7

Когда мы вернулись к домику, наши спутники с угрюмыми лицами сидели возле него. Заметив нас, они помрачнели ещё больше и, как по команде, отвели глаза в сторону. Это красноречиво свидетельствовало о том, что обыск избушки оказался напрасным. Мы подошли и уселись рядом. Никто не произносил ни слова. В воздухе явственно витало напряжение. Судя по багровому лицу Сергея, он чувствовал себя неловко. Гнетущую тишину прервал Попов.

– Мы вам там поесть оставили, – сказал он, глядя на меня, всячески избегая при этом смотреть на Вишнякова. – Это из того, что было в моём рюкзаке. Больше, увы, ничего нет. Воды тоже осталось мало.

Я благодарственно кивнул головой и обратился к Сергею:

– Ну что, пойдём, подкрепимся?

Поднявшись с земли, я направился в домик. Вишняков, вздохнув, молча последовал за мной.

Внутренняя обстановка избушки не оставляла сомнений, что здесь искали клад. Стол и кровать были сдвинуты, земля в углах вспахана. Глядя на это, я усмехнулся и посмотрел на Сергея. Он не реагировал.

Обед оказался скудным: на долю каждого из нас пришлось по бутерброду с салом, по половине холодной котлеты, и по одному свежему огурцу. Он нас не насытил, а скорее наоборот, только ещё сильнее разжёг наш аппетит. Утолить жажду нам тоже не удалось. Минеральной воды, извлечённой из Ваниного рюкзака, оставалось на четверть баклажки, и её остаток едва наполнил наши кружки.

Покушав, мы снова вышли наружу.

– Да-а-а, – протянул я, – что-то за нами никто не летит.

Мне никто не ответил. Мы снова уселись на землю и погрузились в напряжённую тишину.

Атмосфера была, конечно, тяжёлой. Образно я бы охарактеризовал её так: мы словно сидели на пороховой бочке и не знали длину фитиля. Единство между нами исчезло. Верно замечено, беда объединяет, а успех разъединяет. Во всяком случае, когда одному вдруг крупно повезёт, а остальным нет, чаще всего бывает именно так. В нашей группе образовалось два психологических центра. С одной стороны – Вишняков, с другой – Тагеров и Ширшова. И между этими центрами в любой момент мог вспыхнуть открытый конфликт. А конфликт в нашем положении, когда мы находились одни в таёжной глуши, был не только вреден, но и опасен. Нам необходимо было выжить. А выживание в экстремальной ситуации возможно только тогда, когда все чувствуют себя единым целым. Это закон жизни. Лично я это прекрасно понимал. Понимали ли это остальные – не знаю. Может, и понимали, но не могли сдержать в себе яростных эмоций. Алана и Лилю сжигала чёрная зависть. В Сергее крепко зависла обида. Что касается Юли и Вани, то они находились в таком же замешательстве, что и я.

Ох, Сергей, Сергей! Дёрнуло же тебя похвастать своей находкой!

Солнце опускалось всё ниже и ниже. Наших надежд выбраться из тайги до наступления темноты становилось всё меньше и меньше.

– Как жаль, что здесь нет гастронома, – крякнул Тагеров.

– Ребята! – негромко произнесла Патрушева. – Так больше нельзя!

– Что нельзя? – спросил Алан.

– Сидеть, сложа руки, – пояснила Юля. – Мы так можем умереть с голоду.

– Почему нас не ищут? – в сердцах бросила Ширшова.

– На помощь надейся, но сам не плошай, – перефразировал я известную пословицу. – Само собой у нас ничего не появится. Еду и питьё нам сюда никто не принесёт.

– А жаль, – картинно вздохнул Тагеров, и пропел. – Прилетит к нам волшебник в голубом вертолёте, и бесплатно накроет нам стол.

Но его шутка никого не рассмешила. Даже Лилю. Снова наступила тишина.

– Сергей, почему ты молчишь? – обратилась к Вишнякову Патрушева. – Ты же много путешествовал. Ты должен знать, что делать в таких ситуациях. Придумай что-нибудь.

– Да, дружище, завали для нас кабанчика, – язвительно бросил Алан.

