Что-то новое во времени
(по итогам мастер-класса Ярослава Верова и Игоря Минакова)
Ярослав Веров, Игорь Минаков
Как он был от нас далёк
(повесть)
1
Таню фашисты застали врасплох. Остолбенев, она стояла посреди улицы, когда черные мотоциклы окружили ее и ражие парни с запыленными лицами, скаля зубы, заорали: «Фройляйн! Гут!.. Рюский девушка. Карош!» Баба Маша, как заполошная, выскочила из калитки, но подойти не решилась. Не стало бы хуже. Может, чужие солдаты полупают зенками на красавицу Таню да и покатят дальше? Но немцы никуда не спешили. Село удалось занять без боя, и можно было позволить минуту передышки.
Войска вермахта наступали. Наступали стремительно, опрокидывая, оттесняя разрозненные, слабо связанные между собой красноармейские части. В знойном июльском небе, как пришитые, висели немецкие самолеты, высеивая в русскую землю смертоносные семена бомб и щедро поливая ее пулеметными очередями. Через поля рано созревшей пшеницы беспрестанно ползли пятнистые машины, почти не встречаясь с огнем артиллерии. Под прикрытием танков шагала в полный рост пехота. Катили по проселкам мотоциклетные роты, первыми врываясь в деревни и села. Неудивительно, что военная удача кружила головы. Солдатам хотелось как-то отметить ее, но командование не поощряло пьянства, а вот покуражиться с первой встречной русской, да еще молоденькой, да еще хорошенькой…
Таня все прочитала в серых веселых глазах «истинных арийцев» и готова была впиться ногтями в эти самые глаза первому, кто сунется. Первым решился молодой белобрысый парень. Он медленно, с ленцой, слез с мотоцикла, передал автомат напарнику и двинулся, загребая сапогами горячую пыль, к девушке. Другие одобрительно залопотали, подбадривая его, судя по тону, шутливыми возгласами. Солдат вытащил из петлицы увядшую ромашку, с дурашливым поклоном протянул ее Тане. Коротким хлестким ударом она выбила из фашистских пальцев издевательское подношение.
Сослуживцы неудачливого ухажера обидно захохотали. Старший, похоже, фельдфебель, отпустил в его адрес длинное ироничное замечание. Глаза у белобрысого сделались вовсе не веселые – сузились, как у кота, оледенели, он отступил на шаг, пробормотал сквозь зубы неразборчивое, замахнулся. В голове у Тани жарко сверкнуло, потом еще раз. Она рухнула, как подкошенная. Истошно завопила баба Маша. Чужие, ненасытные руки рванули на груди Тани сарафан…
И вдруг сверху – гул двигателей. С трудом разлепив веки разбитого глаза, Таня увидела, как заходят против солнца, сверкая винтами, два «ишачка».
«Наши! Родные!..»
Затрещали пулеметы. Зло заорал фельдфебель. Взбили горячую пыль солдатские сапоги. «Ухажер» замешкался. Качнулся вперед, словно хотел заслонить Таню от выстрелов с неба. И вдруг нелепо взмахнул руками, повалился ничком. Таня едва успела откатиться в сторону. Сумела подняться, но что-то горячо и остро ударило ее в живот, заставив взвыть, скорчиться в три погибели и провалиться в темноту беспамятства…
Округлая тень накрыла улицу. Настолько плотная, что полуденная жара сменилась внезапной прохладой. Заплаканная баба Маша оторвалась от внучки, замертво лежащей рядом с убитым немцем, с изумлением глянула сперва на свои окровавленные руки, лишь потом задрала голову – и попятилась. Овальное днище неизвестного летательного аппарата, что висел в нескольких метрах от земли, источало прохладу и мягкую, но необоримую силу. В днище стремительно разошлась многолепестковая диафрагма, невидимый вихрь подхватил девушку и втянул внутрь.
Баба Маша, ни жива ни мертва, отползла к забора, беззвучно шепча молитву. Она бы с радостью и перекрестилась, но руки было не поднять. По представлениям внучатой племянницы, которая как раз закончила радиотехникум, баба Маша была женщиной темной, не избавившейся от религиозного дурмана, поэтому искренне и горячо благодарила Господа, который послал ангела спасти неверующую комсомолку. И пусть ангел выглядел не так, как изображают вестников Господних на иконах, но сияние, от него исходившее, не оставляло в душе пожилой крестьянки ни малейшего сомнения, кто и куда забрал ее Танюшу…
Прохладный утренний ветер ворвался в приоткрытую дверь, всколыхнул занавеску, взъерошил пшеничные пряди волос спящей девушки и выскочил наружу. Почувствовав его дыхание на щеке, Таня проснулась. Повернулась на другой бок, сонным взглядом обвела комнату. Четыре стены, обклеенные желтовато-пестрыми и уже слегка выцветшими обоями. Большое окно с видом на озеро. Круглый стол, накрытый малиновой, с кистями скатертью, простая стеклянная ваза с подувядшими маками. Красиво… Придвинутые к столу стулья с гнутыми спинками. Массивный шкап с резными дверцами… Вроде ничего особенного. Почти такую же комнату Таня снимала в Луге, где проходила летнюю практику с начала войны. И все-таки что-то неуловимо странное было в этой самой обычной с виду комнате. Вдруг Таню осенило. Уж очень гладкие стены, а рама идеально чистого окна ровная, будто и не из дерева. Таких просто не бывает. Добротный, крепкий дом бабы Маши, например, построили сравнительно недавно, во времена НЭПа, а он уже как-то весь осел, оконные рамы покрылись трещинами, дверные коробки перекосились, под штукатуркой все время что-то шуршало, словно там сновали мыши. А может быть – и сновали. Мышей Таня боялась. А здесь… Не похоже, чтобы они здесь водились. Таня свесилась с кровати – самой обычной с виду кровати с панцирной сеткой и никелированными шарами на спинках, – провела пальцем по полу, поднесла к глазам: ни пылинки.
Сон стремительно улетучивался, и на его место приходило недоумение. Таня откинула одеяло. Ахнула. Где она? Почему совсем голая? Даже любимой ночной сорочки с вышитым воротом нет. Провела ладонью по животу. Встала, придирчиво огляделась: в дверце шкапа имелось мутноватое зеркало. Что-что, а цену своей красоте Таня знала. Недаром – отличница ГТО и в ОСАВИАХИМе на хорошем счету. Еще раз погладила себя по животу, словно что-то беспокоило. Так и есть! Вмятины. Одна, вторая… пятая. Откуда?
Воспоминание, острое как бритва, швырнуло ее обратно на койку, заставило закутаться в тонкое одеяло. Серые наглые глаза… жадные пальцы… омерзительный гогот… солнечный блеск на винтах родных «ястребков»… выстрелы и… боль, тягучая, вездесущая, черной воронкой затягивающая в глубь себя боль. Так. Спокойно, комсомолка. Перевести дух. Ты сейчас целая и здоровая. А там посмотрим, куда это тебя занесло…
Перевести дух не вышло. Новый сюрприз возник в распахнувшихся дверях комнаты. Женщина. Такой красавицы Таня не видела даже в кино. Стройная, светловолосая, сероглазая, с длинными ресницами и яркими губами. Женщина приветливо улыбнулась и произнесла глубоким грудным голосом:
– Доброе утро!
– Здрасте, – пролепетала Таня, таращась на ее белое, до пола, платье, оттененное ниткой черного жемчуга вокруг длинной шеи. Неудивительно, что на полу ни пылинки. В таком платье по грязи не ходят.
Таня невольно подоткнула плотнее одеяло на коленях.
– Я – Асель, – сообщила красавица.
– Татьяна.
– Татьяна, вот здесь… – Женщина отворила дверцу шкапа. – Вы можете подобрать себе гардероб…
Внутри висело столько одежды, сколько Таня, наверное, за всю свою жизнь не видела. Даже в универмаге на Невском. Продолжая кутаться в одеяло, она робко протянула руку, взяла распялку с коротким синим платьем в горошек. Кое-как приложила к себе, поглядевшись в зеркало, что было и с внутренней стороны дверцы. Платье ей определенно шло, хотя и было бессовестно коротким. Таня повесила его на место, взяла другое, подлиннее. Оно было черным, с муаровым отливом, шелковым на ощупь. Нет, пожалуй, следует взять что-нибудь поскромнее. Таня и сама не заметила, как увлеклась. Все-таки ей никогда в жизни не приходилось сталкиваться с таким богатством.
– Простите, Таня!
Таню пробрало ознобом. Она спешно повесила платье в шкап, стремительно обернулась. Как-то быстро забылось, что в комнате она не одна.
– Завтрак пока не готов, – кротко сообщила Асель. – Но вы, наверное, захотите принять ванну?
