ГЛАВА 8
Недели две после этого я находилась в глубокой задумчивости. Раздосадованная поступком мужа, раз за разом вспоминала увиденное и пыталась понять, как я к этому отношусь.
Моя светлая половина рвала и метала, требуя оскопить похотливого кобеля, причем самым жестоким способом. Чтобы и брызги на стенах, и кровавая лужа под ногами, и мольбы о прощении, которые она демонстративно не услышит. Но сонно приоткрывшая глаза темная на это резонно возражала: муж-то, мол, бывший, поэтому губу не раскатывай. И вообще, демон есть демон, его не переделаешь, так что пусть себе развлекается. Лишь бы домой вернулся.
Светлая с такими доводами не соглашалась и в качестве подтверждения своей правоты трясла остатками брачного браслета. Дескать, вот они, мои права! На что темная только пренебрежительно фыркала и напоминала, что сильного мужчину цепями не удержать. А когда светлая попыталась воззвать к ее совести, широко зевнула и отмахнулась: окстись, ненормальная. Где ты видела высшего, помнящего, что это такое?
В конце концов светлая отчаялась и начала что-то лепетать про любовь, верность и привязанность, которую Князюшка, хотел того или нет, все же ко мне испытывал. Но темная только хрюкнула от смеха, напомнила, что любовь и демоны несовместимы, а потом решительно перевернулась на другой бок и снова уснула, пробормотав напоследок, что ее такие мелочи не волнуют. И вообще, она в отпуске. Так что просьба до весны не будить.
Разрываясь между обуявшими меня противоречиями, в каждом из которых был свой резон, я никак не могла прийти к определенным выводам. Поступок Князя меня задел. Но формально муженек имел на это право — брачные узы я, как ни крути, разорвала, так что он ничем мне не обязан. Однако взять и просто отмахнуться от увиденного тоже не получалось — будучи демоницей, «свое» я защищала точно так же, как все остальные. А Князя, как ни крути, я уже давно присвоила.
Занятия тем временем шли своим чередом, подготовка к урокам занимала все свободное время, домашние задания я делала на совесть, поэтому преподавателям не в чем было меня упрекнуть. За исключением некоторой рассеянности и невнимания к деталям.
На демонологии меня, как ни странно, больше никто не трогал. Ни Ишейн с приятелями, начавшие обходить нашу группу стороной, ни Рисьяр, первое время пытавшийся навязаться мне в приятели. Ни даже Мессир, который проникся ко мне чрезвычайной холодностью и потребовал спарринга только один раз. Да и то лишь потому, что заметил, как при виде него я моментально впадаю в транс, нагло игнорируя даже самые гнусные намеки и равнодушно относясь к любым провокациям.
Подловив меня на какой-то уловке и не получив ожидаемого результата, милейший преподаватель забеспокоился и во что бы то ни стало решил избавить меня от столь существенного недостатка. Однако ему так и не удалось вывести меня из равновесия, хотя, видит Создатель, инкуб очень старался.
Сообразив, что лучшей мести для него не придумаешь, я даже немного развеселилась. Но неизменная полуулыбка и издевательски вежливый тон в конце концов ему надоели, и спарринг едва не превратился в поединок. Впрочем, я и тогда не испугалась. И не издала ни звука, когда пылающий жаром сгусток со всего размаха впечатался в мое лицо.
Лечил меня, разумеется, Мартин. Прямо там, на занятии, приложив к ране дрожащие ладошки и выпустив крохотную толику благодати на обожженную кожу. Мессир в процесс исцеления не вмешивался. А когда с моего лица отвалились последние струпья, резко отвернулся и после этого уже не лез, предпочитая издеваться над более податливыми старшекурсниками, из уст которых хотя бы иногда удавалось вырвать болезненный стон.
Моя задумчивость не прошла мимо внимания друзей и особенно Ульки, которая единственная уловила связь между снами и моим непонятным состоянием. О Князе я, разумеется, не говорила, но баньши и сама догадалась, что тут что-то нечисто, поэтому тщательнейшим образом проверила ритуальный круг в нашей комнате, наварила кучу зелий и теперь перед сном регулярно требовала, чтобы я что-нибудь выпила. Для спокойного сна, как она уверяла, решительно взбалтывая в колбе очередную серо-буро-малиновую гадость.
