Книга: Оруженосец в серой шинели
Назад: Глава 15 Парой-тройкой недель раньше Где-то в горах
Дальше: Глава 17 Где-то далеко…

Глава 16
Шел третий день осады хутора

Отбитые поутру от его стен разбойники не рискнули повторить самоубийственный штурм по открытому пространству. Попытка поджечь строения тоже успехом не увенчалась. Покрытые дерном крыши не поддавались действию зажигательных стрел. А любые другие попытки поджога легко пресекались осажденными. Нападающие ограничились тем, что, изредка появляясь на опушке леса, выпускали в сторону хутора несколько стрел и скрывались в зарослях до того, как ответный залп осажденных настигал возмутителей спокойствия. Так продолжалось примерно до полудня. Эта забава прекратилась только после того, как пристрелявшиеся Коты дали дружный залп, предугадав место очередного появление противника. И выскочившие «внезапно» из кустов стрелки встретили дождь арбалетных болтов. Одного из них убило на месте, а второй, получивший болт в ляжку, был быстро утащен в лес уцелевшими сотоварищами. На этом разбойничьи развлечения прекратились. День прошел относительно тихо, осажденных никто более не пытался никак беспокоить. Результатом же ночной вылазки осаждавших явились двое зарубленных лесных братьев, неосмотрительно подошедших близко к стене. Как выяснилось, секреты осажденных располагались не только внутри кольца, образованного постройками.
Полученный урок отбил у бандитов охоту пробовать хутор на зубок. И так уже было понятно, что ни у кого из них настолько острых клыков пока не появилось.
Так что второй день тоже ничем любопытным не отличался. Разбойники не торопились идти на штурм, осажденные не предпринимали никаких попыток прорваться. Вполне возможно, что выпущенный еще вчера почтовый голубь уже достиг своего места назначения. Оставалось ждать. Ждать и надеяться на помощь.
Утром третьего дня в стане разбойников произошло некое оживление, причина которого стала ясна в самое ближайшее время.
Из кустов высыпали все разбойники, грозно потрясавшие оружием. Даже на первый взгляд было хорошо ясно, что численность осаждавших выросла как минимум втрое. На опушке леса сейчас скопилось примерно полторы сотни человек. И какими бы ни были они вояками, противостоять им в открытом бою было бы несусветной глупостью. Практически на каждого осажденного приходилось не менее чем по три-четыре противника. При таком соотношении сил вопрос прорыва снимался. Да и возможность удержать хутор отныне ставилась под сомнение.
— Они пойдут на штурм? — Мирна стояла около узкого окошка, прорезанного во внешней стене.
— Очень даже может быть… — Лексли примостился с другой стороны окошка и внимательно рассматривал кричащих на опушке леса разбойников. — С таким соотношением сил я бы долго не ожидал. Скорее всего, они предпримут попытку нападения вечером или ночью. Все-таки бежать пару сотен шагов по открытому месту — не самое привлекательное занятие. Они уже успели убедиться в том, что наши стрелки промаха почти не дают. Стоит только им отойти от опушки на двадцать-тридцать шагов — и можно заказывать гробы. Человек десять-пятнадцать до стен точно не добежит. Никому из них не хочется быть в их числе. Так что они будут ждать ночи.
— Мы продержимся?
— С первого захода они хутор не возьмут. Если у вожака хватит сил удержать их от отступления, то они смогут прорваться во двор. В этом случае наше положение резко ухудшится.
— И что тогда?
— Попробуем продержаться до утра. В крайнем случае, миледи, для вас приготовлен конь. Двое-трое из моих ребят будут вас сопровождать. Попробуйте вырваться отсюда. Разбойники будут атаковать пешими: лошади здесь бесполезны. Так что у вас есть шанс проскочить сквозь цепь наступающих. Пока они сообразят, что к чему…
— А вы?
— Постараемся продержаться подольше. Я уверен, миледи, что основной целью нападающих являетесь вы и ваш сын.
Мирна прижала к груди сжатые кулачки.
— Как он? Неужели им удалось его захватить?
— Вот уж не думаю. Помимо того, что он и сам по себе не лопух, о чем свидетельствует паника среди нападавших, есть и другие причины думать, что Сандру удалось ускользнуть. Если бы он был ранен или, не дай Бог, убит, то его тело уже двадцать раз пронесли бы перед нашими глазами. Этого не произошло, стало быть, он жив. Не могу пока ничего сказать, где он сейчас и что с ним. Но он жив — и это совершенно точно.
— Вы говорите это с такой уверенностью… Хотела бы и я быть уверенной в этом настолько.
— Миледи, я не рассказывал вам раньше, но в последний раз, когда мы приезжали к развалинам крепости…
— Что там произошло?! — Мирна побледнела настолько, что это было хорошо видно даже в полумраке сарая.
— Точно не знает никто. Но Сандр с кем-то виделся там, на развалинах.
— Но это же невозможно! Ни один человек, вошедший в руины, не выходил оттуда живым. Да вы и сами это знаете лучше меня!
— Тот, с кем он виделся, оставил после себя очень приметную вещь…
— И какую же?
— На земле осталась лежать кольчуга. Та самая, миледи, в которую был одет ваш муж в тот самый день… Как вы думаете, имея на своей стороне подобного союзника, ваш сын сдаст свои позиции настолько легко?
Прошло около трех часов. В лесу все это время раздавался стук топоров. Происходило какое-то движение, вздрагивали ветки — народ готовился к штурму. Спустя некоторое время в глубине чащобы наметилось какое-то оживление. Минута-другая — и на опушке появились группы людей, тащившие большие деревянные щиты, сколоченные из свежесрубленных деревьев. Всего таких щитов оказалось шесть штук. Тяжелые и неуклюжие, они, тем не менее, давали надежное укрытие от стрел и арбалетных болтов. За каждым из таких щитов свободно могли спрятаться не менее десяти человек. Даже с боков их защищали тонкие бревнышки, под углом стрелы их не пробивали. Пусть они не могли служить абсолютно надежной защитой, но поразить прячущихся за щитом людей с фланга теперь оказалось тоже невозможно.
Щиты опирались на примитивные катки из обрубков бревен. Да, этим поделкам было далеко до продукции военных инженеров: двигаясь по прямой, щиты вихлялись из стороны в сторону, в них зияли щели, через которые не то что стрелу — топор можно было пропихнуть. Но это вблизи. Издали же щиты выглядели почти монолитными и несокрушимыми.
— М-да, — сплюнул на песок сержант. — За каждым из них можно спрятать человек десять или больше. Таким образом к стенам могут подойти разом человек семьдесят-восемьдесят. Сразу видно по ухваткам бывших солдат. Разбойники такие штуки не используют.
Он обернулся назад и критическим взглядом окинул свое воинство. Шестеро солдат, сопровождавших миледи. Восемь слуг, хоть и носящих при себе оружие, но в схватке против разбойников их можно было считать как два к одному. Четверо Котов. Итого — чуть более десятка нормальных солдат. Отставной сержант с тремя сыновьями. Ладно, будем считать, два десятка. Против семи-восьми десятков нападающих. Десять-пятнадцать минут боя — и все.
