Для европейских авторов XIX–XX вв. было характерно устойчивое утверждение о бесправном положении женщин в Османской империи, в частности тех, кто оказался в султанском гареме. Тщательное изучение архивных материалов, характерное для современных исследователей османской истории, показало иную картину: многие женщины и в столице, и в провинции очень активно участвовали в экономической жизни, вели через своих посредников судебные процессы, были инициаторами различных благотворительных акций⁹⁶. При более обстоятельном рассмотрении статуса и поведения наиболее известных «затворниц» султанского гарема обнаруживается их несомненное влияние на деятельность Порты, особенно возросшее в период с середины XVI до второй половины XVII в. Именно в это столетие они выступали активными участницами дворцовых группировок, определявших государственную политику. Подобная тенденция, несомненно, была связана с важными изменениями в общественной жизни империи.

Среди факторов, оказавших влияние на империю Османов в рассматриваемый период, следует выделить Великие географические открытия, благодаря которым основной объем мировых внешнеторговых связей переместился на океан⁹⁷. В итоге Османская империя потеряла свою ведущую роль как посредника в сухопутной торговле между Востоком и Западом. На ее внутренний рынок начало поступать не только дешевое американское серебро, но и европейские шерстяные хлопчатобумажные ткани, железные изделия, бумага и другие товары, что ограничивало возможности местного ремесленного производства⁹⁸.

Одновременно Османы потеряли свое военное превосходство, так как в Европе стали формироваться регулярные войска, обученные более передовой тактике ведения боя и оснащенные новым вооружением, в том числе полевой артиллерией и мушкетами⁹⁹. Уже к концу XVI в. продолжительные военные конфликты с европейскими державами перестали приносить Порте новые территориальные захваты, резко сократилась военная добыча. В следующем столетии османские войска еще не раз одерживали победы, но ряд крупных поражений показал, что их былая непобедимость осталась в прошлом.

Вместе с тем в самой империи обострились внутренние проблемы, которые вызвали изменения в работе государственного механизма и его отдельных элементов. Особо следует отметить заметное увеличение численности населения империи в XVI в., приведшее к появлению значительной массы «лишних людей», получивших в османских документах название «левендов»¹⁰⁰. Не меньше забот доставляли и трудности финансово-экономического характера, связанные с «революцией цен», джелалийские бунты¹⁰¹. С конца XVI в. снижается значение военных походов, которые были важной составляющей частью жизни Османского государства на ранних этапах его становления и развития. Несмотря на то что военные экспедиции против соседних государств еще продолжались, тем не менее основной задачей османских правителей стало сохранение завоеванных территорий и поддержание порядка внутри империи, что должно было способствовать восстановлению сильной центральной власти.

Изменения происходили и в ближайшем окружении самого правителя. Как уже отмечалось, со второй половины XVI в. султаны стали больше времени проводить в гареме, в окружении своих наложниц и евнухов. Ранее их предшественники возглавляли военные походы и общались в основном с визирами и военачальниками. Однако преемники Сулеймана Кануни редко выходили из своих покоев в Топкапы и находились под влиянием своих фаворитов. Так, самыми близкими людьми султана Мурада III, по словам Й. Хаммер-Пургшталя, были четверо придворных, среди которых получивший высокую должность дефтердара Увейс-паша¹⁰², любимец султана, известный поэт того времени Шемси-паша, ходжа шахзаде Мехмеда, известный историк Ходжа Садеддин-эфенди, получивший позже титул ходжа-и султан (учитель султана) и капы агасы (глава «белых» евнухов) Хадим Газанфер-ага. Садеддин-эфенди, получивший особый титул «сердар-и улема ее мюстешар-и умур-и дин-ю дюнъя» («глава улемов и советник по религиозным и светским вопросам»), приходил к султану раньше, чем великий визир и другие должностные лица, и обсуждал с ним различные вопросы, решения по которым султан должен был принимать в тот день¹⁰³. Не менее значимым было влияние на Мурада III четырех женщин султанского гарема: его матери Нурбану-султан, хасеки Сафийе, его тетки – Исмихан-султан и кетхуда-кадын Джанфеды¹⁰⁴.

