8

Наш разговор со следователем прервал осторожный стук. Мы повернули головы. Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Виктор Михайлович.

– Кхе-кхе, – откашлялся он. – Прошу прощения. Товарищ майор, к нашему пациенту приехала мать, и рвётся сию же минуту увидеть своё сокровище. Я пробовал уговорить её немного подождать, но она и слышать ничего не хочет. Вам, наверное, придётся прервать свой допрос. Надеюсь, чисто по-человечески всё понимаете.

Майор немного подумал и согласно кивнул головой.

– Да, конечно, – сказал он.

Николай Иванович взял свою папку, спрятал в неё несколько листков бумаги, содержащих изложение моего рассказа, предварительно попросив меня расписаться на каждом из них, поднялся со стула, ободряюще похлопал меня по плечу и направился к выходу. На полпути он вдруг остановился, словно вспомнив нечто важное, обернулся, открыл рот, видимо намереваясь что-то спросить, но передумал, махнул рукой и вышел из палаты.

Я не буду подробно описывать свою встречу с матерью. Сцена, конечно, была очень трогательная. В ней были и радость, и слёзы, и жаркие объятия. Мать плакала. Казалось, она никак не могла поверить, что я цел и невредим.

Немного успокоившись, она рассказала мне о том, что происходило после крушения вертолёта, и почему к нам вовремя не подоспела помощь. Оказывается, разразившаяся в тот день гроза повредила трансформаторную подстанцию геологической экспедиции, в результате чего та осталась без связи. Подстанцию починили только на третий день. Геологи сразу же сообщили об исчезновении вертолёта. Ещё один день ушёл на всевозможные согласования и приготовления. Так что искать нас начали только на четвёртые сутки.

– Сынок, – обратилась ко мне мать, – твой врач сказал мне, что ты категорически отказываешься встречаться с родителями остальных ребят. Я их только что видела. На них просто лица нет. Ты даже не представляешь, как это страшно, потерять своего ребёнка. Почему ты не хочешь им всё рассказать?

– Мам, мне нужно прийти в себя, – ответил я. – Мои нервы изодраны в клочья. Знаешь, как больно всё это вспоминать? Я даже не могу спокойно спать. Мне всё это снится. Извинись перед ними за меня, ладно? Передай им, что я обязательно им всё расскажу. Но только не сейчас, а потом, попозже.

– Хорошо, – вздохнула мать. – Я постараюсь им это объяснить.

– Как идут поиски? – спросил я. – Всех уже нашли?

– Нет, не всех. Пока только двоих. Мальчика, которого Сережей звали, и какую-то девочку. Имя, вот, забыла. Их уже опознали.

У меня закололо в сердце.

Мы ещё немного поговорили. Мать, убедившись, что со мной всё в порядке, окончательно успокоилась. После этого мы расстались.

Когда она ушла, я лёг на кровать и уткнулся головой в подушку. Встреча с матерью сорвала все тормоза, которые удерживали меня от срыва. Я совершенно расклеился. В моей душе возникла жуткая смута. Меня буквально разъедало чувство горечи и боли. В памяти возникали лица моих сокурсников. Веки отяжелели, под ними защипало, спина судорожно задёргалась, а из глаз потекли слёзы, которые я не смог удержать…

Мы сидели в домике и напряженно вслушивались во все звуки, которые долетали до наших ушей. Душераздирающий вопль Вишнякова не давал нам покоя. Любой скрип, любой шорох, любой стук заставляли нас вздрагивать и испуганно съёживаться. Даже убаюкивающий шорох ветра среди древесных ветвей, к которому мы успели привыкнуть, теперь уже не казался нам таким естественным и безобидным, и представлялся чуть ли не воем безумных призраков, окруживших избушку со всех сторон. Я сидел недалеко от двери, и раз за разом нервно на неё оглядывался. Мне казалось, что оттуда вот-вот протянется чья-то огромная когтистая лапа, схватит меня, и утащит за собой. Когда я представлял себе эту картину, мне становилось жутко. Страх преследовал не только меня, но и всех остальных. Это было понятно по бесконечному ёрзанию на месте. Нас охватило чувство беспомощности и неуверенности. Нами овладело предчувствие неминуемой беды. Несмотря на глубокую ночь, никто из нас не мог сомкнуть глаз.

