По пути нам встретилось аж три магазина, и там мы пополнили запасы провизии – еды должно было хватить на несколько дней. Но нам не понравилось, как в них пахло. Мои инстинкты Охотницы говорили, что пахнет опасностью. Поэтому мы шли и шли вперед – несмотря на дневной свет. Пока мы нашли не разрушенное и безопасно выглядящее здание, я полностью обессилела. Мы полезли в разбитое окно, и я почувствовала, как кожу неприятно стягивает. Я спрыгнула на пол, Ловчий перелез следующим.

– Ты вся красная, – заметил он. – Ты что, раньше никогда солнца не видела?

Ну, спросил и спросил. В конце концов, я уже доказала, что смогу постоять за себя.

– Не-а, не видела. Я же сказала – я из подземного племени.

Так нас называла Теган.

– Из анклава под названием Колледж, – добавила я, словно это что-то объясняло.

– Так ты что, не врала тогда?

– Нет.

В окно пролезли Теган и Невидимка. Он спрыгнул первым и помог ей. Мы стояли в коридоре, а вокруг в солнечных лучах плавали потревоженные пылинки. И полы здесь были интересные – такие бело-зеленые. Я стала изучать рисунок, словно он мог подсказать, что это за место. Загадочная дорожка в загадочный мир.

Невидимка объявил:

– Мы разделимся и осмотрим здание. Я иду в паре с Теган.

Видимо, он понял, что она с Ловчим никуда не пойдет, а я, если что, смогу отбиться даже от его молниеносных клинков. Я пошла вперед. Вывеска на стене здания осыпалась, многих букв не хватало, но одно слово я прочитать сумела: «Школа». Выходит, мелкие приходили сюда учиться. У нас под землей тоже была школа. Но чтобы целое здание таких размеров отдали под обучение мелкоты – немыслимо. Такое не помещалось у меня в голове.

Ловчий поравнялся со мной – видать, все еще интересовался моими словами про подземные племена.

– Ну и как там живется? Под землей, в смысле?

– Там темно. Дыма много. Пространства мало для жизни, так что привыкаешь жить потеснее. И я выросла с мыслью, что в туннелях бродят Уроды, и если я буду храброй и сильной, то отправлюсь сражаться с ними ради защиты анклава.

– И как, получилось? – поинтересовался он.

– Ага. Некоторое время я этим и занималась.

Про то, как нас изгнали, рассказывать не хотелось, но я же знала, что он не отвяжется. И впрямь, он спросил:

– А как вы здесь-то оказались?

– Не повезло.

Намек он понял и перестал приставать с вопросами. И принялся осматривать комнату за комнатой с одной стороны коридора. Я делала то же самое с другой. Молча и быстро мы обошли здание. Оно оказалось немаленьким, с тремя уровнями и кучей комнаток, заставленных крошечными столами и стульчиками. Вот ведь! Они и правда отдали все это здоровенное строение мелким! В каждой комнате стоял лишь один большой стол и один большой стул. Изумлению моему не было предела. Я зашла в одно такое помещение и увидела большую черную доску на стене. Ее покрывала белая пыль. Через прах времен проглядывали буквы, но их невозможно было разобрать. Я чувствовала себя так, словно подглядывала за отражением в зеркале, а оно все-таки что-то там учудило. Потом дотронулась пальцами до доски и вывела в пыли первую букву своего имени. Что писать дальше, я не знала.

– Это чего такое? – спросил Ловчий.

– Буква Д.

И мы пошли дальше. Ловчий двигался совсем не так, как Невидимка – не скрытно и осторожно, а напористо, агрессивно. Чувствовалось, что он готов отразить любую атаку и убить нападающего, не раздумывая. Хм, интересно сравнивать этих двоих. Впрочем, Ловчий вел себя осторожно и осмотрительно.

– Ну что, похоже, здесь безопасно, – сказал он, когда мы обошли отведенный для патрулирования участок.

Я покивала. Кругом валялись крохотные кусочки крысиного и птичьего помета. Знаков присутствия других, более крупных и страшных зверей не наблюдалось. Мы зашли в место, которое, судя по всему, было кухней. Я поняла это по сковородкам – Медяшка пользовалась такими же штуками, чтобы готовить еду для анклава.

А еще я нашла огромные, просто гигантские банки с едой. В жизни никогда таких не видела.

– Жаль, с собой не унесешь, – пробормотала я. – На пару месяцев бы хватило.

– А мы можем маленькие консервы оставить на потом. А поесть из этих.

Я громко прочитала:

– Кукуруза со сливками.

В бледных глазах Ловчего вспыхнули искорки интереса:

– А ты как это поняла?

