Глава VII

Старенький автобус ЗИЛ-3250BO с ходу протаранил железные ворота, с корнем вырвав навесы. Сотрудник вневедомственной охраны еще не успел поперхнуться бутербродом с колбасой и облиться кофе из крышки термоса, а восемь крепких парней в камуфляже с черными масками, скрывавшими лица, выпрыгнули на ходу из автобуса и вбежали в двери трехэтажного здания Рязанского областного центра ВИДЕНИЯ. Боец охранного подразделения, стоявший у рамки металлодетектора, и его напарник были убиты одной автоматной очередью. Еще двое охранников застрелены на лестнице, между первым и вторым этажами. Персонал центра не успел опомниться, как оказался в заложниках. У нападавших был не только план здания, благодаря чему всего восемь человек за четыре минуты превратили центр в неприступную крепость, но и почти воплощенная в жизнь мечта всей жизни. Сейчас они входили в историю. Они делали революцию.

Пока сторож на воротах звонил в ближайший отдел полиции, революционеры методично уничтожали оборудование центра.

– Говорит Рыжий, – прохрипела радиостанция, – зал пульта управления зачищен. Техники оказали сопротивление, пришлось успокоить.

– Добро, – ответил Слон.

Через несколько секунд рация снова прохрипела:

– Это Шустрый. Резервный генератор уничтожен.

– Отлично.

– Я Осьминог. Двери подвала и коллектора коммуникаций заклинены. В местах возможного проникновения поставлены растяжки.

– Принято.

– Говорит Лом. Персонал центра собрали в столовой, мы со Стрекозой контролируем ситуацию.

– Принято.

– Говорит Майк. Модуль управления спутниковой антенной выведен из строя. Я подключил нашу коробочку. Через четыре минуты компьютер закончит калибровку данных, и мы сможем выйти в эфир.

– Принято.

– Здесь Чип. Сеть камер слежения наглухо выведена из строя. Две я оставил, перекоммутировав сигнал. Телефонная связь отключена.

– Отлично.

Слон посмотрел на часы. На две минуты раньше запланированного. Совсем неплохо.

Через десять минут здание центра ВИДЕНИЯ было взято СОБРом в плотное кольцо и по периметру, метрах в трехстах от центра событий, оцеплено полицией. С минуты на минуту ждали приезда штурмовой группы ФСБ. Узнав о происшествии, глава администрации района лично доложил в Москву, в центральный офис корпорации ВИДЕНИЯ.

– Внимание, – сказал в мегафон пожилой полковник. – Говорит полковник Абрамов. Здание окружено. Предлагаю сложить оружие и выйти по одному. Жизнь и справедливый суд гарантирую. В противном случае мы будем штурмовать здание.

– Говорит Слон, – тоже через мегафон ответил лидер террористов. – Засунь свои гарантии себе в жопу, полковник. Все входы надежно заблокированы и заминированы. В наших руках персонал центра и дорогущее оборудование. Мы не боимся умереть. А ты, сука, не боишься взять на себя ответственность за гибель семидесяти двух заложников?

Полковник задумался. Но не надолго.

– Я уполномочен выслушать ваши требования. И выполнить их, если они вменяемые. Чего вы хотите?

– Мы хотим революцию. Чтобы корпорация ВИДЕНИЯ отправилась в преисподнюю и перестала заливать дерьмом мозги россиян. Мы хотим, чтобы продажное правительство, отдавшее страну на откуп корпорации, было повешено на фонарях вдоль Тверской улицы. От Кремля и до Белорусского вокзала. По-моему, требования самые вменяемые. А, полковник? Потому что так обязательно будет. А хочешь, присоединяйся к нам. Наша победа неизбежна. За нами вся страна, – провозгласил Слон и заорал: – Да здрав-ству-ет ве-ли-кий Лю-у-фт!

Полковник опустил руку с мегафоном, поднял брови, глубоко вздохнул и замотал головой.

– Опять люфты?

Абрамов обернулся, за его спиной стоял капитан Шипов, командир региональной штурмовой группы ФСБ.

– Здравия желаю. – Капитан и полковник отдали друг другу честь и пожали руки. – Вот и у нас Великий Люфт отметился.

– Отморозки, – сказал полковник. – Я попытался поговорить, бесполезно. Не исключено, что они обдолбанные.

– Хуже, – сказал капитан. – Они идейные.

– Ты что серьезно?

– А что, похоже, что я шучу?

– Ну… – В голосе полковника чувствовалась неуверенность. – Я думал, что это все же несколько преувеличено. Так… пионеры резвятся. Навроде скинхедов. Кто-то, конечно, подкармливает тему, чтобы при случае использовать в своих целях. Как пушечное мясо или как ударные группы. Все равно марионетки.

– Борьба за чистоту мозгов от чипов ВИДЕНИЯ ничуть не слабее, чем борьба за чистоту земли русской от инородцев, – сказал капитан. – По стране девятый случай захвата заложников за последние два года.

– Я знаю, – грустно согласился полковник. – Но как-то не верится, что это все спланировано в одном центре.

– Конечно, об этом стараются не распространяться. Иначе будет такой шухер, что министры с замами уйдут на пенсию в расцвете сил. Если откинуть в сторону некоторые непонятки, то налицо набирающее силу революционное движение с хорошо организованными боевыми группами.

