника в углу вижу, что никто так и не стер позиции, занятые неофитами. Наверху – имя Юрайи.
Кристина спит на нижней койке, наверху – Линн. Я не хочу никого пугать, но с Кристиной надо поговорить. Прикрываю ей рот рукой. Она, дернувшись, сразу просыпается, ее глаза расширяются, но потом она видит меня. Я прижимаю палец к губам и машу ей рукой, зовя за собой.
Наконец, выхожу, сворачиваю за угол. Коридор освещен аварийной лампой, заляпанной разноцветной пейнтбольной краской. Но Кристина выскакивает за мной, босиком, поджимая пальцы от холода.
– Что такое? – спрашивает она. – Ты куда?
– Да, я…
Приходится лгать, иначе она попытается остановить меня.
– Пойду повидаться с братом. Он с альтруистами, помнишь?
Она прищуривается.
– Извини, что разбудила, – говорю я. – Но у меня к тебе просьба. Очень важная.
– О’кей. Трис, ты ведешь себя совсем странно. Ты уверена, что ты не…
– Нет, точно. Послушай. Время, выбранное для симуляции, когда напали на альтруистов, было выбрано не случайно. Это произошло именно в тот момент, когда альтруисты собирались что-то сделать. Точно не знаю что, но это связано с какой-то важной информацией, и теперь эти данные у Джанин…
– Что?
Она хмурится.
– Ты не в курсе, что они собирались сделать? И какая это информация?
– Нет.
Должно быть, я выгляжу безумной.
– Я не смогла узнать. Маркус Итон – единственный человек, который имеет об этом представление, а он не стал мне ничего говорить. Я просто… в общем, это было причиной для нападения. Причиной. И нам надо понять, что это за информация.
Кристина уже кивает.
– Причина, по которой Джанин вынудила нас убивать невинных, – с горечью произносит она. – Да уж. Мы должны ее знать.
Я едва не забыла. Она-то оказалась под воздействием симуляции. Сколько альтруистов она убила, находясь без сознания? Как она чувствовала себя, очнувшись ото сна убийцей невинных? Я никогда не спрашивала ее и не буду.
– Мне понадобится твоя помощь, весьма скоро. Мне нужен человек, который убедит Маркуса сотрудничать, и, думаю, у тебя получится.
Она наклоняет голову и пару секунд смотрит на меня.
– Трис. Только не делай глупостей.
Я с трудом улыбаюсь.
– Почему только мне это все подряд говорят?
– Я не шучу, – отвечает она, хватая меня за руку.
– Я просто навещу Калеба. Вернусь через пару дней, и мы сможем разработать стратегию. Просто подумала, будет лучше, если все это будет знать кто-то еще, кроме меня. На всякий случай. Хорошо?
Она держит меня за руку еще пару секунд и отпускает.
– О’кей.
Я иду к выходу. Сдерживаюсь изо всех сил, пока не оказываюсь снаружи. И даю волю слезам.
Последний мой разговор с Кристиной опять наполнен ложью.
На улице я накидываю капюшон футболки, взятой у Тобиаса. Смотрю вверх и вниз, ища какие-нибудь признаки жизни. Никого нет.
Легкие щекочет холодный воздух. Изо рта идет пар. Скоро наступит зима. Интересно, останется такой же эта ничейная ситуация между эрудитами и лихачами? В ожидании, кто кого уничтожит? Я рада, что не увижу этого.
До того как я выбрала Лихачество, меня не посещали такие мысли. Я была уверена в своей долгой и спокойной жизни. Сейчас нет уверенности ни в чем, только в том, куда я иду, но зато по своей воле.
Я прячусь в тени домов, стараясь не топать и не привлекать внимания. В этом районе нет фонарей, но луна достаточно яркая и хорошо освещает дорогу.
Миную железнодорожные пути на эстакаде. Они дрожат. Приближается поезд. Если я хочу исчезнуть прежде, чем кто-то меня заметит, надо поторопиться. Я делаю резкий шаг в сторону и перепрыгиваю через упавший фонарный столб.
Тело, тем временем, разогревается от нагрузки. Ходьба, прыжки через препятствия, постоянные взгляды назад. Я вхожу в ритм, средний между шагом и бегом.
Вскоре оказываюсь в той части города, которую могу узнать. Улицы чисто выметены, дыр в асфальте немного. Вдали вижу сияние домов Эрудиции. Они с легкостью нарушают закон об экономии энергии. Не знаю, что я буду делать, когда доберусь. Потребую встречи с Джанин? Или просто буду стоять и ждать?
Провожу кончиками пальцев по окну дома позади меня. Уже недолго осталось. Чем ближе, тем сильнее дрожь. И дышать тоже трудно. Я уже не пытаюсь успокаиваться, и судорожно, со свистом, вдыхаю и выдыхаю. Что они со мной сделают, когда я приду туда? Какие у них планы на мой счет до того момента, как я стану ненужной и они меня убьют? Я не сомневаюсь, что со временем меня прикончат. Сосредотачиваюсь на движении вперед, на том, чтобы переставлять ноги, которые уже отказываются нести тело.
