Глава 12
Настало время

Эллис хотел немедленно отправиться на поиски Пакса, но уже через пару минут понял, что толку от этого не будет. Он и не представлял, откуда начинать. Если Вин с Полом не нашли Пакса за месяц, на что тогда надеяться Эллису? У него даже портокола не было.

Ферма за месяц почти не изменилась, только пожелтели деревья да стал прохладнее воздух. Путешествия во времени сбивали с толку. Эллису казалось, что он второпях листает собственную биографию. На ферму он вернулся не потому, что его туда тянуло, а потому, что больше пойти было некуда. Вин с готовностью открыл ему портал в Гринфилд-Виллидж, что неудивительно: оба хотели поскорее друг от друга избавиться. Но хотя Уоррен предложил ему дом и со своими подопечными спас ему жизнь, Эллис не разделял их грёз о Новой Америке. Он увидел красоту Полого мира и не считал его таким уж плохим. А разговор с Сол только подкрепил это впечатление. Мир без запретов, страха и боли — разве не так большинство представляло себе рай? И всё же такой мир казался пустым. Не из-за нехватки сложностей или разнообразия — Эллис нашёл бы и то и другое, — проблема заключалась в другом. И Новая Америка Уоррена, и Полый мир выглядели блёклыми и лишёнными смысла по одной неожиданной, но простой причине — им не доставало Пакса.

Он вспомнил, как смотрел на портал и столовую за ним.

«Я мог бы уйти. Просто шагнуть вперёд. Разве это было так сложно? Зачем я остался? Знал бы я, как это важно для Пакса, пошёл бы с ним».

Он вспомнил лицо Пакса и единственную отчаянную мольбу… «Пожалуйста».

Ещё одно неверное решение. Ещё одна смерть на его совести.

Эллис остановился и проследил взглядом всю дорогу до старого коттеджа. Вот и его новый дом, к счастью или нет. Но куда ему ещё податься?

Внутри он застал только Яла. Тот, как всегда, готовил.

Эллис не носил часов и мог узнать время только по солнцу. Он решил, что была вторая половина дня, часов пять, наверное. Хотя уже осень, дни короче. Может, четыре? Какой нынче месяц: сентябрь, октябрь? Кукуруза потемнела — когда она созревала в Мичигане? Или климат теперь другой? Эллиса раздражало, что всё вокруг постоянно менялось. Едва он начинал привыкать, время вновь совершало прыжок.

— Мастер Эллис Роджерс.

Ял кивнул так, что чуть не поклонился, когда Эллис переступил порог кухни. Пахло выпечкой. На плите стояли кастрюли, а на доске лежали веером, словно игральные карты, нарезанные лук и морковь. Ял был в переднике, украшенным отпечатками ладоней, с полотенцем в одной руке и широким разделочным ножом в другой.

— Мастер? — Эллису не нравилось, как звучало это слово, особенно на такой старинной ферме. Ял снова кивнул:

— Мастер Рен решил, что вас нужно звать подобающе вашему положению.

— Нашему положению? Это какому же?

— Вы наши лидеры, учителя и вожди. — Ял подхватил морковь лезвием ножа и высыпал в бурлящую кастрюлю.

— Почему тогда не «старейшина», «наставник», «сэр» или, что уж там, «сенсей»?

— Наверное, мастер Рен считает, что «мастер» лучше подходит.

— Ял! — На веранде послышался топот, и в кухню вошёл Роб: грязный, потный и с прутом в руке, который он угрожающе поднял в воздух.

— Балда ленивая! Хватит штаны проси… — Бывший второй Вед осёкся, увидев Эллиса, издал удивлённое «О!» и быстро опустил хлыст. — Я не знал, что вы вернулись, мастер.

Снова этот титул, да ещё и розги — Эллис начал не на шутку беспокоиться.

— А я вот заглянул, чтобы научить Яла уму-разуму. Без этого порой никак.

«Во что Уоррен свою ферму превратил?»

— Зачем? — спросил Эллис. — Ты же видишь, Ял работает. — Он указал на очищенную картошку, кольца лука и морковные дольки на столе.

— Неважно. — Роб начал похлопывать себя прутом по ладони. — Такой порядок. Первый Вед — э-э… Боб — бьёт меня, значит, я бью Яла.

— А я смогу бить Миба, верно? — спросил Ял.

— Конечно.

Эллис не мог оторвать глаз от прута. В искалеченной ладони Роба лежала толстая, с палец, палка, ещё покрытая корой, с бледно-зелёными пятнами на месте обрезанных сучков.

«Господь поставил одних людей выше других, — напомнил Эллису Бык Рики, — итвоёместо — всамомнизу».

— Но разве Ял сделал что-то не так? — возразил Эллис. — За что его наказывать?

— Пожалеешь розгу — испортишь дитя, — процитировал Роб. — Выживают сильнейшие. Слабакам у нас не место. Члены нашего братства должны быть твёрдыми, как кремень, потому что впереди нас ждут суровые дни. Мастер Рен хочет закалить новичков, познакомить их со здешними порядками.

— Это что, шутка? — спросил Эллис.

— Э-э… Нет, мастер. — Роб озадаченно нахмурился. — Мастер Рен сам так сказал. Наш учитель хочет, чтобы мы стали такими же крепкими, как он. Ял у нас ещё новичок. На самом деле я только помогаю им… то есть ей. Мастер Рен поделил нас на два пола, судя по нашему поведению. Мы скоро будем жить с настоящими людьми — когда здесь появятся женщины — и мастер Рен хочет нас подготовить. Ял теперь у нас она.

— А что, женский пол чем-то хуже?

Снова тот же озадаченный взгляд.

— Мастер Рен говорит, женщины ущербнее мужчин. Пусть Ял не хочет, но будет женщиной, пока я не выбью из него всю дурь.

— Всё-таки из него дурь выбьешь?

— Ну да, мастер Рен считает, Ял уж больно похож на стрингоносца.

— Вам же бельё вообще ни к чему.

— Конечно, просто так называют…

— Знаю я, кого так называют. Этому вас Уоррен научил, а вот про сарказм рассказать запамятовал.

Роб опять недоумённо посмотрел в ответ.

