Глава 27
Я продираюсь сквозь толпу у ущелья. В Яме шумно, но не потому, что рядом река. Я хочу найти тихое место и бреду в коридор, ведущий к спальням. Я не хочу слушать речь Тори в честь Марлен, находиться среди лихачей, кричащих и прославляющих ее жизнь и ее отвагу.
Утром Лорен сообщила, что мы пропустили несколько камер наблюдения в спальнях неофитов, где ночевали Кристина, Зик, Лорен, Марлен, Гектор и Ки, девочка с зелеными прядями. Так Джанин выяснила, кто из них подчиняется симуляциям. Я не сомневаюсь, она выбрала самых молодых лихачей, чтобы их смерть произвела наибольший эффект.
Я останавливаюсь в незнакомом коридоре и прижимаюсь лбом к стене. Камень шершавый и прохладный. Позади вопят лихачи, их приглушенные голоса доносятся даже сюда.
Слышу, как кто-то подходит, смотрю в сторону. Кристина, в той же самой одежде, что и ночью. В полуметре от меня.
– Эй, – говорит.
– Я не в состоянии чувствовать себя виноватой еще больше. Оставь меня, пожалуйста.
– Просто скажу одну вещь и уйду.
Ее глаза опухшие, голос немного сонный. То ли от усталости, то ли от небольшой порции алкоголя. Или и от того и другого. Но взгляд совершенно нормальный, так что она осознает, что говорит. Я отхожу от стены.
– Я никогда не сталкивалась с такими симуляциями. Сама понимаешь, увидеть это со стороны. Но вчера…
Она трясет головой.
– Ты была права. Они тебя не слышат и не видят. Точно так же, как Уилл…
Произнеся его имя, она начинает задыхаться. Перестает говорить, судорожно сглатывает, делает вдох и выдох. Несколько раз моргает и снова смотрит на меня.
– Ты сказала мне, тебе пришлось это сделать, иначе бы он тебя застрелил, и я тебе не поверила. А теперь верю, и… хочу постараться простить тебя. Вот… и все, что я хотела сказать.
Часть меня чувствует облегчение. Она мне верит, хочет простить меня, хоть это и будет нелегко.
Другая часть, большая, ощущает гнев. А о чем она думала, раньше? Что я хотела застрелить Уилла, одного из своих лучших друзей? Кристина должна была поверить мне с самого начала и знать – я бы такого никогда не сделала, если бы у меня был выход.
– Как здорово, ты наконец-то получила доказательство того, что я – не хладнокровный убийца. Ты сама понимаешь. В смысле, сейчас ты можешь верить мне на слово.
Я пытаюсь усмехнуться. Она открывает рот, но я не могу остановиться.
– Лучше бы тебе побыстрее меня простить, поскольку времени немного осталось…
У меня срывается голос, и я начинаю рыдать. Прислоняюсь к стене и начинаю сползать на пол.
Мои глаза застелены слезами, но я чувствую, как она обнимает меня и сжимает до боли. От нее пахнет кокосовым маслом, она сильная, как в то время, когда была неофитом в Лихачестве и висела на пальцах над ущельем. И это было не слишком давно – она заставила меня почувствовать себя слабой, но теперь придает мне уверенность, что и я могу быть сильнее.
Мы обе стоим на коленях на каменном полу, и я обнимаю так же крепко, как и она меня.
– Это уже произошло, – говорит она. – Я простила тебя.
Когда вечером я вхожу в кафетерий, все лихачи замолкают. Я не виню их. Как один из дивергентов, я даю Джанин повод убить кого-то из них. Большинство, наверное, хотят, чтобы я пожертвовала собой. Или боятся, что я этого не сделаю.
Случись такое в Альтруизме, тут бы уже не было ни одного дивергента.
На мгновение я не знаю, куда идти и как. Но потом Зик машет мне рукой, мрачно глядя на меня, и я волочу ноги в его сторону. Прежде чем я успеваю приблизиться к нему, ко мне направляется Линн.
– Ну… – начинает она. Смотрит вправо, влево, куда угодно, только не на мое лицо. – Мне правда… правда жаль Марлен. Я ее столько времени знала и…
Она трясет головой.
– Понимаешь, не думай… Я не хочу что-то сказать про Марлен, – говорит, будто собирается ругать меня. – Но… спасибо за Гека.
Линн переминается с ноги на ногу, ее глаза бегают. Потом обнимает меня одной рукой, хватая за рубашку. Раненое плечо пронзает боль, но я молчу.
Она отпускает меня, шмыгает носом и возвращается на свое место, будто ничего не произошло. Я пару секунд провожаю ее взглядом, а потом опускаюсь на стул.
Зик и Юрайя сидят рядом за отдельным столом. Лицо Юрайи обмякшее, словно он сейчас заснет. Перед ним темно-коричневая бутылка, к которой он прикладывается каждые пару секунд.
