Вера вернулась домой в полном смятении. Волнение помешало ей вести себя ровно и спокойно в больнице, она, кажется, слишком суетилась и дергалась. Впрочем, это же волнение все окутало туманом, она точно ничего сейчас не помнит. Так готовилась к этой встрече с мальчиком… Как помешанная, честное слово.

Никто из сотрудников отделения ничего, конечно, особенного в ней не заметил. А мальчик… Костя… Вера села на кухонный диван и немигающим взглядом уставилась на пустую посуду, которую вынула из рюкзачка и поставила на стол. Костя хорошо покушал. Еда понравилась. А она… Ну как могла она – чужая тетя – ему понравиться? Мальчику уже сообщили, что мама умерла. Потому так все и произошло, что Вере об этом сказали до того, как она вошла к нему в палату. Она не знала, о чем спрашивать, боялась сказать что-то ужасное, боялась смотреть на малыша. У нее такое отличное зрение. Офтальмолог во время диспансеризации всегда шутит, что у нее больше ста процентов. Но Вера не смогла рассмотреть этого ребенка. Она не могла поднять на него глаза. Костику вправили вывихнутую ключицу, сложили косточки сломанной ноги. Ножка в гипсе была зафиксирована под каким-то невообразимым углом: для правильного кровообращения, – объяснили Вере.

Она сейчас пыталась вспомнить лицо мальчика. Очень бледное детское личико. Светлые влажные волосики на лбу. Ему или жарко, или больно. Она не спросила. Кормила Вера его сама, из ложечки. Поила киселем прямо из пластиковой бутылки. Яблоко, антоновку, чистила, резала на кусочки, вкладывала в рот, ждала, когда прожует… Она вспомнила этот совсем детский ротик. Серые глаза в темных ресницах. Это невероятно симпатичный мальчик, так внезапно раздавленный жизнью. Почему он? Это несправедливо!

Ей вдруг показалось, что он хочет ее о чем-то спросить, она испугалась еще больше и быстро протерла влажными салфетками его лицо, лобик. Достала из пакета книжки.

– Хочешь, я тебе почитаю или просто оставить? Ты умеешь читать?

– Умею. Но мама сама мне читала на ночь. Покажите мне книжки. У нас такие есть. Мне очень нравятся обе. Как интересно, что вы принесли их мне.

– А чем это тебе интересно?

– Ну, это же дядя написал сказку своему племяннику. Мне мама рассказывала. Дядя придумал «Черную курицу» для племянника, который потом, когда вырос, написал про Буратино.

Тут Вера покрылась испариной. Как ей общаться с таким умным ребенком? Она вырастила взрослого сына, но ничего подобного не знала. И сын ее тоже, конечно, не знал.

– Можно, я к тебе еще приду? Ты хочешь?

– Да. Ко мне ведь никто больше не придет. У меня же нет больше мамы… Вы знаете?

– Знаю. Меня зовут Вера. Можно тетя Вера, но лучше Вера. И говори мне «ты». Я же тебе уже не совсем чужая, правда?

– Правда. Вера, а как ты про меня узнала?

– Рассказали. Так почитать тебе?

Но им помешала медсестра, вошедшая в палату:

– Нет, Вера. Читать не нужно сейчас. Мне пора делать Косте укол, ему потом захочется спать. Ему нужно много спать.

– Конечно, – вскочила Вера. – Тогда я пойду. Но я обязательно приеду опять. Вы же меня пустите?

– Так пускаем, – сказала медсестра и подошла к ребенку.

– Вера, – произнес Костик, – я посплю и почитаю эти книжки.

– Спасибо, – как всегда, невпопад сказала Вера.

Она быстро собрала посуду, использованные салфетки, книжки подвинула на тумбочке как можно ближе к нему… У него же ключица, тянуться неудобно. Потом импульсивно пожала пальчики ноги над гипсом. Так она попрощалась. И он ей улыбнулся! Да, это точно было: он ей улыбнулся. Хорошо, что она пришла не страшная, а подкрашенная. Он маленький, подумал, что она такая всегда.

Медсестра посмотрела на нее странно. То ли как на больную, то ли как на убогую. Так Вере показалось. Плевать. Нужно думать, как и когда вырваться еще.

Вера уже вышла из палаты, но вспомнила, что пакет с железной дорогой стоит у стенки. Она забыла отдать подарок мальчику. Влетела обратно. В это время сестра уже делала укол, повернулась и посмотрела раздраженно.

