Глава 11
Полезное время
Эллис несколько раз пытался связаться с Паксом, но безуспешно: тот как сквозь землю провалился. Эллис согласился отправиться в турне, но взамен потребовал, чтобы Пол сделал всё возможное и разыскал Пакса. Глава Совета каждый день отправлял тому домой сообщения, но куда пропал посредник, не знал даже Вин. По злой иронии судьбы, вырезав Паксу чип, Эллис сам стал творцом своего несчастья. Наконец снедаемый чувством вины, он приступил к своему «мировому турне».
Пол составил немилосердное расписание. Каждый день Эллис попадал в новый уголок Земли, а то и вовсе на другую планету. Оказалось, в Полом мире жило намного меньше людей, чем он полагал, — всего сто двадцать три миллиона. Большая часть человечества погибла в Великой буре, а домом для выживших стала полая Земля. Эти миллионы поселились на пятидесяти двух тектонических плитах, но благодаря порталам могли в мгновение ока преодолеть тысячи километров.
Марс совершенно не оправдал ожиданий Эллиса. Многие годы юности он мечтал, что первым в истории ступит на его поверхность, но лёгкость путешествия развеяла всё таинственное обаяние. В целом, красная планета ничем не отличалась от Полого мира, разве что глаза мозолила вездесущая эмблема Марса. Большинство строений находилось под землёй, а из наблюдательного купола открывалась невзрачная картина: та же пустынная Невада, только под розовым небом.
Зато Эллис увидел марсоходы. Они остались на поверхности как часть исторического парка «Одиссея» и привлекали на Марс добрую половину туристов. Другую притягивал Олимп — самый крупный вулкан Марса и самая высокая гора в Солнечной системе. Эллису наконец довелось взглянуть на роботов. Его уже давно мучал вопрос, где же они? «Бак Роджерс» и «Джетсоны» обещали летающие машины, реактивные ранцы и робо-домохозяек. Но Эллиса и тут ждало огорчение. Исследовав всю планету, роботы теперь служили только для развлечения. По команде с пульта управления они выходили наружу, передавали трёхмерную картинку с камер и подбирали камни на сувениры. Марс разделил участь Ниагарского водопада и стал дешёвой приманкой для туристов. Как в прошлом отдыхающие в Мексике вместо океана выбирали бассейны без песка, так и большинство гостей Марса гуляли по виртуальной голограмме вместо того, чтобы надеть костюм и испытать на себе реальность. Эллис, конечно же, экипировался и отправился с роботами на поверхность, но проведя всю жизнь в ожидании этой минуты, он остался разочарован.
Были открыты новые планеты, одна из них — Троица — даже за пределами галактики. Но их никто не колонизировал. Никто не основал Вторую Ост-Индскую компанию. Места всем хватало, и на освоение космоса людей мог толкнуть только поиск новых впечатлений.
Путешествия не отнимали у Эллиса времени, но выступления сильно утомляли. Нет, он чувствовал себя хорошо. На удивление хорошо для старика в пятьдесят восемь, который недавно умер и расстался со своими органами. Чуть недоставало сил, но виной скорее были тридцать лет сидячего образа жизни, нежели операция. Больше всего Эллиса выматывали толпы. Куда бы они с Полом ни пошли, их ждали сотни людей. Похоже, в глазах общества Эллис затмевал собой даже Олимп. В отличие от зрителей в Соборе, толпы в Полом мире пестрили одеждой и татуировками. А когда Эллис добрался до Бездны Челленджера — самой глубокой точки Земли, — ему на глаза начали попадаться и первые подражатели.
— Дизайнеры день и ночь пишут рецепты для одежды Эллиса Роджерса, — объяснил ему Пол, когда он с удивлением уставился на зеваку в такой же фланелевой рубашке и джинсах.