Эллис разозлился: на Роба, который слепо выполнял приказы, на Яла, который — которая? — радостно принимал побои за одно обещание угостить тем же другого. Эллис злился на Уоррена, потому что тот создал такую жестокую систему, но больше всего он злился на себя. Уж для этого у него причин было достаточно.

— А где, к слову, наш мастер Рен?

— В Менло-Парк, в мастерской Эдисона.

— Пойду-ка я, наверное, потолкую с ним.

Эллис направился к выходу, но резко остановился и выхватил у Роба прут.

— Чтобы больше никого не бил!

— Но Мастер Рен…

— Да, знаю. Мастер Рен это дело любит. Пожалуй, чересчур. Если я буду здесь жить, придётся с этим покончить.

Эллис уверенно зашагал по дороге. Оглядываясь на прошлые годы, он понял, что постоянно находил Уоррену оправдания. Тот часто выходил из себя, и Эллис не раз вытаскивал его из пьяных драк — обычно с теми, кому Уоррен по глупости нагрубил. Эллис вспомнил и другой случай, когда зашёл к Экардам в гости. Дверь открыла вторая жена Уоррена, Келли: в больших зеркальных очках мужа. Но ни очки, ни длинные рукава кофты, ни макияж не могли скрыть разбитой губы.

— С лестницы упала, — объяснила Келли, сжимаясь под пристальным взглядом Уоррена.

— Может, лучше переехать в дом без лестницы? — предложил тогда Эллис и до сих пор не знал, поняла она его намёк или нет. С этим у Келли было не лучше, чем у Роба. Но открыто выступить против друга Эллис никогда не решался.

Чтобы наконец признать правду, ему понадобилось две тысячи лет. Но лучше поздно, чем никогда. А теперь самое время познакомить Уоррена со второй половиной Библии.

Лаборатория Эдисона находилась на другом краю Гринфилд-Виллидж, недалеко от того места, где Эллис нашёл труп Гео-24 — и где впервые встретил Пакса. Тогда он пробежал мимо, не обратив внимания на длинное здание с двускатной крышей, похожее на железнодорожную станцию: с белыми дощатыми стенами, арочными колоннами на веранде и круглым чердачным окошком с крестовиной переплёта, напоминавшей прицел. На самом деле Эдисон здесь никогда не работал. Когда в двадцатых годах Форд решил перевезти его комплекс, от того уже ничего не осталось: одни здания снесли, другие сами рухнули от старости. Тогда Форд поручил своим работникам создать копию лаборатории, а за основу взял снимки и уцелевшие останки здания. Впрочем, Эллис полагал, что эта репродукция в Дирборне едва ли отличалась от оригинала в Нью-Джерси.

У входа в Менло-Парк Эллис миновал позеленевшего бронзового Эдисона, который сидел на камне, как мудрый старец, готовый поделиться гениальным прозрением. Выйдя на Порт-стрит, Эллис заметил кого-то вдалеке. Нашивку с именем отсюда не было видно, но судя по одежде, как у амиша, тот наверняка входил в братство Уоррена. Или же меннониты, никем не замеченные, пережили Апокалипсис, а теперь решили посетить музей Генри Форда. Подопечный мастера Рена стоял, прислонившись к забору, который окружал Менло-Парк, но едва завидев Эллиса, побежал в лабораторию. Когда Эллис повернул на Кристи-стрит, Уоррен уже поджидал его на веранде.

— Ну я не я, если это не мистер Роджерс. Блудный сын вернулся! — Рубашка Уоррена была застёгнута до ворота, рукава закатаны, а руки вымазаны чем-то жирным. — Как самочувствие?

— А почему не мастер Роджерс? — спросил Эллис. — Ты же меня так приказал величать?

— Верно, так. Решил, надо сразу это дело организовать.

— Какое дело? Свою вертикаль власти?

— Её самую. — Уоррен бросил взгляд назад, в недра лаборатории, и, обхватив Эллиса за плечи, повёл его с веранды на тенистую лужайку. Понизив голос, Уоррен добавил: — Эти лысолобые — неплохие ребята, но давай посмотрим правде в глаза. Они ведь, по сути, не люди — в отличие от нас и наших будущих детей. Сам посуди: они же не умрут. Нам всю вечность с ними мучаться. Я только и хочу, чтобы они усвоили своё место в новом миропорядке.

Своё место? В новом порядке? Эллис не был уверен, где очутился: либо на рабовладельческом Юге США, либо в нацистской Германии, году эдак в 1936-м.

— И где же их место?

Уоррен прищурился.

— Ты чего такой кислый?

— Только что на ферму заходил, там Роб собирался исхлестать Яла прутом, потому что пришёл его черёд задавать побои. Сказал, это ты придумал.

— Эллис, они под землёй понятия не имеют о власти. Я пытаюсь это исправить. Нам без дисциплины потом не управиться, так пусть учатся следовать приказам.

— Ну так объясни мне, зачем их этому учить? Нет, я могу понять, почему ты хочешь вернуть женщин, детей и семью. И соглашусь, приятно заниматься чем-то стоящим, видеть пользу от своего дела, но это не значит, что надо в фашизм подаваться. Пускай все будут равны, почему нет?

Уоррен глядел на Эллиса так, словно его подводил слух. Он часто так делал в баре, когда кто-нибудь жаловался на футбол или заявлял, что взгляды Уоррена на женщин давно устарели.

— Потому что мы не равны, — отрезал его друг. — Ты что, в социалисты записался?

— «Мы считаем за очевидные истины, что все люди сотворены равными» — второй абзац Декларации независимости, припоминаешь? — Эллис начал повышать голос. Уоррен нахмурился.

— Именно, что «люди». То есть мы с тобой, братец.

— Но…

— Джефферсон был умным дядькой, — с довольной улыбкой произнёс Уоррен и снисходительно подмигнул. — Он же не написал «все живые существа». Старина Томми сам немало рабов в поместье Монтичелли держал. Он не путал, где человек, а где его слуга. Ведь правда в том, что все разные. Ты умнее меня. Я сильнее тебя. Такие вот факты. Люди хотят, чтобы все были одинаковыми, но так не бывает. Все друг от друга отличаются… Ну, кроме этих лысых кукол. В этом вся беда, и они в курсе. Потому и пришли к нам. Ведь мы с тобой знаем, как жить в настоящем обществе, умеем брать на себя инициативу и любим соперничество. Настоящие мужики не бегут от драки. Мы знаем, как о себе позаботиться. И когда всё накроется медным тазом, мы сумеем выжить. Вот и выходит, что мы ценнее да важнее всех. Никого не хочу обидеть, просто так устроен мир. Конечно, мы все будем равны, только некоторые будут равнее других.