— Генеро, Найл, Морен — сопровождаете миледи! Всем быть наготове, проверить упряжь у коней. Задачу знаете. Убрать телегу от ворот, ведущих к реке. Как только противник ввяжется в драку во дворе, можете уходить. Всем все ясно?
Ответом Лексли послужило угрюмое молчание. Никаких иллюзий никто не строил. Голубь улетел еще позавчера. И раз помощь не пришла до сих пор, то надежды на это никакой уже не осталось.
Тихо позвякивая металлом, защитники распределились по своим местам. Небольшая кучка всадников замерла около ворот, ведущих к реке.
Вот всегда так бывает… Видишь врага, понимаешь, как именно он собирается поступить. И четко осознаешь, что никаких вариантов начистить ему рыло у тебя нет. Вообще никаких, даже теоретически. Можно, разумеется, попробовать отступить, даже сбежать, благо кони под рукой. И ты будешь гнать своего коня, безжалостно терзая шпорами его бока, и постоянно слышать за собой гогот и улюлюканье догоняющего противника. Нет никаких шансов уйти в отрыв, спутать следы и где-то спрятаться. Можно только бежать, поминутно ожидая, как пущенная умелой рукой стрела с хрустом войдет в тело. И поздно уже оборачиваться и принимать бой. Раньше надо было это делать. Когда вокруг тебя были крепкие стены, и рядом стояли друзья. А здесь ты один — у беглеца союзников нет. Союзники и соратники бывают только у тех, кто встречает противника лицом к лицу. Такому человеку не зазорно подать руку и протянуть щит, прикрыв от удара врага. А кому нужен беглец? Он уже отказался от боя. И даже если случится чудо, и погоня навсегда отстанет, заплутавшись в зарослях, до конца своей жизни будет звучать в ушах топот копыт и лязганье доспехов догоняющих тебя всадников.
— Ваша милость, все готово, мы можем наступать! — вожак разбойников подошел к королевскому советнику, который благоразумно не показывался на поле.
— Ну, и зачем ты мне это говоришь? Готовы — так наступай! Ты же знаешь, что я хочу увидеть!
Разбойник коротко поклонился и направился к стоящим на поле щитам. Короткая команда — и его люди, толпясь и толкаясь, полезли за укрытия. Новая команда — они ухватились за поручни и разом наклонили щиты вперед, приготовившись к движению. Деревянные сооружения наклонились в разные стороны, словно укрывавшиеся за ними люди собрались броситься врассыпную. Ничего, до хутора не так уж много идти, доберемся помаленьку.
Одинокий звук трубы.
Топот копыт по сухой земле.
— Это кого еще там нечистый приволок?! — раздосадованный вожак обернулся назад.
Упомянутая сущность на сей раз ограничилась одним-единственным человеком. Зато этот человек оказался монахом. И, должно быть, монах этот был человеком немалой храбрости, раз столь бесстрашно правил своего коня прямо на толпу вооруженных разбойников. В наступившей тишине были явственно слышны постукивания копыт его коня и пощелкивание камешков, вылетающих из-под них.
Сплюнув с досады, вожак растолкал плечами своих соратников и вышел на дорогу, преграждая всаднику путь.
— Ты, верно, ошибся дорогой, брат!
— А что, тут в округе есть еще один хутор, расположенный подобным образом? — удивился монах. Полез в сумку и достал оттуда свернутый лист бумаги. — У слияния Листвянки и Желтого ручья, на половину выстрела из арбалета. По-моему, это тот самый хутор, не так ли?
— Может, и этот. Только ты прибыл в самый неподходящий момент, монах. Или хочешь отпеть павших? Так обожди совсем немного, и мы предоставим тебе эту возможность.
— Нет. У меня совсем другая задача. В предгорьях свирепствует мор. Черный мор. Каждый день погибают десятки людей. Настоятель монастыря распорядился призвать всех целителей, которые окажутся поблизости. А здесь, на этом хуторе, сейчас должна находиться одна из самых сильных целительниц королевства.
— Не знаю я ничего ни о каких целителях и целительницах. Люди, находящиеся там, убили несколько моих товарищей. Подло и тайно зарезали их в лесу. И они ответят за это, кем бы они ни были. Поворачивай своего коня, монах! Отъезжай вон туда, если не хочешь поймать случайную стрелу.
— Так ты не пропустишь меня?
— У тебя плохо со слухом, монах? Ты останешься здесь!
— И вы все, — обвел глазами толпу разбойников всадник, — рискнете встать между целителем и теми людьми, кому нужна его помощь?
Его слова словно повисли в воздухе. Окружавшие вожака люди начали нерешительно переглядываться. Нарушить древнюю традицию? Стать таким образом вне закона? При всей отмороженности лесных грабителей подобного себе никто не желал. Жить, поминутно опасаясь удара с самой неожиданной стороны? Монах сказал — мор. Ежедневно умирают десятки людей. Но ведь у всех них остаются родные и близкие. И это могут быть самые разные люди. В том числе и располагающие немалыми возможностями и серьезными силами.
Оглядев свое воинство, вожак нахмурился. Среди разбойников начались перешептывания, и это сильно не понравилось ему.
— Слушайте его больше! Не исключено, что он просто пытается спасти этих, которые там сидят! Какой-такой мор, кто про него слышал? Последний раз говорю тебе, монах — уйди с дороги! Или пеняй на себя!
— Ну, что ж, — сокрушенно кивнул монах, — ты выбрал…
Чуть подернув повод, он развернул своего коня, отъезжая в сторону. Поднял руку, и в воздухе прозвучал короткий сигнал трубы.
К-р-р-р-р…
К-р-р-р-р…
Глухой раскатистый звук.
Барабан.
Звук повторился снова и снова.
Лесные грабители заволновались и повернулись в сторону, откуда раздавался мерный рокот.
К-р-р-р-р…
Дрогнули ветки кустов и деревьев, взметнулись ввысь вспугнутые птицы. А барабан бил не умолкая.
— Вот он! — вытянул руку в сторону леса один из разбойников.
Точнее — они.
Из-за поворота медленно и неторопливо появилась первая шеренга всадников. Десять человек в ряд. Иссиня-черные доспехи, черные же щиты и черные древки длинных копий. Шеренга двигалась медленно, всем своим видом показывая, что останавливаться всадники не собираются.
Вторая шеренга, третья, четвертая… Отряд еще не показался весь. Вот и барабанщик появился, даже не один. Два всадника на правом фланге мерно били в укрепленные на седлах барабаны. Повинуясь их глухому рокоту, шеренги медленно раздвигались в стороны, охватывая всё большее пространство.
— Вороны!
Да, это знаменитые наемники ордена Святого Вайта. Великолепно обученные и прекрасно экипированные бойцы! Уже тех, что в настоящий момент выехали из леса, с лихвой хватило бы для того, чтобы разметать по полю не только разбойников, но и все их деревянные поделки.