– Я потом… – пробормотала Таня. – После…
– Хорошо, – отозвалась Асель тоном, каким когда-то барыни выговаривали своим горничным: «Как вам будет угодно, милочка».
«Ах ты, стерва!» – возмутилась Таня.
И сама почувствовала – тут что-то не то. Такая красавица – и вдруг в услужении, словно какая-нибудь Груня из деревни. И у кого? Неужто она, Таня, буржуазия какая, из бывших? Странно это…
– Нет, я, пожалуй, сначала вымоюсь, – передумала Таня. – Где здесь у вас умывальник?
Вместо ответа Асель протянула руку – Таня слегка отшатнулась – и нажала на боковину шкапа. Тяжеленный с виду предмет меблировки легко, как пушинка, сдвинулся в сторону, открыв проход в ослепительно белое помещение, в котором Таня не сразу распознала ванную комнату.
Наверное, через полчаса, не раньше, Таня, ведомая Аселью через гулкий длинный коридор, вышла на лужайку перед домом, благоухающая, причесанная и приодетая. Таинственная прислужница осталась в доме.
Сосны вокруг, серое зеркало озера, и тишина. Таня погладила бревенчатую стену и пошла узкой тропинкой, змеившейся в обход озера, дальше, за сосны. Тропинка вывела на поляну, покрытую высокой, чуть ли не в колено травой, а над поляной…
Несомненно, это было чудо техники, да какой – секретной! Ни о чем подобном Таня слыхом не слыхивала. Круглый, вернее, приплюснутый снизу, несомненно – летательный, аппарат висел метрах в пяти над землей, медленно проворачиваясь вокруг оси. Таня сделала несколько шагов, не в силах сдержать любопытства, уловила исходящее от аппарата ощущение прохлады и даже… спокойствия. Сунулась под днище – чтобы, если что, выскочить обратно, но растворилась лепестковая диафрагма, и неведомая сила втянула девушку внутрь. Таня и взвизгнуть не успела.
Оказавшись в недрах загадочного аппарата, она снова удостоверилась, что если это и чудо, то чудо техники. Под куполом, мягко мерцающим изнутри, на небольшом возвышении восседал темноволосый и кареглазый незнакомец, сосредоточенно глядя на светящиеся линии и знаки, что висели перед ним прямо в воздухе. Время от времени незнакомец легкими, скользящими движениями прикасался к этим призрачным символам, от чего они либо меняли цвет, либо быстро перемещались с места на место. Все это происходило в полной тишине и производило впечатление сна наяву. Одет незнакомец тоже был как-то странно. Его словно облили жидкой резиной, и она застыла на нем, облепив от шеи до ступней ровным слоем, и лишь на локтях и коленях остались неприятного вида бугры.
– Здравствуйте! – произнесла Таня, присаживаясь на округлый выступ, что тянулся вдоль овального корпуса аппарата. Ноги ее не держали.
Незнакомец посмотрел на нее. Улыбнулся.
– Привет! – сказал он. – Меня зовут Вадим.
– Таня, – откликнулась девушка и добавила: – Вы – летчик?
– В некотором роде, – отозвался он. – Испытатель…
– Я так и знала, что наши конструкторы сделают что-нибудь такое… – убежденно сказала Таня.
– Что именно? – осведомился Вадим.
– Что поможет разбить проклятых фашистов!
– А-а… – без всякого энтузиазма произнес он. – Сделают, конечно…
Таню покоробил его равнодушный тон, но она продолжала с прежним воодушевлением:
– Ведь сделали уже! Ведь такой самолет… ведь он же в сто раз лучше всех их проклятых «Мессершмиттов» и «Юнкерсов»!..
– Простите, Таня, но это не самолет… Этот… аппарат не предназначен для боевых действий…
– Ну, все равно… ну, правильно, ведь не только же бомбить и стрелять нужно… Раненых эвакуировать. Разведчиков в немецкий тыл забрасывать…
– Таня, – сказал Вадим с мягким нажимом, – я потом расскажу вам, для чего предназначен этот аппарат, а пока… помолчите, пожалуйста…
– Извините, – пробормотала она.
Таня, сама не зная почему, обиделась. Нет, она понимала, что своей болтовней мешает странному испытателю, но… он мог бы быть приветливее. Вадим не обращал внимания на насупившуюся пассажирку. Руки его так и летали над призрачными приборами. Прислушавшись к своим ощущениям, Таня вдруг поняла, что не чувствует ни малейшего движения. Стало неуютно. Захотелось выглянуть наружу, осмотреться. В диковинном аппарате не было окон, словно это подводная лодка, а не самолет… Правда, Вадим же так и сказал, что это не самолет… Окончательно запутавшись, Таня притихла, поджала ноги, охватила их, прижавшись щекой к коленям. В таком положении она и застыла, пока Вадим не встряхнул ее за плечо.
– А! Что! – вскинулась Таня.
– Слезай. Приехали.
Девушка поднялась. Вадим взял ее за руку и прыгнул в отверстие развернувшейся диафрагмы. На этот раз Таня взвизгнула и даже попыталась выдернуть руку, но испытатель держал ее крепко. Мягкая сила, совсем недавно втянувшая девушку в аппарат, теперь опустила их с Вадимом на землю. Таня огляделась. Она ожидала увидеть поле аэродрома, самолеты, ангары и людей – техников и военных, которые наверняка должны встречать Вадима, но увидела поляну, окруженную соснами, серебристую поверхность небольшого озера и двухэтажный деревянный дом на том берегу. Не сразу, но дошло – это же тот самый дом, где она проснулась, то же место…
– Вот черт! – с досадой пробормотал Вадим. – Немного промахнулся…
– Промахнулись? – переспросила Таня.
– А, не важно… Пройдемся.
– Где мы? – поинтересовалась Таня.
– У меня дома, – ответил он.
– А в каком… районе?
Вадим посмотрел на нее изучающе и помедлил, прежде чем ответить:
– Ты хочешь спросить, далеко ли мы от фронта?.. Не бойся. Далеко.
Тане опять не понравился его тон. И не потому, что спаситель вдруг перешел на «ты». Как еще пилоту-испытателю, может быть, даже – инженеру, с ней, девятнадцатилетней девчонкой, разговаривать? Нет, ее коробило равнодушие, с каким Вадим произносил слово «фронт», словно его лично не касалось то, что стало огромным горем и тяжким испытанием для всего советского народа.
– Я и не боюсь, – сказала она. – Я хотела на фронт попроситься, радисткой, но не успела уехать в Ленинград. Немцы перерезали все дороги… Спасибо, что выручили, товарищ Вадим. Буду вам безмерно благодарна, если поможете добраться до Ленинграда…
– Это очень непросто сделать, Таня, – отозвался Вадим.
– Что, у вас в районе не найдется полуторки, чтобы подвезти меня до ближайшей станции? Или хотя бы – подводы! – удивилась Таня.
– Ты не поверишь – не найдется, – сказал он. – Ни полуторки, ни подводы…
– Ну, ничего страшного, – отмахнулась она. – Если надо, я пешком дойду… Вы только скажите, куда идти.
– Давай, прежде всего, дойдем до дома… Признаться, я проголодался. Да и переодеться нужно… Тебе, кстати, тоже не помешает.
Это было уже откровенным хамством. Чем ему ее платье не годится? Но Вадим не обратил внимания на ее надутые губы. Он смотрел на аппарат, все еще висящий в небе. Таня невольно тоже посмотрела вверх и только сейчас обратила внимание на то, что день уже клонится к вечеру. Солнце скрылось за щетиной далекого леса. Небо потускнело. С озера потянуло прохладой. Тане стало зябко в легкомысленном платьице «в горошек», и ей сразу захотелось оказаться в доме, окна которого ловили последние малиновые отблески заката. Вадим вздохнул и решительно направился к тропинке, что петляла между сосен и вела вокруг озера. Таня засеменила следом.
– Послушай, Таня, – сказал Вадим, не оборачиваясь. – Ты девушка умная и храбрая, поэтому, надеюсь, не слишком удивишься тому, что увидишь в моем доме.
– А что я там увижу? – спросила Таня, которой снова стало не по себе.
Собственно, что она знает об этом Вадиме? Что от него ни на бричке, ни на полуторке до ближайшей станции не добраться? Что домработница у него вроде как из «бывших»? Да аппарат этот. Она же на две минуты прикорнула – а выходит, весь день продрыхла. «Классового врага – чую лучше пирога!» – любила загнуть Валька, подруга из общаги. Так то – Валька. А ей еще разбираться, как она вообще в эту переделку угодила.
– В моем доме много различных… изобретений, что ли, – пояснил Вадим. – Они помогают мне в быту и в работе… Надеюсь, тебе они тоже понравятся.
– Понравятся, – откликнулась Таня. – Я люблю технику.
