Глава 13
Верхняя Саксония. Лето 6655 от С. М. З. Х.

Лесовики Калеви Лайне, все, кто выжил после первого рейда по Верхней Саксонии и Шлезвиг-Гольштейну, тихо двигались по дремучей ночной чащобе. Воины племени хеме были прирождёнными лесовиками, что есть, того не отнять. И глядя на то, как тёмные тени воинов тихо скользят между деревьями, я вспоминал день, когда выкупил их из рабства, и хвалил себя за этот поступок. Не прогадал, потратил серебро, и теперь у меня есть следопыты, которые уже не раз показали себя в деле и сегодня вновь демонстрируют свои умения, ведут ударную группу дружинников к месту стоянки вражеского отряда и делают это спокойно, чётко, без суеты. Не трещат под ногами сучья и ветки. Саксонские егери, которые охраняли подходы к стоянке германцев, уже мертвы, и крестоносцы не подозревают, что мы рядом.

Метрах в десяти от меня резко вскрикнула ночная птица. Это сигнал передового хеме, что опушка рядом. Следующие за мной варяги, пруссы, русичи и три десятка варогов сбавили ход и стали расходиться влево и вправо, а я двинулся прямо, туда, где кричала птаха. Наступал на землю осторожно, сначала ощупывал носком пространство перед собой и только потом опускал ботинок. Шаг. Другой. Третий. Ещё один и ещё. Из темноты вынырнул Лайне, бородатое лицо которого осветил призрачный лунный свет, и, прижавшись к моему уху, прошептал:

– Вождь, всё спокойно. В лагере католиков тишина и собак нет. Перед нами у дороги два поста по пять человек и с другой стороны лагеря ещё два. Если брать караульных на нож, то это долго, потому что стража не спит и начеку. Что прикажешь?

Фигура Калеви отстранилась, после чего уже я наклонился к нему и зашептал:

– Часть наших воинов отстала, пошли своих людей, чтобы помогли им тихо подойти. Как только все будут на месте, с командирами ко мне.

– Понял.

Вожак хеме бесшумно нырнул в кусты и пропал, словно его здесь и не было, а я сделал ещё несколько шагов и оказался на окраине леса. Присел на землю и всмотрелся в поле подле тракта Гамбург – Любек. На поляне метрах в тридцати от меня, слева и справа, горели два костра, возле которых расположились вражеские караульные, за ними – три десятка повозок и около двухсот привязанных к кольям лошадей. Половина – гужевые рабочие-тяжеловозы, остальные – рыцарские жеребцы. Рядом с повозками догорало полтора десятка костров, и в свете потухающих багровых угольев я разглядел спящих людей, элитных бойцов из гвардии короля Конрада Третьего. Германцы действительно были спокойны и нападения не ждали. Нам это на руку. Мне оставалось только дождаться сосредоточения дружинников и отдать команду на атаку. А пока мои воины выбирались из леса, я прикрыл глаза, прислушался к мирным эмоциям врагов и улыбнулся. Поправил ножны с мечом, поудобней устроился у дерева, подумал, что второй рейд начинается неплохо, и пролистнул в голове события последних трёх недель…

Десять дней отдыха в Рароге пролетели незаметно. Всё это время я занимался хозяйством, общался с Войданом Лебедяном и натаскивал прибывшую из Новгорода сотню воинов, которые должны были хотя бы немного соответствовать ветеранам. Помимо этого конечно же постоянно отсылал почтовых голубей в Дубин и Аркону. Туда отправлял полученную от пленников информацию и делился с князьями своими планами на новый рейд по вражеской территории, а в ответ получал одобрение и свежие новости с фронтов, где уже вовсю кипели жаркие битвы Северной войны.

Рагдай Померанский в сражении под Старогардом разбил ляхов и моравов. Пленных наши войска и союзники почти не брали, и под стенами этого города остались лежать двадцать три тысячи крестоносцев и четыре тысячи наших воинов. Часть поляков увёл в отступление князь-кесарь Владислав Пяст. Судя по всему не просто так, по рассеянности венедов, а по какой-то тайной договорённости. После чего князь поморян оставил на границе несколько крупных отрядов из племенного ополчения словинцев и пырычан и через Щецин двинул свою армию на столицу лютичей Радогощ.