Вдруг откуда-то издалека послышались чьи-то неторопливые, размеренные шаги. Я вздрогнул и напряг слух. Шаги постепенно приближались. Их звук становился всё отчетливее и отчетливее. Моё сердце забилось, как сумасшедшее, а на лбу выступил холодный пот.

– Вы слышите? – спросил я, не сумев скрыть дрожь в голосе.

– Господи, кто это? – прошептала Лиля.

– Может, это Вишняков возвращается? – предположил Алан.

Судя по тяжёлому, прерывистому дыханию, раздававшемуся со всех сторон, этому никто не поверил. Доносившиеся до нас шаги явно не походили на человеческие. Они были какими-то искусственными, неуклюжими. Это было что-то другое, не относящееся к миру людей. Что-то страшное и ужасное. А вдруг, это и вправду Снежный Человек? Мы были так напуганы, что любое, даже самое невероятное объяснение казалось нам реальным.

Шаги тем временем звучали уже совсем рядом. Приблизившись вплотную к домику, они стихли. До нас донеслось чьё-то громкое сопение. Мы замерли. Вдруг в окошко раздался лёгкий стук.

Я поднялся, нашёл на ощупь керосинку, зажег её с помощью спичек и поднёс к окну.

Увиденное заставило меня резко отпрянуть. Моё сердце буквально ухнуло вниз. Ледяной холод пронзил меня до самых костей, а волосы в буквальном смысле встали дыбом. Огонь лампы высветил за стеклом чью-то ужасную физиономию, пристально смотревшую на нас. Она была чёрной, покрытой мехом, её пасть изогнулась в свирепой ухмылке, а в глазах застыла кровожадная ярость.

Лампа выпала из моих рук, разбилась и погасла. В ту же секунду со всех сторон раздались отчаянные крики. Мои спутники вскочили на ноги и прижались к стенам. Моя кровь застыла в жилах. Меня охватил дикий, животный ужас. Я окаменел. Мне хотелось куда-нибудь исчезнуть, спрятаться, забиться в угол. Я, буквально задыхаясь, смотрел на дверь, лихорадочно соображая, что делать, если это существо ворвётся в домик. Как от него защищаться? Но дверь оставалась закрытой, и в избушку никто не входил. Вопли постепенно стихли, и я смог уловить звук неспешно удаляющихся шагов. Очевидно, это, так напугавшее нас, существо предпочло ретироваться. Когда его шаги окончательно растворились в тишине, я вытер со лба пот, жадно сглотнул слюну и облегчённо вздохнул.

– Фу-у-у! – донеслось до меня. Это пришёл в себя Алан.

– Господи, спаси и сохрани! – послышался чей-то шёпот.

Вслед за этим раздался какой-то дикий смех. От этого смеха мне ещё больше стало не по себе. Его нельзя было назвать естественным и нормальным. Его обладатель явно потерял рассудок. Вспыхнул огонёк. Это Тагеров достал свою зажигалку. Слабое пламя выхватило из темноты совершенно обезумевшие глаза Лили. Она хохотала всё громче и громче. Мы стояли и испуганно смотрели на неё. Первым опомнился Алан. Он подошёл к Ширшовой и несколько раз хлёстко ударил её по щекам. Это возымело действие. Смех стих и постепенно трансформировался в истеричные всхлипывания. Безумие в глазах Лили исчезло. Теперь её взгляд был наполнен безудержным страхом. Её всю трясло.

– Ребята, простите меня, – умоляюще выдавила она. – Я сама не понимаю, что со мной произошло.

– Ничего, ничего, – ласково проговорила Юля, и заботливо обняла подругу за плечи. – Мы тут все чуть с ума не посходили.

– Ничего страшнее в жизни ещё не видела, – стучала зубами Ширшова.

Я поймал себя на мысли, что думаю тоже самое. Несмотря на то, что в голливудских «ужастиках» мне доводилось видеть персонажей и поколоритнее, ни один из них не вызывал во мне такого шока, как тот, который я испытал сейчас. Хотя, что здесь удивительного? Кино есть кино. Каким бы страшным ни был на экране персонаж, ты всё равно знаешь, что это либо кукла, либо компьютерная графика, либо переодетый и загримированный актёр. А здесь не фильм. Здесь действительность. Здесь реальная жизнь.