Вот у Главы Совета сил было не занимать. Он каждый вечер, после целого дня на публике, находил время отчитаться перед Уорреном. Очевидно, за неимением телевизора, фермеры нуждались в устном докладе о том, как Эллис влияет на мир
Сегодня они с Полом стояли под ярко освещённым куполом на дне Бездны Челленджера, а над ними угрожающе темнела безмерная толща воды. Рыба на такой глубине не водилась. Эллису больше понравилась Атлантида, или, как её называли, Большой аквариум — прозрачный город в тысячу этажей, вокруг которого раскинулся искусственный коралловый риф. В Бездне же ему было просто жутко. Эллиса преследовал страх, что под весом километров воды стекло в любой миг треснет.
— Чудесно! Все дружно помешались на Эллисе Роджерсе, — заявил Пол. — Речи расходятся по всему миру, маски стали хитом, а гипергола с записью интервью уже второй день на вершине популярности.
— Удивительно, что ещё пластические операции никто не делает, — пробормотал Эллис.
— Пластические операции? — переспросил Пол.
Эллис показал жестом на лицо.
— Ну, когда хирурги меняют внешность. У вас же все мечтают чем-то выделиться, странно, что пластические операции не в моде.
— Даже самовыражению есть пределы, — ответил Пол. — Люди хотят иметь индивидуальность, а не отличаться ото всех.
— Не понял. — Эллис заметил, как под куполом появился ещё один поклонник с школьным рюкзаком «JanSport» через плечо.
— Одежда и татуировки — всего лишь слой поверх личности. Они не меняют самого человека. Никто не хочет быть кем-то другим, как собаки не мечтают стать кошками, а лошади зебрами. Пусть мы и рисуем на себе полоски, но это меняет только внешность. Вы для нас — настоящее чудо. Даже не из-за того, что так непохожи, но потому что принимаете это как должное. Вам не страшно быть одиноким, единственным в своём роде. Многие из нас восхищаются такой смелостью. Мы тешим себя мыслью, что можем с такой же лёгкостью заявить о себе, стать неповторимой личностью, но решиться на такое — мужества хватит лишь у единиц.
Фанат с рюкзаком робко улыбнулся. Эллис ответил улыбкой, смутившись, что так пристально его разглядывал, и машинально перевёл взгляд к куполу: по ту сторону в лучах прожекторов клубились подводные гейзеры и плавали какие-то тёмные крупинки. И хотя Эллис стоял на дне самого настоящего океана, по сравнению с Полым миром он казался тусклой подделкой.
— Вы же понимаете, нам нравится принадлежать обществу. Мы социальные животные, — объяснял ему Пол. — Но никто больше не живёт группами, как в ваши дни. Едва стало возможно прожить одному, и такие традиционные ячейки, как семьи и племена, исчезли. Люди в Полом мире чувствуют себя частью общества только потому, что все вокруг — такие же, как они. В точности такие же. Люди живут, как хотят: спят они днём или ночью, ставят одни цели или другие, но каждый без исключения верит, что он — часть чего-то большего. Они не столько хотят отличаться от других, сколько жаждут, чтобы их замечали — узнавали. Мы на ферме не такие. — Пол поднял изувеченную руку: — Бесповоротные перемены — наше будущее. И оно наступит во многом благодаря вам.
— Что же это за будущее такое?
— Думаю, это предстоит решать нам.
С ростом популярности Эллиса росло и давление на ИСВ, а Пол требовал от него выступлений едва ли не на каждой остановке в турне. Эллис понемногу набирался опыта, но по большому счёту его речи друг от друга не отличались. Сначала он говорил, как изменился мир, благодарил ИСВ за спасение своей жизни, а после и весь Полый мир за тёплый приём. По наставлению Пола он добавлял, что ИСВ отказывает ему в женской цепи, и ему нужна помощь, чтобы убедить их, иначе он так и останется совсем один. В завершение он повторял цитату про одинокую единицу: на этом опять же настоял Пол. Когда Эллис признался, что позаимствовал фразу из песни, тот отыскал её в архивах Вегенера и включал каждый раз до и после речей. Песня стала символом Эллиса Роджерса, и он порой слышал, как её напевают прохожие — обычно одетые в джинсы и рубашки. А во время выступлений её сотнями одинаковых голосов исполняли все зрители.