Одно из объяснений причин активизации женщин султанского гарема, возможно, следует искать в отношениях Сулеймана Кануни с его будущей супругой Хуррем-султан. Султанская фаворитка хорошо знала, сколь трудной задачей будет привести кого-то из ее сыновей к власти, и искала пути ее решения. Сначала ей следовало убрать со своего пути великого визира Ибрагим-пашу. Его она считала своим основным противником, поскольку он был фаворитом султана Сулеймана, кроме того, женившись на его сестре Хатидже, Ибрагим получил не только титул дамада (зятя султана), но и поддержку Хафсы, матери султана¹⁰⁵. Между ними шла негласная борьба за влияние на Сулеймана. К тому же, согласно одной из версий, именно Ибрагим подарил Хуррем султану, когда тот в качестве шахзаде находился в санджаке¹⁰⁶. Это обстоятельство делало положение Хуррем уязвимым. Но она нашла выход, решив выдать замуж свою дочь Михримах за подающего надежду видного сановника Рустем-пашу, и тем обрела себе сторонника в предстоящей борьбе ее сыновей со старшим сыном султана – Мустафой¹⁰⁷. Видимо, Ибрагим-паша, поддерживавший Мустафу, зная об этих намерениях Хуррем, отправил Рустем-пашу губернатором в одну из восточных провинций. Тем не менее после смерти в 1534 г. матери султана Хуррем, ставшая к тому времени женой Сулеймана, смогла устранить великого визира в 1536 г., на вершине его карьеры.

Его казнь существенно ослабила позицию Мустафы, что не могло не насторожить его мать Махидевран, старавшуюся оградить своего сына от происков противной стороны. Возглавляемая Хуррем дворцовая группировка, в которую помимо Михримах и Рустем-паши, получившего в 1544 г. пост садразама, входили также другие близкие к ним люди, сумела оговорить Мустафу перед султаном, что привело к его казни в 1553 г. По словам венецианского посла Доменика Тревизано, в день казни Мустафы его мать отправила к нему гонца, чтобы предупредить о готовности Сулеймана умертвить его¹⁰⁸. Однако Мустафа не прислушался к ее словам, поскольку, как утверждает Тревизано, всегда отвергал советы людей из близкого окружения, в том числе своей матери¹⁰⁹. В дальнейшем такой строптивости наследники престола уже не допускали.

Хасеки преемников Сулеймана Кануни старались во всем следовать примеру Хуррем-султан. Нурбану также добилась большого влияния на своего мужа Селима II, а после его смерти, уже в качестве валиде-султан, на своего сына Мурада III. Знаменитый Соколлу Мехмед-паша, женившись на ее дочери Исмихан в 1562 г., стал на долгие тринадцать лет великим визиром (1565–1579). После прихода к власти Мурада он сумел сохранить за собой этот пост благодаря поддержке той группировки, которую возглавляла Нурбану-султан. Позже она уговорила своего сына назначить в качестве преемника Соколлу Семиз Ахмед-пашу (1579–1580), несмотря на его преклонный возраст¹¹⁰. Его смерть в 1580 г. несколько нарушила планы валиде, но ее противостояние с хасеки Мурада Сафийе не помешало ей поменять на посту садразама сначала лала Мустафа-пашу (1580–1580), затем Коджа Синан-пашу (1580–1582), с тем чтобы возвести на этот пост Сиявуш-пашу (1582–1584, 1586–1589, 1592–1593), женатого на ее младшей дочери Фатма-султан. Вероятно, именно она сумела уговорить своего сына перевести весь гарем во дворец Топкапы и в 1578 г. во главе торжественной процессии переехала из Старого дворца в новые покои. Ее высокое положение отразилось также и на расположении ее апартаментов на территории гарема. Как уже отмечалось, они занимали там центральное место и были непосредственно связаны с жилыми помещениями самого султана.

С переездом гарема в Топкапы связано еще одно новое явление в жизни султанского двора. Отныне все члены семьи правящего султана оказались собранными в его стенах. Как первое следствие этой ситуации можно рассматривать отказ от практики посылки шахзаде в санджаки. Последним из султанских сыновей, кто обучался в санджаке государственному управлению, был старший сын Мурада – Мехмед. Полученный им опыт сделал его единственным претендентом на султанский трон. В последующем все шахзаде оказались запертыми в стенах султанского дворца. В подобных условиях не только шахзаде, но и их матери – хасеки потеряли хотя бы относительную свободу действий. Ясно, что другим следствием акции Нурбану было существенное усиление позиции валиде по сравнению с султанскими фаворитками. С того времени султанские матери не только контролировали жизнь гарема, но и воспитание новых наследников престола. Хасеки могли противопоставить власти валиде лишь поиск недовольных в среде дворцовых вельмож, с помощью которых можно было бы добиться свержения правящего султана. Опасность реализации подобного сценария была достаточно велика. Об этом свидетельствовало поведение Мехмеда III, который, подозревая своего старшего сына Махмуда в заговоре против него, приказал умертвить его.