– Вот и славно…
Весь остальной путь они молчали.
Чудеса начались, едва хозяин дома вступил на крыльцо. Осветились окна, распахнулись входные двери. Незнакомая Тане, но приятная мелодия зазвучала тоже сама собой. В просторной прихожей стены, оказывается, сплошь украшены картинами, а она с утра-то и не заметила. Их встречала Асель. Женщина, как и утром, приветливо улыбнулась и произнесла тем же грудным голосом:
– Добро пожаловать!
– Привет! – буркнул Вадим, не обращая на столь ослепительную красоту внимания. – Полагаю, вы уже знакомы с Таней. Помоги ей переодеться к ужину… Да и сам ужин подавай…
– Слушаюсь, – смиренно отозвалась красавица и присела в старомодном реверансе.
И удалилась.
– Это ваша жена? – шепотом спросила Таня.
Вадим вытаращил на нее глаза, потом рассмеялся.
– Скажешь тоже, – проговорил он. – Это моя… гм… домработница…
– Такая-то красавица!
– Кто красавица? – изумился Вадим. – Асель?! Старая кокетка, излишне озабоченная своей внешностью…
– Ну, знаете ли! – возмутилась Таня. – Ей от силы двадцать пять… И потом, о женщине так не говорят!
– Асель не женщина, – сказал. – Она гинедроид семнадцатого поколения…
– Кто-кто?
– Человекоподобная машина.
– Ой!
– Если быть совсем точным – автомат субэлектронный, сокращенно – АСЭЛ.
– Но она… Она же как живая…
– Это только внешние проявления, – сказал Вадим. – На самом деле, отличий между нами и ней больше, чем между нами и, скажем… трактором.
– Не понимаю… Это что, как у Чапека? Работарь?
– Работарь… – Вадим будто покатал слово на вкус. – Это надо бы у отца уточнить. Возможно, некоторые аналогии… Слушай, давай так условимся. Сначала ужин, а потом расспросы.
– Да, конечно… Извините.
– Не извиняйся… И давай перейдем на «ты» оба.
– Хорошо.
Вадим заглянул в глаза оцепеневшей девушки и сказал назидательным тоном:
– Неприязнь к субэлектронным автоматам сродни расовой и национальной ненависти. Ты же… как там это… ты же комсомолка, Таня!
– Я и не думала… – пробормотала она.
Впрочем, заминку в слове «комсомолка» – заметила.
Асель вернулась, протянула руку – Таня слегка отшатнулась, но гинедроид всего лишь приглашала следовать за ней в комнату.
Наверное, через полчаса, не раньше, Таня вошла в столовую, с новой прической и переодетая в черное вечернее платье. Следом шла Асель, гордая своим творением. С порога Таня обратила внимание, что столовая в отличие от ее комнаты притворяется обыкновенной гораздо меньше. Здесь имелось много самых удивительных предметов, смысл и назначение которых на глазок определить невозможно. Вадим сидел за столом странной, извилистой формы, перед ним стояла овальная тарелка, похожая на блюдо для рыбы, наполненная желтоватыми палочками. Вадим, уткнувшись в пухлую, набитую закладками книгу, брал эти палочки и со смачным хрустом грыз. Заслышав шаги, он оторвался от чтения.
– Наконец-то, – не слишком приветливо сказал Вадим. – Я тут хлебешками брюхо набиваю, а жаркое тем временем стынет.
Таня уселась на свободный стул – скорее кресло – и робко оглядела сервировку. Похоже, что к ужину Вадим ждал не меньше дюжины гостей – столько здесь было всего. Асель замелькала белыми, холеными руками барыни, подвигая хозяину и гостье тарелки, приборы, накладывая яства, которые язык не поворачивался назвать едой. Таня всего лишь раз была в ресторане, однажды ее пригласил в «Асторию» военный, но и там не было такой роскоши сервировки и разнообразия блюд. Все оказалось невероятно вкусным, но при этом не скапливалось усыпляющей тяжестью в желудке.
Вадим поглядывал на гостью исподтишка, чему-то улыбаясь. Потом собственноручно взял графин с темно-вишневой жидкостью и наполнил два бокала.
– Это вино? – осведомилась Таня и на всякий случай предупредила: – Я не пью!
– Я – тоже, – отозвался Вадим, – но после пережитого не грех выпить… Не бойся, антарктическое самое легкое вино на свете.
– Какое? – переспросила Таня. – Арктическое?! Разве в Арктике выращивают виноград?
– В Антарктике, – поправил ее хозяин дома. – На Земле Королевы Мод… Впрочем, в Арктике – тоже. Но антарктическое мне нравится больше.
Думая, что пилот пошутил, Таня все же пригубила вино Королевы Мод. Оно было слегка терпким и холодило нёбо, как будто в нем и впрямь плавала антарктическая льдинка. Прислушиваясь к ощущениям, Таня поняла, что вино ей нравится, и с готовностью отпила половину бокала. Повеселевшими глазами обвела столовую. Картины с незнакомыми, но несомненно фантастическими сюжетами, громадную вазу из черного, пронизанного золотыми искрами материала, что стояла на полу, сухое, видимо, экзотическое растение, которое выглядывало из этой вазы, окно во всю стену – все здесь было необыкновенным, не похожим на то, что Тане приходилось видеть раньше.
– Откуда у тебя такой дом? – спросила она уже слегка заплетающимся языком.
– От предков, – в обычной своей легкомысленной манере отозвался Вадим. – Его еще мой прадед построил. Он был чудак, любил старину. В память о нем ни мой дед, ни отец, ни я ничего здесь не меняли.
– Он был помещиком? – насторожилась Таня.
– Помещиком? – переспросил Вадим.
– Ну-у… дворянином…
– А-а, вот ты о чем… Нет, мой прадед был архитектором. Знаменитым. Например, он построил Дворец Аэлиты…
Таня отхлебнула еще и заявила:
– А я читала…
– Умница, – похвалил хозяин дома. – А фильм видела?
– Нет… Его давно уже не показывают… Я видела кадры в старом журнале…
– Я тебе покажу. И тот, старый, и новый. Его как раз сняли к открытию Дворца… Правда, он, конечно, тоже уже старый, но…
– Старый, новый… – пробормотала Таня, перед глазами которой все уже плыло. – Аэлита, дворец… Кто построил… когда… где… Ничего не понимаю…
– На Марсе, разумеется, – откликнулся Вадим. – В городе Квардор…
– Ты все смеешься… – невнятно произнесла она. – Как тебе не стыдно… Напоил слабую девушку…
– Прости, мне и в голову не приходило, что тебя может так развезти от одного бокала, – сказал хозяин дома. – Тем не менее я и не думал смеяться над тобой. На Марсе уже давно живут люди. Там есть города, реки, моря, леса, правда, они красные, а не зеленые, как у нас. Ведь в марсианской почве слишком много железа. Марсиане так и говорят – красень, вместо зелень…
– Знаю, знаю, – кивала неудержимо клонящейся к столешнице головой гостья. – Соацера, цирки, магацитлы… где ты, где ты, сын неба… Я читала… Только у тебя все странно, и аппарат твой, и домработница… Руки у нее гладкие, нежные… какая же она домработница… Ты обманщик, это твоя жена… белоручка… барыня…
Танина голова почти коснулась стола. Вадим вскочил, бережно подхватил совсем раскисшую девушку на руки и вынес из столовой. В спальне он уложил Таню на постель и ретировался. Следом появилась «белоручка» Асель. Стремительными и точными движениями идеального автомата она раздела гостью, взбила ей подушку и подоткнула одеяло. Таня ничего не почувствовала, она спала блаженным сном младенца и видела красные леса на берегу голубого озера, причудливую лодку и девушку, что склонилась над книгой, повествующей о небывалых временах и странах.
2
Сам Вадим не производил впечатления аккуратного парня. Диковинную резиновую одежку он оставил на перилах открытой веранды. Она и сейчас висела там – Таня видела через окно. Была бы эта Асель настоящей хозяйкой, ни за что бы не оставила такую вещь на улице. А вдруг сопрут! Чудачество держать в доме эту куклу, вместо того чтобы нанять настоящую домработницу. Впрочем, чему тут удивляться. Вадим правнук архитектора, да и сам научный работник, а они все чудаки. И все-таки… Как она сюда попала? Наверняка ее спас Вадим на своем чудо-аппарате. Таня содрогнулась, вспомнив ухмыляющиеся рожи немецких солдат.
