Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
«Это все равно что попасть в западню — ты бьешься и не можешь выбраться», — так описывают свои ощущения люди, связанные с психопатической личностью. Обыденные психопаты мастерски нащупывают ваши болевые точки, слабости, играют на чувстве вины. Они могут жаловаться, угрожать, оскорблять, а в худшем случае — использовать физическое воздействие для того, чтобы удерживать своих жертв.
«Мой муж работал в торговом флоте и не бывал дома месяцами. Однажды его судно вошло в наш городской порт на несколько часов, чтобы принять груз, и он захотел со мной встретиться. Дети радовались тому, что увидят отца, осмотрят корабль, и мы отправились в порт. Однако когда мы приехали, он попросил меня отвезти детей к подруге, потому что ему нужен был секс. Я попыталась ему объяснить, что дети очень хотели подняться на борт. Но ему было все равно, я должна была сделать так, как он сказал. Вопреки его желанию я и дети просто поехали домой. Корабль покинул порт, все шло своим чередом.
Через 14 дней он списался с судна и вернулся домой с венерическим заболеванием. Он кричал, что это моя вина, ведь я отказала ему в том, на что он имеет полное право. Я чувствовала угрызения совести и думала: "Как я могла так ужасно обойтись с собственным мужем?" Наш брак изобиловал ситуациями, в которых я чувствовала свою вину за то, что совместная жизнь не ладится».
Это рассказала Сигрид, которая развелась, прожив с мужем более 30 лет. Сейчас ей кажется невозможным, что ей в голову могла прийти подобная мысль, что она могла мириться с тем, что ее бьют или наказывают за поступки, которые приходились мужу не по душе. Но чувство собственного бессилия, низкая самооценка и финансовая зависимость крепко удерживали ее в роли жертвы. (История Сигрид описана выше.)
Вы становитесь жертвой, если подвергаетесь физическому или психологическому насилию в такой степени, что утрачиваете решимость и способность действовать. Если вы чувствуете бессилие и беспомощность, ощущаете, что не можете изменить создавшуюся ситуацию и прочно увязли в нездоровых отношениях, то вы — жертва.
По этой причине позиция жертвы часто ассоциируется со слабостью. Но посмотрим на это иначе — тот, кто выдерживает разрушительные отношения, подвергаясь жестокому обращению длительное время, обладает силой. Многие жертвы демонстрируют невероятную выдержку и душевную стойкость — работают и занимаются воспитанием детей, несмотря на все негативные условия, в которых им приходится жить. Виктимология (учение о жертве) возникла в США после Второй мировой войны. В рамках этого научного направления изучаются причины, приводящие к тому, что человек становится жертвой, анализируется сам процесс виктимизации и его последствия, а также формулируются права жертвы. В Норвегии виктимология входит в обязательную программу обучения по специальности «криминология».
Если мы хотим разобраться в том, какое воздействие на человека оказывает физическое и психологическое насилие, необходимо быть готовым выслушать того, кто испытал его на себе. Мы должны пропустить через себя чувства, переживания и мысли жертв. Их потребность быть услышанными, понятыми и принятыми очень велика. Мы можем по-разному относиться к иррациональным реакциям и чувствам жертв, но надо понимать, что причина этой иррациональности — в их травматическом опыте.
Жертвы рассказывают о своем непростом положении, о сложных ситуациях, многие из них годами живут в отношениях, при которых они подвергаются унижениям и тотальному контролю. Такое может происходить не только в личных отношениях, но и на рабочем месте.
Жертвам угрожают тем, что они больше не смогут чувствовать себя в безопасности, потеряют здоровье — физическое или психическое, никогда не устроятся на работу. Жертвы смотрят в ледяные глаза агрессора и цепенеют при вспышках его безжалостной холодной ярости. Многие жертвы боятся быть раздавленными психологически, а некоторые — быть убитыми.
Мы должны понимать, что агрессоры, о которых рассказывают жертвы, смотрят на происходящее совершенно иначе. Они оправдывают себя полностью, перекладывая всю вину и ответственность за конфликт или собственные проступки на жертву.
Необходимо также обладать некоторыми знаниями о личностных и поведенческих особенностях людей, имеющих психопатические черты. Мы должны помнить, что агрессор подобен двуликому Янусу и порой только жертва видит темную сторону его натуры. Все остальные могут быть знакомы только с его благообразной личиной. Нам может казаться, что человек, о котором идет речь, приветлив и доброжелателен. Мы не выслушивали от него оскорблений, не становились жертвами морального или физического насилия с его стороны, не были свидетелями совершаемых им дурных поступков, поэтому нам сложно представить, что он способен на что-то плохое. Однако люди, имеющие выраженные психопатические черты, ведут себя безжалостно, когда что-то встает на их пути к цели или жертва поступает вразрез с их требованиями.
Слова и поступки, причиняющие вред другому человеку, можно назвать злом. Зло — табуированная тема, его как будто нет. Возможно, оно существует во времени или пространстве где-то вдали от нас. Мы не хотим видеть зло, мы отворачиваемся от него или не признаем, называя его как-то иначе. Жертвам психопатов, к примеру, часто приходится слышать: «Он это не со зла. В сущности, он — неплохой человек».
Также обычным делом является переключение внимания с дурных поступков агрессора на поведение жертвы. Сколько раз мы слышали это: «жертва вела себя провокационно, глупо, поэтому вина частично лежит на ней», «жертва преувеличивает проблемы» и т.д. Человек, подвергающийся грубому насилию, психологическому или физическому, сталкиваясь с такой реакцией окружающих, воспринимает ее как новое посягательство на свои жизнь и свободу.
Зло, к сожалению, живет среди нас, и мы должны быть готовы признать его существование.
Писатель Ю Несбё в одном из интервью высказал довольно меткое суждение: «Об обществе судят по его отношению к слабым, а наша нравственность проявляется в том, как мы ведем себя, столкнувшись со злом» (Bymisjonens blad, 2005).
Зачастую те, на кого направлено зло, этого не понимают. Они верят в то, что действия агрессора продиктованы любовью. Но тот, кто злонамерен, не проявляет любовь, доброту и уважение. Напротив — зло разрушительно и ядовито. Любовь — это благо, она возвышает и поддерживает человека, в любви человека принимают, ценят и уважают его право на собственный выбор. Таким образом, вслушиваясь в историю жертвы, важно осознавать, что есть зло, а что — любовь.
Необходимо помнить, что не бывает «абсолютных злодеев», однако поступки людей могут быть продиктованы злобой. Зло может заключаться в лишении жертвы жизни — физической или психической. Оно топчет достоинство, крадет радость жизни, отравляя ее. Самооценка и самоуважение жертвы оказываются подорванными. Этот эффект достигается путем фокусирования внимания на слабостях, болевых точках жертвы. Если в словах агрессора содержится намек на правду, легко можно почувствовать себя задетым, виноватым и пристыженным. Так агрессор и добивается своего — жертва попадает в ловушку.
У ребенка есть ряд основополагающих потребностей, физических и психологических, удовлетворение которых полностью зависит от родителей. Ребенку нужны внимание и забота, принятие его как личности, ощущение безопасности, помощь и поддержка в развитии. Обычно дети получают все это «даром», как и безусловную родительскую любовь. Если же ребенок не получает такого дара, то начинает за него бороться, стремясь добиться желаемого внимания. Это может привести к тому, что ребенок до конца жизни не вырвется из нездоровых отношений с одним или обоими родителями.
В начале знакомства или на первой стадии отношений люди, имеющие выраженные психопатические черты, умеют произвести впечатление, могут быть обаятельными и интересными. Они ловко жонглируют словами, подчеркивая значимость и достоинства другого. Тот, кто не привык слышать о себе много хорошего, бывает польщен, испытывает радость и даже некоторую эйфорию, видит в этом проявление любви и доброты, благодарит судьбу за такой подарок.
Личность, имеющая психопатические черты, легко обнаруживает те области, в которых жертва уязвима, угадывает потребности, не нашедшие удовлетворения, например чувство одиночества, ощущение собственной «инаковости», никчемности, любовную тоску или желание создать семью. Как правило, жертвы в период завязывания отношений рассказывают многое о себе и своей жизни. Они верят, что встретили того, с кем можно поговорить, разделить свои мысли и чувства, того, кто избавит их от одиночества и окружит заботой. Это бесценный подарок.
Для некоторых жертв такой дар связан с материальными благами или с профессиональной деятельностью. Они могут хорошо справляться со своими обязанностями, быть сильными, но в то же время у них есть неудовлетворенные потребности, которые легко распознаются властолюбцами с хорошим психологическим чутьем. Другие жертвы получают дар в виде приятных комплиментов, внимания, которого им не оказывали никогда прежде. Как будто психопат знает, как проникнуть за «ограду» жертвы, преподнося ей в дар троянского коня.
Постепенно выясняется, что «дар» преподносится на определенных условиях: «Мне нужна власть над тобой. Тебе надо подчиниться моей воле, дать мне возможность использовать тебя так, как я сочту нужным». Эти условия редко высказываются напрямую, но проступают исподволь. Спустя некоторое время, через неделю или через год, поощрения начинают чередоваться с оскорблениями, которые используются тогда, когда жертва отступает от условий принятия дара.
Очень многие жертвы испытывают такую сильную признательность, что не воспринимают посягательства всерьез. Осознанно или неосознанно они решают их не замечать. Впоследствии жертвы часто говорят о том, что чувствовали неладное, но пренебрегли предостерегающими сигналами. Поощрение, капля позитивного внимания доставляет жертвам радость. Поэтому они молчат, не пытаются остановить посягательства, а если протестуют, то их возражения игнорируются. Некоторые не готовы платить такую цену и дистанцируются. Агрессор не может с этим примириться и сразу переходит в наступление, чтобы пресечь «неповиновение».
Сталкиваясь с противодействием, агрессоры ожесточаются. Они ведут вечный бой с окружающими, их жизненная позиция: «лучшая защита — это нападение». При возникновении разногласий они немедленно переходят на личности.
Обычно жертвой становится один из ближайших членов семьи или коллега по работе. Постепенно посягательства приобретают более серьезный характер и происходят все чаще и чаще. У психопатических личностей есть потребность подчинять других, даже своих детей, навязывая свою волю, указывая, подавляя, растаптывая чувство собственного достоинства жертвы. Эти жажда власти и стремление к контролю могут быть в разной степени явными и осознанными и проявляются многообразно. Когда психопаты подчиняют и наказывают свою жертву, они испытывают своего рода опьянение властью и упоение чувством собственной значимости.
Как правило, они подбирают сильные, эмоционально окрашенные слова и выражения, которые описывают жертву крайне негативно. Женщина обычно слышит о себе, что она — «шлюха», «истеричка», «больная на голову». Акцент делается на негативных аспектах, в то время как все достоинства жертвы в процессе такой атаки психопата игнорируются.
Психопат по определению не может сопереживать чувствам объекта своей атаки. Со временем ему удается уничтожить индивидуальность и разрушить самооценку другого, становясь его повелителем и судьей.