– Значит, не договоримся, – снова вздохнул полковник и поджал губы. – Штурм?

– Штурм, – подтвердил капитан. – Сейчас мои ребята закончат разведку, доложатся, выработаем тактику и отработаем объект.

– А как же заложники?

– Двадцать пять – тридцать процентов потерь… Этого не избежать, – с сожалением ответил полковник. – И это если они не успеют подорвать здание.

– Но общественное мнение? – спросил полковник. – Через пару месяцев будут перевыборы губернатора, и он надеялся сохранить свой пост в администрации.

– А если они успеют взорвать здание вместе с собой и заложниками? – парировал капитан. – Слышали когда-нибудь про мины, установленные на неизвлекаемость?

– Их можно только подорвать.

– Так вот эти твари точно такая же мина. Они смертники. Беззаветные борцы или идиоты – мне все равно. Я знаю, что они готовы умереть, и моя задача – минимизировать потери среди заложников и личного состава.

Сообщение о захвате Рязанского областного центра ВИДЕНИЙ застало Артемьева в офисе. Была суббота, и он не собирался засиживаться на работе. Традиционный семейный обед по обыкновению собирал за столом в загородном доме Артемьева всю семью. Иногда приходили близкие друзья или кто-нибудь из руководящего звена корпорации. Все дела были улажены, распоряжения отданы. Егор уже собрался выйти из кабинета, и тут такой «подарочек». Новый захват одного из областных центров.

Артемьев вошел в Видения и связался с дежурным оперативного штаба ФСБ. На дежурстве был генерал Торопов. Прямо скажем, не самая удачная кандидатура для предстоящего разговора. Торопов недолюбливал корпорацию, но тем не менее на вызов ответил сразу же и лично, не спрятавшись за адъютанта.

Комната для переговоров, выбранная Артемьевым из стандартной библиотеки, была пуста. То есть абсолютно. Артемьев и Торопов сидели друг напротив друга, в широких кожаных креслах с высокими спинками. Стены, пол и потолок светились мягким белым светом.

Генерал был одет в полевой камуфляж, Артемьев – в скромный, но прекрасно подогнанный по фигуре серый костюм-«тройку».

– Генерал Торопов.

– Господин Артемьев.

– Мне сообщили о захвате нашего центра в Рязанской области.

– Вы так и не прислушались к нашим рекомендациям и не усилили охрану своих зданий.

– Если бы ваше ведомство более серьезно относилось к своей работе, этого вообще не произошло бы. Но сейчас не время для препирательств. Чем я могу вам помочь?

– Пожалуй, ничем, – сказал генерал и положил ногу на ногу. – Ваша компания уже передала в наши руки детальный трехмерный план здания и всех коммуникаций. Группа захвата готовится к штурму.

– Я хочу и могу предложить вам помощь, – настаивал Артемьев. – Недавно мы продемонстрировали руководству вашего ведомства новую версию Видений.

– Я видел информационный видеофильм, – сказал генерал. – Впечатляет. Если на практике все обстоит так, как вы разрекламировали, думаю, наши возможности сильно увеличатся.

– Вчера принято решение, что тренировка бойцов ударных групп ФСБ со следующей недели начнется по новой программе. Корпорация же уже сейчас располагает бойцами нашей службы безопасности, прошедшими полный тренировочный курс с новой версией программы. Это офицеры запаса, имеющие за плечами опыт проведения контртеррористических операций и операций по освобождению заложников. Я уже отдал приказ, группа вылетела к месту ЧП. Если вы не возражаете, через сорок минут они будут возле центра.

– Я возражаю.

– Поверьте, это крепкие ребята, прекрасно знающие свое дело. Все ветераны спецслужб.

– Я против, – повторил генерал.

– Я не собираюсь заменять ваших бойцов своими, – настаивал Артемьев. – Они пойдут за вашими орлами и будут подчиняться вашему командиру.

– Нам предстоит боевая операция по освобождению заложников, а не экскурсия.

– Видимо, вы не до конца понимаете важность моего предложения. Вы и ваши люди смогут вживую увидеть действие новой программы не на экране, а в реальных, боевых условиях. Участие наших бойцов в десятки раз упростит задачу и позволит спасти жизни всем заложникам.

– Офицеры группы захвата годами тренируются вместе. Они не то что с полуслова, они с полумысли понимают друг друга. Присутствие новичков внесет нервозность и сумятицу, что при освобождении заложников недопустимо.

– Речь идет о моих служащих, – с металлической ноткой в голосе сказал Артемьев. – Я в ответе за их жизни перед семьями. Впрочем, я, очевидно, переоценил ваши возможности. Мне следовало обратиться гораздо выше.

– Желаю удачи, – холодно улыбнулся генерал Торопов и отключился.

Артемьев был взбешен. Выйдя из Видений, тут же позвонил на мобильный телефон директора ФСБ. Ответ директора, гораздо более мягкий по форме, по сути был тем же. Все, что оставалось Артемьеву, – это развернуть свою группу и ждать.

В воздухе появился образ секретарши.

– Шеф, – сказала Лена. – Пришли главный инженер, ведущий юрист и руководитель службы безопасности.

– Пусть заходят.

Образ секретарши исчез, дверь открылась, и в комнату вошли трое.

– Вы уже знаете? – с порога спросил Григорьев, руководитель службы безопасности.

