Книга: Черная повесть
Назад: 4
Дальше: 6

5

– Лю Ку Тан, вы меня слышите? Эй! – донёсся до меня уже знакомый тонкий девичий голосок.
Я открыл глаза и повернул голову. У двери стояла медсестра Маша. Она вопросительно смотрела на меня, видимо пытаясь уяснить, сплю я, или бодрствую. Увидев, что я зашевелился, она добавила:
– На флюорографию.
Я, кряхтя, поднялся с кровати, надел тапочки и пошёл вслед за ней.
Едва я вышел в коридор, как тут же почувствовал себя предметом всеобщего внимания. В меня буквально впилось три десятка любопытных глаз.
– Вот он, – донеслось до меня. – Один из тех, которые потерялись. Говорят, он единственный, кто остался жив.
– Повезло парню. В рубашке родился.
Проведя меня сквозь строй высыпавших из палат больных, Маша довела меня до рентгеновского кабинета, который располагался на первом этаже, передала заботам сердобольной пожилой толстушки и удалилась.
Толстушка сразу забросала меня вопросами о произошедшем: что, где и как?
– Извините, я не хочу об этом говорить, – жёстко отрезал я, и принялся раздеваться до пояса.
Увидев мои ребра, толстушка запричитала:
– Боже мой! Боже мой! Одни кожа да кости!
Я почувствовал, как во мне начинает нарастать раздражение.
Зайдя в кабину и выполнив команду «вдохнуть и не дышать», я быстро оделся и вышел из кабинета. Но едва я закрыл за собой дверь, как меня окликнули:
– Дима!
Я обернулся. Передо мной стояла мать Вишнякова. Я знал её в лицо. Она как-то приезжала к нему в гости. К моему горлу подкатил густой комок. Я опустил голову, будучи не в силах смотреть ей в глаза. Мне мучительно не хотелось с ней разговаривать. Но просто повернуться и уйти я, конечно, не мог.
– Здравствуйте, – выдавил из себя я.
– Димочка, неужели это правда? – сквозь слёзы спросила она. – Неужели мой Серёжа…
Я нахмурился и пробормотал:
– Да, правда.
– Но как же, как же это произошло?
Я замялся, а затем тихо произнёс:
– Извините, пожалуйста. Я обязательно вам всё расскажу. Честное слово. Но только не сейчас. Хорошо? Дайте мне прийти в себя.
Мать Сергея понимающе закивала головой.
– Хорошо, Димочка, хорошо. Я вот тут гостинцев привезла. Возьми.
Она протянула мне доверху наполненный пакет. Я решительно отстранился.
– Нет, спасибо, не надо.
– Возьми, возьми. Небось, изголодался в этой проклятой тайге. Я их для сына везла, но оно, видишь, как получилось.
Слёзы ручьями потекли по её щекам.
Чтобы ещё больше не расстраивать и без того убитую горем женщину, я взял её гостинцы, тепло её поблагодарил и стал подниматься по лестнице. Меня охватило какое-то странное, неприятное чувство. Боже мой, что же мне придётся пережить, когда сюда приедут родители всех остальных ребят! Ведь каждый из них обязательно захочет со мной поговорить, а эти разговоры были для меня сродни пыткам. Как бы от них скрыться?
Нервно отмахнувшись от двух назойливых старух, пытавшихся вступить со мною в беседу, я зашёл в свою палату, завесил полотенцем окошко в двери, чтобы на меня не глазели из коридора, улёгся на кровать и снова погрузился в воспоминания…

 

Ребята, конечно, видели, что по причине полученных травм польза от нас с Юлей была невелика. Поэтому всю тяжёлую и трудоёмкую работу по уборке дома они взяли на себя. А нам, чтобы мы не мучались от чувства иждивенчества, поручили то, что мы безусловно могли осилить – мытьё окна снаружи.
Едва мы начали протирать стекло тряпками, как из домика раздался восторженный вопль Вишнякова:
– Ура! Живем!