А из кустов продолжали выезжать новые и новые всадники.
Дрогнули деревья чуть в стороне: отрезая лесным удальцам путь к реке, разбрасывая рыхлую землю копытами здоровенных коней, на поле появилась новая колонна всадников. Одинаковые черные рясы, тяжелые, в половину роста человека, щиты, массивные, окованные металлом палицы. Кони чернорясников были облачены в доспехи, их голову и грудь защищала кольчужная сетка, а бока прикрывались тяжелыми плотными попонами, совершенно непроницаемыми для стрел из луков. Да и арбалетный болт пробивал такую попону только при выстреле под прямым углом. В отличие от наемников, своего флага не поднявших, появившийся вторым отряд явно демонстрировал символ своего подразделения. Простое треугольное полотнище с большим белым крестом.
— Час от часу не легче! — ахнул кто-то за спиной вожака. — Этих-то сюда какой нечистый приволок?
И было отчего пасть духом: наемники, при всей своей запредельной крутости, все же были людьми вполне понятными. С ними можно было повстречаться, посидеть в трактире и даже выпить вместе пива. Это, правда, никого и ни от чего еще ни разу не спасло: свою работу Вороны выполняли безукоризненно, не взирая ни на какие личные симпатии и антипатии. Но, по крайней мере, это были обычные, пусть и хорошо обученные, солдаты. А вот новая колонна, только что вломившаяся на поле, несла в первых рядах знак ордена Стражей спокойствия. Организация это была полумифическая. Мало кто мог похвастаться тем, что хотя бы раз — не то что пиво пил — а даже разговаривал с кем-нибудь из ее членов. Встретить даже одного такого чернорясника — и то было событие. А здесь, даже на первый взгляд, на поле выехало около трехсот человек. И это совершенно не прибавило энтузиазма никому из присутствующих. Слухи про орден ходили самые невероятные. Специально созданный для борьбы со всем страшным и непонятным (по слухам, даже с Серыми они могли воевать на равных), он своими действиями по искоренению этого страшного и непонятного снискал себе самую жуткую славу. Одно было ясно совершенно точно: с этими монахами шутки шутить не нужно. Чувство юмора у них отсутствовало абсолютно.
— Ваша светлость! — старший охранник подбежал к королевскому советнику. — Надо немедленно уходить! Вожак отказался выпустить целительницу из хутора, как того потребовал монах. Рясоносец сказал, что где-то там — мор. И он прибыл за целительницей. Разбойник послал его в болото — и вот… сами видите…
Граф и сам прекрасно понимал, что здесь он проиграл. На поле, между лесом и хутором, сейчас находилось около двух с половиной сотен лихих людей. Пришлось применить все свои навыки красноречия и изрядно позвенеть золотом и серебром, чтобы созвать сюда всех, кого только было можно отыскать. Ещё пятьдесят человек сейчас идут по следу мальчишки.
Но даже и будь они здесь, это ничего не изменило бы.
Почти полтысячи тяжеловооруженных всадников размажут разбойников по полю тонким слоем, даже не слишком запыхавшись.
Это был проигрыш — полный и абсолютный! Противостоять конным латникам? Каким, простите, образом? Показать королевскую грамоту?
Угу… после того, как вожак отказался пропустить целителя к страждущему? Никакой король — и никаким указом не смог бы этого оправдать. И любые слова графа ничего тут не решали. Ну, ладно, наемники — те ещё, может быть, и задумались бы. А вот чернорясные всадники не станут и разговаривать. Для них советник короля — вообще не начальство и даже не тот человек, слова которого нужно слушать.
Вид закованных в броню всадников, готовых стереть с лица земли всё живое — не самое приятное зрелище. А уж когда стирать собираются именно тебя, любимого… никакие нервы не выдержат.
Они и не выдержали.
Вразнобой защелкали арбалеты — и в рядах Воронов покачнулся один из всадников. А чернорясцы, едва заметив подозрительное шевеление, тотчас же прикрылись щитами. И выпущенные по монахам болты бесполезно лязгнули об металлическую окантовку щитов.
— Эй-я-я! — донесся крик со стороны Воронов.
Дробно загрохотали барабаны, ускоряя ритм.
Рванулись с места кони, наклонились тяжелые копья.
— За щиты! Прячьтесь! Стреляйте по ним! — метался по полю вожак.
Бесполезно…
Часть лесных братьев ломанулась к реке — тяжелые окольчуженные лошади противников переплыть её явно не смогли бы. А значит — имелся шанс. Небольшой, совсем мизерный — но он был!
Проскочить перед носом у монахов.
Увернуться от стрел и болтов с хутора.
Переплыть (бросив к чертям все снаряжение и вооружение) реку.
И тогда, наконец, укрыться в лесу на той стороне…
Понятное дело, что добегут не все.
Кто-то ляжет под копытами коней.
Кого-то достанет дубина или меч.
А кто-то поймает стрелу уже у спасительной воды.
Пусть!
Но хоть кто-нибудь, да добежит…. Отчего же не я? Ну ведь не могут же они убить всех?
И почти полторы сотни человек рванулись к воде.
Ещё метался между бревенчатыми щитами вожак, пытаясь выстроить какое-то подобие обороны. Лихорадочно перезаряжали свои арбалеты немногие оставшиеся стрелки, косясь краем глаза на надвигающуюся черную стену. Утаптывали землю вокруг вонзенного наискось копья бывшие солдаты — сказался прежний опыт. Укрылись за бревнами секирники, готовые рубить из своих укрытий ноги коням и добивать упавших на землю всадников.
Шанс был и здесь — не только в бегстве.
Остановить или придержать атаку на этом рубеже. Пусть ненадолго — но задержать их здесь, сбить темп. И вот тогда — бегом к лесу! Сквозь расстроенные ряды вражеской конницы. Посмотрим, как долго и с каким успехом станут ловить там пешего, это верхом-то?
Шанс был…
Но не срослось…
Аж до самого хутора долетел жуткий треск — это копья Воронов ударили по бревенчатым загородкам.
Построенные на скорую руку, долженствующие защищать только от стрел, бандитские поделки не выдержали таранного удара латной конницы. Щепки разлетелись в разные стороны — метров на десять!
А вслед за щепками, разлетелись и строители этих загородок. Впрочем, кое-кто никуда не полетел… по причине присутствия в организме инородных тел… метра, эдак, в два-три длиной… с копьем в брюхе летать затруднительно…
Черная шеренга прокатилась над разметанными бревнышками.
И вторая прошла… добивая по пути уцелевших.
Так что для третьей шеренги работы не нашлось. Совсем почти не нашлось.
Крики и треск эхом отозвались на другой половине поля — там, куда рванулась основная масса лесных удальцов.
