Глава 4

Спустя четыре часа я ехала в дом Аллы Бекетовой. Брат актрисы, телефон которого я отыскала в чудесной папке, собранной Ольгой, согласился принять меня. Правда, заявил, что может уделить мне не более тридцати минут. Я и этому была рада. Обычно в таких ситуациях родственники неохотно идут на контакт.

Беседа с женщинами из аналитического отдела особой пользы не принесла. Чувство вины за то, что при жизни Стас не получил доброго отношения, заставляло каждую из его сослуживиц из кожи вон лезть, превознося достоинства покойного начальника и сокрушаясь о его безвременной кончине. Определить, что из всего сказанного вымысел, а что правда, было практически невозможно. По их словам выходило, что Стас был ну просто незаменимым, архиценным сотрудником. А уж начальником и вовсе непревзойденным.

Из существенного я выяснила только то, что на сердце Стас никогда не жаловался. И вообще отличался завидным здоровьем. Поведение в последние дни несколько изменилось. Нервозность, что ли, появилась, и состояние отчужденности, всегда присутствующее во взаимоотношениях с подчиненными, как бы усилилось. Насчет обедов вне стен офиса все сотрудницы сошлись во мнении, что подобной практики у Стаса ранее не наблюдалось. За все время работы тот уходил в обеденный перерыв не более десяти раз. Из чего я сделала вывод, что повод, заставивший Голубева покинуть офис именно в день смерти, должен был быть весьма серьезным. По возвращении Голубев ни с кем не общался. Быстро прошел к рабочему столу, уткнулся в монитор и затих. Никто из находящихся в кабинете на Голубева особого внимания не обратил. По поводу близкого окружения Стаса женщины информацией не владели. Только предположения. Кто-то когда-то слышал, что семья Голубева живет в захолустном городишке. Кто-то вроде бы видел Стаса с молодой девушкой. При ком-то он однажды упоминал про своего якобы закадычного друга. И никакой конкретики.

Мурик как сквозь землю провалился. Я искала его по всему офису, заглядывала во все кабинеты. Не оставила без внимания и более укромные места. Открыто расспрашивать про возможное местонахождение Мурика мне казалось недальновидным. Тому, кто собирается слить компромат на своего босса, лишняя реклама ни к чему. Единственное, что я смогла узнать, это то, что Мурик приходит на работу точно в восемь. Ни раньше, ни позже. Охранники его даже «Медленным метрономом» за это прозвали. В смысле, что пользы от него больше никакой не было, только что раз в сутки по нему отсчет производить. Такой вот неспешный метроном. Бывает темп двести ударов в минуту, а тут — один в сутки. Я решила, что беседа с Муриком может и подождать, а вот родственников покойных повидать лучше поскорее.

Зато я успела посетить Ряшкина Геннадия Петровича, врача-патологоанатома, который осматривал тело Димки. И вот там-то я получила такую информацию, которая представила всю ситуацию совершенно в ином свете. Поначалу тот вообще не горел желанием беседовать со мной. Принялся разглагольствовать про тайну следствия. Потом перешел к обороне, заявив, что даже с помощью официального запроса он ничего нового мне сообщить не сможет по той простой причине, что этого нового или секретного просто не существует. А после вообще велел освободить помещение, так как я якобы мешаю ему выполнять профессиональные обязанности. Спасла положение чистая случайность. В тот самый момент, когда сердитый доктор готов был силком выставить меня из морга, телефон мой зазвонил. Я выхватила его из кармана и, не глядя, приложила к уху. Врачу-патологоанатому хватило такта сделать небольшую паузу в наших препирательствах и дать мне возможность ответить на звонок.

— Да, слушаю, — сердито буркнула я, раздосадованная неудачей с Ряшкиным.

— Татьяна? У тебя неприятности? — услышала я в трубке знакомый голос.

Это был подполковник Кирьянов, мой старый, верный друг.

— Здравствуйте, Владимир Сергеевич, — смягчив тон, поздоровалась я. — С чего вы взяли, что у меня могут быть неприятности? Привычная рабочая обстановка.

— Мне показалось, у тебя голос какой-то напряженный, — продолжал допытываться Кирьянов. — Ты снова вляпалась в неприятности? Быть может, я смогу чем-то помочь?

— Чем подполковник полиции может помочь целому частному детективу? — произнесла я нашу с подполковником коронную шутку. — Думаю, это вам моя помощь требуется. Ведь не просто так вы звоните?

— Угадала, не просто. Памятью твоей хочу воспользоваться. Помнишь, несколько лет назад я разрабатывал дело по вору-серийнику, который сейфы за двадцать секунд вскрывал? Он еще в каждом опустошенном сейфе на месте денег записку оставлял. Так вот, я и хотел спросить: ты, случайно, не помнишь точный текст записок? Ребят в архив посылать слишком долго. А мне информация срочно нужна, — перешел к делу Кирьянов.

— «Экспроприация экспроприаторов», — подумав несколько секунд, произнесла я. — Попросту «Грабь награбленное». А что, его уже выпустили? Мне казалось, что ему еще лет пять сидеть.

