Среди них был внук покойного старшего помощника главы ведомства, его милости Рокудзё-но Арифуса, глава отряда простолюдинов, Тикуса-но-то, средний военачальник Тадааки-асон. Ему должно было нравиться наследственное занятие его семьи, книжное дело, тем не менее, со времён «короны юности» он любил упражнения в стрельбе из лука и стрельбу по собакам, которые не были его семейными занятиями, и в то время, когда он увлекался азартными играми и распутством, со своим отцом, его милостью Аритада, который этого не любил, он не поддерживал отношения отца и сына.

Однако этот асон, видимо, из-за того, что однажды он смог достичь процветания, — сопровождал государя, когда его величество переезжал в провинцию, Оки и проявил преданность, будучи лучником при въезде в столицу против Рокухара, теперь был жалован тремя большими провинциями и ещё десятками мест, так что милости двора для него были чрезмерными и роскошь его поражала. Вассалов, которые о нём заботились, он каждый день обносил чарками сакэ; высоких сановников и чиновников, которые сидели у него локоть к локтю, насчитывалось больше трёхсот. На его расходы на редкостные вина и закуски за один раз не хватало и десятка тысяч монет. Кроме того, выстроив в ряд конюшни площадью в несколько десятков кан, Тадааки держал в них по пятьдесят-шестьдесят откормленных коней. Когда пирушки заканчивали и начинали развлекаться скачками, его гости в окружении нескольких сот коней выезжали в окрестности Утино и Северных гор и проводили целые дни в псовой и соколиной охоте.

В его одежде боевой фартук был сшит из собачьих и тигровых шкур, на плечах висели отделанные парчой и птичьими перьями хитатарэ. К сожалению, он не стыдился предостережения Кун Аньго о том, что самодовольно одеваясь в роскошные наряды, чернь переходит все границы, а тот, кто переходит границы и теряет этикет, является мятежником.

Но, поскольку военачальник был простолюдином, нечего было и говорить. Когда слышали о его поведении, удивлялись все, вплоть до праведного наставника Монкан. Один раз, случайно, оставив мысли о славе и выгоде, он этим не воспользовался, не вступил на стезю трёх таинств и соответствия, но направился лишь к выгодам и завоеванию репутации, мало того, забыл об обязанностях, определяемых верными представлениями.

Хотя необходимости в этом не было никакой, он копил сокровища, бедным не помогал, собирал у себя оружие и содержал солдат. В то время, когда он был человеком угодливым и получил награды безо всяких заслуг в преданности, те, кто именовались подчинёнными праведного наставника Монкана, заполонили столицу: число их достигало пяти-шести сотен человек. В то время, когда они были не так далеко от входа во дворец, несколько сот вооружённых всадников окружали императорский паланкин спереди и сзади, следуя вдоль дороги с гордыми лицами. Вдруг оказалось, что одежды монахов запачканы грязью из-под конских копыт. Недовольство и упрёки монахов пропадали впустую.

С тех пор, как Лушаньский законоучитель Хуэй Юань отказался однажды от сего мира ветра и пыли, он изволил поместиться в спокойной пустынной келье и дал обет даже временно не выходить в горы, но соединил вместе восемнадцать уважаемых мудрецов, и они долгими днями по шесть раз возглашали хвалу будде Амида. А Чан-хэшан из Таймэй совсем не знал тех мест, где живут миряне, переселился из тростниковой хижины в глухие горы и, воспевая прелесть жизни в горах, смог получить свидетельство высшей мудрости и мастерства. Все люди, имеющие сердце, и в старину, и теперь скрываются и прячут свои следы: вместе с облаками над укутанными сумерками горами они одеваются в листья лотоса в пруду; правило, которому они следуют — это всю жизнь до конца проводить, очищая своё сердце. Этот праведный наставник не напрасно пользовался славой такого же существа, что и они. Но может быть, его поведение давало основание считать, в душе он перешёл на чуждый путь демона Тэмма?

Почему так говорили? В годы правления под девизом Бундзи был в столице некий шрамана. Звали его высокомудрый Гэдацу. Его мать в семилетнем возрасте увидела во сне, что она проглотила колокольчик. От этого появился ребёнок, из-за чего подумали, что он не простой человек. Когда ему было три года, он вошёл во врата Будды и в конце концов стал почитаемым мудрецом.

Будучи глубоко милосердным, мудрец не огорчался, порвав монашеский ризы трёх видов, не отступал от религиозной практики, не печалился о том, что пуста его миска. Он не обязательно укрывался в горах, но не отказывался и от жизни в городе. Хоть и смешивалась его плоть с пятью видами мирской пыли, сердце не затуманивалось тремя ядами. Положившись на карму, он проводил годы и месяцы, ради всех живущих совершая паломничества по горам и рекам. Однажды он пришёл в Великие святилища в Исэ и, совершив поклонение во Внутреннем и Внешнем святилищах, втайне прочёл сутру, более всего радующую будд. Должно быть, возле прочих святилищ тысячи деревьев не гнулись, падая на крыши, стволы не искривлялись. Вероятно, такова была форма, в которой будды руководят людьми. Ветви старинных сосен свешивались вниз, где стелились листья старых деревьев — представлялось, что всё это — проявление того, как будды спасают от заблуждений живых существ.