Неподвижно стоявшая шеренга монахов внезапно тронулась с места и, набирая скорость, стала загибать края, сгоняя всех бегущих в громадный мешок. Слишком поздно поняли многие из них истинный смысл этого маневра. Казалось бы — ну чего такого страшного? Ну, сверну я влево (или вправо) уходя от этих черных всадников — пусть себе скачут мимо! Но только столкнувшись со своими же товарищами, которые точно также свернули, убегая от посвистывающих в воздухе палиц, они вдруг осознали — а бежать-то и некуда!
— Господь — да падут твои враги! — слитный боевой клич вырвался из уст надвигающихся чернорясников.
И опустились тяжелые палицы…
Сжавшееся вокруг разбойников кольцо пришло в движение, периодически выбрасывая из себя отдельные отряды. Они разрезали обезумевшую от ужаса толпу на части, смыкались, окружая отрезанный кусочек… и снова шли дальше, оставляя на месте столкновения измочаленные бездыханные тела. Попытки разбойников оказать сопротивление пресекались мгновенно и самым безжалостным образом — живых после этого не оставалось вообще. И только те, кто успел загодя бросить оружие и поднять вверх правую руку, демонстрируя отсутствие в ней чего бы то ни было, мог рассчитывать на то, что всадник в рясе задержит свой удар. Таких счастливцев было немного…
Кольцо чернорясников сжалось… и распрямилось.
Всё.
Никто не успел добраться до спасительной воды…
Жалкая кучка уцелевших, подгоняемая сзади монахами, торопливо бежала к стенам хутора.
— Вот и всё, миледи… — сержант оторвал свой взгляд от узкого окошка, обернувшись к Мирне. — Воевать нам более не с кем. Найл! Убрать телеги и открыть ворота!
Въехавших в ворота хутора всадников встретили весьма радушно — как освободителей. Вынесли ведра и кружки с водой — утолить жажду и перевести дух. Пойманных разбойников заперли в сарай — с ними разберутся позже. А пока есть другие, более важные дела.
Спрыгнув с коня, командир Воронов коротко поклонился Мирне.
— Миледи, прошу вас на два слова…
Отойдя в сторону (неслышной тенью последовала за ними сестра Агея), они остановились около стены дома.
— Миледи Ерш, позвольте передать послание.
— От кого?
— Вы все узнаете из письма, когда его прочтете, — Ворон протянул руку в сторону Мирны, но монашка сделала предупредительный жест, недвусмысленно дав понять посланнику, чтобы он не приближался слишком близко. Тот проявил завидное понимание и замер. Письмо перекочевало к телохранительнице. Мужчина еще раз кивнул головой и отступил на шаг назад.
Мирна развернула письмо. В руки женщины из бумаги выскользнула засушенная веточка лавра. Еще не читая послания, Мирна уже знала его суть. В затылке зазвенело, по рукам прошла дрожь, и вдоль позвоночника прополз знакомый холодок. Маленький лавровый листок мог означать лишь одно — Мирну вызывают лечить человека. А веточка… это гораздо хуже. Намного хуже.
«… А наутро в селении заболели сразу трое. Болезнь протекала стремительно, сопровождаясь ужасными болями. Больные задыхались от кашля и жара. Лихорадка сжигает людей за два-три дня. Смертность высокая — каждый второй умирает, а остальные заразившиеся хоть и не умирают, но находятся в столь плачевном состоянии, что надеяться на улучшение не приходится. Сейчас вокруг селений выставлены патрули, чтобы задержать эпидемию. Но люди в отчаянии, и нам вряд ли удастся долго удерживать их под стражей…»
С этого момента Мирна уже не принадлежала себе, все ее действия теперь направлены только на одно — как можно скорее оказаться рядом с больными людьми. Требовалось изменить маршрут и ускорить передвижение. Замок обождет, есть более серьезная цель. Резко повернувшись, Мирна проворным шагом направилась к воротам, где Лексли разговаривал с командиром монахов.
— Миледи? — встревожено повернулся сержант навстречу Мирне. Слишком уж сильно помрачнело её лицо, и это о чем-то говорило.
— Лексли, план меняется, подними вымпел с лавровым листом. Меня вызывают, — Мирна протянула Коту полученное письмо.
Сержант внимательно ознакомился с содержанием послания и кивнул в ответ на вопросительный взгляд Мирны.
На крепком древке взметнулся в небо белый вымпел с зеленым листом — негласный символ целительства. Всякий встречный, увидев этот вымпел, уступал дорогу путнику или отряду, зная, что те спешат на помощь. Целителя, вызванного к больным, не задерживали патрули, первым пропускали на переправах, давали проводника и на постоялых дворах вне очереди снабжали местом в повозке или свежей лошадью. Чинить препятствия человеку с таким поручением было глупо и опасно, слишком велик был риск эпидемий, высока смертность от ран и болезней. Кто знает, к кому спешит запыхавшийся целитель, вдруг в соседнюю деревню? И не ровен час, помрет больной, а смертельная зараза поползет дальше, уже к твоему дому?
«… Старожилы сообщили, что в село заходил путник, остановился на ночлег на постоялом дворе. В тот вечер произошел странный случай. Хозяин постоялого двора обнаружил всех своих собак мертвыми. Животные погибли без единого звука, застыв в неестественных позах в дальнем углу двора, как будто забившись туда от страха. А в обеденном зале весь вечер стоял какой-то непонятный липкий то ли дым, то ли туман. Гости за ужином жаловались на духоту и головную боль, хотя все окна в помещении были открыты. Постоялец утром расплатился и исчез. К вечеру в деревне заболели несколько человек. А на следующий день почти половина селения. Первыми умерли дети…»
Мирна в задумчивости опустила руку с зажатым в ней письмом. В послании епископа в каждой строке сквозила тревога и какая-то недосказанность. Она нахмурилась и в сотый раз стала анализировать ситуацию. Почему болезнь началась так быстро? Если это было простое отравление, то все поселение бы не пострадало. Не факт, что таинственный путник стал причиной эпидемии. Но закрыть глаза на его появление, смерть собак, странный туман в помещении, посчитав эти явления простым совпадением, было бы, по крайней мере, недальновидно. Слишком много странностей в одно время. Не такое уж частое явление, скажем даже, совсем редкость — путник-чужак в горных княжествах. Далеко не каждый решится в одиночку странствовать по таким неспокойным местам.
— Миледи, мне покоя не дает этот странник.
К Мирне подъехал Лексли. Отряд быстрым темпом передвигался по знакомой местности, путешествие проходило довольно спокойно, но в отряде установилось напряженная, суровая атмосфера. Мужчины-солдаты чувствовали свое бессилие перед лицом болезни, и осознание того, что противостоять ей должна хрупкая и слабая женщина, в одиночку, рискуя собственной жизнью, никак не улучшало их настроения, которое с каждым часом становилось еще хуже. Жаль, что разбойники притихли и ничем не показывали своего присутствия. С каким бы удовольствием сейчас солдаты разнесли бы в пух и прах любого врага, давая выход накопившемуся гневу.