Невысокий кряжистый мужик, закончивший службу подполковником спецназа. Артемьев хорошо знал его и не видел другой кандидатуры на этом посту.

– Знаю, – сказал Артемьев. – Но узнал почему-то не от вас.

– Сообщение для прессы уже готово, шеф, – сказал юрист.

Он был молод, всего тридцать два, высок, худощав и амбициозен. Его заносчивость иногда раздражала Артемьева, но парень до сих пор не проиграл ни одного дела в суде. С этим сложно было не считаться.

– Поговорите с ними сами. И проследите, чтобы пострадавшие или их семьи, если что-то пройдет не так, как задумали спецы, получили компенсации без проволочек. Если все обойдется, всем – премию за моральный ущерб в размере оклада. И мать вашу, безопасность нужно усилить! Сколько говорить будем? Делать пора!

– Сделаем, шеф, – ответил Григорьев.

– Иваныч, каковы последствия выхода из строя Рязанского центра?

– Смотря что эти паршивцы сломают, – пожал плечами главный инженер. – На данный момент центр полностью неактивен. Скорее всего, они, как и в прошлые разы, взорвут спутниковые тарелки, полностью уничтожат сервера.

– Я тоже думаю, что, как и в прошлый раз, они сломают все, что можно сломать, – сказал Артемьев.

– Дизельные генераторы, передвижной центр спутниковой связи и запасные сервера на подходе. Я думаю, минут через пятнадцать мы сможем полностью восстановить трансляцию. Если твои предположения окажутся верными, а я с ними согласен, то… Все, что мы предлагаем по программным пакетам, останется без изменений. Все, что сделано на заказ, останется недоступным до тех пор, пока мы не восстановим резервные копии и не перепишем базу данных. Пять-шесть часов нарушения работы, полагаю, мы все же получим.

– Ну… это неприятно, но не смертельно, – сказал Артемьев.

– Шеф, вы связывались с дежурным оперативного штаба? – спросил руководитель службы безопасности?

– Он отказался от участия наших ребят в операции.

– А директор ФСБ…

– Михаил Яковлевич, я, к сожалению, еще не президент России. Я не мог давить на директора дальше, это было бы уже неприлично. Но мы сможем посмотреть, что происходит у стен нашего филиала. Не так ли, Иваныч?

Достав из кармана персональный терминал, главный инженер проверил местонахождение спутников, потом проверил связь с мобильной станцией и сказал:

– Это более чем реально.

Через спутник кризисная комиссия корпорации ВИДЕНИЯ соединилась с мобильной группой, уже стоявшей за оцеплением Рязанского центра и в прямом эфире ведущей трансляцию в головной офис. Благодаря мощнейшей оптике картинка была идеальной. Комиссия вошла в Видения и через секунду уже наблюдала за происходящим с расстояния не более двадцати метров от захваченного здания, с точки в десяти метрах над уровнем грунта. Они видели, как штурмовая группа выдвинулась на позиции, как начался штурм. Видели, как из окон первого этажа взрывной волной выбило стекла, как часть здания заволокло кирпичной пылью и дымом. Видели последующие взрывы. Как бойцы выводили из здания заложников. Осталось дождаться официального сообщения о результатах операции.

Артемьев и члены кризисной комиссии едва успели вернуться в реальность, когда позвонил директор ФСБ и сообщил Артемьеву о результатах штурма: пятьдесят семь заложников освобождено, одиннадцать ранено, четверо погибли. Восемь террористов уничтожены. И добавил напоследок, что, к сожалению, им и в этот раз не удалось взять живым хоть одного активиста Великого Люфта. Предположительно, это именно они провели террористическую акцию.

Когда директор ФСБ отключился, Артемьев встал, заложил руки за спину и несколько раз от стены к стене прошелся по кабинету. Подчиненные знали, что, когда шеф думает или разговаривает по телефону о чем-то важном, он любит ходить по кабинету. Пока Артемьев общался с директором ФСБ, инженер вошел в Видения и выслушал доклад технической группы прибывшей на восстановление Рязанского филиала.

– Какие у нас технические потери? – садясь в свое кресло, спросил Егор, когда заметил, что главный инженер вернулся в реальность.

– Террористы успели вывести из строя все оборудование центра. Группа оперативного реагирования заканчивает развертывание мобильного центра.

– Аркадий Рафаэлович, как я сказал, вы контролируете вопрос о компенсациях и берете на себя общение с прессой.

– Будет сделано, шеф.

– Михаил Яковлевич, нужно немедленно усилить охрану объектов. Не справляетесь своими силами, привлеките лучших из лучших со стороны.

– Солидные люди никогда не обижаются, а сразу же начинают обдумывать план мести, – согласился Григорьев. – Я уже отдал распоряжение на усиление. Дополнительные ресурсы на охрану нам не понадобятся, а вот пустить по следу мерзавцев спецов… Я полагаю, это разумно. И вот тут придется потратиться.

– Частный сыск? – спросил юрист.

– Называйте как нравится, – сказал начальник охраны. – Но есть люди, которые найдут верхушку движения «Великий Люфт» раньше, чем Петровка или даже, не к ночи будет помянута, Лубянка.

– И что потом нам делать? – не унимался юрист.

– А когда найдут, – холодно уточнил Артемьев, – чтобы я про этих козлов больше не слышал.

