Глава 7
Мужская интуиция
Судьба у меня такая – бегать. От ордена инквизиторов бегал, от прошлого бегал, теперь вот от девушки сбежал. Учитывая предыдущий опыт, у меня это плохо получается. Передышка не повредит, нужно набраться сил и не валяться бревном в кровати.
Я остался бы и терпел Маризу, если бы Дженни была рядом. Но мышонок больше не придет. Она назвала меня Беном. Впервые назвала меня по имени. Проклятие! Даже не подозревал, как от этого может быть паршиво!
Все правильно. После того, что я натворил, нельзя рассчитывать на другое отношение. Превратил в куклу, лишил воли и права выбора, так потом еще и бросил. Как я мог проглотить это рейово лекарство!
Лин говорит, от случайностей нельзя уберечься. Я должен был все предусмотреть! Слишком быстро и ловко нас накрыли. Мариза рассказала, это Янира следила за Дженни. Из-за шрама. Такой пустяк – всего-то пять минут работы с чистой силой, и от отметины, отравляющей жизнь, не осталось бы и следа. У инквизиторов чистая сила дороже золота, и Янира продалась: чистое лицо в обмен на услугу. И все равно я сам виноват!
Нельзя! Нельзя было оставлять Дженни одну!
Хорошо, что все обошлось. Но о доверии между нами можно забыть.
Знал же, пожалею.
Вру. Я надеялся, что она поймет и простит.
Родители Роберта, Дилан и Зося, отнеслись ко мне, как к родному. Уже и забыл, каково это – жить в семье. Вскоре я уже встал с постели, возобновил тренировки и помогал драконам по хозяйству. Обратно не спешил – мне разрешили заниматься самому, главное, сдать экзамены вовремя.
Каждую ночь мне снилась Дженни.
Мне запретили перемещаться, пока источник не стабилизируется, иначе давно бы навестил ее – невидимкой, конечно. Самого себя не обманешь, откровенного разговора я боялся. Боялся услышать категоричное «нет», после которого уже нельзя будет надеяться на прощение.
Представлял наш разговор и удивлялся собственному косноязычию. Оправдываться? Как, если считаю себя виновным во всех бедах? Делать вид, будто ничего не произошло? Я уважаю чувства Дженни. Просить прощения? Да. Но как найти те самые слова, чтобы она мне поверила?
Решил написать письмо. Если получится, передам с Робертом.
Мышонок!
Прости меня, пожалуйста. Не буду оправдываться – мне нет оправданий. Надеюсь только на твое великодушие и доброе сердце.
Я люблю тебя.
Б.К.
Эти строки дались мне с трудом, но, перечитав, я понял: такие слова произносятся только вслух, только глаза в глаза. Так и сделаю.
Однако желание написать Дженни не пропало. Я хотел поговорить с ней, пусть даже так.
Здравствуй, мышонок!
Надеюсь, ты в добром здравии.
У меня все в порядке. Живу теперь в большом доме, в пригороде столицы. Мне отвели целую комнату. Никаких обязанностей, никаких забот. С утра до ночи занимаюсь зубрежкой – экзамены никто не отменял.
Комната большая и светлая, «драконьего размера». Мне все равно. Лишь бы было где заниматься и спать.
Прости.
Мне все еще тяжело смириться.
Постоянно пытаюсь найти себе дело, чтобы не думать, как далеко ты от меня.
Не получается.
Не получается! О чем писать, если ничего не происходит? А о том, что волнует, – нельзя. Как передать на бумаге свои чувства так, чтобы Дженни поняла – она особенная?
Когда-то ты спросила, красивая ли ты. И, кажется, не поверила моему ответу. Я сказал правду. Ты очень красива. У тебя глаза цвета темного янтаря, с россыпью теплых искорок. Мягкий солнечный взгляд. Приятный смех, ласковый и чистый. В тебе нет фальши, нет притворства, нет лукавства. Ты сладко пахнешь: ванилью и лавандой.
Маленьким я влюбился в одну девочку. Она была похожа на куклу Милы: большие голубые глаза с густыми ресницами, ярко очерченный рот, высокие скулы, аккуратный носик, белоснежная кожа. Кукольное личико в обрамлении русых кудряшек, ладная фигурка в пышных кружевных платьях. Мы встречались на детских праздниках. Ей нравилось мое внимание, а я готов был исполнить любой ее каприз.
Как и всех детей нашего возраста, ее везде сопровождала воспитательница. Да, представь себе, и у меня, и у моих братьев был воспитатель. Строгий подтянутый мужчина средних лет. Он учил нас правильным манерам, следил за нашим поведением, сопровождал на прогулках.
Извини, отвлекся.
Итак, воспитательница кукольной девочки казалась мне веселой и доброй женщиной. Она угощала всех конфетами, с легкостью придумывала интересные игры, а когда мы уставали – развлекала нас занимательными историями. Не знаю, почему кукольная девочка ее невзлюбила. В нашей семье не принято высокомерное обращение со слугами, но я прощал все моей маленькой возлюбленной. Мало того, нередко принимал участие в мелких злых розыгрышах. Мы могли пробраться в гардеробную и налить воду в ее уличные туфли. Или «нечаянно» опрокинуть на ее платье стакан сока. Как-то я специально принес в кармане лягушку, и мы засунули ее в сумочку воспитательницы.
Думаю, женщина знала, кто безобразничает. Но она ни разу не пожаловалась родителям, нам все сходило с рук. Пока очередная «шалость» не закончилась весьма печально.
Чтобы не вдаваться в подробности наших диких обычаев, скажу только, мы с кукольной девочкой вынудили воспитательницу нарушить один из них. У бедняжки не было выбора, мы опозорили ее своей выходкой. На мое счастье, нам не удалось остаться незамеченными, и все стало известно нашим родителям. В наказание отец высек меня, и это было справедливо. Я навсегда запомнил его слова: «Истинная красота внутри человека, никогда не позволяй ослеплять свое сердце пустой красотой».
Кукольная девочка внутри была пустой, как все куклы. Твоя же красота особенная. Она чистая, теплая и, как камень твоего рода, имеет множество оттенков.
Отвратительно. Убого, серо и примитивно. Дженни не должна видеть эту писанину. Почему так тяжело говорить комплименты тому, кого искренне любишь? Почему каждое слово кажется неправильным, недостаточным, неточным?
Я – эгоист. Всегда потакал своим желаниям, не думая о последствиях. Жалею ли я об этом?
Если бы покорился воле отца, то никогда не встретил бы тебя. Он хотел видеть меня Высшим инквизитором.
Баловень судьбы.
Сначала мне казалось, что я вижу в тебе сестру. Казалось, потому что не сразу понял – это не так. Мила меня обожала и всегда была спокойной и покорной. В тебе же полыхает огонь, сродни тому, что однажды чуть не пробил купол над университетом.
Помнишь нашу первую встречу? Я ожидал страх, слезы, мольбы. А ты вела себя достойно и искренне. Мне стоило больших трудов оставаться в образе до конца испытания.
Зачем я пишу тебе все это? Письма располагают к откровенности.
Чем дальше я писал, тем сильнее мне хотелось рассказать Дженни всю правду о себе. Я знал о ней практически все, а она всегда слепо доверяла мне, ничего не прося взамен.
Врать я научился в школе инквизиторов. Иначе там не выжить, ты же видела сама. Каждый за себя. Никаких привилегий. Муштра, зубрежка, изматывающие тренировки, розги. Выбрал самую сложную специализацию – уже тогда мечтал сбежать оттуда.
Опять вру, мечтать начал гораздо раньше.
На лето родители переезжали в пригород, на природу. Там мы с братьями пользовались большей свободой, чем в городе. Нам позволялось гулять в лесу и бегать на речку, без воспитателя. Под запретом была только деревня. Естественно, туда нас и тянуло.
Как-то раз мы со старшим братом забрались в чей-то сад на окраине – полакомиться спелой малиной. Когда появился хозяин, брат удрал, а я не успел. Был пойман, порот крапивой – ох, и неприятно это, скажу я тебе! – и… накормлен той самой малиной, с молоком и медом.
Хозяин, лийон Терри, оказался добрым и незлопамятным человеком. Ему не жаль было ягоды, но к воришкам он относился строго. Мы подружились. Я часто убегал к нему в гости – уже один, без брата. Помогал по хозяйству. Но не из-за ягод и фруктов – из-за историй. Лийон Терри – чудесный рассказчик. От него я впервые узнал о других странах и о драконах.
Отчего он доверял мне, маленькому мальчишке? Не знаю. Я хранил в секрете нашу дружбу. Может, понимал, что не отделаюсь обычной поркой за нарушение запрета?
Я выбрал мечту, наплевав на семью и долг. И ничуть об этом не жалею.
Если бы я остался в школе инквизиторов, то никогда не встретил бы тебя, моя девочка. Никогда и никому не отдам тебя. Никогда и никому.
Сегодня проснулся на рассвете. В доме тишина. Из сада доносятся птичьи трели. Деревья словно в белой дымке. Пахнет сырой землей и сладким цветом. На Зосиной клумбе проклюнулись пионы.
Самое спокойное время. Можно вспоминать тебя и мечтать.
Теплый взгляд из-под густых полуопущенных ресниц. Милые ямочки на щеках. Сладкие губы. Ты слегка вздрагиваешь от каждого прикосновения. Прокладываю дорожку из поцелуев от мочки уха до ямочки над ключицей. А потом до локтевой ямки, перебирая и поглаживая твои нежные пальцы. Ты уже тяжело дышишь, приводя меня в восхищение своей чувственностью. Любуюсь на крепкие девичьи груди с набухшими сосками. Целую сначала одну, потом другую. Ты сладко трепещешь в моих руках. По-хозяйски накрываю груди ладонями, сминаю пальцами.
Сладкая. Чувственная. Нежная.
Моя девочка.
Размечтался. Даже руки дрожат, и дыхание тяжелое. Пожалуй, пора признать очевидное, писать письма я не умею. К счастью, Дженни никогда не прочтет этот бред.
Зато я понял одну простую вещь – я больше не боюсь предстоящего разговора. Завтра же вернусь в горный, потому что не в силах ждать и откладывать. И будь что будет.
– Отдохнул бы еще, – недовольно бубнил Роберт, помогая мне собирать вещи, – куда спешить-то.
– Наотдыхался уже, – отрезал я сердито. Потом обругал себя и добавил: – Спасибо, ты дал мне возможность побыть одному, подумать и понять кое-что очень важное. И у тебя чудесные родители. Не знаешь, где сейчас Дженни?
– Мыша? – зачем-то переспросил Роберт и почесал переносицу. – Мыша вернулась в горный, снова работает у Миларона.
Выронил учебники, что пытался запихнуть в сумку. Дженни снова мучают болезнями?!
– Младшим лаборантом, – как ни в чем не бывало продолжил Роберт, помогая мне поднять книги с пола. – Говорит, ей так проще, хотя у нее есть разрешение жить в горном и пользоваться библиотекой.
Лаборантом? Моет полы и склянки? Час от часу не легче! Она вообще не должна работать.
– Бен? – голос Роберта донесся сквозь гул в ушах. – Что с тобой?
Взъерошил волосы, приходя в себя. Так нельзя. Дженни вправе сама решать, что ей делать.
– Все в порядке. Я готов. Сейчас попрощаюсь с Диланом и Зосей – и можно возвращаться.
В горном цвела весна. Тут поддерживали искусственный климат, но старались соответствовать погоде в долине. Деревья в белом, сладкий аромат, нарциссы на клумбах. Красота!
По возвращении хотел сразу бежать к Дженни, но Роберт сказал, она в лаборатории, и сам ушел по делам. Стал разбирать вещи и вспомнил, что не порвал неудачное письмо. Перетрусил все книги и тетради – нету. Рейо побери, неужели выронил и оно осталось у Роберта?! Точно! Наверняка, когда рассыпались книги. Я же помню, положил его в учебник по системке. И переместиться нельзя. Или рискнуть? Нет уж! Хватит с меня. Только после того, как позволят. Значит, нужно догонять Роберта.
После получасовой беготни по секторам обнаружил Роберта с Ташей в кафе.
– Надо вернуться, всего на пару минут, – опустился на стул и отхлебнул воды из стакана Таши. – Привет, извини, спасибо.
Таша только махнула лапкой, мол, забирай совсем.
– Забыл чего? – поинтересовался Роберт.
– Да, скорее всего. Листок мог выпасть. Важный.
– Письмо к Дженни?
Я поперхнулся водой и поставил стакан.