Агрессор попеременно демонстрирует то светлую, то темную сторону своей натуры. Эти перемены не просто сбивают с толку, но и создают ощущение нестабильности и непредсказуемости. Атака может начаться на ровном месте как гром среди ясного неба. Ее может спровоцировать какой-нибудь пустяк или внутреннее беспокойство психопата, никак не связанное с конкретной ситуацией, — он может просто затеять ссору и обвинить во всем жертву. Обуви, стоящей не на своем месте, или отчета, представленного с пятнадцатиминутным опозданием, порой бывает достаточно для того, чтобы себя обнаружила темная сторона натуры психопата.
Насилие губит людей.
Оно уничтожает любовь и человеческое достоинство.
Насилие лишает людей свободы.
Насилие в близких отношениях, семейное насилие, является более серьезной социальной проблемой, чем «случайное», происходящее в общественных местах.
Это подтвердило исследование, проведенное в 2005 году NIBR и SSB:
избиение — одна из 12 женщин;
рукоприкладство — один из 50 мужчин;
каждая четвертая женщина и каждый пятый мужчина состояли в отношениях, где присутствовало насилие или его угроза.
Исследователь проблем насилия, психолог Пер Исдал, считает, что в каждой десятой норвежской семье есть проблемы с насилием.
Даже если насилие происходит в отношениях между родителями, от него страдают все члены семьи. Дети и подростки, подвергавшиеся насилию или наблюдавшие его, в дальнейшем могут иметь серьезные психологические проблемы. Они часто страдают от беспричинной тревоги, от депрессии, у них проявляются проблемы алкогольной и наркозависимости, возникают трудности в обучении. Люди, в жизни которых постоянно присутствует физическое или психологическое насилие, в большей степени, чем другие, подвержены болезням и часто нетрудоспособны.
Каждый год в стране совершаются убийства. Одно из трех убийств, по данным КРИПОС, — это убийство членов семьи. Среди тех, кто лишает жизни своих близких или бывших партнеров, много людей, имеющих психопатические черты. В большинстве случаев они проявляли склонность к насилию еще до совершения преступления. Некоторые жертвы жили с детьми в кризисных центрах, прятались, скрывая свой адрес, но их не оставляли в покое.
В делах, связанных с насилием, освещаемых в СМИ, большая часть преступников — мужчины. По данным Исдала, количество мужчин, совершивших или практикующих насилие, составляет 10–15% в странах Северной Европы, в США и Канаде — 25%, в Турции и Центральной Америке — 50%, а соответствующий показатель для женатых мужчин в таких странах, как Пакистан, еще выше (Пер Исдал и Йорген Лорентцен в интервью Amnesty-nytt, 01.03.2004 г.).
Чем больше у мужчин власти, данной социумом, и фактической, тем больше совершается насилия. Его можно рассматривать как средство поддержания и усиления перевеса в соотношении сил между мужчинами и женщинами. По мнению Пера Исдала, мужчины, по всей видимости, самоутверждаются, демонстрируя властность в близких отношениях. Основной причиной семейного насилия является именно сохранение власти и контроля над супругой или партнершей, детьми или другими членами семьи. Тогда зачастую используется физическое насилие. Оно принимает самые разные формы. Агрессор может ударить или оттолкнуть жертву, может пытаться утопить или задушить ее, использует оружие для угрозы. Иногда он просто дергает жертву за волосы или щиплет ее, но все это — физическое насилие с целью причинить боль, ранить, запугать или заставить подчиниться. Физическое насилие всегда включает в себя и психологическое.
Насилие, совершаемое мужчинами против женщин, — распространенное и общеизвестное явление. Оно бывает направлено на жен, детей, матерей и других близких. Женщины в качестве агрессоров в значительно меньшей степени пополняют статистику насилия. Однако это не означает, что женщины не прибегают к насилию. Женщины используют более тонкие, неявные формы насилия, оно редко приводит к физическим травмам или смерти. Тем не менее нет никаких оснований преуменьшать серьезность его негативного воздействия. Постоянное обесценивание личности ребенка со стороны матери может привести к тяжелым последствиям для здоровья сына или дочери. Отчет Норвежского института социальных исследований (NOVA) показывает, что, как правило, дети страдают от физического насилия со стороны матери, а не отца.
Разумеется, далеко не все, кто совершают насилие над детьми, имеют психопатические черты, однако исследования подтверждают, что женщины используют физическое насилие гораздо чаще, чем принято считать. Душераздирающие истории, которыми дети и подростки делятся на некоторых интернет-ресурсах, поражают — чего только им не приходится выносить со стороны обоих родителей, которые подвергают их физическим унижениям и калечат психику.
Агрессивные формы девиантного поведения, наблюдающиеся у некоторых девушек-подростков, могут в дальнейшем перерасти в антисоциальные. Исследование, проведенное в 2002 году норвежским психологом Хильде Папе, подтверждает: молодые люди, состоящие в отношениях с девушками-психопатами, также подвергаются легким формам насилия в близких отношениях.
И пусть это не имеет таких серьезных последствий, как воздействие насилия, практикуемого в браке на протяжении длительного периода времени, исследование Папе доказывает, что масштабы насилия, совершаемого женщинами, недооценены. Женщины бьют детей, возлюбленных, а порой и родителей. Как правило, об этом никто не догадывается, поскольку все происходит дома и остается скрытым от глаз окружающих.
Взрослые дети, изводящие престарелых родителей, — явление, по всей видимости, также недооцененное. Пожилой женщине неоднократно угрожал ее собственный сын. Он много тратил на выпивку и постоянно требовал у нее денег. Мать не осмеливалась перечить и послушно шла с ним в банк. Сын никогда не работал по-настоящему, менял женщин и жил в долг. Кроме того, его лишили родительских прав. Мать его жалела и мирилась с дурным обращением и руганью. В конце концов подруга убедила ее пресечь посягательства сына и обратиться за помощью. Только после того, как она переехала в дом престарелых, неприятные и непрошеные визиты сына прекратились.
«Все было не так уж плохо. Я никогда не подвергалась насилию, он меня не бил». Жертвы психопатов часто высказывают подобные суждения. Женщина может годами быть объектом критики и оскорблений, не воспринимая их как насилие. Однако высказывания, имеющие целью ранить и унизить, повторяющиеся систематически, являются формой насилия. Это и есть психологическое насилие:
Психологическое давление — любой выбор слов, интонаций, действия или бездействия с целью обретения контроля, причинения вреда или нанесения оскорбления людям из ближайшего окружения.
(Источник: Альтернатива насилию)
Психологическое давление — это систематически повторяющиеся обидные критические выказывания, ругань или угрозы, которые не щадят чувств адресата этих сообщений. Однако существуют и другие, более изощренные формы психологического насилия. Ниже перечислены типичные средства принуждения, которые, как правило, обычно используются мужчинами против женщин, но случается, что и женщины могут использовать такие приемы.
(Источник: Альтернатива насилию)
Психологическому насилию уделяется значительно меньше внимания, чем физическому или сексуальному, однако оно может нанести не меньшую травму. Многие жертвы насилия говорят о том, что психологическое давление, обесценивание и унижения причиняют больше вреда, чем пощечины и удары. Некоторые жертвы предпочли бы, чтобы их били, а не просто подавляли психологически, — тогда им было бы проще доказать факт совершающегося насилия. Другие описывают это так: «Мне удалось залечить травмы, нанесенные телу. Психологическое бичевание оставило в моей душе глубокие незаживающие раны».
Очень многие жертвы сталкиваются с проблемами недоверия, когда рассказывают о психологических атаках, которым подвергаются. Их не понимают, им не верят. Это связано, во-первых, с тем, что жертве порой самой сложно передать пережитое. Во-вторых, отдельные ситуации, о которых говорит жертва, могут показаться пустяковыми. Жертва психопата сталкивается с серьезными трудностями, пытаясь объяснить посторонним людям, что на протяжении длительного времени она подвергается регулярным оскорблениям и что ее самооценка и чувство собственного достоинства сводятся к нулю. Но жертва может встретить непонимание и недоверие со стороны других членов семьи, друзей, соседей и, что хуже всего, — со стороны социальных служб и судебной системы. Доказать факт насилия в семье бывает трудно, а психопат обычно отрицает, что сделал что-то предосудительное, и пробует посеять сомнения в объективности жертвы. Это порой приводит к тому, что непосвященные люди не могут разобраться в ситуации, теряются в своих оценках или просто отстраняются.
Эта отстраненность, отказ принять сторону слабого, особенно четко проявляется в связи с конфликтными ситуациями на работе. Скажем, начальник злоупотребляет своей властью, донимает подчиненного, изводя и унижая его на протяжении длительного времени. Кто-то из сотрудников, понаблюдав за ситуацией, делает вывод, что такого быть не должно, что это посягательство. А другой сотрудник может занять противоположную позицию и посчитать, что тот, кого бесконечно унижают, заслужил такое отношение. Если начальник называет подчиненного бестолковым или бестолковой, кому-то обязательно покажется, что босс, без сомнения, прав в своей оценке: «Он/она не выполняет своих обязанностей должным образом, понятно, что начальству это не по душе». Однако невыполнение обязанностей не дает начальнику права заниматься травлей. Травля является психологическим насилием. (О травле и психическом насилии см. также главу 5.)
Сексуальное насилие — это способ удовлетворения не только сексуальной потребности, но и потребности показать свою власть. Исследователи уже не называют получение сексуального удовольствия основной движущей силой сексуального насилия, теперь оно, скорее, рассматривается как акт подчинения, а не как просто половой акт.
Сексуальное насилие, вероятно, наиболее травмирующая форма насилия, поскольку затрагивает особенно уязвимую сферу интимного. В США 50% женщин, подвергшихся физическому насилию, также подвергались той или иной форме сексуального насилия. Сексуальное посягательство включает в себя нежелательные прикосновения, принуждение к сексуальным действиям, причиняющие боль сексуальные действия, изнасилование, садистские сексуальные действия, принуждение к сексуальным действиям с другими или в присутствии других.
(Источник: Альтернатива насилию)
Таким образом, сексуальное насилие не обязательно подразумевает только изнасилование. Оно также может осуществляться через принуждение к сексу с другими. Именно это делал Кристиан со своей женой Мерете:
Мерете замечала, что Кристиан никогда не был в полной мере удовлетворен их сексуальной жизнью. Однажды он предложил заняться сексом втроем. Мерете отказалась, но Кристиан постоянно поднимал этот вопрос. В конце концов Мерете не выдержала и уступила.
Как-то вечером к ним зашел мужчина. По словам Кристиана, это был его знакомый, однако на самом деле они познакомились на одном из интернет-форумов. Мерете поняла, к чему все идет. После ей было противно, но Кристиан настаивал на том, чтобы практиковать секс втроем и в дальнейшем. Она согласилась в надежде на то, что это пойдет на пользу их отношениям.
Однако Кристиану этого было мало, и он заговорил о том, чтобы Мерете находила себе других мужчин в городе. Мерете категорически отказалась, но Кристиан не отступал. Он начал ей угрожать. Мерете вновь сдалась и сделала так, как он хотел. Всякий раз, когда она возвращалась из города, муж требовал рассказать ему все в подробностях. Она чувствовала, что слушая ее, он получает сильное удовлетворение.