А она… Вела себя как дура, задавала глупые вопросы, а потом и вовсе напилась, как свинья. Тане стало жутко стыдно. Захотелось немедленно отыскать Вадима и извиниться. Однако благоразумие взяло верх, и сначала Таня отправилась в фантастическую ванную, где вода сама собой лилась из крана, а вместо обыкновенного мыла были какие-то чудные флакончики, которые появлялись из шкапчика, стоило прикоснуться к его дверцам, извергая благоухающие густые жидкости, из коих получались замечательные мыльные пузыри. Таня сама не заметила, как увлеклась процессом мытья, а потом еще долго вертелась под струями горячего воздуха и тщательно расчесывала волосы. Покинув ванную, Таня придирчиво выбрала себе платье, решив, что к этому утру красный в белую полосу сарафан очень подойдет. А вместо пыльных сандалий стоит надеть пару туфель, что обнаружились в нижнем, выдвижном ящике шкапа. Таня выбрала красные, в тон платью. Оглядевшись в зеркале, Таня осталась собою довольна.
Во всеоружии она вышла из комнаты и растерялась. Вчера она и трезвой-то была в полузабытьи и потому толком не запомнила расположения комнат, а после «веселого ужина» и подавно. Таня торчала посреди прихожей, раздумывая, не позвать ли Асель на выручку, когда вдруг скрипнула дверь и появился незнакомец – рослый, широкоплечий, чем-то похожий на Вадима.
– Доброе утро! – сказал он звучным, тоже вполне «вадимовским» голосом.
– Доброе…
– Видимо, вы и есть Таня?
– Да… А вы?
– Сергей Владимирович, – ответил незнакомец, внимательно и строго глядя на нее карими, чуть выпуклыми глазами. – Вот, значит, какая у нас гостья.
– А где Вадим? – поинтересовалась Таня, смущенно потупясь.
– Мой непутевый сын на рассвете умчался в свой Техногон, ставить капсулу на тестирование, а перед этим вызвал меня.
– Вызвал вас?
– Пойдемте, Таня, завтракать. Асель уже накрыла… Я вам все расскажу.
Они вошли в столовую. Таня поздоровалась с Асель, которая все так же была ослепительна, словно собралась на бал. Сергей Владимирович сел в кресло, которое вчера занимал его сын, и налил себе и Тане кофе. Завтрак, в отличие от ужина, был более чем скромным. Таня почти ничего не съела. От вчерашнего опьянения не осталось и следа, голова была легкой и ясной. Сергей Владимирович тоже почти ничего не ел, посматривал на Таню, которая смущалась все сильнее. Наконец, вздохнув, он спросил:
– Как вы думаете, Таня, где вы сейчас находитесь?
Ее словно ледяной водой из ушата окатило. Чашка, выпавшая из ослабевших пальцев, брякнула донышком о блюдце. Неужто все-таки ловушка? Тщательно, виртуозно даже, подготовленная провокация фашистов, которые решили завербовать ее, комсомолку Таню Климову, сделать ее предательницей! Вскочить, огреть этого лощеного типа, явного белоэмигранта на службе у немцев, горячим кофейником и убежать. Пусть пристрелят, но смерть лучше предательства.
– Простите! – спохватился Сергей Владимирович. – Я вас встревожил… Я должен был учесть, откуда вы… Но я не хронопсихолог, я всего лишь… Впрочем, не важно… Ничего из того, о чем вы подумали… Я не немец, не фашист и не… предаватель… У нас давно нет войн и преступлений. Все это в прошлом.
– В прошлом?! – не поверила своим ушам Таня.
– Да, Таня. Вадим увез вас не за линию фронта, не в другой район, он увез вас в будущее.
– Вы шутите!
– Нет, Таня, – покачал головой Сергей Владимирович. – Вы и сами могли бы догадаться, что сейчас не тысяча девятьсот сорок первый год.
– А какой же?
– С момента вашего рождения миновало десять столетий.
Таня удивилась собственному спокойствию. Может быть, потому, что тысяча лет не укладывалась в ее воображении. Что было тысячу лет назад? Кажется, Киевская Русь… Крестовые походы… и что-то еще… А если – тысяча лет вперед?.. Таня любила читать фантастические книжки. Сборник фантастики англичанина Уэллса, выпущенный Гослитиздатом в тридцать шестом, она зачитала до дыр. «Машина времени» – страшный мир далекого будущего, где человечество разделилось на две расы, враждебные друг другу… И вот она, если верить этому спокойному, рассудительному человеку, в будущем, но ни Вадим, ни его отец не похожи на элоев, а тем более – на морлоков. Значит, Уэллс ошибся, и в будущем все по-другому? Ну конечно же! Что может понимать этот буржуй, презирающий пролетариат и видящий спасение человечества в усовершенствовании капитализма? Будущее за коммунизмом – это ясно, как день. И сейчас, спустя тысячу лет, он, разумеется, наступил. Осталось выяснить…
– Скажите, Сергей Владимирович, – произнесла она. – Вы член партии?
– Партии? – изумился он. – А-а, понимаю… Нет, Таня, вынужден вас разочаровать. У нас нет политических партий, как, собственно, нет и политики.
– Я понимаю, – отозвалась она. – Коммунизм – это бесклассовое общество. У вас нет буржуазии, трудовой народ всего земного шара получил свободу, но… кто же его направляет и руководит?
Сергей Владимирович смотрел на нее, как на редкое животное. Ответить он явно затруднялся.
– Таня, – наконец сказал он. – В этом не так-то легко разобраться. Если вы говорите о правительстве, о парламенте, выборах – ничего этого нет уже сотни лет. В каждой отрасли решают специалисты, а что касается общих нужд – они учитываются и обрабатываются особыми машинами, на основании сделанных ими выводов опять же специалисты принимают решения.
– Машины? – переспросила Таня. – Такие, как Асель?
– А вы быстро улавливаете суть, – похвалил ее собеседник. – Принцип, на котором они работают, тот же, что положен в основу субэлектронных автоматов, но Сумматоры не антропоморфны.
– Мне трудно понять все это, – призналась Таня. – Я всего лишь учащаяся радиотехникума.
– Не прибедняйтесь, Таня, – с укоризной произнес Сергей Владимирович. – Если пожелаете, во всем разберетесь. Наш век теперь и ваш – тоже. Все, что у нас есть, отныне принадлежит и вам. Обживайтесь.
– То есть как это обживайтесь?! – опешила Таня. – Вы хотите сказать, что мне придется остаться здесь? В вашем веке?!
– Придется, Таня, – сказал он. – Строго говоря, Вадим не имел права вас спасать. Он испытатель хронокапсул, а не эвакуатор, но кто осудит его за то, что он пришел вам на помощь?
– Я ему очень благодарна, и все-таки пусть он вернет меня домой.
– Вы дома, Таня, – терпеливо сказал Сергей Владимирович. – И вы не первая, кто прибыл к нам из прошлого. Мы называем вас хронобеженцы…
– Я не беженка, – перебила его Таня.
– Это только термин… Не в слове дело. Наши эвакуаторы, или хроноспасатели, вытаскивают из прошлого сотни людей. Хотя, конечно, это ничтожно мало. Ведь в войнах, стихийных бедствиях и катастрофах погибали миллионы.
– Ну и правильно! Ну и спасайте! Женщин, детей, стариков… Я же молодая, здоровая деваха. Не смогу добраться до Ленинграда, примкну к окруженцам, вместе пробьемся или будем громить фашистских гадов у них в тылу.
– Это невозможно! – твердо сказал хозяин дома. – Мы не возвращаем спасенных.
– А я не просила меня спасать! – в запальчивости воскликнула Таня. – Думаете, я испугалась эту мразь?!
– Они бы вас убили, Таня…
– Ну и пусть!
Сергей Владимирович рассердился – впервые за весь этот бурный спор.
– Вы говорите глупости, сударыня! – сказал он холодно. – Вас не просто убили бы, а убили бы на глазах у Вадима. И если бы он не пришел вам на помощь, воспоминание об этом терзало бы его до конца дней.
Таня сообразила, что перегнула палку.
– Простите, Сергей Владимирович, – сказала она покаянно. – Я все понимаю, но и вы меня поймите. Там же у нас война! Там фашисты бомбят города, убивают женщин и детей, которых ваши эвакуаторы, может быть, не успевают спасти. Там остались мои родители, племянники в Ленинграде. Братья на фронте. И мне, комсомолке, стыдно прохлаждаться здесь, платьица примерять, жрать от пуза, лясы точить.
– Хорошо, успокойтесь, – сдался отец Вадима. – В конце концов, это решать специалистам. В любом случае, если вам позволят вернуться… Хотя это и немыслимо, вы ничего не упустите в вашей войне.
– Ладно, – примирительно откликнулась Таня, хотя ее и передернуло от выражения «в вашей войне». – Я согласна ждать столько, сколько нужно. Верю, что здесь найдутся товарищи, которые меня поймут…
– Вот и славно, – с облегчением выдохнул Сергей Владимирович. – В любом случае не торопитесь… как это говорили в ваше время… бегать по инстанциям. Успеете. Осмотритесь. Что бы вы хотели увидеть в первую очередь?
