Тоня лежала на диване с книжкой и время от времени смотрела на штору, за которой всегда приоткрытое окно. Штора уже давно вздрагивала от ветра. Ветер бился и в окно, на улице уже совсем стемнело. Как рано теперь темнеет, а у Кати по субботам студии, кружки… Потом она иногда просто гуляет с подружками.

Утром было совершенно ясное небо, а сейчас поднимается просто буран. Высокий тополь, который Тоня очень любила, он рос вместе с ней и дотянулся до их пятого этажа, тоже постучал в окно, как усталый путник. Тоне стало жалко его, как одинокого озябшего человека, которого никто не пускает в дом. Она прерывисто вздохнула, натянула повыше пушистый плед. Холодно. Надо бы закрыть окно. Но эта коварная сломанная нога так разнылась из-за непогоды. Тоня просто видела, как кусок металла изнутри травмирует ткани, сосуды, нервы… Она никогда не принимает болеутоляющее, пока не придет Катя. Чтобы не провалиться в глухой сон. Девочка сейчас так устает. Да и тревожная погода, вечер, дочка должна войти в дом и увидеть, что мама ее ждет, позитивная, спокойная, в идеале веселая… Вера уже приходила. Оставила на кухне кастрюлю с горячей картошкой, котлеты, купленные на рынке соленые помидоры. Вера стала какая-то странная. Все время торопится, что-то у нее на уме, но не говорит ничего, что само по себе странно. А Тоня никогда не лезет с расспросами. Скажет, когда захочет и что захочет. Но выглядеть Вера стала гораздо лучше. Но будто не очень этому рада или не знает, что выглядит лучше. Тоня ей сказала, она просто кивнула. И быстро ушла.

Тоня взяла со столика телефон и набрала номер дочери. Катя ответила сразу. Голос был тихий и больной, как при насморке. Она постоянно страдала простудами.

– Доченька, ты где?

– Скоро буду дома.

– Ты на улице? Ты не простужена?

– Да…

Тоня с тоской посмотрела на часы. У нее низкий порог боли. Она уже не может терпеть. «Скоро» – это и полчаса, и пять минут… Но она, конечно, не стала уточнять. Села, придвинула таблетки. Когда Катя откроет входную дверь, она сразу примет. Они успеют поговорить, пока подействует. А пока Катя будет ужинать, Тоня ей приготовит гоголь-моголь: горячее молоко, кусочек сливочного масла, мед. Это всегда помогает от простуды. Еще грелку к ногам.

Входная дверь, наконец, открылась, захлопнулась. Тоня от радости резко поднялась и от боли чуть не потеряла сознание. Постаралась спокойно сесть, выпила свои таблетки и позвала:

– Катя, подойди, я посмотрю, нет ли у тебя температуры. Нога разболелась из-за бурана.

Катя вошла, бледная, с покрасневшими глазами и хлюпающим носом. Села рядом с матерью, послушно подставила лоб, Тоня температуру определяла губами всегда. Никогда не ошибалась. Много раз перепроверяла градусником.

– Есть, – озабоченно сказала она. – Иди, умывайся, еда еще теплая наверняка. А я сделаю тебе гоголь-моголь.

– Да ладно, – безразлично ответила Катя. – У тебя же нога болит. А я и есть не хочу. Мы с девочками купили гамбургеры… Большие. Я еле доела.

– Вот и зря. Картошечка такая вкусная, котлеты домашние, помидоры соленые… В общем, я вижу, что ты просто очень устала. Гоголь-моголь я сделаю, а проснешься ночью – поешь.

– Да, – так же механически ответила дочь и пошла в ванную.

Тоня смотрела ей вслед, на узкую спину, тонкие ножки, и лицо ее страдальчески сморщилось уже не от боли. Очень часто ей казалось, что ее девочка не очень счастлива. Иногда, что очень несчастлива. Такая, в общем-то, ерунда. Просто травма, которая скоро пройдет и забудется, разрушила их жизнь. Девочке тяжело и неуютно с болеющей матерью. «Эй, – вдруг вмешался внутренний голос. – С чего ты взяла, что дело в твоей травме? У Кати своя жизнь, и она давно ничем не делится».

С внутренним голосом Тоня не спорила. Он часто был прав. От лекарств стало как будто легче. Эффект плацебо. Таблетки пока не успели бы подействовать. Потом боль на самом деле пройдет, но станет тяжелой и сонной голова. Тоня взяла палку, пришла на кухню, подогрела молоко, растерла еще пару желтков с медом. Так полезнее. Перемешала в кастрюльке с горячим молоком, добавила кусочек масла. Вылила в высокую термокружку, отнесла к дочери в комнату, расстелила ее постель. Катя вошла уже в пижаме. Сказала:

– Мама, я очень хочу спать. Но это я, конечно, выпью.

Когда она легла, Тоня налила в ванной горячую воду в небольшую грелку, вернулась, сунула дочери в ноги.

– Спи, детка, – поцеловала она Катю. – Свет выключить? Или ты будешь читать?

– Выключи.

Пока Тоня боролась со своей ногой, пытаясь принять ванну, лекарство подействовало. Глаза слипались. Она нырнула в ночную рубашку, вернулась к себе, легла, укрылась уже не пледом, а пуховым одеялом, выключила бра. Стало так хорошо и спокойно. Что она придумывает? Да и внутренний голос у нее большой фантазер. У них все нормально. Это еще одна спокойная, тихая ночь. Что может быть лучше для женщины, чем спящий ребенок, которому тепло, уютно, безопасно.

Тоня провалилась в сон очень быстро. Проснулась внезапно от чего-то непонятного. Ей приснились какие-то звуки или это на самом деле? Как будто то ли кошка мяукает, то ли собака скулит… Она прислушалась и похолодела. Это был плачь Кати. Но она так никогда не плакала. Как будто пыталась заглушить крик или вой, как будто у нее кончились силы, и она уже просто скулила. Одна! На часах было три ночи. Час волка.