Книга: Расколотое небо
Назад: 31. Возмущающий фактор: Чего стоит бояться
Дальше: 33. Перед полетом: Подготовка к главному шоу

32. Латка: Временная мера

– Ты его забодал! – Чейз невольно улыбнулась, шагая с Пиппином по Парку. – После этого он уже не знал, что сказать.
– Когда ты очень нужен военным, то получаешь кое-какие плюшки.
Пиппин тоже улыбнулся. Между ними снова возникла та непринужденность, которая исчезла еще до МАВС. Чейз не знала, откуда она взялась, но слишком в ней нуждалась, чтобы задавать какие-то вопросы.
– Я чуть было не вывалила на него все перед тем, как ты появился. – Она потерла руки, прогоняя остатки ангарного холода. – Положение было отчаянное. Если бы я взорвалась и действительно высказала что думаю, то уже сейчас летела бы обратно в Мичиган.
– Мне следовало бы появиться раньше. Я узнал о том, что он тебя вызвал, только когда меня нашел Ромео. Ты ведь знала, что я приду, да? – Она кивнула, хоть ей и показалось, что этого слишком мало. Но, наверное, это и по ее виду было заметно. – Мне наплевать, из-за чего мы ссоримся. Тебе никогда не придется одной иметь дело с этим идиотом, Чейз. Даю слово. Я ведь тебе говорил в тот вечер, когда узнал, кто он?
– Говорил. – Она глубоко вздохнула. – Просто последнее время у нас все разладилось.
Пиппин потер виски. С силой. На секунду Чейз показалось, что все снова идет наперекосяк.
– Быстро сказать у меня не получится, так что потерпи. Я был Вольдемортом. Ты была Дартом Вейдером.
– Почему это я должна быть Вейдером? Вольдеморт гораздо злодейнее.
– Шутишь? Ладно. Давай я буду Саруманом, а ты Сауроном?
– Ты всегда был слишком толкинутым на мой вкус. – Она помолчала. – Как насчет доктора Франкенштейна и мистера Хайда? Один из них этически глух. – Она указала на себя. – А второй ярится дикарскими желаниями.
– Я не ярюсь, но сравнение удачное. – Он остановился и повернулся к ней. – Но если отбросить темные маски, мне бы хотелось, чтобы перед завтрашним утром мы нашли какие-то незлодейские слова друг для друга.
– Я – за, – отозвалась она. Значит ли это, что ей начинать? Не важно. Ей надо признаться, пока им еще что-то не помешало. – Я не собиралась выдавать тебя Ромео. Мне просто хотелось с ним поговорить. Он какой-то нелепый, знаешь ли.
– Знаю, – ответил Пиппин. – А теперь я признаюсь, что не хотел быть полным подонком насчет Торна. Или нет: я хотел быть подонком, потому что мне… ужасно досадно. Наблюдать за вами с Тристаном было тяжело.
– Наблюдать за нами? Почему?
– Как он на тебя смотрит… – Пиппин собирался сказать что-то ехидное. Она видела, как подколка уже крутится у него на языке. А потом она исчезла – и слетела правда. – Именно такого я хотел бы от Ромео. Понимаешь, серьезного интереса. Той самой искры.
Они продолжили идти к казарме.
– Я пытаюсь не завидовать. Это чрезвычайно трудно.
Они пришли к себе. Чейз плюхнулась на койку, скидывая ботинки.
– Пиппин, наверное, ты прав. С Тристаном все… по-другому?
– Ты говоришь так, будто в этом не так уж уверена.
– Не уверена. Ты ведь знаешь, что эти штуки для меня зашифрованы.
– Тогда разреши мне перевести. – Пиппин сел на койку рядом с ней. Они оба не имели привычки обниматься, но его близость была примерно равнозначна этому. – Не упускай шанс.
– Что?
– Не. Упускай. Шанс. Тристан надежный.
– Я могу причинить ему боль, Пиппин. У меня предчувствие, что если ранить сердце Тристану, то реакция Бунтаря покажется детским лепетом.
Он покачал головой.
– Не знаю, как тебе, а мне перестраховываться надоело. Это ни к чему не приводит.
Чейз ухмыльнулась.
– Это должно означать, что мне надоело безрассудство?
Он посмотрел на нее искоса.
– Может быть.
– И что теперь? – спросила она. – Что мы можем сделать до завтра?
– Предлагаю тебе найти Тристана и устроить лучший обратный отсчет за все времена. У меня свиданка с Ромео. Я буду учить его правилам пула. Ну, он не знает, что это свиданка, но я не возражаю. – Он снова покосился на Чейз. – Мне нравится быть с ним. Это – чистая энергетика. Даже когда я готов придушить его за тупое заигрывание.
– Это любовь, да? – спросила она, вспомнив, как ей отчаянно хотелось спарринговать с Тристаном.
Пиппин кивнул.
Впервые в ее жизни любовь показалась идиотски осмысленной.
Она уткнулась ему в грудь и обхватила его руками. Пиппин не любил обниматься, но она держала его, пока его руки вяло не сомкнулись вокруг нее.
– Когда я уже собиралась отрывать Торну голову, я кое-что поняла, – сказала она. – Он совершенно чужой. Я не знаю, почему он делает что-то. Но ты… я всегда вижу, что происходит в глубине, даже если понятия не имею, что происходит на поверхности.
– Наверное, нам надо заняться деталями, – сказал он. – Всякими несущественными мелочами.
– У нас впереди вся наша карьера. Наверное, нам надо быть откровенными. – Она поглубже вздохнула. – Например, я знаю, что тебе не хочется здесь быть, но не знаю, почему.
– Семье нужны деньги, – ответил он.