Зелья, кстати, оказались хорошими — снов я больше не видела, да и не хотела, если честно. Зато спокойствия у меня действительно прибавилось. Вернее, под воздействием зелий я теперь почти не выходила из состояния легкого транса и по выходным без возражений корячилась вместе с остальными на грядках, добросовестно очищая наш созревший заработок от успевших нарасти за неделю сорняков.
А потом хандра потихоньку сошла на нет. К третьим по счету выходным меня неожиданно отпустило, и я смогла наконец встряхнуться. А после сбора урожая с «хозяйства» при кладбище вспомнила, что давненько не заходила к городской ведьме. И, вооружившись целым тюком драгоценных трав, в сопровождении Йержа отправилась в Город.
Госпожа Ольдман в нашем Мире личность довольно известная. Сколько ей на самом деле лет, никто не знал, но поговаривали, что больше даже, чем самой Жабе. И я была склонна в это верить — уж больно много знала знаменитая травница, да и вела себя… странновато.
Жила она на отшибе, в одном из самых неблагополучных районов города, в маленьком розовом особнячке с симпатичными занавесочками в горошек и нарисованными на калитке ромашками. На лужайке перед ухоженным крыльцом всегда благоухали цветочки самых причудливых форм и расцветок, а из окна кухни то и дело долетали вызывающие обильное слюноотделение ароматы свежей выпечки — госпожа Ольдман как никто уважала свежие пирожки с требухой.
Йерж, проводив меня к самой калитке, виновато развел руками:
— Меня не приглашали, так что я тут подожду.
— Не надо. — Я покачала головой, прекрасно зная, что мужчин, особенно темных и особенно полукровок, госпожа Ольдман не жаловала. — Встретимся в трактире, ближе к полуночи. У меня еще дела в Городе.
Целитель, которого Улька за неимением другой альтернативы силком навязала мне в сопровождающие, с видимым облегчением испарился. А я, настороженно глянув в сторону приоткрытого окна, решительно толкнула низенькую калитку.
Смех смехом, а люди и нелюди пропадали в этом милом домике с завидной регулярностью. Особенно чужаки, не знакомые с правилами поведения. Внешняя несерьезность калитки и сказочная беззащитность домика скрывали под собой мощную магическую составляющую и довольно жестокие шутки хозяйки. Причем жестокие настолько, что я бы, например, поостереглась выяснять, из чьей именно требухи городская ведьма с такой любовью стряпает свои пирожки.
— Хелечка, моя дорогая! — Не успела я сделать и пары шагов, как в доме распахнулась дверь, и на крыльцо выбежала десятилетняя девочка в потертом розовом сарафане. Торчащие во все стороны белесые патлы, озорная улыбка, оголенные до неприличия исцарапанные коленки и нечеловечески яркие зеленые глаза, в которых горела искорка неугасимого любопытства. — Давно тебя не было! Проходи, проходи, моя хорошая, с самого утра тебя жду!
— Здравствуйте, госпожа Ольдман, — коротко поклонилась я, старательно держась единственной безопасной тропинки. — Как дела? Как здоровье?
«Девочка» звонко расхохоталась, а когда я поднялась по ступенькам, погрозила мне пальчиком.
— Вот шутница. Все подтруниваешь над бабушкой?
— Какая же вы бабушка? — пробормотала я, снимая туфли и босиком проходя в небольшую, увешанную плетеными ковриками гостиную, где уже был накрыт стол, стояло огромное блюдо румяных пирожков и дымились две чашки с травяным настоем. — На вас пахать можно еще много-много лет, а то, глядишь, и замуж позовут. Если, конечно, осмелятся.
— Тьфу на тебя, негодница, — беззлобно фыркнула травница, лихо захлопывая за мной дверь и вприпрыжку подбегая к столу. — Садись давай, зелье стынет. А травы свои на пол клади. Да не бросай, а аккуратненько, осторожненько… Я ведь правильно стебелек разрыв-травы там увидела, да?
— Правильно, — ничуть не удивилась я и бережно сложила свою ношу возле двери. — Даже спрашивать не буду, откуда вы узнали, что я приду. Но, как обычно, осмелюсь поинтересоваться: из чего у вас зелье?
Госпожа Ольдман снова расхохоталась.
— Что ты как маленькая, Хель! Сколько лет прошло, а все бабкину оплошность вспоминаешь!