— Прямо по завету свиней.

— Чего? — покосился на него Уоррен.

— То же самое говорили свиньи в «Скотном дворе» Оруэлла.

— Не слыхал.

— Тебе бы понравилось. Короткая книга, легко читается. О бесчестных лидерах революций — считай, камень в огород коммунизма.

Уоррен ухмыльнулся.

— Ну не смеши. Я, что, на Сталина похож? Новое общество построим мы — ты да я. Не какие-то жадные политики, богачи или снобы-интеллектуалы — два обычных старика. И мы не повторим ошибок тех, кто был до нас.

— Готов поспорить, до нас все говорили то же самое.

— Хватит паясничать. Послушай меня. Мы оба помним, как жилось в нашем детстве. В пятидесятых всё было идеально: женщины воспитывали детей, а мужчины зарабатывали деньги. За детей никто не боялся, они росли счастливыми, а государство не лезло в чужие дела. Каждый знал своё место, и Америка урчала, как гоночный «Понтиак». Я всего-то и хочу, что вернуть нас на правильный путь.

Интересно, подумал Эллис, помнил ли Уоррен их последнюю беседу в баре? Для него уже почти десяток лет прошёл, так что навряд ли. Уоррен никогда не отличался хорошей памятью, даже в юности. Впрочем, они с Эллисом так часто говорили о «старых добрых временах», что эта тема навсегда въелась Уоррену в мозг. За барной стойкой все любят ностальгировать, и они вдвоём нередко предавались воспоминаниям.

— Откуда ты знаешь, как тогда жилось? Я, например, не знаю. Нам в пятьдесят девятом по три года было. Ты сочинил для себя несуществующий мир. Это ложные воспоминания, Уоррен, которые тебе вбили в голову телешоу. Только для тебя они уже стали документальными фильмами. В пятидесятых тоже бед хватало. — Эллис уже не столько вёл беседу, сколько рассуждал вслух, размышлял, пытаясь найти честный ответ.

Уоррен закатил глаза.

— Нет, серьёзно, — поспешил Эллис. — Подумай секунду. Я смог посмотреть на прошлое со стороны. Да и ты тоже. Если оглянуться назад… мне кажется, мозг умеет как-то стирать всё плохое. Когда я думаю о Пегги, то почти не вспоминаю о ссорах и обидах. Я помню только хорошее. Все говорят, что лучшие годы в их жизни — это старшие классы. Но я уверен, взять и вернуть кого-нибудь в ту пору, когда надо мириться с родителями, учителями, запретами и давлением сверстников — тут любой бы передумал. Да и что мы знали о мире, когда были детьми? Мы же оба в Санту верили, скажи нет? Детям о настоящих проблемах не рассказывают. Разумеется, им жизнь лучше кажется.

— Ну да, как же, в пятидесятых все гнобили женщин, чёрных и геев, верно? Ну и чёрт с ними! Посмотри вокруг, Эллис. Нет их больше и не будет, потому что мы с тобой станем отцами новый расы.

— Ты правда думаешь, что женщин устроит роль Джун Кливер, которую ты им так любезно отвёл? Но, конечно, до неё им будет далеко. Джун могла голосовать и курить. Она открыла, что жизнь не сводится к тому, чтобы вечно скрести грязный котелок. И подобные ей разводились со своими Вордами, чтобы построить карьеру. Ты такого не хочешь, и поэтому потребовал себе гарем рабынь, которые никогда и слова поперёк не скажут. Отцу же виднее? Значит, ничего страшного. Или тебя ничто не заботит? Лишь бы создать свой прекрасный мир прошлого?

Уоррен смотрел на него и качал головой, будто старина Эллис совсем рехнулся.

— У нас есть всё, чтобы настоящий рай на земле построить. Разве можно упустить такую возможность?

Эллис молча изучал лицо друга. Тишину нарушал только далёкий гусиный гогот.

— А что такое рай, Уоррен?

— Как это, что такое рай?

У Эллиса закралось мрачное подозрение, что в глазах Уоррена рай — это мир, устроенный по его желанию. Сама мысль, что прав может быть кто-то другой, а не он, никогда даже лучиком не заглядывала в тихий омут его разума.

— Я вот всегда думал… на День благодарения все просили Бога об одном и том же, так? — сказал Эллис. — Королевы красоты одинаково отвечали, чего хотят. У всех первый пункт — мир во всём мире. Дальше: покончить с голодом, болезнями, насилием и утолить всякую нужду и желание. Вот он рай, верно? Но это же и есть Полый мир, Уоррен. Они уже всего добились. Разве их мир — это не рай? Может, просто, мы того не понимаем, потому что нам он кажется чем-то непостижимым? Не знаю… как на самом деле в лотерею выиграть. Каждый об этом мечтает, но вытяни счастливый билет, а счастья в жизни не прибавится, потому что всё выйдет не так, как он себе представлял. Победа в лотерею всех трудностей не решит. Такого просто не бывает. Возможно, мы не видим, что Полый мир — это рай, потому что он идеален, а мы с тобой — нет?

— Брехня собачья, — отмахнулся мозолистой рукой Уоррен.

— С чего это вдруг брехня?