Я поспешил узнать, в чём дело. Сергей улыбался во всю ширь своего рта и радостно демонстрировал пилу, топор и лопату, найденные им под кроватью. Все они были насквозь проржавевшими, но всё же вполне пригодными для использования.
– Ну и что? – недовольно пробурчал Алан. – Можно подумать, что ты нашёл клад.
– Я нашёл гораздо ценнее клада, – заметил Вишняков. – Пила, топор и лопата в тайге – незаменимые вещи. Скоро ты в этом убедишься.
Закончить уборку до дождя ребятам не удалось. В самый её разгар на землю упали первые капли.
– Джигиты-вакхабиты! – выругался Тагеров, вынося из избушки очередную порцию мусора. Его восклицание можно было перевести как досадное «Началось!». На его лице белела защитная маска, помогавшая защититься от пыли. Такие маски были на всех, кто находился внутри. Их смастерила Лиля. Материалом послужил обычный бинт, предусмотрительно захваченный ею в эту поездку. Что касается нас с Патрушевой, то, закончив мыть окно, мы дожидались завершения уборки снаружи, и маски нам, понятное дело, были не нужны.
Сверкнули голубые стрелы молнии. В небе прозвучали раскаты грома, напоминавшие взрывы бомб. Они были настолько оглушительные, что я вздрогнул. Сразу после этого землю накрыла сплошная водяная пелена. Это произошло настолько стремительно, что я даже не успел вовремя достать из рюкзака зонтик. За те секунды, что я его вытаскивал и раскрывал, мы с Юлей успели промокнуть до нитки. Меня это, правда, не особо огорчило. Намокнув, я, к своему удивлению, почувствовал себя значительно бодрее. Дождь словно смыл с меня усталость и придал свежести.
– Бр-р-р! – задрожала Патрушева, придвинувшись ко мне поближе, чтобы уместиться под зонтом. – Вот попали – так попали.
В небе снова громыхнуло.
– Да, – согласился я. – Прямо, учения небесной артиллерии, не иначе.
Юля рассмеялась, сочтя мою остроту вполне удачной. Из дверного проёма вылетело ржавое ведро.
– Поставьте, пусть вода наберётся, – раздался голос Алана.
Я поднял ведро и поставил его на землю. Оно стало быстро наполняться.
Когда в домике были протёрты все поверхности, и воздух стал пригоден для дыхания, мы услышали:
– Заходите.
Я закрыл зонт, и мы вошли внутрь. После уборки в избушке появился кое-какой маломальский уют.
– Сейчас бы костёрчик! – мечтательно протянула Патрушева, дрожа от холода.
– Придётся пока без костёрчика, – развел руками Тагеров. – Здесь его не разведёшь. Задохнёмся от дыма. А снаружи – сама видишь.
– Не волнуйтесь, сейчас станет и теплее, и светлее, – проговорил Сергей, вертя в руках керосиновую лампу. Он вытащил из кармана спички, снял с лампы колпак, зажёг фитиль, водрузил колпак на место, и торжественно, на манер циркового артиста, откинул руки в стороны.
– Ву-аля!
Избушка осветилась тусклым светом. Мы радостно зааплодировали. В таёжной глуши, где полностью отсутствовали привычные для нас блага цивилизации, этот огонёк походил чуть ли не на Божий дар.
– И сколько он так прогорит? – спросил я.
Сергей пожал плечами.
– Керосина в лампе немного. Как быстро он расходуется – я не знаю. Я такими древними штуками ещё никогда не пользовался.
Постепенно ливень за окном стал стихать. Вскоре он трансформировался в лёгкую изморось. В избушке стало заметно теплее. Мы согрелись.
– Ну, что? – хлопнул в ладоши Вишняков. – Не пора ли нам пообедать? Не знаю как у вас, а у меня желудок уже потихоньку сводит.