Лексли с тоской осмотрел придорожные заросли. Эх, чавкнуть бы сейчас кого-нибудь кулаком по наглой морде, ну хоть выстрелить из арбалета по злодею… От своего бессилия сержант бесился и одновременно умирал от беспокойства за Мирну.
— Чувствует мое сердце, что все это неспроста, миледи, — жалобно взглянул на Мирну сержант. — Есть один… гм… человек… в королевстве, кому эпидемия в наших краях была бы очень кстати, — буркнул Лексли.
Мирна согласно кивнула.
— У меня нет выбора, сержант.
— И все, кстати, об этом знают, миледи.
— Болезни случались и раньше, как в наших краях, так и повсюду.
— И все сопровождались странными обстоятельствами?
— Что вы имеете в виду под странными обстоятельствами, сержант?
— Миледи, вы сами знаете, — понизил голос Лексли. — Собаки умерли не просто так, они более чувствительны к таким вещам, как…
— Не надо, Лексли!
— И этот дым, неспроста он! Вы это не можете отрицать! — продолжал настаивать сержант. — Тут не просто какая-то болячка, это, — он немного запнулся и понизил голос, — магия.
По лицу Мирны пробежала тень. Она упрямо сдвинула брови и помрачнела.
— Это не повод, чтобы отказаться от помощи.
— Это повод, чтобы подумать, кто за всем этим стоит! И что ему нужно! Это очевидно!
— Лексли, я благодарна вам за поддержку и сочувствие, правда, — рука Мирны мягко легла на тяжелую боевую перчатку солдата. — У меня НЕТ выбора, — повторила она настойчиво.
— Зато у меня он всегда есть! — угрюмо буркнул Лексли. Мирна вопросительно вскинула глаза на расстроенного Кота.
— Миледи, — коротко кивнул, ничего не объясняя, сержант Мирне и послал свою лошадь вперед.
Первые признаки беды встретились отряду уже на четвертый день пути. Путники пересекли границу Горных княжеств и начали подъем вверх. Навстречу отряду из-за камней поднялись несколько горцев. Они охраняли границу зараженной местности, не позволяя жителям и случайным путникам пересекать опасную территорию. После короткого расспроса Мирна рассталась с Воронами и большинством монахов ордена Стражей спокойствия, так как прямым ходом переходила «с рук на руки» под опеку горцев, которые давно ждали ее с надеждой и нетерпением, и гарантировали Мирне абсолютную безопасность на своей территории. По распоряжению епископа, несколько Стражей оставались в качестве наблюдателей и охранников при Мирне до момента, пока она не закончит свою миссию по борьбе с эпидемией. Уже с новыми проводниками Мирна целенаправленно двинулась во владения небезызвестного князя Ная — очаг болезни находился в его провинции.
— Дальше вам нельзя, — тоном, не терпящим возражение, произнесла Мирна, обращаясь к своим спутникам. — Я пойду в селение одна.
— Миледи…
— Мне там никто и ничто не угрожает! — отрезала Мирна. И уже мягко добавила: — Лексли, я не хочу, чтобы тут появились свежие могилы.
Она кивнула в сторону сельского кладбища, сплошь усеянного холмиками камней, уложенных над свежевырытыми могилами. Печальное и тревожное зрелище наполнило сердце Мирны болью. В который раз она подумала о сыне, скрывающемся где-то в лесах. Хорошо бы обнять родные плечи, потрепать рукой по вихрастой голове, заглянуть в темные глаза цвета спелой вишни. А может, и получить поддержку — похоже, сын становится неплохим целителем. Вот бы мы с ним… Мирна одернула себя на этом. Хватит мечтать.
Хватит волноваться.
Эмоции будут отвлекать, а работа предстоит тяжелая. Если Лексли прав, а Мирна почти не сомневалась в этом, то бороться придется не столько против болезни, сколько против магии. А это уже совсем серьезно. Тем более, что у нее нет права на ошибку. И кому-то это слишком хорошо известно. Что ж, придется применить все свои знания и мастерство. Не впервой.
— Прощайте. Я буду присылать вам голубя с вестями. Ни при каких обстоятельствах не появляйтесь в селении, пока я не позову.
— Слушаюсь, миледи, — Лексли склонил голову в знак понимания.
— Лексли, и вот еще что. Вы помните, как называл меня мой муж?
Сержант молча кивнул.
— Хорошо. Не забудьте об этом, когда будете читать мое послание.
— Бог в помощь, миледи. Я… — замялся Лексли.
— Я знаю, — пришла на помощь Мирна. — Не надо ничего говорить… И позаботьтесь о моем сыне. Узнайте, наконец, где он и что с ним!
Она повернулась и уверенной походкой двинулась по дороге к селению. Извилистая горная дорога иногда скрывала из виду хрупкую фигурку целительницы, потом вдруг полностью показывала ее. Вот Мирна миновала дорожную арку. Оглянувшись назад, она поставила клеть с почтовыми птицами на пыльную дорогу, взмахнула на прощание рукой и скрылась за оградой.
Лексли в отчаянии опустил голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Он стоял на пыльной дороге, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь обрести какое-то подобие душевного равновесия. Сзади послышались легкие шаги. Тонкая ладошка скользнула в огромную лапищу солдата. Лексли с надеждой обернулся, встретив ясный, внимательный взгляд огромных сапфировых глаз.
— Она справится, Лексли. Будь уверен.
— Я справлюсь! — уже который раз как заклинание твердила себе Мирна. — У меня получится!
Пока ей это удавалось. За время короткого осмотра больных, Мирна выяснила характер болезни и определила способы лечения. В котлах, подвешенных прямо на улице на кострах, варились настои трав. Стоящие на ногах жители деревни, постоянно поили лекарством своих заболевших соплеменников. Целительница по очереди переходила от одного больного к другому. Сначала, как обычно, ей надо установить связь с заболевшим. Для этого необязательно даже касаться человека. Мирне обыкновенно было достаточно просто побыть с ним в одной комнате. Но не в этот раз. Потолок и стены жилищ как будто давили на нее, путали в голове мысли, сбивали с толку. Сознание затуманивалось, постоянно хотелось спать. Из углов комнат слышались посторонние шорохи и звуки. Как сырые клубы тумана, выползали из щелей воздушные потоки, насыщенные темной энергией, отбирая у целительницы ее живительную силу, цепляясь за обрывки несвязных мыслей, растаскивая их по закоулкам сознания. Она трясла головой, отгоняя от себя туманные видения, пытаясь сосредоточиться на лечении. Но борьба отбирала много сил и времени, а ни того, ни другого у целительницы не было в избытке. В конце первого дня в сторону расположившегося неподалеку от селения лагеря сопровождающих Мирну людей полетела первая птица.
Утром в селение, еще не дождавшись, пока осядет плотный горный туман, вошел здоровенный монах с котомкой через плечо.
— Брат Ипсен, миледи, к вашим услугам, — склонив голову, почтительно произнес он.