— С того, что всё не так. Когда ничего не хочешь — это не рай. Это, братец, ад. — Уоррен снова бросил взгляд на лабораторию, и, хлопнув Эллиса по спине, отошёл с ним ещё на пару шагов от входа. — Все на этой ошибке попадаются. Главное в жизни — борьба. Жизнь — это погоня за счастьем, а не сама цель. Важнее путешествие, друг мой. Все постоянно спрашивали, как-де Бог может допускать такие страдания? И никто не понимал. Да и я тоже, пока не оказался один под сугробом, в лачуге, которую сам построил, и питался одними червями. Я вот настолько от смерти был, Эллис, говорю тебе. Уже думал, сдохну. Но, честно скажу, ещё никогда я не жил так полно и глубоко. Каждый миг, каждый мой выбор решал: умру я или нет. А когда пришла весна и я почувствовал тепло солнца и съел ту чудесную белочку с пушистым хвостом — ох, тогда я понял, что жив! Я стал един с природой и каждым зверем, который пережил эту длинную зиму. Никогда раньше я не знал такого чувства, но ведь нам положено жить в борьбе и труде. Таким Бог замыслил мир. Сам подумай. Всегда и везде идёт бой. Тепло и холод, свет и тьма, сила тяжести и… а, не важно. Каждая живая душа должна сражаться и убивать, чтобы самой не погибнуть. Даже растения воюют за свет и воду. На вражде основана вся природа. А кого, по твоему, за это благодарить? Бога — вот кого, Эллис. Господь создал эту клетку для боёв без правил. Выходи и бейся до победы — или до последней капли крови.

— Выживают сильнейшие, — вспомнил слова Роба Эллис. Всё встало на свои места. За одну зиму в убогой лачуге Уоррен добился того, что многие века не удавалось учёным мужам — примирить науку и религию.

— Точно, — кивнул Уоррен. — Ведь как было: люди решили, что Дарвин за атеизм ратовал? Но они заблуждались. Просто все отказывались увидеть настоящего Бога.

— Бога-садиста?

Уоррен скривил рот в ухмылке.

— Скажешь тоже. Видишь, ты считаешь, что конфликт чем-то плох. Вовсе нет. На что сгодился бы капитализм без конкуренции? Она двигатель, на котором всё и работает. Задумайся на секунду. Весело было бы играть в «Монополию», если начинать со всеми участками и деньгами? Всё удовольствие в том, чтобы бороться за первое место. А когда победил, какой смысл играть дальше?

— И ты думаешь, Бог так всё устроил, чтобы никто не мог победить?

Уоррен хлопнул в ладоши и постучал себя указательным пальцем по носу.

— Посмотри на историю. Стоило нам решить одну проблему, тут же вылезали ещё две. Спасли мир от голода и что получили? Перенаселение. Открыли пенициллин — и вот тебе супервирусы. Мир постоянно ставит преграды, чтобы нам было с чем бороться. Потому что мы это любим. Здешним нудистам того не понять. Пытаются избавиться от трудностей, под лупой вырезать все раздоры, — а в итоге с ума сходят! Только и делают, что целыми днями картины малюют да песни поют. Это разве жизнь? Люди таким в тюрьме занимаются.

— И как ты свой рай построишь? — Эллис кивнул в сторону лаборатории. — Как заселишь весь мир? У нас же нет цепи ДНК для мужчин. Так что? Будем своих дочерей брюхатить или пускай они со своими братьями спят?

— Ну я ведь уже говорил: Адама с Евой это вполне устраивало. Но нам необязательно так поступать. Твои дети женятся на моих, мои — на твоих. Всё очень просто. Не знаю, чего ты шум поднял.

Эллис вздохнул.

— Не нравится мне твоя дедовщина. Просто… травля ради травли. В Полом мире людей создали такими, чтобы их не тянуло к насилию — и это здорово, — а ты их драться учишь.

— Им нужна закалка. Должны знать, как сражаться.

— Зачем? И с кем? Та белка, которую ты съел, тебе сильно бока намяла?

Уоррен глубоко вздохнул и медленно покачал головой.

— Ты думаешь, эти кроты под землёй нам ручку пожмут, если мы построим наверху цветущее общество? Я тебе что про вражду говорил?

— Ты считаешь, с тобой Полый мир воевать будет?

— Конечно! — Уоррен хлопнул себя по ногам.

— Они же совсем мирные. У них даже полиции нет, тем более армии. Да они понятия не имеют, как оружием пользоваться. Полый мир на нас никогда не нападёт.

— Ты же слышал об их проекте «Роя»? Не успеешь оглянуться, как нам по чипу в мозг вставят, чтобы управлять нами.

— Никем они не будут управлять. Проект «Роя» к этому вообще никакого отношения не…

— Ещё как имеет! Главное в жизни — это власть. Только они закончат свой проект, их будет не остановить — как колонию муравьёв с одним разумом. Они Боргом станут, а если мы откажемся, чтобы нас ассимилировали, они полезут изо всех щелей и сотрут в порошок. Ну уж нет, я этого не допущу.

— Уоррен, проект «Роя» — только теория. Его не могут претворить в жизнь. Ты своих фантазий боишься.

Уоррен опять бросил взгляд на лабораторию. Который уже раз по счёту?

— Что у вас в лаборатории?

— Хм?

Эллис указал пальцем на вход.

— Декс там грядки с женщинами поливает?

Надо было признать: место они выбрали очень подходящее. Эдисон остался бы доволен.

— А… ну да. Декс много чем занимается. Они с Полом притащили какой-то инкубатор и уже начали выращивать первую партию клеток.

— Чем это ещё Декс занимается кроме того, что девочек растит?

— Тебе, наверное, лучше не знать, — произнёс Уоррен так осторожно и серьёзно, что Эллис уже не мог свести глаз с лаборатории. Окна чем-то завесили, поэтому он не видел, что происходило внутри.

— Это почему же?

— Ты знаешь, Эллис, я тебя как брата люблю, но тебе всегда не хватало твёрдости в убеждениях.

Эллис перевёл взгляд с окон и посмотрел в упор на Уоррена.

— А это ещё как прикажешь понимать?

По лицу его друга было очевидно: он собирается резать правду-матку. Безо всякой анестезии.

— Если бы ты в самом деле хотел стать космонавтом, то уже давно бы покорял звёзды. Но ты выбрал простенькую работу для белоручек. А когда Пегги забеременела, надо было сказать ей: «Асталависта, дура!» Но ты всегда был слабым. Признай, Эллис: командуй ты переполненной шлюпкой, из-за тебя бы все пошли ко дну, потому что тяжёлые решения тебе не по силам. Но тут нечего стыдиться, Эллис. Такой ты человек. Не ты первый, не ты последний.

У Эллиса было чувство, будто Уоррен подбадривал его признаться в своей ориентации. Мол, ничего страшного, если тебе нравится сострадательность — это вовсе не порок.

— Уоррен, что у вас в лаборатории творится?

— Будущее.