Должен признаться, что до этого момента я совершенно не думал о еде. Шок от пережитого, боль в ноге затмили во мне все остальные чувства. Но после упоминания об обеде я вдруг почувствовал, что страшно голоден.
Мы с Лилей и Сергеем придвинули к себе свои рюкзаки и стали копаться в их содержимом.
– Вываливаем всё, что есть, – скомандовал Вишняков.
Алан, Ваня и Юля немного смутились. Они явно чувствовали себя неловко. Ведь у них ничего не было. Вещи Тагерова и Патрушевой остались в вертолёте, и, скорее всего, сгорели вместе с ним. Рюкзак Попова болтался на высокой ели. Они, конечно, понимали, что мы обязательно поделимся с ними своим провиантом, но чувствовать себя эдакими нахлебниками им явно было неприятно.
– Вот это да! – восторженно вскричал Сергей.
Все подняли головы и посмотрели на него. Вишняков обвёл нас многообещающим взглядом, и торжественно извлёк из рюкзака бутылку водки.
– Цела и невредима!
– Джигиты-вакхабиты! – воскликнул Алан, что, по всей видимости, означало: «Ни фига себе!».
Я думал, она разбилась, – продолжал радоваться Сергей. – А ей хоть бы что. Хорошо, что я её в свитер завернул. Теперь мы ещё больше согреемся. Готовьте кружки.
– Э-э-э! Погоди! – решительным жестом руки остановила его Ширшова. – Тебе лишь бы всё вовнутрь.
– А куда ещё? – недоумённо спросил Вишняков.
– Водка нам понадобится в медицинских целях, – разъяснила Лиля. – Нужно продезинфицировать ссадины, царапины. Кто-нибудь хочет, чтобы у него случилось заражение крови? Наверное, нет. Кроме этого, Юле надо растереть спину, Диме – ногу. А что останется – можете выпить.
– Это само собой, – печально вздохнул Сергей, видимо сознавая, что после всех перечисленных процедур бутылка, как минимум, ополовинится.
Тем временем стол наполнялся яствами. На нём уже лежали запечённые картофелины, спичечный коробок с солью, бутерброды с колбасой, изломанная плитка шоколада, немного придавленные огурцы и помидоры, а также месиво, которое раньше являлось варёными яйцами. Я добавил в эту кучу расплющенный кусок сыра, термос с чаем, который удивительным образом также остался цел, и небольшой кулёк с рафинадом.
– Не густо, – определил Вишняков. – Но всё же лучше, чем вообще ничего.
– На сегодня хватит, – сказал я. – А завтра, будем надеяться, нас отсюда вывезут.
– Ну что, приступаем? – спросила Лиля.
Заметив нерешительность в глазах Алана, Вани и Юли, она мягко добавила:
– Ребята, да хватит вам стесняться. Здесь все свои. В таких случаях нет понятия «своё-чужое». В таких случаях всё становится общим. Давайте, придвигайтесь.
– У меня там, в рюкзаке, сало и котлеты, – как бы оправдываясь, произнёс Попов.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Сергей. – Значит, будет чем утром позавтракать.
Мы жадно набросились на еду. Спустя каких-то пять минут на столе остались лишь крошки.
После трапезы Ширшова отобрала у Вишнякова водку и принялась демонстрировать свои навыки, полученные ею на курсах оказания первой медицинской помощи. Прежде всего, она, с помощью ваты, обработала наши ссадины. Мы немилосердно охали, в шутку соревнуясь, у кого это получится забавнее. Победу одержал Тагеров. Его завывания вызвали наибольший смех.
– Ты лучше квакай, – посоветовал ему я. – А то на твой вой сбегутся все таёжные волки.
– Ква-ква-ква! – послушно произнёс Алан.
Избушку снова сотряс взрыв хохота.