— Я вас не знаю, — с удивлением произнесла Мирна.
— Мы прибыли по распоряжению епископа всего пару часов назад. Я многое знаю о магии, и о том, как ей противостоять. Епископ был уверен, что эпидемия началась не просто так, — многозначительно произнес монах.
Он деловито засучил рукава своей рясы. Передвинул котомку вперед, развязал шнурки и извлек на свет дряхлый фолиант в кожаном переплете. С большим почтением монах раскрыл книжицу, и целительница увидела страницы, испещренные странными знаками, то ли цифрами, то ли буквами. Ничего подобного ей раньше видеть не приходилось. Монах полистал сухие, покореженные временем листы. И утвердительно кивнув самому себе, начал нараспев читать слова молитвы. Или заклинания? У Мирны не было времени подумать. Приход неожиданного помощника, безусловно, был поступком смелого человека. Брат Ипсен подвергал свою жизнь смертельной опасности, но будучи человеком долга, он пренебрег собственной безопасностью ради благополучия других. Она с уважением еще раз взглянула на монаха и затем вернулась к своим многочисленным обязанностям.
То ли наличие моральной поддержки, а, может, благодаря молитвам и мастерству брата Ипсена, но работать Мирне стало намного легче. Ровным потоком целительной силы по рукам текли невидимые токи от Мирны к больному. Основные очаги болезни расположились в легких и горле. Опухшие дыхательные пути с трудом пропускали воздух в раскаленные легкие больных людей. Каждый вздох давался тяжело и грозил стать последним. Мирна по нескольку раз в день обходила несколько десятков заболевших. Большинству мужчин уже после первого ее посещения стало легче — они стали ровнее дышать, горячка пошла на спад. Женщины и старики были очень слабы, но не вызывали такого серьезного опасения как дети. Особенно тяжело болезнь протекала среди малышей. Мирна подолгу брала на руки измученные кашлем и жаром хрупкие детские тельца. Поддерживая им головки, она качала их на руках, поглаживала спинку, напевала ласковые мелодии. Дети плакали, сопротивляясь горькому лекарству, которым их пичкали сородичи, задыхались от приступов кашля, который выворачивал их наизнанку, охрипшими голосами звали своих умерших мам и бабушек. Сердце Мирны окаменело от горя, глаза жгли невыплаканные слезы, руки отнимались от постоянной нагрузки. Каждый час жизни малышей давался со смертельным боем, а силы Мирны уходили.
Через день Мирна с удивлением обнаружила уже трех монахов, читающих свои молитвы в разных местах селения. Они обходили больных, подолгу задерживаясь около каждого из них. Сидели рядом, клали свои сильные руки на их изможденные тела. Пациенты Мирны стали потихоньку выздоравливать. Они еще не могли подниматься и даже самостоятельно пить, настолько слабы они были после изнурительной болезни, но горячка ушла, а вместе с ней исчез изнуряющий кашель. Между жизнью и смертью до сих пор находились лишь несколько малышей.
Мирна уже не могла себе дать отчет, какое время суток сейчас. Утро, день или уже вечер? И сколько дней она уже борется с болезнью. Два? Три? Больше? Если она сейчас не приляжет отдохнуть, то просто упадет в обморок. Это ясно. Надо распорядиться, чтобы принесли больных детишек в один дом, да побыстрее.
— Уложите детей на кровать… составьте две… скорее, — Мирна уже с трудом понимала окружающее. — Вот так, хорошо. Брат Ипсен, мне надо поспать, теперь только ваши умения будут стоять между жизнью этих детей и болезнью, — она поднимает потяжелевший взгляд на монаха. Его лицо начинает расплываться у нее в глазах. — Положите меня рядом…
Это были последние слова, которые успела произнести Мирна. Проворный, несмотря на свои размеры, монах ловко успел подхватить на руки падающую от усталости целительницу. Он бережно уложил хрупкую женщину на край широкой кровати, на которой уже лежали завернутые в лоскутные одеяльца обессиленные болезнью малыши.
— Теперь наш черед, братья, — обернулся он к подоспевшим на помощь монахам. — Их жизни — и детей, и миледи — в наших руках. С Богом!

 

В лагере все сходили с ума от беспокойства и отсутствия всякой возможности помочь. Лексли на третий день озверел и стал бросаться на подчиненных, пришлось устроить в срочном порядке учебные поединки, чтобы командир мог спустить пар. Помогало это слабо, лишь на короткое время. Единственной, кто решался вступить в спор с сержантом, была Пламена. Каким-то непостижимым образом ей весьма успешно удавалось положительно влиять на Лексли. Авторитет Пламены среди отряда настолько неимоверно возрос, что Чирут даже стал ревновать хозяйку к окружающим.
— И в чем виновато было дерево? — деловито осведомилась Пламена, обнаружив Лексли, сражающегося с огрызками оливы недалеко от их стоянки.
Лексли еще раз энергично и зло покромсал довольно толстый ствол топором, удовлетворенно посмотрел на свое деяние, стряхнул многочисленные щепки с рубахи и лишь после этого хмуро оглянулся на девушку.
— Стоит тут… мешается, — буркнул он.
— Ясно, — протянула Пламена. — Стоит. Ничего не делает. Мешается.
— Ничего не делает, — задумчиво повторил как бы про себя сержант.
На грудь резко развернувшегося к девушке солдата уверенно опустилась ее твердая рука… почти опустилась. Реакция не подвела сержанта и на этот раз. Ладонь Пламены мгновенно оказалась зажатой в огромной лапище Кота. Но через мгновение, отдав себе отчет, что опасности нет, сержант не без колебания отпустил ее руку. И раскрытая ладонь ложится на его сердце. Прикосновение как будто обожгло Лексли.
— Ты ничем не можешь ей помочь.
— Я знаю, — глухо проговорил солдат.
— Ты можешь только надеяться и верить.
— А ты? — Лексли внимательно смотрит в лицо девушки.
— А я, — усмехается без всякого смущения Пламена, — знаю, что Мирна справится.
Лексли потемнел лицом и уставился на девушку с недоверием и испугом. Сколько раз уже видела она подобный взгляд за свою жизнь. И уже привыкла отвечать на него с презрением и безразличием, иногда с вызовом, и была уверена, что никогда подобная реакция людей не заденет ее за живое. Выходит, что ошибалась. Все, что касается Лексли, внезапным образом стало очень важным и значимым для нее, и Пламене уже не все равно, что подумает о ней командир Лесных Котов.
Она печально отвернулась от Лексли и невидящими глазами уставилась в деревья. За спиной Пламены послышался глубокий вздох, сержант протянул руку и за подбородок повернул к себе голову девушки. На нее уверенно и спокойно смотрели внимательные серые глаза Лексли.
— Прости меня, я был расстроен. Это никогда больше не повторится.
— Что именно? — дрожащим от обиды голосом произнесла Пламена.
— Ты — не ведьма, — твердо, глядя ей в глаза, сказал Лексли.