Меня он беспокоит. Я спасла Гека, но не Марлен. Но Юрайя не обращает на меня внимания. Я переставляю стул и сажусь напротив.
– Где Шона? – спрашиваю я. – Все еще в больнице?
– Нет, здесь, – отвечает Зик, кивая на стол, за который села Линн. Я вижу ее, бледную и почти прозрачную, в инвалидном кресле.
– Шоне не надо было подниматься с койки, но Линн в таком состоянии, что Шона пытается поддержать ее.
– Если ты о том, почему они отдельно от нас… Шона узнала, что я дивергент, – бормочет Юрайя. – И не желает с этим мириться.
– Ого.
– На меня она тоже обозлилась, – вздыхает Зик. – «Откуда ты знаешь, что твой брат не работает против нас? Ты за ним следишь?» Я бы много дал, чтобы набить морду тому, кто загадил ей мозги.
– Не надо тебе ничего никому давать, – говорит Юрайя. – Вон ее мать сидит. Иди, ударь ее.
Проследив за его взглядом, я вижу женщину средних лет, с выкрашенными в синий цвет прядями и сережками в ушах. Хорошенькая, как Линн.
Спустя мгновение в кафетерий входит Тобиас, следом – Тори и Гаррисон. Я избегала его. Я не говорила с ним с той нашей ссоры, до того, как Марлен…
– Привет, Трис, – произносит Тобиас, оказываясь от меня достаточно близко, чтобы я его слышала. У него грубый низкий голос. Он всегда переносит меня в те места, где хорошо и спокойно.
– Привет, – отвечаю тихо и напряженно.
Он садится рядом со мной и кладет руку на спинку моего стула, наклоняясь ближе. Я не буду смотреть на него – я отказываюсь.
И все-таки я делаю это.
Странный темный оттенок для голубых глаз. Они способны непонятным мне способом закрыть от меня все окружающее, утешить. А теперь они напоминают, что дистанция между нами куда больше, чем хотелось бы.
– Ты даже не собираешься спрашивать меня, все ли у меня в порядке?
– Нет, поскольку уверен, что у тебя не все в порядке, – качает головой. – Хочу попросить тебя не принимать никаких решений, пока мы не поговорим об этом.
Поздно, думаю я. Решение уже принято.
– Пока мы все не поговорим об этом, ты хотел сказать, поскольку это касается нас всех, – высказывается Юрайя. – Не думаю, что кто-то хочет сам сдаться.
– Никто? – спрашиваю я.
– Нет! – резко отвечает Юрайя. – Считаю, нам надо нанести ответный удар.
– Ага, – удрученно говорю я. – Давай спровоцируем женщину, которая может заставить половину находящихся здесь покончить с собой. Отличная идея.
Я выразилась резковато. Юрайя выливает себе в глотку остатки содержимого бутылки и ставит ее на стол с таким грохотом, что та едва не разбивается.
– Не надо так говорить, – рычит он.
– Извини, – отвечаю я. – Но ты знаешь, что я права. Лучше постараться, чтобы половина фракции не приносила в жертву свои жизни ради одной.
Не знаю, чего я ждала. Может, Юрайя, который слишком хорошо понимает, что будет, если один из нас не сдастся, вызовется сам. Но он не отрывает глаз от пола. Не хочет.
– Тори, Гаррисон и я решили усилить меры безопасности. Надеюсь, поскольку мы теперь знаем о возможности такой атаки, мы сможем предотвратить ее, – поясняет Тобиас. – Если это не поможет, будем думать над другими вариантами. Все, разговор окончен. И никто ничего не делает, пока что. О’кей?
Спрашивая, он приподнимает брови и пронзает меня взглядом.
– О’кей, – и я отворачиваюсь.
После ужина я пытаюсь вернуться в спальню, где спала прошлой ночью, но не могу просто проникнуть через дверь. Бреду по коридорам, вожу пальцами по каменным стенам, слушаю эхо моих шагов.
Невольно прохожу мимо фонтана, где на меня напали Питер, Дрю и Ал. Ала я узнала по запаху. Я до сих пор помню запах мелиссы. Но теперь он ассоциируется у меня не с другом, а с чувством беспомощности, которое я ощутила, когда меня тащили к ущелью.
Иду быстрее, широко открыв глаза, чтобы было труднее представить себе картину того нападения. Мне надо убраться подальше отсюда. Здесь друг напал на меня, Питер ткнул ножом Эдварда, и незрячая армия моих друзей отправилась убивать альтруистов. Где началось безумие.
Направляюсь в единственное место, где могу чувствовать себя в безопасности. В небольшую комнату Тобиаса. Как только вижу дверь, сразу чувствую себя спокойнее.
И я толкаю ее ногой. Тобиаса нет, но я не ухожу. Сажусь на кровать, беру в руки покрывало, утыкаюсь лицом в ткань и глубоко вдыхаю через нос. Обычный запах почти исчез, он долго не спал здесь.