– Шеф, но это же… – в глазах молодого юриста читалось удивление, перемешанное со страхом. – Неужели нет другого выхода?

– Эти ублюдки, Аркадий Рафаэлович, играют не по правилам, – ответил Артемьев. – В такой игре тот, кто играет по правилам, никогда не выиграет. Мне надоело сообщать хорошим людям, что у них убили отца, сына или брата.

– Но мы же не Господь Бог, чтобы судить.

– Зато мы вполне состоятельны, чтобы постоять за себя, – уточнил Артемьев. – За тех, кто нам дорог. Те, кто играет в революцию, сами выбрали свою судьбу. Те, кто погиб в нашем Рязанском филиале, не собирались воевать. Они работали. Кормили семьи. Их работа дарила людям радость. Кому-то надежду, другим воспоминания. Я не хочу постоянно выплачивать компенсации. Считайте, что я очень жадный.

Уничтожение оборудования центра – штука весьма неприятная, но ни в какое сравнение не идущая с гибелью людей. Для корпорации убытки были незначительными, трансляция Видений в кратчайшие сроки будет восстановлена. Но вот движение Великий Люфт… С этим нужно что-то делать. И как можно быстрее.

Артемьев ехал домой в компании главного инженера. С Сергеем Ивановичем их связывала давняя дружба. Еще когда Егор только начинал работать в газете, они вместе ставили машины в одном гаражном кооперативе, их боксы были напротив друг друга. У Артемьева были последние «Жигули», у Иваныча – старенькая «Вольво». Он работал инженером-конструктором в одном военном институте. Руки у Иваныча были злотые, зарплата небольшая, приходилось подрабатывать честным ремонтом, и Артемьев предпочитал чинить у него свой «Жигуль». Меньше чем через год после того, как Артемьев начал работать в корпорации ВИДЕНИЯ, он перетащил к себе и своего гаражного приятеля. Оказалось, что Иваныч в свободное от работы в институте время работал над архитектурой чипа, похожего на чип Видений. Дело известное, идеи витают в воздухе, а гениальные идеи похожи на эфир. Они растворены в пространстве, сотни тысяч людей чувствуют их присутствие, тысячи пытаются уловить, оформить догадки и ощущения хотя бы в концепцию. И только у единиц получается сублимировать песчинки в кристалл. Последние шесть лет Сергей Иванович был ведущим инженером в русском филиале корпорации. Артемьев давно пересел на «Мерседес», а Сергей Иванович так и ездил на своем стареньком «Вольво» и уверял, что еще лет десять машина проходит как нечего делать.

Семейный обед по субботам в доме Артемьева был чем-то вроде священной коровы. Дочь, внуки, старый приятель… В прежние времена Артемьев не грешил сентиментальностью. Он был рад, когда к нему приезжали родственники из деревни, и особенно ему нравилось, когда они уезжали. Возможно, с возрастом у него появились ощущения главы семьи, зов предков напомнил ему, что он «старейшина рода» и теперь отвечает за всех. Возможно, он делал это из-за появившегося у него лет десять назад желания покровительствовать. А родня… Любили они Егора, или он был чрезвычайно богат и влиятелен… Так или иначе, но по субботам собиралась все.

Ровно в два часа Артемьевы собралась в гостиной за большим овальным столом. Егор вместе с Сергеем Ивановичем успели пропустить по стаканчику аперитива, заканчивая завязавшийся еще в машине разговор о переоснащении региональных центров дублирующими схемами вещания. Дочь руководила прислугой и после того, как стол был накрыт, отослала всех на кухню. Ее муж, владелец крупнейшей в стране сети ресторанов, уже успел уговорить больше полбутылки виски и чуть дрожащей рукой метал в мишень дротики дартса. Надо сказать, даже в нетрезвом состоянии у него это неплохо получалось. Восемнадцатилетняя внучка Люда листала модный журнал, попутно болтая с кем-то из своих подружек по телефону. Если чего-то в этой жизни Егор так и не смог понять, так это тягу баб болтать по телефону. Даже когда появились Видения, они не забывали про старомодные трубки.

– Прошу всех за стол, – сказала Любаша.

Загромыхали отодвинутые стулья, легкий звон столовых приборов по фарфоровой посуде дополнился бульканьем разливаемых по бокалам напитков.

Последним к столу, как обычно, пришел внук.

– Привет, ма, привет, па, пенсионерам салют, – небрежно бросил Юра и плюхнулся на свой стул.

Семнадцатилетний внук был из поколения независимых. Тех, кто считает, что родители прожили жизнь зря, что их моральные ценности дерьмо, а мир переполнен лицемерием, и только те, кому еще нет двадцати, точно знают, как этот мир сделать правильным. Обычно Юра носил кожаную куртку и кожаные портки, а на голове дикобраза. Сейчас он выглядел немного поприличнее – потертые джинсы, застиранная майка темно-зеленого цвета с большой надписью на груди: «ИДИТЕ ВСЕ В ЖОПУ».

– Ты опять опоздал, – недовольно сказала мать. – И что за идиотская майка? Сними немедленно.

– Дед, я слышал на вас опять наехали? – спросил Юра, не обращая внимания на замечание матери.

– И мы опять свернули им шею, – ответил Егор.

– Господи, когда же это кончится, – вздохнула хозяйка. – Эти террористы совсем обнаглели.