Достопримечательностями Пол не ограничился. Глава Совета сводил его и на спортивный матч, и на художественную выставку, но больше всего Эллису понравились музеи и древние города. К его радости, они с Полом посетили египетские пирамиды: время подточило их грани, но ещё не стёрло с лица земли. Побывал Эллис и в африканском «Музее предубеждения и сегрегации», в руинах Нью-Йорка и в Запретном городе в Китае. Но интереснее всего оказались два прославленных музея войны и религии, расположенные в Иерусалиме.
Пол добыл Эллису пропуск в хранилище Музея войны. В нём пылились многочисленные виды оружия, которые не получили места в выставочном зале и до сих пор считались опасными. Чего здесь только не было: и греческие мечи из бронзовой эры, и пушки с Британских кораблей, и американские водородные бомбы. Что особенно поразило Эллиса, оба музея объединяла одна тема — «трагические ошибки человечества». Хотя он сам верил в Бога, но признавал, что во имя веры люди за свою долгую историю пролили немало крови. На одном экспонате приводилось такое описание четырёх всадников Апокалипсиса: «Жадность, Гордость, Страх и Религия — главные причины войны».
Эллис ехал по движущейся дорожке через тоннель, а по обе стороны разыгрывались сцены из истории. Сложно было поверить, что это компьютерные модели — такими живыми казались люди. Диктор рассказывал: «Человечество совершало печальные ошибки, но они были неизбежны на дороге просвещения, которая вывела нас из варварских времён».
За спиной Эллиса кто-то объяснял, что в прошлом «дорога» была не только метафорой, но и настоящим сооружением.
В Иерусалиме людей было значительно меньше: музеи уступали в популярности голограммам Марса и прозрачной Атлантиде, но Эллис заворожённо шагал по истории религии от курганов, где вместе с умершими хоронили их личные вещи — первые свидетельства о вере в загробную жизнь, — до последней активной церкви в мексиканском городке Эль-Грульо, которую в конечном итоге разрушила Великая буря. Эллис входил в голы и оказывался в церквях, храмах и мечетях, где слушал проповеди о растущем безразличии к Богу, или посреди виртуальных сражений настолько реалистичных, что он тут же выскакивал наружу, боясь, что его стошнит. Войну устранили ИСВ и три Чуда, но религия исчезла ещё раньше, и никто не мог точно ответить почему. Не было ни запретов, ни открытий, опровергающих существование Бога, ни антикрестовых походов. Похоже, о религии просто забыли.
Вечером Эллис с Полом возвращались в Вегенер, в такую же спартанскую комнатку, как дома у Гео-24. Но Эллиса это не заботило: ему просто хотелось побыть одному. Из-за плотного графика они с Полом проводили вместе больше времени, чем молодожёны в медовый месяц. Эллису начинал надоедать и Глава Совета, и его турне. Он уже оправился после операции, но до сих пор говорил Полу, что уставал, лишь бы немного от него отдохнуть.
Эллис вывернул рюкзак на кровать и принялся перебирать вещи, как мальчишка добычу после Хэллоуина. Фонарик, компас, фильтр для воды, аптечка, спички и до сих пор нераспакованный дождевик. Вот и всё, что у него осталось. Заметив пачку «M&M'S» с арахисом, он разорвал её и бросил в рот красную конфетку. Сладкий вкус двадцать первого века. Никогда ещё Эллис так им не наслаждался.
За несколько дней он увидел настоящие чудеса. Побывал на дне океана и за пределами Солнечной системы — «Семёрке Меркурий» такие подвиги и не снились. Эллис получил то, что хотел: вернул здоровье, начал жизнь с нового листа. Но, разглядывая груду барахла на кровати, он думал только о том, что потерял. Как же ему хотелось съесть хороший чизбургер и сходить в нормальный туалет, услышать, как шумят машины или загружается компьютер. Не хватало даже того, что он ненавидел: вездесущей рекламы, бесконечных пробок, дурацкой мелодии телефона и даже грязных споров между республиканцами и демократами. Какие фильмы он пропустил? Какие достижения? Трагедии?