Одновременно с этим партизанские соединения линян, полабов и речан вели бои с наступающими войсками Конрада Третьего, Германа фон Шталека, Фридриха Одноглазого и Альбрехта Медведя. Потери у крестоносцев были немалые, но и наши войска теряли бойцов, ибо католики, которые знали о судьбе пфальцграфа Фридриха Саксонского, подготовились неплохо и для борьбы с партизанами сформировали специальные егерские отряды. Бои вспыхивали в лесах и на трактах, на берегах рек и озёр, в посёлках и городках, которые не могли удержать бодричи и лютичи.

Война набирала обороты, пожирала человеческие жизни и смещалась к побережью, а главные силы славян всё ещё собирались в Дубине, Зверине и Радогоще и до сих пор не вступили в дело. Никлот, Мстислав и Прибыслав только тормозили католиков, уничтожали вражеские продовольственные запасы и устилали дорогу перед ними ловушками. Наверняка для князей было тяжело наблюдать за тем, как орды зачуханых и грязных завоевателей с крестами на плащах прут к Венедскому морю. Однако они понимали, что наши войска смогут дать только пару крупных сражений, а затем всё, приплыли. За германцами подойдут франки и новые отряды европейских бродяг, и материковым венедам придёт конец. Поэтому они скрипели зубами и выжидали, ибо каждый день – это потери врага от болезней и ловушек, от нападения партизан и антисанитарии, от ранений и вследствие внутренних разборок.

В общем, события развивались, как и предполагалось. Армия Генриха Льва тем временем соединилась с войском маркграфа Конрада Мейсенского, который закрепился на морском побережье, и приморская группировка противника готовилась к рывку на Дубин. Остальные колонны крестоносцев наступали по своим направлениям, а бодричи и лютичи эвакуировали мирных жителей, которые отправлялись в Волин, Волегощ и Колобрег, лихорадочно крепили оборону, делали запасы и готовились к основным сражениям войны и осадам больших городов.

Наблюдая за этим со стороны, мы с Вартиславом Никлотингом, который пополнил свою дружину, навестили нашего соседа с северной стороны, варяга Верена Байковича, и уговорили его пойти с нами. В итоге моих воинов собралось одиннадцать сотен, с Вартиславом было триста всадников, и Верен привёл двести пятьдесят бойцов. При умелом использовании эта сила могла многое сделать. И на одиннадцатый день после моего прибытия в Рарог, простившись с близкими, я вновь ступил на палубу «Карателя» и отплыл к материку.

Шли ходко, и только раз замялись, поскольку со стороны Дании в сторону Руяна через Большой Бельт двигался одинокий шнеккер. Мы подумали, что это кто-то из обнаглевших датских ярлов решил к нам за добычей сбегать, и «Каратель» с «Яровитом» двинулись на перехват. Однако перед нами оказались не враги. На борту шнеккера находились витязи Святовида и сотник Доброга, который ходил в гости к датскому королю Кнуду Магнуссону и его родственнику Свену Эстридсену. Мне, конечно, было интересно, чего добился Доброга, и я пригласил его в гости. Сотник, с которым я был в приятельских отношениях и который знал о моих доверительных отношениях с Векомиром, приказал пришвартовать свой шнеккер к моему кораблю. Мы с ним немного посидели, поговорили, обменялись новостями, и я узнал, что викингов в ближайшее время можно не опасаться. Доброга действовал быстро и навёл на датских правителей такой ужас, что они ещё долго ни о какой поддержке Крестового похода задумываться не будут.

А дело было так.