– Да, дед, не любит тебя Ерофеич, – сказал Юра и, подцепив вилкой большой кусок запеченной курицы, переложил его себе на тарелку.

– Ты о ком? – не понял Артемьев.

– Я о народе, дед, – уточнил Юра, наливая морс.

– Не устал говорить от имени народа?

– А почему ты считаешь, что я не могу говорить от его имени? Чем я не народ? Или чем я не вождь этого самого народа? А? Дед?

– Юра, – укоризненно сказала мать.

– Сходи морду вымой, вождь, – бросила брату Люда.

– Захлопни пасть, золотая молодежь, – огрызнулся в ответ брат.

Мать не выдержала и сказала, едва не сорвавшись на крик:

– Вы можете хотя бы за семейным обедом не говорить друг другу гадости?

– Расслабься, ма, – сказал Юра. – Мы всего лишь общаемся. Да и где нам еще встретиться, как не на семейном обеде? Мы ведь всего лишь брат с сестрой.

– Не уверена, – сказала Люда. – Готова поспорить, что тебя подменили в роддоме.

– Не рано ли ты заговорила о роддоме, детка, – съязвил Юра. – Уж не залетела ли?

– Я тебе не детка, – презрительно фыркнула Люда.

– Дети! – крикнула мать, брякнув вилкой по столу, и посмотрела на мужа. – Что ты опять молчишь? Ты можешь хоть раз навести за столом порядок?

– Может, мне их в угол поставить? – отозвался захмелевший супруг.

– Брейк, – вмешался в спор Артемьев. – Что вы, действительно, все время… как кошка с собакой!

– Прости, дед, – фальшиво улыбаясь, проворковала Люда. – Но мы с ним из разных социальных групп.

– Вот как? – искренне удивился Артемьев. – Интересно, как это у вас получилось?

– Бытие определяет сознание, – вздохнула внучка. – Мы как два разных полюса магнита.

Юра хмыкнул и положил себе еще кусок курицы.

– И что же определило твое сознание? – спросил Егор.

– Мой круг общения, – ответила Люда. – Книги, которые я читаю. Спектакли, которые я смотрю. Музыка, которую я слушаю.

– Ну, я так понимаю, ты говоришь о модном или популярном на сегодняшний день. Готов поспорить, что твой брат скажет то же самое. Потому как он тоже следит за тенденциями.

– Пять баллов, дед, – сказал Юра, пережевывая курицу.

– То есть источники получения информации у вас похожие, – продолжил Артемьев. – О качестве контента, в оценке которого вы расходитесь, говорить можно, но, полагаю, вы оба неглупые молодые люди. По крайней мере были таковыми еще пару лет назад. А значит, не станете читать, смотреть и слушать откровенный мусор. Так что здесь, скорее всего, дело вкуса. А значит, ваше превосходство друг над другом, которые вы пытаетесь показать, весьма спорно. Банальная вкусовщина.

Юра перестал жевать и посмотрел на деда восхищенными глазами.

– Круто завернул, дед. Вот за что я тебя всегда уважал, так это за умение убедительно формулировать.

– Ну почему же, спорно, – сказала Люда, придерживая курицу вилкой и подпиливая ее ножом. – Достаточно посмотреть на его и мой круг общения. Глубина философии, мотивирующей поступки того или иного индивидуума, определяется тем, чего достиг человек, ее исповедующий. Местом, которое он занимает в обществе.

– Ваше место определяется количеством бабок в кармане ваших родителей, – сказал Юра и добавил кривляясь: – Ну что вы из себя представляете без папочкиных денег? Что вы можете сами по себе? Без связей?

– А что могут твои друзья? – парировала Люда. – Все разрушать и горланить на митингах? Весь мир насилья мы разрушим до основанья… А зачем? Это уже было, мальчик. Подотри сопельки и почитай историю.

– А ты бы хотела, чтобы окружающие на вас всю жизнь горбатились? Чтобы впихнули себе в башку чип и радовались иллюзиям? – Юра повернулся к деду. – Ничего личного, дед. Ты просто занимаешься бизнесом. И насколько я успел понять, у тебя есть мораль. Но они на этом построили целую философию. Сами-то они не едят питательную массу, которую чип преподносит человеку как деликатес. Они живут в нормальных квартирах, с настоящими обоями, а не с цифровой этикеткой, которую дарят Видения.

– Ну так заработай на обои и живи в нормальной квартире! – презрительно выдавила сестра. – А не в сотах бетонной башни.

– Много ты заработала, – хмыкнул Юра.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Артемьев. – Выйти на улицу и раздать все деньги? Нет, дружок. Как только человек начинает получать что-то на халяву, он быстро привыкает и перестает чего-либо добиваться самостоятельно. Больше того, он начинает требовать, чтобы ему и все остальное дали. Бесплатно.

– Я этого не говорил, дед. Но, черт возьми, мажоры загнали народ в рабство. С каждым годом зарплата все ниже и ниже, а цены все выше и выше. Ваши Видения пришлись правительству очень кстати. Иллюзии заменили людям все, чего у них нет.

– Так значит, теперь у них есть то, чего не было, – сказал Артемьев. – Разве это плохо?

– Разве у них появилось то, чего не было? Все не так просто, дед. Смириться может только тот, кто уже сломлен. Представь себе молодого парня вроде меня. Он получает какое-никакое образование и пытается устроить свою жизнь. Но это непросто. У него нет опыта. Да и образование у большинства чисто формальное. Читать, писать, считать, молиться.