— Вот и мы так думали, пока записочку в очередном вскрытом сейфе не обнаружили, — довольный тем, что не ошибся в своих предположениях, ответил Кирьянов. — Значит, все-таки это «Пролетарий» вновь шалит. Ну, спасибо за помощь. А то бы я полдня мучился, пока ребята из архива не вернулись бы.

Звук в телефоне был выставлен не особо громко, но в пустом помещении морга каждое слово эхом отдавалось от стен. Ряшкин прислушивался к моему разговору, даже не пытаясь скрыть любопытство.

— Всегда пожалуйста, Владимир Сергеевич, всегда пожалуйста, — косясь на Ряшкина, произнесла я. — Хотите еще что-то узнать?

— Нет. Это все, — заверил меня Кирьянов.

— Вот и хорошо, а то мне не совсем удобно разговариватьть, — произнесла я, слегка отворачиваясь от патологоанатома в сторону.

Тот стоял с безучастным видом, будто это не он всего каких-то пять минут назад грозился выставить меня за порог, а теперь беззастенчиво подслушивает личные разговоры.

— Смотри, Татьяна, не попади в очередной раз в неприятности. Это приказ, поняла? — пошутил Кирьянов.

— Так точно, товарищ подполковник, — мысленно прикладывая руку к воображаемому козырьку, отрапортовала я.

Кирьянов дал отбой. Все еще улыбаясь, я поставила телефон на блокировку и спрятала его в карман. Уходить я не торопилась. Патологоанатом почему-то тоже делать этого не спешил. Стоя напротив, он задумчиво разглядывал мое лицо.

— Что-то не так? — поинтересовалась я, озадаченная сменой настроения, произошедшей с ним.

— Скажите, фамилия подполковника, с которым вы сейчас разговаривали, случайно, не… Стоп! Лучше сами скажите, — перебил сам себя патологоанатом. — Как фамилия подполковника?

— Кирьянов, — спокойно ответила я. — Подполковник полиции Владимир Сергеевич Кирьянов. Мой давний друг. А почему вас это так интересует?

— Точно Кирьянов? Не хитрите? — вместо ответа выдал он.

Пришлось еще раз утвердительно кивнуть. После этого патологоанатом расплылся в широченной улыбке и потянул меня за руки обратно в укромную комнатку, где он работал с бумагами, приговаривая на ходу:

— Что же вы сразу не сказали, что друг Владимира Сергеевича? Надо ж было начинать с этого. Кирьянов ведь… Да мы с ним…. Вот такой мужик! — Ряшкин выставил вперед руку с оттопыренным большим пальцем.

Усадив на табурет, патологоанатом принялся рассказывать мне, какие подвиги объединяют их с Кирьяновым, и расспрашивать меня о житье-бытье подполковника. Пришлось рассказывать. Патологоанатом слушал, задавал вопросы, делал комментарии. Когда я замолчала, в комнате повисла тишина. Видно было, что патологоанатом переваривает новости. Можно сказать, смакует их. А вот когда он заговорил, то выдал мне такую информацию, на которую я и в самом сладком сне не могла рассчитывать.

— Так и быть, поделюсь с вами своими догадками. Раз уж вы близкая подруга Владимира Сергеевича, да еще и в расследовании ему помогаете, судя по тому, что он к вам за помощью обращается, то и я, пожалуй, рискну, — вполголоса произнес он.

— Значит, все же что-то подозрительное было в смерти Дмитрия? — Я затаила дыхание, готовая слушать.

— И да, и нет, — произнес патологоанатом. — Официальное заключение, представленное мной, основано на неоспоримых фактах. Все данные указывают на то, что ваш знакомый умер в результате внезапного прекращения сердечной деятельности. Тут моя совесть чиста. Другого заключения в данных обстоятельствах дать не мог. Да и никакой другой врач иного вердикта вам не представит. Все остальное — мои собственные догадки и предположения. Я бы даже сказал: не предположения, а интуитивные ощущения.

— А меня как раз и интересуют ваши ощущения, — подбодрила я его.

И Ряшкин рассказал. Если отбросить все медицинские подробности и нюансы, получалось следующее: при вскрытии у Димы не обнаружилось совершенно никаких симптомов, говоривших о проблемах сердечно-сосудистой системы. Его состояние на момент смерти — это абсолютное отсутствие предпосылок к остановке сердца. Все сосуды чистые, без изменений и опасных новообразований. Сердечная мышца, если измерять в процентном отношении износа, как у четырнадцатилетнего юноши. Причем абсолютно здорового юноши. И так далее, и тому подобное. Само по себе это не является гарантией бессмертия. Просто наводит на определенные мысли. Спровоцировать инфаркт может ряд других факторов: превышение дозы алкоголя, физическая нагрузка, стресс, внезапный сильный испуг или в противовес этому — безмерная радость. Список этот можно было бы продолжить, но из того, что сообщил Ряшкин, меня интересовало только одно.