Так же однажды сказал Сандр, такие же слова в свое время уверенно произнесла Мирна, выслушав историю Пламены, и вот сейчас их точь-в-точь повторяет Лексли… Девушка развернулась и медленно пошла прочь. За своей спиной она слышала уверенные легкие шаги Лексли. Они без слов дошли почти до самого лагеря. Пламена немного успокоилась. Она верила Лексли и не сомневалась в его искренности. Перед самыми палатками, уже миновав часового, девушка развернулась к сержанту:
— Мирна справится. Я это знаю, потому что Чирут ушел в селение. А это значит только одно — опасности больше нет. — Пламена подняла на Лексли свои удивительные глаза. — Дело не во мне, а в том, что кошки реагируют на магию и чувствуют, когда опасность исчезает. Вот и все.

 

Миледи Ерш распорядилась отправить вам письмо с разрешением пройти в селение. С Божьей помощью и благодаря мастерству миледи, болезнь миновала. Миледи вне опасности, но совершенно обессилена, она просила передать, чтобы вы вспомнили Сероглазку. Надеюсь, это не бред больной женщины, и слова имеют для вас какой-то смысл.
С божьей помощью, брат Ипсен.
P. S. Лексли, прошу вас прибыть как можно скорее, потому что сумасшедший кот не дает нам подойти к миледи.

 

Ввалившись в дом, запыхавшиеся Лексли с Пламеной, а за ними — и остальные сопровождающие из отряда — увидели чрезвычайно живописную картину. На большой, составленной из двух, кровати рядком глубоким сном выздоравливающих спали несколько малышей, Мирна, обняв один из тщедушных комочков, а между ними бдительно торчала ушастая голова Чирута, охранявшего сон обессилевшей женщины и ее маленьких пациентов от всевозможных посягательств.
— Сгинь, исчадие ада, — неуверенным голосом в который раз безнадежно бубнил в сторону кота сидящий в углу комнаты брат Ипсен. Увидев входящих, он облегченно вздохнул.
— Наконец-то! Мы хотели перенести миледи в другой дом, но сие создание, — он обвиняющим жестом ткнул в Чирута, — не позволило нам даже прикоснуться к ней! Коготки у него… знаете ли!
Брат Ипсен укоризненно поджал губы, осуждающе посмотрев на кота. Лексли понимающе хмыкнул в ответ на слова монаха.
— Исчадие ада… — вновь буркнул монах.
Выполнив свою важную миссию по охране Мирны, «исчадие» легко соскочило с кровати и, потершись о ногу Пламены, прочапало во двор, видимо, на охоту. Монах покачал головой и тоже вышел из помещения, что-то бормоча про земные грехи…
— Что это было? — Лексли присел рядом с монахом.
Тот как раз заканчивал застегивать ремешок, скрепляющий толстую книгу в потемневшем кожаном переплете. Услышав обращенный к нему вопрос, прекратил свое занятие и повернулся к Коту.
— Как тебе сказать… когда от вас пришло послание, епископ долго размышлял… В итоге, он принял решение призвать нас — и, как видите, оно оказалось правильным. Людей в селении опоили какой-то отравой — это было ясно сразу, но дело было не только в этом! Здесь ещё использовали магию!
— Колдуны?! — удивился сержант.
— Не совсем… Магия играла здесь двоякую роль. Она ускоряла развитие болезни и одновременно отнимала силы у того, кто взялся бы лечить больных. Как если бы сразу многие дергали за руки и требовали внимания именно к себе. Целители — те, что погибли здесь раньше, просто не могли сосредоточить свою силу на ком-то одном. Получалось так, что они в одиночку, редко вдвоем, пробовали лечить всех сразу! А такое не под силу никому!
— И вы…
— Мы просто огородили миледи от всего — и она смогла, наконец, сосредоточиться. Её силы пусть и велики, но далеко не безграничны… А когда она взялась за каждого по отдельности — тут и удалось переломить болезнь. И распознать. Это обычная черная лихорадка, просто многократно усиленная магическими способами. Лекарство против неё известно, и мы знаем, как его приготовить. Знаем и как прикрыть целителя, защитить, чтобы его сила не была бы раздергана сразу же в разные стороны.
— То есть, те целители, что умерли раньше…
— Погибли от того, что просто не могли контролировать свои силы. Поверь, — сжал губы монах, — нам тоже нелегко это далось… Сюда нас вошло двенадцать человек, а уходят только десять…
Мирне понадобилось два дня практически беспрерывного сна, чтобы она могла двинуться в обратную дорогу. Ослабленный организм требовал отдыха. К организму весьма весомым аргументом добавился Лексли, запретивший миледи любую, даже самую ничтожную физическую нагрузку. Телохранительницы миледи получили наистрожайший приказ никого не подпускать к шатру Мирны, чтобы не тревожить ее покой. Исключением, естественно, стал вездесущий Чирут, нагло игнорирующий распоряжения начальства. Воинственный кот шатался по деревне и постоянно норовил залезть к спящей Мирне в шатер, чтобы полакомиться кусочком оставленного для нее сыра или отведать свежего молока с утра пораньше. Лексли поймал нарушителя на выходе из шатра, откуда вальяжно выплыл кот с откровенно обзавтраканной мордой. Сержант поднял доверчиво остановившегося у его ног зверя на руки, обтер от следов молока его морщинистую мордочку с пышными усами и ласково потрепал по гриве. Чирут довольно заворкотал в ответ и прижался к его боку.
— Господи, ну какой же ты урод, парень, — сочувственно произнес Лексли, почесывая кота за ухом. — И за что она тебя только любит, а?
В густой тени раскидистых кустов за Лексли тайком наблюдала девушка. Увиденная ей картина заставила ее сердце задохнуться от нежности. Огромный, суровый мужчина с осторожностью гладит маленькое животное, заботливо стряхивает соринки с шелковистой гривы и ставит на землю брыкающегося кота, ласковым шлепком отправляя его на свободу…
А тем временем, в замке…
В отсутствие Мирны и половины отряда Лесных Котов жизнь в графстве замерла. Большой замок опустел и навевал грусть. Прибывший совсем недавно отец Варшани старался вселить в обитателей замка уверенность, но выходило это пока не очень… Даже постоянные выходки Чирута, так сердившие Логена, вспоминались челядью теперь с тоской. Не привыкшие сидеть без дела музыканты засобирались на большую ярмарку в Нерт. Испросив у Логена разрешения отъехать на несколько дней, молодежь сложила свои инструменты, и, проверив повозку, отбыла, чтобы показать свое мастерство на празднике полнолуния.
Перед отъездом из замка отец Варшани вызвал на беседу Катарину. В часовню неслышно проскользнула белокурая девушка и опустилась перед священником на колени, склонив голову.
— Встань, дочь моя, — ласково сказал священник.
Катарина поднялась с колен и взглянула в суровое лицо отца Варшани. Не решаясь задать вопрос, девушка терпеливо ждала, пока священник объяснит ей причину вызова.
