6

– Ну, орёл, как у нас дела?

Я отвёл глаза от берёз, на которые задумчиво смотрел через окно, и слез с подоконника.

Виктор Михайлович зашёл в палату, бросил изучающий взгляд на полотенце, висевшее на двери, приветственно протянул мне руку и поинтересовался:

– Что, докучают любопытные?

– Есть немного, – ответил я.

– Я смотрю, ты маленько ожил, – заметил врач, осматривая мои зрачки. – Глаза уже не красные, мордашка покруглела, подрумянилась. Да и в целом выглядишь явно пободрее. Пришёл в себя?

– Пришёл, – вздохнул я.

– Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.

Я выполнил его просьбу.

– Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, – заключил Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. – Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провёл несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?

– Нет, – ответил я.

– Спина, почки, ноги?

– Нет, нет. Всё в норме.

– Вот и замечательно. Значит, через недельку тебя выпишем, и поедешь домой. Кстати, с тобой очень хотят поговорить. Это следователь из милиции. Он и вчера к тебе рвался, но я его не пустил. Тебе явно было не до него. Но сегодня, не обессудь, встретиться с ним придётся. Так я его приглашу?

– Пожалуйста, – пожал плечами я, и почувствовал, как во мне стало нарастать волнение.

Врач вышел, и вскоре в палате появился невысокий, коренастый мужчина средних лет, с лобастым, горбоносым волевым лицом и внимательными тёмно-серыми глазами, в которых сквозила мощная проницательность. Он был в служебной форме. По количеству звёздочек на погонах, которые выглядывали из-под накинутого на его плечи белого медицинского халата, я определил, что передо мной майор.

– Здравствуй, Дмитрий, – приветливо произнёс он.

Следователь снял фуражку, положил её на стол, придвинул к себе стул и, не выпуская из рук чёрную папку, уселся подле меня.

– Меня зовут Николай Иванович, – представился он, пристально глядя мне в глаза. – Я веду дело по факту гибели вашей группы. Наши поисковики сейчас прочёсывают тот квадрат, где потерпел крушение вертолёт. Кое-что они уже нашли. Находки, конечно, страшные. Но для того, чтобы я смог полностью во всём разобраться, мне нужно услышать твой рассказ. Я понимаю, что вспоминать всё это тебе будет нелегко. Но сделать это надо. Причём, со всеми подробностями.

– Надо, так надо, – пробормотал я, и приступил к повествованию…

Когда я открыл глаза, в окошко домика бил яркий солнечный свет. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. В избушке, кроме меня, находился только Алан. По его слегка припухшему лицу было ясно, что он проснулся совсем недавно. Смяв кусок бумажной салфетки, он сосредоточенно, всухую чистил им зубы.

«Катастрофа-катастрофой, а жизнь идёт своим чередом», – пронеслось у меня в голове.

Услышав моё шевеление, Тагеров обернулся.

– Спать ты, конечно, горазд, – нравоучительно протянул он. – Все уже давным-давно поднялись, а ты всё пребываешь в отключке.

– А где остальные? – спросил я, потягиваясь.

– Вишняков пошёл с Поповым доставать его рюкзак с дерева. Кстати, они сделали зарубку на берёзе под сок. Интересно будет попробовать. Никогда не пил настоящего берёзового сока. Только ту бурду из лимонной кислоты, что продаётся в гастрономах.

– Я тоже, – сказал я. – А во что они, хоть, его набирают?

– Баклажку из-под пива приспособили. Обрезали верх и замотали пластырем вокруг ствола.

– А где девчонки?

– Девчонки на улице караулят спасателей. Я собираюсь сейчас сходить к вертолёту. Посмотрю, что там осталось. Может, радиостанция каким-то чудом уцелела.

– Вряд ли, – засомневался я, поднимаясь на ноги. – Хотя, как знать? Проверить, конечно, не мешает.

– Составишь мне компанию?

– Составлю.

Я вышел из домика. Над верхушками таёжной флоры поднималось солнце, лучи которого играли на мокрой, тяжёлой от росы траве. Небо было чистым. День, не в пример вчерашнему, обещал быть тёплым. Я вдохнул свежий воздух и почувствовал прилив бодрости. Все мои ночные страхи стали рассеиваться, сходить на нет, и уже казались какими-то наивными и бредовыми. Нога, так мучившая меня накануне, больше не болела. Я ступал на неё совершенно свободно, и это только добавляло мне позитив.