Мерете презирала себя все больше и больше, но не уходила. Ей казалось, что им двоим лучше быть вместе.
Спустя несколько лет Кристиан потребовал развода. Он встретил другую женщину. Последовала затяжная, жесткая борьба в суде за определение места жительства их девятилетней дочери. Мерете вновь подверглась давлению со стороны Кристиана. На этот раз он требовал, чтобы она отказалась от права проживания с дочерью и согласилась на периодическое общение. Он угрожал рассказать дочери о сексуальной распущенности матери и о том, что она занималась проституцией. Вот тогда у Мерете случился срыв.
Эта история демонстрирует, как психопатическая личность принуждает другого человека к определенному действию и впоследствии, при возникновении необходимости, использует это против него. Мы также видим, с какими унижениями может примириться жертва в надежде «спасти» отношения.
Насилие не просто ломает волю, но и травмирует психику. Одного-единственного посягательства, физического или сексуального, может быть достаточно, чтобы нанести жертве травму, которая в дальнейшем приведет к серьезным психологическим проблемам. Психологическое насилие — постоянные унижения и критика — также может нанести травму, особенно если оно совершается кем-то из близких или человеком, к которому жертва относится с большим доверием.
Насилие со стороны матери или отца травмирует ребенка. Травму может получить и тот, кого угнетают на работе. Молчаливое наблюдение и невмешательство окружающих может усилить травму.
Переживание травмы приводит к искажению внутренней картины мира или краху определенных представлений человека.
Наиболее важными являются три фундаментальных общечеловеческих постулата:
Жизнь — благо
Жизнь имеет смысл
Как человек, я обладаю достоинством и ценностью
Когда мы переживаем травмирующее событие, эти постулаты могут быть подвергнуты такому жесткому испытанию, что внутренняя картина мира человека рушится. Многие невольно пересматривают свое отношения к себе, задаваясь вопросом, а обладали ли они когда-либо человеческим достоинством и ценностью. Тот, кто жил по золотому правилу нравственности — относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе — и верил в законы добродетели, признает, что в жизни все не так просто.
Жертвы говорят о том, что чувствовали себя так, как будто все их жизненные установки были подорваны, а почва выбита из-под ног. Они искали точку опоры. Многие, что довольно естественно, мучились сомнениями и спрашивали себя: «Могу ли я верить тому, что другие желают мне добра? Могу ли я быть собой и не подвергаться унижению? Могу ли я доверять тому хорошему, что говорят обо мне люди? Можно ли верить в то, что другие поддержат и помогут мне, если мне плохо?»
Проработка травмы — тяжелый долговременный процесс. Большинство людей, переживших серьезное посягательство, нуждаются в профессиональной помощи, чтобы проработать свои реакции.
Некоторым также необходим взгляд со стороны, чтобы увидеть совершающееся над ними насилие, — жертвы могут быть одурманены и сбиты с толку, дезориентированы.
В разрушительных отношениях — личных или деловых — пострадавшая сторона обычно бывает не в состоянии отстоять собственную индивидуальность. Если изо дня в день человек слышит, что он — бесполезный и безнадежный, в конце концов он сам начинает в это верить. При этом не утрачивается надежда на изменение к лучшему, на гармоничные, спокойные отношения. Многие жертвы обращаются к психологу, часто под давлением агрессора, чтобы исправиться, стать таким человеком, которого агрессор не смог бы в чем-либо упрекнуть.
Можно сказать, что жертва теряет себя и ориентируется только на агрессора. Она утрачивает контакт с собственной индивидуальностью, своими чувствами, мыслями, потребностями и желаниями. Также может быть позабыта собственная система ценностей, сигнализирующая о том, что является правильным, а что — неприемлемым. Жертва больше не может себе представить здоровых, нормальных отношений. Один мужчина выразил это так: «Как будто мой начальник проник мне в голову и овладел моими мыслями».
В разрушительных отношениях жертва фокусируется на чувствах, мыслях, благополучии и потребностях агрессора. Жертва передвигается по собственной жизни, сидя на заднем сиденье машины, управляемой агрессором.
В такой ситуации обычно возникает ощущение беспомощности и опустошенности. «Я больше не знаю, кто я и чего хочу. Я не могу разобраться в этом хаосе», — вот что говорила женщина, не понаслышке знающая об этом состоянии.
Агрессоры отрицают собственные дурные поступки или обесценивают их. Они считают себя безупречными и лгут о себе, своей жизни, действиях и чувствах. Психопатическая личность не ведет внутренних диалогов с собой, не задается вопросом, что можно было сделать, чтобы избежать проблем, возникших во взаимодействии с окружающими.
Если агрессору прямо поставить на вид неблаговидность его поступков, он может начать утверждать, что вы лжете, преувеличиваете, путаете, все время лишь критикуете, говорите так потому, что ненормальны. Если же он признает факт совершения определенного действия, то возложит вину за сложившуюся ситуацию на вас. Психопат все время будет переключать внимание с себя на другого человека, указывать на жертву и ее «ошибки». Такие люди мастерски избегают ответственности, объясняя свои поступки внешними причинами.
И в этом они довольно часто преуспевают — их жертвы критикуют и обвиняют самих себя. Именно жертвы берут на себя вину за возникающие проблемы, освобождая агрессора от ответственности. В отношениях, где присутствует дурное обращение, именно жертва делает все возможное для того, чтобы измениться, поступать иначе, быть позитивной, работать над собой и т.д. Чем больше ответственности принимает жертва, тем сложнее ей выбраться из ловушки психопата. Постепенно она становится все более уязвимой для новых посягательств.
Жертва чувствует вину за то, что отношения, личные или деловые, не складываются, а также за все, что вызывает недовольство агрессора. Следствием этого чувства вины может стать обесценивание собственной личности, отношение к себе как к плохому, жестокому, черствому, глупому или никчемному человеку. Чем сильнее жертва, теряя себя, запутывается в сетях ловушки, тем проще агрессору заставить ее чувствовать вину.
Принятие вины и ответственности за совершаемое насилие может стать для жертвы неким способом избавления от состояния беспомощности. «Если мои действия действительно спровоцировали насилие, значит, можно его избежать». Эта мысль дает ощущение контроля, надежду на возможность справиться с нелегкой ситуацией.
Жертва, как правило, испытывает еще и стыд. Например, женщина может считать, что в ней есть какой-то непоправимый изъян, поскольку с ней так дурно обращаются и никому до этого нет дела. Она может чувствовать, что заслуживает такого обращения, словно и в самом деле недостойна уважительного отношения. Это ощущение может быть весьма сильным, если агрессором является кто-то из близких жертвы или человек, формально ратующий за нравственные принципы и профессионализм.
Боязнь, страх, тревога, гнев, смятение, бессилие и пустота являются обычным следствием психологического и физического насилия. Стоит жертве показать свои слабые стороны или рассказать об этих ощущениях агрессору — последуют новые жесткие посягательства. Большинство агрессоров расценивает подобные чувства как проявление слабости.
Наш опыт свидетельствует о том, что на уязвимость, бессилие и уныние другого человека агрессоры отвечают презрением. В глазах агрессора жертвы — слабаки и неудачники. Эта слабость постоянно используется против жертв в качестве аргумента, подтверждающего их неполноценность и никчемность. Нередко агрессорам удается внушить такое мнение о жертве и окружающим. (Подробнее о роли третьей стороны см. главу 7.)
Женщина, внезапно потерявшая мать в автомобильной аварии, ожидала от мужа поддержки. Но он лишь ежедневно упрекал ее в том, что она забросила семью и дом, плохо выглядит. Такая ситуация вполне может обернуться тем, что жертва согласится с психопатом: «Да, я слабая, я не могу достойно справляться с горем. Я — неудачница». Презрение к себе только усиливается. Она постепенно утрачивает контакт с собой, с собственной скорбью, все больше беспокоясь о том, как сделать так, чтобы избежать упреков агрессора.
Агрессор обычно производит впечатление сильной личности, его активность и напористость заслуживают уважения окружающих, ему нравится выглядеть победителем. Но правда заключается в том, что агрессоры всю жизнь занимаются самообманом. Они вытесняют и отрицают собственные уязвимость, гнев, скорбь, вину и одиночество. Обесценивая, оскорбляя и подавляя жертву, агрессоры спасаются от ощущения собственной слабости и неполноценности. Они зависимы от возможности спроецировать собственные слабости на жертву, чтобы создать впечатление о себе как о сильной личности, победителе, и считают, что лучше иметь власть над другим, чем подчиняться.
Всякая жертва агрессора становится объектом его проекций. Она как будто превращается в помойную яму для всего того, что сам агрессор не хочет иметь или видеть в своей жизни. Агрессор полностью зависит от проецирования своих вытесненных эмоций, мыслей, потребностей на одну или нескольких жертв.
В Евангелии от Луки мы можем найти описание, отражающее суть проекции: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как можешь сказать брату твоему: брат! дай я выну сучок из глаза твоего, когда сам не видишь бревна в твоем глазе? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».
Агрессор не видит личности жертвы за бревном в собственном глазу. Он рисует себе некий образ, который и выдает за правду о жертве. Непоколебимая самоуверенность и убежденность агрессора в своей правоте могут заставить жертву поверить в то, что его мнение о ней соответствует действительности. Постепенно мысли жертвы о самой себе приобретают все более негативный характер, презрение к себе крепнет. В таком состоянии жертва даже может вообразить, что является агрессором, а агрессор — жертвой.
Чем больше вы соглашаетесь с «правильностью» вашего образа, сконструированного агрессором, тем сильнее вы запутываетесь в его сетях. Из них не так просто вырваться, поскольку агрессор вовлекает вас эмоционально. Вы чувствуете свою неполноценность и делаете вывод, что слова агрессора соответствуют действительности. Если вы не пресекаете посягательств, они продолжаются и становятся все более жесткими. Подобное нездоровое и разрушительное взаимодействие особенно часто возникает в любовных отношениях.
Ниже приведен небольшой опросник, выявляющий характер существующих отношений.
Если вы ответили «да» на большинство вопросов, значит, вы находитесь в ловушке разрушительных отношений.
Важно помнить, что агрессорам нужно удерживать жертву в своей ловушке, они от этого полностью зависимы. Если агрессор видит, что жертва хочет освободиться, он усиливает хватку. По всей видимости, таким личностям необходимо кого-то изводить, чтобы чувствовать себя комфортно. Психопатический агрессор — словно паразит, живущий за счет жизненной энергии других людей. Его угрозы стоит воспринимать серьезно не в последнюю очередь тем, кто оказывает поддержку и помогает жертве.
Примеры угроз, приведенных в исполнение, — физических расправ и даже убийств, встречаются не так уж редко. Если вашей жизни угрожают, то необходимо сделать только одно — спасаться.
Угрозы, имеющие в большей степени характер психологического давления, также стоит воспринимать серьезно. Классический пример: «Я раздавлю тебя психологически и финансово, позабочусь о том, чтобы дети не были с тобой». Многие жертвы вынуждены были констатировать, что агрессору удалось все это реализовать.