Закончив возиться с Тагеровым, Лиля помогла Юле улечься на кровать и тщательно растерла водкой её спину. После этого она укутала её всевозможным тряпьём, которое только нашла в своих вещах, и подступила ко мне. Но я предпочёл растереться самостоятельно. Обернув ногу курткой, я почувствовал, как по ней начинает расползаться облегчающее боль тепло.
– Так, вроде вылечила всех, – проговорила Ширшова, посмотрела по сторонам и поставила бутылку на стол. – Пейте на здоровье.
В бутылке осталось примерно треть содержимого. Грустные глаза Сергея стали ещё печальнее. Он обречённо вздохнул, разлил водку в уже приготовленные для этого четыре кружки (женская часть нашего коллектива от употребления спиртного вовнутрь отказалась) и произнёс:
– Ну, что? Без закуски, конечно, непривычно. Но в этом тоже есть свой шарм.
Я, Алан и Ваня подошли к столу.
– За наше чудесное спасение, – предложил Тагеров.
Вишняков помотал головой.
– Нет, – возразил он. – Давайте помянем того, благодаря кому мы остались живы. Николая. Можно было взлетать в такую погоду, или нельзя – сейчас это уже не имеет значения. Главное то, что он выполнил свой служебный долг до конца, и без раздумий пожертвовал своей жизнью ради сохранения жизней своих пассажиров, то бишь нас с вами.
Мы, не чокаясь, выпили. Наступила тишина. Поставив кружки на стол, мы снова расселись на полу.
– А керосин в лампе убывает, – констатировала Лиля. – Убывает даже быстрее, чем я думала. Может, её потушить?
– Господа, кому-нибудь нужен свет? – картинно спросил Сергей. – Признавайтесь, кто-нибудь боится темноты?
Никто не отозвался. Ещё раз обведя нас глазами, Вишняков придвинул к себе керосинку и повернул вентиль. Огонь погас. Нас окутала кромешная тьма.
– Ну, что, будем спать? – проговорил Алан.
– А что нам ещё остается делать? – подал голос я.
– Утро вечера мудренее, – заметила Ширшова.
– На это вся и надежда, – внесла свою лепту в диалог Патрушева.
Послышался шорох. Это каждый из нас стал устраиваться поудобнее. Я подался чуть вперёд, положил под голову рюкзак, вытянул ноги, сложил руки на животе и закрыл глаза.
«Вроде покойника», – мрачно подумалось мне.
Растертая водкой нога согревалась всё сильнее и сильнее. Я с удовлетворением отметил, что судорога, сковывавшая её до сих пор, заметно ослабла, боль стала утихать, и кровь свободно потекла по сосудам.
«Какая же всё-таки молодец, эта Лиля, – подумал я. – С использованием водки она всё рассудила правильно».
Снаружи донёсся лёгкий свист ветра. Послышалось уханье совы. Вдалеке что-то затрещало. Я открыл глаза и насторожился. Эти звуки заставили меня вспомнить, что мы находимся не дома, что вокруг нас глухая тайга со всеми её обитателями, и что для этих обитателей мы, скорее всего, незваные гости, которые нарушили их покой.
– Хотел бы я знать, куда делся хозяин этого домика, – раздался задумчивый голос Тагерова. – Что он здесь делал? Кто он, вообще, был? Завтра, при дневном свете, нужно будет хорошенько здесь пошуровать. Авось, отыщем что-нибудь интересное.
– Ребята, может быть нам стоит организовать дежурство? – предложила Ширшова. – Мало ли кто сюда ночью забредёт.
– А кого ты боишься? – спросил Алан.
– Медведя, – ответила Лиля.
– Медведь – это ерунда, – пробормотал Вишняков. – Главное, чтобы сюда не забрёл кое-кто пострашнее.
– Например? – спросил я.
– Например, Снежный Человек.
– Ну, ты и загнул! – усмехнулся Тагеров. – Ты нас попугать хочешь?
– Вовсе нет, – возразил Сергей. – Если хочешь знать, встретить Снежного Человека в такой глуши – вполне возможно.