— Ты ещё не сыт им по горло? Уж нам-то с тобой его хватило.

— Тебе пока что не понять. Вот если бы ты провёл со мной ту зиму… Эллис, когда я выбрался наружу, мне стало ясно: Господь не просто так меня пощадил. Конечно, я тогда ещё понятия не имел зачем, но и Моисей не знал, почему выжил в пустыне. У Бога было для меня предназначение.

— Уоррен, что в лаборатории?

— Только когда я встретил Пола, Декса и Хига, то начал понимать, что Господь не случайно спас меня от рака и лютой зимы. Он хотел, чтобы я исправил мир, стал новым спасителем. Представь: второе пришествие Уоррена Экарда. Мы с тобой как Иоанн Креститель с Христом. Я вкалываю, чтобы проложить тебе путь и подготовить людей, а ты мудро их по нему поведёшь. Я так не смогу. Ты же у нас учёный. Я-то нутром чую, что правильно, но ты куда лучше можешь разъяснить все «как» да «почему».

— И как же ты готовишь людей? — Эллис направился к лаборатории.

— Мы, Эллис, над этим целый год трудились. Особенно Пол, Декс и, главное, Хал.

— С ним я ещё не знаком. Кто он?

— О, вы с ним знакомы, — заверил его Уоррен. Они ступили на веранду. — Ты его убил.

Вдоль белых стен лаборатории тянулись чёрные полки, заставленные бутылями всевозможных цветов и размеров. Пол, столы и стулья — всё было из дерева: исцарапанного, истёртого, но крепкого, как в столярной мастерской. Большие окна могли бы впустить много света, но их закрывали тяжёлые шторы. Только масляные лампы горели на длинных столах, загромождённых какими-то устройствами из меди, стекла и проволоки. Церковный орган у дальней стены вскидывал плавник труб над бледными рядами клавиш, а рядом, у раскрытого белого ящика на колёсиках, копошились три человека. Эллис никого не узнал, потому что видел их только со спины и они были одеты как космонавты. Хотя нет: головы закрывали не шлемы, а капюшоны.

— Я бы не подходил ближе, — предупредил Уоррен. — И так, наверное, чересчур. Декс говорит, радиация нехилая. Эти лысые гады её лучше переносят, чем мы.

— Радиация?

Пытаясь сообразить, Эллис крутил головой, переводя взгляд с Уоррена на ящик и обратно.

— Не поверишь, как сейчас сложно достать обогащённый плутоний, — пожаловался Уоррен привычным тоном, будто сетовал на пробки в центре города. — Для него рецептов, увы, нет.

Когда Эллис наконец рассмотрел белый пластиковый контейнер с колёсиками и чёрно-жёлтым знаком радиации, у него в голове завертелась единственная мысль: «Быть такого не может!» Эллис охотно принимал, что люди ходят с планеты на планету через межпространственные порталы, Дарители варят кофе из камней, а под землёй сияет искусственное солнце, но его разум отказывался признать простой и очевидный факт.

— Что это значит, Уоррен? — Вопрос прозвучал как мольба. Эллис надеялся, что Уоррен всё объяснит, скажет: «Да шутка это, дружище. Розыгрыш! Видел бы ты своё лицо. Что это за пластиковый ящик с печатью ВВС США и толстенными креплениями? Так это просто здоровая кофе-машина. Сейчас будем латте пить!»

— Я не повторю ошибки Трумэна, — вместо этого произнёс Уоррен. — Паттон ведь что говорил: надо было сразу в конце Второй мировой на Россию танки посылать. И правильно. То же самое с Китаем. А мы ждали — и что вышло? Русские наделали атомных бомб, а китайцы нас с потрохами купили.

— Что в этой чёртовой коробке, Уоррен?!

— Подарок. Полому миру с самыми тёплыми чувствами. — Уоррен расхохотался. — В прямом смысле. Жалко, Хал фейерверка не увидит. Он физиком был, или как их теперь кличут? Всё его план, на самом деле. Главная хитрость — это знать, куда заложить снаряды.

Эллис заметил на полу ещё две крышки с символами радиации, но самих ящиков нигде не было.

— Три водородных бомбы весь улей не сожгут, но если поставить их куда надо…

— Зона субдукции 540, — догадался Эллис. Он и не заметил, что произнёс это вслух. Рот двигался сам собой, а мозг неожиданно застыл, как олень в свете фар.

«Быть такого не может».

— Точно. Зона 540. Тогда весь их мир рухнет, как старушка без ходунков.

— Ты меня использовал? — Эллис сурово посмотрел на Уоррена. — Затеял мировое турне, дескать, чтобы людей разжалобить, а на самом деле… — Он снова глянул на пластиковый контейнер. — Ты её в Иерусалиме взял?

— Ага, в Музее войны. Пол сказал, твоё имя отворит все двери — так и вышло. Все из кожи вон лезли, чтобы тебе угодить: даже провели за кулисы полюбоваться на оружие массового поражения. Мы думали, в наши дни новости быстро разлетались. Неделя на сцене — и ты стал Майклом Джексоном сорок третьего века. А чтобы получить координаты, Полу только и надо было, что зайти в хранилище.

— И потом что? Ты вернулся и вынес бомбы через портал? Сюда?

— Да. Ловко ведь? — Уоррен хохотнул. — Охраны никакой. Тоже мне музей. Цирк да и только. Думал танк увезти, но он не завёлся, да и порталы слишком узкие.

— Я тебя туда впустил.

Эллис не мог сделать ни вдоха новыми лёгкими, утопая в стыде и раскаянии.

— Мы бы, может, и без тебя в музей попали, только не так скоро. Вот с Институтом Геомантов мы намучались. Эти гады к своему делу серьёзно относятся. К тому же умные, черти. Мы думали втереться к одному из них в доверие, но тот что-то заподозрил и совсем голову потерял. К счастью, этот болван сразу нам всё и рассказал. Хал больше всех в геологии смыслил, только он и сошёл бы за геоманта. Я его подготовил, как и всех остальных. Роб сейчас так же обучает Яла. Тренируем твёрдость духа, так сказать. Хотя настоящими мужиками им не стать. Нет мышления убийцы — преимущества игрек-хромосомы, как говорит Декс. Хал пришил Гео-24, но, очевидно, наш лысый Эйнштейн сел в лужу, когда пытался убить вас с Паксом. Я ему, конечно, такого не приказывал, — поспешно добавил Уоррен, подняв перед собой ладонь. — Это Хал сам придумал.