– И кто виноват в том, что быдло образовано как быдло? – презрительно вставила сестра.

– Поосторожнее со словами, сестренка, – зло сказал Юра. – Виноват тот, кто определяет стратегию образования.

– А скажи мне, милый ребенок, – продолжила Люда. – Зачем слесарю теория искусств? Или скажем еще проще. Зачем ему читать «Фауста» Гёте?

– Для общего развития, детка. Если ему хочется этого развития, почему бы не почитать? А то уже начинают появляться касты тех, кто имеет право быть образованным, а кому удел мыть машины.

– Демократия – дурная система, но лучшего пока ничего не придумали, – сказал Артемьев. – Мысль очень старая, но, пожалуй, вполне справедливая. Займись политикой. Высказывай свои идеи вслух. Если они заинтересуют людей, тебя выберут в депутаты или вообще в президенты. И тогда ты сможешь все изменить. Но навязывать взгляды силой? Чем ты лучше тех, кто есть?

– Немытый панк метит в президенты, – усмехнулась Люда. – Ха-ха-ха.

– Коррупция стала настолько отлаженным механизмом, что мягкими методами ничего не исправить. О каких выборах ты говоришь? Таких, как я, даже близко не подпустят к трибуне.

– Ну-ф-ф-ф… – Артемьев вздохнул и сделал неопределенный жест рукой. – Предположим, именно тебя-то как раз и подпустят.

– С ним никто не станет иметь дело, – поспешила вставить Люда.

– Предположим, – продолжил Юра, не обращая внимания на сестру. – Мне предложат играть по чужим правилам. Я откажусь. Меня убьют.

– Как я понимаю, у тебя есть представление о том, в чем выход? – спросил Егор.

– Нужно разрушать систему, – вполне серьезно ответил внук. – Расшатать структуру, вывести из строя отлаженный механизм. Это как вирусная болезнь. Организм уже воспринимает болезненное состояние как нормальное и защищается от любого вмешательства. Прежде чем начать лечить болезнь, иммунную систему до основания расшатывают антибиотиками и только потом борются с вирусом. Иначе иммунитет будет сопротивляться лечению.

– Допустим. И?

– Что и?

– И что дальше?

– Дальше люди построят новый мир.

– Люди. То есть не ты?

– Ну… – Юра смешался. – Я не силен в управлении государством.

– А твои друзья?

Внук пожал плечами.

– Не знаю. Среди них, конечно, есть очень башковитые перцы, но чтобы управлять страной… – Юра задумался. – Да, есть в стране неглупые люди. Им нужно только помочь столкнуть президента.

– Но ты хотя бы договорился с ними? Ты скидываешь президента, они берут власть в свои руки и все делают по уму?

– Шутишь? – удивился Юра. – Никто из них со мной даже на одном поле не сядет.

– Тогда почему ты думаешь, что они спят и видят, как кто-то столкнет президента?

– Если их не устраивает то, что происходит в стране, они не могут не думать об этом.

– Быть несогласным и быть готовым к действиям не одно и тоже, внук, – вздохнул Артемьев. – Разрушить отлаженный механизм легко, а вот отладить его заново и поддерживать в рабочем состоянии… У тебя, конечно же, сразу найдется куча подпевал. И грамотных подпевал. Они помогут тебе более или менее сносно управлять страной. Не без выгоды для себя, конечно. И что мы получим в итоге? Новую элиту, новых мажоров, новую коррупцию. А что в итоге изменится для обычного человека? Хорошо, если все вернется на свои места. А если станет хуже, чем было?

Юра задумался, не зная, что ответить, и скорее от растерянности, чем по убеждению, сказал:

– Мы им не позволим.

– Вешать на фонарях? – уточнил Артемьев. – Возможен и такой вариант. Причем без вашего участия. Благодаря бессистемности и нелогичности ваших акций вам, возможно, удастся разрушить существующий строй. Но кто-то сильный, кто давно мечтает о том же, перехватит инициативу и установит собственную диктатуру. Начнет свой террор. Диктатор, а не радетель за благо народа. По мне, уж лучше коррумпированная демократия, чем бесконтрольный террор. Ну а вас, конечно же, под нож в первую очередь. Чтоб вы у них ничего не расшатывали.

– Ты такой спокойный и рассудительный, потому что у тебя есть куча бабок, дед, – сказал внук. – В твоих руках величайший наркотик. У тебя есть власть. И ты уверен, что всегда сможешь договориться с кем угодно. Именно поэтому мы с вами никогда не договоримся. Ты тут все правильно говорил. За исключением одного. Я считаю, что людям стоит дать шанс. Помочь сбросить рабские цепи. А там они сами разберутся.

– Ну, с меня довольно, – сказал Люда, отодвигая от себя тарелку и вставая из-за стола. – Спасибо за вкусный обед.

Люда обошла стол, чмокнула в щечку мать, затем в макушку поцеловала окончательно захмелевшего отца. После этого она подошла к деду и прошептала прямо в его ухо:

– Спасибо за финансовую поддержку красивой и умной молодой девушки.

– Красивой и умной девушке не мешало бы поменьше тратить, – прошептал в ответ дед.