– А ты, что, и вправду веришь в его существование? – удивлённо поинтересовалась Лиля.
– Верю, – без тени смущения ответил Вишняков. – Сейчас уже доказано, что это не выдумки, и что он существует на самом деле. В прошлом году, когда я ездил на Алтай, мне довелось разговаривать с людьми, которые видели его собственными глазами.
– Интересно, – протянула Ширшова. – Может, расскажешь?
– Если хотите – пожалуйста, – охотно согласился Сергей. – Начнём с того, что он, вообще, из себя представляет. Все, кто видел Снежного Человека, описывают его одинаково: крупный, массивный, очень высокого роста, весь покрыт густой шерстью, которая есть даже на лице, с заострённой кверху головой, с низким лбом, горящими красными глазами и хорошо развитой нижней челюстью.
– Прямо, вылитый я, – в шутку вставил Алан.
– Правда, цвет шерсти назывался разным, – продолжал Вишняков. – Кто упоминал бурый, кто рыжий, кто белый. Всё зависело от того, где его видели. На Алтае он бурый, в Гималаях – белый, в Северной Калифорнии – рыжий. Одно из самых первых упоминаний о Снежном Человеке относится к 1921 году. Именно с тех пор это существо стали называть именно так. Имя Снежный Человек ему дали английские альпинисты, покорявшие Эверест. Как-то ночью, над горами, они услышали страшный крик, от которого у них, по их собственному признанию, кровь застыла в жилах. А на следующее утро, на одном из близлежащих склонов, они увидели цепочку огромных следов, которые очень чётко отпечатались на снегу, и которые сильно походили на человеческие. Проводники альпинистов, увидев эти следы, страшно переполошились и наотрез отказались разбивать лагерь в этих местах, заявив, что с этим существом лучше не встречаться. Первую экспедицию, которая имела своей целью поиски Снежного Человека, снарядили в 1954 году. С тех пор таких экспедиций были сотни, но поймать его так и не удалось. Его много раз фотографировали, но фотоснимки почему-то никогда не получались. То пленка вдруг оказывалась засвеченной, то изображение сильно размытым. Заснять его удалось всего один раз, в 1964 году. Это была экспедиция американца Паттерсона, которая вела поиски Снежного Человека в Северной Калифорнии. Паттерсон и его компаньоны неспеша продвигались на лошадях по каменистому берегу реки. Внезапно их лошади остановились, испуганно заржали и встали на дыбы. Исследователи не смогли удержаться в сёдлах и свалились на землю. Лошади стремглав унеслись прочь. Оглядевшись по сторонам, чтобы выяснить, что так сильно могло их напугать, Паттерсон остолбенел. Невдалеке, метрах в ста пятидесяти, за кустами стояло огромное волосатое существо, напоминавшее человекообразную обезьяну. Увидев, что его заметили, оно стало быстро удаляться в сторону леса. Поняв, что перед ними Снежный Человек, Паттерсон выхватил из сумки кинокамеру и бросился за ним. Ему удалось его заснять. Эти семь метров кинопленки, которые длятся чуть больше минуты, теперь известны всему миру.
– Видели, видели, – пробурчал Тагеров. – Было в какой-то передаче. Но не факт, что это не фальшивка. Может, это был не Снежный Человек, а просто какой-нибудь актёр в обезьяньей шкуре.
– Сергей, а откуда ты всё это знаешь? – удивлённо поинтересовалась Лиля.
– Читал, – ответил Вишняков. – Когда я вернулся из Алтая, я стал собирать материалы о Снежном Человеке, и нашёл их в достаточно большом количестве. Честно говоря, когда нам сообщили, что мы будем проходить преддипломную практику в этих местах, я первым делом подумал: вот бы его здесь встретить!
– Зачем он тебе нужен? – воскликнула Ширшова.
– Интересно, – сказал Сергей.
– Просто интересно, и всё?
– Да.
– Я слышала, что смотреть на него небезопасно, – раздался голос Юли. – Что люди от этого даже умирали.