Я скептически искривила губы. Ну да, оплошность. Кинуть вместо бодрящей травки корешок первоцвета, снимающий с суккубы любую личину, — хороша ошибочка, да? Я потом три дня не могла облик сменить! Теперь всегда спрашиваю, хотя и не уверена, что мне ответят правду.
При виде моего выразительного лица «девочка» укоризненно покачала головой.
— Да нет там ничего серьезного. Так, легкое успокоительное, немного тонизирующего… Тебе ведь не помешает, верно?
На меня в упор взглянули проницательные, пробирающие до дрожи зеленые глаза, похожие на бездонные лесные озера.
— А почему ты одна? — обманчиво ласково спросила ведьма, крутя в тоненьких пальчиках вилку. — Где ваш замечательный ангел? Почему опять не пришел?
— Домашнее задание делает, — честно ответила я. — Сидит в своей комнате и старательно собирает благодать в пробирку, чтобы провести завтра уникальный эксперимент на «ядах».
— Я давно его жду, Хелечка, ты ведь знаешь. А ты упорно его от меня прячешь.
— Пока не изъявит желание сам, даже заикаться не стану.
Я твердо встретила острый взгляд травницы, и та огорченно всплеснула руками.
— До чего же ты упрямая, деточка! Его же можно заранее подготовить, намекнуть, попросить… Не мне тебя учить, как невинным мальчикам предложения делать! И не надо так смотреть — Мартина твоего не съем! Интересно мне просто, понимаешь? Сроду полукровок от Неба не видела, а тут — такой шанс.
Я как можно спокойнее пожала плечами.
— Быть может, когда-нибудь вы удовлетворите свое любопытство. Но не думаю, что это случится в ближайшее время.
— Во что ты вляпалась, Хель? — совсем другим голосом осведомилась травница, глядя мне прямо в душу. — И почему на тебе висит метка смерти?
Ее показную веселость как рукой сняло. Вместо задорной девчонки передо мной сидела умудренная жизнью ведьма, которая видела меня насквозь. Но так было всегда, когда она того хотела. Именно поэтому я и пришла.
— Рассказывай, — потребовала госпожа Ольдман тоном, не терпящим возражений. — Все по порядку. Прежде чем торговаться за твои травы, я хочу знать, на что ты планируешь потратить выручку.
От травницы я вышла уже затемно — уставшая, но с немалым прибытком, как денежным, так и по части знаний. И без того гнетущего груза в душе, с которым ходила последнее время.
Я давно заметила — домик госпожи Ольдман непостижимым образом высасывал из людей всякую гниль. Словно языком слизывал тоску, печаль, любые тревоги, оставляя после них лишь легкую грусть и полупрозрачную, совсем невесомую дымку светлых воспоминаний.
Чаще всего именно за этим к ней и обращались. Те, кто потерял близких, друзей, себя самого… те, кто утратил веру и кому стало в тягость собственное существование. Кому-то госпожа Ольдман помогала, приглашая зайти на чашечку горячего травяного настоя. Других, напротив, безжалостно гнала, не давая шанса на успокоение. Самых настойчивых отваживала. Самых дерзких жестко останавливала. И лишь глупцов безнаказанно допускала к зеленой лужайке, где их путь, как правило, и заканчивался.
Своими глазами однажды видела, как какой-то дурак, наплевав на доводы разума, сиганул через забор и решительно зашагал к дому, намереваясь стребовать с травницы какой-то мифический долг. Где-то на третьем шаге симпатичная изумрудная травка у него под ногами расступилась, открыв пылающее жерло гигантской, усеянной острыми зубами глотки, и дурак с приглушенным воплем ухнул в нее с головой. Пасть немедленно захлопнулась. «Лужайка» довольно заурчала. А еще через полгода на том месте вырос чахлый кустик чертополоха, заставивший меня по-новому взглянуть на растения вдоль забора и всерьез задуматься, кем был тот или иной цветочек при жизни и не стоит ли мне осторожнее ступать по сочной траве, которая тоже могла быть чьим-нибудь невеселым посмертием.
— Твое будущее сокрыто, — сказала на прощанье старая Ольдман, проводив меня до калитки. — Верный признак того, что в твою судьбу вмешалась сильная сущность. Почему и зачем, мне неведомо, но будь осторожна с выбором. Иногда то, что кажется Тьмой, ею не является. Да и Свету не стоит безоговорочно доверять — он порой слепит глаза.
