Слушаться Кейла казалось правильным. Отчасти. И когда он велел ей идти в казарму и отдохнуть, она отправилась в ту комнату, где жила с Пиппином.

Чейз не могла не думать о прошлом. На этот раз она вернулась в воспоминаниях к моменту перед испытаниями: к их с Пиппином разговору о любви. И о друг друге. Она нажала кнопку «стоп», позволив Пиппину остаться у нее в мыслях живым.

Она так удачно это проделала, что к тому моменту, когда открыла дверь, почти смогла убедить себя в том, что ее ОРП жив. Ведь наушники Пиппина по-прежнему лежали на столе, а койка была заправлена как положено. Фотографии его родных были над кроватью, а от подушки пахло его жирными волосами.

Дверь ванной была закрыта, и мерзкий флуоресцентный свет просачивался из-под нее. Там мог быть Пиппин. Она почти услышала, как спускают воду.

Минуточку! Она действительно это услышала.

Лилась вода в раковине: там кто-то был. Чейз вскочила и распахнула дверь, ощутив, как ее резко затопило счастье, которое было одновременно отчаянным и похожим на сон.

Там мыла руки Сильф.

– Ты всегда врываешься к людям в сортир?

Надежда Чейз испарилась. Она привалилась к дверному косяку.

– А ты что здесь делаешь?

– Дверь была не заперта. – Она продемонстрировала маленького пластикового птеродактиля. – Почему у тебя в мыльнице динозавр?

Чейз выхватила его у Сильф и крепко зажала между ладонями.

– Это птерозавр. У динозавров не было крыльев.

Эти слова душили ее сердце.

– Ты такая странная. – Высокая блондинка взъерошила Чейз волосы и села на койку Пиппина. – Не буду врать, Никс. Здесь воняет мужскими носками.

– Не называй меня Никс. – Чейз съехала по стене и села на пол. Она прижала коленки к груди, стараясь не разлететься на куски. – Я больше не пилот.

– Пока, – сказала Сильф так, словно эти сведения не имели практически никакого значения.

– Я только что пыталась полететь и не смогла даже оторваться от ВПП. Мне запретили полеты.

– Это может быть временно, так что давай пока не будем устраивать вселенский плач. – Сильф завалилась на спину. – Ты спишь на верхней койке или на нижней?

– Что ты делаешь?

– Я решила, что тебе нужна новая соседка по комнате.

– Я хочу быть одна, – соврала Чейз.

– Ты никогда не любила оставаться одна. Насколько я понимаю, потому и появлялись все те парни. Я решила сюда перебраться, пока тебя не обнаружили повесившейся на шнурках от ботинок. – Сильф закинула ноги на койку. – Я беру низ, потому что предпочитаю быть внизу. А ты, как мне кажется, любишь быть сверху. Хе-хе.

– Ты сейчас неприлично пошутила?

– Нет.

Чейз растерялась. Сильф у нее в комнате! Общительная такая. Шутит и говорит про Чейз так, будто ее знает. «Дракон» разбился, Пиппин погиб – но почему-то вот этот момент реальности ей было труднее всего принять.

– Мы не дружим, Сильф. Ты это помнишь, да?

– У меня нет друзей, – отозвалась Сильф совершенно обыденным тоном. – Лиам говорит, что я слишком властная.

– Мне такое приходило в голову.

– Точно. Значит, я властная, а ты нестабильная. Но мы попали в проект «Стрикер» вместе и вместе его завершим. – Сильф стянула ботинки и разгладила рубашку на плоском животе. – Ты ближе всего к тому, чтобы быть моей «подружкой», и наоборот. Спорить нет смысла.

Чейз встала и забралась на койку, а потом свесила голову вниз, чтобы видеть Сильф.

– Так, давай разбираться. Ты грозишься стать моей подругой?

– Мой план такой: ты заканчиваешь горевать, а тогда…

– Не раздражай меня, Сильф. Я уже поправила твоему ОРП рожу.

– Гнев тебе полезен. Это – этап горя, – заявила Сильф с обычной своей уверенностью. – Ты у нас скоро снова полетишь. Я разрешу тебе летать на «Пегасе», пока «Дракон» снова не войдет в строй, но изволь быть с моим малышом осторожной. НИ. ОДНОЙ. ЦАРАПИНЫ.

Чейз невольно вспомнила крушение. Черный дым, поднимающийся над озером. Обломки «Дракона». Пиппин, с трудом выговаривающий слова. Эта картина обжигала ей мозг газовой горелкой.

– Я не могу летать без него, – тихо призналась она.

Истинность этих слов заставила ее уйти в себя. Ее затрясло, как в жару.