При вскрытии Ряшкин обратил внимание на незначительные отклонения от привычной картины. Таких «странностей» было несколько. Первое — это отсутствие патологии в развитии и функционировании органов сердечно-сосудистой системы. Ну, просто идеально здоровый организм. Второе — своеобразное, нетипичное сокращение сердечной мышцы. Как сказал Ряшкин, сердце как бы окаменело, настолько сильный спазм сдавил его. Третью «странность» Ряшкин заметил в самый последний момент. Собственно говоря, в последнем он до конца не был уверен. При вскрытии Ряшкин обнаружил, что стенки желудка имеют несколько неестественный окрас. Казалось бы, ничего существенного, но вот Ряшкина все же что-то насторожило. Выводы, которые он сделал лично для себя: Димку могли-таки отравить. И яд был рассчитан именно на остановку сердца. Ряшкин даже сделал предположение, к категории каких ядов мог относиться препарат, под воздействие которого попал Димка. Я записала все, что он говорил относительно яда и возможности его получения. Поблагодарила Ряшкина за откровенность, пообещала держать его умозаключения в тайне и, откланявшись, отправилась к актрисе.

Семья Аллы Бекетовой проживала в коттеджном поселке в черте города. Красивый двухэтажный дом, с трех сторон окруженный стройными кипарисами. Забор, хоть и был высоким, но обзору не мешал, так как состоял из кованых прутьев, отстоящих друг от друга на расстоянии десяти-двенадцати сантиметров. Калитка была снабжена домофоном с функцией видеопередачи. Выбравшись из машины, я нажала кнопку звонка. Ожидая ответа, я не торопясь осматривала окрестности. Соседние дома выглядели не менее солидно, чем дом Аллы. По всему было видно, что соседи актрисы не относятся к категории малообеспеченных граждан. Под крышей дома, что стоял слева от дома Бекетовой, даже камеры видеонаблюдения присутствовали. Правда, мне почему-то представилось, что висят они больше для отвода глаз, чем для реального слежения.

Неожиданно запирающее устройство на калитке сработало. Легкий щелчок оповестил меня, что путь открыт. Оставив наблюдение за соседними объектами, я направилась к крыльцу. На верхней ступени крыльца, широко расставив ноги, стоял мужчина средних лет. На вид ему было не меньше пятидесяти пяти. После разговора с братом Аллы я почему-то решила, что он намного моложе. Поравнявшись с мужчиной, я поздоровалась кивком головы.

— Вы тот самый детектив? — суровым голосом спросил брат Аллы.

— Да, я Татьяна, — просто ответила я.

— А я Герман. Можете называть меня Гера. Так привычнее, — представился он. — Признаться честно, из телефонного разговора я не до конца понял, что заставило частного детектива явиться сюда и почему этот визит связан со смертью Аллы. Но отказывать женщине не в моих правилах. Пройдемте в дом. Мама прилегла, нам никто не помешает. Да и мы никого не потревожим.

Герман провел меня в шикарную гостиную. Белые портьеры, кремовые ковры под ногами, золотистые диваны и кушетки. Все подобрано тон в тон. Со вкусом и любовью.

— Это Алла обставляла дом? — спросила я, желая показать, что визит носит неофициальный характер.

Мне показалось, что Герман чересчур напряжен. Чем вызвано его волнение? Моим визитом или же смертью сестры? В любом случае, если я хочу получить ответы на свои вопросы, мне просто необходимо, чтобы он расслабился. А что расслабляет лучше непринужденной беседы? Пожалуй, только алкоголь, но пить я с ним уж точно не собиралась.

— Да, сестра. Аллочка любила красивые вещи, — произнес Герман. — У нее был удивительный вкус.

— Согласна. Комната получилась великолепная. В такой комнате хочется сидеть часами, — произнесла я, почти не лукавя, комната мне действительно нравилась. — Вы помогали ей?

— В чем? — не поняв, к чему относится мой вопрос, переспросил Герман.

— Обставлять комнаты, — уточнила я. — Ну, там, ковры подбирать, вазы напольные. Или мебель.

— О нет! Аллочка ни за что не стала бы делиться ни с кем своим единоличным правом решать, чем и как обставлять в доме, — засмеялся Герман. — Да она салфетки бумажные без своего ведома приобрести не позволяла, не то что мебель.

— Любила все делать сама? — продолжила я ни к чему не обязывающий разговор.

— Любить-то любила, только к дому так трепетно относилась не поэтому. Дело в том, что все остальные обитатели этого скромного родового гнезда напрочь лишены какого бы то ни было вкуса. Алла — приятное исключение. Наш отец прекрасно об этом знал. И вот перед своей кончиной он позвал Аллу к себе в комнату и на полном серьезе дал наказ: никогда, ни при каких обстоятельствах не позволять «благоустраивать» это жилище никому из домочадцев! Вот такое распоряжение. Он еще много чего говорил в тот раз. Но это заявление было главным. Отец сказал, что не желает, чтобы через полгода после его смерти дом превратился в некое подобие восточного базара. С одного края персидские ковры, с другого — декоративные тарелки, а по центру — пруд с форелью. Почему именно с форелью, мы так и не узнали.