А затем помолчала и добавила:
— Запомни, девочка: Свет всегда один, а Тьма у всех разная. Не перепутай одно с другим. Поняла?
— Я запомню, спасибо, — ошеломленно ответила я. Старая ведьма редко расщедрялась на предсказания, а тут еще и совет дала. К чему, зачем — неясно. Плевать, потом будем разбираться. А пока я просто поклонилась и, отворив калитку, быстрым шагом направилась в темноту.
Насчет дел я Йержу не соврала — нужно было сменить гардероб и осуществить-таки задуманную месть треклятому инкубу. Поскольку долго пребывать в трансе было опасно — это иссушает душу, я решила отомстить скользкому гаду по-нашему, по-женски. Так, чтобы он больше не желал, а искренне меня возненавидел.
К счастью, салон мадам Мими еще не закрылся, и я смогла забрать все необходимое. Затем заглянула в лавочку по соседству, где приобрела несколько редких, само собой запрещенных, зелий. Одно из них тут же оприходовала, выждала некоторое время, а затем отправилась на поиски жертвы — эксперимент надо было проводить в полевых условиях.
Несчастный вскоре нашелся — им оказался слегка подвыпивший стражник, который три года назад арестовывал нас с Улькой за недостойное поведение. Недостойного, на мой взгляд, там ничего не было, мы просто выполняли задание Шмуля и пытались напугать пятьдесят горожан до заикания. Но поскольку с богачами, имеющими охрану, связываться было опасно, промышляли мы с Улькой здесь, в этих же самых трущобах. Где народ обитает тертый, но при этом опасающийся всяких потусторонних явлений, из-за чего мы с баньши и решили вырядиться как привидения.
Дело выгорело: количество напуганных даже слегка превысило необходимую норму, однако в последний день нам, на беду, попался особо стойкий прохожий, который вместо того, чтобы заорать, проворно сбежал к проходящему мимо патрулю. И сообщил о том, что в подворотне завывают неупокоенные духи. Стража, само собой, отправилась на поиски злобных порождений мрака, предварительно пригласив на охоту городскую ведьму, а мы, соответственно, попытались удрать. При этом Улька, как обычно, замешкалась, зацепилась за что-то простыней и застряла. И, перепугавшись, завизжала так, что едва не разогнала всю облаву.
К несчастью, среди стражников нашлись здравомыслящие люди с крепкими нервами, которых застрявшее в оконном проеме и дергающееся, как припадочное, привидение не испугало (в то время баньши еще не умела нормально завывать). А потом и госпожа Ольдман вмешалась, заверив присутствующих, что к потустороннему миру мы не имеем никакого отношения. В результате нас выловили (Шмуль, который крутился поблизости, чтобы лично подсчитать число жертв, успел сбежать) и почти сутки продержали в холодной камере, где у баньши начался страшный насморк, а у меня появилась стойкая нелюбовь к подземельям.
Госпожу Ольдман я с тех пор уважаю. А вот городскую стражу не люблю, поэтому появление господина Лейбса посчитала за дар Небес и, приняв самый легкомысленный вид, словно невзначай вышла из-за угла.
Что он распознает подвох, я не боялась — сейчас меня и маман бы с трудом признала. Господин Лейбс и подавно ничего не понял, поскольку до него уже донеслось «дыхание страсти», от которого даже самые стойкие мгновенно теряли голову.
Опьяненный коварным ароматом воин, испустив радостный вопль, со всех ног кинулся мне навстречу, бормоча что-то про «единственную и неповторимую», «свет его очей» и «сияющего ангела подворотен». Само собой, споткнулся по дороге. Собрал на себя всю имевшуюся под ногами грязь. Но все же выпрямился. Вытер со щеки подозрительные бурые пятна. После чего торжественно подошел и, прижав правую руку к груди, витиевато признался во внезапно вспыхнувшем чувстве, которое готов был тут же, не сходя с места, доказать любым доступным ему способом.
Беспрестанно целуя мне руки, он безропотно согласился провести ночь в указанной мною таверне. Без единого возражения оплатил там комнату до утра. Не удивился, когда я выпила нейтрализатор запаха. Почти бегом взлетел по крутой лестнице. Галантно распахнул обшарпанную дверь и, пожирая меня горящими глазами, буквально взмолился, чтобы я позволила что-то для себя сделать.
