В день св. Михаила и всех ангелов, 29 сентября, мы встали почти на рассвете. Наши чемоданы были упакованы и у тебя еще оставалось время прочитать Мессу в часовне. Наша приятельница Маргарет Олсен, предложившая подвезти нас в аэропорт, приехала за нами в одиннадцать. Был ясный осенний день, в небе по-летнему сияло солнце, и так же по-летнему было тепло, особенно нам, несущим в руках свои зимние пальто. Наш самолет был полон американцев итальянского происхождения, и когда мы оторвались от взлетной полосы аэропорта Фиумичино и развернулись, чтобы взмыть в синее небо, я взяла тебя за руку, а ты улыбнулся мне счастливой улыбкой. Наше американское приключение, которого мы так долго ждали, наконец началось. Никто из нас до этого не пересекал Атлантику, и через семь часов мы достигли покрытую дымкой, кажущуюся такой ровной береговую линию Америки, сильно отличающуюся от изрезанных и неровных берегов Европы, которая осталась у нас за спиной. Мы пролетали над Нью-Йорком на рассвете, и когда мы сошли с самолета, первым американцем, которого мы увидели, был огромный красивый негр, одиноко стоявший в конце взлетной полосы. Покинув самолет, мы должны были больше часа ждать в очереди, пожалуй, это была самая утомительная часть нашего путешествия.

Закончив наконец все формальности, мы увидели служащего аэропорта с запиской в руке. Он спросил, не мы ли «Падре и миссис Финдлоу», и передал нам сообщение от моей подруги Эммы, которая вместе с мужем ждала нас в зале для прибывающих. Я сразу ее узнала: тридцати лет как ни бывало, вот она, лучшая подруга моей юности, я почувствовала, что мне снова двадцать лет. Перед моими глазами появился маленький аэропорт у озера в Таллине, с которого я улетала на Запад навстречу новому, неизвестному будущему. А сейчас мы обе стали дамами средних лет, обе замужем, она за американцем, я за англичанином. Но в чем-то мы остались прежними, и я чувствовала, что все эти годы пролетели, словно один день. Ее дом в фешенебельной части Нью-Йорка сразу стал нашим домом, и во многом благодаря теплому гостеприимству Эммы мы полюбили Нью-Йорк с первого взгляда.

Тебя всегда влекла высота, высокие горы, высокие здания, и конечно, ты был просто очарован небоскребами. Первые несколько дней после приезда мы отправились на самый верх Рокфеллеровского Центра и Эмпайр Стэйт Билдинг. Вид был величественный, особенно на закате, когда небо отражалось в бесчисленных окнах и в воде, окружающей город. 4 октября мы вылетели в Детройт, потому что именно Лесли Уоррен, Декан Кафедральной Церкви св. Павла в Детройте, пригласил нас в США и просил тебя прочитать четыре лекции на праздновании юбилея собора, которые должны были транслироваться по радио.

Нам предоставили огромный номер на шестнадцатом этаже отеля, и из окна нашей спальни, на другом берегу реки, была видна Канада. Нам оказали очень теплый прием, а у тебя на лекциях сразу появилась благодарная аудитория. Мы посетили греческий квартал Детройта, который почти ничем не отличался от Афин, с греческими ресторанами, греческими магазинами, с греческими вывесками над дверями домов. Детройт дал нам отличную возможность взглянуть изнутри на космополитический аспект Америки. 

Вернувшись в Нью-Йорк, ты читал лекции в «маленькой церкви за углом», проповедовал и устраивал беседы в самом Нью-Йорке и окрестностях. Однажды, сырой и ветреной октябрьской ночью мы поехали на поезде в Пелем Мэнор, красивый дом у моря, принадлежащий Союзу Американских Церквей. Каноник Дюбуа, секретарь, который управлял Пелем Мэнор, организовал большую часть нашего тура. 17 октября мы вылетели в Денвер, штат Колорадо, самую западную точку нашего путешествия. Чтобы долететь туда, потребовалось почти столько же времени, сколько для того, чтобы пересечь Атлантику, и когда мы летели, мы могли видеть внизу реки Миссисипи и Миссури, огромные леса и дикие просторы прерий. Когда мы прилетели в Денвер, аэропорт был покрыт снегом, и, как обычно, нас встречал священник. Куда мы бы ни приезжали в Штатах, мы искали среди встречающих «клерикальный воротничок» и неизбежно на входе в аэропорт, встречая нас, стоял собрат-священник. На этот раз им был отец Моут, настоятель церкви св. Марии в Денвере, который предложил показать нам Скалистые горы перед тем, как отвести в свой уютный дом, где мы должны были остановиться. Пейзаж Колорадо и Скалистых гор был совсем не похож на все, что мы видели до сих пор. Огромные скалы темно-красного цвета, выделяющиеся на фоне белых снегов, были просто потрясающими, а некоторые из горных дорог очень сильно напомнили нам северную Грецию. Мы ехали больше трех часов и не встретили никого, кроме одной детской экскурсии. Нам показали заброшенные поселки золотоискателей, которые были вынуждены уйти, когда стоимость добычи стала выше, чем стоимость добытого золота. Но горы все еще содержат много золота и драгоценных камней. 