– Дворец Аэлиты! – не задумываясь, выпалила она.
– Хороший выбор… А вы знаете, что он на Марсе?
– Знаю, – отозвалась Таня. – Мне Вадим рассказал… Дворец построен вашим дедом, как я понимаю…
– Да, Степаном Александровичем Карнауховым… – сказал отец Вадима. – Так, значит, вас не пугает путешествие на Марс?
– Вот еще! – фыркнула она. – Всю жизнь мечтала побывать на Марсе!
Асель оказалась изрядной болтушкой и поведала гостье все, что знала о семье Карнауховых и их знакомых. Правда, добрую половину в ее рассказах Таня не поняла – все время мелькали какие-то «стрибнеры», «абраколи», «контрольные вихри», – но зато ей стало известно, что супруга Сергея Владимировича работает на Плутоне, строит какую-то термоцентраль. Сам он – историк архаичной литературы, занимается ХХ веком. Что их сын, Вадим, никак не может найти себе невесту, и родители его очень переживают по этому поводу.
Устав от болтовни искусственной светской львицы, Таня удрала из дому, бродила по окрестным рощам, искупалась в озере. Ее удивило, что на много километров вокруг ни деревень, ни дорог – даже проселочных, ни столбов с проводами. Откуда в доме брались электричество и вода, Таня так и не сообразила. Спросила у Асель, но та вопроса не поняла, а беспокоить Сергея Владимировича гостья не решилась, он целый день работал.
Таня мельком увидела, проходя мимо его кабинета, как это происходит. Карнаухов-старший сидел, чуть сгорбившись в кресле, на столе перед ним были разложены старинные книги и рукописи. На седых висках историка архаичной литературы Таня заметила устройства, отдаленно напоминающие радионаушники, а перед лицом висел в воздухе мерцающий, призрачный прямоугольник, чуть шире альбомного листа, и на нем возникали ровные строчки какого-то текста, словно невидимый сказочный джинн печатал их на невидимой же пишущей машинке.
После того что Таня услышала от Сергея Владимировича, она невольно искала в доме признаки его принадлежности к XXX веку. Кроме Уэллса, ее представления о будущем питались разве что четвертым сном Веры Павловны. Но дом Карнауховых мало походил на грандиозное здание из стекла и алюминия. Мебель в нем была обыкновенная, деревянная. В остекленных книжных шкапах самые обычные книги из бумаги, в кожаных и картонных переплетах. Правда, многие из них были изданы после 1941 года, который Таня покинула не по своей воле. Она боялась листать эти книги, словно в них можно было прочесть судьбу близких ей людей.
Утомившись, Таня уединилась в комнате. В голову девушке стали приходить совсем иные мысли. Вспомнился утренний разговор с отцом Вадима. Уж больно он был настойчив. Как добрый волшебник: желаете, товарищ Татьяна, на Марс – пожалуйста! Еще чего хотите – по щучьему велению! Обживайтесь на здоровье. Нет, так не бывает. Вот они людей спасают. Это, положим, дело хорошее. Да только ведь спасают-то без спросу! Вот ее, Таню, надо было спасать? А может, и не надо! Сталинские соколы разогнали фрицев. Да, ранили ее, но вылечили бы – здоровье ого-го. А вдруг бы она самого Гитлера потом застрелила? И войне конец.
От такой мысли Тане даже поплохело. «Ты, девка, ври, да не заносись». Ну, ладно, Гитлер ей не по зубам, но стала бы связисткой, передала бы важное секретное сообщение – и наши пошли бы в неожиданное наступление и разбили бы немцев, а так она здесь прохлаждается, и выходит, сообщение-то передать некому. Хотя товарищ Сталин и говорил, что незаменимых людей у нас нет. Так ведь сами признают, что похищают – вот-вот, именно, вот верное слово – похищают, – сотнями.
Воображение девушки совсем распалилось. Она вскочила, сбросила неудобные туфли и босиком принялась расхаживать по комнате. Эх, комсомолка! Бдительность потеряла ты, Танюха, вот что. Как говорил парторг техникума, Самуил Янович, «кто бдительность теряет, тот с огнем играет». Ведь если они тут такие могучие, что им стоит так сделать, чтобы войны вовсе не было? Вот кто-кто, а они могли бы Гитлера убить. Ну, пусть не убить – похитить. Пусть бы здесь свое место находил, в эдаком раю. Он бы на третий день умом попятился. Да разве только Гитлера? Выходит, не тех спасают ихние спасатели. Не тех! Неправильно все. Поэтому…
Мягкий шелестящий свист снаружи отвлек девушку от размышлений. Она выглянула в окно и увидела перед домом колеблющийся полупрозрачный смерч. Впрочем, через мгновение смерч опал, и из него шагнул невозмутимый Вадим. Послышалось дежурное «Добрый вечер» Асель. И с этими субавтоматами тоже не все ясно. Таня больше не испытывала к Асель прежней неприязни. Человек – человеком, а прислуживает, как крепостная. Прямо рабство какое-то! Мало ли что – субавтомат. Это мы еще посмотрим…
Высунувшись в коридор, она услышала, как Вадим велит подавать ужин в гостиную. Ее к столу пока не звали. Вот и хорошо. Подслушивать, конечно, нечестно, но… Как была, босиком, Таня скользнула в полумрак коридора.
– На Марс? – хмуро переспросил Вадим, когда отец сообщил ему о желании гостьи. – Только этого мне сейчас не хватало…
– У тебя неприятности? – осведомился Сергей Владимирович.
– Капсулу забраковали… – сообщил Карнаухов-младший. – Не вычисляет триангуляцию поверхности фазового перехода…
– Вот и замечательно! – воодушевился Сергей Владимирович. – Отправляйтесь с Таней на Марс. Покажешь ей Дворец, озера, Олимп, Квардор, Юветус… Ну что там еще входит в малый туристический набор… Да и сам развеешься… Все равно тебя не подпустят к капсуле, покуда ваш обожаемый Нгоро не вылижет ее до блеска…
– Смеешься?
– Вовсе нет… Я бы ни за что не доверил столь очаровательную девушку такому неотесанному чурбану, как ты! Но, во-первых, я женат, и весьма счастливо, а во-вторых, Геворкян мне голову оторвет, если я не сдам монографию в срок. До конгресса осталось всего ничего, а поэты-инфоромантики – это главное открытие нашего института, ты же знаешь! И потом – долг гостеприимства прежде всего. Кстати, Таня очень хочет вернуться назад, учти это.
– Она с ума сошла? – осведомился Вадим. – Ты бы видел, что там творится! Пожары, взрывы, клепаные корыта прут прямо через поселки, давят все, что подвернется под гусеницы, кур, собак, детей…
– Я историк литературы, забыл? – напомнил Сергей Владимирович. – Писатели тех лет очень красочно описывали эту войну… Разумеется, и речи быть не может о возвращении. Но ты же понимаешь, главное, чтобы Таня сама отказалась от этой мысли и при этом не чувствовала себя предавательницей… вот проклятое слово… предательницей.
– Я понимаю, отец. Разве она первая? Только почему этим должен заняться я, а не наши психологи?
Вся обратившаяся в слух Татьяна разобрала тяжелый вздох Карнаухова-старшего.
– Да потому, что это ты ее спас, дубина стоеросовая! Девушка видит тебя в своих глазах эдаким, как его, рыцарем без страха и упрека, а ты хочешь подсунуть штатного психолога из Хроно, да небось еще, извини за древнее выражение, бабу… Таню надо отвлечь от воспоминаний обо всем этом ужасе! Ошеломить калейдоскопической сменой впечатлений! Что может быть лучше полета на Марс?!
Каждая фраза специалиста по литературе двадцатого века сопровождалась гулким звуком – Карнаухов-старший бил ладонью по столу, сообразила Таня.
– Ты меня убедил, папа, – смиренно произнес Вадим. – А я вел себя, как законченный эгоист… Капсула подождет. Пусть Нгоро со своими ребятами возится, сколько влезет. Завтра же отправимся с Таней в межпланетный круиз.
– Ну, слава богу, – выдохнул Сергей Владимирович. – А то я подумал было, что вырастил не сына, а литературного персонажа – эгоистичного неврастеника из породы лишних людей…
«Ну и вырастил, – подумала Таня. – Неужто не видишь, что сынок тебе одолжение делает?» – но додумать не успела.
– Асель! – произнес Сергей Владимирович. – Зови гостью к ужину…
Таня, как дикая кошка, отскочила от двери, но где ей было опередить субэлектронный автомат, пусть и устаревшей конструкции! Поэтому, совершенно неожиданно для себя, она приложила палец к губам и сказала возникшей перед ней в полумраке домработнице:
– Тс-с!