После смерти Нурбану в 1583 г. ее место заняла Сафийе-сул-тан, чье влияние на Мурада, а затем и на ее сына Мехмеда вплоть до его смерти было не менее сильным, хотя ей не удалось добиться из-за интриг лиц из окружения Нурбану статуса султанской жены. Тем не менее ее участие в принятии важнейших решений Мехмеда III по политическим и государственным вопросам для иностранных послов было очевидным¹¹¹. Известно, что Дамад Ибрагим-паша, трижды получавший пост великого визира (1596, 1596–1597, 1599–1601), и другой садразам, Хадим Хасан-паша (1597–1598), своим возвышением были обязаны ей¹¹². При отсутствии султана в столице великий визир или лицо, замещавшее его (каймакам), должны были получать одобрение своих действий у Сафийе-султан¹¹³. Однако после прихода к власти юного Ахмеда I в 1603 г. ей пришлось покинуть Топкапы и переселиться во «Дворец слез», что означало конец ее активного участия в жизни султанского двора.

Карьера хасеки султана Ахмеда I – Махпейкер Кёсем-султан в основных чертах напоминала достижения ее предшественниц. Она, так же как и Хуррем, имела несколько сыновей, двое из которых, Мурад и Ибрагим, стали султанами¹¹⁴. В своих политических интригах она стремилась опираться на своих зятьев. Подобно Нурбану и Сафийе, пика своего влияния она достигла в годы, когда стала валиде-султан (1623–1651). Английский дипломат П. Рико описывал ее как умелую и опытную в политике, честолюбивую и высокомерную в отношениях с придворными. По ее настоянию правительственные советы часто проводились в тайном помещении гарема. Именно оттуда исходили приказания о назначениях, увольнениях или арестах тех или иных должностных лиц. Никакие распоряжения садразама или других визиров Порты не могли иметь силу, пока они не были согласованы с ней¹¹⁵. Возможно, она также сыграла определенную роль в изменении правила прихода к власти следующего султана. Ее активность не могла не вызвать оппозицию при дворе, причем настолько сильную, что неоднократно предпринимались шаги для удаления ее из дворца, однако ни Мурад, ни Ибрагим не решились этого сделать. В итоге ее карьера оказалась самой продолжительной из всех валиде того времени. Она оборвалась лишь в годы правления ее внука Мехмеда IV, когда ей пришлось столкнуться с набравшей силу матерью малолетнего султана Турхан-султан, по чьей инициативе она была казнена¹¹⁶.

Последняя из полновластных валиде-султан Хатидже Турхан, избавившись от своей свекрови в 1651 г., оказалась в центре событий, происходивших в Стамбуле при ее малолетнем сыне. Хотя по возрасту она не принадлежала к кругу женщин гарема старшего поколения, тем не менее, по свидетельствам современников, обладала значительным влиянием и авторитетом благодаря своему статусу¹¹⁷.

Активизация борьбы политических группировок при султанском дворе с участием людей из ближнего окружения султана и ведуших улемов привела в конце XVI – начале XVII в. к падению политического веса и уменьшению авторитета членов Диван-и Хумаюн во главе с великим визиром¹¹⁸. Хотя некоторые садразамы могли, используя противоборство различных частей капы-кулу, восстанавливать эффективность работы государственных органов, их роль заметно уменьшилась, они явно уступали султанским фаворитам. Одним из показателей этой тенденции стали частые перемены лиц, занимавших пост садразама. После смерти Соколлу Мехмед-паши в 1579 г. султан Мурад III сменил одиннадцать своих первых министров, причем большинство новых назначенцев были рекомендованы людьми из его ближнего окружения, к числу которых относились капы агасы (глава «белых» евнухов) и кызлар агасы (глава «черных» евнухов)¹¹⁹.

До конца XVI в. статус «белых» евнухов¹²⁰, отвечавших за внутренние покои султана, был выше, чем «черных», следивших за неприкосновенностью султанского гарема. Последним всесильным главой «белых» евнухов был уже упоминавшийся Газанфар-ага, который до своей казни в 1603 г. имел большое влияние на султана. Поэтому в 1595 г. лишившийся поста великого визира и должности главнокомандующего османской армией на Кавказе Синан-паша в своем письме к Газанфар-аге просил у него разрешения на возвращение в столицу, что явно свидетельствовало о значительном влиянии этого представителя дворцовой элиты¹²¹.