Когда мы прибыли в дом викария, мы сразу же почувствовали себя как дома в дружеской атмосфере, и на следующее утро ты служил Святое Причастие в часовне Богоматери Уолсингемской. В тот же день нас повезли в Форт Коллинз, где мы остановились в мотеле, стоящем у обочины дороги. Только что начался охотничий сезон, и я была просто очарована, увидев настоящих ковбоев, в высоких сапогах с отворотами, широкополых шляпах, и с ножами и револьверами на ремнях. Они приезжали на джипах, и казалось, бодрствовали всю ночь напролет, хохоча и выпивая в комнате, расположенной по соседству с нашей. Рано утром следующего дня они уехали, наверное, в соседние горы, с еще большим шумом и ревом моторов. Все они были крупными мужчинами с добродушными, обветренными лицами, той частью Америки, которая, как я думала, бывает только в кино. 

На следующий день ты читал лекцию в Форт Коллинзе, а меня отвезли назад в Денвер, рассказать о нашей жизни и работе прихожанам отца Моута. Когда они обнаружили, что я русская, они попросили меня рассказать им, что я помню о революции, и у нас получилась очень оживленная и дружеская дискуссия. Ярко пылал большой дровяной камин, деревья за окном были покрыты толстым слоем снега. Все это очень сильно напоминало мне мою родину, и я должна была повторять себе, что я никогда раньше не забиралась так далеко на запад. Как и жители Восточной Европы, эти люди были очень добросердечны и гостеприимны, и я до сих пор дружу с несколькими из них. 

Наше возвращение на Восточное побережье происходило в несколько стадий, по пути мы останавливались в нескольких городах, и наконец, накануне Дня Всех Святых, прилетели в Вашингтон. Старый друг со времен наших первых дней в Риме, отец Фред Майзель, показал нам этот самый красивый город в Штатах. Освещение в Вашингтоне по своей красоте может сравниться только с Афинами, и я думаю, это должно быть из-за отражений в воде, окружающей город. Нигде еще, кроме как в Греции, мы не видели таких темно-золотых закатов и такого фиолетового и зеленого неба. Гостеприимство, с которым нас встретили в Вашингтоне, иногда казалось даже изнурительным. Иногда я была вынуждена отказываться от приглашений на ужин, у меня просто не было сил, но ты был неутомим, проводил беседы, читал лекции и встречался с новыми людьми целый день и добрую половину ночи. 

Перед отъездом нас спросили, не хотели бы мы посмотреть какие-нибудь картинные галереи или музеи, и я сказала, что хотела бы побывать в музее Астронавтики. Прошлой весной в Риме я познакомилась с астронавтом, капитаном Джеймсом Лоуэллом, он много рассказывал мне об этом музее, и я не пожалела о своем выборе. В этом музее с потрясающей выразительностью и силой воображения демонстрировалось величайшее научное достижение двадцатого века, начало завоевания космоса. Огромная фотография, занимающая половину стены, показывает, как прекрасен вид Земли с Луны. Мы получили подробное представление о самой Луне, и чувствовали себя до некоторой степени привилегированными, когда смотрели на большие обломки лунных горных пород и образцы грунта, вспоминая, как в Лондоне люди часами стояли в очереди, чтобы увидеть их маленькие кусочки. 

Последним важным событием нашего путешествия были пять дней, проведенные в Мировом Литургическом Центре в Бойнтон Бич, штат Флорида. Мы покинули Нью-Йорк холодным, сырым ноябрьским вечером, и меньше чем через три часа прилетели в Палм Бич, где в субтропическом небе ярко сияли золотые звезды. Наш маленький мотель стоял на самом берегу океана, и мы побежали на пляж, словно счастливые дети, держась за руки и бегая босиком в теплых водах Атлантики. На следующий день ты поехал на встречу с семинаристами Сент-Винсент де Пол, а я приехала к тебе позже, около полудня, чтобы послушать лекции и принять участие в дискуссиях. Утром я была свободна, и могла поплавать в море и позагорать на самом длинном золотом пляже, который я видела в своей жизни.