– Вы заметили, как он на нас смотрел? – продолжала дрожать Лиля. – Я думала, он растерзает нас на части.

– Да, он явно видел в нас свою добычу, – согласился Тагеров. – Но, тем не менее, он почему-то не стал на нас нападать и скрылся.

– Может, его напугал наш крик? – предположила Патрушева.

– Не исключено.

– Но это не значит, что он больше не вернётся, – предостерёг я. – Может, он пошёл за подмогой. Может таких, как он, здесь полный лес.

– Бр-р-р! – вздрогнула Юля.

– Ребята, нам нужно срочно придумать, как от него защититься, – сказала Ширшова.

– Ну, один способ у нас уже есть, – успокоил её Алан. – Это крик.

– А ты уверен, что он сработает и в следующий раз? – снова вмешался я.

– Знать бы, кто это такой, – вздохнула Патрушева.

– Кто бы он ни был, это – живое существо, – заметил Тагеров. – А любое живое существо так или иначе уязвимо. Кстати, а где топор?

Я хотел ответить, что в углу, возле стола, но тут вспомнил, что так и не занес его обратно в избушку после того, как брал его для изготовления стоек для вертела. Очевидно, он так и остался валяться возле костра. Но, может, его принёс кто-то другой? Я чиркнул спичкой и принялся вертеть головой по сторонам. Топора нигде не было.

– Джигиты-вакхабиты! – выругался Алан. – Нужно срочно принести его сюда.

– И кто же за ним сходит? – с сарказмом спросил я.

– Кому-то нужно сходить, – отговорился он. – Тут всего-то три шага.

Я уже собрался предложить ему проявить инициативу, но меня перебила Юля.

– Ребята, будьте же вы наконец мужчинами! – яростно бросила она. – Ей богу, слушать противно. Если вы боитесь, я сама схожу.

Как ни силён был владевший мною страх, реплика Патрушевой задела моё самолюбие. Мне страшно не хотелось выглядеть в её глазах трусом. Скажу более, я горел желанием произвести на неё впечатление своей храбростью и решительностью. И похоже, для этого наступил идеальный момент.

«Что с тобой происходит, дружок? – спросил я себя. – Ты явно не в порядке».

Я действительно был не в порядке. Со мной и в самом деле происходило что-то странное. Юля вдруг стала мне небезразлична. Мне мучительно хотелось видеть в её глазах обожание.

– Что ж, правильнее всего будет тянуть жребий, – предложил Тагеров. – Если ни у кого не хватает духу, ничего другого больше не остаётся. Дайте кто-нибудь спички.

– Оставь спички в покое, – решительно произнёс я. – Их мало, они нам ещё пригодятся. Я сам схожу за топором.

– Ну, слава Богу, – пробормотала Патрушева. – Хоть один настоящий мужик нашёлся.

Её слова придали мне воодушевление. Я распахнул дверь и вышел из избушки. На меня тут же дохнуло ночной сыростью. Очутившись за порогом, я остановился и стал нервно вглядываться вдаль.

Мрак! Проклятый мрак! Когда он окружает тебя со всех сторон, чувствуешь себя, словно замурованным. Стоявшие вокруг деревья казались мне чудовищами, обступившими домик плотным кольцом и кровожадно раскинувшими свои ветви-лапы. Стрекот насекомых представлялся мне зловещим хором падальных жуков и могильных червей, собравшихся в предвкушении сытного пиршества. Даже воздух перестал мне казаться воздухом. Мне чудилось, что это – ядовитый газ, от которого я вот-вот задохнусь.

Я резко крутанул головой, стремясь выбросить из неё всю эту чушь. Так и в самом деле можно свести себя с ума. Я сжал зубы и, стараясь смотреть только вперёд, сделал пять шагов по направлению к хорошо просматривавшимся при лунном свете остаткам костра. Топор лежал на земле. Я нагнулся, взял его в руки и поглядел по сторонам. Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то пристально наблюдает. Я развернулся и, не переставая оглядываться, спешно зашагал обратно к избушке. Когда за мной закрылась дверь, я облегчённо перевёл дух. Моё сердце билось столь часто, что, казалось, было готово выпрыгнуть из груди.