– Еще как можешь! – отмахнулась от ее заявления Сильф. – Лиам тоже считает, что ты сможешь вернуть «крылышки». Конечно, для этого придется чуть ли не поселиться у мозгоправа. Окончательное решение будет за Кейлом и Торном, но тут у тебя есть кое-какое влияние. Что скажешь?

– Что я оказалась в каком-то параллельном мире.

– Это тоже полезно. Отрицание и всякие такие защитные механизмы, – объявила Сильф. – Еще один этап.

Отрицание? Неужели из-за этого она постоянно возвращается мыслями обратно, отчаянно пытаясь переписать случившееся? А Сильф тем временем продолжила:

– Я прошла через такое же, когда у меня умерла бабушка.

Чейз нащупала некую закономерность. Чуть раньше своей давней травмой с ней поделился Кейл – у него родами умерла жена, – а теперь вот Сильф добавляет свою. Видимо, так поступают люди, когда происходит что-то ужасное: рассказывают о том ужасном, что было у них. И хотя Чейз могла понять, почему людям хочется соболезновать, ей это представлялось подсчетом трагедий. Спасибо, не надо.

– Сильф, бабушки всегда умирают. Старость – это вроде как обязательно.

– А они всегда умирают от недоедания, Никс? От того, что тайком морят себя голодом, экономя деньги на подготовку внучки, чтобы та смогла попасть в свою вожделенную академию?

Сильф выжидательно замолчала. Воздух был так напитан стыдом, что Чейз почувствовала необходимость ответить на этот риторический вопрос.

– Нет, не всегда.

– Вот и мне так казалось, – буркнула Сильф, – ты, раненая жопа.

– Так вот почему ты всегда такая серьезная, – пробормотала Чейз.

Кто-то громко и сильно постучал им в дверь. Чейз понятия не имела, кто бы это был. К ним с Пиппином гости никогда не ходили.

Стук повторился.

– Отвечай, – велела Сильф. – Это не моя комната.

Чейз слезла с койки и открыла дверь. В коридоре стоял Бунтарь. Он переступил с ноги на ногу и потер локти. Нос у него был красный и распухший.

– Ты пришел за Сильф? – спросила Чейз.

Он нахмурился.

– Сильф здесь? Я думал… Ну, мне надо кое-что тебе сказать. Признаться.

Они молча уставились друг на друга. Чейз пыталась понять, пришел ли он выразить соболезнования или поделиться печальной историей. Обе ее догадки оказались мимо.

Бунтарь выпалил вдруг:

– Я нескольким людям сказал, что Торн твой папа. В ночь перед испытаниями. Я все еще на тебя злился.

Он помахал перебинтованной рукой, словно она служила ему отпущением.

Чейз прижалась лбом к двери и закрыла глаза.

– И что?

– И я извиняюсь. Я хотел попросить у тебя прощения. Думал, ты меня из-за этого ударила.

– Забудь, – сказала Чейз. – Теперь все это не имеет значения.

Оказалось, что она и правда так считает!

– Я тут пытаюсь уснуть, Бунтарь! – заорала Сильф. – Иди, отдыхай. У нас через пять часов вылет.

Бунтарь тоже привалился к двери и шепотом спросил:

– Ты как, нормально?

Чейз хотелось соврать, но сил не было. И потом – казалось, что Бунтарю это действительно важно. Это было не менее странно, чем лежащая на койке Пиппина Сильф.

– Нет, не нормально, – призналась Чейз, и правда принесла ей странное облегчение. – Но я еще здесь. Хотя меня немного пугает, что Сильф решила стать моей закадычной подругой.

Чейз сама не ожидала от себя шутки – а Бунтарь вдруг глуповато ухмыльнулся.

Она пожелала ему спокойной ночи и закрыла дверь, все еще не опомнившись.

– Я своего ОРП знаю, – Сильф подняла ноги и помассировала икры. – На самом деле он тебя не любит. Он просто безумно завидует вам со Стрелой.

– Как скажешь, Сильф. Я вообще не очень-то разбираюсь в любви. Это ты у нас специалист со своим парнем-военным.

Сильф таинственно улыбнулась.

– Ты единственная, кто знает про Лиама. Из-за этого ты даже начала мне немножко нравиться. Я все думаю, что… – Сильф прервал новый громкий стук. – А это еще кто?

Чейз открыла дверь. Это был Тэннер. Его взгляд нацелился на нее, словно он готовился стрелять, но сначала он ее крепко обнял. А потом отстранил, держа за оба плеча.

– Скажи, что это неправда. Скажи, что незнакома с генералом Торном!

– Я с ним незнакома. – Правда говорилась легко. – По-настоящему. Но он – мой отец. Он заставил меня два раза пройти генный анализ, чтобы точно знать.