Собственно, он бы и из окна сейчас выбросился, если бы я пожелала, но такие жертвы мне были не нужны. Поэтому я велела раскрасневшемуся от возбуждения мужчине снять с себя перевязь с оружием, улечься на единственную кровать и крепко уснуть, разрешив при этом воплощать свои эротические фантазии во сне.
Отрубился он практически мгновенно. Но с такой блаженной улыбкой на усатом лице, что я понимающе хмыкнула. После чего набросила на сладко сопящего стражника любезно одолженный у него же плащ. Избавила его карманы от лишней наличности. После чего уселась за стол и засекла время, которое требовалось здоровому и рослому мужчине, чтобы справиться с заразой.
«Дыхание страсти» — сильное, но, к сожалению, мало востребованное зелье. И для совращения оно не годилось по одной-единственной причине: после того, как спадал первый эффект, одурманенный переставал беззаветно любить. И начинал так же беззаветно, искренне ненавидеть. Однако меня обе фазы воздействия зелья полностью устраивали, и каждую из них я собиралась использовать по максимуму. Оставалось только придумать, как выманить нового преподавателя из учебного корпуса и каким образом избежать жертв среди учеников.
Неожиданно на крыше кто-то поскребся.
«Вороны», — поначалу решила я и, не сочтя нужным отвлекаться, продолжила пересчитывать монеты. Но наверху поскреблись снова, словно умышленно привлекая внимание, а затем от приоткрытого окна дохнуло прохладой. Мгновением позже ворвавшийся сквозь узкую щель ледяной ветер яростно сорвал щеколду. Грохнули об стены распахнувшиеся от удара деревянные створки. А затем по комнате начал стремительно расползаться густой черный туман, в глубине которого медленно проступила мужская фигура.
— Ты отказала мне, чтобы развлекаться здесь с этим?! — яростно прошипел Мессир, выступая из рассеивающегося облака, как демон из врат Преисподней. Его глаза пылали так, что я едва не растерялась от неожиданности. Оскаленный рот был полон острых, как иглы, зубов. Искривленные в злой усмешке губы казались двумя кроваво-красными полосками на мертвенно-бледной коже. А затем он снова начал трансформироваться. Быстро, неумолимо. И спустя всего один вздох передо мной вновь стоял Темный Князь. Оскорбленный в лучших чувствах. И, судя по всему, едва удерживающий на привязи свою демоническую ипостась.
Сориентировалась я мгновенно — присутствие рядом взбешенного мужчины всегда положительно действует на мыслительные способности женщины. Неторопливо окинула оценивающим взглядом свирепо раздувающего ноздри преподавателя, демонстративно потянулась, чтобы он получше разглядел мой кожаный наряд, почти в точности повторяющий роскошное одеяние Сельрианы, и расчетливо усмехнулась.
— Что же вы так долго, Мессир? Я едва не променяла вас на это ничтожество.
Какие бы тараканы ни водились в голове полукровки, эта фраза взбесила его окончательно. Он утробно взревел и хищным зверем прыгнул вперед.
Несколько огорчившись тому, что слишком рано выпила противоядие, я так же стремительно вывернулась из-под чужих когтей. Резво отпрянула в сторону, чтобы избежать второго удара. Пригнулась. Юркой змеей проскользнула у него под рукой, взвинтив темп почти до невозможного, а затем выхватила из-за пазухи изогнутый коготь и, довольно оскалившись, полоснула им инкуба вдоль хребта.
Неистовый рев сотряс таверну до самого основания. Стены и пол ощутимо завибрировали, стекла жалобно задрожали. Мессир при этом выгнулся, как если бы я с чувством оттянула его кнутом. Запрокинул голову, жадно хватая воздух раскрытым ртом. Наполовину сменив ипостась, развернулся, мгновенно отыскал меня полубезумным взглядом… Но нового шага сделать уже не успел: сведенные судорогой ноги внезапно отказались ему повиноваться. Поднятые в угрожающем жесте лапы тоже парализовало. Какое-то время полудемон еще пытался дергаться, свирепо хрипел и рычал, но тело его больше не слушалось. А если что-то в нем и оставалось живым, то только глаза — налитые кровью, неподвижные, горящие ненавистью глаза, в которых бессильная злоба мешалась с таким же бессильным пониманием.