Сергей поднял голову и посмотрел на Юлю. На её лице обозначилась дружелюбная улыбка. Глаза Вишнякова прояснились. Приободрившись, он вскочил на ноги и зашёл в домик. Когда он оттуда вышел, в его руках значились лопата и моток бечёвки.

– Пойдём со мной, – обратился он ко мне.

Я поднялся и последовал за Сергеем. Отойдя от избушки метров на триста, он внимательно оглядел землю и остановился.

– Попробуем здесь, – пробормотал он.

– Что попробуем? – спросил я.

– Поохотиться, – ответил Вишняков. – Кабанчика я, конечно, не обещаю, но зайчика поймать попытаемся. Знаешь, какой он вкусный? Особенно, если мясо свежее.

– Не знаю, но хотел бы узнать, – улыбнулся я. – А с чего ты взял, что здесь водятся зайцы?

– А ты посмотри, – вытянув палец, сказал Сергей.

Я проследил за направлением его жеста и заметил под кустом слегка сплюснутые светло-зелёные шарики.

– Это заячий помёт, – пояснил он. – А вон и заячьи следы.

Я присмотрелся и заметил на земле следовую дорожку в форме буквы «Т».

– И как ты собираешься его ловить? – поинтересовался я.

– Используем одно старинное изобретение. Называется силки. Слышал когда-нибудь?

– Слышать-то слышал, – ответил я. – Но, честно говоря, никогда не видел.

– Сейчас увидишь, – улыбнулся Вишняков, и протянул мне лопату. – Копай небольшую ямку глубиной три – четыре сантиметра, а я пока сооружу охотничий механизм.

Когда ямка оказалась готова, Сергей положил туда завязанную петлю, набросал в неё травы и протянул другой конец бечёвки к близлежащим кустам.

– Спрячемся здесь, – тихо произнёс он. – Теперь главное, чтобы нам повезло.

Мы устроились в засаде и стали ждать.

Не прошло и получаса, как невдалеке послышался шорох. Мы прекратили перешёптываться и затаили дыхание. Сквозь кусты мы увидели тщательно принюхивавшуюся и шевелившую ушами серую заячью мордочку. Заяц осторожно подкрался к приманке и замер, как бы раздумывая, стоит ему лакомиться этой травой, или не стоит.

«Ну, давай, давай, – мысленно уговаривал его я. – Смотри, какая она вкусная, сочная. Хватай, не стесняйся».

Словно уловив мои призывы, заяц прыгнул в ямку. В этот момент Вишняков резко дёрнул бечёвку на себя. Заяц, почуяв неладное, подался вперёд, намереваясь задать стрекача. Но крепко обхватившая его заднюю ногу петля помешала ему это сделать.

– Держи его! – истошно прокричал Сергей.

Я выскочил из засады и прыгнул на нашу добычу. Заяц отчаянно сопротивлялся. Он трепыхался, дёргался и всячески старался вырваться из моих рук. Но я, крепко прижав его к земле, не дал ему ни единого шанса на освобождение.

Вишняков вышел из кустов.

– Хороший экземпляр, – довольно произнёс он.

Связав зайцу передние и задние лапы, мы пустились в обратный путь.

Возле избушки сидели только девчонки. Алана и Вани не было. Юля и Лиля посмотрели на нашего пленника и радостно ахнули:

– Ой, какой хорошенький! Какой миленький! Какой забавный!

Сергей положил зайца на землю. Патрушева и Ширшова подскочили к нему и, с присущей женщинам нежностью, принялись его гладить и чесать за ушами. Но заяц на их ласки не реагировал. Его трясло, как в лихорадке. Его глаза были наполнены невыразимым ужасом. Видимо, он понимал, зачем его поймали, и что теперь его ждёт. Мне даже стало его жалко, и я отошёл в сторону, чтобы не показывать свою сентиментальность.

– Зачем вы его так связали? Ему же больно! – с упрёком произнесла Юля.

– А ты развяжи, тогда узнаешь, – хохотнул Вишняков. – Трех секунд не пройдёт, как его и дух простынет. Когда наиграетесь, начинайте потрошить. Мы с Димоном свою задачу выполнили, пищу добыли. Готовить её – ваша забота.