– Но это не ответ, так ведь?
Он взъерошил себе волосы.
– Когда мне было девять, я сказал маме… ну, про себя. Она такая любящая, что я решил, что она поможет мне освоиться с тем, что я другой.
– А она не помогла?
– Нет. И мои братья тоже, когда узнали. Их насмешки были… – У Пиппина потемнели глаза, а лицо стало жестче. Она обняла его чуть крепче. – Дело не в том, что мне не хочется быть здесь, Чейз. Я просто никогда нигде не чувствовал приязни. Не к тому, кто я на самом деле.
– Значит, гениальный гей ОРП и дочка ненавидимого генерала. Ну мы и парочка.
– Да уж.
* * *
В ангаре «Стрикеры» стояли рядом, крыло к крылу. Первым – «Пегас», сияюще-прекрасный. Дальше – «Дракон» с новым шасси и немалым количеством вмятин и царапин. Тристан провел рукой по металлической обшивке своей птички – как она частенько делала это со своей.
– «Феникс» напоминает мне тебя, – сказала она, незаметно подойдя. – Самоуверенный. Собранный. Немного сексуальный.
Тристан обернулся с готовой улыбкой.
– Сексуальный?
Она кивнула, не пытаясь скрыть румянец, который, казалось, зарождался у ее коленей и поднимался все выше. Она шагнула под «Дракона» и прикоснулась к гладкой обшивке своей птички. Жемчужно-серебряный был ее любимым цветом.
Он встал прямо у нее за спиной.
– Если «Стрикеров» не примут, завтрашний совместный полет может стать нашим последним. Противно об этом думать.
Чейз моментально почувствовала то же самое. Она прижалась к «Дракону», а Тристан принял это за приглашение. Он приложил ладони к боку самолета так, что Чейз оказалась между его рук. Когда он придвинулся к ней, ее тело загорелось.
Он замер.
– Я жду, что ты скажешь: «Это плохая идея».
Его глаза пылали, волосы так и просились, чтобы их растрепали. Ей вспомнился поцелуй в лазарете: необузданный, жадный. Она вздохнула и решилась на маленькую откровенность.
– Рядом с тобой мне кажется, будто у меня шесть рук, – сказала она.
– Я заставляю тебя чувствовать себя мутантом?
– Нет. Я хотела сказать, что мне кажется, будто вся я тянусь к тебе.
У него вырвался такой возглас, словно она одновременно поцеловала его и ударила под дых.
– Чейз, я…
Она закрыла ему рот ладошкой и повела по трапу в кабину «Феникса».
– Туда, – сказала она.
Он одарил ее вопрошающей ухмылкой, но опустился в кресло пилота. Его рука легла на ручку управления, словно он был готов вот-вот рвануться в небо. Глядя на него, она ощутила свои внутренние шрамы, инверсионные полосы, пересекавшие ее разум, не растворяясь. Она могла сказать Пиппину, что хочет любить Тристана. Она даже могла признаться в этом себе. Но как ей перейти от своего чувства к его губам?
Она выбрала скоростной подход: забралась на него, усевшись лицом к нему.
Он замер.
– Что происходит, Чейз?
– Кажется… ага. У меня нервный срыв.
– И все?
Она провела пальцем по его ключице до ямочки у шеи.
– Отвлеки меня?
– С удовольствием.
Он прикоснулся к какой-то кнопке сбоку кресла – и спинка опустилась, так что Чейз оказалась прямо у него на груди.
Она неожиданно для себя засмеялась.
– О! А я не знала, что наши кресла так могут!
– Я еще расту. За один этот семестр на три с лишним сантиметра.
– Правда?
Она его не слушала – была слишком поглощена тем, что смотрит на его губы.
– А из-за чего у тебя нервный срыв, Чейз? Торн тебе что-то сказал?
К собственному изумлению, она ответила:
– Нет. Все нормально. То есть – впереди испытания, конечно, но я поговорила с Пиппином, и просто… у нас все будет нормально. Мы завтра пройдем испытания, а потом… – она разлохматила ему волосы, – потом сцепимся с Жи Сюнди. Никаких проблем.
– Ага, никаких. – Его сомнение было притворным. – Тогда, может, мне стоит тебя поцеловать – чтобы миновать твой оптимальный интерес ко мне, если тебя это тревожит.
– Думаю, на этот раз не получится. – У Чейз так стучало в груди, словно в клетке ее ребер билась птица. – И потом, у нас сейчас столько более важных проблем. И одна из главных – это то, что завтра в небе на нас будут охотиться.
– Нас не направят в сторону демаркационной линии, – сказал он. – С нами все будет хорошо.
– Удачно соврал. – Она заставила себя засмеяться и наклонила голову. – Повтори-ка!
– С нами все будет хорошо.
Она его поцеловала.
Движения его губ заставили ее притянуть его к себе крепче. Еще крепче. Она не могла понять: то ли он целуется намного лучше, чем все те, с кем она это пробовала делать, то ли это она с ним целуется лучше.
А может, и то и другое.
Чейз локтем ткнула в управление фонарем, и купол накрыл их. У нее было такое чувство, будто все ее мысли стали четкими – и в то же время будто их вообще нет. Ее пальцы зарылись в его волосы, а его руки переместились с ее лица на ее талию.
Ощущая головокружительную невесомость, она открылась навстречу всему, что было между ними. И не успела она решить, что делать, как уже сорвалась с этого невероятно высокого уступа – и он слетел с нею.
Чейз целовала его крепко и жадно – и чувствовала, что падает, падает, падает… но так и не приближается к земле.
Назад: 31. Возмущающий фактор: Чего стоит бояться
Дальше: 33. Перед полетом: Подготовка к главному шоу