Роль «черных» евнухов стала постепенно увеличиваться после того, как султан Мурад III перенес свои апартаменты в женскую часть третьего двора Топкапы¹²². После того как пост кызлар агасы занял Хаджи Мустафа-ага (1605–1620), они превратились в основных посредников между правителями и другими должностными лицами. В итоге глава «черных» евнухов стал одним из самых влиятельных и авторитетных сановников султанского двора¹²³. В XVII–XVIII вв. без подобного покровителя невозможно было получить должность в высших властных структурах, добиться повышения по иерархической лестнице¹²⁴. Об усилении позиций кызлар агасы свидетельствует и то, что в руки тех, кто занимал этот пост, перешло управление вакфов, доходы с которых направлялись в священные города Мекку и Медину, а в дальнейшем и управление всеми султанскими вакфами. Тем самым они получили в свои руки источники огромных доходов, превративших их в самых богатых людей империи. Используя свое положение, кызлар агасы могли оказывать влияние на султана и активно вмешивались в государственные дела. Их роль в политической жизни империи достигла апогея в первой половине XVIII в., когда эту должность занимали хаджи Бешир-ага и Хафиз Бешир-ага (1746–1752)¹²⁵. Первый из них оставался на своем посту в течение 29 лет (1717–1746). Особенно сильно его влияние ощущалось при султане Махмуде I (1730–1754), когда он стал одним из мусахиб-и шехрияри султана¹²⁶. По свидетельству английского посла Дж.

Портера, хаджи Бешир-ага убедил молодого султана, что для сохранения престола и обеспечения спокойствия в стране следует жить в мире со своими соседями, не выпускать из рук власть и часто менять великих визиров¹²⁷. Махмуд I исправно следовал этому совету и за 24 года своего правления сменил 16 садразамов¹²⁸. Широко известен конфликт кызлар агасы и великого визира Кабакулак Ибрагим-паши (январь 1731 – август 1731). Последний пожаловался султану, что глава «черных» евнухов вмешивается в дела Порты, и добился решения султана о снятии того с должности. Довольный великий визир рассказал об этом своему свекру Мехмед-аге, выполнявшему обязанности кетхуды. Тот, подумав, что он и сам может стать садразамом, тут же информировал о случившемся Бешир-агу. Кызлар агасы немедленно направился к матери султана с просьбой о помощи. После долгих уговоров валиде Салиха-кадын отправилась к сыну, который, не устояв перед ее давлением, изменил свое решение и уволил великого визира¹²⁹. После этого вплоть до самой смерти хаджи Бешир-аги в 1746 г. никто не осмеливался действовать против него.

На освободившуюся должность был назначен Хафиз Бешир-ага (1746–1752), известный в народе как «катран баба»¹³⁰. Его деятельность привлекла внимание европейских дипломатов, много писавших о нем. Российский посланник А.М. Обресков отмечал, что тот, став «единым советником, фаворитом и правителем сей империи», отличался непомерными амбициями, страстью к драгоценностям и вместе с тем «скудостью разума». Особое недовольство в дворцовой элите вызывало то, что «помянутый кизляр ага не в одних внутренних, но и в политических делах не только инфлеенцию имел, но и во всем руководствовал, так что министерство Порты наималейшего ответу без ведома его дать не могло, но от него ожидался»¹³¹. Назначения на пост великого визира и на другие важные государственные должности также происходили с его согласия и за солидное вознаграждение¹³². Чтобы уволить садразама, он через своих людей устраивал поджоги в Стамбуле и обвинял того в недееспособности. Подобные действия

вызвали широкое недовольство в столице. Наконец великий визир Бахир Мустафа-паша и шейх-уль-ислам Сейид Муртаза-эфенди добились султанской аудиенции и вручили ему петиции 200 улемов с требованием свержения Бешир-аги и обещанием сделать все для сохранения трона за Махмудом. Султан вынужден был отступиться от своего фаворита и отдать приказ о его казни¹³³. После этого завершилась эпоха сильных кызлар агасы.

С заключением шахзаде в «кафесе» в XVII в. был закрыт еще один канал связи османской элиты с правящей династией. При передаче власти по старшинству все меньше внимания стало уделяться связям между отцом и сыном. Теперь власть в очень редких случаях доставалась сыновьям, и сыновья чаще всего не получали от отцов политических знаний. Матери султанов как представители старшего поколения османской династии считались обладателями необходимых знаний, которые они могли передавать следующему поколению. Это стало одной из причин активного участия матерей султанов в политике Османского государства.

Несмотря на то что недовольные правлением действующего султана старались придавать своим действиям форму исламской законности, получая необходимую фетву шейх-уль-ислама, одобрявшую их действия, тем не менее свержение властвующего султана было покушением на права дома Османов. В такие опасные для дома Османов моменты мать султана становилась тем человеком, который мог успокоить восставшую толпу. Недовольные правлением султана могли просить у валиде-султан, чтобы она повлияла на своего сына в исправлении политики или отмене указов, раздражающих подданных. Если даже дело доходило до низложения султана, то согласие валиде-султан на низложение ее сына сохраняло связь между домом Османов и подданными. Устойчивость существования османской династии могла сохраняться только через связи между поколениями, и такую связь поддерживали именно валиде-султан.