— Ты искренняя и смелая девушка, Катарина. И, безусловно, преданный миледи человек.
— Святой отец, миледи приютила нас и дала кров. Моя любовь и благодарность к ней безграничны. Равно как и моих друзей, и брата.
— Я знаю.
Священник помолчал, обдумывая свои следующие слова. Катарина терпеливо ждала, внимательно глядя своими проницательными глазами на священника.
— Я не подведу.
Отец Варшани удивленно вскинул свои глаза на девушку.
— С чего ты решила, что я что-то тебя попрошу сделать?
— А зачем тогда еще вы меня позвали? Отчего одну, а не всех вместе? Святой отец, я знаю, что такое благодарность, вы можете на меня рассчитывать.
Священник пожевал губами и вздохнул.
— Хорошо. Катарина, у миледи могут быть враги!
Девушка вздрогнула при этих словах.
Священник заколебался, но отступать уже было поздно.
— И даже вы можете с ними встретиться. Не так страшны обычные разбойники или даже наемники — с ними справится охрана миледи… — отец Варшани замялся.
— Есть кто-то пострашнее? — почти шепотом осведомилась Катарина, заметно побледнев.
— Да… — не совсем уверенно произнес священник. Он уже почти жалел, что решился на этот разговор.
— Что я должна сделать? — напряженно спросила девушка, затаив дыхание. В ее глазах отец Варшани уловил решимость и упрямство, несмотря на то, что Катарина совершенно очевидно боялась услышать продолжение.
— Я дам тебе кольцо. Оно обычное. И для разбойников никакой ценности не представляет. Конечно, было бы сподручнее попросить твоего брата, например. Но у меня есть только совсем маленький размер. Впору будет только такой славной девушке с изящными музыкальными пальчиками, — ободряюще улыбнулся отец Варшани. — Просто носи его на руке. И если почувствуешь что-то необычное, например, кольцо начнет нагреваться, постарайся, не подавая виду, как можно скорее добраться до замка и сообщить об этом мне или кому-то из доверенных лиц миледи.
— И это все? — с явным облегчением произнесла Катарина.
— Этого больше, чем достаточно, дочь моя, — с таким же облегчением, улыбаясь, произнес отец Варшани. — И я надеюсь, кольцо тебе не пригодится.
В этот день ярмарка была в самом разгаре. Огромное поле до самого горизонта было заполнено ярко разряженной, веселой толпой. Ремесленники со своими товарами, возы с крестьянами, праздные зеваки, деловые военные и важные горожане — все перемешались в одну пеструю, бурлящую толпу. То и дело в разных уголках поля возникали стихийные выступления бродячих музыкантов, циркачей или лицедеев. Тотчас же выступающих обступала плотным кольцом толпа зевак и с азартом принималась глазеть на очередное представление, щедро одаривая медяками, а то и серебряной монетой, за наиболее приглянувшиеся номера.
На этот раз удача благоволила молодой труппе музыкантов, играющих на странных, невиданных инструментах. Звуки, извлекаемые из каких-то подозрительных мешков, трубок, удивительного вида барабанов и бубнов оказывались поистине чарующими, азартными и так и влекли в пляс. Уже который час труппа наигрывала в разных концах поля свои удивительные мелодии, собирая пригоршни монет после каждого выступления. Под ноги музыкантам летели медяки, попадалось иногда даже и серебро, шелковые ленты, красивые бусины и прочие знаки одобрения. Да, молодые музыканты сегодня, вне сомнения, были фаворитами на этой ярмарке. Плотное кольцо зрителей с жадностью вслушивалось в музыку, притоптывая и приплясывая от удовольствия. Вот вступила волынка Катарины и мриданга ее брата, Генри. Темп увеличивается, это коронный номер Катарины — она месяцами оттачивала свое мастерство, чтобы быть уверенной в результате, не ошибиться на публике. Генри с удивлением оглянулся на сестру. Что это? Катарина нервничает? Или устала? Ее игра стала нервной, ему даже показалось, что девушка сфальшивила. Левая рука Катарины опять судорожно дернулась. На миг музыка прервалась, но тут рокот большого бубна и сопение свирели вовремя вступили в круг, и мелодия полилась с новой силой. До самого конца песни Катарина продолжала сбиваться, дергалась и вела себя странно. С трудом раскланявшись рукоплещущей публике, не дожидаясь, пока стихнут аплодисменты, Катарина опрометью бросилась на постоялый двор. Генри обнаружил ее, торопливо седлающей одну из лошадей.
Под утро в замке поднялась суета — стража на стене заметила всадника, который изо всех сил подгонял уставшую лошадь. По-видимому, из-за недостатка опыта, получалось это у него плохо — лошадь еле переставляла ноги. Седоусый Имир, замещающий Лексли во время отсутствия, самолично снял с седла обессилевшую и совершенно замученную Катарину, лошадь которой под уздцы ввели во двор через замковые ворота, поднятые в срочном порядке, как только стало видно, кто является всадником. Всю ночь над графством нещадно лил дождь и завывал ветер, а девушка была совсем легко одета. Она насквозь промокла, и от её одежды валил пар. Говорить Катарина не могла: совершенно вымотанная долгой скачкой, она с трудом передвигала натертые ноги и была не способна связать даже двух слов. На шум и возню прибежал Логен и, не раздумывая долго, насильно влил ей в рот отменного крепкого полугара, предварительно слегка ткнув её в солнечное сплетение. Когда девушка раскрыла рот, Логен опрокинул туда бутылку, и Катарина задохнулась от обжигающего напитка, продирающегося по горлу к ее окаменевшему от страха и усталости желудку. Закашлялась, согнулась пополам. Возмущенно всхлипнула и зашлась оглушительным криком:
— Позовите святого отца, это срочно!!
На ее вопли прибежал заспанный отец Варшани. Стремительно войдя в комнату, он увидел дрожащую фигурку Катарины, заботливо завернутую в теплую овечью шкуру. Девушка сидела на скамье и тряслась, как больной цыпленок, у камина хлопотал Логен. Отец Варшани бросил вопросительный взгляд на Катарину, и та ответила коротким кивком. Священник тяжело опустился на скамью и обхватил руками голову.
— Логен, вызови сюда Имира. Принеси мне перья и бумагу. Голубей.
— Что-то еще, святой отец?
— Да. Приготовься к самому худшему….
«По словам свидетельницы, кольцо разогрелось до такой степени, что она едва удержалась от того, чтобы не выдать себя случайным вскриком. На пальце под кольцом остался заметный красный след, как от небольшого ожога. Наша свидетельница отбыла в замок одна. Остальная труппа, в составе которой она приехала на ярмарку в город Нерт, продолжила выступление, чтобы не вызывать подозрения у окружающих своим спешным отъездом. Мы надеемся, что Молчащие братья до сих пор не подозревают о том, что они обнаружены».
Назад: Глава 15 Парой-тройкой недель раньше Где-то в горах
Дальше: Глава 17 Где-то далеко…