Алан сразу же попытался забрать у меня топор, но я его отстранил. Топор принёс я, значит и распоряжаться им буду тоже я. Тагеров перестал вызывать у меня доверие. Если человек испугался выйти ночью на улицу, какие бы обстоятельства этому не сопутствовали, где гарантия, что в самый ответственный момент его снова не охватит растерянность?

Впрочем, Алан не стал особо настаивать, и занялся разбитой керосиновой лампой, которая валялась на полу у окна. Повертев её в руках и немного с ней повозившись, он в сердцах отбросил её в сторону, сопроводив свои действия кратким и лаконичным: «Хана!».

В домике снова установилась тишина.

– Кто-нибудь скажет, сколько время? – спросила Юля.

Тагеров щёлкнул зажигалкой. Я невольно бросил на него взгляд и поразился произошедшей в нём резкой перемене. От былой бравады не осталось и следа. В его глазах поселилась паника, а выражение лица стало каким-то беспомощным, даже робким.

– Три часа ночи, – сообщил Алан.

Лиля тяжело вздохнула:

– Скорей бы уж утро.

Она немного помолчала и снова обратилась к нам:

– Ребята, а вы помните, что вчера Вишняков рассказывал о Снежном Человеке?

– Помним. Как не помнить? – ответил я. – Я когда эту рожу в окне увидел, у меня первая мысль была про него.

– Вот-вот, и я про то же, – сказала Ширшова. – Может это действительно он и есть? Может все эти рассказы – не выдумка, а чистая правда?

– От неверия до почитания – один шаг, – проворчал Тагеров.

– А по-моему, это не Снежный Человек, – проговорила Патрушева.

– Почему ты так считаешь?

– Потому, что он на него не похож. Всем известно, что Снежный Человек – это огромная человекообразная обезьяна. А в той физиономии, которую мы видели, ничего обезьяньего не было. Глаза, нос, рот – точно такие же, как у людей. Если бы не шерсть и не чёрный цвет, я бы не сомневалась, что в наше окно заглянул самый обычный человек.

– А ты, что, так хорошо успела его рассмотреть?

– Хорошо – не хорошо, но за те секунды, что я его видела, он отпечатался в моей памяти довольно отчётливо.

Я мысленно сопоставил описание Юли с тем, что наблюдал сам, и не обнаружил никаких различий.

– Конечно, если бы Лю Ку Тан не выронил лампу, можно было бы рассмотреть его и получше, – заметил Алан.

– Ты уверен, что ты бы её не выронил? – парировал я. – Полчаса назад кто-то даже на улицу боялся выйти, и предлагал определить это по жребию.

Тагеров сконфуженно кашлянул.

– Да я просто говорю, – стал оправдываться он.

Нашей перепалке не дала развиться Лиля.

– Короче, – обратилась она к подруге, – ты сопоставила то, что мы видели, с тем, что изображают на картинках. Но, по-моему, никто ещё толком не знает, как точно выглядит Снежный Человек. Картинки – это ведь не фотографии. А фотографий его нет.

– Все, кто видел Снежного Человека, описывают его одинаково, – защищала свою точку зрения Патрушева. – На основе таких описаний и появились эти картинки. Но я не утверждаю, что это не Снежный Человек. Я просто предполагаю, что это, скорее всего, не он, и объясняю, почему я так думаю. Может это и он. А может и нет.

– А если не он, то тогда кто?

Ответа не последовало.

– Ребята, а вы верите в призраков? – спустя некоторое время, произнесла Ширшова, понизив голос до шёпота.

– Ты это к чему? – спросила Юля.

– А к тому, что, может быть, это был призрак того охотника, который здесь раньше жил. Он же не похоронен, как следует, в земле. Вот его душа и мается.

– Лиля, ты неподражаема! – воскликнул Алан. – То Снежный Человек, то призрак. Ты сама-то хоть в свои утверждения веришь?

– Я ничего не утверждаю, – обиженно произнесла Ширшова. – Я, как и Юля, просто предполагаю.

– А по-моему, даже такие версии не стоит ставить под сомнение, – вмешался я. – В мире ещё очень много неразгаданных тайн. И если мы во что-то не верим, это ещё не значит, что этого нет.

– Точно так же и наоборот, – вставил Тагеров. – Если мы во что-то верим, это ещё не значит, что это есть. Ты вот, например, сталкивался когда-нибудь с настоящим призраком, видел его?

– Не сталкивался, – признался я.