В изменившихся условиях жизни султанского двора хасеки и валиде-султаны получили возможность играть активную роль не только во внутренней политике Османского государства, но и во внешней. В принципе участие женщин в политике не было для тюркских племен чем-то необычным. Причем женщины чаще всего играли роль посредниц между двумя враждующими сторонами для заключения мирового соглашения. Например, правитель государства Аккоюнлу Узун Хасан в 1461 г. отправил свою мать Сара-хатун к султану Мехмеду II для обсуждения мирового соглашения, которое остановило бы расширение территории Османского государства на восток¹³⁴. Иногда женщины становились посредницами между братьями, воюющими за престол. Например, младший сын султана Мехмеда II Джем после смерти отца отправил свою тетю Селджук-хатун, дочь султана Мехмеда I, к вступившему на престол брату Баязиду с предложением разделить государство на две части¹³⁵. При женитьбе султанских сыновей на дочерях правителей соседних мусульманских государств в качестве сватов отправлялись известные женщины.

Как указал турецкий исследователь Метин Кунт, при вступлении гулямов на государственную службу или невольниц в гарем султана этническое происхождение играло определенную роль в их судьбе¹³⁶. Некоторые из них, поднимаясь по иерархической лестнице Османского государства, не забывали о своем происхождении и по мере возможности сохраняли связь с родными краями. Такие связи поддерживались перепиской и обменом подарками с правителями тех мест. Этот обмен происходил с ведома султана и служил созданию более благоприятной обстановки в отношениях с этими государствами. Например, Хуррем-султан с согласия султана Сулеймана переписывалась с польским королем Сигизмундом I (1506–1548), а после его смерти в 1548 г. – с его сыном Сигизмундом II (1548–1572)¹³⁷. Основная цель этой переписки состояла в том, чтобы дать знать польскому королю о мирных намерениях Порты по отношению к Польскому королевству. Отвечая на письмо короля Сигизмунда II, она привела слова султана Сулеймана Кануни, заверившего нового польского правителя о своей готовности к продолжению мирных отношений с ним¹³⁸. Она также сообщала королю о том, что может передать его пожелания султану о продолжении дружественных отношений между этими государствами¹³⁹. Действительно, в годы жизни Хуррем-султан продолжались мирные отношения с Польским королевством и количество польских послов, посетивших Стамбул, было больше, чем послов других государств¹⁴⁰.

Если Хуррем-султан поддерживала тесные отношения с Польским государством, то Нурбану-султан и Сафийе-султан развивали контакты с Венецианской республикой, сестрой шаха Техмаспа из династии Сефевидов¹⁴¹, Англией, Францией, а также крымским ханом Шахин Гиреем. Еще в годы, когда шахзаде Селим правил санджаком, Нурбану-султан сумела получить его согласие на отправку Хасан-чавуша для поиска своих родственников в Венеции. Одновременно Хасан-чавушу поручалось достать огнестрельное оружие, столь необходимое Селиму в борьбе с его братом Баязидом¹⁴². Выполняя поручение Нурбану-султан, Хасан-чавуш обнаружил ее обедневшего родственника, но тот отказался поехать в Османскую империю. Перед своей смертью в 1583 г. Нурбану-султан оказала влияние на капудан-пашу (командующий морскими силами Османской империи) и предотвратила поход османского флота на остров Крит, который в то время находился под властью Венеции. Венецианский посол Джанфранческо Морозини приводит рассказ о случившемся, полученный от одного из своих осведомителей в султанском дворце: когда валиде-султан узнала о том, что капудан-паша Кылыч Али-паша готовит поход османского флота на Крит, она посоветовала ему ни в коем случае не начинать этот поход, который принесет Османскому государства больше вреда, чем пользы. Она также посоветовала ему ничего не говорить об этом походе при султане. Капудан-паша, отправляясь на аудиенцию с султаном, случайно уронил бумагу с предложением о походе на Крит. Когда один из его слуг поднял выроненную бумагу и передал капудан-паше, он порвал ее со словами: «Если валиде-султан против этого похода, то он уже не имеет никакого значения»¹⁴³.

Нурбану-султан вела дипломатическую переписку на самом высоком уровне. Она посылала свои письма королеве Франции Екатерине Медичи и венецианским дожам¹⁴⁴. Ту же практику продолжала Сафийе-султан, завязавшая переписку с королевой Англии Елизаветой I. Послания с обеих сторон сопровождались любезным обменом подарками¹⁴⁵. Помимо сообщения о получении подарков в таких письмах содержались просьбы о различных мелких услугах¹⁴⁶.