– Ну, я же читать умею. Хотя, конечно, не так хорошо, как Невидимка.

Тут Ловчий вытаращился на меня, а потом осторожно спросил:

– В смысле? Что это значит – читать?

Он что, простых вещей не знает? И тут я вспомнила, где и как он вырос. Наверняка Производители их там ничему не учили. И он умел только драться и отнимать чужое. У него не было никого вроде Камня, который бы все рассказывал и показывал и отводил на занятия для мелких. Удивительно, что он вообще говорить научился…

– Вот это – буквы, – показала я пальцем. – Они складываются в слова. В название того, что в консерве. Я не знаю, что такое кукуруза, но есть хочется так, что я готова сожрать что угодно.

И я вытащила свой ножик с кучей разных лезвий. Одно из них прокололо крышку банки, и я проделывала отверстие за отверстием, пока, наконец, не сумела отвернуть жестяной кругляш. И подозрительно оглядела желтое месиво внутри. Ловчий наклонился и принюхался.

– А ничего так пахнет…

Поскольку руки уже были вымыты в пруду, я запустила их в банку и попробовала. Сладкая такая штука. Не как вишни, вкус другой, но тоже ничего. Ловчий последовал моему примеру и тоже подцепил еды. Я ела, пока не насытилась, а потом вытащила бутылку с водой, которую недавно нашла. До сих пор я не решалась из таких бутылок пить, только обмывалась. Но сейчас выхода не было. Я с хрустом свернула крышку и сделала осторожный глоток. На вкус вода оказалась… не слишком приятной. Но и отвратительной не была. Я опорожнила бутылку до половины, а потом предложила попить Ловчему:

– На вкус не ахти, но думаю, она чистая.

Он взял бутылку, но кинул на меня странный взгляд. Видно, не привык делиться. Если ему чего-то хотелось, он это просто забирал. Но сейчас приходилось действовать по-другому. И он должен был к этому приноровиться.

Я прищурилась и процедила:

– Ты, наверное, уже понял – все. Ты больше не вожак. И никогда им не будешь. А идешь с нами только потому, что Невидимка решил, что твои клинки нам помогут – путешествие опасное. Не знаю, наверное, он прав. Но если ты попытаешься причинить вред кому-то из нас, в особенности Теган, – это последнее, что ты успеешь сделать в этой жизни.

Бледные волчьи глаза сузились, исполосованные шрамами щеки втянулись, на лице выступила злая гримаса:

– Ты чо, угрожаешь мне?

– Не-а, не угрожает, – сказал подошедший сзади Невидимка. – Просто правду говорит.

Теган зарычала:

– Такие, как он, не меняются! Давайте его убьем и дело с концом!

– Хватит уже с нас смертей, – тихо отозвался Невидимка и положил руку ей на плечо. – Но не бойся. Я за ним буду присматривать. Лично. Он не посмеет тебя тронуть.

Вообще, должна признаться, в сердце у меня все-таки росло недовольство тем, что в нашей компании прибавилось спутников. Я тосковала по временам, когда нас было всего двое: Невидимка и я против враждебного мира. И тем не менее умом я понимала: одни не справимся, нужна помощь. Ведь непонятно, как далеко придется идти. Мы не нашли в библиотеке карт, чтобы проложить маршрут. Да, Невидимке что-то такое рассказывал отец, и мы надеялись, что сможем выйти из руин, если будем упорно идти и идти. Но я сомневалась, что это вообще возможно.

Вокруг лежал мертвый мир. Да, идея была такая, что мы вот пойдем-пойдем и отыщем живых людей, которые живут в целых домах, и у них там горит огонь в очаге и полно еды, – но я полагала, что с таким же успехом можно надеяться встретить бледных крылатых красавцев из моих фантазий. И думать, что вот сейчас они спустятся со звезд и заберут нас собой. Мечтать не вредно, как говорится. С другой стороны, это не повод сдаваться. Я выбрала веру – и верю в слова отца Невидимки. Возможно, сказки еще обернутся былью.

– На, поешь кукурузы со сливками, – и я передала Теган здоровенную банку.

Она принюхалась – прямо как Ловчий. Кстати, скажи ей это, она точно взбесится. Теган наверняка не захочет иметь ничего общего со своим мучителем.

– Хм, на вкус оно лучше, чем на вид…

Если вода стухла, я скоро это почувствую. Желудок заболит, сыпь появится – все это симптомы грязной болезни. Но пока ничего такого не наблюдается. Я, конечно, очень бы хотела вымыться с мылом, как прежде, но приходится довольствоваться спешной помывкой в пруду. По большому счету не такая уж и серьезная это проблема.