Кусочки головоломки вставали на места. Перед Эллисом наконец складывалась полная картина. Драки с незнакомцами в баре, неуклюжая жена, упавшая с лестницы, тяга к игре в нападении — во главе команды, — тогда как истинным призванием Уоррена была роль защитника.

До сих пор троица в костюмах не обращала на Эллиса с Уорреном внимания, но вот один из них повернулся. Глаза за прозрачной щелью на капюшоне могли принадлежать кому угодно, даже Паксу.

— Две бомбы на месте, осталась только эта. Как я понял, таймер барахлит. В принципе, можно на него плюнуть, но я считаю, всё надо тщательно делать. Операция «Новая заря» начнётся… — Уоррен сверился с часами на стене, — через три часа. Декс выставил таймеры, чтобы бомбы рванули точно в 14:54 по времени ядра — когда у нас зайдёт солнце. Так что к утру от человечества останется только этот городок. Представь себе, Эллис: девственный мир, готовый вырасти снова из наших двух семян. А когда я из школы вылетел, мама думала, я уже ничего в жизни не добьюсь.

— Это же безумие! — Эллис не ожидал, что закричит, тем более так высоко — едва ли не истошно, — но, может, иначе Уоррена и не образумить? Его надо убедить, что это просто ужасный, кошмарный план, а спокойный разговор тут не поможет. — Ты же понимаешь, Уоррен? Или ты к чертям спятил? Это же чистейшей воды безумие!

Уоррен покачал головой, всё так же снисходительно улыбаясь, словно говорил: «Ничего ты, дружище, не понимаешь».

— Эллис, отчего, по-твоему, только мы попали в будущее? Если уж мы смогли, то, наверняка, и другие бы сумели?

— Нет… необязательно. Хоффманн допустил ошибку в уравнениях. Его идея не сработала бы, не отыщи я его промах, а я никому о нём не говорил. Ты смог отправиться в будущее только потому, что у тебя были мои расчёты.

— А, значит, за две тысячи лет ты один и заметил его ошибку? Здесь кроме нас больше никого. Тебе это не кажется странным?

— Немного, но… возможно, есть минимальная величина прыжка, вот мы и махнули на две тысячи лет вместо двухсот. Может, и другие отправлялись в будущее, но ещё не прибыли. Тем более, на такое нужна стоящая причина, — ведь можно запросто с жизнью расстаться. Это бы многих отпугнуло. Да что там, даже самые набожные люди, которые верят, что попадут в рай, не спешат в могилу. Пусть Христос вернулся с того света и сказал, что там неплохо, люди всё равно от страха трясутся. А путешественники во времени не могут отправиться в прошлое и всех успокоить. То, что мы были смертельно больны, — вовсе не совпадение. Иначе мы бы на это никогда не решились.

Уоррен ухмыльнулся

— Знаешь, что я думаю? По-моему, никто нашего фокуса не повторил, потому что это невозможно.

— Чего?

— Ну в самом деле, Эллис. Пластиковые ящики с аккумуляторами? Серьёзно? Ты правда веришь, что это бы сработало?

— Но сработало же.

Уоррен покачал головой.

— Это Господь вмешался, братец. Всемогущий поднял нас своей дланью и забросил в будущее, чтобы мы стали вторым… и третьим Ноем. И когда зайдёт солнце, так всё и будет. — Он выглянул в окно и усмехнулся. — Сегодня пятница, ты в курсе? Всегда, помню, ей радовался: «Слава Богу, пятница!» Какие же уместные теперь слова.

— Уоррен, я этого не допущу. Если ты не шутишь — если серьёзно задумал такое… — Эллис посмотрел на контейнер и трёх рабочих в защитных костюмах, трудившихся над чем-то у стола, — а ты, похоже, не шутишь… Господи, Уоррен, я ни за что не позволю тебе убить миллионы человек.

— Так в этом вся суть, братец. Они ведь и не люди вовсе. Я окажу нам и всему миру услугу. Ты же не хочешь, чтобы от человечества остались одни эти куклы, которые живут, как кроты, в норах? Род людской сбился с верной стези, сошёл с путей и покатился под откос. У нас есть шанс — вот прямо сейчас — поставить старый локомотив обратно на рельсы. Мы всё исправим, и, быть может, в этот раз Бог скажет: «Молодцы!» — да объявит Конец света.

Эллис качал головой из стороны в сторону.

— Прости, Уоррен. Этому не бывать.

Уоррен печально на него посмотрел.

— Поздно, приятель.

— Я тебя остановлю.

— Правда? — Уоррен усмехнулся, отчего Эллиса передёрнуло. — Как же? Бомбы заложены. Мы только тянем время. Тем более, ты, кажется, посеял свой пистолет. Или собираешься драться со мной и всей фермой?

Уоррен поднял кулаки, словно заправский боксёр, и рассмеялся.

Эллис глянул на трёх работников за столом. Уоррен заметил его взгляд.

— Поверь мне, все на ферме — все до одного — полностью мне верны. Ты их не переубедишь. Эти бедолаги устали быть никем — всего лишь чьей-то тысячной копией. Они готовы на всё, чтобы это изменить. И когда взорвутся бомбы, их останется меньше десятка, а после небольшой пластической операции каждый будет уникальным. Особенным.

«Пакс был прав. Уоррен затеял что-то очень-очень страшное».

Эллис шагнул к двери, но замер у выхода.

— Куда ты пойдёшь? Портала у тебя нет. На улице холодает, а осенью эти нелюди сюда редко приходят. За городом только дикая глушь. Можешь поверить, уж я-то знаю.

Эллис колебался.