Открывается дверь, и в комнату проскальзывает Тобиас. У меня обмякают руки, я роняю покрывало на колени. Как я объясню ему свое присутствие? Я же вроде на него обиделась.
Он не делает грозного лица, но по сжатым в нитку губам я понимаю, что это он зол на меня.
– Не будь идиоткой.
– Кем?
– Ты лгала. Сказала, что не пойдешь, и солгала. Если выдашь себя эрудитам, идиоткой и будешь. Не делай этого.
Я кладу одеяло и встаю.
– Не пытайся представить ситуацию такой простой, – поясняю я. – Ты не хуже меня знаешь, что правильно будет поступить именно так.
– Ты выбрала самый подходящий момент, чтобы вести себя, как альтруист?
Его голос заполняет комнату, у меня в груди колет от страха. Его вспышка гнева слишком внезапна. И слишком странна.
– Ты столько времени говорила, что слишком эгоистична, чтобы быть среди них, а теперь, когда на карту поставлена твоя жизнь, решила геройствовать?
– А что с тобой, хочу я спросить? Гибнут люди. Просто хотят спрыгнуть с крыши! Я могу сделать так, что этого больше не случится!
– Ты слишком важна и не можешь просто… умереть, – он трясет головой. Его взгляд пробегает по моему лицу, останавливается на стене позади меня, на потолке, на чем угодно, только не на мне. А я слишком ошеломлена, чтобы злиться.
– Я – не важная персона. Без меня все прекрасно обойдутся.
– Мне плевать на всех! Как насчет меня?
Он утыкается лицом в ладони, прикрывая глаза. У него дрожат пальцы.
Потом двумя огромными шагами подходит от двери ко мне и касается моих губ своими. Мягкое прикосновение мгновенно стирает события последних двух недель. Я снова становлюсь девочкой, которая сидела на скале у ущелья, а на ее ноги летели брызги воды, и она в первый раз поцеловалась. Я – та девочка, которая схватила его за руку в коридоре, просто потому, что так захотелось.
Я отшатываюсь, толкая Тобиаса руками в грудь. Еще я – девочка, которая застрелила Уилла и солгала, не рассказав об этом. И ей пришлось выбирать между Марлен и Гектором. Девочка, у которой позади еще тысяча подобных вещей. Ничего не изменишь, не сотрешь из памяти.
– С тобой все будет в порядке, – говорю я, не глядя ему в глаза. Смотрю на футболку у меня под пальцами, на черный рисунок на шее, но только не в глаза. – Не сразу. Но ты сможешь жить дальше и делать все, что тебе будет необходимо делать.
– Ложь, – обнимает меня рукой за талию и притягивает к себе. И снова целует.
Но совсем неправильно забыть, кем я стала, позволять ему целовать меня, зная, что я собираюсь сделать.
Но мне хочется. О, так хочется!
Я встаю на цыпочки и обнимаю его обеими руками. Прижимаю одну ладонь ему между лопаток, а второй обхватываю шею. Чувствую ладонью его дыхание, как раздувается и сжимается грудная клетка. Он сильный, настойчивый, упорный. Все, чего не хватает мне. Нельзя.
Он делает шаг назад, потянув меня за собой, и я спотыкаюсь. Туфли спадают с ног. Он садится на край кровати, я стою прямо перед ним, и мы наконец-то смотрим друг другу в глаза.
Он нежно касается моего лица, накрывая мои щеки ладонями, скользя кончиками пальцев мне по шее, по плечам, по бедрам.
У меня нет сил остановиться.
Я сливаюсь ртом с его ртом, на вкус он, как вода и свежий воздух. Веду руку от его шеи вниз, до самых ягодиц, запускаю руку под рубашку. Он целует меня еще крепче.
Я знала, что он сильный, но не осознавала, насколько, пока не почувствовала сама, ощутив под пальцами мышцы спины.
Остановись, говорю я себе.
Внезапно, так, будто у нас нет времени, он быстро проводит рукой по моему боку, под рубашкой. Я вцепляюсь в Тобиаса, прижимаясь еще ближе, хотя ближе уже некуда. Я никогда и никого так не желала.
Он чуть отодвигается, только чтобы посмотреть на меня. Его глаза прикрыты.
– Обещай мне, что не пойдешь, – шепчет он. – Ради меня. Сделай ради меня лишь это.
Могу ли я так поступить? Остаться, вернуть наши отношения в норму и позволить кому-то умереть вместо меня? Глядя на него, мгновение я думаю, что смогу. А потом вижу перед собой Уилла. Морщину между бровей. Пустые глаза под действием симуляции. Лежащее на земле тело.
Сделай ради меня, умоляют темные глаза Тобиаса.
А если я не пойду к эрудитам, то кто? Тобиас? Он на такое способен.
– О’кей, – говорю, чувствуя укол в груди оттого, что солгала.
– Обещай, – хмурится он.
Боль в груди растет и распространяется по всему телу. А вместе с ним – чувство вины, ужас, желание.
– Обещаю.