Убедившись, что инкуб надежно обездвижен, я выпрямилась и, демонстративно бросив на стол свое оружие, хмыкнула.
— Редкая вещь! Абсолютно смертельная, в том числе для высших демонов. Но не волнуйся, время до рассвета у нас есть. И до этого момента ты полностью в моей власти.
Из горла Мессира вырвался хриплый клекот, но я лишь ободряюще улыбнулась.
— Откуда взяла, спрашиваешь? Да было у нас одно чучело… продали тайком заезжему прощелыге. Тот, правда, возмутился, что получил некомплект, но пару коготков я припрятала для себя. Один извела на эксперименты, пока искала компонент, превращающий этот яд из смертельного в парализующий. Второй, как видишь, остался. — Я ласково провела ладонью по гладкой, будто лакированной поверхности небольшого, но очень острого коготка. — И яду в нем хватит, чтобы избавиться не только от тебя, но и от всех высших в Преисподней. Если, конечно, я соберусь когда-нибудь туда вернуться.
Подойдя к застывшему инкубу, я бесстрашно похлопала по твердому, словно отлитому из металла, плечу и, уперевшись в него обеими руками, с немалым трудом подвинула живую статую в угол.
— Вот так, — отряхнув ладони, довольно кивнула. — Теперь ты меньше места занимаешь. Да и мне сподручнее кидать в тебя огрызки, когда семечки закончатся.
Инкуб снова бессильно захрипел, едва не завыл, но я лишь оперлась на него, как на колонну, и, взъерошив оставшиеся короткими волосы, участливо осведомилась:
— Что мычишь, мой сладкий?
Он бешено сверкнул глазами. А я наклонилась к его уху и доверительно шепнула:
— Видишь ли, я — существо слабое, ранимое, и обо мне совершенно некому позаботиться. Все приходится делать самой: и шпилькой отравленной уколоть, и подло ударить в спину…
В глазах Мессира снова что-то промелькнуло, а я промурлыкала:
— О да, яды — исконно женский ответ на мужские притязания. Жаль, что ты поторопился с визитом — я не успела как следует подготовиться. Но у нас с тобой целая ночь впереди. — Обняв инкуба за шею и прильнув на мгновение к окаменевшему телу, я жарко прошептала ему на ухо: — Сегодня я вся твоя… до утра, как ты и просил.
Мессир едва слышно выдохнул, явно силясь что-то сказать, на что я игриво чмокнула его в нос, а затем отошла к столу и уселась досчитывать деньги.
За травы городская ведьма рассчиталась со мной более чем щедро. Почти три десятка золотых, треть которых я извела на необходимый инвентарь. Мой кожаный костюм к жизненно необходимым вещам, конечно, не относился, но я соскучилась без него. А у мадам Мими для меня огромная скидка. Так что я не утерпела, полгода назад заказала один экземпляр, а потраченные сегодня деньги решила стрясти с небедного стражника, который, кстати, до сих пор не проснулся.
Неожиданно дверь в комнату с грохотом распахнулась, и внутрь ворвался обеспокоенный Йержик.
— Хель! Хозяин сказал, у вас тут драка!
Я удивленно подняла взгляд от стола с рассыпанными монетами.
— Какая драка?
— Не знаю, — перевел дыхание целитель. — Но тут якобы шумели, вот я и подумал: может, попался несговорчивый… э-э-э… клиент?
Я фыркнула и ссыпала деньги обратно в мешочек.
— Не переживай, клиент давно спит и видит жаркие сны. А шумела я. Ввиду появления особо буйного постояльца.
Йержик, проследив за моим взглядом, запоздало увидел темную фигуру в углу и шарахнулся в сторону.
— Это что еще за монстр?!
— Чучелко, — очаровательно улыбнулась я, подходя к неподвижному пленнику и по-хозяйски кладя руку ему на плечо. — Самое обычное чучелко, очень милое и безобидное.
— У него глаза, как у вампира, светятся!
— Не беда. Сейчас я его по затылку чем-нибудь шарахну, и они погаснут. Хочешь?
Я демонстративно стала озираться в поисках чего-нибудь тяжелого, а Йерж нервно прижал к груди свою сумку. Выглядел он при этом довольно забавно и показывал такую готовность задать стрекача, что я едва не рассмеялась. Хорош у меня муженек! Далеко не самые пугливые старшекурсники готовы бежать без оглядки при виде его бледной копии. А что будет, если кто-нибудь увидит его настоящего?