Как ни странно, но Асель поняла и даже послушалась. Только руками холеными всплеснула, мол, как же так!
Таня обернулась. Сделать вид, что она только что вышла из своей комнаты, не получится, ведь сначала придется миновать гостиную.
– Где у вас тут кухня? – шепотом спросила она.
Асель, что опять же странно, не стала включать свое контральто, а лишь сделала приглашающий жест – к счастью, вне поля зрения открытых дверей гостиной.
Здесь все сверкало чистотой и порядком. Печи не было – вместо нее красовалась легкомысленного вида плита, зеркально гладкая, словно сделанная из стекла. Асель продемонстрировала, как она работает. Поставила изящную кастрюльку из цветного металла, налила в нее воды. Через несколько секунд она закипела. Домработница сняла кастрюльку и предложила гостье поднести к плите руку. После некоторых колебаний Таня рискнула – поверхность плиты была совершенно холодной.
Кроме чудо-печи, в кухне имелся многорукий автомат, похожий на осьминога. Автомат совершал почти всю кухонную работу – чистил овощи и фрукты, грибы, рыбу, резал, шинковал их, изготавливал фарш, лепил котлеты, пельмени и пироги, готовил соки и морсы, варил кофе и делал многое другое, чему Таня и названия-то не знала. В остальном процесс приготовления пищи мало отличался от того, к чему гостья привыкла у себя дома. А вот мытье посуды ничем не походило на возню с тазами, тряпками и мыльной водой. Автомат-осьминог помещал грязную посуду в прозрачный ящик, внутри которого вспыхивало фиолетовое пламя, и тарелки, блюдца, чашки, кастрюли, сковородки и столовые приборы становились чистыми и сухими.
Подождут, решила Таня, имея в виду отца и сына Карнауховых, и принялась живо интересоваться, откуда в доме берутся продукты. Сельпо поблизости нет, огорода она тоже не заметила, и никакие молочницы не появлялись, а между тем и молоко, и сметана, и творог безукоризненно свежие. Этот вопрос, как и вопрос об электричестве и водоснабжении, поставил домработницу семьи Карнауховых в тупик. Лишь после некоторого раздумья Асель сообразила, о чем речь. Она взмахнула изящной рукой, и в воздухе, прямо как в рабочем кабинете Сергея Владимировича, появился мерцающий прямоугольник. Домработница заскользила фарфоровым пальчиком по призрачным символам, возникающим из ниоткуда. Закончив, она жестом стерла прямоугольник, словно его и не было. Через миг-другой на фантастической кухне раздался мелодичный звон. Щелкнули и разошлись до поры незаметные створки. Открылась ниша, округлая, гладкая, выстланная изморозью. И на этой изморози покоился целлулоидный пакет, заключающий в себе гроздь продолговатых желтых плодов.
– Я знаю – это холодильный шкап! – рискнула блеснуть эрудицией Таня.
– Нет, это не холодильник, – возразил внезапно появившийся на кухне Вадим. – Это всего лишь приемник-рефрижератор продуктопроводной линии. А я думаю – где можно найти в доме женщину? Конечно – на кухне!
– Женщина на кухне – пережиток прошлого, – довольно мрачно заметила гостья. – У вас продовольствие доставляют по трубам, как воду?
– Воду у нас давно по трубам не доставляют, – в обычной своей насмешливой манере сказал Карнаухов-младший. – Да и транспортировку продовольствия не прекратили лишь из-за таких ретроградов, как мы.
– А как же остальные? Голодают?!
– Чудачка ты… Зачем же им голодать? Девяносто девять процентов человечества пользуется банальным субмолекулярным синтезом, – не слишком понятно объяснил Вадим и вдруг пропел, отчаянно фальшивя: – Салаты и паштеты из воздуха и света…
– Вечный хлеб, – сказала Таня и, видя недоумение в глазах собеседника, уточнила: – Так называется роман нашего фантаста Беляева… У него один ученый создавал искусственную пищу химическим способом, чтобы накормить голодающих.
– По части архаичной литературы – это к папе, – отмахнулся Карнаухов-младший. – Он крупнейший специалист в Солнечной системе, да и во всем Млечном Пути, пожалуй.
– И нечего язвить! – вспылила Таня. – Сергей Владимирович, в отличие от тебя, человек серьезный. Сразу видно…
– Невероятно серьезный! – согласился Вадим. – И я вовсе не язвлю. Он действительно крупнейший специалист по литературе ХХ века. Доктор наук, лауреат множества премий, светлая голова, с мнением которой считаются и на Марсе, и на Фомальгауте.
– Не знаю, как насчет Фомальгаута, – заметила гостья. – А вот путешествие на Марс он мне обещал.
– Он-то обещал… – вздохнул испытатель хронокапсул. – А выполнять мне.
– Я тебя не неволю, – парировала Таня. – Колхоз – дело добровольное. Обойдусь. Поживу на ваших хлебах. Буду Асель помогать по дому, хотя ей, похоже, и самой делать нечего.
– Ну, уж нет… Теперь не отвертишься. Собирайся! Отправляемся немедленно!
– Мне и собирать-то нечего, – сказала Таня.
– Как – нечего? – притворно удивился Вадим. – А тот ворох платьев, которые для тебя сконструировала Асель?
– Для меня? – совсем не притворно изумилась его собеседница. – Сшила?
– Можно сказать и так… Асель – мастерица на все руки.
Таня повернулась к домработнице, которая с вежливой улыбкой прислушивалась к их пикировке.
– Асель, милая! Спасибо тебе!
В порыве чувств Таня даже хотела кинуться к ней, чтобы обнять и поцеловать, но удержалась.
– Пожалуйста, Таня! – отозвалась Асель, которая не заметила порыва гостьи или не придала ему значения. – Я помогу вам собраться.
– Вот и отлично! – откликнулся Карнаухов-младший. – А я пока глиф заведу…
– Вы это серьезно, товарищи? – спросила Таня. – Прямо вот сейчас – и на Марс?
– Прямо сейчас мы отправляемся на космодром, – сказал Вадим. – На глифе нам до Марса не добраться. А вот если пошевелимся, успеем на двенадцатичасовой ночной рейс.
– У вас что, туда уже пассажирские ракеты летают?!
– А вы думали, товарищ Таня, – не удержался от сарказма Карнаухов-младший, – ради вас организуют специальный рейс?
– А почему бы и не организовать? – продолжала безжалостно наседать комсомолка Климова. – Разве всякого станут спасать из прошлого?
Вадим запнулся, словно на стену налетел.
3
Вылет назначили на одиннадцать вечера.
Загадочный глиф, обитавший в подземном ангаре, оказался маленьким, очень изящным самолетом с узкими, скошенными вперед крыльями, каплевидным блистером двухместной кабины и вздутым, словно брюшко осы, фюзеляжем, который переходил в широкие раструбы. Таня живо интересовалась темой межпланетных путешествий, почитывала «Технику – молодежи», книжки Перельмана и Циолковского, поэтому догадалась, что это ракетные дюзы. Вадим взял у Асель чемодан, взвесил на руке и округлил глаза.
– С таким сундуком нам никогда не подняться, – заявил он.
Таня оглянулась на Карнаухова-старшего, но тот лишь улыбнулся.
– Вадим шутит. Грузоподъемность глифа до пяти тонн.
– Я не мещанка какая-нибудь, – пробормотала Таня. – Просто все мои вещи остались там… – Она неопределенно мотнула головой.
– Таня, не обращайте внимания на этого фигляра, – посоветовал хозяин дома. – Когда работает, он невыносимо серьезен, а в остальное время – невыносимо пошл.
Вадим фыркнул, открыл в фюзеляже глифа люк и затолкал в него злополучный чемодан.
– Ну, по старинному русскому обычаю, присядем на дорожку, – сказал Сергей Владимирович и опустился на ступеньку лестницы.
Карнаухов-младший присел на колесо шасси. Таня огляделась, увидела большой металлический ящик, но Асель скользящим движением пододвинула к ней табурет, на таком сидят пианисты в филармонии. На ящик гинедроид семнадцатого поколения уселась сама.
– Все. Пора! – скомандовал Вадим.
Он пожал руку отцу, подмигнул домработнице, помог гостье забраться в кабину. Таня повозилась на широком, с высокой откидной спинкой кресле, посмотрела сквозь прозрачный пластик «фонаря» на провожающих, помахала им рукой.
Вадим устроился рядом, помог пристегнуться Тане.
– Поехали, – буркнул он.