Некоторые жертвы нуждаются в помощи, чтобы увидеть, в каких нездоровых и ненормальных отношениях они находятся. Они испытывают позитивные эмоции к агрессору и убеждают семью и друзей в том, что у них все в порядке. Однако окружающие могут заметить нечто иное, свидетельствующее о том, что все не в порядке. Они могут посоветовать жертве разорвать отношения с притеснителем. Обычно жертвы реагируют на это негативно и начинают избегать человека, задающего неудобные вопросы. Их лояльность по отношению к агрессору подвергается испытанию. Жертва выступает как его заступник, который не может способствовать собственному спасению. Вместо того чтобы как-то пересмотреть свое отношение к агрессору, жертва может еще больше укрепить связь с ним и тем самым сковывает себя еще сильнее. Посторонний, указавший на тревожные симптомы, превращается в общего внешнего врага.
Жертва не понимает того, что ее поддержка может быть бессознательно расценена агрессором как слабость и глупость. Агрессор видит в этом только подтверждение того, что жертва целиком и полностью находится в его власти.
И помните: агрессор не станет добрее, получив подобного рода поддержку.
Лояльность жертвы по отношению к агрессору можно обозначить как стокгольмский синдром. Этот термин был введен после захвата банка в Стокгольме, когда заложники выступили как союзники захватчиков после того, как полиция проникла в банк.
Если жертва физически покинула агрессора, разорвав с ним отношения, она на протяжении многих лет все еще может находиться в плену психологической зависимости. Даже если ее мучитель уже умер. Ловушка все еще действует, если человек продолжает эмоционально реагировать на агрессора и все еще «слышит» голос агрессора в разных ситуациях.
Женщина даже спустя десять лет после увольнения все еще слышала замечания начальника, его упреки в заторможенности и неорганизованности, если она немного опаздывала на деловую встречу. Она всегда начинает нервничать, когда торопится, потому что в голове у нее «включается» этот язвительный голос.
Многим жертвам психопатов кажется, что обидчик продолжает жить в них, поскольку они перенимают его порицающий и оскорбляющий голос. Они сами становятся агрессорами по отношению к себе. Некоторые утверждают, что это серьезно портит им жизнь, и пытаются избавиться от агрессора внутри годами.
Любой человек — женщина или мужчина, ребенок или взрослый — может быть подвержен психологическому и физическому насилию. Это происходит вне зависимости от социального статуса, уровня образования и профессиональной принадлежности. Посягательства происходят как среди богатых, так и среди бедных.
Однако мы обратили внимание на то, что у взрослых жертв есть нечто общее:
Жертвы
Многие пункты из этого списка присущи большинству из нас в той или иной степени. Однако те, кто имеет негативный образ «Я» и слабую веру в себя, особенно уязвимы. Психопатические личности не привязываются к тому, кто последовательно отстаивает собственные границы, демонстрирует внутреннюю силу и решительность. Проще найти жертву среди тех, кто лишен естественных защитных механизмов. Эти защитные механизмы могли быть нарушены в детстве. Нам известно, что люди, подвергшиеся дурному обращению в детстве, с большей вероятностью, чем остальные, могут стать жертвами насилия во взрослом возрасте. Строгое воспитание, полученное в религиозных кругах, также может сделать ребенка более уязвимым.
Осторожность, скромность, боязливость или неразвитая способность отстаивать свои интересы одних людей не дает права другим людям вести себя по отношению к ним оскорбительно или пытаться их использовать.
Поразительно, сколько людей из числа тех, кто обратился в наш центр помощи, хотели поговорить о своих непростых отношениях с одним или обоими родителями. Им пошло на пользу посещение групп для взрослых детей родителей-психопатов. Там они имели возможность «проговорить» с другими людьми свой опыт. Их собственные родители отвергали и критиковали их, с ними плохо обращались с раннего детства. В группах они встречали понимание, которого им отчаянно не хватало. Поразительно, что многие рассказывали о матерях, которые изводили их в детстве и продолжали этим заниматься на протяжении всей жизни.
Многие жертвы также рассказывали о том, что родитель, которого они воспринимали как «нормального», постепенно начинал вести себя так же, как психопатическая мать или отец. Это объясняется тем, что супруг или супруга находились в «ловушке агрессора» и их нормы и ценности подверглись психопатическому влиянию. Они перенимали деструктивные поведенческие стереотипы и установки в отношении к ребенку из страха перед психопатическим мужем или женой. Многие из этих взрослых детей называли «размазней» и «тряпкой» зависимого родителя, не способного пресекать посягательства со стороны своего спутника жизни и бороться за своего ребенка.
В своих книгах американский психотерапевт Сьюзан Форвард пишет о типичных переживаниях, эмоциях и реакциях взрослого человека, находящегося в ловушке, созданной его родителями.
Вот ее авторский опросник:
Форвард утверждает, что если вы ответили «да» как минимум на треть из приведенных вопросов, то находитесь в ловушке опасных для здоровья отношений с матерью или отцом.
Ребенок нуждается в заботе и принятии для того, чтобы его уникальная личность развивалась. Родители должны мириться с особенностями ребенка, с его непохожестью. Они должны удовлетворять его потребность в психологической и физической безопасности. Родители могут быть разочарованы и недовольны поступками и решениями, которые принимает взрослеющий ребенок, но здоровые отец и мать из-за этого не перестают его любить.
Родители, которые сами не получили этой безоговорочной любви, не всегда способны дать ее своим детям. Непросто передавать дальше то, чего никогда не имел.
Наш опыт свидетельствует о том, что любовь родителей, имеющих сильно выраженные психопатические черты, сопряжена с определенными условиями. Они демонстрируют своим детям принятие и поддержку только в случае, если дети подстраиваются, стараясь соответствовать желаниям родителей, ведут себя покладисто, послушно, добиваются успеха или обладают привлекательной внешностью.
Мать или отец, имеющие психопатические черты, проецируют собственные недостатки на своих детей так же, как и на окружающих взрослых. Они не замечают бревна в своем глазу, а только соринку в глазу сына или дочери. Ребенок, каков он есть, не получает заботы и принятия, он принимается лишь как человек, которым должен быть по мнению родителей. Кроме того, он испытывает сильную неуверенность от непредсказуемости родительских реакций, связанных с похвалой и наказанием: порой ему позволено все, порой он слышит только ругань. Такие родители могут расхваливать ребенка в разговорах с другими, но сам ребенок не удостаивается доброго слова со стороны матери или отца. Ребенок испытывает смятение и неуверенность из-за несоответствия между словами и поступками родителей. Эта непредсказуемая смена принятия и обесценивания способствует разрушению самооценки. Ребенок теряет самого себя и получает травму, годами страдая от ее последствий.
Сьюзан Форвард ввела понятие «вредные родители». Она считает, что дети таких родителей испытывают сложности в понимании любви, ее сути и смысле. Они связывают ее с хаосом, драмой, смятением, а иногда и злом, воспринимая любовь как нечто, ради чего приходится жертвовать своими мечтами и заветными желаниями. Однако любовь никогда не связывает по рукам и ногам и не провоцирует ненависть к себе. Чувство любви прекрасно, а не болезненно.
В законе «О детях и родителях» указано следующее: «Ребенок не должен подвергаться насилию или другого рода дурному обращению, наносящему вред или подвергающему опасности его физическое или психическое здоровье». Это положение было включено в закон в 1987 году.
Очень многие дети пережили насилие — физическое, сексуальное или психологическое, унижения и оскорбления, многие становились также свидетелями насилия, которое происходило между родителями. По оценкам специалистов, более 100 000 детей в Норвегии живут в семьях, где присутствует насилие. Дети, ставшие свидетелями насилия, также являются его жертвами.
Ранее считалось нормальным воспитательным методом использование физического наказания — розги, подзатыльники и т.п. Сейчас все изменилось, однако некоторых детей все еще бьют, таскают за волосы, толкают, прижигают сигаретой. Газеты и телевидение периодически сообщают о маленьких детях, включая младенцев, попадающих в больницы с ранами и ушибами подозрительного происхождения. Родители обычно объясняют травмы случайным падением или чем-то подобным. Педиатры утверждают, что статистика не отражает реального количества детей, подвергающихся дурному обращению, поскольку они попадают в больницу только в особенно тяжелых случаях.
Дети также нередко вовлечены в конфликты взрослых и используются ими как средство для манипулирования. Мы то и дело слышим о ситуациях, в которых дети становятся оружием в войне родителей друг с другом. Конечно, это клише. Как правило, ведет войну один из родителей, а второй находится в отчаянно беспомощной позиции. Такие войны могут протекать скрыто внутри семьи или оборачиваются судебными баталиями за права на ребенка. На детях сильно сказываются эти затяжные конфликты именно потому, что в них присутствует психологическое или физическое насилие. (См. также главу «Война за детей».)
Ребенок, подвергающийся той или иной форме насилия или наблюдающий насилие в семье — беззащитен. Самостоятельно он не может выбраться из угрожающей здоровью ситуации. Ребенок считает, что с ним что-то не так, и зависим от того, насколько неравнодушными окажутся другие взрослые. Не стоит забывать — многие дети были спасены «активными свидетелями» — взрослыми, проявившими участие и оказавшими поддержку ребенку. Ребенку, которого эти неравнодушные взрослые словом или делом убедили в том, что с ним как раз все в порядке.
Большинство насильников имеют психопатические черты, чаще всего они возлагают вину за содеянное на жертву, даже если это ребенок. Если ребенок подвергается сексуальному насилию, его самооценка страдает особенно сильно. Ребенок, переживший инцест, практически всегда начинает чувствовать вину и презрение к себе. Что, в свою очередь, приводит его к «самоповреждающему» поведению.
Сексуальное насилие над ребенком, как правило, недоказуемо по причине отсутствия свидетелей. Воспитатели в детских садах и учителя стали более внимательными, однако существует масса примеров того, что они годами не реагируют на признаки, указывающие на совершающееся над детьми насилие.
Так произошло с девочкой, которая на протяжении ряда лет подвергалась жестоким сексуальным посягательствам и изощренному насилию со стороны отчима. Когда дело дошло до суда, она с горечью говорила о том, что никто из окружающих не замечал ее состояния. Возможно, это было связано с тем, что ее отчим — пастор. Даже в школе никто не счел своим долгом вмешаться, хотя все видели, что у девочки есть выраженные психологические проблемы.
Выяснилось, что пастор совершал над ней жестокое насилие с раннего возраста, и это происходило как дома, так и в церкви. Он насиловал ее во имя веры. Свидетелей не было, а пастор все отрицал. Показания девочки были столь подробными и убедительными, что суд им поверил. Отчима приговорили к нескольким годам тюремного заключения. Следует отметить, что сначала девочка обратилась к вышестоящему служителю церкви — епископу, рассказав о том, как с ней обращается отчим. Однако «из уважения» к пастору церковь не стала сообщать об этом в полицию. Таким образом, уважение к насильнику перевесило уважение к жертве насилия. Девочка самостоятельно обратилась в полицию.
«Эй ты, сморчок! Что у тебя в башке? Пустота? А в жилах? Молоко течет?» Подобными высказываниями отец постоянно изводил своего сына. Отец хотел воспитать настоящего мужика, Тарзана из голливудского фильма. Однако мальчик был худым и хрупким, его больше интересовали рисование и чтение, нежели спорт и физическая нагрузка. Отец не мог с этим смириться, поэтому третировал и травил сына за его «слабости» на протяжении всего периода взросления.