Эллис закинул в рот ещё одну конфетку, закрыл глаза и увидел, как помогает Айзли с математикой, выбирает вместе с Пегги телевизор, сгребает сухие листья воскресным днём. Воспоминания — совершенные под непроницаемым куполом, застывшие в неизменной красоте.
Под плащом что-то блеснуло — кольца Пегги. Эллис опустил руку в карман. Он до сих пор носил с собой кошелёк и телефон, хотя сам не знал зачем. Просто не мог отказаться от прошлого. Эллис откинул кармашек с правами и нашёл фотографии Пегги и Айзли. Нечёткие и мятые. Надо было взять другие. Почему он об этом не подумал?
Эллис скучал по Пегги.
Он включил телефон. Загорелся экран, и Эллис проверил сообщения. Одно, голосовое от Пегги. Он нажал кнопку.
«Эл! О, господи, Эл, возьми трубку! Пожалуйста, прошу тебя! — Голос всё так же дрожал от страха. — Мне нужно с тобой поговорить. Нужно знать, что ты решил… Я виновата, ладно? Признаю, но это было давным-давно. Сама не знаю, зачем я вообще хранила эти письма. Дура я, вот и всё. Клянусь, я о них напрочь забыла.
Надо было тебе рассказать, знаю. О боже, возьми же ты трубку. Слушай, ты ещё у Брэди? Я сейчас приеду. Буду через двадцать минут. Тогда и поговорим, хорошо? Пожалуйста, не злись. Уоррен ни в чём не виноват. Да… и к чему теперь виноватых искать? Просто так вышло. Знаю, знаю, надо было всё тебе рассказать, но… ах… если ты слушаешь, подожди меня, не уходи никуда. Не делай никаких глупостей, хорошо?»
Плача, Эллис нажал на кнопку вызова.
Прислушался.
Ни звука.
* * *
Её звали Сол.
Строго говоря, она не была женщиной, но Эллис решил закрыть глаза на мелочи. Сол обладала женским голосом и манерой поведения, хотя родилась уже после того, как человечество лишилось пола. Она принадлежала к первому поколению стандартной ДНК и носила имя без числа, потому что была старше всех людей в мире. Пока это звание у неё не отобрал Эллис.
Пол, очевидно, счёл их встречу отличным рекламным ходом и, скорее всего, не ошибся, но сам посмотреть на это знаменательное событие Глава Совета не задержался. Его в этот день ждали другие дела, поэтому он представил двух долгожителей друг другу и оставил их наедине. Хотя об этом визите трубили по всему Полому миру, Эллис впервые не увидел толпы зевак. Либо тут постарался Пол, либо Сол внушала такое уважение, что незваные гости и близко не подходили к её жилью.
Она приняла его в своём доме, полном необычных сувениров, собранных за всю её долгую жизнь. Эллис уже и не чаял побывать в нормальном человеческом доме. У Сол были бумажные книги и старый планшетный компьютер; шляпы, очки и ручки; шкаф, комод, часы и стойка-вешалка с одеждой на крючках. А на стене над искусственным камином висело её самое ценное сокровище — фотография настоящей женщины. Со снимка в серебристой рамке на них взирало лицо с азиатскими глазами и тёмными короткими локонами.
— Это Сеть Азо, — сказала Сол. — Наша спасительница. Люди в то время всегда ждали помощи от Бога. Моя мать глубоко в него верила и советовала не полагаться на Азо. Мол, она обычный человек и ничего не добьётся, а только меня разочарует. В те дни у многих был такой настрой. Никто не верил в людей — только в старые книги да истории.
С кухни послышался свист, и Сол подняла палец.
— Чай! — объявила она и выскочила из комнаты.
Эллис посмотрел вслед её платью в цветочек. Сол вела себя как типичная бабушка, хотя выглядела лет на двадцать пять. Она даже была красива. Похожа чертами лица на других, но не полностью. В первую очередь Сол отличали волосы: тёмные и короткие.
— С чем пьёте чай? — крикнула она.
— Я больше кофе люблю.
— Значит, с молоком и мёдом.
Она вернулась, держа в руках старинный серебряный поднос. На нём стояли, испуская пар, изящные фарфоровые чашечки.