— И Алла строго выполняла наставление отца? — спросила я.

— Ну а как же иначе? Предсмертная воля — это святое, — пожал плечами Герман. — И потом, Аллочке не было это в тягость. Отец оставил достаточно денег, чтобы дом не стал для любимой дочери обузой. Ну а нам оставалось лишь подчиниться.

— И что же теперь будет с домом? — как бы между прочим спросила я.

— А что будет? Ничего страшного с ним не случится. Будем учиться жить без Аллочкиных наставлений, — спокойно ответил Герман.

— Вы сказали, что ни один из членов семьи не обладает вкусом. Это значит, что в доме, кроме вас и матери, еще кто-то живет? — снова задала я вопрос.

— Ну да. Моя супруга, Екатерина Сергеевна. Двое моих детей. Старшая сестра, Алевтина. И наш единокровный брат, Григорий. Народу хватает, — перечислял Герман. — Отец-покойник был плодовитым, четверых нас настругал. А вот отпрыски его, увы, такой способностью обделены. Кроме меня, ни у одного из них потомства не появилось.

— И семьи больше ни у кого нет? — спросила я.

— В точку попали. И Аля, и Гришка бобылями живут. Аллочка тоже не успела мужем обзавестись. Им всем не до продолжения рода, — прокомментировал Герман.

— Вам повезло, — заметила я.

— Ага, повезло. И супруга у меня золотая, и детки радуют. Если бы не недавнее горе, что с Аллочкой произошло, я бы назвал себя абсолютно счастливым человеком, — погрустнев, проговорил Герман.

— Скажите, Алла раньше жаловалась на сердце? — перешла я к интересующей меня теме. — Быть может, на учете у кардиолога стояла?

— Нет, у Аллочки было крепкое здоровье. Тем страшнее трагедия. Понимаете, никто ведь не был готов к тому, что Аллочка умрет молодой. Все было хорошо, и тут вдруг раз — и инфаркт. Как гром среди ясного неба, — качая головой, произнес Герман. — Мама до сих пор поверить в это не может. Проснется и зовет Аллу. Потом вспомнит и плакать принимается. Мы все опасаемся, как бы новой беды не случилось. Ей ведь не двадцать лет, а в пожилом возрасте такие встряски не на пользу.

— Можете рассказать, как это произошло? — попросила я.

— Рассказать-то я могу, только что это даст? Аллу не вернешь. А думать о том, что Аллочка погибла в расцвете лет от руки какого-то маньяка? Нет, это еще тяжелее.

— Почему вы решили, что Алла стала жертвой маньяка? — перебила я его размышления.

— Ну а кому еще в трезвом уме может прийти в голову мысль убить совершенно безобидного человека? Алла не была ни крупным бизнесменом, ни модным политиком, ни наркобароном. Убивать ее нет никаких причин. И вдруг вы заявляете о каких-то там подозрениях, что смерть сестры не случайна. Если так, то это сделал не кто иной, как маньяк. Только я в это не верю, — признался Герман. — Я ведь сам видел, как это все произошло. Одно дело, если бы она умерла где-то вдали от дома, а то ведь все на наших глазах.

— Так как же это случилось? — повторила я свой вопрос.

— Да как. Банально. Аллочка последние три дня печальная ходила. Вы ведь знаете, что произошло на вечеринке, которую Аллочка недавно посетила?

— Вы имеете в виду смерть одного из гостей на корпоративе в кафе «Венеция»? — уточнила я и, дождавшись утвердительного кивка Германа, ответила: — Да, я в курсе. Я тоже была там, когда это случилось.

— Ну вот. Аллочка, когда с вечеринки вернулась, сразу в своей комнате заперлась. Сестра занимала восточное крыло дома. Знаете, комнаты в доме расположены таким образом, что в каждое крыло имеется свой вход. Очень удобно. Не просто комната, а как бы изолированная квартира в квартире. Так вот, в Аллочкином крыле три комнаты. Малая гостиная, как она ее называла, спальня и что-то вроде кабинета. Аллочка — творческая личность. Актриса. А у творческих людей, как правило, случаются перепады настроения. Когда такое происходило с Аллочкой, она всегда запиралась на своей половине. Вот и в этот раз сестра поступила именно так. Просидела там безвылазно почти сутки. Потом вроде как отошла. Даже повеселела. К ужину выходить стала. У нас в доме традиция: завтракаем и обедаем мы каждый где придется, но к ужину собираемся в центральной столовой. Потом Аллочка на похороны к этому Дмитрию собралась. Мать ее отговаривала. И лично я считаю, что правильно делала. В конце концов, Аллочка ведь с ним даже знакома не была. Она и на бал этот совершенно случайно попала. Все те люди, что были на маскараде, для нее абсолютно чужие. Но сестра уперлась. Пойду, и все. Временами Алла была жутко упряма. — Герман тяжело вздохнул.

— Скажите, на похороны она одна ходила? — спросила я.