Если ребенок не подвергается ни физическому, ни сексуальному насилию, живет в достатке, но у него тем не менее серьезные психологические проблемы, то это почти всегда следствие особенностей воспитания. Родитель, имеющий психопатические черты, всегда наносит вред ребенку. Психопатические мать или отец требуют подчинения и послушания. Возражение или критика не принимаются. Отпор со стороны ребенка пресекается железной рукой. Бывает, что ребенка защищает второй родитель, но далеко не всегда. Мальчик, о котором говорилось выше, не получил помощи от матери, она не смела протестовать против такого поведения отца, так как сама его боялась. Сын ощущал это как предательство. Повзрослев, он прекратил общение с обоими родителями.
Многие взрослые, с которыми мы беседовали, в детстве слышали от родителей: «мало ли, чего ты хочешь», «мне лучше знать», «здесь я решаю», «ты пока никто, у тебя нет права голоса».
Такие родители вредят развитию своих детей. Насколько серьезный вред они причиняют, зависит от частоты и интенсивности болезненных переживаний ребенка, а также от того, совершается ли насилие одним или обоими родителями. Подчеркнем еще раз: поддержка со стороны других взрослых способна смягчить детскую травму.
Психологическое насилие, направленное на детей, может принимать различные формы. Оно может выражаться явно — в ругани, критике, унижении, исполненных злобой замечаниях о внешности и интеллекте, насмешках, упреках, оскорбительных прозвищах, произносимых в присутствии посторонних. Например, одна девушка слышала в свой адрес следующее: «Ты такая же, как твоя мать-шлюха!» Других называют дубовой башкой или чурбаном, многим детям сообщают, что они вообще не должны были появиться на свет.
Мать и/или отец подчас обрушивают на ребенка поток новых оскорблений, если он протестует и болезненно реагирует на унижения. Ребенка могут ударить, обозвать размазней или нюней. Многим детям говорят, что они слишком чувствительные.
Мать и/или отец не принимают во внимание боль, которую при этом причиняют ребенку, и не думают о долговременных последствиях этой травмы. Они не проявляют эмпатии и сопереживания. Такое воспитание, разумеется, не проходит бесследно. Подвергавшийся психологическому насилию со стороны матери и/или отца ребенок становится легкоранимым. Насмешки и издевки «впечатываются» в его сознание и оставляют глубокие душевные раны. Собственное достоинство ребенка выгорает.
Часто детей высмеивают под видом шутки. За их счет отпускаются остроты, их ранимость поднимается на смех.
Некоторые родители говорят ребенку, что покончат с собой потому, что он плохой или ведет себя не так. Одна такая мать, по словам дочери, угрожала броситься в находившееся неподалеку озеро всякий раз, когда ее дети начинали ссориться и шуметь. Эта угроза имела целью наказание и получение контроля над детьми путем внушения им чувства вины.
Более тонкие формы насилия проявляются в язвительных замечаниях, во взгляде, мимике и вздохах. Также пускаются в ход игнорирование и молчание. Детей не замечают, словно они — ничто. Одна девочка вынуждена была сидеть в конце стола, чуть поодаль от остальных, в течение двух недель, и никто из членов семьи не заговаривал с ней. Это было наказание за то, что она «сквернословила» матери в ответ. Сама она не могла понять, что такого ужасного было в ее словах. Чтобы прекратить семейный бойкот, она должна была извиниться перед матерью.
Очень часто посягательства замечает только сам ребенок. Замечание, брошенное матерью по поводу волос ее юной дочери, может выглядеть невинным в глазах других членов семьи. Поэтому никто не понимает, почему она вдруг расстроилась, и ей говорят, что она должна быть более толстокожей. Для дочери замечание крепко связывается с давно укоренившимся суждением матери: «Ты выглядишь непривлекательно. Ты отвратительна».
Если ребенок годами подвергался такого рода оскорблениям, он в конце концов может отреагировать вспышкой ярости: чаша переполнилась, он больше не может терпеть. Это является здоровой реакцией на происходящее.
В семьях психопатических родителей обычно широко используется прием «разделяй и властвуй». Дети и другие члены семьи стравливаются друг с другом. Мать, скажем, может настроить ребенка против отца. Если в семье несколько детей, то один из них, к примеру, делается избранным, в то время как другой становится отверженным и играет роль козла отпущения. Это может привести к тому, что оказавшийся в положении жертвы ребенок остается один на один со своими переживаниями.
Особенностью психологического насилия со стороны родителей, усугубляющего его воздействие, является то, что ребенок обычно его не осознает. Он не понимает, что подвергается насилию. Ребенок верит в то, что родители его любят и желают ему добра. Он верит всему, что родители говорят о нем, и думает, что именно с ним что-то не так. Ребенок не понимает того, что родители не удовлетворяют его потребностей в защите, ощущении безопасности и опоре для формирования здоровой самооценки. Он не понимает того, что они делают диаметрально противоположные вещи, разрушая все то, в чем он так нуждается.
Критика обычно преподносится как составляющая воспитательного процесса, идущего на пользу ребенку, или как следствие действий самого ребенка — «он сам виноват в том, что мама и/или папа реагируют таким образом». Чтобы оправдать то, что по сути является жестоким обращением в форме вербального давления, используется, например, такая аргументация: «Я пытаюсь помочь тебе стать лучше».
Чтобы выжить в такой семье, ребенок вынужден верить в то, что слова мамы или папы — правда, а их действия обоснованны. Однако оскорбления оставляют плохо заживающие раны. Одни всю жизнь страдают от тревожности и депрессий, другие не могут избавиться от низкой самооценки, третьи просто разрушают сами себя. Родитель, который систематически, на протяжении долгого времени, применяет психологическое насилие над собственным ребенком, редко в этом признается и не несет ответственности за свои действия. Вину и стыд за эти действия чувствует ребенок.
Родители, имеющие психопатические черты, не ведут внутренних диалогов с собой и не анализируют, что именно они могли бы сделать иначе. Они никогда не признают своих ошибок, не раскаиваются и не просят о прощении. Они обманывают себя, считая себя хорошими родителями. Иногда им удается убедить в этом и детей.
Как правило, родители, которые дурно обходились со своими детьми, продолжают так же плохо обращаться с ними, когда те вырастают. Такие родители постоянно выражают недовольство взрослыми детьми, отпускают колкости и едкие замечания, своим поведением провоцируют появление у детей ощущения нечистой совести, вины и стыда.
Поскольку посягательства совершались в рамках «воспитания», жертве, даже будучи взрослой, нелегко осознать, насколько разрушительными для нее являлись или являются отношения с матерью и/или отцом. Повзрослевший ребенок физически находится вне родительской ловушки, однако может все еще оставаться в ней ментально. Он или она не распоряжаются своей жизнью самостоятельно, продолжая находиться в позиции жертвы.
Некоторые так и не расставляют все точки над i в отношениях с родителями-разрушителями в надежде, что однажды все изменится к лучшему и они наконец дождутся принятия. Но ждать бесполезно. Они никогда не услышат от родителей: «Ты такой, какой есть, и это хорошо».
Многие из тех, кто в детстве пережил психическое или физическое посягательство со стороны одного из родителей, считают бездействие второго родителя предательством. У всех детей есть потребность в ощущении безопасности. Родителя, который видел, что происходит с ребенком, но не вступился за него, жертва воспринимает как соучастника, так же ответственного за посягательство. Осознание того, что тот имел возможность защитить, но ничего не предпринял, является для ребенка потрясением.
Повзрослевшие жертвы хотят услышать слова сожаления: «Да, я понимаю, что тебе было тяжело. С тобой дурно обращались. Мне так жаль».
К несчастью, эти слова произносятся далеко не всегда. Напротив, не совершавший посягательств родитель может отрицать, что они имели место. Нередко можно услышать следующее: «Мы жили нормально. Конечно, иногда шумели, но это потому, что с тобой было так тяжело». И опять ответственность, чувство вины и стыда перелагается на жертву.
Девушка, годами подвергавшаяся сексуальному насилию со стороны отчима-пастора, восприняла отказ матери поддержать ее как жестокое предательство. Когда дело дошло до суда, мать, которой пришлось давать показания, сказала, что ее муж не мог совершить такого. Обвинения дочери она назвала пустыми фантазиями, возможно, вызванными психическими проблемами. Она сочла, что лучше оставаться на стороне мужа, чем поверить словам собственной дочери. На суде также выяснилось, что с девочкой всегда плохо обходились. Например, она не часто получала новогодние подарки, в то время как младшие дети их получали каждый год. После того как она сообщила о насилии со стороны отчима, общение с семьей прервалось. Девушка хотела сохранить контакт с младшими братьями и сестрами, но ей не позволили этого сделать.
В таких ситуациях супруги насильников часто отказываются принять реальность. Возможно, что жена пастора сама является оболваненной жертвой, возможно также, что у нее, как и у мужа, имеются нарушения развития личности и отсутствует способность к сопереживанию. В любом случае, сталкиваясь с неверием окружающих, ребенок получает дополнительную травму.
«Почитай отца твоего и мать твою», — гласит пятая заповедь. Многие выводят из этого, что дети должны быть предупредительными, доброжелательными, исполнительными и послушными по отношению к своим родителям, какими бы эти родители ни были. Когда родители состарятся — детям должно о них заботиться, возвращая дочерний или сыновний долг. Немудрено, что уважение к родителям, так глубоко укоренившееcя в некоторых культурах и семьях, подвергается испытанию, когда с ребенком обращаются плохо. Один теолог как-то сказал, что в заповеди должно было быть дополнение: «Мать и отец должны заслужить почитание».
Родители, которые продолжают обесценивать и изводить своих взрослых детей, могут столкнуться с тем, что с ними прервут общение полностью или частично. Многие из тех, кто думал прекратить общение с родителями, боятся наказания или того, что всю оставшуюся жизнь их будет терзать нечистая совесть.
Мы говорили с людьми, решившимися на такой разрыв. Эти люди видели в прекращении общения с родителями единственную возможность защитить себя и свою семью. Нескончаемое недовольство, упреки и критика со стороны матери могут так изматывать взрослую дочь, что она, боясь за собственное здоровье, предпочтет отстраниться — ребенком она была бы не в состоянии этого сделать.
К примеру, Сольвейг (см. главу 1) обратилась к священнику, который посоветовал ей дистанцироваться от родителей. Он сказал, что надо сделать это из любви к самой себе: установить границы и не разрешать изводить себя.
Со стороны разрыв с родителями выглядит довольно жестким решением, которое считается настолько предосудительным, что многие не говорят о нем друзьям и знакомым. Посторонние люди, как правило, не понимают происходящего и реагируют категорично. Случается, что другие члены семьи, соседи и знакомые родителей осуждают того, кто решился на разрыв. У многих в такой ситуации появляется ощущение, что они сделали что-то непростительное. Родители (или родитель) еще глубже вживаются в роль жертвы и жалуются на свою нелегкую участь. Реакция братьев или сестер человека, прервавшего общение с родителями, также может быть негативной. Типичные суждения в этом случае: «это слишком», «нельзя быть таким ранимым», «любой человек получил травмирующий опыт в детстве», «каждый родитель делает то, что считает лучшим для своего ребенка».