И вот я – рядом с домами Эрудиции.
Внутри штаб-квартиры за столами сидит множество людей в синей одежде, стуча по клавиатурам компьютеров, склонившись над книгами, передавая туда-сюда стопки бумаг. Среди них есть и достойные люди, которые не знают, что сотворила их фракция, но если здание рухнет прямо сейчас, у меня на глазах, я не испытаю сожаления.
Последний момент, когда я могу вернуться. Холодный воздух щиплет щеки и руки. Я стою. Могу повернуть назад прямо сейчас. Укрыться у лихачей. Надеяться и молиться, что никто больше не умрет из-за моего эгоизма.
Но нет. Чувство вины, груз жизней Уилла, моих родителей, а теперь и Марлен, сломает меня. Я просто дышать не смогу.
Я медленно дохожу до здания и толкаю двери.
Это единственный способ не задохнуться.
Через мгновение после того, как мои ноги касаются деревянного пола, я оказываюсь напротив гигантского портрета Джанин Мэтьюз, висящего на противоположной стене. Никто меня не замечает, даже два предателя-лихача, которые расхаживают у дверей, охраняя их. Я приближаюсь к столу, за которым сидит мужчина средних лет, с залысиной, перебирающий бумаги. Я ставлю руки ему на стол.
– Извините, – обращаюсь я к нему.
– Секундочку, – отвечает он, даже не подымая взгляда.
– Нет.
От этого он поднимает взгляд. Очки на нем сидят косо. Смотрит на меня недовольно, будто сейчас отругает. Что бы он там ни хотел сказать, слова застревают у него в горле. Смотрит на меня с открытым ртом, переводя взгляд с лица на черную футболку с капюшоном.
В том состоянии ужаса, в котором я нахожусь, он кажется мне забавным. Я слегка улыбаюсь и прячу дрожащие руки.
– Думаю, Джанин Мэтьюз хотела увидеть меня, – говорю я. – Так что буду признательна, если вы с ней свяжетесь.
Он машет рукой предателям-лихачам, стоявшим у дверей, но в этом нет надобности. Они наконец-то очухались. К нам подходят и остальные, с других концов вестибюля. Они окружают меня, но не прикасаются и не заговаривают. Я оглядываю их лица, стараясь выглядеть как можно спокойнее.
– Дивергент? – спрашивает один из них наконец. Мужчина, сидящий за столом, поднимает трубку телефона внутренней связи.
Если я сожму руки в кулаки, то смогу унять дрожь. Я киваю.
Гляжу влево, где из лифта выходят лихачи. И мое лицо обмякает. К нам направляется Питер.
В голове проносятся тысячи мыслей, как поступить. Броситься на него и вцепиться в глотку, заплакать, попробовать пошутить… Я не могу решить, что именно сделать. Просто молча стою. Наверное, Джанин все знала заранее, поэтому и послала за мной Питера.
– Нам приказано отвести тебя наверх, – говорит он.
Хочется сказать что-нибудь колкое или попытаться изобразить беззаботность, но я могу выдавить из своего сдавленного горла лишь неопределенный звук в знак согласия. Питер шагает к лифту, и я тащусь следом.
Затем мы пробираемся по узким коридорам. Несмотря на то, что мы пару раз поднимались по лестницам, мне все время кажется, что я опускаюсь под землю.
Я ожидаю, что они приведут меня к Джанин, но они этого не делают. Останавливаются в коротком коридоре с металлическими дверьми по обе стороны. Питер набирает код на одной, предатели-лихачи не спускают с меня глаз.
Помещение маленькое, не больше чем два на два метра. Пол, стены и потолок сделаны из светящихся панелей, сейчас горящих слабо, как в той комнате, где я проходила проверку склонностей. В каждом углу стоит крохотная черная камера наблюдения.
Я наконец-то позволяю себе испугаться.
Смотрю по сторонам, стараясь сдержать рвущийся из груди крик. Вопль, заполняющий все мое тело. Вина и печаль снова грызут меня, сражаясь между собой за полную власть надо мной. Но ужас сильнее их обеих. Я вдыхаю, но не выдыхаю. Когда-то отец рассказывал, что это способ бороться с истерикой. Я спросила, не умру ли я, постоянно задерживая дыхание.
– Нет, – сказал он. – Инстинкты тела возьмут верх над разумом.
Право, стыдно. Я смогу использовать этот прием, чтобы сбежать. От одной мысли хочется смеяться. И орать.
Я скрючиваюсь, прижавшись лицом к коленкам. Надо составить план. Если я смогу составить план, то смогу не бояться так сильно.
Но плана нет. Мне не сбежать из глубин здания, от Джанин и от самой себя.
