Новый стук. Чейз сражалась с черным маревом сна, и оно легко не сдавалось. Она услышала, что кто-то вошел, а потом зазвучали негромкие голоса.

Ощутив прикосновение к плечу, она повернулась на бок и перевесила голову через край койки, оказавшись в чрезмерной близости от прекрасного лица Сильф.

– Мне пора сменять Стрелу с Ромео на демаркационной линии. Не делай ничего безумного в мое отсутствие. Помни наш план.

– Твой план, – пробормотала Чейз.

– После посадки Стрела придет сюда. Не вредничай, – сказала Сильф. Чейз что-то прорычала, и Сильф щелкнула ее по лбу. Больно. – Не упрямься, Никс. Влюбись. Это гребаная сказка.

Чейз слышала, как Сильф уходит. Ей хотелось перевернуться и снова заснуть, но она сползла с койки и выглянула за дверь. Бунтарь ждал Сильф в коридоре. Он нервничал: ударял себя кулаком по ноге. Сильф приказала ему прекратить – так что стало ясно, что она тоже нервничает.

Неизвестные силы, скапливавшиеся к западу от демаркационной линии, пугали всю страну до потери памяти. Конгресс был готов объявить войну в любой момент, ожидая удара, который казался настолько неотвратимым, что никто даже полной грудью не дышал.

Сильф и Бунтарь могут не вернуться с этого вылета. Это была голая истина. И неожиданно Чейз потрясла перспектива их потерять. Ей необходимо вернуть «крылья»!

Когда Тристан вошел в комнату, то обнаружил, что Чейз смотрит на него с верхней койки. Он попытался улыбнуться, но у него не получилось.

– Я думал, ты будешь спать.

Чейз внимательно осмотрела его с ног до головы. Он был в летном костюме, который кое-где прилип к его телу от пота, волосы у него были всклокочены. Полусонный Пиппин назвал его роскошно мужественным. Да, это было так. Почти полная темнота фокусничала с профилем Тристана – и Чейз ощутила долю его притягательности.

Ей хотелось потянуться к нему – но она была права, опасаясь встречи с ним. Его появление все утяжелило. Земное притяжение резко возросло, а ее сердце провалилось вниз.

Тристан поцеловал ее запястье.

– Я не стану тебя соблазнять, так что не слезай.

Это была неплохая попытка подразниться. Надо отдать ему должное.

– Выглядишь вымотанным.

– В небе была пробка.

Ему ничего не надо было говорить про беспилотники. Все и так было ясно написано у него на лице.

– Мне надо вернуться в воздух, – сказала она.

– Вернешься. Подожди несколько недель.

Он дотронулся до ее щеки. Его пальцы были теплыми.

– Но противостояние закончится в считаные дни или даже часы! – Горячась, Чейз села. – Ты измучен. Сильф перепугана. Вам нужен еще один сменный пилот. Сейчас.

Тристан хотел было что-то сказать, но покачал головой.

– Терпенье, Чейз.

– Ага. Никогда не было моей сильной стороной. – Она спрыгнула с койки и возмущенно посмотрела на живописную усталость Тристана. Она понимала, что ей следовало быть с ним осторожной. Вот только она не могла: ее собственная боль готова была выплеснуться. – Ты же взлетел сразу после МАВС.

– Взлетел, но ощущения были нехорошие. Я был на пределе. Я мог убиться. – Он уже рассердился. – Если бы у меня не было тебя, я бы вообще не справился.

Он швырнул в нее шлем. Со всей силы. Она поймала его и чуть было не бросила обратно – вот только он уже расстегивал свой комбез. До конца.

– Ты что делаешь?

– Нужно вымыться.

Тристан стащил с себя майку и оставил верхнюю часть летного костюма висеть на бедрах. Когда он включил в воду, все тело Чейз странно расслабилось. Она свалилась на койку Пиппина, глядя на бок Тристана, видимый в не закрытую до конца дверь. Он вылез из костюма и задернул занавеску душа.

Тристан Рутер у нее под душем!

– Господи!

Она прижала к груди его красный шлем. Проследила пальцами каждую букву написанного на нем позывного. Невероятно! Тристан у нее под душем, а она чувствует себя небывало подавленной – и все же не хочет забраться к нему и отвлечься.

Что случилось с той девицей, которая использовала обжимания как способ забыться?

Воду выключили, и она не удержалась и стала подсматривать, как он вытирается. Бледно-розовая кожа так и мелькала. Он закрепил полотенце на бедрах. Мокрые волосы упали ему на плечи и казались еще более длинными и черными, чем обычно. Он сел на край койки.

– Я готов с тобой ссориться, если это поможет, но предпочел бы, чтобы ты мне доверилась. Мне эта боль знакома, Чейз. – Он добавил: – позволь помочь тебе так, как ты помогла мне.

На это ушла целая вечность, и нервы у нее натянулись до жуткой боли, но она все-таки кивнула.

Он поцеловал ее, нежно, а она притянула его ближе, все еще влажного, и уложила рядом с собой. Когда они вот так лежали рядом, сравниться это могло только с полетом. Его пальцы переплелись с ее пальцами.

– Что ты чувствуешь?

– Злость. А временами – пустоту, – призналась она. – Страх. Это – самое тяжелое.

Его губы запечатлели у нее на плече поцелуй, заставивший все вокруг замереть.

– О чем ты думаешь, когда вспоминаешь МАВС? – спросила она.

– Нога. – Он перевернулся на спину и закрыл глаза ладонью. – Когда начались взрывы, мы с Ромео спали. Когда мы выбрались из нашей комнаты, часть здания уже обрушилась. Мы обнаружили кого-то, придавленного куском потолка. Только одна нога торчала. Не знаю, кто это был. Это была только нога. Но кто бы это ни был, я его знал. Я в МАВС был знаком со всеми.

Он крепче прижал ее к себе – и она излила свою самую сильную боль в извивающуюся тишину.

– Вот… он сказал мне, что мысли путаются. Он пытался поставить себе диагноз. Даже шутить.

– Так похоже на Пиппина, – мягко откликнулся Тристан.

– Он точно знал, что происходит, что как-то раздражало, а потом у него начали путаться слова. Тут мы оба перепугались.

«Вверх… и вниз. Дурни, летите. Нет.

Послушай, Чейз».

Пришли слезы. Тяжелые, гадкие, неукротимые. Она словно тонула. Тристан заставил ее сесть и выпить воды. Он тряс ее за плечи, но это не помогало. Чейз вспомнила испытания заново. Только на этот раз никаких прокруток не было. Она увидела страшную и прямую правду. Беспилотник. Резко вращающаяся кабина.

Песок, озеро и адски синее небо.

Она произнесла имя Пиппина – и почувствовала, будто вспыхнула пламенем.

Когда ее сердце стало биться медленнее, Чейз ощутила прижавшиеся к ее губам губы. Она ответила, отчаянно желая еще чего-то. Тристан перекатился на нее – и его вес заставил все замереть.

Он был настоящий. Эта мысль стала единственной звездой на ее почерневшем небе.

И он был рядом. Ее руки находили каждую его частицу. Спина, плечи, шея… длинные пальцы и широкая ладонь, которые приглашающе раскрылись, когда она до них дотронулась.

Она не запомнила тот вдох, когда ее губы наконец оторвались от его губ, или то мгновение, когда заснула. Она не запомнила ничего, кроме его кожи. Его веса. Контакта их тел и той эмоциональной связи, которая позволила ей отпустить свое горе.