— Послушай меня, — сказал Уоррен привычным голосом дружелюбного пьянчуги и хлопнул его по спине. — Мы тут с Ялом пытаемся самогонный аппарат собрать. Сварили пару литров пойла из кукурузы, — сам понимаешь, мы её не только для сиропа растим. — Он подмигнул. — На вкус как бензин, но вдарит, будь здоров! Что скажешь, накачаемся, как в тот раз, когда смешали ром с лимонадом и пронесли на концерт Боба Седжера в «Сосновой шишке»? Здесь моя помощь не нужна, можем взять пару бутылочек и пойти к реке Руж. Я знаю одно местечко, с того холма весь старый Детройт видно — ну, если поднапрячь воображение: самого-то города уже нет. Увидишь нашу реку и кусочек Канады, где раньше стоял мост Амбассадор. Надерёмся кукурузной бурды и вспомним старые добрые, когда мы были ржавыми драндулетами. Давай. У Декса есть книжка с разными цепями ДНК. Посмотрим картинки. Выберем, как наши невесты будут выглядеть.

Эллис ощутил себя как загнанный в угол зверь. Уоррен был прав — что он мог поделать?

С фактами не поспоришь. Уоррен постарел на десяток лет, но без дела не сидел. И это было заметно: широкая грудь, мощные руки, шея толщиной с ногу Эллиса — Уоррен снова выглядел как звезда футбольной команды. И всё верно: даже если Эллис его одолеет, во втором раунде ему придётся драться со всей фермой. А если они объединят усилия — в чём не стоит и сомневаться, — то легко его скрутят.

— Что скажешь, Эллис?

— Если ты не против, я пойду один выпью, — ответил он, изобразив досаду, что далось очень просто. — Ты сказал, Ял знает, где ваша отрава стоит?

— Да. Вещь сильная, смотри, копыта не откинь. Мы только тебя на них поставили.

Дорога от Менло-Парка до фермы Файрстоунов не стала длиннее, но на обратный путь у Эллиса ушла целая вечность. Большую часть он пробежал лёгкой трусцой и понял, что Ват не шутил: он почти не запыхался. Кто знает, может Эллис и вправду осилил бы марафон, если бы не его старые полувековые мышцы.

Уоррен загнал его в ловушку. Возможно, раньше в городке и стояла будка с порталом в Полый мир, но как мобильная связь превратила таксофоны в страшные никому ненужные коробки, так, видно, и портоколы избавились от стационарных порталов. Без них Эллис не мог вернуться в Полый мир, а значит, не мог никого предупредить.

Должен же быть способ послать весточку. Но Эллис ни у кого в Полом мире не видел телефонов. Хотя, когда он впервые проснулся у Пакса в спальне, Альва сказала, что связалась с ним, а Пакс ей ответил. Значит, какая-то связь существовала. Может, портокол умел всё сразу, как смартфон? С какой стороны ни посмотри, но без него Эллису не обойтись.

Ял всё ещё готовил. Когда Эллис зашёл, тот подбрасывал в печку через отверстие в плите тонкие деревяшки. На кухне больше никого не было, и — если Эллису повезло — во всём доме тоже.

— Мастер, — широко улыбнулся Ял.

Он, как и остальные жители фермы, носил типичный для девятнадцатого века наряд: чёрные штаны и белую рубашку. Две верхние пуговицы были расстёгнуты. Увы, кроме голой кожи в треугольном вырезе Эллис больше ничего не увидел.

Пегги ненавидела сумки и всегда жаловалась, что у женщин одежда без карманов. Она то и дело забывала, куда положила ключи и кошелёк. Какое-то время Пегги клала водительские права и кредитки в небольшой пластиковый кармашек, а его вешала на шею, как удостоверение личности. Это помогало, — пока она не потеряла сам кармашек. Но возможно, в мире с таким фривольным отношением к одежде подобная практика — норма? Хал носил портокол Гео-24 на шее… Может, другие поступали так же?

— Ну как там ужин? — спросил Эллис, хлопнув Яла по плечу. Руку он не убрал, а дружеским жестом сдавил плечо повара, пытаясь большим пальцем нащупать под тканью цепочку или шнурок.

Ничего.

Пакс хранил свой портокол в кармане жилета. Может, стоит заглянуть в карманы повара?

«А много он знает? Будет сопротивляться или послушается мастера?»

Эллис заметил на столешнице пустую чугунную сковороду. Один хороший удар, и он может не утруждать себя тем, чтобы завоевать доверие Яла. Какая ирония: ведь совсем недавно он ругал Роба, который хотел хлестнуть Яла каким-то прутиком.

«Пускай это будет план “Б”».

— Ял?

— Да, мастер? — Ял перестал подкидывать в печку дрова и — весь внимание — повернулся к Эллису.

Ял… Эллис наконец связал его имя с первым обедом в Полом мире.

— Ял… ты — повар, — произнёс Эллис, только потом поняв, как глупо это прозвучало.

— Да, мастер. — Ял вполне ожидаемо удивился.

— Нет-нет. Я имею в виду, ты был настоящим поваром до того, как сюда пришёл, верно? Я ел… миньятту, кажется?

— Миньятту под таррагоновым соусом, — подтвердил Ял. — Один из моих последних рецептов.

— Восхитительное блюдо, просто чудо.

Ял попытался сдержать улыбку, но не смог. Наверняка, догадался Эллис, здесь его нечасто хвалили.

— Спасибо. Вы очень добры. Без Дарителя готовить намного сложнее.

— Ну, не мне судить, — признал Эллис. — Картошку я сам сварить могу, но в Дарителе даже воду не вскипячу.

Ял пожал плечами, но не расстался с улыбкой. Эллис решил — пора.

— Ял? У тебя есть портокол?

— У меня? Нет. Мастер Рен забирает их при посвящении. — Ял бросил взгляд на забинтованные обрубки пальцев. — Ещё один знак верности ферме.

— Как вы тогда уходите?

— А мы не уходим.

— Я видел, как Пол с Дексом открывали порталы.

— А, ну если Мастер Рен даёт поручение, он одалживает портокол, но его потом нужно вернуть. Без разрешения мастера Рена с фермы никто и ногой не ступит. По-моему, только у Пола всегда есть с собой портокол. Но ему нужно: он постоянно туда-сюда бегает.

— А где мастер Рен хранит остальные?

Ял подёрнул плечами.

— В своей комнате, наверно?

Эллис оставил Яла наедине с бурлящими кастрюлями, а сам поднялся по лестнице на второй этаж. Найти комнату Уоррена оказалось просто: только одна дверь была заперта. Эллис попробовал выбить её ногой, как в фильмах, но либо в двадцать первом веке делали совсем хлипкие двери, либо в кино использовали одну бутафорию. Всё, что удалось Эллису, — это отбить себе ногу. И ещё, кажется, сломать большой палец, хотя болело не так сильно.