— Согласитесь, настоящий чай всё же лучше? В смысле, заварной, а не Дареный. Хотя не стоит, наверное, при ней такое говорить. — Сол указала жестом на портрет над камином. — Но думаю, даже Азо оценила бы, чего стоит залить листья кипятком. Она верила в тяжёлый труд.
Сол сделала глоток и бесцеремонно причмокнула.
— Ах… Вот это я понимаю.
Она подождала, пока и Эллис не попробовал. Карамельного цвета чай оказался на вкус почти как мокко латте.
— Недурно, а?
Эллис улыбнулся. Сол снова посмотрела на фотографию.
— Всё вышло по-другому. Азо меня ни в чём не подвела. Мама оказалась неправа. Она постоянно искала в других недостатки. Как, впрочем, и все тогда. Героев в те дни почему-то на дух не выносили. Говорили, что они нужны, но на любого смельчака слетались как коршуны. И с такой же злобой смотрели в будущее. Потому, наверное, все и жили в разочаровании. Если ждёшь, что завтра всё будет бетонно, даже добрый день сочтёшь поганым — всё же лучше, чем признать, что ошибся. Я смотрела на жизнь иначе. Я знала, что Азо — настоящая героиня. Она была безупречна. Авраам Линкольн освободил американских рабов, а сеть Азо — всех на свете.
— У вас была мать? — спросил Эллис. Рядом с ним на полу спал светлый кокер-спаниель, распластав длинные уши, как слонёнок Дамбо. За всё время, что Эллис провёл у Сол, её питомец не сдвинулся с места. Только открыл глаза на седой морде и глянул, кто к ним пожаловал. Возможно, у Сол жил и старейший пёс на свете?
— Ага. Когда я родилась, у нас ещё были суррогатные родители. ИСВ выдал цепь ДНК, и я росла у Арвисы Чен, в зажиточном секторе Предаты. Она мечтала о дочери, но ей досталась я.
— Вы жили без отца?
Сол кивнула.
— Браки к тому времени стали редкостью. Все переселялись под землю, начиналась новая эпоха. — Она отпила чай и поставила чашку на фарфоровое блюдце, которое легонько звякнуло. — В те дни многое менялось. А те, кто хорошо живут, не любят перемен. Вот и моя мама их терпеть не могла. Ей претило расставаться с небом над головой. «Раньше времени в сырой земле сгину», — говорила она. Честно сказать, не знаю даже, почему она решила меня взять. Она была скорее консервативной женщиной. Может, надеялась повлиять через меня на будущее? Ей оно представлялось хуже прошлого. Большинство тогда ждало какой-то катастрофы. Их можно понять: времена были безрадостные. Только прошла Великая буря, унесла миллионы жизней. Мама называла её Апокалипсисом. Слыхали о таком?
Эллис кивнул.
— В мои дни все судачили о том же.
Сол улыбнулась.
— Вы мне нравитесь, мистер Роджерс. А мой чай вам понравился?
— Да.
— Смотрю, у вас хороший вкус. — Она подмигнула. — Расскажите, каково это: путешествовать во времени?
— До сих пор голова кругом идёт.
— Могу себе представить. — Сол закивала.
— Толком само путешествие не запомнил. Потом тошнило. В общем, не рекомендую.
Сол улыбнулась. Годы не оставили на её лице ни морщинки, но Эллис решил, что возраст выдавали глаза. Скорее всего, ИСВ их уже заменил, как и ему, но видимо, есть истина в старом изречении «глаза — зеркало души».
— Как будущее? Оправдало ваши ожидания?
Эллис рассмеялся, и Сол к нему присоединилась.
— С лихвой, — ответил он. — Такого я себе и не представлял.
На всех окнах висел тюль. Возможно, он и придавал дому уют. Эллис помнил, что его мама тоже любила шторки. Он обратил внимание, что занавески качались и раздувались, словно с улицы задувал лёгкий ветерок, а в просвете между ними заметил на подоконнике ящик с фиалками, азалиями и хризантемами — простыми цветами из прошлого.
— Охотно верю. Слышала про вашу кампанию. Похоже, скоро добьётесь своего, получите женщину.