– Я сталкивался, – раздался вдруг робкий голос Вани.

Мы с Аланом изумлённо смолкли.

– Расскажи, – попросила Лиля.

Мы все обратились в слух.

– Я родом из небольшой деревни, которая раньше, до революции, принадлежала графу Штейнбаху, – начал Ваня.

– Еврей, что ли? – прервал его Тагеров.

– Нет, он был немец. В семнадцатом году, когда большевики стали «грабить награбленное», к нему в усадьбу заявился «комитет бедноты», и потребовал добровольно сдать все деньги, драгоценности, одежду, и прочие вещи. Штейнбах отказался. Тогда его скрутили, отрубили руки, и в таком виде сбросили в речку.

– Господи! – передёрнулась Ширшова. – Какое варварство!

– Остался он жив, или утонул – неизвестно. Выжить у него, конечно, шансов было немного. Но труп его так и не нашли. Постепенно о нём все забыли. Графскую усадьбу разрушили, а дом, где он жил, отдали под культпросветучреждение. По-современному – Дом культуры. И вот в этом Доме культуры, спустя некоторое время, стали происходить странные вещи. Сторожа раз за разом жаловались, что ночью по этажам кто-то ходит. Мебель по утрам находили передвинутой. А в окнах несколько раз замечали какую-то странную тень, хотя за шторами в тот момент никого не было. Тень принадлежала высокому, худощавому, немного сутулому человеку. Старожилы утверждали, что она очень напоминает фигуру графа. Пошли слухи, что в Доме культуры завёлся его призрак. Культпросветучреждение стали обходить стороной. В конце концов, его закрыли и забросили. А в наши дни, когда дом совсем обветшал и развалился, его вообще снесли. Но призрак графа не исчез. Его время от времени стали замечать в других местах. Реального вреда он никому не приносил. Но люди его всё равно пугались. В рассказы о призраке графа, конечно, верили не все. Многие над ними только смеялись. И я был среди них. Ведь нам в школе постоянно твердили, что никаких привидений нет, быть не может, и что всё это выдумки психически нездоровых людей. Но однажды произошло то, что заставило меня изменить своё мнение, и более серьёзно отнестись к этим рассказам. С тех пор прошло уже пять лет, но я помню всё настолько отчётливо, как будто это было только вчера. Это случилось накануне моего отъезда на вступительные экзамены в университет. Я жутко волновался и никак не мог заснуть. Чего я только ни делал! И глубоко дышал, и считал до тысячи, даже пил корвалол – ничего не помогало. Лежу я, значит, ворочаюсь и вдруг слышу, как в соседней комнате кто-то ходит. Шаги такие неторопливые, шаркающие, как у деда. А вместе с шагами – старческое покашливание: кхе-кхе, кхе-кхе. Потом эти шаги вдруг переместились в мою комнату. Причем, дверь при этом не открывалась. Их обладатель словно прошёл сквозь стену. Представьте себе такую картину: шаги звучат, половицы скрипят, покашливание раздаётся, а в комнате никого нет. И вдруг на стене, которая находилась напротив окна, появился силуэт. Высокий, худощавый, немного сутулый, со свисающей острой бородкой. Гляжу в окно – всё чисто. А на стене, между тем, тень, как будто между стеной и окном кто-то стоит. Я струхнул не на шутку. Хочу закричать – не могу. Голос как будто исчез. Голова вся вспотела. Тело пробирает дрожь. Я спрятал голову под одеяло, лежу, жду, что будет дальше.

– И что было дальше? – спросил Алан.

– Ничего, – ответил Попов. – Шаги ещё немного позвучали, затем отдалились, а после смолкли совсем. Я тогда не смог уснуть до самого утра.

– Мы, наверное, тоже сегодня не заснём до утра, – проговорила Патрушева. – Сначала эта рожа в окне, потом твой рассказ о призраке графа. Меня уже всю трясёт.

Стекло в окошке зазвенело от внезапно налетевшего порыва ветра, и по крыше тут же забарабанили тяжёлые капли дождя. Мы замолчали и стали напряжённо вслушиваться в этот стук.

Юля оказалась права. Охваченные страхом, мы действительно всю ночь не сомкнули глаз. И только когда в окошке забрезжил рассвет, мы наконец смогли забыться в тревожном, беспокойном полусне.