– Мы оба знаем, что в нашем мире и в нашем обществе это невозможно, – сказала Люда и помахала на прощанье рукой. – Всем пока!

– Не забудь позвонить дяде Коле и поздравить его с днем рождения, – крикнула Люба вслед дочери, но та, похоже, не услышала пожелания матери.

– Пожалуй, я тоже пойду, – сказал Юра.

– А как же пирог? – удивилась мать. – Я испекла превосходный яблочный пирог.

– Я не ем пироги, ма, – сказал Юра, бросил «всем пока» и ушел.

– Вот они, современные дети, – сказала Люба и тяжело вздохнула. – Ну что же, пойду принесу пирог для нас.

Егор посмотрел на зятя. За обедом он прикончил бутылку виски и принялся за вторую. Мужик он был крепкий, и вторая бутылка была для него далеко не пределом. Похоже, в этой жизни кроме виски его уже ничего не интересовало. Артемьев с тоской в глазах смотрел на конченого человека, который когда-то входил в десятку лучших бизнесменов страны, сумел отстроить ресторанную империю, но в какой-то момент пристрастился к алкоголю и теперь тихо спивался на глазах своей семьи, которой, справедливости ради сказать, до этого уже не было никакого дела.

– Отпусти меня на пенсию, Егор, – прервав размышления Артемьева, сказал Сергей Иваныч.

– Ни хрена себе, сходил за хлебушком, – ошарашенно ответил Артемьев. – Это тебе так сильно не понравилась нарисованная Юркой перспектива?

– Это мне так не нравится мой возраст.

– Готов поспорить, что вчера ты так не думал.

– Вчера сотрудники Рязанского филиала были еще живы.

– Черт возьми, вот в чем нет твоей вины, так это в их гибели.

– Мы все виноваты.

– Я, возможно. Я, можно сказать, в России дал ВИДЕНИЯМ путевку в жизнь. Я почти десятилетие фактически руковожу национальным отделом корпорации. Но ты… Ты всего лишь инженер…

– Я всего лишь трус.

– Ты боишься за свою жизнь? Я считаю, что это излишне, но раз ты так беспокоишься… В моем доме тебе ничего не угрожает. Мы удвоим твою охрану. Через полчаса здесь будут ребята из нашей службы безопасности. И охрану твоей семьи тоже усилят.

– Я-то ладно, я не прихотлив. Но мои дети? Внуки? Моя жена? К каждому из них ты приставишь по роте солдат? – Главный инженер покачал головой. – Нет. Никто из них на это не согласится.

– Да с чего ты взял, что тебе что-то угрожает? Центры для них как красная тряпка. Это фетиш. Неужели ты не понимаешь, что для любого революционера важны внешние эффекты?

– Неужели ты не понимаешь, что это война? И ничего удивительного здесь нет. Появление движения, подобного Люфту, было делом времени. Не Люфт, так кто-нибудь другой, твой Юрка например, организует что-то похожее. Всегда и во все времена есть недовольные. Или обделенные, мне плевать, как они называются. Главное, что для восстановления справедливости, как они ее понимают, они готовы убивать. Я не солдат, Егор. Я инженер. Старый, ворчливый инженер. Даже когда я был молодым и дерзким, я и тогда не годился для войны.

Егор посмотрел Иванычу в глаза и понял, что тот для себя уже все решил. Решение об уходе было давно обдумано и вполне осознано. Он не мог, да и не хотел удерживать старого друга. Это его жизнь. И он сам решает, как ее прожить. А угроза жизни… Она есть всегда. И если кто-то решил, что ты должен умереть… От отвесно летящего кирпича бронежилет не спасает.

– Когда ты хочешь уйти?

– Вчера, – криво улыбнувшись, ответил инженер. – Я понимаю, что это невозможно. Двух месяцев тебе хватит, чтобы подобрать мне замену?

– Иваныч, я бы все же попросил тебя подумать еще раз. И все еще раз хорошенько взвесить. Не перебивай, я прекрасно тебя понимаю. На твоем месте я, наверное, поступил бы так же. Но я все же надеюсь, что ты передумаешь. Если хочешь – возьми отпуск. Насчет охраны не беспокойся, корпорация умеет охранять людей, чей вклад в ее развитие огромен. А замену… Я сейчас даже и не знаю, кого можно поставить на твое место. Но, думаю, подберем.

Яблочный пирог в этот день гости так и не попробовали. После разговора с Артемьевым Сергей Иванович сразу же уехал домой. Егор отправил с ним усиленную группу охраны. Он понимал, что это не имеет смысла, но для спокойствия старого друга готов сделать что угодно. Зять к этому времени вместе с очередной бутылкой переместился на веранду, а Егор проводил гостя до машины, после чего ушел в свой кабинет.