— Правда?
— Такие слухи. Я бы не советовала, но вы, наверное, знаете о женщинах поболе моего. У вас была жена?
— Да. Почти тридцать пять лет прожили вместе.
— Недолго. Что-то случилось?
Эллис было удивился, но вспомнил, с кем разговаривал.
— Сколько вам лет?
— Вот знаете, говорят, женщина на такой вопрос отвечает пощёчиной. — Сол умолкла и наградила его лёгкой кокетливой улыбкой. Эллис уже думал, что так и не услышит ответа, как вдруг она задала встречный вопрос: — А когда вы родились?
— Пятого мая 1956-го.
— Скажем так… — Она постучала пальцем по нижней губе. — Вы на четыреста четыре года меня старше.
Эллис принялся считать. Получалось, Сол 1718 лет. Почти две тысячи! Только, в отличие от Эллиса, она не пропустила ни года. Да библейский Мафусаил был чуть ли не вдвое младше.
— Чем я вас так поразила? Вы же к нам прилетели из прошлого на пластиковых ящиках, а теперь удивляетесь, что я помню время, когда люди занимались сексом? Как у вас с этим, кстати? Тяжело, наверное, без него? — Сол махнула рукой в сторону книг. — Я ведь читаю. Сейчас редко кто заглядывает в книги. Мне нравятся старые бумажные — сами видите. Их сложно отыскать. Многие из моих вещей считались антикварными ещё до моего рождения. Я нахожу рецепты книг для Дарителя и сама потом их сшиваю. Взяла за образец те редкие фолианты, что пережили Великую бурю. В ней многое сгинуло. Все сейчас полагаются на голы да граммы. Хоть за это я могу поблагодарить маму — она научила меня читать. О сексе почти во всех книгах пишут. Мужчины в нём особенно нуждались — порой даже зависели. Секс часто называли естественной потребностью. Но я что-то в этом сомневаюсь. Разве это потребность, если от неё можно отказаться? То ли дело еда — хочешь не хочешь, а без неё не прожить.
Сол обвела взглядом книги, и Эллис тоже внимательно осмотрелся. У неё была впечатляющая коллекция. Много исторических томов — их она, верно, пролистывала, как фотоальбомы. Один назывался «Эпоха штормов», другой «Пустая гола». Большинство трудов и их авторов Эллис не знал — видимо, их написали за прошедшие две тысячи лет, — но среди прочих заметил Диккенса, По, Данте и Сервантеса, Джейн Остин, Хемингуэя и Кафку. Он улыбнулся, когда увидел Оруэлла, Жюль Верна и «Чужака в чужой стране» Хайнлайна. Ему на глаза попались Кинг, Паттерсон, Стил, Робертс и, к его радости, новая книга Майкла Коннелли, выход которой он уже не застал. А кроме того, Эллис насчитал двенадцать книг за авторством Сол: художественные романы, мемуары и труды по истории.
— Если верить книгам, мужчины физически нуждались в женщинах. Это правда? Вы умираете?
Эллис улыбнулся.
— Я же говорил, что тридцать пять лет был женат. Уже привык.
Он не думал, что Сол поймёт шутку, но она так расхохоталась, что чуть не разлила чай.
— Ох, мистер Роджерс, вы мне определённо по душе.
— Вы мне тоже нравитесь, Сол. Сол… — задумчиво повторил он.
— «Солнце» на латыни, — подсказала она.
— И марсианские сутки, — добавил Эллис.
— И сокращённо «солидарность».
— Или «соляра».
Сол рассмеялась:
— Какое старое словцо. Приятно в кои-то веки поговорить со сверстником.
— Так в Полом мире люди сами выбирают себе имена?
— Да. Все проходят тест Гонта — Уинслоу на оценку способностей. Уосин Гонт и Альберт Уинслоу разработали его, чтобы предсказать, какие занятия принесут человеку больше счастья. Многие считают, что от теста никакой пользы, но все его проходят — хотя бы из любопытства. Тогда большинство и выбирает профессию и соответствующее имя. В прошлом тест выдавал распечатку с результатом из трёх английских букв. Их и брали в качестве имён. Такая вот традиция. Может, смешно, но все традиции немного нелепы: давали же когда-то фамилии Смит, Тейлор и Поттер — Кузнец, Портной и Гончар. К тому же удобно: можно пропустить при знакомстве вопрос «А чем вы занимаетесь?»