Полусотня витязей, которые узнали, что в Данию спешат цистерцианцы и тамплиеры, высадилась в землях Свена Эстридсена. Храмовники осмотрелись, вышли на связь с нашей агентурой и приступили к делу. Доброга навестил ярла Свена и Мальмфриду Мстиславну, затем переговорил с Кнудом Магнуссоном, который сделал своей столицей город Виборг, и выдвинул викингам ультиматум: либо они уничтожают посланцев Бернара Клервоского и Шарля Понтиньи, либо в самом скором времени на их земли навалятся варяги, которые не могут допустить того, чтобы датчане ударили по венедским морским коммуникациям. Викинги сомневались долго, но когда этого требует дело, Доброга умеет быть жёстким и даже жестоким. В конце концов датчане ответили согласием запятнать себя кровью священнослужителей и послали за жизнью собратьев-католиков наёмных норвежцев, которых пригласила в королевство Мальмфрида Мстиславна. И всё бы ничего, вот только норги поставленную перед ними задачу выполнить не смогли, слишком крутыми ребятами оказались рыцари храма Соломона, и тогда пришлось вмешаться храмовникам Святовида, которые сделали эту работу. Правда, Шарль Понтиньи всё же сбежал. Прикрываясь тамплиерами и рядовыми проповедниками, он покинул Датское королевство, и побежал жаловаться своему патрону Бернару из Клерво. Но так даже лучше. Цистерцианский аббат узнает о ненадёжности викингов, и датским верховодам придётся остерегаться не только нас, но и церковников, которые шуток не понимают и имеют долгую память. Однако мы рядом и можем напасть на них прямо сейчас, а Бернар далеко, и его реакция последует позже. Поэтому нас викинги боятся больше, по крайней мере пока, а что будет дальше, посмотрим…

Доброга и храмовники продолжили движение в сторону Руяна, а я догнал нашу эскадру и к утру следующего дня высадился на германский берег невдалеке от озера Зелентер-Зе. Что нам делать, мы знали, а потому сразу же направились в сторону подпитывающего германцев тракта между Гамбургом и разрушенным Любеком. По пути уничтожили несколько патрульных конных групп, а потом, словно диких зверей, загнали и перебили отряд саксонских егерей, которые наблюдали за обезлюдевшими землями Верхней Саксонии. Сделали всё правильно, но когда подошли к тракту и расположились в лесах недалеко от замка, под стенами которого было разбито войско Сигурда Плитерсдорфа, оказалось, что нас уже ожидают. Видать, не всех егерей мы вычислили. Кто-то нас приметил, сообщил о вернувшихся венедах в Гамбург, и там отреагировали быстро. Местные власти и находящийся в городе граф Оттон Амменслебенский выслали нам навстречу трёхтысячный сводный отряд из разноязыкого европейского сброда, который был готов умереть за свои идеи точно так же, как венеды за свою родину. И мы оказались перед выбором: отступить или принять бой.

Сталкиваться с германскими оборвышами, разбойниками и фанатичными безземельными рыцарями под общим командованием барона Юлиуса фон Фаерста желания не было, ибо это потери, которые нам сейчас не нужны. Однако и уходить не хотелось, поскольку мимо нас по тракту шли тяжелогружёные повозки с необходимыми для католиков припасами. В телегах и фургонах находился купленный германскими феодалами и католической церковью овёс из Каринтии, солонина из Баварии, зерно из Аквитании, вино из Бургундии, сыр и мука из Фландрии, масло из Прованса и многое другое. Всё это должно было взвиться к небесам в виде пепла или отправиться в прохладные воды реки Траве. Поэтому я принял следующее решение: основные силы нашего войска, командование которым примет Вартислав, отойдут на северо-запад к реке Брамау и сымитируют рывок к Эльбе и Гамбургу, а я с четырьмя сотнями дружинников останусь в прилегающих к тракту лесах и ударю по вражеским транспортным колоннам.

Зеландские соседи мой план поддержали, и Вартислав начал отступление. Юлиус фон Фаерст, к которому подошло подкрепление в виде лёгких конников из Вормса и Меца, оставил на переправе через Траве пару сотен пехотинцев и кинулся вслед за венедами. С того дня прошло ещё три, и всё это время мой отряд тихо сидел в дебрях и ждал, пока германцы немного расслабятся. Я думал, что католики уменьшат количество охраны в больших обозах. Но нет. Несмотря на то, что Вартислав и Верен приковали к себе основные силы противника, караваны по-прежнему двигались в сопровождении серьёзных воинских отрядов. По лесам бегали саксонские егери, и каждый вражеский обоз на ночь останавливался в удобном для обороны месте, а на опасном направлении выставлял заслон из повозок и сторожей с собаками. Всё это стало меня немного нервировать, и я уже почти решился расколотить один из таких караванов ударом в лоб. Но тут появилась более заманчивая цель.