– Димок, привет, – раздалось сзади.

Я обернулся. Это были Лиля и Юля. Они сидели на бревне, которое раньше подпирало закрытую дверь избушки, махали мне руками и улыбались.

– Доброе утро, – в ответ улыбнулся я, и обратился к Патрушевой. – Ну, как спина?

– Уже лучше, – ответила она. – Ещё, конечно, побаливает, но уже не так сильно, как вчера. А как твоя нога?

– Да я про неё уже забыл, – не без бравады констатировал я.

Умывшись дождевой водой из ведра, я присел рядом с ними.

– Красота! – восхищённо протянула Ширшова. – А какой воздух! Чувствуешь хвойный аромат?

– Чувствую, – сказал я.

– Красота – она, конечно, красота, – заметила Юля. – Но меня беспокоит другое. Что-то нас не торопятся искать.

– Найдут, не переживай, – произнёс я. – А пока поживём, как Робинзоны Крузо. Ты в детстве не мечтала оказаться на каком-нибудь необитаемом острове?

– Нет, – усмехнулась Патрушева. – Подобные фантазии – удел Вишнякова. А я как-то больше предпочитаю цивилизацию.

Из домика вышел Алан и посмотрел на меня.

– Ну что, пойдём?

– Пойдём, – кивнул я, и поднялся с места.

– Вы к вертолёту? – спросила Лиля.

– Ага, – подтвердил Тагеров.

– Ребята, вы там только поосторожнее, ладно?

– Хорошо, хорошо. Не волнуйся, – успокаивающе проговорил Алан, – Вернёмся целыми и невредимыми. Это я обещаю.

Дым над деревьями больше не поднимался. Очевидно, этому поспособствовал прошедший накануне ливень. Но его отсутствие не помешало нам сориентироваться. Мы хорошо помнили, в какой он был стороне, и направились прямо туда.

Идти было приятно. Солнце уже достаточно нагрело воздух. Ветки кедров, елей и сосен приветственно шелестели на слабом ветру. На душе было легко и хорошо. Но как только впереди показался сгоревший остов МИ-2, наше настроение стало снова наполняться мраком.

Подойдя к тому, что ещё накануне было вертолётом, мы остановились. Тагеров задумчиво покачал головой, поцокал языком и разочарованно сжал губы.

– М-да, – крякнул он.

Его надежды найти исправную радиостанцию явно поубавились. Он принялся неспеша обходить вертолёт. Я последовал за ним. Должен признаться, что я всячески избегал смотреть на эту смердящую гарью кучу металлолома. Меня откровенно страшило снова увидеть обгоревшие останки Николая. Зрелище было не из приятных, и даже простое воспоминание о нём вызывало у меня дрожь. Я старательно отводил глаза в сторону, но так и не смог удержаться от мимолётного взгляда на эту жуткую картину. Даже мимолётного взгляда оказалось достаточно, чтобы мне снова стало не по себе. В этот раз зрелище было ещё ужаснее, чем накануне. Тело Николая было не только разорвано на части, но и обглодано до костей. Алан брезгливо отвернулся и сморщился. Казалось, что его вот-вот вырвет.

– Кто же это его так? – пробормотал я.

– Известно кто, волки, – пояснил Тагеров.

– Как бы они не принялись за нас, – заметил я.

– Днём они нас не тронут, – успокоил меня Алан. – А к ночи нас здесь уже не будет. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Мы прошли по кругу вперёд и остановились перед дверным проёмом вертолета, сквозь который проглядывала сплошная чернота. Тагеров осторожно заглянул вовнутрь.

– Там всё сгорело, – с тяжёлым вздохом констатировал он.

– Может, стоит оставить какую-нибудь записку, что мы неподалёку? – предложил я. – Спасатели ведь придут сначала сюда.

Глаза Алана одобряюще вспыхнули, но тут же снова погасли.

– А у тебя есть ручка и бумага? – бросил он.

Я грубо выругался, досадуя на недостаток смекалки. В самом деле, как можно было не догадаться взять с собой такую нехитрую вещь?

– Мы сделаем по-другому, – сказал Тагеров, и направился к поломанным деревьям. – Это будет даже лучше, чем записка.