— Я так и думал. Пол, ясно, — политик, Гео — тоже очевидно. Но некоторые имена, вроде Ча, для меня до сих пор загадка.
— Врач, верно?
— Да.
— Они обычно берут имена Гип, Пар, Док или Ват, но некоторые выбирают Ча — сокращённо от Чараки — известного индийского врача, отца медицины. Он родился в третьем веке до нашей эры.
— А Сол?
Она улыбнулась.
— Попробуйте сами догадаться. Дам одну подсказку… моё имя больше не в ходу. Я единственная Сол на свете.
Эллис ответил улыбкой.
— Ладно, как скажете. — Он отпил чаю, и вдруг вспомнил другой вопрос. Тот самый, что крутился у него в голове прошлой ночью, когда он уснул среди своих пожитков и конфет «M&M’S». — Так в чём смысл?
— Смысл? — Она наделила его не столько озадаченным, сколько заинтригованным взглядом. Сол выглядела как молоденькая студентка, но Эллис подозревал, что разница в возрасте всё равно отделяла её от других. Может, Сол сторонились из-за её образа мыслей, интереса к книгам и старым вещам? Думали, она мила собой, но совсем отстала от жизни? Возможно, Сол так же ценила компанию, как любая одинокая старушка.
Эллис кивнул:
— В чём смысл жизни? Никогда особо не задумывался, пока не отправился в будущее. Я ведь не только хотел найти лекарство от смертельной болезни, но и сбежать от своей жизни. Ничего толкового из этого не вышло. Но теперь я оглядываюсь назад и думаю… Знаете, что такое параллакс? Это термин из астрономии. Если смотреть на что-то из одной позиции, многого не узнаешь. Нет объёма, точки опоры. Но если отойти в сторону и посмотреть под другим углом, можно определить и расстояние, и всё что нужно. Путешествие во времени чем-то на это похоже: я видел, как всё было, шагнул вперёд и вижу, каков мир сейчас, и… не знаю. Я думал, лучше пойму, зачем она, жизнь. Увы, нет. Но вы прожили все эти годы, у вас было время, чтобы всё обдумать.
Она подняла на него сочувственный мягкий взгляд.
— Наверное, на этот вопрос каждый должен сам найти ответ.
— Как чувствовал, что так и скажете. Все так говорят.
— Но…
— А, так есть ещё и «но»?
Она кивнула и посмотрела в чашку, подбирая слова.
— Могу сказать, что я нашла для себя. Если пожить с моё, понимаешь, что древние буддисты были в чём-то правы. Всё приходит и уходит. Ничто не вечно. Даже Бог. Моя мама говорила, что у него нет ни начала ни конца, но мода на Иисуса с его отцом прошла, как и на всех остальных. По крайней мере, так я на это смотрела, когда мне стукнула тысяча — все мы в юности бунтуем, верно? — Она подмигнула. — Бог — это суеверие из прошлого, когда мы считали огонь магией. Но прошли столетия, а люди до сих пор чего-то ищут. Загляните им в глаза, прислушайтесь к ним. Нет, они не признают, что стремятся к Богу, но, по-моему, именно его им не хватает. Это естественная потребность, как голод, жажда… или секс.
Сол изогнула губы в улыбке.
— ИСВ изменил ДНК, избавился от секса, но нас до сих пор влечёт друг к другу. Мы переросли фантазии о магии и демонах, но в нас осталась какая-то пустота. Беда в том, что мы не можем даже назвать, чего хотим, потому что слово «бог» потеряло смысл. У него не то значение — некая всесильная личность, которая всех знает и вершит правосудие? Не думаю, что это Бог. Всё равно, что величать гром и молнию Тором. Но мы же чувствуем, как он… она или оно влияет на наши жизни. И нас тянет к нему, мы знаем, что найдём у него каким-то чудом ответы на все вопросы.