Подобные комментарии произносятся из лучших побуждений, но вызывают горечь, потому что они обесценивают чувства того, кому адресованы. Кроме того, утверждение «все родители желают лучшего своим детям», которое существует в общественном сознании, мягко говоря, является преувеличением.
«Люди не понимают, насколько они неправы, когда говорят такое. Почему я должна верить в то, что мать желает мне добра, если она постоянно меня изводила?» — говорит женщина, которая предпочла прервать общение с родителями. Если использовать определение американского терапевта Сьюзан Форвард, можно сказать, что ее растили «вредные» родители. Их дети, уже будучи взрослыми, никак не избавятся от ощущения собственной неполноценности. Им сложно сформировать позитивное отношение к себе, если они продолжают находиться в родительской ловушке.
Тот, кто сомневается в собственной человеческой ценности, порой не может дать отпор хамству и тяжело переносит конфликтные ситуации. В детстве такой человек научился терпеть молча и продолжает следовать этой привычке, став взрослым. Именно этот невысказанный протест, отсутствие четко очерченных границ воспринимаются агрессором как сигнал атаки.
Люди, по самооценке которых был некогда нанесен серьезный удар, подсознательно ищут того, кто подарит им любовь, которой они были лишены в детстве. Поэтому они во многом уступают партнеру, воспроизводя заложенные ранее модели поведения. Такие люди испытывают благодарность за проявленную заботу и внимание. А признание в любви впечатляет их особенно сильно. Они как будто утратили естественный общечеловеческий защитный механизм, который предупреждает о грозящей опасности. Один знающий терапевт объяснил это так: человек, чьи границы были попраны в детстве, утрачивает их.
В результате жертва раз за разом попадает в ловушку. Нередко женщина, вырвавшись из наполненного насилием брака, вновь увязает в разрушительных отношениях. Трагедия заключается в том, что она снова получает подтверждение давно укоренившемуся в ее жизни суждению: «Ты ничего не стоишь, тебя можно втаптывать в грязь, ты не заслуживаешь уважения». Взрослая жертва в глубине души соглашается, поскольку это соответствует тому, что ей говорили в детстве. Она бессознательно транслирует такое отношение к себе и окружающим.
Поэтому повзрослевшие жертвы ранимы и уязвимы для новых посягательств как в личной, так и в профессиональной сфере. Они как будто запрограммированы на злоключения. А властолюбцы, чувствуя эти болевые точки, думают: вот она, идеальная жертва.
Чтобы освободиться от этих оков, необходимо нарушить молчание и вскрыть нарывы. Необходимо «проговорить» ложь об отношениях в семье. Ложь может выражаться в таких суждениях: «У нас хорошая семья. Мы относимся друг к другу с любовью и доброжелательностью. Мы желаем друг другу самого лучшего». Для того чтобы разоблачить этот обман и посмотреть правде в глаза, требуются мужество и выдержка.
Она обратилась к психологу, чтобы он помог ей принимать разумное решение в ситуации выбора:
«Я рассказала психологу о своем стыде, о том, с чем я мирилась, когда была замужем. Я чувствовала вину за то, что моя жизнь не ладилась. Психолог ответил, что для самокритики нет никаких оснований. Дело было не во мне, а в том, что я страдала от последствий травмирующих переживаний, полученных в детстве.
Он также сказал, что моя мать своими непрекращающимися нападками лишила меня естественного защитного механизма, которым обладают все дети. Когда я говорила "не хочу", она не слушала меня, относилась ко мне безо всякого уважения. Стыдно, когда твои собственные родители тебя оскорбляют. Это означает, что ты ничто. Ведь родители должны любить и поддерживать своих детей.
Это объяснение, данное посторонним человеком, подействовало на меня благотворно. Легче было переживать последствия травмы, чем испытывать стыд от того, что я не заслуживаю уважения. Я "приняла" свою травмированность, но ежедневно работаю над ее последствиями. Я осознаю, что мои иррациональные реакции и поступки в различных ситуациях обусловлены тем, что происходило со мной много лет назад».
Астрид выросла в материально благополучной семье, ее родители всю жизнь прожили вместе. Все было как надо — дом, еда, одежда, возможность получения хорошего образования. Но потребность Астрид в любви и признании так и осталась без удовлетворения. Мать насмехалась над ней, шпыняла и критиковала. Отец ничего не говорил, тем самым давая молчаливое согласие на травлю.
«Ощущение собственной неполноценности и никчемности с возрастом не исчезло. Я была в смятении, сама не знала, кто я такая. И когда приятный парень попросил моей руки, я согласилась. Хотя слабый голос интуиции подсказывал мне, что это не мой мужчина, я тем не менее вышла за него. Я привыкла к тому, что другие решают, что для меня лучше, я была лишена воли».
В замужестве она обрела статус и материальную обеспеченность, но не теплоту, любовь и близость, в которой так нуждалась. В результате после 20 лет брака Астрид сорвалась.
«Я много работала над осознанием механизма, который заставляет меня раз за разом попадаться на крючок. Я не могу разглядеть этот крючок, пока не станет слишком поздно. Сейчас я понимаю, что пыталась найти столь желанные любовь и признание в каждом новом возлюбленном, муже. Как будто я надеялась, что кто-то может переписать историю моей жизни. Вот придет принц, поцелует меня, я очнусь, и кошмар закончится. Я чувствовала собственные ценность и значимость только в начале этих отношений. Однако со временем это позитивное принятие постепенно сходило на нет, возникали трения. Я чувствовала себя жалким птенцом. "Растрепыш" — так я сама себя называла. Размышляла о том, что радуюсь, получив лишь зачерствевшие крохи добра. Чувствовала стыд, потому что с благодарностью принимала все, что окажется в кормушке. Когда меня критиковали, когда я ощущала себя отверженной, во мне начинал звучать голос, говорящий: "Ты ничего не стоишь, ты безнадежна, ведь так всегда говорили мама и папа. Ты должна радоваться тому, что кто-то вообще хочет быть с тобой. Ты сама виновата в том, что с тобой происходит".
Я знаю, что мне плохо удавалось защищать собственные границы. Из страха перед конфликтами, шумом и разбирательствами я продолжала молчать. Я не понимала того, что молчание равносильно согласию на то, чтобы кто-то попирал мои границы».
У повзрослевших жертв насилия могут сформироваться деструктивные модели поведения, ведущие к проявлениям агрессии. У одних могут возникнуть мысли об убийстве или мщении. Другие становятся на путь саморазрушения, занимаются членовредительством, начинают пить или употреблять наркотики.
Некоторые тратят массу энергии на вытеснение болезненных переживаний и детских травм. Незаживающие раны трансформируются в плотный сгусток боли, спрятанный за фасадом благополучия. Жертвы стараются игнорировать эту боль.
Исследования показывают, что жертвы насилия сами часто превращаются в агрессоров. Это можно объяснять по-разному. Вероятно, агрессия является способом избавления от чувства собственного бессилия и беспомощности. Как пишет профессор философии Арне Юхан Ветлесен:
«Мы вновь обращаемся к плохому в стремлении расквитаться с ним раз и навсегда — победить, уничтожить и стереть с лица земли, становясь палачом, а не жертвой» (T. Wyller. Skam. 2001).
Одним из примеров такой компенсации является инцест — данные исследований говорят о том, что большинство агрессоров сами в детстве подвергались сексуальному насилию. То есть они воспроизводят насилие, от которого пострадали сами. Такое насилие можно рассматривать как средство избавления от чувства собственного бессилия и беспомощности. Также установлено, что у жертвы психопатического насилия может развиться психопатическое расстройство личности. Сочетание наследственности и среды определяет возможность и интенсивность развития этого расстройства (Dahl og Dalsegg. Sjarmør og tyrann. 2000).
Осознанно или, как правило, неосознанно некоторые люди предпочитают оставаться в роли жертвы. Они боятся напряженных усилий и неприятных ощущений, сопутствующих борьбе за избавление от психопатического партнера, чаще всего от супруга/супруги. Они просто остаются, думая, что так будет лучше для детей или для них самих. Бывает, что они находятся в финансовой зависимости от психопата или не чувствуют в себе сил для начала новой жизни и самостоятельности. Некоторые также жалеют невыносимых, деструктивных партнеров, думая, что те пропадут, будучи брошенными.
Находясь в разрушительных отношениях, нельзя забывать о том, что поведение родителей является примером для их детей. Некоторые считают, что именно из-за детей надо терпеть и оставаться в невыносимом браке. Однако дети подвергаются воздействию царящей в семье атмосферы и могут перенять агрессивные модели поведения. Они также перенимают дурное обращение, привыкают считать нормой оскорбления, злые насмешки, издевательства, безразличие и т.п. Меж тем важно объяснять детям, что такое поведение недопустимо, и личным примером доказывать им это.
Некоторые жертвы не прерывают разрушительных отношений, потому что война стала их привычным состоянием и они не могут без нее обойтись. Они испытывают потребность воевать с супругой/супругом. Порой они так адаптируются к этой войне, что даже перенимают стиль поведения агрессора во взаимодействии с другими людьми. Они забывают о том, что такое здоровые отношения. Их поступки начинают носить психопатический характер. Деструктивное поведение обоих родителей создает серьезные проблемы для детей. Одна взрослая женщина выразила это так: «Мать и отец сидели каждый в своем окопе и стреляли друг в друга. Они не видели и не понимали, что их четверо детей находятся на линии огня. Все четверо серьезно пострадали и еще долго залечивали свои "огнестрельные" раны».
Случается также, что люди остаются в роли жертвы после разрыва тяжелых отношений. Несмотря на то что им плохо и они постоянно говорят об этом, меняться они не хотят. Может показаться, что им даже нравится культивировать статус жертвы и зависеть от тех преимуществ и внимания, которые он дает. Они все еще не принимают ответственности за собственные решения, предпочитают оставаться в привычной роли, избегая непростых, возможно, болезненных, изменений в своей жизни.
Окружающие обычно сильно устают от общения с такими жертвами. Их утомляют одни и те же истории, жалобы на то, что все плохо. Жертвы порой так поглощены собственным «Я» и своими переживаниями, что могут отталкивать людей от себя.
Почему кто-то предпочитает оставаться в негативных, разрушающих отношениях? Этот вопрос нередко возникает в контексте обсуждения положения женщин, подвергающихся насилию. Это явление довольно распространено — женщина остается с мужем, несмотря на то что он плохо с ней обращается, подвергая физическому или психологическому насилию.
Как мы уже говорили, причины могут быть разными — интересы детей, сохранение видимости благополучия, боязнь мести или финансовая зависимость от мужа. Другой значимой причиной сохранения отношений является эмоциональная зависимость, стойкая психологическая привязанность к агрессору.