Спустя несколько минут на земле красовалась большая стрелка, составленная из обломанных веток, которая указывала в сторону охотничьего домика. Мысленно восторгаясь находчивостью Алана, я тоже внёс свою лепту в сооружение указателя нашего местонахождения, и вывел крупными буквами на земле: «Мы там».

– Для тех, кто будет нас искать, всё должно быть понятно, – резюмировал я.

Тагеров согласно кивнул головой.

– Интересно, видно ли это с неба? – спросил он, и поднял голову.

Я сделал то же самое, и уверенно заключил:

– С небольшой высоты заметят.

Мы в последний раз взглянули на обугленный МИ-2, на котором накануне так хорошо начиналось наше путешествие в царство дикой природы, и отправились в обратный путь.

Когда мы вернулись к избушке, Сергей и Ваня были уже там. Рюкзак, лежавший у ног Попова, свидетельствовал, что их миссия прошла успешно, и котлеты с салом на завтрак нам обеспечены. Но нашими мыслями завладело не это. Нас заинтриговал Вишняков. Он явно был какой-то не такой. Таким взбудораженным я его ещё никогда не видел. Даже беглого взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что с ним произошло нечто экстраординарное. Его глаза сверкали восторженным блеском. Этот блеск был до того ярким, что чем-то даже походил на дьявольский.

– Ты так радуешься оттого, что нашёл это ружьё? – насмешливо спросил Сергея Алан.

Только тут я заметил, что через плечо Вишнякова была перекинута ржавая двустволка старинного образца с треснувшим прикладом.

– Нет, – хмуро ответила за него Лиля. – У него есть находка посерьёзнее.

В её голосе явственно ощущалось раздражение.

Я вопросительно посмотрел на Попова, как бы спрашивая его, что произошло. Но Ваня не пожелал давать разъяснений, и только смущённо переминался с ноги на ногу, впившись глазами в землю. Я снова перевёл взгляд на Сергея. Но тот от счастья, казалось, лишился дара речи.

– Ну, ладно, хватит выкобениваться! – бросил Тагеров. – Показывай, что у тебя там есть.

Вишняков сглотнул слюну.

– Значит так, – начал он; его голос восторженно дрожал. – Достали мы с Ваньком с дерева рюкзак, идём обратно и вдруг видим – заяц. Поскольку у нас с провиантом не густо, мы решили его поймать. Из зайца ведь можно сделать шикарное жаркое. Мы за ним – он от нас. Короче, гонялись за ним, гонялись, но он, подлец, всё же удрал.

– Подлец! Настоящий подлец! – иронично покачал головой Алан. – Не захотел стать обедом для шестерых голодных студентов.

– Развернулись мы назад, – продолжал Сергей, – и вдруг видим у подножия одной старой-престарой сосны что-то подозрительное, словно там кто-то сидит. Подходим ближе. У меня волосы встали дыбом. Человеческий скелет! А рядом с ним – вот эта двустволка.

– На скелеты нам сегодня везёт, – горько усмехнулся я.

– Ванёк со страха задал стрекача. Я же стою, как вкопанный. Хочу дать дёру, но ноги словно к земле приросли. Потом немного пришёл в себя и думаю: «А чего здесь, собственно, бояться? Ну, скелет. Ну и что? Что он мне такого сделает?». В общем, постоял я так ещё немного, затем набрался храбрости, подошёл ближе и стал его разглядывать. Кости высохшие, белые. Видать, он давно уже там сидит. Одежда висит лохмотьями, вся истлевшая. Трясусь от страха, но всё же начинаю её ощупывать, Может, в ней какие-нибудь документы остались. Вдруг чувствую, что-то твёрдое. И что я нахожу!..

С этими словами Вишняков сунул руку в карман куртки и достал оттуда свою главную находку. Сначала я даже не понял, что это, вообще, такое. Вроде, какой-то булыжник. Неровный, закруглённый, похожий на крупную кривую картофелину. Но почему-то блестит, и отдает желтизной. И только потом до меня дошло: да это же золото! Это же самый настоящий золотой самородок! Вот так находка! У меня непроизвольно открылся рот. Напророчил нам декан, напророчил!

– Джигиты-вакхабиты! – изумлённо воскликнул Тагеров, и жадно протянул руку к самородку, явно намереваясь его взять. Но Сергей тут же спрятал свою находку обратно в карман. Алан нахмурился.