– Не все, – возразил Вишняков. – Но такие случаи тоже бывали. Например, Паттерсон после той съёмки умер через пять лет от рака мозга.
– Бр-р-р! – содрогнулась Лиля.
– Я могу привести и другие примеры, – продолжал Сергей. – В 1967 году у нас организовали экспедицию, чтобы поймать Снежного Человека. Руководил ею профессор Менжинский. Засаду устроили где-то в горах Грузии, где его неоднократно видели. Ждали-ждали, и вот он наконец появился. Менжинский выскочил ему навстречу и выстрелил в него из пистолета, который был заряжен ампулами со снотворным, но промахнулся. Снежный Человек скрылся. А Менжинский после этого заболел и вскоре умер. По-моему, тоже от рака мозга.
– А почему так происходит? – спросила Патрушева.
– Учёные считают, что в Снежном Человеке очень развито такое свойство, как телепатия. С помощью телепатии он может воздействовать на наш мозг, и таким образом нарушать его работу. Что-то типа биотерапии, только гораздо сильнее.
– Бред! – фыркнул Алан.
– Нет, не бред, – возразил Вишняков. – Каждый человек представляет собой субстанцию, которая может одновременно принимать и передавать электромагнитные волны. Каждый орган человеческого тела имеет свою определённую частоту. И если воздействовать на него на этой частоте, то можно повлиять на его работу. Например, настроившись на частоту мозга, можно его полностью парализовать, и он перестанет командовать жизненно важными функциями организма. Дыхание останавливается, сердце затихает, и человек умирает. В это, конечно, трудно поверить. Для нас телепатия – это нечто невероятное, непознанное. А для Снежного Человека – это повседневная форма существования.
– А чем Снежный Человек отличается от Йети? – спросил я.
– Ничем, – ответил Сергей. – Это просто разные названия одного и того же. В Европе это существо называют Снежный Человек, в Тибете – Йети, в другом месте как-то по-иному, но суть от этого не меняется.
– У нас в Дагестане его называют Аламаз, – сказал Тагеров.
– А я где-то читала, что Снежный Человек – это обитатель некоего другого пространственного измерения, который появляется у нас через какой-то портал, – снова вступила в разговор Юля.
– Существует и такая гипотеза, – согласился Вишняков.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут раздался голос Попова:
– Слушайте, может хватит, а? От ваших страшилок уже мороз по коже продирает. Нашли время и место для таких разговоров. Давайте спать. Уже глубокая ночь.
– А и верно, – заметила Лиля.
– Правильно, ребята, хватит, – поддержала Ваню Юля.
– Ну, хватит – так хватит, – усмехнулся Сергей. – Давайте и вправду прекратим. А то мне уже и самому становится как-то не по себе.
Наступила тишина. Я перевернулся на бок и постарался погрузиться в сон. Но, к своему удивлению, почувствовал, что мне страшно засыпать. Мною овладела тревога. Я никогда не считал себя излишне впечатлительным, но здесь, в глухом таёжном лесу, во мраке ночи, когда вокруг не было абсолютно никого, кто, в случае чего, мог бы прийти нам на помощь, рассказы Вишнякова возымели на меня довольно сильное действие. В моей памяти вдруг отчётливо проявились все истории о духах, привидениях, и тому подобной нечисти, слышанные мною когда-либо. Каждый треск, каждый шорох, раздававшиеся за окном, заставляли меня вздрагивать. Мне казалось, что к нам украдкой подбирается Снежный Человек, перед которым мы были совершенно бессильны и беззащитны. Я весь сжимался, моё дыхание учащалось, а сердце заходилось в бешеном ритме. Так, одержимый беспокойством, я проворочался до самого рассвета. И только под утро, когда накопившаяся за день усталость оказалась сильнее всех одолевавших меня страхов, сон наконец сомкнул мои глаза…
Назад: 4
Дальше: 6