Сиссель была юной студенткой, когда влюбилась и вышла замуж за мужчину, имевшего ярко выраженные психопатические черты. Она не могла прервать отношения в течение шести-семи лет, и это несмотря на то что у них не было детей. Вот что она рассказала:
«Я была совершенно уверена в том, что единственной альтернативой отношений с ним станет одинокая тоскливая жизнь где-нибудь на съемной квартире. Не знаю, почему я так думала, но, вероятно, в нашем браке я потеряла саму себя. Муж изолировал меня от общения с людьми, мы жили в вакууме, где он единолично распоряжался и принимал решения. Я не возражала, никому не рассказывала о том, что происходит, и отмахивалась, если кто-то из обеспокоенных родственников или друзей спрашивал меня о моей жизни».
Так же, как человек втягивается в алкогольную зависимость, можно втянуться и в зависимость от отношений с партнером. Так же, как близкие алкоголика могут стать созависимыми, так и человек, состоящий в разрушительных отношениях, может стать зависимым от них.
Партнер, подвергающийся воздействию оскорбительного поведения, пытается контролировать проявления насилия и избегать их. Женщина, которую изводят психологически или физически, адаптируется к существующим условиям: она не делает того, что может спровоцировать мужа, заботится об идеальной чистоте в кухне, чтобы он был доволен, никогда не встречается вечером с подругами и т.д.
Чем больше она подстраивается под настроения, вкусы и привычки мужа, тем сильнее она привязывается к нему. Типичным проявлением созависимости является чувство ответственности за эмоциональное состояние и потребности партнера. Характерными для жертвы также являются низкая самооценка, устойчивое чувство вины, боязнь быть отвергнутой и покинутой, что и произошло с Сиссель.
Тот, кто находится в близких отношениях с деструктивным партнером и не может от него/нее уйти, как правило, испытывает трудности в отделении любви от чувства сострадания. В таких «безнадежных» отношениях, как правило, бывают светлые, хорошие периоды, которым нередко придается слишком большое значение. Когда пара живет в гармонии и жертва чувствует доброту и поддержку, она обретает новую надежду и энтузиазм. Приятные моменты наводят жертву на мысль о том, что агрессор — все-таки хороший человек. Она видит в нем взрослого, в котором живет травмированный ребенок (что, в принципе, соответствует действительности). Она хочет, порой неосознанно, спасти этого ребенка своей добротой и любовью. Может показаться, что некоторые женщины изливают на таких травмированных «детей» материнскую любовь, считая, что их долг — терпеть и сносить обиды. Женщина, мать двоих детей, говорит об этом так: «У меня трое детей, и я не могу бросить старшего — своего мужа».
На поверку нередко оказывается, что жертвы путают любовь и сострадание. Это смешение возникает не только в отношениях пар, но также в отношениях «дети — родители», да и в любых других.
Смена плохих и хороших периодов не только дает надежду на положительные изменения, но и порождает эмоциональный хаос в душе жертвы: встретив доброту и поддержку вместо ожидаемого наказания, жертва воспринимает это как дар и, в худшем случае, будет чувствовать себя обязанной.
Канадский психолог Роберт Д. Хаэр считает, что психопаты имеют удивительную способность распознавать и использовать «питающих» женщин, то есть женщин, у которых есть сильная потребность в проявлении материнской заботы. Как правило, эти женщины работают с людьми — в социальной сфере или в медицине, занимаются консультированием. Эти женщины склонны видеть в людях только хорошее, а негативные черты порой не замечают или не придают им значения. Они рассуждают так: «У него есть проблемы, но я могу ему помочь». Или же так: «В детстве ему пришлось нелегко, все, что ему нужно, — это дружеское объятие». Такие женщины, по мнению Хаэра, как правило, смиряются с дурным обращением, надеясь помочь обидчику: «Они готовы к эмоциональному одиночеству, физическому и финансовому опустошению».
Когда женщина путает любовь и сострадание, она объясняет неподобающее обращение со стороны мужчины прежде всего его внутренними проблемами. Несмотря на то что именно она ходит в синяках и оказывается в травмпункте, женщина все еще считает, что это он в действительности нуждается в помощи. Она оправдывает его склонность к насилию тем, что он рос, лишенный любви и заботы, и это нанесло ему травму, привело к проблемам с алкоголем и неспособности выражать свои чувства. Женщина видит, что он нуждается в помощи, и думает, что только она может оказать ему эту помощь. Она считает, что мужчина едва ли сможет без нее обойтись.
Женщина, которая влюбляется в такого мужчину и остается с ним даже после многочисленных случаев насилия с его стороны, вероятно, говорит сама себе, что его никто никогда не любил по-настоящему. Ни родители, ни прежние жены или подруги. Женщина видит свое предназначение в том, чтобы дать «раненой» птице то, чего у той никогда в жизни не было. Однако пытаться спасти такого мужчину — проект, обреченный на неудачу. Даже окруженный заботой и любовью, он не станет добрее, честнее и сердечнее.
Семья или друзья могут пытаться вразумить женщину, с которой мужчина обращается неподобающим образом, указывая на то, что она подчиняется ему во всем. Женщины в таких случаях, как правило, начинают защищать своих мужчин. Со временем ее верность агрессору становится такой непоколебимой, что она рассказывает ему все, что говорилось о нем и об их взаимоотношениях. Он реагирует так, как всегда реагирует на критику, а она становится на его сторону. Они как будто обретают общего врага. Женщина начинает избегать тех, кто недолюбливает ее мужчину и считает, что с ним следует расстаться.
Любой человек, вне зависимости от особенностей полученного воспитания и среды обитания, может влюбиться в человека, который поначалу приятен в общении, обаятелен и любезен, но со временем в нем проявляются нездоровые черты. Как правило, люди, убедившись, что их партнер никогда не изменится, делают выбор в пользу разрыва отношений. Однако это делают далеко не все. Известный американский психотерапевт Робин Норвуд считает, что есть определенная закономерность в том, кто именно становится жертвой «негативных» мужчин. Это, по ее определению, женщины, любящие чрезмерно возвышенно, растрачивающие свою любовь. Характерно, что они происходят из семей, в которых были проблемы с алкоголем, то есть неблагополучных с точки зрения отношений, а также семей, в которых эмоциональные потребности детей по тем или иным причинам остались без удовлетворения.
Общим для этих женщин является то, что им недоставало близости и принятия со стороны обоих или одного из родителей. Повзрослев, они пытаются удовлетворить эту потребность. Для этого они сами становятся «благодетельницами» и, как правило, влюбляются в «нуждающихся» мужчин.
«Поскольку вы так и не смогли изменить родителей и добиться от них тепла и ласки, вы остро реагируете на знакомый вам тип эмоционально недоступного мужчины. Вы снова пытаетесь изменить его своей любовью. Страшась его ухода, вы готовы на все, чтобы сохранить отношения. Для вас нет ничего слишком неприятного, слишком дорогостоящего или отнимающего слишком много времени, если это "поможет" вашему мужчине», — пишет Норвуд.
Норвуд утверждает, что некоторые женщины, словно следуя какой-то внутренней программе, все время связываются с проблемными мужчинами. Они готовы ждать, они верят в изменения к лучшему, прилагают все больше усилий и меняют себя для того, чтобы мужчина был доволен жизнью. А когда терпят неудачу — чувствуют, что это их вина. Для таких женщин хаотичные и нестабильные отношения также являются средством избежать мыслей о себе и ответственности за собственную жизнь.
Ранди прожила в браке с Хоконом более 30 лет и родила от него двоих детей — Нину и Фредерика. Еще когда дети были маленькими, совместная жизнь Ранди и Хокона была крайне неспокойной и полной насилия по отношению к Ранди, в основном психологического. Со временем Хокон добился высокой должности, стал хорошо зарабатывать и часто уезжать по служебным делам. Он потребовал, чтобы Ранди бросила работу, занималась домом и садом, смотрела за детьми и организовывала званые ужины для Хокона и его коллег — дома и на даче.
Хокон был доволен тем, что Ранди ушла с работы, он говорил, что так лучше для всех и вообще ему приятно, что жена теперь всегда дома. Однако порой он внезапно начинал упрекать ее в том, что она бестолкова, выглядит непрезентабельно, да и вообще ни на что не годна.
Ранди часто откровенничала с подругой детства, которая советовала ей прекратить отношения с мужем и оформить раздельное проживание. Ранди сердилась на подругу и старалась оправдать поведение Хокона усталостью и стрессом. Ведь в их отношениях было и много хорошего, например, он говорил ей, что любит ее. Правда, таких моментов с годами становилось все меньше.
Хокон интересовался только Ниной и Фредериком, занимаясь ими тогда, когда ему это было удобно, причем беспокоили его по большей части лишь их школьные достижения. На практике вся ответственность за детей лежала на Ранди. Нина и Фредерик скучали по отцу, им явно не хватало общения с ним.
Социальная изоляция Ранди становилась все жестче. Хокон не выносил общества друзей, предпочитая им коллег и деловых партнеров. Если он не был занят, то отправлялся играть в гольф или посвящал время другим своим интересам. Ему не нравились родители Ранди: по его мнению, они были людьми недалекими. Со своей семьей он практически не контактировал. Его отношения с мамой были гремучей смесью любви и ненависти. От отца же Хокон в детстве видел много зла, но об этом он говорить не любил.
Со временем Хокон стал проявлять нетерпимость по отношению к Ранди. Он часто критиковал ее, называл лентяйкой и толстухой, спрашивал, чем она вообще занимается все время. Он говорил, что она отупела и ему стыдно брать ее с собой на корпоративные встречи. После этого он стал ходить на подобные мероприятия один и как-то раз вернулся домой в семь утра. Когда Ранди спросила, где был Хокон, тот пришел в ярость и ударил ее по лицу так, что кровь пошла из носа.
Месяцем позже он рассказал Ранди, что встретил любовь всей жизни — ею оказалась секретарша Хокона, которая была моложе его на 20 лет. Через несколько дней он к ней переехал. Ранди подумала: «Он пользовался мной, а теперь нашел что-то новое и более интересное». Дети тяжело переживали эту ситуацию, злились на отца и его новую женщину, но не смели говорить о своих чувствах, поскольку находились в финансовой зависимости от Хокона.
Хокон воспользовался услугами знакомого, опытного адвоката. После ухода из семьи его отношение к Ранди стало намного жестче. Он хотел получить большую часть имущества, считая, что бывшая жена его вообще не заслуживает. Ранди было больно читать бумаги, присланные адвокатом Хокона: факты в них искажались до неузнаваемости, а сама она выставлялась в дурном свете. Позднее Ранди поняла, что муж давно планировал разрыв и раздел имущества. Она тоже обратилась к адвокату, но весомой поддержки не получила.
В конце концов все эти бумаги и заседания полностью лишили Ранди сил. Денег на ведение судебных тяжб у нее не было. Она купила себе небольшую квартирку, а Хокон и его новая возлюбленная перебрались на виллу, где он и Ранди прожили много лет. Хокон также оставил за собой загородный дом и купил новую дачу в горах.
Сейчас Ранди живет на пенсию по инвалидности. У нее также сохранились небольшие сбережения в банке. Детей она видит нечасто. На протяжении многих лет им не хватало отцовской любви и внимания, но Хокон вдруг стал невероятно обходителен с детьми, и они поверили, что он, наконец, полюбил их всем сердцем. Но ведь Ранди всегда была рядом с ними и дарила им свою любовь, а теперь, общаясь с матерью, они нередко выражают недовольство и демонстрируют ей свое раздражение. Ранди считает, что Хокон умело манипулирует детьми, навязывая им свое представление о ней.