Лица девчонок помрачнели.

– Но он же живой! – воскликнула Лиля.

– Живой, – подтвердил Сергей. – Самая свежатинка. При умелом приготовлении жаркое получится таким, что пальчики оближите.

Девчонок передёрнуло.

– Мне его жалко! – жалобно протянула Юля. – Может давайте его отпустим?

– И пообедаем древесной корой? Давайте. Я давно собирался пополнить ряды травоядных.

– Не знаю как вы, а я не смогу его убить, – сказала Лиля. – Дима, может это сделаешь ты?

– Нет, – решительно возразил я. – Вам же сказали, что мы свою работу выполнили. Остальное – ваша задача.

Мой отказ не был какой-то вредностью или рисовкой. Он был искренен. У меня действительно не поднималась рука лишить жизни слабое, беззащитное существо, не причинившее нам никакого вреда.

В этот момент из-за деревьев показались Попов и Тагеров. В руке последнего раскачивался небольшой прозрачный полиэтиленовый пакет, на треть заполненный какими-то ягодами.

– Клюква, – торжественно объявил он, подняв пакет вверх. – Какая-никакая, а всё же еда.

Подойдя ближе, он заметил лежавшего на земле зайца и удивлённо вскинул брови.

– А это откуда?

– Дима и Сергей поймали, – объяснила Ширшова.

В глазах Алана вспыхнул ревностный огонёк.

– А что же до сих пор не зажарили?

– Убить некому, – вздохнула Лиля. – Всем жалко.

– Вот как! – язвительно воскликнул Тагеров. Он явно был рад обнаружившейся у нас слабине и решил показать на её фоне свою силу. – А что же так? Кишка тонка? Только самородки способны находить?

На лице Вишнякова, которому, несомненно, предназначался этот выпад, не дрогнул ни один мускул. Он сидел вполоборота к остальным и невозмутимо раскуривал сигарету. Вместо него Алану ответил я:

– Не только. Мы ещё и охотиться умеем. А чтобы клюкву собирать, много ума не надо.

– Ребята, да хватит вам ссориться! – с упрёком воскликнула Патрушева. – Нашли время!

Тагеров усмехнулся, но больше ничего не сказал. Он передал пакет с ягодами Лиле и стал оглядываться по сторонам. Заметив невдалеке внушительную палку, он поднял её с земли, подошёл к зайцу и схватил его за уши.

– Это делается вот так, – нравоучительно произнёс он, обращаясь к нам.

Алан приподнял зверька, размахнулся, и изо всех сил стукнул его палкой по голове. Из ушей зайца хлынула кровь. Он несколько раз рефлекторно дёрнулся и затих. Девчонки вздрогнули и поспешно отвели глаза. Мне тоже стало как-то не по себе. Меня шокировало не то, что Тагеров оглушил зайца, а то, с какой жестокостью и хладнокровием он это проделал. Создавалось такое впечатление, что убить живое существо для него не составляло никакого труда.

– Учитесь, пока я жив, – не без гордости проговорил он, не замечая, с каким осуждением посмотрела на него Юля. – А теперь мне нужен нож. И чем больше, тем лучше.

На просьбу Тагерова откликнулся один Попов. Он зашёл в избушку и принялся рыться в своём рюкзаке.

– Алан, только не здесь, – тихонько попросила Ширшова. – Отойди куда-нибудь в сторону, чтобы мы не видели.

– Ладно, ладно, – снисходительно пообещал Тагеров, забирая у Вани перочинный нож с уже выдвинутым лезвием, а также жестянку, предназначавшуюся, видимо, для использования в качестве разделочной доски.

– Наберите дров для костра и соорудите вертел, – бросил он, заходя за домик.

Пока Алан, скрывшись от наших глаз, освежёвывал тушу, мы, за исключением Сергея, который продолжал сидеть в стороне и курить, собирали хворост. Это не составило большого труда. Он в изобилии валялся под ногами. Набрав сухих сучков, мы свалили их в кучу и стали думать, из чего сделать вертел. С боковыми стойками проблем не было. Спилив найденной в избушке пилой на одном из деревьев две большие ветки, напоминавшие по форме рогатины, и обломав на них всё лишнее, я воткнул их в землю. А вот с шомполом возникла заминка. Что можно приспособить в этом качестве? Дерево для этого не подойдёт. Оно попросту сгорит.

– Дружище, – обратился я к Вишнякову, – нужен твой совет.

Не успел я пояснить характер совета, как Сергей, словно прочитав мои мысли, указал рукой на избушку:

– Там, в углу, металлический прут.

– Тьфу ты! – с досадой сплюнул я и хлопнул себя по лбу.

Ну, конечно! Как я мог о нём забыть! Лучшего варианта не найти.

Попов вынес прут из домика и водрузил на рогатины. Вертел был готов. Ваня присел на корточки, достал из кармана куртки коробок и принялся разжигать огонь. Но у него это никак не получалось. Края сучков, к которым он подносил зажжённые спички, немного чернели, дымили, но ни в какую не желали разгораться. Когда на земле валялось уже пять зря использованных спичек, я попросил его остановиться, ибо источников огня у нас было отнюдь не в избытке, и снова обратился к Вишнякову:

– Сергей, помоги, пожалуйста.

Вишняков отбросил окурок в сторону, поднялся на ноги и принялся подбирать сухие листья и мох, засовывая всё это под хворост.

– Для того, чтобы разжечь костёр, нужна растопка, – пояснил он. – Листья и мох, в отличие от веток, запылают сразу, и огонь станет быстро разрастаться. А то, что делали вы – это Сизифов труд. Дайте мне какую-нибудь бумагу.

Попов с обескураженным видом снова зашёл в избушку и вынес оттуда газету, в которую ранее были завёрнуты бутерброды. Сергей оторвал от неё небольшой кусок, свернул его в трубочку, поднёс зажженную спичку, после чего сунул под хворост. Раздалось потрескивание, и через несколько мгновений спускавшиеся на землю сумерки прорезало жаркое пламя. Мы подошли к костру и стали с удовольствием впитывать исходившее от него тепло.

– О, я смотрю, мы не так уж и безоружны перед лицом природы, – послышался голос Тагерова. – Во всяком случае, огонь добывать умеем.

Он вышел из-за домика, держа в руке выпотрошенную заячью тушку, обмыл её остававшейся в ведре дождевой водой, и с помощью Лили стал нанизывать на шомпол.

– Ой, у меня же соль есть, – спохватилась Ширшова и посмотрела на меня. – Димочка, не сочти за труд, возьми в моём рюкзаке.

Я выполнил её просьбу.

Намазав тушку солью, мы подвесили её над огнем, уселись вокруг костра и стали наблюдать, как постепенно нарумянивается её корочка.

– Мясо – это конечно хорошо, – произнёс я. – Но как быть с водой? То, что мы брали с собой в дорогу, подошло к концу. Речкой или озером здесь не пахнет. Ратовать только на дождь?

– Вода здесь быть должна, – проговорил Алан. – Тот охотник, который здесь жил, где-то же её брал. Нужно ещё раз внимательно обследовать окрестности. Авось найдём какой-нибудь родник. А может, и не только родник. Может, ещё какой-нибудь самородок отыщем. Вишняков, ты тщательнее оберегай свою находку, а то ни дай Бог потеряется.

– Алан! – с упрёком бросила Юля.

Сергей ничего не ответил. Он поднялся на ноги и с каменным выражением лица принялся переворачивать заячью тушку другой стороной к огню.

– А как будем сегодня жажду утолять? – спросил я.

– А клюква на что? – воскликнул Тагеров. – Клюквой и утолишь.

Жаркое из зайца получилось восхитительным. Эх, сейчас бы к нему картошечку с квашеной капустой и хлебом, думалось мне. Мы обглодали каждую косточку до последней жилки. Мне казалось, что ничего вкуснее я до сих пор ещё не ел. И дело здесь было не только в сильном голоде, при котором, как известно, и лук может показаться сладким. Просто свежее мясо, приготовленное на природе, в походных условиях, на открытом огне, по своей калорийности не идёт ни в какое сравнение с морожеными бройлерами, зажаренными дома на сковородке. Кто не верит, может при желании в этом убедиться.

После сытного ужина мы почувствовали себя немного бодрее.

– Ой, ребята, – мечтательно произнесла Лиля, – вот увидите, пройдёт некоторое время, и мы будем с ностальгией вспоминать этот вечер, этот костёр, и этого зайца. Вы не поверите, но я даже благодарна спасателям за то, что они до сих пор нас ещё не нашли. Я только теперь поняла, как это прекрасно, жить на природе!

– Так оставайся здесь навсегда! – хохотнул Алан. – Дом есть, воду завтра найдём, охотиться научим. Будешь жить-поживать, да добра наживать.

– Только вместе с тобой, – кокетливо поиграла глазками Ширшова.

Мы рассмеялись. Раздалось чьё-то ироничное поцокивание.

– А вот интересно, – произнесла Патрушева, обращаясь ко мне и Вишнякову, – вы долго гонялись за этим милым зайцем, прежде чем смогли его поймать?

– Мы за ним вообще не гонялись, – ответил Сергей. – Зачем гоняться, когда есть охотничьи приспособления?

– Какие приспособления?

– Бечёвка.

– И всё?

– И всё.

– Интере-е-есно! – протянула Патрушева. – А каким образом можно поймать зайца с помощью одной лишь бечёвки?

– Силки, – продемонстрировал свою осведомлённость я. – Слыхала когда-нибудь про такое?

Патрушева недоумённо выпятила губу.

– Ну, это были, конечно, не классические силки, – сказал Вишняков, – а нечто среднее между силками и удочкой.

– А чем отличаются классические силки от неклассических? – не отставала Юля.

– Классические силки предполагают автоматическое захлопывание ловушки, когда жертва приближается к приманке, – объяснил Сергей. – Их сооружают так: из верёвки делают петлю, петлю привязывают к молодому деревцу, деревце сгинают и закрепляют в таком положении, кладут приманку. Когда жертва прикасается к ловушке с приманкой, деревце, к которому привязана петля, распрямляется, захлёстывает добычу и вздёргивает её в воздух. Но у нас с Димоном не было времени на сооружение такого устройства, поэтому мы пошли более простым путём.

– Интере-е-есно! – снова протянула Патрушева. – Выходит, вы теперь каждый день сможете обеспечивать нас дичью?

Вишняков иронично усмехнулся, а я проворчал:

– Посмотрим на ваше поведение.

Юля придвинулась к Сергею поближе.

– А кого ещё здесь можно поймать? – спросила она у него. – Кто из животных более-менее съедобен?

– Олень, кабан, косуля, тетерев, глухарь, рябчик, – принялся перечислять Вишняков, явно довольный тем, что снова оказался в центре внимания. – Правда, при этом нужно знать, где охотиться.

– А где лучше охотиться? – спросила Патрушева.

– Там, где есть следы пребывания животных: помёт, отпечатки лап, примятая трава, погрызы на деревьях и кустарниках, остатки пищи. Чаще всего всё это встречается там, где есть корм: в кедровниках, дубравах, ягодниках. Но во время охоты нужно всегда помнить два основных правила. Первое – тишина, второе – направление ветра. Нужно всегда располагаться от животного с подветренной стороны, чтобы оно нас не учуяло.

– А как насчёт грибов и ягод? – спросил Ваня.

– Если ты хорошо не знаешь грибы, с ними лучше не связываться, – ответил Сергей. – Практически любой съедобный гриб имеет более-менее похожего на себя ядовитого двойника. Тебе кажется, что это опята, а на самом деле это ложные опята. Сатанинский гриб, например, как две капли воды похож на белый. Даже мухомор, который все мы прекрасно знаем, можно иногда принять за обычную сыроежку. Это когда его белые бородавки и кольцо на ножке оказываются смыты дождём. С ягодами полегче. Землянику, малину, чернику, рябину, клюкву, ежевику, чёрную смородину ни с чем не спутаешь. Захотели погрызть орешков – выколупывайте из еловых и сосновых шишек семена. Правда, это возможно только осенью, когда они вызревают. Захотели чаю – ищите корень одуванчика или кипрей. Если их просушить, обжарить и мелко раздробить, получится превосходная заварка. Щавель и кислица подходят для приготовления зелёных щей. Если вдруг чем-то отравились, ищите клубни ятрышника. Они помогут нейтрализовать яд. Захотели огурцов – ищите борщевик. Он схож с ними по вкусу.