– Как делить будем? – беспардонно спросил он. – Поровну на всех?

Вишняков явно опешил от такой наглости. Восторг в его глазах сменился недоумением.

– С какой это стати, поровну? – спросил он. – Это же, всё-таки, моя находка.

– А-а-а, – язвительно протянул Тагеров, и в его глазах заиграл нехороший огонёк. – Ну-ну! Давай-давай!

Он демонстративно развернулся и пошёл к домику.

– Поздравляем тебя, – сухо произнесла, обращаясь к Сергею, Лиля.

Она картинно поаплодировала и направилась вслед за Аланом.

– Я ещё вчера говорил, что здесь надо всё хорошо обыскать, – на ходу проговорил Тагеров. – Может тут где-нибудь ещё один самородок припрятан. А может и не один.

С этого момента в нашей компании начался раздрай.

На лице Вишнякова появилась растерянность. Переполнявшая его эйфория стремительно развеялась. Он нервно переводил взгляд то на меня, то на Ваню, то на сидевшую неподалёку и наблюдавшую всю эту сцену со стороны Юлю, как бы спрашивая нас: «Что я сделал не так?». Он суетливо теребил пальцами пуговицу куртки, выдавая этим свою неуверенность и настороженность, а мы мучительно пытались решить, как нам следует себя вести.

«Эх, Сергей, Сергей! – думал я. – Лучше бы ты держал язык за зубами. О таких находках лучше не распространяться».

Начитавшись романтических книжек, Вишняков, видимо, полагал, что мы все сейчас радостно бросимся поздравлять его со столь неслыханной удачей. Он явно не ожидал, что всё произойдет совсем наоборот.

Люди в реальной жизни зачастую ведут себя совсем не так, как герои литературных произведений. Зависть! Она сидит в той или иной мере в каждом из нас. Каждый из нас втайне завидует успеху другого, и досадует на собственный нефарт. Но у кого-то получается скрывать в себе этот порок, а у кого-то нет. Это зависит от многих факторов: уровня интеллекта, уровня культуры, уровня воспитания.

Наблюдать за поведением Тагерова и Ширшовой в тот момент было, конечно, неприятно. И я, и Ваня, и Юля чувствовали себя неловко. По шуму, доносившемуся из избушки, мы поняли, что там начался повальный шмон. И в каждом из нас вступили в яростную борьбу такие заложенные в психике любого человека качества, как порядочность и прагматизм, совесть и эгоизм, искренность и скрытность. Эта борьба происходила глубоко внутри, и нам оставалось только ждать, чем она закончится. Какое из вышеуказанных качеств одержит победу и определит наше дальнейшее поведение.

Первым дрогнул Попов. Он немного потоптался, подёргался, затем смущённо взглянул на Сергея, пробормотал что-то невнятное и поспешил к домику. Вслед за ним вскочила Патрушева. Виновато улыбнувшись, она тоже бросилась искать свой шанс. Рядом с Вишняковым остался только я. Сергей чуть не плакал. На него было страшно смотреть. Сверкавший ещё несколько минут назад, как ярко начищенный пятак, он теперь стоял весь сконфуженный, потерянный и осунувшийся. Мне стало его жалко. Чтобы хоть как-то его приободрить, я спросил:

– А далеко отсюда тот скелет?

Вишняков пожал плечами.

– Не очень. На вскидку, минут пятнадцать-двадцать ходьбы.

– Вы с Ваньком там всё внимательно осмотрели?

– Вроде, да.

– Ничего не упустили?

Сергей снова пожал плечами.

– Пойдём, сходим, – предложил я. – Может, там ещё что-нибудь осталось.

– Пойдём, – охотно согласился Вишняков.

И он повёл меня к месту своей находки.