По дороге двигался отряд королевских рыцарей, восемьдесят отборных головорезов с сотней пехоты и двумя десятками егерей. Они сопровождали тридцать превосходных фургонов и пару десятков лиц, которые выглядели как гражданские. И хотя я не знал, что везут в повозках, но было ясно, что гвардейцы Конрада Третьего не поедут в армию герцога Генриха просто так. Да и сопровождаемые ими граждане, которые были одеты словно вполне обеспеченные горожане, меня заинтересовали. Поэтому выбор цели был очевиден. Бьем рыцарей и хватаем языков и только после этого переходим к продовольственным обозам, которые идут вслед за германскими аристократами…

Позади хрустнула ветка, и, даже не оборачиваясь, я знал, что это Калеви Лайне, Радко Самород, Поято Ратмирович, Гнат Твердятов и Торарин Мох. Командиры моего войска молча остановились рядом, и я отдал им приказы на предстоящий бой:

– Радко, Поято и Гнат атакуете стоянку противника. Варяги обходят германцев слева, киевляне справа, а пруссы бьют по центру. Окружаем их и давим. Так, чтобы ни одна падлюка не ушла и караван на дороге не предупредила. Лайне и Торарин, ваши люди выдвигаются дозорами вдоль тракта. Хеме идут по направлению к реке, а вароги двигаются к Гамбургу. Следите за дорогой. Сейчас рыцарей перебьем, трупы до утра приберём, встанем у дороги и будем ждать обоз. Всё ясно?

Командиры ответили еле слышным выдохом. Они всё понимали, ибо люди опытные, даже Торарин, который за минувшую весну и это лето забрал несколько вражеских жизней.

Пришла пора действовать, и спустя несколько минут за моей спиной скопилась сотня воинов из экипажа «Перкуно». Я прислушался к ночной тишине, уловил, что отряды Твердятова и Саморода готовы к выдвижению, и, не вынимая из ножен клинок, вышел из леса на поле.

Под ногами оказалась высокая трава, на которую уже начала опускаться роса, и я молча двинулся в сторону вражеских костров. В душе царила уверенность, что бой будет выигран малой кровью, и я чувствовал, что ветераны моей дружины готовы к очередной схватке с противником, который будет повержен.

Метров десять прошёл спокойно, когда охранники стоянки наконец подняли тревогу. В темноте разнеслись их гортанные выкрики, и они побежали в сторону повозок. Дружинники напряглись, и я отдал команду:

– Вперёд!

Закованная в броню сотня бросилась вслед за караульщиками, а я продолжил идти, словно находясь на прогулке. Да оно, по сути, так и было, ибо сегодня я в одной брезентовой куртке и свободных штанах, а из оружия – только меч.

Воины из экипажа «Перкуно» обогнули меня, миновали сторожевые костры, влетели на стоянку и вступили в драку. С другого конца лагеря тоже закричали вражеские пехотинцы, а затем пришли звуки боя. Звон стали и хрипы умирающих людей, фырканье лошадей, которые чуяли кровь и пытались вырвать из земли колья с верёвками, щелчки арбалетов и боевые кличи людей. Сегодня всё это не горячило мою кровь, я делал работу, был собран и не собирался кого-то убивать. Однако подраться всё же пришлось, поскольку рыцари, полусонные, без брони и без своих грозных лошадей, показали, на что способны.

Когда бой уже подходил к концу, по окрику кого-то из своих командиров гвардейцы короля Конрада стянулись к одной повозке, встали вокруг неё и отбили первый натиск воинов Поято Ратмировича. Мои дружинники нахрапом лезть не стали, а окружили очаг сопротивления и по команде сотника выдвинули вперёд арбалетчиков, которые начали отстрел рыцарей. Крестоносцы, которых оставалось не более сорока человек, примерно двадцать пять гвардейцев и пехота, после первого же залпа потеряли четверть своих товарищей и рванулись на прорыв.

– С нами Бог и Дева Мария! – услышал я громкий голос вражеского лидера и в свете костров, в которые подкинули сушняка, разглядел крепкого статного воина в сапогах, узких штанах и с мечом в правой руке. Больше у германца не было ничего, но это его не смущало. По пояс обнажённый мускулистый боец выскочил из строя своих товарищей, его клинок указал на лес, и католики бросились на дружинников.