После их разрыва дети большую часть времени проводят с отцом и его подругой. У них большой дом, в котором кипит жизнь и постоянно происходит что-то новое и интересное. Хокон также регулярно выдает детям приличные суммы денег (чего Ранди позволить себе по понятным причинам не может), подтверждая реноме щедрого прекрасного отца.
Ранди чувствует себя так, будто бы потеряла все, и пытается понять, что она делала неправильно. Ей тяжело избавиться от чувства горечи. Ранди потребовалась длительная терапия. Психотерапевт помог ей разобраться в том, что происходило между ней и Хоконом, а также понять, как начать новую полноценную жизнь.
Психологическое давление, насилие, изоляция, продолжающиеся годами, оставляют в душе человека глубокие раны. Наш профессиональный опыт свидетельствует о том, что многие жертвы производят впечатление людей, твердо стоящих на ногах. Они успешно получают образование, имеют работу и семью, не испытывают проблем в общении. Они скрывают свои раны при помощи жесткого самоконтроля. Так жертвы могут жить, годами делая вид, что их жизнь вполне благополучна. Но однажды стена рушится и давно вытесненные переживания вырываются из заточения. Это приводит к болезням тела или духа — так проявляются горечь и фрустрация, не пережитые гнев и скорбь. Многие жертвы насилия действительно становятся инвалидами — морально и физически.
Новейшие исследования подтверждают, что между посягательствами, перенесенными в детстве, и появлением заболеваний во взрослом возрасте существует взаимосвязь. Люди, ставшие жертвой психологического или физического насилия, более подвержены развитию как психических, так и соматических заболеваний.
Депрессия и тревожность — обычные спутники тех, кто живет в ловушке нездоровых отношений. Они могут производить впечатление поникших, пассивных и безынициативных людей, что является естественным результатом постоянных обесценивания и критики. Сильные и уверенные в себе, они постепенно становятся потерянными и робкими. Многие начинают избегать общения с другими людьми, страдают бессонницей. Способность концентрировать внимание у них значительно снижена, настолько, что даже чтение газеты может вызывать проблемы. Эти симптомы могут сохраняться даже после прекращения нездоровых отношений. Многие годами страдают от отсроченных последствий воздействия таких отношений. Это может превратиться в порочный круг — тревожность и депрессия способствуют социальной изоляции, которая, в свою очередь, способствует их усилению. Появление суицидальных мыслей и попытки самоубийства в этой ситуации не являются редкостью, особенно если человек находится в тяжелых отношениях с одержимой контролем матерью или злонамеренным супругом/супругой. В таких случаях некоторые жертвы совершают самоубийства.
Ментальная боль также проявляется через тело. Типичными являются боли в суставах и мышцах, проблемы в желудочно-кишечном тракте. Когда находишься в постоянном напряжении и не можешь как следует вздохнуть, не стоит удивляться появлению мышечных болей. По данным новейших исследований, развитие самых серьезных заболеваний, например появление проблем с сердцем, связано с испытываемым пациентом психологическим стрессом.
Посттравматическое стрессовое расстройство — диагноз, который ставится многим жертвам насилия. Впервые он был применен для описания многообразных психических реакций, которые наблюдались у солдат, вернувшихся с войны. Те же симптомы характерны для людей, переживших психологическую травму, например для детей, подвергшихся дурному обращению.
Жизнь в таких условиях сродни войне: жертва должна постоянно быть настороже, пытаясь защититься от очередного нападения. Поэтому тело приводится в состояние перманентного напряжения, как физического, так и психического. Могут появляться такие симптомы, как кошмары, репереживания или повторные переживания, ощущение пустоты, бессонница. Человек избегает ситуаций, которые напоминают о травмирующем опыте, или переживает сильный стресс при попадании в такие ситуации.
Если в детстве человек подвергся сексуальному насилию, то, будучи взрослым, он может испытать посттравматический стресс. Порой стресс проявляется лишь спустя многие годы после посягательств. Этому может способствовать новое травмирующее переживание: женщина, в детстве подвергавшаяся сексуальным домогательствам, воспринимает беременность и роды как травму, начинает вспоминать перенесенное в юном возрасте.
Люди, страдающие от посттравматического стрессового расстройства, нередко вновь и вновь переживают травмирующее событие, плохо концентрируются, становятся раздражительными. Многие замыкаются в себе. Большинство испытывает сильнейший дискомфорт при напоминании о пережитом, даже на уровне ассоциаций.
Посттравматическое стрессовое расстройство лечится при помощи терапевтических бесед. Симптомы могут с годами усиливаться, если травма не будет переработана тем или иным образом.
Существует множество различных форм психотерапии, которые могут помочь жертвам психологического или физического насилия справиться с его последствиями. Разрушительные отношения в детстве и/или во взрослом возрасте приводят к развитию депрессии и тревожности. Жертвы думают о себе негативно, чувствуют собственную неполноценность и игнорируют свои положительные качества и сильные стороны.
Когнитивную терапию нередко выделяют как эффективный метод преодоления депрессии. В частности, она заключается в изменении негативного стереотипа мышления и поведения. На практике используется сочетание различных подходов, причем многие психологи, работающие с людьми, подвергшимися психологическому или физическому насилию, считают, что отношение к терапевту важнее, чем то, какой метод применяется в терапии.
Если вы страдаете от низкой самооценки, побывав в разрушительных отношениях в детстве или во взрослом возрасте, то для вас важно найти терапевта, понимающего реакции жертвы насилия. Терапевт должен подтвердить, что проблемы вовсе не у вас, а у агрессора. Некоторые психотерапевты не обладают достаточными знаниями о расстройствах личности или не придают им должного значения. В таком случае они едва ли поймут, насколько важно, чтобы вы прервали отношения с деструктивным человеком, потому что он не изменится.
Если, начав терапию у психолога, психиатра или другого специалиста, вы почувствовали, что с вами обходятся не должным образом, — поменяйте терапевта. Вы должны чувствовать взаимное расположение. Правда, многие жертвы крайне ранимы и нередко неправильно толкуют слова или действия психотерапевта. Они также могут реагировать негативно, если им требуется много работать над собой, хотя порой именно это необходимо для освобождения из психологического плена. Это может стать проблемой для терапевта.
Некоторые терапевты ведут себя более отстранено, чем другие, производя впечатление пассивных и не поддерживающих пациента. Однако тому, кто живет в отношениях, разрушающих здоровье, могут потребоваться конкретные рекомендации, помогающие превратить новое мышление в действие и изменить поведение. Таким образом, можно сказать, что терапевтические беседы являются весьма полезными, но нет никакой гарантии, что удастся сразу же, с первого раза найти специалиста, подходящего именно вам. Разумным было бы поспрашивать, поговорить с теми, кто был в подобной ситуации и может порекомендовать психотерапевта. Обычно в государственных учреждениях не называют конкретных специалистов, однако можно получить хороший совет на форумах в Интернете, в кризисных центрах или по телефонам доверия. Также существуют телефонные каталоги, в которых можно найти перечень терапевтов. Посещение психологов, работающих в социальных службах, может быть не дорогостоящим или же вообще бесплатным, однако, возможно, что начать терапию придется не сразу, поскольку вы будете внесены в список ожидающих.
Дети не могут защитить себя так, как взрослые. Дети, пережившие посягательства, в дальнейшем могут страдать от серьезных психологических проблем, и, кроме того, некоторые из них начинают сами практиковать насилие во взрослом возрасте. Поэтому многие специалисты занимаются разработкой эффективных методов психотерапии, направленных на детей. Американские психотерапевты Джудит Коэн и Энтони П. Маннарино разработали метод под названием «травма-фокусированная поведенческая психотерапия», считающийся особенно эффективным в работе с детьми, пережившими посягательства. Мы немного расскажем об этом методе, чтобы иллюстрировать один из способов терапевтической беседы.
Метод ориентирован прежде всего на получение следующих результатов:
Ребенок учится выражать себя, для него создают расслабляющую атмосферу, чтобы он сумел поделиться своей историей с психотерапевтом и родителями. Психотерапевт сначала выстраивает доверительные отношения с ребенком и только после этого начинает работать над тем, чтобы узнать от ребенка, что с ним произошло. Именно это отличает данный метод от традиционной психотерапии, при которой рассказ о травмирующем событии не является первостепенной задачей.
Известно, что дети могут тратить много сил на то, чтобы скрывать произошедшее посягательство, особенно если оно носило сексуальный характер. Случившееся настолько ужасно, что дети оказываются не в состоянии говорить об этом, чувствуют вину и собственную ответственность за то, что с ними произошло. С помощью психотерапевта они учатся облекать в слова события и переживания, что делает их менее опасными и травмирующими. Слушая рассказ ребенка, терапевт может узнать о повторяющихся, деструктивных стереотипах мышления, которые имеют отношение к травме, например: «Если бы я не сделал того-то, то ничего бы не произошло». Психотерапевт работает над тем, чтобы мысли ребенка, скажем, о его вине и ответственности, обрели иную направленность. Также важно давать ребенку объективную информацию. Например, он может почувствовать облегчение, узнав о том, что его мысли и чувства являются вполне нормальными и многие другие дети так же переживают травмирующие события.
Опыт Коэн и Маннарино свидетельствует о том, что насилие в семье — самый сложный для работы тип травмы, особенно если ребенок вынужден продолжать общение с агрессором. «К сожалению, правовая система не всегда принимает во внимание тот факт, что переживание насилия наносит ребенку серьезнейший вред. Отец, который дурно обращается с матерью на глазах у ребенка, считается плохим мужем, но нормальным отцом, и даже может получить главное право опеки. Это плохо, но психотерапевтам приходится учитывать эти обстоятельства. Насилие в семье тяжело переживается потому, что дети любят своих родителей, даже несмотря на то что те совершают насилие», — говорит Энтони Маннарино (интервью интернет-изданию Dagbladet. 14.09.2007 г.).
По опыту психотерапевтам известно, что родители в целом недооценивают воздействия на ребенка скрытого домашнего насилия. Поэтому важной задачей психотерапии является помощь родителям в осознании этого факта. Если отец или отчим совершает насилие над ребенком, мать зачастую не верит в то, что это правда. (В случае если насилие совершается матерью, отец также проявляет недоверие.) Маннарино считает, что в таких ситуациях необходимо пойти навстречу матери и продемонстрировать понимание того, насколько ей тяжело принять такую реальность. Цель работы заключается в том, чтобы мать смогла защитить ребенка, помочь ему справиться с проблемами и жить дальше. Если родители приходят на терапию со своими детьми, они, как правило, мотивированы на результат. Однако можно добиться хороших результатов и не привлекая к терапии родителей, уверен Маннарино.
Специалисты государственного центра исследования насилия и посттравматического стресса в Осло проявили большой интерес к американской методике и организовали обучающий курс для норвежских психотерапевтов. Теперь она используется в различных детско-юношеских психиатрических поликлиниках.
Войти с помощью соц. сетей: