17
Двухэтажный коттедж из серого камня напоминал жилище зажиточного торговца или ремесленника. Два ряда узких зарешеченных окон, черепичная крыша с тремя каминными трубами, высокое крыльцо, у которого столпились слуги. Единственное, что намекало на принадлежность дома Его Сиятельству, была глухая ограда с бойницами на высоте шести локтей и райанская охрана, просиявшая при виде господина.
— Фьюйз, Раймар, Коре, — поприветствовал граф выступивших вперед командиров десяток. — Рад встрече. — Спрыгнул с коня, снял меня и поставил рядом: — Леди Орейо. Мое слово, ее слово, — отрекомендовал меня Йарра, наградив практически неограниченной властью.
Командиры мигнули и опустились на одно колено, прижали кулаки к груди:
— Рады служить госпоже, — а я перехватила неприязненный взгляд стоящей особняком служанки с дорогим гребнем в волосах. Йарра на нее не смотрел.
— Фьюйз, зайдешь ко мне утром, — велел граф и повел меня к лестнице. Отряд сопровождения за нашей спиной спешивался, обменивался новостями с охраной дома — кажется, командиры были давно и хорошо знакомы.
При нашем приближении слуги опустились на колени, и я едва не споткнулась. В княжестве ничего подобного никогда не было.
— Мы рады приветствовать господина и его госпожу, — сказал, не глядя на графа, пожилой островитянин.
— Леди Орейо. Мое слово — ее слово, — повторил граф. — Лира, это Пакпао, если я занят, то со всеми вопросами обращайся к нему или Фьюйзу.
— Хорошо.
— Пакпао, ужин через час, приготовьте гостевую спальню для леди Орейо… Идем. — Йарра обнял меня за талию, подтолкнул вперед. Потом вдруг усмехнулся, подхватил меня на руки и зашагал по лестнице.
— Вы что делаете, у вас же рана откроется! — зашипела я.
— Не дергайся, тогда не откроется, — обдал щеку теплым дыханием граф. Перенес меня через порог и поставил на пол, снял плащ, будто невзначай погладив плечи. Я сделала вид, что ничего не заметила.
Удивительно, но изнутри дом оказался куда меньше, чем виделся снаружи. Весь первый этаж занимал обеденный зал — почти точная копия замкового: грубо отесанный камень стен, плитка пола, потемневшее от времени дерево балок. Большой камин — быка в нем, конечно, не запечь, но пару баранов одновременно — запросто. Окна узкие, маленькие, а между ними — масляные лампы. Стоящее во главе стола кресло больше походило на трон. Тяжелое, массивное — сомневаюсь, что смогла бы сдвинуть его с места с первой попытки.
— Наверху гостевые и библиотека, а я живу здесь, — подвел меня к незаметной двери граф. — Обувь сними, — приказал он. — Осторожно, порог высокий.
— А… — все, что смогла выдавить я.
— Да?
— А где мебель, господин?
В комнате не было ничего, кроме циновок, нескольких жаровен и сложенных в углу ширм. Стена, та, что со стороны фасада, сплошная — подъезжая, я даже не заметила, что окна за решетками заложены, — и обита светлым деревом. Пол тоже деревянный, выскоблен добела, высокий потолок, и под ясеневыми перекрытиями цвета майского меда пойманным мотыльком трепещет свет.
Свет! Он был повсюду! Лился сверху, тек волнами у колен, его источало золото соломенных циновок и дорогая шелковая бумага висящего в нише свитка, исписанного иероглифами. Свет перекатывался вокруг жаровен, струился вдоль ширм, и тонкие веточки, собранные в вазе в невообразимую конструкцию, на которую я боялась дохнуть, блестели, как лакированные.
— Это называется икебана, — улыбнулся граф. Кажется, его позабавило мое изумление. — Мебель здесь не нужна.
— А где вы спите? — Йарра, лежащий на полу в своем собственном доме, категорически не укладывался у меня в голове.
— На футоне. Вечером посмотришь… Если захочешь.
Прозвучало это до безобразия двусмысленно.
Последнюю неделю мы ночевали вместе. Его Сиятельство оккупировал кровать и, несмотря на неплохое состояние плеча и клятвенные заверения Рени в скором выздоровлении, уходить из каюты не собирался. На полу мне спать не позволял. Скандалить не хотелось, и я каждый вечер укладывалась у стены, а по утрам просыпалась у графа под мышкой.
Близость Йарры беспокоила. От запаха шипра часто стучало сердце, пересыхали губы, а тяжелая рука, оказывающаяся то на талии, то на бедре, обжигала даже сквозь сорочку. И надо бы стряхнуть, возмутиться, оттолкнуть графа, поругаться с ним, вынудить его уйти или получить возможность сбежать самой, но стоило мне посмотреть на пропитавшиеся сукровицей повязки, на усталую складку между бровей — она не разглаживалась даже во сне, на влажный лоб — Раду слегка лихорадило из-за раны, и в горле образовывался ком. Хорошо, что следующие несколько ночей я проведу одна, в гостевой спальне. Не хочу я ни на какие футоны смотреть!
Князь дал Его Сиятельству декаду, чтобы закончить все дела на Архипелагах, а потом его и меня ждут в столице. На парад, ага. Большую часть войска и четверть кораблей, те, что меньше всего пострадали в боях, Раду отправил на Трой, галеас и еще двадцать галер останутся на Рисовом для охраны почти что нежизнеспособных суден, которым предстоит ремонт. Пленных из трюма «Волка» временно перевели в тюрьму, солдат разместили в казармах; Йарра первым делом проверил склады верфи, вторым — осчастливил Треньйе личной ответственностью за работы плотников, третьим — навестил Лорда-Протектора, не преминувшего зазвать Лорда-Адмирала на торжественный прием, а четвертым — привез меня к себе домой.
Холмистый островок площадью в пять квадратных лиг целиком принадлежал Его Сиятельству и находился прямо напротив верфей — их было видно из сада, окружавшего коттедж, одна половина которого была в континентальном стиле, а вторая, занимаемая графом, в островном.
— Нравится? — спросил Йарра, сидя со мной на открытой веранде в ожидании ужина.
В саду дурманяще пахло цветущими абрикосами. Легкий ветер обрывал лепестки, гнал их по дорожкам, по настилу веранды, бросал их мне в волосы, и я то и дело встряхивала головой — как Уголек, набравшая в уши воды.
— Здесь красиво… — Не знаю, существует ли понятие «изящный аскетизм», но других слов я подобрать не могла. — И не похоже на замок. Я не знала, что у вас есть дом на Рисовом.
— А где, по-твоему, я жил большую часть года? На корабле?
Вообще-то, именно так я и думала. Но сказать об этом не успела, уставившись на поданную еду. Его Сиятельство шутить изволит? Комочки риса, украшенные сырой рыбой, и коричневая с зеленым жижа, в которую их полагалось макать, доверия не вызывали. А деревянные палочки напрочь отбили аппетит. Нет, я, конечно, видела, как ели ими Рох и Алан, но сама, однажды обрызгавшись уроненным в подливу кусочком мяса, раз и навсегда предпочла удобные вилки.
— Никогда не обедала с Наставником? — прищурился, догадавшись, Йарра.
— Нет… — Со мной он не возился.
— Держать палочки нужно вот так, — сложил деревяшки в пальцах граф. — Возьми ближе к середине, будет проще. Первая не двигается, вторую чуть выше, ею будешь захватывать еду. Приятного аппетита.
— Спасибо… — уныло протянула я, мечтая об обычном человеческом омлете, чтобы с кусочками ветчины и грибов, а если еще с помидорами, сыром и листиком базилика…
Йарра посмотрел, как я, отложив в сторону розовую пластинку рыбы, пытаюсь выловить из соевого соуса развалившийся комочек риса, и покачал головой:
— Открывай рот, — поднес он к моим губам креветку с неоторванным хвостом. — Это вкусно, — добавил он, когда я скривилась. — Просто попробуй. Не понравится — принесут что-нибудь другое. Ну?.. Не будь трусихой, — поддразнил граф.
Зажмурившись, я сняла губами еду с палочек и захрустела хитином. Светлые боги, я сырую рыбу ем! И пусть креветка — не рыба, но все равно!..
— Ну как?
— Странно, — проглотила я. Что-то солоновато-остро-сладко-непонятное. Но вроде бы обратно не просится.
Раду хохотнул и поднес к моим губам еще одну суши, теперь уже с угрем.
…и этот человек отказывается от индейки в брусничном соусе!
После ужина граф отвел меня наверх, в приготовленную служанками спальню. Магсвет медленно плыл впереди, освещая узкую лестницу и играя лучами на стенах коридора.
— Утром я уеду, но к полудню вернусь, будь готова, — сказал Йарра, остановившись у двери. Моей руки он не отпустил. — Лорд-Протектор ждет нас к двум.
— Хорошо, — несмело улыбнулась я, взглянув на графа из-под ресниц.
— Если что-то понадобится…
— Звать Пакпао, я помню.
— Или Фьюйза, — добавил Раду.
— Или Фьюйза, — повторила я.
— Умница. Доброй ночи, Лира.
— Доброй ночи, господин…
На лестнице граф обернулся.
— Если вдруг решишь взглянуть на футон…
— Нет! — выкрикнула я и спряталась в спальне.
Какого брыга я стояла, глядя ему в спину?!
Смех графа был слышен даже за дверью.
Рассерженно фыркнув, я подперла ручку стулом. Вот так! Поскребшуюся служанку, предложившую помочь искупаться, отправила обратно — сегодня сама справлюсь, только крикнула ей об оладьях на завтрак. Ну их в пень с этими островными изысками, я их только с Йаррой есть согласна. То есть могу. То есть…
Да какого черта! — рванула я поводок. Узорный серебряный браслет, вязь рун, переливающийся бриллиант… «Теперь уже я считаю ограничитель отличной идеей». Чтоб тебе икалось, любезный братец! Почему он и граф считают меня безответственной дурочкой?
И только лежа в холодной постели, я сообразила, что Раду пропустил перевязку. А ведь это вредно, может нагноение начаться! Вывернувшись из-под одеял, я перерыла встроенный шкаф и прикроватный сундук, нашла чистые полотенца и, оправив сорочку, побежала вниз.
На полпути остановилась.
А если он подумает, что я на футон посмотреть решила? Что тогда?
Но и перевязка нужна…
Я потопталась на месте и все-таки спустилась на первый этаж. Пожалуй, я сразу расставлю раис над рунами, объяснив, зачем пришла. Еще лучше, если Раду выйдет в зал — здесь лавки, мне будет удобнее, если не придется ползать вокруг графа на коленях. В конце концов, он мой сюзерен, и я должна о нем заботиться, хоть он и скотина редкостная… Он же ухаживал за мной, когда я болела!
Я подкралась к приоткрытой двери в комнату графа, заглянула в щель и застыла, уронив полотенца: Йарра сидел на низкой скамье, а прямо перед ним распростерлась на полу обнаженная женщина, укрытая плащом распущенных черных волос, — та самая служанка с дорогим гребнем. Прижимаясь лбом к половицам, она на вытянутых руках протягивала графу моток грубой веревки, точно такой же хранился в замковых покоях Его Сиятельства. Йарра еще сказал, что мне рано знать о подобном, когда я его нашла. А сам… С этой…
Граф что-то сказал, я не расслышала, и островитянка подползла ближе, положила ладони ему на грудь. Йарра запустил руку в ее волосы — а дальше я не смотрела. Подобрала полотенца и на цыпочках вернулась в спальню. Бросила ткань в сундук, спряталась под одеяла и закрыла глаза. Не буду плакать.
— Ты зачем пришла?
— Я соскучилась по вам, господин. Из-за войны вы совсем забыли о вашей Мэй-Лин…
— Выразишь почтение и радость утренним массажем. Иди.
Обычно покорная, Мэй-Лин замотала головой, подползла ближе.
— Не гоните, господин! Позвольте служить вам, мне плохо одной, плохо без вас!
Островитянка попыталась прижаться к его плечу, и Йарра, досадливо поморщившись, запустил руку в ее волосы, удержал.
— Мэй-Лин, иди спать.
— Я не могу спать без моего господина, — прошептала женщина. — Не могу спать, не могу есть, все мои мысли только о вас… Позвольте мне остаться!
— Уходи, — оттолкнул ее граф. — Одевайся и уходи.
— Это все из-за нее, господин? Из-за леди Орейо, которую вы привезли с собой? — заглянула ему в глаза Мэй-Лин. — Но она же не любит вас! Вы ей безразличны, это все видят! Вы не нужны ей!..
— Замолчи, — рыкнул Раду. — Не заставляй меня пожалеть, что я купил тебя!
— Я умею все, что вы любите, я знаю, что вам нравится, господин! Я помогу вам забыть ее! Эта лизарийка просто недостойна вас!
Женщина вскрикнула, когда он схватил ее за локоть и вытолкнул в обеденный зал, выбросил кимоно.
— Сделай так, чтоб я тебя не видел, или вернешься к отчиму.
На ладонях остался запах жасмина. Раду тщательно вымыл руки, лег, наматывая на кулак шелковую ленту, пахнущую вербеной, — это успокаивало. После нескольких месяцев в море потолок раскачивался, как если бы граф лежал в гамаке, и Раду быстро уснул. Снилась Лира — смешной хомяк, набивший рот суши, и еще не решивший, проглотить или выплюнуть. Сверху сыпались лепестки абрикоса.