Высокая стена ангара плавно раздвинулась, а пол вдруг начал приподниматься, одновременно выдвигаясь. Вадим взялся за штурвал и потянул его на себя. Таня ожидала грохота ракетных двигателей, сумасшедшей тряски, но глиф просто прыгнул в ночную темноту и уже в воздухе завыл, затрепетал, по крутой дуге набирая высоту. Таня готова была визжать от восторга, но лишь исподтишка взглянула на своего пилота. Тот крепко держал в широких ладонях полукруглый штурвал, изредка поглядывая на янтарные шкалы приборов, которые были выведены прямо на лобовое стекло «фонаря».
– Нравится? – осведомился Вадим. – Тогда держись!
Он взял штурвал на себя еще круче. Таню отбросило на спинку сиденья. В считаные мгновения машина пронзила ночные облака и выскочила по ту сторону. Небо было полно света. Сверху льдисто мерцали созвездия, у горизонта тлела алая полоска недогоревшего заката. Облака, раскинувшиеся на многие километры вокруг, то здесь, то там наливались призрачным, фосфоресцирующим свечением – внизу бушевала гроза. Зрелище это было столь восхитительным, что Таня на время забыла о Вадиме. Глиф, повинуясь его командам, закладывал плавные виражи, чиркая кончиками крыльев по облакам, словно ласточка, несущаяся сквозь грозовую тьму.
– Все-таки здорово живется у вас… в будущем, – высказала Таня то, что давно вертелось у нее на уме.
– В настоящем, – поправил ее Вадим. – И потом, нашего настоящего ты еще и не видела… Наш дом, Асель, папа, я и эта машинка, – он стукнул ладонью по штурвалу, так что глиф заметно качнуло, – все это устарело лет на пятьсот…
– Так уж и на пятьсот, – сказала Таня со смехом. – Тебе больше тридцати и не дашь…
– Мне пятьдесят.
– Шутишь?
– Нисколечко… Мы все здесь долгожители. Папе – сто тридцать. Маме на двадцать лет меньше…
– А Асель? – глухо спросила Таня.
– Субэлектронные автоматы гине-андроидного типа перестали выпускать в две тысячи четырехсотых.
Глиф мчался к горизонту. Навстречу ему всходила луна. Странная какая-то. Таня пригляделась и ахнула. Казалось, в бледно-желтую сферу естественного спутника Земли воткнули серебристую спицу.
– Что это? – спросила она, тыча в лунный диск.
– Будущее, – отозвался Карнаухов-младший. – Или если угодно – настоящее… Это «Гало» – система искусственных спутников Луны, замкнутая в кольцо.
– Ничего себе…
– То ли еще увидишь…
Вадим отжал штурвал, и глиф провалился в облачный покров.
Под облаками шел дождь, гремела гроза. Таня всматривалась в ветвистые столбы молний. Порывы ветра бросали крохотный самолетик, как утлый челн на штормовых волнах, но пилот его был опытен и обладал завидным хладнокровием. Да и пассажирка вскоре забыла о буре. На какое-то мгновение, заледенившее душу, ей показалась, что внизу раскинулся исполинский пожар. Столбы пламени вздымались на немыслимую высоту, раскаленные вихри закручивали рои разноцветных искр, пылающие головешки взметывались в поднебесье. Таня чуть не завопила от ужаса, но наваждение развеялось, и она сообразила, что видит гигантский многоуровневый город, с расточительной щедростью залитый электрическими огнями.
– Это какой город? – спросила Таня, стараясь скрыть волнение.
– Лужская агломерация, – ответил Карнаухов-младший.
– Прости, не понимаю…
– Луга стала средоточием пояса городов, радиально примыкающих к ней.
– А Ленинград?
– Ленинград? – переспросил Вадим. – А-а, понимаю… Это музей – туристический центр северо-западной части Балтийского региона.
– Странно, непривычно как-то… – пробормотала Таня.
– Привыкай.
Вадим увеличил скорость, уходя от грозы, и разноцветные башни, по сравнению с которыми знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг казался карликом, начали отодвигаться к горизонту. Дождь прекратился, или они выскочили из него. В тучах образовался разрыв. Чудесная окольцованная луна отразилась в стальной глади большого озера, на берегу которого сияло огнями протяженное сооружение, похожее на огромный коксохимический завод.
– Космодром, – сказал Карнаухов-младший. – До отлета пятнадцать минут.
Космодром Таню впечатлил гораздо меньше, чем оставленный позади мегагород. Она ожидала увидеть серебристые громады эллингов, грациозные силуэты грузовых лебедок и сигарообразные корпуса междупланетных ракет, лежащих на устремленных к небу металлических эстакадах – как в фильме «Космический рейс», – но ничего этого не было. Сферы, цилиндры, эллипсоиды и куда более причудливые конструкции – без всякого видимого порядка расставленные по просторному полю.
Вадим сбросил скорость, плавно подводя глиф к посадочной площадке, расположенной на крыше круглого здания. Некая невидимая сила подхватила юркий самолетик, и он замер, будто муха, угодившая в сахарный сироп.
– Прибыли, – сообщил пилот, распахивая «фонарь» кабины.
Он выскочил первым, помог спуститься пассажирке. Держа ее за руку, быстро повел между стройных рядов жукообразных аппаратов, которые висели в воздухе, не касаясь плоским днищем площадки.
– А чемодан? – спохватилась Таня.
– Не беспокойся, – сказал Вадим. – Стюарды заберут.
Они почти бегом добрались до ярко освещенного прямоугольника, что вел с крыши во внутренние помещения. Видимо, до отлета оставалось совсем мало времени. Карнаухов-младший не давал гостье осмотреться. Она лишь увидела череду прозрачных плоскостей, пронизанных наклонными золотистыми лентами, струящимися, как укрощенные реки, заключенные в хрустальные русла. Таня и Вадим мчались вприпрыжку. На них оглядывались куда более неторопливые посетители космодрома. Наконец на самом нижнем уровне Карнаухов-младший увлек гостью в зеркальный тоннель, из глубины которого веяло холодом. Навстречу опаздывающим устремился туманный силуэт, похожий на размытое отражение в мокром стекле. Силуэт выпростал блескучее щупальце – то ли хотел помахать вслед торопыгам, то ли предупредить о чем-то.
– Стюард! – крикнул ему Вадим. – Уровень первый. Точка три, седьмой диагонали. Доставить багаж в каюту семнадцать.
Призрак, названный стюардом, вспыхнул холодным голубым пламенем и пропал, оставив в воздухе запах озона.
– Квантовая телепортация, – пробормотал Карнаухов-младший. – Хорошая штука. Жаль, что противопоказана живым организмам…
Таня не сказала ничего, она запыхалась. К счастью, гонка завершилась. С потолка тоннеля опустился янтарного цвета цилиндр, повернулся вокруг своей оси. Вадим почти втолкнул гостью внутрь. Цилиндр повернулся снова, и нерадивые пассажиры очутились в округлом коридоре с белоснежными стенами и рядом розовых нумерованных дверей. У двери под номером семнадцать Карнаухов-младший остановился.
– Это твоя каюта, – сказал он. – Я в девятнадцатой. Располагайся, отдыхай.
– Мы что, уже в ракете?!
– Можно сказать и так, – отозвался Вадим. – До старта осталось две минуты. Если хочешь, можешь лечь на диван, или сесть в кресло, или остаться на ногах. Безразлично.
– Но как же! – воскликнула Таня. – Я же читала! Да и в кино видела. Нужно погрузиться в специальную ванну, иначе перегрузка все кости переломает.
– Это долго объяснять… В общем, разницы ты не почувствуешь.
– С ума сойти… А как открыть дверь?
– Она сама откроется. Пока мы тут стоим, дверь успела настроиться на твое психополе. Просто шагни к ней.
Таня так и поступила. Дверь не распахнулась и не сдвинулась в сторону, она просто исчезла. За дверью оказалось просторное помещение, лишенное прямых углов. Таня шагнула внутрь, оглянулась на Вадима, но за ней была все та же дверь, только уже с противоположной стороны. Осознав, что невероятный корабль вот-вот отправится в междупланетный перелет, Таня бросилась к широкому ложу, выступающему из стены. Наверное, это и был диван, о котором говорил Вадим. Напротив ложа – большое овальное окно. Девушка присела на краешек, а потом чуть сдвинулась к стене, сбросив туфли и поджав ноги. Она обвела взглядом каюту, невольно восхищаясь светло-серой обивкой мягких кресел, низеньким полукруглым столиком у окна, в темном стекле которого отражалась вся каюта. Часов не наблюдалось. Пассажирка и сама ощущала неумолимый бег времени, а в окружающем ничего не менялось. Таня решила, что Вадим подшутил над нею. Нет никакого корабля, а привез он ее в какую-нибудь гостиницу.