Столь высокий уровень письменного общения предполагал также и переписку с послами соответствующих европейских государств, которые на продолжительное время оставались в Стамбуле, выступая в качестве представителей ведущих торговых компаний. При отсутствии обычных дипломатических отношений для достижения своих целей иностранные послы при Порте были вынуждены налаживать хорошие отношения с валиде-султан, которая могла бы повлиять на своего сына. По свидетельству венецианского посла Я. Соранзо, каждый, кто ожидал благоволения от высших властей Османской империи, должен был обращаться к валиде или хасеки султана Мурада III¹⁴⁷. Сафийе-султан поддерживала постоянную переписку с английским послом через своих доверенных лиц. Путешественник Дж. Сандерсон сообщает о помощи, оказанной ею английскому послу Э. Бартону¹⁴⁸. Обмен письмами Сафийе-султан с секретарем английского посольства П. Пиндером, доставившим ей в качестве подарка от Елизаветы I великолепный экипаж, вызвал в Стамбуле волну различных слухов¹⁴⁹.

Часто переписка велась при посредничестве еврейских женщин, называемых кира¹⁵⁰ и выступавших в качестве доверенных лиц женщин гарема. В исторической литературе продолжается научный спор по поводу личности кира, тем не менее известны имена двух из них – Эстер-кира и Эсперанса Малки¹⁵¹. Самой известной из них является Эстер Хандали, вдова стамбульского купца Элии Хандали, который по происхождению был из андалусского города Херес де ла Фронтера. Она сумела войти в доверие к Нурбану-султан и поначалу оказывала ей мелкие услуги, а также доставляла в гарем различные товары и выполняла различные просьбы женщин гарема¹⁵². С помощью Нурбану-султан она стала вмешиваться в раздачу земельных участков своим ставленникам за соответствующее вознаграждение, которые раньше предоставлялись отличившимся в военных действиях сипахи, что вызвало недовольство последних. Для своего сына она получила должность начальника стамбульской таможни¹⁵³. В 1592 г. подстрекаемыми улемами сипахи подняли бунт и потребовали казни Эстер-кира. Они нашли Эстер-кира и трех ее сыновей во дворце великого визира, где те пытались прятаться. Однако бунтовщики убили и повесили их тела на дверях важных высокопоставленных должностных лиц, которые, по мнению бунтовщиков, способствовали осуществлению их замыслов. Только ее четвертый сын принял ислам и таким образом спасся от казни. Все богатство Эстер-кира, которое составляло около пяти миллионов акче, было возвращено в султанскую казну¹⁵⁴. Еще меньше сведений имеется о кире Сафийе-султан Эсперанса Малки. Известно, что она способствовала поддержанию дипломатических отношений между Сафийе-султан и английским послом Бартоном¹⁵⁵. Эсперанса Малки исполняла роль посредника при переписке, а также обмене подарками Сафийе-султан с английской королевой Елизаветой I. Возможно, она также была убита во время бунта, произошедшего в 1600 г.

Кроме того, послы старались поддерживать хорошие отношения с дочерьми султанов, которые были замужем за высокопоставленными государственными деятелями. Например, венецианский посол Контарини упоминает о подарках, преподнесенных жене великого визира Сиявуш-паши Фатма-султан, которая была дочерью султана Селима II¹⁵⁶.

Одной из причин долголетия османской династии, возможно, является соблюдение определенных правил и порядка, установленного предшествующими правителями во имя сохранения верховной власти в руках единого правителя. В Османском государстве, так же как и во всем исламском мире, не существовало строго определенной традиции передачи власти¹⁵⁷. В зависимости от различных обстоятельств к власти мог прийти старший сын правителя, его брат, а также младший сын, его племянник и т. д. Для сохранения целостности государства Османы должны были предпринимать какие-то меры, чтобы избежать разделения и раздробления владений между детьми и внуками правителя. С течением времени выработался определенный порядок передачи власти от одного поколения к следующему. Орхан-бей, который пришел к власти по завещанию своего отца, установил правило передачи власти старшему сыну среди оставшихся в живых детей правителя. Видимо, на основании того же порядка сын Орхана Мурад после смерти отца устранил своих братьев, которые могли бы претендовать на власть. Еще при жизни Мурада началась борьба его сыновей за отцовское наследие. Обретение власти путем открытого противоборства давало возможность выявить самого способного члена династии, который мог бы мобилизовать все силы и средства для будущих военных побед и захвата чужих земель. Однако соперничество между шахзаде грозило внутренними беспорядками и ослаблением центральной власти¹⁵⁸. Поэтому при султане Баязиде I был подтвержден порядок, по которому при вступлении на престол новый правитель имел право казнить своих братьев¹⁵⁹. Позже этот порядок закрепился в законодательных актах султана Мехмеда II Фатиха¹⁶⁰, который сам казнил своего брата.