Закинув за спину сумку, я отыскала темный уголок и свернулась под одеялом. Теган легла с другой стороны – она до сих пор тащила мою дубину, кстати. И не снимала руки с рукоятки даже во сне. Невидимка залег между нами и Ловчим. Его, похоже, ничто не беспокоило.

Пока мы спали, ничего плохого не случилось. Я проснулась первой – меня разбудила Теган, она попискивала во сне. Я положила руку ей на плечо, она подскочила – и тут же, с размаху, врезала мне кулаком по лицу, не разобравшись, кто перед ней. Я потерла щеки и улыбнулась:

– М-да, не буду тебя больше будить…

– Ох, прости…

– Кошмар приснился?

Она впилась нехорошим взглядом в Ловчего:

– Угу.

– Про него?

– Ну… Нет. Но про то, что его Волки со мной делали.

– Ты же говорила, что он первым пользовался всеми женщинами.

– Нет. Если кто-то притаскивал женщину, она принадлежала ему. Да, у него было право забрать себе добычу, но он им редко пользовался. Щедрый был…

Ее аж трясло от ненависти.

– Он только ради тебя сделал исключение.

– И ты винишь его в том, что тебе он не помог.

– Да! Конечно! Он же командовал – а они его слушались! Если б он велел прекратить и оставить меня в покое – они б меня больше не трогали!

– А на что ты годишься? Ты умеешь драться? – послышался голос Ловчего.

Он лежал сразу за Невидимкой. Я не заметила, как он проснулся, хотя Теган говорила громко, от таких криков сложно не продрать глаза.

– Охотиться умеешь? Одежду шить? Что-нибудь вообще полезное делать?

Теган смерила его злым взглядом и прошипела:

– Нет!

– Ну вот видишь. Ты годишься только на то, чтобы размножаться. А моя задача – держать стаю сплоченной. Чтобы детеныши охотились вместе и не разбегались, – заявил Ловчий.

Он сел и провел ладонью по светлым волосам. Они у него были прямо как у Перл – казались еще светлее на солнце и сейчас торчали вихрами.

– И я сумел это сделать. Лучше, чем прежние вожаки.

– Ага, а потом бросил их умирать. Потому что струсил возвращаться в одиночку.

Ловчий кинулся на нее, но Невидимка цапнул его за плечо и чувствительно встряхнул:

– Заткнитесь, оба.

Я прислушалась – неужели кто-то идет по нашему следу?.. Но услышала лишь стон ветра в опустевших комнатах. Вскочив, я скатала одеяло и подхватила сумку.

– Значит, так, – строго сказала я. – Вы оба должны позабыть, что между вами случилось раньше.

Теган аж лицом почернела, но я вскинула руку:

– Иначе мы никуда не дойдем. Вы думаете, мне легко? Я вообще могла бы лежать в тепле и безопасности на собственном мягком тюфячке и ни о чем таком не беспокоиться. Просто выполнять приказы и жрать от пуза. Но я здесь, на Поверхности, и мы идем, день за днем, и я не знаю, что ждет меня завтра, найду ли я пищу и воду и место для ночлега или проснусь с чьим-нибудь ножом у горла. Мне – нелегко. И чем дальше мы будем уходить от знакомых мест, тем тяжелее нам будет. Мы не знаем, что нас там ждет. Вообще ничего не знаем! Так что либо вы все начинаете с начала, либо… либо не начинаете. Но я больше такой ругани не потерплю. Если бы я не оставила позади то, что потеряла, я бы сошла с ума. Так что предлагаю вам двоим сделать над собой усилие и последовать моему примеру.

Меня все это не на шутку разозлило.

Потом я отвернулась и расстегнула рубашку. Вытащила из рукава руку и осмотрела укус. Надо было бы заняться раной еще вчера, но сил не хватило. Кожа вокруг раны стала красно-фиолетовой, разодранные края раздулись и саднили. М-да, непонятно, чем это все может обернуться… Я промыла рану водой, обтерла и полезла в сумку за мазью. Пахла она так же ужасно, как и когда Флажок вручила мне банку. Брр, какая липкая. И противная… я наложила ее на рану, и кожа отозвалась огненной болью. Я зашипела, глаза непроизвольно наполнились слезами, и вдруг ни с того ни с сего на меня накатила жгучая тоска по дому.

Уроды вполне могли уничтожить анклав Колледж – ведь старейшины наплевали на наши предупреждения. И я никогда не узнаю, что сталось с Камнем и с Наперстком, и боль тревоги за них грызла меня не меньше, чем боль от раны. Перевязывать ее я не стала – еще чего. Просто натянула сверху рукав. Болело долго, я даже припомнила врачебные изыскания Пилы, нашего лекаря. Но, как говорила Шелк, «то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее». У Хранителя слов была книжка с подобными фразами, принадлежащими какому-то мудрому человеку. Имя я, правда, забыла.