Эх, не видать мне нормальной свадьбы! Жених всех гостей распугает.
— Хеля, — напряженно сказал Йерж, по-прежнему держа перед собой сумку на манер щита. — Признавайся, откуда ты притащила это чудовище?
— Из Преисподней, — снова улыбнулась я, а затем взглянула в перекошенное трансформацией, практически неузнаваемое лицо инкуба, и проворковала: — Скажу тебе по секрету: обож-жаю молчаливых мужчин.
— Хе-э-эля! — предостерегающе протянул Йерж, отступая от Мессира подальше. — Ты играешь с огнем. Кем бы он ни был, он вряд ли окажется в хорошем настроении, когда оттает.
Я состроила обиженную мордочку.
— Фу, до чего ж ты скучный… Ладно, показывай, что принес. Времени не так много, а мне еще вон того красавца выпроваживать. При том, что после пробуждения он, скорее всего, станет буйным.
— Что, прямо при нем показывать? — растерялся на мгновение целитель, кинув на Мессира беспокойный взгляд.
— Чем тебя не устраивает мое чучелко?
— Тем, что оно живое! И смотрит, между прочим, так, словно мысленно уже режет нас обоих на мелкие кусочки.
Я пренебрежительно фыркнула.
— Ты что, опять боишься?
— Нет! — раздраженно откликнулся Йерж, подойдя к столу и с грохотом поставив на него подозрительно звякнувшую сумку. — Я осторожничаю. И вообще, иди смотреть свой товар, а то я замучился его таскать.
— Так бы сразу, — хмыкнула я и, развязав завязки, с нескрываемым интересом заглянула внутрь. — О-о-о… умеешь ты порадовать даму!
Из широкой горловины я сноровисто принялась доставать необходимые мне, обернутые в промасленные тряпки предметы. Подлиннее, покороче, поуже и пошире… тяжелые и полегче, острые как бритва, но все равно одинаково опасные.
— Красота-а, — восхищенно прищелкнула языком, разворачивая «подарки» и откровенно любуясь блеском стали. — Отличный кинжал! А вот это и вовсе замечательный подарок для одинокой девушки!
С довольным мурлыканьем я выудила из горы железок короткую посеребренную спицу. Повертела ее на ладони, прикинула вес, а затем перехватила поудобнее и почти без замаха метнула в стену. Спица, обиженно задрожав, вошла в нее сразу на четверть, а я хлопнула себя ладонью по бедру.
— Блеск. То, что надо!
— С каких это пор ты интересуешься оружием? — с нескрываемым подозрением осведомился Йерж, следя за тем, как я вытаскиваю спицу из стены и прячу ее в специальный кармашек на предплечье. — Что-то я не замечал за тобой любви к колюще-режущим игрушкам.
— А ее никогда и не было, — откликнулась я, сноровисто разбирая ворох железок и одну за другой втискивая в складки кожи на новом костюме. Место нашлось и для ножа и для кинжала. И для крохотных шпилек и для метательных звездочек. Одни ножны на пояс, другие — за голенище сапога, пару заколок в волосы… И не трепыхайтесь, а то обрежу! Пару десятков иголок — за отвороты рукавов. Еще немного — под толстый кожаный воротник. Вторую спицу — на левую руку… Наконец-то я экипирована, как положено.
Йерж, оглядев преобразившуюся меня, с еще большим подозрением поинтересовался:
— Хелечка, а что это за штука на тебе появилась? И почему ты раньше ничего подобного не носила?
— Это — боевой костюм суккубы-охотницы, — хмыкнула я, рассовывая оставшиеся «подарки» по всяким интересным местам. — А не носила я его, потому что с собой не взяла. Но теперь сшила заново. Вот и вся загадка.
Целитель задумчиво меня оглядел.
— Боюсь даже спросить, что за необходимость вынудила тебя вернуть старые привычки.
Я оглядела себя с ног до… докуда смогла. Подтянула все, что болталось, и застегнула то, что должно было быть застегнуто. Пригладила воинственно распушившиеся волосы, от которых даже Йерж старался держаться подальше, и усмехнулась.
— С некоторых пор я могу быть сама собой. А раз так, то пора вспомнить, чему меня учили.