Однако начинания Баязида Йылдырыма не смогли предотвратить острую и затяжную борьбу между его сыновьями. Представляется, что одной из причин тому была традиция, восходящая к времени Мурада I, по которой все наследники султана должны были получить знания о государственном управлении. Для этого их отправляли в санджаки, где они под наблюдением наставников – лала, назначенных правителем, проходили соответствующее обучение¹⁶¹. Иногда им позволяли участвовать в военных экспедициях султана, где они могли получить практический опыт военных действий¹⁶². В других случаях при вступлении султана в поход им поручалось управление частью территории Османского государства. Так, отправляясь в 1534 г. в персидский поход, султан Сулейман поручил управление бейлербейством Анадолу своему старшему сыну Мустафе¹⁶³. Как уже было отмечено раньше, вместе с шахзаде в эти санджаки направлялись и их матери, которые также следили за действиями своих сыновей и возглавляли их гаремы. Сейчас трудно сказать определенно, чем подпитывались амбиции султанских сыновей: желанием ли матери видеть своего сына живым благодаря победе в соперничестве с другими шахзаде или интригами наставников и других лиц из их свиты, желавших стать фаворитами нового султана. Видимо, их совместные усилия побуждали юных шахзаде бороться за престол. Ясно, что в этой борьбе важную роль играли и военачальники, готовые поддержать того или иного султанского наследника¹⁶⁴. Напомним, что в 1512 г. янычары взяли сторону младшего шахзаде Селима в борьбе за отцовский трон, предпочтя его менее воинственному старшему брату Ахмеду, несмотря на то что сам Баязид II открыто поддерживал последнего¹⁶⁵.

Установившийся порядок был нарушен после обострившегося конфликта двух сыновей Сулеймана от Хуррем-султан – Селима и Баязида, завершившегося в 1561 г. казнью последнего¹⁶⁶. В дальнейшем устанавливается правило посылки в санджак лишь старшего сына султана. Думается, что не без влияния Нурбану-султан только старший сын султана Селима II, Мурад, был направлен в санджак. Определенную роль сыграл и очень юный возраст других сыновей султана, которые были рождены лишь после его прихода к власти¹⁶⁷.

Еще яснее выявились новые моменты в порядке передачи власти в начале XVII в. Отчасти это было вызвано тем, что в указанное время большинство султанов вступало на престол в малолетнем возрасте, поэтому они не могли получить опыта правления от своих отцов. Так, Ахмед I стал султаном в возрасте 14 лет, Осман II – 13 лет, Мурад IV – 14 лет, Мехмед IV – 7 лет¹⁶⁸. Хотя султаны Мустафа и Ибрагим вступили на престол в возрасте 24–25 лет, они были недееспособными. В связи с этим роль матери-советчицы стала необходимым атрибутом государственной политики того времени. Однако, для того чтобы давать политические советы, матери сами должны были получать определенную подготовку. Известно, например, что Турхан-султан, мать султана Мехмеда IV, проходила обучение у дочери султана Мурада IV Атике-султан¹⁶⁹. В ее обучении принимала также участие Кёсем-султан, прежде чем представить новую наложницу своему сыну¹⁷⁰.

По мнению турецкого историка Ч. Улучая, Кёсем-султан взяла под свою опеку и Мустафу Кочи-бея Гёмюрджинского, автора трактатов о причинах упадка Османской империи, написанных им в традиционном жанре назиданий юным правителям¹⁷¹. Такие наставления – насихат-наме – появились еще в годы правления султана Османа II¹⁷². Возможно, Кёсем-султан знала о них, и по совету валиде подобное сочинение было написано для ее сына султана Мурада IV¹⁷³. Позже она сама просила Кочи-бея подготовить такое же наставление для Ибрагима I¹⁷⁴.

В критических заметках авторов того времени¹⁷⁵, несомненно, отразилось негативное отношение османского общества к увеличению роли гарема и султанских фаворитов, что напрямую связывалось с растущими проблемами в жизни султанских подданных. Однако следует отметить, что одним из результатов рассматриваемой эпохи стало утверждение традиции передачи власти старшему члену османской династии, что исключало борьбу наследников за власть¹⁷⁶. Новый принцип положил конец и практике казни младших султанских сыновей, поскольку содержание в кафесе делало невозможным их участие в борьбе за престол.

Период от смерти султана Сулеймана Кануни в 1566 г. и до назначения на должность великого визира Кёпрюлю Мехмед-паши в 1656 г. в исторической литературе называется эпохой «правления женщин». Этот термин был выдвинут автором одноименной работы Ахмедом Рефиком Алтынаем¹⁷⁷, который считал, что вмешательство женщин в государственную политику привело к ослаблению Османской империи. По его мнению, главной заслугой Турхан-султан является то, что она приняла все условия Кёпрюлю Мехмед-паши при его назначении на должность великого визира. Однако вмешательство женщин в государственные дела, в котором многие исследователи обвиняют обитателей султанского гарема, началось гораздо раньше вышеуказанной даты и не всегда происходило по желанию и стремлению этих женщин¹⁷⁸. Обстоятельства политической жизни, а также замыслы других участников дворцовых интриг вынуждали их пойти на такое вмешательство.