— Нет. С приятелем. Это он пригласил ее на корпоратив. Я с ним незнаком. Несколько раз от Аллочки слышал, что она завела себе нового поклонника, — пояснил Герман. — Они с Аллочкой встречались совсем недолго. Может, месяц. Может, меньше.

— Что было после похорон?

— Вернулась Алла рано. Мы с семьей как раз обедать собирались. Аллочка сразу к себе прошла. От обеда отказалась. А минут через тридцать прибыл курьер. Для нашего дома это не редкость. Аллочкины поклонники время от времени присылают ей то букеты, то сувениры, то гостинцы. Знаете, Алла ведь была хорошей актрисой. Ее даже в Москву приглашали, да она не захотела родной город покидать. Сказала, что предпочитает быть первой в Тарасове, чем последней в Москве.

— И что курьер доставил на этот раз? — спросила я, не давая возможности Герману уйти от главной темы разговора.

— Коробку с восточными сладостями. Аллочка их обожает. Может зараз полкило слопать, — ответил Герман.

— Кто впустил курьера? — снова спросила я.

— Открывал ему мой сын. А коробку забирала сама Алла, — слегка раздосадованный тем, что его все время прерывают, ответил Герман.

— Интересно почему? Ваш сын слишком мал, чтобы расписаться в получении? — удивилась я.

— На этом курьер настаивал. Заявил, что заказчик потребовал вручить посылку лично в руки Аллочке, — усмехнулся Герман. — Думаю, ему просто хотелось пообщаться с актрисой. Парнишка молодой, студент, наверное. Молодежи все интересно. Скорее всего на этот раз ему стало любопытно, как выглядят актрисы без грима.

— Посмотрел? — улыбнулась я.

— Ага. Алла вышла из своих апартаментов, приняла посылку, поболтала с курьером и вернулась к себе. Чувствовала она себя при этом превосходно. Выглядела, кстати, тоже. Сообщила, что собирается репетировать, и просила не беспокоить. Мы с женой были у себя. Смотрели юмористическое ток-шоу, когда услышали крики. Наши комнаты находятся на втором этаже, а кричали на первом. Естественно, мы оба бросились вниз. Кричала мама. Аллочка висела у нее на руках. Самостоятельно стоять она уже не могла. Я подхватил Аллу на руки, донес до дивана в гостиной. И все пытался выяснить, что произошло. Думал, сестре просто стало дурно от переутомления. Репетировала слишком усердно. Мать принялась причитать, что дочь себя не жалеет, что угробит себя раньше времени. Алла прошептала из последних сил: «Врача. Сердце». И потеряла сознание. Моя жена уже набирала номер «Скорой». Только они все равно не успели. Через пять минут все было кончено. Я это сразу понял. Мать увел, чтобы она Аллу не видела в таком состоянии. Жене приказал встречать врачей, а сам с матерью остался. Врачи приехали, зафиксировали смерть, забрали тело Аллы в морг, сказав, что это стандартная процедура. И все. Потом мы ее похоронили.

Герман встал, подошел к окну и стоял теперь, повернувшись ко мне спиной. Я молчала, давая ему время успокоиться после тяжелого рассказа. Прошла минута, и Герман снова смог говорить.

— А хлыщ ее на похороны даже не явился, — сообщил Герман. — Открытку с соболезнованиями прислал и букет. Я его выкинул. Противно стало.

— Быть может, у него были на то причины, — рассеянно произнесла я, думая о своем.

Что-то во всей этой истории настораживало меня. То ли странное поведение актрисы, пожелавшей во что бы то ни стало пойти на похороны практически незнакомого человека, то ли картина ее собственной внезапной смерти. Что-то от меня ускользало, но вот что?

— Могу я осмотреть комнаты Аллы? — внезапно попросила я.

— Да, пожалуйста. Только вряд ли вы там что-то интересное найдете. Говорю вам: то, что случилось с сестрой, роковая случайность. Усталость накопилась, нервное напряжение последних дней, постоянные репетиции, спектакли. А тут еще и эта нелепая смерть в самый разгар праздника. Вот сердце и не выдержало, — упорствовал Герман.

— Ну, хуже ведь от этого никому не будет? — заметила я, направляясь вслед за Германом в комнаты Аллы.

Мы прошли узким коридором и оказались перед дверью в восточное крыло. Убранство комнат впечатляло. Вкус покойной актрисы здесь чувствовался особо. Комнаты были обставлены с любовью, это было ясно сразу. Но какие-то они были слишком уж стерильные. Как будто экспонаты в музее. Или образцы жилых комнат в магазине интерьеров. Впечатление складывалось такое, что здесь никогда никто не жил, а уж тем более такая творческая личность, как актриса театра. Все вещи разложены по полочкам. Одежда развешана на «плечики». Кое-что из одежды упаковано в специальные чехлы. В ящиках стола — идеальный порядок. Даже глянцевые журналы были сложены в строгую стопку.