Пруссы приняли рыцарей и немногочисленных пехотинцев на щиты. После чего мечи мореходов стали вонзаться в не прикрытые бронёй тела врагов и кромсать их на куски. Но три человека, два из которых получили ранения, каким-то чудом проломились через строй мореходов и побежали к спасительной для них лесной чаще. Вот только на их пути оказались киевляне Твердятова, и они замерли. Смерть для них была повсюду, позади и впереди – куда ни кинь, всюду клин. И тогда вожак рыцарей, который повёл их в последний бой, посмотрел на своих раненых друзей, вновь повернулся к пруссам, вскинул меч и, потрясая им над головой, закричал:

– Язычники, я, рыцарь короля Эринфрид фон Хаммер, вызываю на поединок любого из вас! Дайте честную схватку, сволочи! Не трусьте!

Призыв германца вряд ли кто понял, ибо для пруссов и киевлян это дикая тарабарщина человека, который вот-вот будет убит, и его тело обглодают лесные звери. Но я речь рыцаря разобрал, и в них мне послышалась такая боль настоящего воина, не желающего погибать от стрелы, что в моей душе его вызов нашёл отклик. Он хотел смерти в бою и надежду на последнюю победу, и я решил, что должен дать ему этот шанс, пусть призрачный, ибо он слабее, но уж какой есть.

Рукоять Змиулана, словно поддерживая моё решение, ткнулась в ладонь, и я прошёл через строй воинов. Арбалетчики уже были готовы выстрелить в храброго германца, но я поднял руку и произнёс:

– Этого убью сам!

Стрелки отступили, после чего вокруг рыцаря и подранков быстро образовался круг из пруссов. Варяги и русичи в это самое время сгоняли в кучу пленных и обыскивали фургоны, а бойцы Поято стали зрителями поединка. Ну а сам Эринфрид фон Хаммер понял, что ему дают возможность сразиться в одиночном бою, расплылся улыбкой и двинулся на меня.

Рыцарь был опытным поединщиком, шёл легко и красиво, вроде бы шажки маленькие, но стремительные. Расстояние между нами небольшое, метров шесть-семь, и вскоре мы скрестили мечи. Гвардеец на секунду замер и попробовал поймать мой взгляд, но вокруг полутьма, в которой мелкие детали не разглядеть, и его клинок метнулся в мою голову. Я удар отбил, и он отступил. После этого рыцарь попытался вновь атаковать, и опять неудачно. Снова произошёл размен ударами, и противник стал ускоряться. Отлично поставленные и хорошо отработанные удары посыпались на меня градом, Хаммер показал своё мастерство. Удар! Отбив! Выпад! Финт! Стальные клинки мелькали вокруг двух людей, и завороженные блеском мечей воины что-то выкрикивали. Но вскоре гвардеец стал выдыхаться. Он не мог выдержать яростного темпа и уже понимал, что его смерть близка. Играть с ним в честный поединок стало неинтересно, и мои дружинники в очередной раз убедились, что их вождь крут и силён, а раз так, то пришла пора заканчивать этот бой.

Меч Хаммера поднялся в чётком и красивом вертикальном замахе, и я метнулся на него. Всего один шаг на противника. Нырок под его руку, и Змиулан вонзается под рёбра крестоносца. Булат проходит между рёбрами человека, и остриё поражает сердце германца. Кисть на себя, рывок и отход в сторону. Тело гвардейца, ещё несколько секунд назад сильное и ловкое, заваливается на бок, и на траву падает выпавший из ослабевшей руки меч. Дружина приветствует меня радостными криками, а я кивнул в сторону вставших спина к спине подранков и, направляясь к повозкам, бросил:

– Убить!

По моему приказу раздаётся двойной звук: «Дза-нг! Дзанг!» Арбалеты бьют в упор, и тела ещё двух католиков падают наземь. Впрочем, это фиксируется самым краешком глаза, и вскоре я забываю о поединке и расстрелянных крестоносцах, ибо пришла пора узнать, что же находится в фургонах и кем являются сопровождаемые рыцарями люди.

Возле обтянутых парусиной повозок находился Ранко Самород, с ним десяток варягов. Они стоят полукругом, перед ними пленники, как я уже сказал, типичные зажиточные горожане в камзолах на голое тело или без них. От этих людей исходил страх, липкий и неприятный. Почти каждый был готов на всё, лишь бы его не пытали, дали ему возможность жить и дышать воздухом. Слово «честь» для них пустой звук, и поймать таких граждан – мечта любого полевого разведчика, информация есть, и допрос идёт легко.