Она встала с дивана, прислушиваясь к своим ощущениям – ничего необычного, – на цыпочках подобралась к окну, выглянула. Свет в каюте померк, Таня отскочила к дивану – свет загорелся снова, тогда она вновь вернулась к окну. В каюте опять потемнело, и через окно проникло голубое сияние. Таня наклонилась. Ахнула. Наполненный светом, словно море в солнечный полдень, простор раскинулся, сколько хватал глаз. Невозможно было понять, что это. Ни с чем подобным Таня не сталкивалась в своей, не слишком пока длинной жизни, но что бы это ни было, оно было прекрасным.
Шорох за спиной заставил ее обернуться. Свет зажегся автоматически. Рядом с диваном стоял злополучный чемодан. Стюард-призрак выполнил поручение. Таня почувствовала, что не хочет оставаться одна. Вышла в коридор, подкралась к двери с номером девятнадцать, не зная, как поступить дальше. Постучать? Таня протянула руку, чтобы коснуться двери, но ничего не почувствовала, словно дверь была лишь иллюзией, при этом иллюзией, непроницаемой для материальных тел. Рука просто соскользнула с непрозрачной поверхности и беспомощно повисла в воздухе. Таня уже было повернулась к этой странной двери спиной, но голос Вадима остановил ее:
– Заходи, Таня.
Она обернулась. Лукавой двери не было. Карнаухов-младший стоял в проеме, улыбаясь. На нем был белый, пушистый, словно меховой, халат.
– Зайду, если не помешаю, – сказала Таня.
– Я собирался спать, но не прочь поболтать на сон грядущий.
– Спасибо.
Вадим посторонился, пропуская ее в каюту.
– Садись поближе к иллюминатору. Сделаю тебе чаю.
Таня повиновалась. Каюта Карнаухова-младшего ничем не отличалась от ее собственной, но выглядела более обжитой. Может быть потому, что царил в ней некоторый беспорядок. Таня невольно вспомнила диковинный комбинезон испытателя, который Вадим оставил на перилах веранды. Она выглянула в окно. Голубого простора не было за ним. Разноцветные немигающие точки, то разрозненные, то слепленные в плотные сгустки, усеивали черное пространство.
– Это звезды? – спросила Таня. – Мы летим?
Вадим расставлял на столике чайный сервиз.
– Конечно, послезавтра утром будем на месте…
– Послезавтра утром? – удивилась Таня. – Так быстро?
– Гравитабли могут летать и быстрее. До субсветовой, но в пределах Солнечной системы такая скорость излишня, а для межзвездных перелетов, наоборот, – недостаточна.
– Вы и к звездам летаете?
– Да, но не на таких скорлупках, конечно… Нибелунгеры – так мы звездолеты называем – настоящие громады. Каждый и размером, и массой сравним с Эльбрусом. Меньшей массой метрику пространства и не продавить…
– Вадим! – взмолилась собеседница. – Я не понимаю половины из твоих слов.
– Ох, прости… Я совсем забыл…
– Что я такая дурочка?
– Ты вовсе не дурочка… Просто у нас такие вещи известны даже школьнику, а у вас не снились и академикам.
– Ты мне вот что лучше скажи, Вадим… Твой отец говорил, что хроноспасатели вывозят из разных времен людей.
– Да, таких много… Они живут у нас повсюду, даже на Марсе…
– И как они здесь, у вас, в высокоученом будущем, устраиваются? Их используют на подсобных работах?
– На каких работах?!
– Подсобных… не требующих особой квалификации. Они же ничего не знают и не умеют. Должен же кто-то рыть у вас канавы, убирать мусор… Не всем же так красиво отдыхать.
Вадим подавил улыбку.
– Хронобеженцев у нас лечат, учат, адаптируют к новой жизни. Этим занимаются десятки тысяч специалистов. Целые институты работают. Понимаешь, Таня, мы в долгу перед нашими предками, которые сражались, голодали, умирали от непосильной работы, жили в темной безнадежности своих смутных и страшных эпох. Спасая тех, кто погиб, не оставив даже памяти о себе, мы возвращаем часть этого долга. Очень незначительную, кстати…
– Тогда ты меня напрасно спасал, – заявила Таня. – Я еще ничего такого не совершила, чтобы ты, например, был мне чего-то должен. Жили мы не слишком сытно, это верно, порой и одежонки лишней себе не могли позволить, не то, что целый чемодан, но так вся страна жила… и живет. А тем более – сейчас, когда война… Я уже говорила Сергею Владимировичу, я не беженка, я комсомолка, к тому же в радиотехникуме отучилась. Я в радистки пойду, вы только верните меня назад.
– Это не отцу решать и не мне, – отозвался Вадим. – Я, правда, никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь возвращали…
Он вдруг смутился. От Тани не укрылся легкий румянец, окрасивший его щеки.
– Говори уже, раз начал, – подбодрила Таня.
– Тут видишь, какое дело… Не вытащи я тебя, ты бы погибла. Пять пуль в тебя всадили.
Таня невольно провела пальцами по животу.
– А ну как выжила бы?
Вадим помотал головой.
– Невозможно. И не в том дело, что минуты тебе оставались и госпиталя под рукой не было с хирургом. Просто по-другому я тебя и спасти-то не смог бы.
– Не понимаю… – тихо произнесла девушка.
– В хронокапсуле довольно мощный Сумматор. Без него нельзя. Кроме того, он связан метрически с другими Сумматорами планеты. Такие ветви вероятностей он просчитывает мгновенно. Поэтому капсула сработала. Иначе – нет. Ну, все, не спрашивай более, я и так наболтал сверх положенного…
Они помолчали. Звезды за иллюминатором равнодушно светили, не меняя своего положения. В абсолютной тишине и покое гравитабль уносил пассажиров к Марсу. Таня прихлебывала чай, поглядывая на Вадима. Странно было знать, что ему полвека, выглядел Карнаухов-младший значительно моложе Таниного отца. Правда, Вадим не знал тяжелой работы, и его не ранили на Гражданской…
Она отставила чашку. Решительно поднялась.
– Пойду я спать, – сказала она. – Спасибо за чай.
Несмотря на навалившуюся усталость, спать не хотелось. Она обследовала каюту, нашла ванную за сдвижной панелью, а за другой – небольшую кухоньку, правда, совсем не похожую на ту, где царила устаревшая на пятьсот лет красавица Асель. Кухня Тане была без надобности, а ванной она воспользовалась. Вымылась с ног до головы, обсушилась, надела легкий, пушистый халат, вроде того, что был на Вадиме. Прилегла на диван. Свет послушно померк, и через иллюминатор в каюту заглянули звезды. Таня стала любоваться ими, думая о причудливом повороте своей, до недавних пор такой обыкновенной судьбы. Потом ее мысли обратились к дому, маме, папе, двоюродным братьям, племянникам. Как они там? Немцы бомбят Ленинград. Страшно за родных. Вот бы забрать их сюда – в это дивное, безопасное время. Мама бы обрадовалась, особенно тому, что можно спрятать детишек от войны. А вот папа ни за что бы не согласился. Он старый большевик, просился на фронт, но его не пустили, возраст, и на заводе он нужен. Да и мама отправила бы пацанов, а сама осталась бы с отцом.
Подумала о тысячах таких же славных ребятишек, как Мишка и Колька, живущих в Ленинграде, Киеве, Минске, десятках городов и сел, которые сейчас бомбят и обстреливают из орудий захватчики. Что ж это, добренькие хронопилоты всех скопом в светлое будущее уволокут? Да и то, что рассказал Вадим… непонятно. Да, непонятно и, если честно, – жутко. Значит, получи она не пять пуль в живот, а одну и в руку, она так бы и осталась истекать кровью на пыльной деревенской улице? Но ведь это… это несправедливо! Это ж что выходит, она вроде как в раю? За какие такие заслуги? То-то же…
Значит, такая повестка дня.
Первое. Вместо того чтобы соваться не в свои дела – узнать, каким образом вернуться в тысяча девятьсот сорок первый. Тем более что спасли ее незаконно. Сергей Владимирович утверждал, что у них нет властей, но кто-то же занимается всеми этими полетами в прошлое. Значит, есть тот, кто принимает решения. Пусть даже эти загадочные Сумматоры – машинные родственники Асель.
Второе. Вадим сказал – есть другие эвакуированные. Надо отыскать, поговорить. Пусть даже и на Марсе… Какая разница? Вдруг подскажут, как ей добиться своего? Неужто никто из них не пробовал?! Правда, если кто добился, он уже там – воюет.
Ладно, посмотрим…
Все-таки звезды невыразимо прекрасны! Не зря она согласилась лететь… А ведь хотела отказаться. Дуре-еха… Увидеть другую планету, фантастический мир будущего, узнать столько нового и интересного… По возвращении домой будет легче переносить все тяготы войны и не бояться фашистской мрази, зная, что будущее, ради которого сражаются сейчас ее соотечественники, – прекрасно.