– Да.
– Не переживай, я его передал.
– Что? – тихо спросил я, надеясь, что ослышался.
– Передал письмо Дженни, – повторил Роберт.
И отчего мне так хочется врезать по этой хитрой драконьей морде?! Роберт! Как ты мог!
– Попей еще водички, – посоветовала Таша, – что-то ты совсем бледненький.
И эта туда же! Сговорились. Как они могли! Судорожно вцепился в стакан. Проклятие! Каким идиотом я теперь предстану перед Дженни!
– Пей-пей, – подбодрила Таша.
Зубы клацнули о край стакана. Спокойно, Коул. Это еще не конец света. Может, она еще не успела прочитать. Срочно найти! И отобрать!
Подскочил как ошпаренный, и тут же ноги словно приросли к земле. Прямо передо мной стоял Инвар.
– Ты уже вернулся, – озвучил он очевидный факт. – Хорошо. Пойдем-ка, прогуляемся.
– Не сейчас. – Я попытался уйти, но Инвар схватил меня за локоть.
– Сейчас, Коул.
Я дернулся, он отпустил меня, как-то странно посмотрел, словно смирившись, и вдруг попросил:
– Пожалуйста.
И ведь не откажешь! Скрипнув зубами, кивнул. Смирись, Коул. Дженни прочтет злополучное письмо.
Инвар не обманул, мы действительно прогуливались по парку. Молча. Может, он ждал от меня каких-то слов? Или отчета? Вот и пусть сам говорит, что ему нужно.
– Бен, прости меня, пожалуйста.
Я споткнулся и чуть не упал. Ожидал чего угодно, только не извинений.
Он придержал меня за руку, а потом развернул к себе лицом.
– Бен, послушай. Да, я хотел, чтобы ты вернулся на родину. Тебе нужно было переступить через свой страх. Да, я планировал сделать из тебя агента там, в Мурильмии. Ты можешь беспрепятственно перемещаться в страну, ты – сын советника. Рейо побери, да есть еще сто разных причин, почему ты так нужен мне там!
Я смотрел на него и думал, насколько все было бы проще, если бы он просто объяснил, не играя нашими с Дженни судьбами.
– Но я клянусь, у меня и в мыслях не было подвергать вас такой опасности. Это действительно… случайность. Извинения ничего не изменят, но я хочу, чтобы ты знал, я сожалею.
– Вы могли забрать Дженни. Вернее, драконы могли. Она официально из их рода. К тому же считалась украденной мною, – выдавил я.
– Могли, – кивнул Инвар. – Ты на это и рассчитывал? Посчитал, что ты сам никому не нужен?
– Да понял уже, нужен, – криво усмехнулся я. – Агент во дворце?
Еще один мой недостаток – если завелся, не могу остановиться, даже если знаю, что неправ. А ведь чувствовал, Инвар искренен.
– Агентов во дворце мне и без тебя хватает. Ты мог бы встать во главе восстания. Впрочем, теперь нет смысла об этом говорить.
Не день, а сплошные потрясения! Такими темпами я скоро заикаться начну. О каком восстании, рейо побери, речь?!
Уточнить не успел, потому что Инвар продолжал:
– И дело даже не в том, что сорвалось возможное внедрение. Способы найти можно. Но я больше не буду настаивать. Ты не хочешь туда возвращаться – и это твое право.
Замечательно! Подразнил – и пинка? С другой стороны, не этого ли я добивался? Но восстание! Проклятие…
– В школе есть люди, которые выступают против существующих порядков, – брякнул я. – Они предлагали мне… просили помощи у драконов. Вероятно, они могут на нее рассчитывать?
– Наконец-то! – оживился Инвар. – Мы дождаться не могли, когда они решатся.
– Они осторожны. И правильно поступают. Я посоветовал не высовываться, пока они учатся, и обещал вернуться года через три.
– Отлично! Даже если ты не хочешь, это хорошо. Замечательно, Коул! – Он хлопнул меня по плечу. – Ладно, беги уже, куда собирался.
– Можешь рассчитывать на меня.
Лойи всемогущий, неужели я произнес это вслух?! Сейчас Инвар обрадуется еще больше, и снова окажется, что так все и было задумано.
– Поживем – увидим, – загадочно ответил Инвар. – Если передумаешь, неволить не буду.