В гостиной и спальне ничего интересного обнаружить не удалось. Мы перешли в кабинет. Картина стерильности помещения повторилась. Рабочий стол пребывал в абсолютном порядке. Это было особо удивительно, если учесть, что актриса перед смертью собиралась репетировать очередную роль, как она сама сообщила домочадцам. В этом случае в комнате должны были остаться хотя бы листы с текстом, который разучивала Алла. С этим вопросом я и обратилась к Герману.

— Сценарий? Нет, мы в комнате ничего не трогали. Здесь все осталось так, как было в последний день жизни Аллы. Мама просила до сорока дней не трогать Аллочкины вещи, — ответил Герман и добавил: — Я понимаю, что вас смущает. Признаться, в первый момент, когда я вошел в комнату после смерти сестры, мне тоже показалось странным, что даже в том состоянии, в котором она находилась, Аллочка позаботилась о чистоте и порядке. Но в этом она была вся. Аллочка патологически аккуратный человек. У нее все и всегда должно лежать в строго определенных местах. Я всегда считал это своего рода бзиком. Поэтому, если рассуждать логически, нет ничего удивительного, что, почувствовав недомогание, Аллочка позаботилась о том, чтобы убрать листы с разучиваемым текстом в стол. Думаю, они и сейчас там лежат.

Я открыла верхний ящик стола. Просмотрела бумаги. Там действительно находилось несколько распечаток текстов в виде сценариев. И сложены они были не кое-как, а строго листок к листку. И даже скрепкой канцелярской соединены. «Вряд ли умирающий человек способен навести настолько идеальный порядок», — подумала я. Скорее всего Алла перед смертью занималась чем-то совершенно другим, но уж никак не разучиванием текста. Выдвинув второй ящик, я присвистнула. Герман вытянул шею, чтобы увидеть, что меня так поразило.

— Ничего себе! Вот чем Алла занималась перед смертью. Бедная девочка! Видимо, хотела «заесть» плохое настроение, а когда почувствовала себя плохо, попыталась убрать коробку, да сил уже не осталось, — пораженный не меньше моего, произнес Герман.

Содержимое ящика являло разительный контраст с состоянием всех остальных вещей, принадлежащих покойной. Тонкая стопка писчей бумаги, предназначенной для рукописных записей, была разворочена. Поверх бесформенной кипы листов лежала разноцветная коробка. Крышка была грубо оторвана. Остатки сахара рассыпались по дну ящика, оставляя масляно-сладкие пятна на неиспользованных еще листах. Я двумя пальцами приподняла коробку. Она была абсолютно пуста.

— Эти сладости принес курьер? — спросила я Германа.

— Скорее всего. Алла не стала бы хранить старую коробку. Я вообще не понимаю, для чего она сунула ее в ящик? И почему крышка оторвана? Это совершенно нетипично для сестры. Да она даже фантики тотчас же в корзину для мусора выбрасывает. Развернет конфету, положит в рот, а обертку в ведро несет. Сразу! Ни секунды не медля, понимаете? Так что тогда коробка делает в ящике? Смотрите, сколько бумаги зазря пропало. — Герман ткнул пальцем в испорченную стопку.

— Понятия не имею, — ответила я. — Остается только согласиться с вашим предположением. Алле стало плохо, и она сунула коробку в первое попавшееся место. В ящик стола. Видимо, до этого она находилась за столом. Может быть, писала.

Говоря это, я внимательно изучала содержимое ящика. Вдруг найду что-то, что подскажет мне ход дальнейших действий. Пока, кроме разорванной коробки и рассыпанного по дну ящика сахара, я странностей не наблюдала. Увы, больше ничего необычного обнаружить мне так и не удалось. Поблагодарив Германа за содействие, я ушла.

Теперь мне предстояло посетить компанию «Априори». У них секретарша Барышникова, Ольга, делала заказ на организацию маскарада. С представителями фирмы я решила встретиться для того, чтобы понять, каким образом нанимается персонал на подобные мероприятия. Версию с некачественными продуктами я всерьез не воспринимала даже после заявления Ряшкина о возможности отравления Димки.

— Добрый вечер, благодарим вас за выбор нашей компании. Какого рода торжество вам необходимо организовать?

Молодой плюгавенький парнишка подскочил ко мне, как только я перешагнула порог фирмы «Априори». Я вежливо поздоровалась и сообщила цель своего визита. Парнишка тут же потерял ко мне интерес.

— С разговорами — это к Веронике Витольдовне, — заявил он и поспешно ретировался.

— Где я могу ее найти? — крикнула я в спину удаляющемуся парню.

— Прямо по коридору, — не оборачиваясь, сообщил парень, исчезая в подсобке.

Я прошла по узкому коридору до единственной двери. Постучав и не получив ответа, повернула дверную ручку, намереваясь зайти в кабинет без приглашения. Не тут-то было! Дверь оказалась на замке. Я снова постучала, на этот раз значительно громче. И снова никакого ответа. Видимо, Вероника Витольдовна отсутствовала. Вернувшись в переднюю комнату, я свернула в боковой проход. Именно там скрылся плюгавый парнишка. В боковом коридоре было две двери. Одна из них оказалась приоткрыта. Из-за двери доносились голоса. Я остановилась, прислушиваясь.