– Что в фургонах? – спросил я Ранко.

– Бочонки со свиным жиром.

Для чего современные вояки используют животные жиры, особенно свиные, я знал. Конечно, для поджога вражеских крепостей и для осадных мин, которые дают настолько сильный жар, что его даже каменные стены не всегда выдерживают, лопаются и разваливаются. Поэтому, уже представляя, кто передо мной, я выдернул из толпы пленников мордастого полноватого мужичка лет сорока пяти, с которого потоками стекал пот, отвёл в сторону и стал задавать вопросы.

– Как тебя зовут?

– Эрвин Бергер, – быстро ответил германец.

– Откуда ты?

– Из Ахена.

– Эти, – кивнул я в сторону остальных пленников, – тоже оттуда?

– Только половина, а остальные из Трира и Страсбурга.

– Куда двигался ваш обоз?

Бергер втянул голову в плечи и выдохнул:

– Нас направили в армию герцога Генриха Льва.

– Для чего?

– Мы фортификаторы и знаем, как правильно брать крепости.

– Этим вы должны были заниматься в войске крестоносцев?

– Да. Готовится осада Дубина, и король Конрад послал нас на помощь герцогу.

– Это всё?

– Нет. – Фортификатор замялся.

Я без злобы пнул его сапогом по коленной чашечке и поторопил:

– Живее отвечай.

Католик скривился от боли и торопливо зашептал:

– Помимо осадных работ нам предписано осмотреть и разметить места, в которых необходимо построить новые замки и пробить дороги. И ещё я знаю, что нашему начальнику выдали карты венедских земель с предварительными набросками и пометками по будущему строительству.

– Кто у вас старший?

– Мэтр Карл Штрах.

– Он в толпе?

– Да.

– Карты у него?

– Да.

– Ваша группа одна такая?

– Нет. Ещё две отправились в войско короля.

– Иди. Позже ещё поговорим. – Пинком я отправил пленника к остальным.

И подозвал Саморода и рассказал ему, кто попал к нам в руки. Варяг меня выслушал и покачал головой:

– Вон оно как. Значит, крестоносцы считают, что могут не одолеть нас за один раз и думают о строительстве укреплений. Хитро придумали. Опору для себя на наших землях готовят. Гады!

– Именно, что гады, Ранко. Но они не придумали ничего нового. Так же поступали римляне, когда на кельтов и галлов давили, и так же наступали саксы двести лет назад, когда на землях вагров основали Марку Биллунгов. Сначала натиск. Затем строительство крепостей, замков и складов. Потом сбор сил, зачистка территорий и новый рывок. Стратегия «Дранг нах Остен», как она есть.

– Это понятно. – Варяг согласно мотнул головой и посмотрел на пленников: – С этими-то что делать будем?

– Найдёшь карты, которые у них есть, а пленников вместе с полусотней варягов и лесовиками отправим в Аркону, где с ними жрецы потолкуют и к делу приставят. Это ведь не шваль подзаборная, а люди с понятием о своём ремесле.

– Да, Вадим, наверное, ты прав. А с грузом как поступим?

– Просто. Возьмём караван, который пойдёт утром, и вместе с ним всё сожжём. Жир на вражеские телеги и – гори-гори ясно.

– Понятно.

Ранко вновь отправился к пленникам, а я огляделся. Трупы германцев уже уносили в лес. Наши лошадники осматривали рыцарских коней и мощных тягловых животных, часть из которых мы заберём с собой. Другая группа воинов собирала в кучу оружие, доспехи, украшения имперских аристократов и кошельки мертвецов, хоть что-то с собой, но заберём.

В моих указаниях никто не нуждался, и взгляд скользнул по тёмному небосводу. Скоро утро и новый бой. Врагов будет сотни три, а то и больше, а в обозе, который мы собираемся разгромить, около восьмидесяти повозок. Драка будет серьёзная, не чета неожиданному ночному налёту, но крестоносцы не ожидают, что мы находимся на тракте, да ещё и днём, так что дело сделаем. Правда, потом придётся срочно идти на соединение с Вартиславом и выдумывать новую каверзу для врагов. Однако это ничего, по дебрям бродить и от погони уходить нам не привыкать.