Итак, решил он, надо попасть внутрь, найти портокол, понять как им пользоваться и вовремя вернуться в Полый мир, чтобы найти, кто бы поднял тревогу и отправил на помощь кавалерию. Где-то в голове у Эллиса замелькали вопросы: какую кавалерию? Какую тревогу? И кто её поднимет? Ему нравилось в Полом мире отсутствие верховной власти, — да, впрочем, и любой другой. «У нас никто не указывает другим, что делать», — говорил ему Пакс, словно даже не представлял, как можно отдавать или выполнять приказы. Но теперь это обернулось проблемой. Правда, будущей проблемой. «Всё по порядку», — сказал себе Эллис. Заодно напомнил дышать помедленнее, чтобы не закружилась голова.

Он сбежал вниз по лестнице, вызвав недоумённый взгляд Яла, и заметил кочергу. Подобрал, ободряюще улыбнулся Ялу и побежал обратно. Эллис снова поблагодарил ИСВ за новые мощные лёгкие, хотя мышцы ног и отбитый палец им явно не радовались.

Эллис вставил кочергу в зазор между косяком и дверью и надавил, расщепив дерево. После второй попытки трещина выросла. На третий раз он угодил в щель возле железной пластины замка, налёг всем весом на кочергу и взмолился, чтобы Архимед не ошибался насчёт планет и рычагов. Задвижка вылетела, дверь распахнулась и Эллис вбежал в комнату.

Как и весь дом, спальня была выдержана в стиле Старого Запада: цветочные обои на стенах, пёстрый ковёр «в ромбик» на полу. Окна с белыми занавесями, словно три квадратных призрака, несли бдение над простой деревянной кроватью. По сторонам от неё стояли две тумбы, а завершали убранство комнаты сундук и комод с зеркалом, раковиной и кувшином. Эллис набросился с верной кочергой на деревянный сундук. Тот не просто открылся, а разлетелся надвое. Внутри лежал знакомый Эллису со школы потёртый ежегодник, пустая бутылка «Джек Дэниэлс», футболка Уоррена с номером сорок восемь и два непонятных устройства: одно похожее на батарейку для часов, другое — на микроволновку. Ни мешка с портоколами, ни пистолетов.

Эллис обыскал всю комнату, но ничего полезного не обнаружил. Хотя Библия на тумбочке была с виду новой. Эллис пролистал её, подумав, вдруг Уоррен вырезал в ней тайник. Но тайников он не отыскал, только подметил, что закладка лежала где-то на книге Левит.

Уоррен ожидал, что портоколы будут искать. И спрятал их.

Эллис заглянул под кровать. Осмотрел ящики комода.

Ничего.

Он огорчённо вернулся к сундуку и достал ту самую небольшую микроволновку. Вдруг портоколы внутри? Он потряс её.

— Это Даритель.

У Эллиса ёкнуло сердце. Он поднял взгляд и увидел на пороге одного из жителей фермы. Имя на рубашке скрывал чёрный шерстяной плащ, который дополняла широкополая шляпа. Эллис замер, пойманный с поличным.

— Любопытно, что такой ценитель прошлого, как Рен, припрятал у себя Даритель и Динамо. Весьма любопытно.

У Эллиса так колотилось сердце, что его, наверное, за километр было слышно. Что сделает Уоррен, когда об этом узнает? Наверное, запрёт его где-нибудь. Или посадит на цепь в курятнике. Эллис опустил Дарителя на пол и отыскал глазами кочергу.

Тип в плаще сделал шаг вперёд. Эллис уже собирался схватить кочергу с пола, как вдруг его незваный гость остановился, развернулся и тихо закрыл дверь, спрятав их обоих от чужих глаз и ушей.

Что-то показалось Эллису знакомым в его движениях и выражении лица. Эти заботливые глаза, нежный подбородок, приподнятые уголки губ…

— Пакс? — произнёс он в несбыточной надежде

Перед ним вспыхнула ослепительная улыбка.

— Ты меня узнал!

Эллис пошатнулся. Он не ожидал этого услышать. Как ни мечтал, как ни молился, но это было невозможно. Или?..

— Это правда?..

Пакс бросился вперёд и крепко его обнял.

— Я тебя так долго ждал. Думал, ты уже не вернёшься.

— Боже! — прошептал Эллис, учуяв запах корицы. — Это ты… Пакс, ты жив!

— Конечно, я…

Эллис сам обнял Пакса, сжав его изо всех сил. А затем, послав к чёрту все раздумья, поцеловал его — в губы, крепким и долгим поцелуем — и почувствовал, как по щеке скользнула слеза.

— Господи, Пакс, я решил, что… ты с собой покончил. И боялся, что я… Боже мой, ты ещё жив!

— Да, Эллис Роджерс, со мной всё хорошо. Тем более теперь, ведь…

— Что?

Пакс вновь озарил его улыбкой.

— Поверить не могу, что ты меня узнал!

— Слушай, Пакс, нам надо бежать. Прямо сейчас.

— На это раз вместе, да? — с надеждой улыбнулся Пакс.

— Однозначно!

Эллис не выпускал Пакса из объятий, и вдруг почувствовал, как тот весь напрягся. Посредник отстранился и пристально посмотрел Эллису в глаза. Радость на его лице сменилась гримасой страха.

— О нет… О-о… — Эллис ощутил, как Пакс задрожал. — Они забетонят Полый мир.

Эллис кивнул.

— Три ядерные бомбы. По-моему, первые две уже заложили. У нас меньше трёх часов. Они взорвутся в 14:54 по времени ядра.

— Что нам делать?

— Ещё не всё потеряно, — заверил его Эллис. — Если мы найдём бомбы, то с твоим портоколом отправим их наружу — пускай составят компанию твоему чипу.

— Но как мы их найдём? — Пакс уже достал портокол из кармана на груди.

— Они будут в Институте Геомантии.

— Но Институт, наверняка, большой. А бомбы, скорее всего, спрячут.

— Может, и спрячут, но не беда. Я знаю, как их отыскать. Нам только нужно кое-куда заскочить по пути.