Послушав рассказы о способах реализации «явленного следа», мудрец, пусть на время, невзлюбил названия трёх сокровищ, а испытав глубоко в душе внутреннее просветление, думал также о принципе реализации кармы, превращающей высокомудрого в простолюдина. Когда он невольно увлажнил свои рукава слезами, уже смеркалось, однако праведный наставник не захотел провести ночь как мирянин и перед внешним святилищем ночь напролёт возглашал имя будды Амитабха и спал под шум ветра в соснах, сердце очищал перед отражением луны в водах реки Мимосусо. Внезапно небо заволокло тучами, подул жестокий ветер с дождём, а над тучами загрохотали повозки, с востока и с запада докатился топот копыт бегущих коней.

— Ой, как страшно! — изумлённо подумал высокомудрый.

Когда он изволил посмотреть, то увидел, как в воздухе внезапно появился нефритовый павильон, отделанный золотом, а в его дворе и перед воротами натянут занавес. Туда со всех десяти сторон примчались конные экипажи. Казалось, было их тысячи две-три. Они расположились с левой и правой сторон, а над ними всеми сидел один огромный человек. Его фигура была весьма необычной: казалось, что ростом он возвышается на двадцать-тридцать дзё, его голова была как у демона якши, а на ней выстроились двенадцать лиц. Слева и справа протянулись сорок две руки. В них он держал или солнце и луну, или мечи и пики. Он ехал верхом на восьми драконах.

Слуги, которые сопровождали его, не были обыкновенными людьми: имея по восемь локтей и по шесть ног, они сжимали в руках железные щиты; имея на одном теле по три лица, они были одеты в золотые доспехи. После того, как слуги уселись на свои места, тот огромный человек обратился в левую и правую сторону с такими словами:

— В последнее время, одерживая победы вместе с войском императора, мы держим в руках солнце и луну, хотя сами пребываем на вершине Сумеру а одной ногой попираем океан, много десятков тысяч человек из наших подопечных каждый день умирает. В чём причина этого? В столицу страны Тутовых деревьев, что в Джамбудвипе, пришёл некий мудрец по имени монах Гэдацу. Пока он просвещает массы живущих, сила Закона всё более расцветает, Небесный император черпает силу, демон зла слабеет, Ашура теряет свою энергию. Вообще, покуда этот мудрец остаётся таким, нам не по силам сражаться с Небесным императором. Как бы там ни было, нужно, чтобы в нём ослабла душа Учения, чтобы он погряз в роскоши и обленился сердцем.

Так великан сказал. После этого из числа сидевших вокруг него выдвинулся некто с начертанными золотом на лобной части шлема именем: Король демонов Шестого неба.

— Видимо, — произнёс он, — легко можно сделать так, чтобы он разочаровался в своих нравственных устоях. Некогда, решив погубить воинские дома, экс-император Готоба напал на Рокухара, а помощник главы Левой половины столицы Ёситоки должен был вызвать на битву правительственное войско. В то время с помощью военной силы Ёситоки правительственное войско потерпело поражение, экс-император Готоба был отправлен в ссылку в дальнюю провинцию, а Ёситоки, намереваясь сжать в своих ладонях власть в Поднебесной и распоряжаться небесами, должен был возвести на престол второго сына экс-императора Хиросэ. Если этот монах Гэдацу — тот мудрец, который склоняется на сторону принца, его могут призвать ко двору и приблизить к лику дракона. Тогда он будет выходить на церемониальные службы. Значит, отныне да пренебрегает он ежедневными практиками, да возрастает в нём день ото дня высокомерие, и став таким бику, которому не стыдно нарушать заветы, он не доставит нам затруднений, и в таком случае, мы тоже сможем заполучить для себя многих подопечных.

После его слов стоявшие в два ряда злые демоны, противники Учения, согласились с ним:

— Думаем, что это лучше всего! — и все разлетелись на восток и на запад.

Услышав всё это, высокомудрый пролил радостные слёзы: «Это меня подвигли на искреннее служение пресветлые боги!», после чего опять возвратился в столицу, поселился в одинокой хижине в глухих горах Касаги в провинции Ямасиро, делал себе одежду из опавших листьев, в пищу употреблял подобранные в лесу фрукты, сердцем отвратился от мирской грязи и всецело сосредоточился на желании возродиться в Чистой земле. В то время, как он проводил три или четыре года такой жизни, произошли сражения годов правления под девизом Сёкю, Еситоки забрал себе власть в Поднебесной, экс-император Готова был сослан, а престол сына Неба занял принц Хиросэ.

В это время его величество изволил услышать, что высокомудрый Гэдацу пребывает в Касаги. Желая принять монашеский постриг, он благоволил часто отправлять к нему с приглашением своих посланцев, но может быть, оттого, что так было задумано демонами с Шестого неба, только в результате государевым повелениям Гэдацу не следовал, но сердцем своим всё более предавался буддийским упражнениям.

Вскоре, с помощью своей мудрости, праведного поведения и добродетелей он стал основателем этого храма, который до сих пор способствует процветанию буддийского Закона. Если подумать, то поведение высокомудрого Монкана вводило в заблуждение людей глупых и невежественных. В конце концов, вскоре произошёл мятеж годов Кэмму, поэтому у него не было ни одного ученика, который бы распространял Закон. В одиночестве он пришёл в упадок и захирел, переселился в окрестности Есино и там закончил свои дни.