– Если бы ещё знать, как это всё выглядит, – усмехнулся я.

– Ты прямо ходячая энциклопедия, – всплеснула руками Юля, восхищённо глядя на Вишнякова. – С тобой не пропадёшь.

Сергей скромно улыбнулся. Я украдкой бросил взгляд на Тагерова и Ширшову. Они сидели, нахмурив брови, и время от времени почесывали руки, словно их мучил зуд. «Нет, до прежнего единства нам ещё далеко, – подумал я. – Ситуация продолжает оставаться взрывоопасной».

Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Закатный багрянец погас. Небо почернело. Звёзды, погружённые в его бездонную глубину, становились всё ярче и ярче. Я уже отчётливо различал Венеру, висевшую, словно большой электрический фонарь на тёмно-синем небосклоне. Огонь костра затухал. Все разговоры постепенно сошли на нет. Прохладная влага, висевшая в воздухе, стала проникать сквозь одежду всё глубже и глубже. Комаров становилось всё больше и больше. Мы решили, что пришла пора ночлега. Зайдя в избушку, мы расположились на тех же местах, что и накануне, и закрыли глаза. Наступила тишина, которую нарушало только ровное, мерное дыхание. Вдруг снаружи раздался какой-то треск. Я открыл глаза и беспокойно спросил:

– Что это?

– Ничего страшного, – ответил Алан. – Просто где-то на дереве сломалась ветка.

– А отчего она сломалась? – спросил Вишняков. – Сильного ветра, вроде, нет.

Немного помолчав, он приглушённо добавил:

– По-моему, невдалеке кто-то ходит.

– Да никто там не ходит, – возразил Тагеров. – Не говори ерунды.

– Я отчётливо слышал чьи-то шаги, – твёрдо повторил Сергей.

– Может, сходишь и посмотришь?

– Схожу и посмотрю.

– И не забоишься?

– И не забоюсь.

В темноте раздался шорох. После этого дверь избушки со скрипом приоткрылась, и в дверном проёме возник чёрный силуэт Вишнякова. Дверь снова закрылась, и снаружи послышались его неспешно удаляющиеся шаги.

– Пусть посмотрит, – снисходительно проговорила Лиля. – Может, он там своего Снежного Человека найдёт.

В домике снова установилась тишина. Меня обуяла дрёма. И вдруг мой мозг, словно раскалённой иглой, пронзил отчаянный крик.

– А-а-а! А-а-а!

Этот крик выражал безмерный ужас. Мы вскочили.

– Что это? – испуганно спросила Ширшова.

– По-моему, это кричал Сергей, – неуверенно произнесла Патрушева.

– Да, голос был, вроде, его, – согласился я.

Мы прислушались, пытаясь уловить хоть какой-то подозрительный звук. Но подозрительных звуков не было. До нас доносился только шум гулявшего снаружи ветра.

Я поднялся с пола, подошёл к окошку и осторожно выглянул наружу. Но, кроме смутных очертаний деревьев, едва вырисовывающихся в ночном мраке, больше ничего не увидел.

– Ну, что там? – напряжённо спросил Алан.

– Пока ничего не вижу, – ответил я.

Тагеров поднялся на ноги и тоже подошёл к окну. Я посторонился. Вслед за ним в окошко поочерёдно выглянули и все остальные. Но ничего другого, кроме того, что увидел я, никто не заметил. Нами овладело беспокойство.

– Ребята, может с Сергеем случилась беда? – тихо проговорила Юля. – Может на него кто-то напал?

Ответом ей стало гробовое молчание.

– Ребята, ну что же вы? – в сердцах воскликнула она. – Мы должны прийти ему на помощь!

Несмотря на её эмоциональный призыв, никто не сдвинулся с места. Нами овладел страх. Уж слишком леденил душу этот крик. Беспричинно так не кричат. Вишнякова явно что-то сильно напугало. А это значит, что невдалеке от нас находится некая неведомая нам опасность, встреча с которой не сулит ничего хорошего.

– Ребята, ну как вы так можете? – продолжала уговаривать нас Патрушева. – Он же наш товарищ!

– Юля, помолчи, – тихо, но жёстко оборвал её Алан. – Мчаться сейчас на помощь Вишнякову – это глупо. Вокруг темно. Кроме этого, мы безоружны. Что у нас есть? Топор, лопата, да пара перочинных ножей, только и всего. С таким набором мы его не спасём. Мы лишь себя погубим.

– Мы его из домика не выгоняли, – поддержала Тагерова Лиля. – Он сам решил идти. Почему мы должны из-за него рисковать?

– Вы просто трусы! – отчаянно бросила Патрушева. – Жалкие, ничтожные трусы!

– Может не стоит бросать такие обвинения? – раздражённо заметила Ширшова. – Хочешь его спасти – иди, спасай. Никто не держит.

– Юля, и в самом деле, успокойся, – вмешался я. – Алан прав. Для нас действительно будет разумнее остаться здесь. Нам не стоит себя обнаруживать. Мы ведь не знаем, на кого нарвался Вишняков, и сможем ли мы с этим справиться. Может ему уже и помощь не нужна.

– Как ты можешь такое говорить? – дрожащим голосом воскликнула Патрушева.

– Он всё верно говорит, – ледяным тоном изрёк Тагеров. – Обрати внимание, криков Вишнякова больше не слышно. Если бы он продолжал звать на помощь, тогда другое дело. А так…

– Ребята, – решительно сказала Юля, – кто готов сейчас, вместе со мной, идти на помощь Сергею? Бросать его на произвол судьбы – это жестоко. Это не просто не по-товарищески, это откровенно по-скотски. Вы потом сами себя за это не простите.

– А он, когда нашёл самородок, поступил по-товарищески? – возразила Лиля.

– Самородок – это совсем другое! – воскликнула Патрушева. – Сейчас речь идёт о жизни и смерти! Неужели вы этого не понимаете? Итак, кто готов пойти со мной? Алан?

– Никуда я не пойду, – позвучало в темноте.

– Лиля?

– Нет.

– Дима?

– Нет, – твёрдо ответил я.

– Ваня?

– Да я… Да если бы…

– Всё понятно, – отрезала Юля. – Что ж, ладно, я пойду одна.

Она уже вознамерилась открыть дверь, но я, бросившись вперёд, преградил ей путь.

– Юля, ты никуда не пойдёшь! Если ты отсюда выйдешь, и тебя кто-то увидит, ты навлечёшь опасность не только на себя, но и на всех нас. Тебе ясно? Сядь на место!

Патрушева в нерешительности остановилась. Побеждённая моими доводами, она не знала, как быть дальше. В темноте раздались её всхлипывания. У меня в горле вдруг появился слизистый комок. Под ложечкой неприятно засосало. Конечно, я переживал. Конечно, меня не могла не волновать судьба Вишнякова. Но в сложившихся обстоятельствах лезть на рожон было крайне опасно.

– Трусы! Жалкие ничтожные трусы! – едва слышно, сквозь слёзы, проговорила Юля. Она отошла в сторону и села у стены. Каким-то шестым чувством я уловил, как больно резанули меня её невидимые в темноте зрачки.

Это сильно задело меня за живое. Меня вдруг охватило чудовищное чувство вины. Я не мог понять, что со мной происходит. Мне было абсолютно наплевать, что думают обо мне Алан, Ваня и Лиля. Но касательно Юли я такого сказать не мог. Я вдруг ощутил, что мне отнюдь небезразлично, как я выгляжу в её глазах. Меня тянуло как-то загладить свою резкость, и я, запинаясь, произнёс:

– Ну, ты ладно. Мы обязательно сходим туда утром, когда рассветёт. Сходим и посмотрим, что там случилось.

Патрушева ничего не ответила. Она продолжала тихо плакать. Ширшова поднялась с места, придвинулась к подруге, села рядом с ней, и крепко её обняла. Похоже, Юлю это как-то успокоило. Всхлипывания стихли.

А примерно час спустя произошло то, что только подтвердило правильность принятого нами решения…