К приему Протектора меня готовили, как праздничного каплуна. Скребли, скоблили, чистили, мариновали в какой-то гадости, смывали ее травяными жгутами — я так Ворону растирала после галопа, обмазали лицо и шею пажитником, а волосы — маслом жожоба и смесью корицы и меда; служанки массировали меня, терли, споласкивали, полировали, и при этом ни на секунду не замолкали, чирикая на своем языке, какая у меня замечательная кожа, как безответственно я ее изуродовала загаром и что-то о несчастных цветах, пока я не велела им заткнуться.
— Вы знать тирокко, госпожа?
— Как видишь.
— Простите…
Настроение было отвратительным. Эдакая веселая злость, когда хочется язвить и говорить гадости, еще лучше — с улыбкой что-нибудь разбить, в идеале — о чью-нибудь голову. Йарры, например. Или Тимара. Или Сэли — не знаю пока за что, но обязательно придумаю. Вот такие у меня с утра неприличествующие леди желания.
Но мужчин не было, были служанки, срываться на которых — мелко и низко. После окрика они и так на цыпочках ходили и, кажется, даже дышали через раз.
— Госпожа, встаньте, пожалуйста…
Я поднялась из травяной ванны, и меня окатили теплой водой, а потом запихнули в чан с — не поверите — молоком. Только не козьим, которое любила Галия, а ослиным. Мягким тампоном стерли пажитник, нанесли увлажняющий крем, отмыли волосы от меда и масла, ополоснули их разведенным лимонным соком, чтобы блестели. Потом я, завернутая в банную простыню, грелась на солнце, а служанки, щелкая ножницами, осторожно срезали посекшиеся кончики.
Разложенный на кровати наряд в точности соответствовал вкусам Его Сиятельства: плотный оливковый шелк, скромный вырез, аккуратный воротничок и едва заметная золотая вышивка по подолу, а под платьем — тончайшее безобразие сорочки, нижних юбок и коротких, куда более коротких, чем требуют приличия, кружевных панталон. И чулки с подвязками чуть выше колена.
Кукла. Пухлые щечки, розовые губки, сияющая после отбеливания кожа, перевитые лентами золотые косы — ярмарочные крендели по бокам головы. Тонкие пальчики вцепились в веер — но это от волнения. Леди Лорда-Адмирала не положено мечтать вбить чертов веер адмиралу в глотку.
— Господин ждет вас…
— Передай, я сейчас спущусь.
Ревновать Йарру глупо. И унизительно. Доверять ему — глупо вдвойне, сколько раз ведь уже обжигалась! Правильно Тим говорит, ничему меня жизнь не учит. Для графа важны только его собственные желания, на остальное — и остальных — ему наплевать. Значит, мне плевать на него. Есть Его Сиятельство Раду Виоре, и есть шильда Лира. Есть флер, и есть поводок. Есть уроки графа, желающего меня использовать, и есть карта на стене: Джун-Джун, Мабуту, Араас, Оазисы — когда-нибудь я обязательно там окажусь.
— Госпожа…
— Иду.
А что больно — это ничего, это пройдет. Я же сильная. Это даже Рох говорил.
Йарра ждал меня у лестницы. Смеющийся, растрепанный, с лепестками абрикоса в волосах, в распахнутом колете, он казался очень молодым и беззаботным, как Койлин, и сердце снова кольнуло. Вот он заметил восхищенный взгляд Фьюйза, повернулся, шагнул ко мне. Поймал мою руку и поднес ее к губам.
— Здравствуй, Лира.
Скотина двуличная.
— Добрый день, господин, — выдавила я, и улыбка графа исчезла.
— Что случилось? — спросил он.
— Все в порядке, Ваше Сиятельство.
Йарра кивком указал Фьюйзу на выход, сжал мой подбородок.
— В чем дело, Лира? На тебе лица нет.
— Все хорошо, господин, — сказала я, глядя ему в переносицу.
— Если хорошо, то какого черта ты ведешь себя так, словно мы едем на похороны, а не на обед? Улыбнулась! — скомандовал он, не дождавшись ответа. — Именно так будешь выглядеть на приеме, поняла?
— Да, господин.
— Поговорим вечером.
— Как прикажете, господин.
Йарра скрипнул зубами и потащил меня вниз.
— Твои капризы у меня в печенках…
На приеме меня отравили.