Однажды я проснулась рано утром и смотрела на солнце, встающее над морем. Оно сияло в кронах высоких пальм, которые росли у самого края океана. В ярко-зеленом небе как гигантское золотое яблоко висела Венера. Цвет неба быстро менялся, становясь сначала оранжевым, потом розовым, а после — золотым, по мере того, как красный диск солнца стремительно поднимался над Атлантикой. Я смотрела, зачарованная. Это было похоже на то, как будто бы в наш мир вошла часть таинственной космической симфонии, и я вспомнила псалом «Дивны дела Твои, Господи». Внезапно я осознала, что моя жизнь достигла кульминации, эти последние несколько недель были вершиной, и на меня нахлынуло гнетущее чувство одиночества. Ты был всего в восьми милях отсюда, спал в семинарии, но ты был не в состоянии разделить со мной это уникальное переживание и твое отсутствие было подобно ножу в моем сердце, предупреждением о грядущем одиночестве. Я рассказала тебе об этом через несколько часов, когда мы встретились днем, и ты сказал, что жалеешь о том, что твое время полностью занято лекциями и беседами, когда ты хотел бы быть со мной у моря. Нам обоим очень понравилась встреча с Епископальным духовенством и Римско-Католическими семинаристами, а их очень интересовало твое мнение о событиях в Риме. Таким образом ты, к своему изумлению, оказался в роли докладчика, рассказывающего этим ярым римско-католическим семинаристам о Папе и Ватикане, и на них большое впечатление произвел твой непредвзятый подход. Когда мы уезжали, один римско-католический священник любезно подвез нас на своей машине до Майами, откуда мы полетели в Торонто. 

Комфортабельный лайнер компании «Эйр Канада» летел прямо над мысом Кеннеди, и мы могли видеть платформу для запуска космических кораблей, устремленную в бледно-голубое небо. Я с самого раннего детства интересовалась астрономией, а после посещения музея в Вашингтоне мне было особенно интересно своими глазами увидеть то самое место откуда человек был послан к Луне. 

Когда мы прилетели в Канаду, то чувствовали себя так, как будто снова оказались в Европе. Служащие аэропорта были вежливы и немного медлительны, время больше не было деньгами, а мы могли позволить себе сделать паузу и немного поболтать. Но сам Торонто был типично североамериканским городом с широкими улицами, высокими небоскребами и заполненными машинами автострадами. Ты читал проповеди в церкви св. Марии Магдалены и выступал с лекциями в Колледже Святой Троицы. Эта часть нашего путешествия была организована профессором Юджином Фейрвезером, который вместе с тобой работал Англиканским наблюдателем во время Ватиканского Собора. Последние выходные в Канаде мы провели в Эпплбай Колледже, в городе Оаквилл, с моими русско-канадскими коллегами по школе св. Стефана в Риме, Алексеем и Еленой Трубецкими. Их уютный, современный деревянный дом стоял прямо на берегу озера Онтарио, а на другом берегу были уже Соединенные Штаты. Приближался конец ноября, и чистый воздух был холодным и острым, как сталь, ярко сияло солнце. Огромное небо над широкими равнинами и лесам напоминало мне о России. Я хотела бы побольше посмотреть Канаду, поехать дальше, в ее отдаленные провинции, и встретить еще больше гостеприимных людей этой великой страны, но мы должны были спешить обратно в Нью-Йорк, чтобы там завершить твою программу. Мы прилетели в Нью-Йорк вечером, красный закат отражался в бесчисленных окнах небоскребов, силуэты зданий ломаной линией выделялись на фоне темно-фиолетового синего неба, это был символ построенной человеком мощи двадцатого столетия. 

Мы возвратились в Нью-Йорк как раз перед Днем Благодарения, который я провела с Эммой и ее семьей, пока ты летел в Колумбию, штат Южная Каролина, читать проповеди и повидаться с отцом Невиусом, который так помогал тебе в англиканском Центре в Риме. 

Эмма отмечала День Благодарения в полном соответствии с американскими традициями, хотя все ее гости были русскими или эстонцами. Но это тоже было типично для Соединенных Штатов, страны, которая ассимилировала, и за короткое время стала родиной людей многих самых разных национальностей. После того, как ты уехал, я нашла на своей подушке красивую открытку — поздравление с Днем Благодарения, на которой ты написал по-русски: «Моей Ирине с вечной любовью и благодарностью, твой Джон». Я свято храню эту открытку, ведь твое признание нашего счастья написано в последние месяцы твоей жизни. 

Тебе очень понравилось в Колумбии и вообще в Южной Каролине. Юг всегда привлекал тебя, куда мы бы ни ехали, и ты сказал мне, что если бы мы жили в Соединенных Штатах, ты выбрал бы именно эту часть страны. 

Два месяца в Америке пролетели очень быстро, и 28 ноября, попрощавшись с Эммой и ее семьей и надеясь увидеть их снова, мы снова поднялись в небо. Мы покинули аэропорт Ла Гуардиа в десять часов утра, в ярком солнечном свете, но на этот раз летели на восток. После двух часов полета небо стало темнеть, а облака над Атлантикой превратились из белых в ярко-пурпурные и лиловые, а когда подали обед, солнце начало садиться. Ты молча сидел рядом со мной. Наше американское приключение увенчалось успехом, но никто из нас не знал, что будет завтра. Я старалась подбодрить тебя, не в твоем стиле было настолько упасть духом. Ты сказал: «Возблагодарим Бога за всех людей и все места, которые мы видели, и попросим Его показать нам путь в будущее». В небе засияли звезды, и скоро появились желтые огни Англии, словно приветствуя нас с земли. В полночь наш самолет коснулся покрытой снегом взлетной полосы Хитроу.