Неожиданно.
– Мне сказали, моя сестра жива.
– Как жива? Кто? Мила?!
Любо-дорого было посмотреть на Инвара. Никогда еще не видел его таким растерянным. Значит, он не знал или меня все-таки обманули. В обоих случаях теперь я уверен, Инвару можно доверять.
– Мила, – кивнул я. – Говорят, она пережила испытание и ее отправили на учебу в другую школу.
– Ничего не слышал о Миле. – Инвар нахмурился. – Но я разузнаю, клянусь. Бен, слышишь? Пообещай мне, что не сунешься туда сам. Лучше тоже поклянись. Я все разведаю и помогу тебе. Не лезь в это пекло один! Слышишь?
– Да слышу, – вздохнул я.
А ведь была такая мысль.
– Поклянись.
– Даю слово.
Мысль-то была, вот только желание в ближайшее время вернуться к инквизиторам навряд ли возникнет. Если Мила жива, то в срочной помощи явно не нуждается. За четыре года многое могло измениться, а трудности закаляют. Скорее всего, она уже не тот ребенок, которого я помню.
– Чуть не забыл. – Инвар хлопнул себя по лбу. – Отчет, Коул. Завтра у меня в кабинете, с утра. – Он внимательно на меня посмотрел и добавил: – Нет, после обеда.
– Есть! – Я позволил себе улыбнуться и вытянулся в струнку.
– Свободен, Коул.
* * *
Не стала читать письмо, что принес Роберт. Страшно. Вдруг там слова прощания? Почему письмо? Неужели Бес не хочет меня видеть? Нет уж. Он вернулся в горный, и я пойду к нему. Пусть скажет мне все в лицо. А письмо – потом.
Дома застала только Лина, и тот всего лишь пробегал мимо. Он предложил мне подождать в гостиной. Посидела там минут десять, а потом решила подняться наверх, в комнату Беса. Знала, что поступаю нехорошо, но любопытство одолело. Хотелось увидеть, как он живет. А еще убедиться, что там нет следов Маризы. Да, ревность душила меня даже сильнее любопытства.
Осторожно толкнула дверь, заглянула в комнату – никого. Зашла. Обстановка простая и скромная. Из мебели только самое необходимое: стол, стул и шкаф. Кровати и той нет – толстая шкура на полу, сверху матрас и одеяло. Из украшений только вышивка на стене – целая картина. Девочка на качелях и мальчик постарше, раскачивающий эти качели. Сестра и брат. Мила и Бес. Наверное, все, что у него осталось на память.
– Мила вышивала.
Вздрогнула и обернулась на голос. Не слышала, как вошел Бес. Увидела его и улыбнулась, хотя должна была бы смутиться. Как давно я его не видела! Он совсем не изменился, разве что похудел слегка. Все та же взъерошенная челка, тот же гипнотизирующий взгляд фиалковых глаз. Только насмешки нет. Мне показалось, он рад мне, хоть и насторожен.
– Я так и подумала. Очень красиво, прекрасная работа.
– Дженни…
– Бес…
Мы начали говорить одновременно и сконфуженно замолчали, перебив друг друга. Он слегка наклонил голову, мол, говори ты первая.
– Прости, я ворвалась к тебе без приглашения, – покаялась я, хотя собралась сказать иное.
– Я не против, – улыбнулся он, смущенно ероша волосы. – Как ты? Как твои дела?
Самые глупые вопросы из всех существующих. Они и нужны-то только для вежливых расшаркиваний с малознакомыми людьми. Зачем спрашивать, когда можно просто посмотреть в глаза?
– Спасибо, хорошо, – тем не менее ответила я. – Вот вернулась, работаю. А ты как?
«Я соскучилась, Бес. Без тебя мне плохо и одиноко. Не оставляй меня больше, пожалуйста. И не говори, что выбрал другую, я не переживу! Прости меня за эгоизм, я исправлюсь, обещаю».
– Тоже… вернулся, – произнес он вслух. – Дженни…
– Да?
– Ты тут… из-за письма?
Я испугалась. У Беса был такой потерянный вид, что тут же вообразила себе самое худшее. Неужели я права и в письме просьба оставить его в покое? Нет, не может быть.
– Еще не читала, – призналась, словно в холодную воду нырнула, – надо было, да?