Вздохнув, я поела еще кукурузы и вскрыла другую банку. Оттуда пахнуло мясом, ну, таким, нарубленным. И чем-то еще. Про себя я подумала: «А, была не была!» Поела и оттуда. Потом попила воды и пустила бутылку по кругу. Остальные паковались. Я вышла из кухни и зашагала к выходу.

Темнота мягко накрыла и обняла меня. Целебный, прохладный ветер с запахом дождя нежно тронул кожу. Хотелось бы надеяться, что дождь пойдет не сразу… Мне не очень понравилась наша первая ночь на Поверхности: вода хлестала, струи впивались в кожу тысячью крохотных иголок. Тело до сих пор горело, лицо болело, и не только из-за того, что Теган врезала мне по скуле. Кстати, синяк появится, как пить дать. Хороший у нее удар, точный.

Ловчий догнал меня на ступенях. В тени он казался не таким страшным на лицо, темнота скрывала шрамы и жутковатую раскраску. Я заметила, что цвет не смылся, несмотря на умывание и все такое. Интересно, что это за краска такая…

– Я сделаю это, если она это сделает, – хмуро сообщил он.

– Что?

– Начну все сначала. Когда я был с Волками, я делал то, что должен был делать. Теперь все поменялось. И я понимаю это. Я понимаю, что я – больше не вожак.

Я подумала над его словами. В чем-то мы с ним похожи. Он может подстраиваться под обстоятельства ради того, чтобы выжить. Это не то же самое, что грубая сила, но тоже сила.

– На самом деле никто из нас не вожак. Мы должны держаться друг друга.

Он задал следующий вопрос – похоже, предыдущую тему он посчитал исчерпанной.

– А что значат твои шрамы?

Сначала я удивилась: откуда он про них знает? Потом поняла: ну да, он же смотрел, как я рану обрабатываю.

– Они означают, что раньше я была Охотницей.

Он недоуменно воззрился на меня, и я пояснила:

– Помнишь, я сказала, что если вырасту сильной и храброй, то буду сражаться с Уродами, защищая анклав?

Он кивнул.

– Вот это я и имела в виду.

– То есть это знак того, что ты защищаешь людей, – медленно проговорил он. – У Невидимки точно такие же.

– Ну, у него теперь шрамов прибавилось…

Я это произнесла безо всякого намека на обвинение. В конце концов, я же первая потребовала, чтобы он оставил прошлое позади и начал все сначала.

– Это точно…

И тут я неожиданно для себя спросила:

– А что значат твои шрамы? И краска?

– Это не краска, – ответил он. – Это чернила.

– Прям как в книгах? – Я нахмурилась, пытаясь понять, что к чему.

– Ну типа да. Мы наносим их иглами по краю шрама. Это означает, кто старше, кто младше.

Значит, я правильно догадалась.

– Больно делать такое?

– Да. А твои было делать больно?

Я не собиралась ему рассказывать, как орала, когда их прижигали раскаленным добела ножом. И потому ограничилась кратким:

– Очень.

Он не успел ответить – подошли остальные.

Невидимка посмотрел сначала на меня, потом на него, словно недоумевая, что мы можем обсуждать. Но тут же перешел к делу:

– Нам нужно снова выйти к реке. И идти вдоль нее на север, как можно дальше. Потому что только так у нас будет вода. Будем кипятить речную и пить. Ну и рыбу ловить. Еще охотиться можно – это когда консервы кончатся.

Ну что, по мне, так хороший план. Поднялся сильный ветер, и я снова натянула ткань на голову. С ветром прилетела морось, забрызгала лицо. Холод усиливался. Днем-то тепло, а вот ночью…

– Нужно запастись теплой одеждой до того, как выйдем из развалин, – заметила Теган.

Я согласилась:

– Да, наверняка еще магазины по дороге попадутся.

Со вчерашнего вечера мы с Невидимкой и полсловом не обменялись. Он очень переживал из-за того, что Перл погибла. Сильнее даже, чем когда умерла Флажок. И это меня здорово злило. Он что, забыл правило? «Мертвых не спасти». Жалко, конечно, людей, но какой смысл растравлять душевные раны и беспрерывно думать о погибших? Эх, если б я умела, как Производитель, утешать словами. Или нежно, как они, прикоснуться. Но я не умела. У меня не было ничего, кроме кинжалов и решимости выжить во что бы то ни стало.

Так что придется обходиться тем, что есть.