Шли мы молча. Я видел, что Сергею было нелегко. Его покрасневшие глаза, севший и чуть охрипший голос отчётливо свидетельствовали, какая неимоверная тяжесть лежала на его душе. Он явственно ощущал, что найденный им самородок как бы образовал жуткую пропасть между ним и всеми остальными. Что той непринуждённости, тому дружелюбию, тому чувству равенства, которые доселе царили в наших отношениях, теперь пришёл конец. Желчь и холод, с которыми он только что столкнулся, казались ему несправедливыми. Ведь он никому не сделал ничего плохого. Ему просто случайно повезло. В нём в полный голос заговорили горечь и обида. Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. В таком состоянии человек остро нуждается в простом человеческом участии, и рад любому, кто готов его понять, а то и просто выслушать. Я видел, что ему очень хотелось излить мне душу. Но он себя от этого удерживал. Об этом красноречиво говорили его крепко сжатые губы, которые он словно склеивал усилием воли. Видимо он полагал, что эмоциональные откровения – это признак душевной слабости. А казаться в чужих глазах слабым ему не хотелось. Самолюбие и чувство собственного достоинства он ставил выше мимолётных душевных порывов.

– Скорее всего, вы нашли хозяина этой избушки, – проговорил я, стараясь отвлечь Вишнякова от грустных мыслей. – Точнее, то, что от него осталось.

– Я тоже так думаю, – согласился он. – Вот как бывает! Жил себе много лет назад в тайге человек. Пошёл как-то утром на охоту, и не вернулся. То ли он своей смертью умер, то ли его убили. Числится, наверное, уже почти целое столетие пропавшим без вести, и никто не знает, что всё это время он просидел мёртвым у дерева, не будучи даже погребённым по христианскому обычаю. Печально.

– А почему ты думаешь, что целое столетие? – спросил я.

– А ты погляди на ружьё, – сказал Сергей, и протянул мне двустволку. – Вон там, на прикладе.

В указанном им месте я увидел небольшую ржавую металлическую табличку с едва выступавшими над поверхностью рельефными буквами.

– Тульский оружейный завод, – разобрал я. – Одна тысяча девятьсот тринадцатый год. Да, логично. Это он, примерно, аж с того времени здесь сидит? Бедняга. Представляю, как мается его душа.

Я попробовал нажать на курок, но насквозь проржавевший механизм двустволки не поддавался.

– Здесь нет патронов, – пояснил Вишняков. – Я уже смотрел. Да если бы они и были, ружьё вряд ли бы выстрелило.

– Жаль, – вздохнул я. – А то бы поохотились, добыли бы чего-нибудь на обед.

– Дичь мы добудем и без ружья. Я это немножко умею, – проговорил Сергей, после чего добавил. – Поскорее бы за нами уже прилетели. Что-то мне здесь неуютно.

– Да, – согласился я. – Мне тоже хочется побыстрее отсюда убраться. Уже третий час дня, а спасателей до сих пор не видно. Скоро темнеть начнёт. Может, нас вообще не собираются искать?

– Не может такого быть, – возразил Вишняков. – Кстати, мы уже пришли.

Он указал глазами вперёд. Я напряг зрение. Моему взору предстала огромная старая кряжистая сосна. Она отчётливо выделялась среди своих более молодых соседей. Её ствол, её ветви были наполовину высохшими. Её иголки увядали и имели не зелёный, а какой-то коричневатый оттенок. Её верхушка качалась от тихого ветра, издавала тоскливый стон и равнодушно взирала на находившиеся внизу останки того, что когда-то было человеком, который нашёл здесь свой последний приют.

Скелет полусидел-полулежал. На нём болтались редкие лохмотья истлевшей материи. Его череп скатился на бок. Суставы рук отвалились и едва просматривались из-под земли. Рёбра были высохшими и побелевшими, что делало их похожими на искусственные. Казалось, что это – всего лишь наглядное учебное пособие, которое зачем-то приволокли сюда из школьного кабинета анатомии.

Во мне разгорелось любопытство. Кто это? Путешественник? Охотник? Учёный? А может, просто случайно забредший сюда человек? Я с удивлением почувствовал, что мне нисколько не страшно. Моя реакция на останки Николая была совершенно иной. Тогда у меня мурашки бежали по коже. А сейчас – полное спокойствие. Хотя, если призадуматься, в таком различии ощущений не было ничего необычного. Николая я всё-таки знал. Я видел его живым, я с ним общался. А с этим человеком я знаком не был. Я даже не знал, как его зовут и как он выглядел. Да и умер он не вчера, а уже много лет назад. По уровню эмоционального восприятия это, всё же, разные вещи.

Я внимательно осмотрел землю возле него, ощупал остатки сохранившейся на нём одежды, но ничего серьёзного не обнаружил. Обследование близлежащей местности результатов тоже не дало. Прикрыв скелет сосновыми ветками, мы отправились обратно.