— Говорю тебе, она не просто так пришла. Корочками перед мордой махала, детективом назвалась, а у самой глаза такие злющие-презлющие, — услышала я.

По голосу я сразу узнала плюгавого. Второй голос был женский. Бархатный, приятный, с едва заметным акцентом.

— Вечно ты, Вадик, все усложняешь, — произнес бархатный голос. — Пришел человек справки навести, так что с того? Зачем было ее обманывать? Неужели трудно было ответить на ее вопросы? Думаешь, Веронике Витольдовне это понравится?

— А ты думаешь, ей понравится, что ее агентством сыщики интересуются? Ясно же, ради чего она пришла. Им бы только козла отпущения найти, — горячился плюгавый. — Теперь лицензию отберут. Что тогда делать будем? На паперти с протянутой рукой сидеть?

— Ну, ты загнул! Я уверена, что до этого не дойдет, — решительно воспротивилась предположению плюгавого женщина с бархатным голосом. — Ведь любому ясно, что мы здесь совершенно ни при чем. Или ты мне чего-то недоговариваешь?

— Чего недоговариваю? Нечего с больной головы на здоровую валить, — возвысил голос плюгавый. — Один я, что ли, этот заказ обслуживал? Или, может, нашел его я? Учти, Зойка, если вздумаете на меня все повесить, я такого про вашу деятельность этой детективше наговорю, вовек не отмоетесь!

— Ладно, не пугай. Я тебя, Вадик, как облупленного знаю. Если жареным запахнет, ты мать родную подставишь и не поморщишься. Наплетешь того, чего не было. Сказочник!

Услышав звук отодвигающегося стула, я поняла, что больше подслушивать нельзя. Нужно рассекречиваться, пока меня не застукали за этим неблаговидным занятием. Я поспешила преодолеть последние пару метров, отделявшие меня от двери. Сделав пару символических ударов, я заглянула внутрь. Плюгавый и девушка, находящиеся в комнате, одновременно вздрогнули и повернули головы в мою сторону.

— Простите, но мне снова нужна ваша помощь, — виновато улыбаясь, проговорила я, глядя на парнишку. — Дело в том, что вашей начальницы нет на месте. Я стучала. Никто не отзывается. Не подскажете, где она может быть?

Молодая девушка и парень переглянулись. На их лицах читался один и тот же вопрос. «Как много она слышала из того, о чем мы здесь говорили?» — так я перевела выражение их лиц. Сохраняя невозмутимый вид, будто ничего странного не слышала, я снова повторила вопрос:

— Мне бы пообщаться с кем-то, кто занимался организацией бала-маскарада для фирмы господина Барышникова. Быть может, вы сможете мне помочь?

Последний вопрос был адресован девушке. Та, с трудом взяв себя в руки, спокойно спросила:

— Что именно вас интересует?

— В первую очередь я хотела бы узнать, каким образом вы набираете обслуживающий персонал. У вас имеется постоянный штат официантов и аниматоров или же на каждый праздник приглашаются новые лица? — Не дожидаясь приглашения, я уселась на первый попавшийся стул.

Девушка была вынуждена сделать то же самое. Плюгавый снова ретировался.

— Ну, вы тут болтайте, а мне работать надо, — скороговоркой проговорил он и скрылся за дверью.

— Он всегда такой? — глядя ему вслед, спросила я.

— Какой «такой»? — переспросила девушка, скорее всего просто чтобы потянуть время и успеть собраться с мыслями.

— Негостеприимный, — спокойно пояснила я.

— У Вадика действительно много работы, — сухо ответила девушка.

— Да? И чем же он занимается? — удивленно подняв брови, поинтересовалась я.

— Вадик — наш креативщик. Он отвечает… Он много за что отвечает, — без особого энтузиазма проговорила девушка.

— А вы? За что вы отвечаете? — невинно глядя девушке прямо в глаза, спросила я.

— А вот я как раз беру на себя заботы по подбору персонала, — нехотя призналась она. — Вы спрашивали, имеется ли у нас свой штат? Отвечаю. Нам это ни к чему. Для организации праздника нам нет необходимости держать целый штат официантов и артистов.

— Так, значит, при организации торжеств вы пользуетесь услугами совершенно незнакомых людей? Вам не кажется это несколько неосторожным? Ведь в конечном итоге спрос за качество обслуживания будет с вашей фирмы. Или я не права? — спросила я.

— Мы не приглашаем непроверенных людей, если вы на это намекаете, — вынуждена была защищаться девушка. — Фирма существует уже несколько лет. За это время мы успели наработать определенный круг организаций, с которыми ведем тесное сотрудничество. При необходимости мы можем организовать сразу несколько широкомасштабных мероприятий, и поверьте, у нас достаточно возможностей, чтобы все их обеспечить высококвалифицированным персоналом!