– Нет! Отдай его обратно, пожалуйста.
Ничего не понимаю. Выудила письмо из кармана и протянула его Бесу. Он скомкал листок и спрятал в ящик письменного стола.
– Дженни, я должен сказать тебе…
Еще немного, и сбегу. Пришла сюда поговорить, но совершенно потерялась. А Бес пугает нерешительностью, как будто приготовил какую-то гадкую новость и боится произнести ее вслух. Он на себя не похож!
– Я не имею права, знаю… И все же…
Мы стоим посреди комнаты, друг напротив друга. Можно дотронуться, только руку протяни. И отчего-то между нами словно стекло – невидимое, но не позволяющее приблизиться.
– Ты хочешь о чем-то попросить? – прихожу я на помощь.
– Да. Прощения. Хочу попросить прощения.
Бес смотрит на меня, и я замечаю страх в его глазах.
– За что? – выдыхаю, цепенея.
– Разве не за что? – горько спрашивает он. – Я бросил тебя у инквизиторов. Я заставил тебя стать Милой. Я…
– Как ты меня напугал! – вырывается у меня.
А внутри словно звучит музыка. Какой глупый! Он решил, я буду винить его за то, что он меня спас?
– Напугал? – Он непонимающе хмурится.
– Да! Я решила, ты… А ты! – Легонько толкаю его в грудь, но Бес никак не реагирует.
Все так же хмурится и кривит губы.
– Я все поняла, правда, – спешу объяснить, – давно, еще там. Нисколечко не винила тебя, честное слово.
Не верит. Вижу же, не верит! Как же мне встряхнуть тебя, Бес? Я так хочу, чтобы ты стал прежним!
Решение, как всегда, приходит неожиданно.
Делаю шаг навстречу и берусь руками за брючный ремень Беса. Каких сил мне стоит не рассмеяться, глядя на его ошарашенное лицо! Расстегиваю пряжку ремня. Он настолько шокирован, что слова вымолвить не может. Вытягиваю ремень из штанов. Надеюсь, они не упадут.
– Дженни, ты чего? – выдавливает он хрипло.
– Не переживай, штаны при тебе останутся, – бодро отвечаю, сложив ремень пополам и щелкая им.
Звук пугает. Если таким ремнем врезать, мало не покажется. Но я уверена, Бес меня и пальцем не тронет.
– Держи! – вкладываю ремень ему в руку.
– Что ты задумала?
– Ты же обещал меня выпороть, – отвечаю, театрально шмыгая носом и чуть ли не ковыряя пол носком туфельки, – а ты всегда сдерживаешь обещания.
– За что? – настораживается Бес.
Лойи всемогущий, ему и не сказали? Может, я зря это затеяла?
– Я нарушила слово, – отвечаю, уже не шутя, – насчет порталов.
Бес немедленно поджимает губы и бледнеет. Похоже, пора бежать. Однако стойко выдерживаю его взгляд.
«Я доверяю тебе, Бес. Разве ты не понимаешь? Ты сейчас можешь сделать со мной все, что пожелаешь, но я уверена, ты не причинишь мне ни боли, ни страданий».
– Может, опереться на стол? – окончательно наглею. – Или как тебе будет удобно?
– Повернись ко мне спиной, – отвечает Бес.
И на его лице появляется насмешливая улыбка. Та самая, любимая. Ради нее я и затеяла эту игру!
Медленно поворачиваюсь, как он просит. Уже ни капельки не сомневаюсь: никакой порки не будет.
Ремень падает на пол, звякнув пряжкой. Бес отводит с плеча распущенные волосы и целует меня в шею – мягко, осторожно. Шумно выдыхаю, запрокидываю голову.
– Стой, как стоишь, – шепчет он и продолжает целовать шею, ямочку под ключицей, ухо.
А его рука тем временем гладит меня по животу.
– Я тебя люблю, – произносит Бес тихо, и у меня перехватывает дыхание.
Ласковые пальцы уже поглаживают грудь.
– Можно? – Вопрос звучит совершенно серьезно.
И я знаю, он остановится, если я скажу «нет».
Вместо ответа я разворачиваюсь, целую Беса в губы, прижимаюсь к нему и крепко обнимаю.
И только попробуй остановиться!