Избыточная откровенность Чейз огорошила Тэннера: он замер, глядя на нее еще пристальнее.

Сильф села на койке, скрипнув пружинами.

– Вали, Арктика. Нам надо спать. У меня через считаные часы вылет.

Чейз вышла в тихий, залитый аварийным красным светом коридор и закрыла дверь.

– Оказывается, я теперь живу со штаб-сержантом Сильф.

Тэннер нахмурился:

– Как это вышло?

– Чистой воды везенье.

Он почти улыбнулся – а она почти почувствовала себя прежней.

– Бунтарь сказал мне про твоего отца.

Чейз снова попыталась говорить холодно и презрительно, но у нее не получилось. Оказалось, что это требовало намного больше усилий, чем простая правда.

– Это именно так ужасно, как звучит, – призналась она. – Он не хочет иметь со мной никаких дел, и свыкнуться с этим труднее, чем следовало бы.

Она смотрела, как Тэннер взвешивает свои следующие слова.

– Мой дед был филиппинцем, Чейз.

– Знаю. – Стоило ему ей об этом сказать, и она сбежала так стремительно, что, наверное, внутри у нее до сих пор что-то не остановилось. – Я не могу за него извиняться. Я не виновата в том, что он сделал. И если честно, то и он не виноват.

Тэннер покачал головой.

– Я бы ту бомбу ни за что не сбросил. Я бы отказался. Был бы разжалован и уволен.

Чейз отвела взгляд.

– Я так бы и подумала.

– Я тебе это говорю, чтобы ты знала, что я о нем думаю. И чтобы ты знала, что это никак не меняет того, что я о тебе думаю.

– Ну, правильно! Я же любовный вампир.

Обида вырвалась с неожиданной для нее самой силой.

Тэннер нахмурился: с этим выражением лица он всегда казался серьезным и симпатичным.

– Я злился не потому, что ты со мной рассталась, Чейз. Я злился потому, что чувствовал, что я тебе нравлюсь, даже когда ты пыталась меня бросить. Это было непонятно, а я люблю, чтобы все было понятно. – Он расправил плечи. – Ты боялась сближаться с людьми. Когда я в этом разобрался, то перестал так злиться. Я надеялась, что ты с этим справишься. Желательно не с Бунтарем.

К своему удивлению, она почувствовала облегчение.

– Тут я с тобой солидарна.

Чейз вернулась в комнату с еще более странными чувствами. Казалось, Тэннер и Бунтарь искренне за нее тревожатся. Почему? Она вела себя с ними ужасно.

– Мне надо ждать еще каких-то бывших ухажеров? – осведомилась Сильф. – Можно вывесить объявление.

– Были еще, но большинство уже выпустились, – призналась Чейз. – В какой-то момент их было много.

– Развратная маленькая пилотесса «Звезды», – съехидничала Сильф. – Я всегда гадала, откуда ты берешь силы.

– Эй, я же с ними не сплю! Это не я обжимаюсь со штаб-сержантом в ангаре.

– Я не обжимаюсь, Чейз. Мы кончаем.

– Фу! Зачем мне это знать, Сильф?

– Ты и правда не спишь с теми парнями, которые на тебя облизываются? Почему?

Чейз снова забралась на верхнюю полку:

– Потому что я их не люблю, а они меня не знают.

Это было просто. Это была правда.

– Девственница! – Сильф захихикала. Это было так же непривычно, как и ее улыбка. – Значит, все мои высказывания насчет твоих венерических болезней звучат довольно смешно.

– Ну да. Посмотри на меня: хохочу до упада.

– А как же Стрела? Ты бы с ним переспать согласилась. Я видела, как вы двое обнимаетесь: бедра, руки…

– Он меня знает, – отозвалась Чейз. – И почему-то я ему все равно нравлюсь. Это так странно!

Сильф лягнула низ койки, заставив Чейз подскочить.

– Он сейчас переживает. Хочет тебя утешить. Тебе бы ему позволить.

– Я не хочу… А откуда ты знаешь?

– Потому что он мне сказал. Не все кадеты у нас тайна за семью замками, Никс. Некоторые друг другу изливаются. Я скажу ему, чтобы он пришел сюда, когда приземлится. Впусти его в комнату, ладно? А теперь спи, Никс, или я тебя отключу.

При мысли о том, чтобы оказаться с Тристаном наедине, у Чейз начало колотиться сердце. Он действительно ее знает. И хотя ей было приятно открыто говорить с Сильф, Бунтарем и Тэннером, с Тристаном все иначе. Она закрыла глаза, пытаясь понять, как это у нее хватает храбрости сталкиваться с красным беспилотником, но не хватает силы сблизиться с одним пареньком.