Как это уже было отмечено выше, защита интересов своего сына и обеспечение прихода его к власти определяли мотивацию поведения матери шахзаде. Тогда возникает вопрос: почему же матери прежних правителей не оказывали такого воздействия и не были столь активными? Несмотря на сложность ответа на данный вопрос из-за отсутствия достаточных сведений, можно отметить, что одна из причин выдвижения женщин султанского гарема на передний план связана с личностью самого правящего султана. Взаимоотношения между Сулейманом и его хасеки Хуррем во многом предопределили те изменения в султанском гареме, результатами которых воспользовались другие женщины в гаремах последующих султанов. Однако главными факторами в коренных изменениях, которые происходили в Османской империи в конце XVI и в XVII вв., были политические, экономические и социальные процессы.

Тем не менее назначение Кёпрюлю Мехмед-паши великим визиром в 1656 г. можно считать определенной точкой, после которого вмешательство женщин султанского гарема в государственную политику постепенно снижалось, хотя и не исчезло окончательно. Среди условий, выдвинутых Кёпрюлю Мехмед-паши и принятых Турхан-султан, было невмешательство валиде-султан в дела великого визира в вопросы назначения на государственные должности, а также отклонение жалоб в адрес великого визира¹⁷⁹.

Взаимоотношения Турхан-султан и великого визира строились на отношениях патронажа и были направлены на сохранение и укрепление центральной власти. Кёпрюлю Мехмед-паша, в отличие от своих предшественников, мог самостоятельно назначать на самые высокие государственные должности тех людей, которых он считал нужными. Увеличение силы и власти великого визира происходило в ущерб влиянию самой валиде-султан, а также ее сына. Тем не менее до своей смерти в 1682 г. Турхан-султан поддерживала политику династии великих визиров Кёпрюлю: самого Кёпрюлю Мехмед-паши, а после его смерти в 1661 г. – его сына, Кёпрюлюзаде Фазыл Ахмед-паши, который в течение 15 лет, с 1661 по 1676 г., занимал тот же пост. Зять Кёпрюлю Мехмед-паши, Мерзифонлу Кара Мустафа-паша, также пользовался поддержкой валиде Турхан-султан. При таких условиях великий визир получил практически никем не ограниченную власть при султане Мехмеде IV. Неслучайно после смерти Турхан-султан при первом же удобном случае, после поражения османской армии под стенами Вены в 1683 г., великий визир Мерзифонлу Кара Мустафа-паша был смещен с должности, а затем и казнен¹⁸⁰.

С другой стороны, институт валиде-султан после Хатидже Турхан-султан изменил свое отношение к управлению государством. Турхан-султан финансировала завершение строительства мечети, начатое еще в 1597 г. Сафийе-султан¹⁸¹. Последующие валиде-султан стали больше заниматься благотворительностью. Благодаря их усилиям и финансовой помощи в городах создавались больницы, рыночные площади, торговые центры, медресе и начальные школы, караван-сараи, водопроводы и источники воды, которые служили населению. Имареты и ханы, созданные для учащихся медресе и бедных слоев населения, способствовали уменьшению напряженности между богатыми и бедными слоями населения и посредством этого сохранению власти дома Османов. Хотя они также имели силу и авторитет, однако уже не осмеливались так активно вторгаться в государственные дела, поскольку османское общество негативно относилось к вмешательству женщин в государственные дела. Показательны последние наставления великого визира Кёпрюлю Мехмед-паши султану Мехмеду IV, который навещал его, когда тот тяжело болел. В первом пункте своего завещания султану великий визир советовал ему не слушать женщин при принятии решений¹⁸².

Среди причин прекращения активного вмешательства валиде-султан в государственные дела можно указать также и утверждение принципа «старшинства» при передаче власти и прекращение умерщвления новыми правителями своих младших братьев. С конца XVII в. будущие султаны приходили к власти уже в достаточно зрелом возрасте, а их матерей к этому времени либо уже не было в живых, либо же они находились в почтенном возрасте и были не столь активными, как их предшественницы. Это привело к тому, что матери последующих султанов не могли играть той роли в государственной политике, какую играли женщины гарема до середины XVII в. Например, мать султана Сулеймана II (1687–1691) Салиха Дилашуб умерла через два года после вступления ее сына на престол. Мать султана Ахмеда II (1691–1695) Хадидже Муаззез умерла в 1687 г., до прихода своего сына к власти. Мать султанов Мустафы II (1695–1703) и Ахмеда III (1703–1730) Рабиа Гюльнуш (1642–1715), хотя и стала валиде-султан, однако не вмешивалась в государственные дела¹⁸³.