Последняя фраза прозвучала весьма пафосно. Я подавила желание ответить колкостью на данное заявление. Ссориться с девушкой было не в моих интересах. Напротив, мне во что бы то ни стало нужно было расположить ее к себе. Поэтому я ответила в соответствии с ситуацией:

— Я ничуть в этом не сомневаюсь. Более того, я лично присутствовала на вечеринке, о которой идет речь. И совершенно согласна с вашим заявлением. Работа персонала была организована на высшем уровне. Но меня интересует конкретика.

— Спрашивайте, — смягчившись, позволила девушка.

— Мне кажется, мы не с того начали, — внезапно заявила я. — Ведем беседу уже добрых полчаса, а я до сих пор не представилась. Меня зовут Татьяна и я представляю интересы господина Барышникова. Дело в том, что некоторые недоброжелатели высказывают мнение, будто господин Барышников сэкономил на персонале и поставщиках продуктов и от этого во время праздника произошел неприятный инцидент. Так вот, я намерена доказать обратное и искренне надеюсь на вашу помощь. Думаю, вы заинтересованы в этом не меньше Барышникова.

— Вот оно что? А Вадик сказал… — начала было девушка и осеклась.

— И что же сказал Вадик? — попыталась я подтолкнуть ее к откровенности.

— Ничего. Неважно, — спохватившись, быстро проговорила девушка и перевела разговор: — Меня, кстати, Зоя зовут. Я работаю в фирме с самого ее основания и могу предоставить вам подробный отчет по всем вопросам, касающимся организации любого мероприятия, в том числе того бала-маскарада. Что вас интересует?

— Я хотела бы получить список официантов, обслуживающих бал. И названия точек общепита, в которых вы заказывали еду, — сделала вид, что меня не особо интересует то, что говорил Вадик. — Это возможно?

— Да, конечно, — с готовностью ответила Зоя.

Она порылась в груде папок, лежащих на столе, выбрала одну и, придвинув ее ко мне, сообщила:

— Вот тут вся информация. Можете сделать копии, если это необходимо. Информация не закрытая, поэтому я не нарушаю никаких правил, предоставляя вам эти сведения.

Я открыла папку. Там лежал всего один листок, разделенный красной линией на две части. С левой стороны были перечислены названия ресторанов, в которых заказывалось угощение. С правой стороны список был гораздо короче и содержал информацию по обслуживающему персоналу и приглашенным артистам.

— Пожалуй, копия будет не лишней. Поможете? — мило улыбаясь, попросила я.

Зоя проворно выхватила листок из моих рук, прошла к копировальному аппарату, произвела необходимые манипуляции и протянула мне готовую копию со словами:

— Надеюсь, вы сумеете пресечь беспочвенные обвинения в адрес господина Барышникова и в наш — тоже. Признаюсь честно, из-за этой нелепой смерти во время маскарада мы потеряли два или три выгодных заказа. Дело в том, что круг наших потенциальных клиентов весьма тесен. Все друг друга знают. А слухи распространяются настолько быстро, что своими силами мы просто не успеваем отреагировать так, как этого требуют обстоятельства.

— Я все понимаю, — пряча листок в сумку, заверила я Зою. — И еще одна просьба. Если вас не затруднит, не могли бы вы дать мне копию сценария праздника? Часть из того, что было запланировано, я видела сама, но ведь праздник пришлось прервать, не так ли? Это значит, что кое-что из задуманного вашим креативщиком Вадиком не было реализовано. Я права?

— Да… Мы успели провести только две трети от задуманного, — вновь настораживаясь, произнесла Зоя. — Но заказчик не предъявлял нам никаких претензий. И финансовых в том числе. Ведь это произошло не по нашей вине. Ситуация «форс-мажор» прописана в договоре.

— О, об этом не беспокойтесь. Мой клиент не собирается требовать с вас неустойку. Это чисто моя просьба, — заверила я Зою, после чего она, вновь порывшись в папках, выудила два листка офисной бумаги, заполненных мелким шрифтом.

Процедура снятия копий повторилась. Копию сценария я снова вложила в сумку. Пора было уходить. На данном этапе расспросы были бесполезны. Теперь нужно было как можно быстрее изучить все материалы, которыми я успела обзавестись за день. Я встала, поблагодарила Зою за помощь, выпросила номер ее мобильного телефона и направилась к выходу.

— Вы будете держать нас в курсе того, как продвигаются ваши успехи? — спросила Зоя.

— Непременно, — заверила я ее, покидая комнату.

Выходя из дверей фирмы «Априори», я заметила на заднем плане Вадика. Он выглядывал из-за угла, желая удостовериться, что я действительно ушла. «Странный парень, — подумала я. — Впрочем, неизвестно, как бы я стала вести себя на его месте. Парень боится, как бы на него всех собак не повесили. Абсолютно необоснованный страх, но в жизни и не такое бывает». Дойдя до машины, я бросила сумку на заднее сиденье и, вырулив на дорогу, помчалась домой. На сегодняшний день впечатлений достаточно. Пришла пора приниматься за их систематизацию.