– Я принесла тебе игрушку. Железную дорогу, – Вера обращалась только к ребенку, – поставлю рядом с тобой. Ты пока не сможешь сам, с ключицей такой… Я приду еще, и все соберем вместе.

Костик кусал губы, глаза полные слез, наверное, укол был болезненный. Но он ей кивнул и даже поднял ручку в знак прощания и благодарности.

– Идите уже, – сказала медсестра. – Если будете мешать процедурам, вам запретят приходить.

– Пусть приходит, – твердо сказал мальчик, и Вера подумала о том, что его очень любила мать: он привык к тому, что к его мнению прислушиваются.

Она выскочила в коридор. «Костика повезут неизвестно куда, какого ему будет там?» – вдруг подумала Вера и решительно постучала в кабинет Егора Григорьевича. Он просто сидел за столом. Отдыхал.

– Здравствуйте, – сказала она, – я Вера, помните? Я приходила к Костику… Вы мне пропуск выписали. Я спросить хотела, он действителен будет в следующий раз или вы мне новый дадите?

– Здравствуйте, – безразлично кивнул доктор. – Пропуск на пять дней. Там указано. А как часто вы собираетесь приходить?

– Как смогу.

– Понятно.

– Я еще спросить хотела. В смысле сказать. Вы говорили, что неделю мальчика продержите. Вот я не понимаю: почему неделю? У него перелом, вывих, ему больно… Как это неделя? У меня подруга с переломом уже полгода дома.

– Так дома же. Мы никого и ни с чем не можем держать ни полгода, ни месяц… Но и не неделя. Да, вы правы. Пока ребенок совсем не готов к выписке.

– Хорошо. Спасибо, – Вера пошла к выходу.

Он произнес ей вслед:

– Вот я вроде предупреждал… Но люди не понимают слов. Так и получаются проблемы. Хорошо, если это только ваша проблема, хуже, если это станет проблемой ребенка. Мальчик успеет привязаться к вам, а его отправят в детдом, а вам даже не скажут в какой. Вы ему – никто.

– С чего вы взяли, что не скажут? – в запальчивости произнесла Вера.

– Поверьте моему опыту, – устало сказал Егор Григорьевич и зевнул, прикрыв рот рукой. – Прошу прощения, но я почти сутки на ногах, дежурство.

– Извините. Спасибо. До свидания.

Сейчас, на кухне, Вере казалось, что только она могла так глупо выглядеть. Но она же решила, что плевать. Иногда это даже полезно – прикинуться валенком, чтобы кого-то сбить с толку. Но она не прикидывалась. Она такая и есть. Вот в чем беда.

Входная дверь открылась. Через пару минут на пороге кухни появился муж Витя. Посмотрел, как всегда, не на нее, а на стол с пустыми судками и тарелочками. Сказал:

– Ну, сегодня вообще. Устал, как зверь. Не ел, только пива выпил. Давай ужинать поскорее, а?

Вера спокойно и с интересом смотрела на него. Фантазерка, однако, Света. Муж удивится! Он не удивится, даже если Вера наденет костюм балерины и станет на кухне танцевать танец маленьких лебедей. Он просто не заметит. Виктор, на ходу стаскивая с себя футболку, направился в ванную. Вдруг вернулся, посмотрел на нее и спросил:

– А ты что? Не пойму. Выспалась, что ли? Отдохнула? Какая-то не такая.

– Опухшая, что ли?

– Нет, наоборот. Хорошо.

– Выспалась, – небрежно ответила Вера, а когда он опять вышел, сказала тихо, как говорил Игорек в случаях торжества: «Йес!»

Они уже ложились спать. Сын мог прийти и в два, и в пять, его не ждали. Вдруг позвонил телефон Веры. Она посмотрела на номер и не поняла, кто это. Ответила.

– Привет. Это Ксюха из салона «Шоколад». Слушай, а я решила завтра всех собрать. Сможешь?

– А я и забыла. Спрошу у мужа.

– Давай, Офелия, давай. Утром созваниваемся, рассказываю, как доехать.

Вера не поняла, при чем тут Офелия. Ясно только, что жизнь ее стала другой, другие люди, другие места. И, может, это хорошо, но даже если плохо, ничего не поделаешь. Она сама сделала такой выбор. Впрочем, Витя может и не согласиться куда-либо ехать. Это же не футбол, ради которого он слезает с дивана. Не согласится, тут она настаивать не станет. Сама не уверена, что хочет. А может, это было бы все-таки хорошо – отвлечься. Тяжелый был сегодня день.