Закрыв за собой дверь, он снял пиджак, бросил его на большой пухлый кожаный диван, который купил на гонорар от первой рекламной статьи про Видения, а сам сел рядом. С уходом главного инженера для корпорации практически ничего не изменится. По большому счету, классных спецов на свете очень много. Взять дюжину лучших, устроить здоровую конкуренцию, положить хорошие премиальные, и ребята будут рвать анус на фашистский крест, стараясь занять освободившееся место. Дело было совсем не в профессионализме Сергея Ивановича. С его уходом из корпорации, а скорее всего, и отъездом из города Егор оставался совершенно один. Окончательно. С женой они так и не развелись, но она уже шестой год жила в Лондоне. Дочь жила в его доме, но своей жизнью, внуки тем более. Иваныч был для Егора тем самым огоньком, который давал почувствовать себя не просто грамотным руководителем, но и человеком. Обычным человеком, у которого могут быть друзья. С кем можно пожарить шашлыки и выпить вина, слетать на море отдохнуть. Да просто поговорить. При теперешнем положении Артемьева в обществе настоящего друга найти невозможно. Всегда будет присутствовать шлейф влиятельности. Настоящие друзья могли появиться только в прошлом, когда Егор был обычным человеком. Артемьев с ужасом подумал о том, сколько людей живет на свете, никому не веря. Даже жене и детям. Жена может строить планы на выгодный развод, дети – на наследство.

В голове Артемьева пропел тихий зуммер, кто-то вызывал его по каналу связи, встроенному в Видения. Через секунду система идентифицировала звонившего.

Артемьев ответил на вызов, и его кабинет преобразился.

Он сидел в корпорации, в комнате для переговоров, в удобном кресле с высокой спинкой. Напротив в точно таком же кресле – профессор Легостаев. В углу потрескивал камин, выложенный темно-красными и коричневыми изразцами. Массивная двенадцатирожковая люстра под потолком рассеивала приглушенный свет, создавая доверительную, почти интимную обстановку для беседы.

– Здравствуйте, профессор.

– Здравствуйте, Егор Сергеевич. Наверное, я не вовремя.

– Как может быть не вовремя врач, если он приходит по делу, – сказал Артемьев. – Ведь вы по делу?

Профессор в жизни и в Видениях всегда выглядел безупречно. Его чисто выбритое лицо, белоснежный халат, седая голова и добрые проницательные глаза располагали к доверию.

– Сегодня утром к нам поступил шестилетний мальчик. Дима Антонов. У него больная печень. Очень тяжелый случай, необходима срочная пересадка. Но у нас нет подходящего материала. Материал есть в клинике Штутгарта. Я уже созвонился с профессором Крафтом. Но, как вы понимаете, мне никто не позволит потратить бюджетные средства, предназначенные для операций, на чартер в Германию, оплату счетов за гостиницу для матери ребенка, двухнедельное пребывание мальчика в клинике.

– И правильно сделают, – сказал Артемьев. – Разумнее сделать на эти деньги пару операций в вашей клинике.

– Я с этим полностью согласен. Нельзя спасать одну жизнь за счет двух других. У родителей мальчика суммы, необходимой на лечение, к сожалению, нет, и я…

– И вы опять правильно поступили, что обратились ко мне, – перебил профессора Артемьев. – Сколько необходимо перечислить и на какой счет?

– Сто шестнадцать тысяч евро, Штутгартский филиал Дойчебанка. Номер сейчас перешлю.

– Я сейчас же свяжусь с финансовым отделом и отдам поручение о переводе. Звоните в аэропорт, договаривайтесь о перелете. Счет также переправьте мне в офис.

– Спасибо, Егор Сергеевич. Бог не забудет про вас.

– Мне плевать, что помнит Бог, а что нет, – сказал Артемьев. – Тем более что у него очень странная память. Я всего лишь делаю то, что могу и что считаю правильным.

– Я сейчас же звоню Антоновым. Семья мальчика будет вам безмерно благодарна.

– Вы не скажете им обо мне ни слова. Как не говорили об этом и в прежних случаях. Все, что мне от них нужно, это фотография мальчика. И скажите, профессор, сколько операций у вас запланировано в этом месяце?

– Девятнадцать.

– А в следующем?

– Мы пока что ничего не планировали. Средства, выделенные на текущий год, были израсходованы еще в марте. Если бы не сто двадцать миллионов, которые вы перевели в наш фонд, ни в апреле, ни в мае не было бы сделано ни одной операции.

– Есть дети, кому операция нужна безотлагательно?

– На данный момент только Дима.

– Можете начать планировать еще порядка сорока операций. Подготовьте смету и переправьте в финансовый отдел корпорации. В течение недели мы перечислим деньги на счет вашей клиники.

– У меня нет слов, чтобы передать все, что я чувствую.

– Не думайте о пустяках, профессор. Думайте о предстоящих операциях. И помните. Никому об этом не говорите. Если захотите поблагодарить ВИДЕНИЯ, оперируйте цифрами перечислений из нашего благотворительного фонда.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Артемьева профессор.

Корпорация регулярно поддерживала деньгами несколько десятков приютов и детских больниц, педиатрические отделения в клиниках сосудистой хирургии, онкологическом центре, помогала в закупке дорогостоящего оборудования, протезов, оплачивала послеоперационную реабилитацию маленьких пациентов. Но была еще и неофициальная помощь. За свой счет Артемьев дополнительно финансировал операции в клинике Легостаева. А еще Егор продолжал поддерживать деньгами четверых подающих большие надежды студентов, неординарного ученого и двух талантливых изобретателей. Их изобретения пока что не находили промышленного применения, но Артемьев не считал, что они были никому не нужны. Просто они значительно опережали время. Сейчас им нельзя было найти достойного места в реальной жизни, но в будущем… В будущем они, бесспорно, пригодятся людям. К тому же Егору было жаль, если столь неординарные мозги перестанут творить только из-за того, что современники не понимают их.