— Так что же такое Бог?
— Я не знаю.
— Серьёзно? Оставите меня ни с чем после такой речи? Да ну. Не поверю, что вы столько прожили, но ни к чему не пришли.
Она снова сверкнула улыбкой.
— Одна теория у меня есть.
— Расскажете?
Сол поёрзала в кресле, выпрямилась, разгладила складки на юбке.
— Это не очень популярная ныне идея.
— Почему-то мне кажется, что вас чужое мнение не беспокоит.
Она снова улыбнулась.
— Мистер Роджерс, я уже говорила, что вы мне нравитесь? — Она допила чай. — Вы правы, оно меня не волнует. У моего возраста есть свои преимущества. С одной стороны, одиноко и скучно, с другой — плевать мне по ветру на то, что думают другие.
— Тогда ответьте. Что такое Бог?
— Будущее.
Эллис озадаченно нахмурился.
— Люди о многом мечтали. И вместе многого добились. Слабые, как мыши, мы покорили Землю и ступили на другие планеты. Найти еду и кров оказалось не сложно. Затем мы претворили в жизнь мечту о мире и победили смерть. Но сердце всё равно чего-то просит. Мы до сих пор не утолили одно из самых примитивных желаний — жажду найти Бога, нужду в духовной жизни. Мы ни на шаг к тому не подошли. Но что, если раньше мы и не могли? Что, если мы гусеницы, которым снятся вещие сны о полёте? Что, если мы видели своё будущее и отчаянно к нему тянулись — оттого и ощущали этот вечный голод, непостижимое желание чего-то большего? Моя мама всегда говорила, что каждый хранит в себе частицу Господа. Это она нас направляет и учит правильно с другими обращаться. Я думаю, это правда. Мы, как шкатулки, храним в себе ценные сокровища и в то же время держим их в плену, отдельно друг от друга. — Сол подалась вперёд, сжимая чашку в руках. — Что, если Бог — это просто единое человечество?
— Вы говорите о проекте «Роя».
Она не ответила. Только улыбнулась и провела пальцем по краю пустой чашки.
— Моя мама считала, что рай не найти на небесах. Рай — это единение с Богом, и кто его достигнет, познает всё на свете и никогда больше не испытает страх, злобу и обиду. Только вечную любовь. У каждого в душе живёт мечта быть частью чего-то большего, мистер Роджерс. По-моему, это и есть Бог.
* * *
— Хорошие новости, — объявил Глава Совета после того, как похитил Эллиса от Сол.
Он появился прямо посреди гостиной. Сол чуть не уронила чашку и не на шутку рассердилась: по-видимому, открывать без спросу портал в чужом доме, как минимум, невежливо. Но Пол даже не поздоровался, а только поманил Эллиса к себе, объяснив, что им пора.
Обычно Эллис радовался, когда Пол говорил, что они уходят. Хотя в музеях и галереях была пониженная гравитация, Эллис сильно уставал под конец экскурсии. Отчасти физически — часами стоять на месте казалось тяжелее, чем киркой махать, — но больше оттого, что он всегда находился на виду. Обязанность как-то развлекать вездесущие толпы до смерти его утомляла. Но в этот раз Эллис не хотел уходить. Ему понравился вкусный чай, уютный дом и его хозяйка. Каждый её ответ рождал лавину вопросов. Более того, Эллис чувствовал себя с ней комфортно. Как с Паксом.
— Мы с Дексом только что были в ИСВ, — выпалил Пол, когда они вернулись в комнатку в Вегенере. — Декс получил цепь ДНК и оборудование. У нас есть всё что нужно. Разве не здорово?
Пол широко улыбался, и Эллис хотел к нему присоединиться, разделить его радость, но думал совсем о другом. Мыслями он ещё гостил у Сол и размышлял о Боге. Пустой рюкзак лежал на полу, как сдутый мяч: Эллис так и не собрал в него вещи. Пол в подробностях расписывал, как ловко он всё провернул, а тем временем взгляд Эллиса упал на банку консервированного рагу. Она стояла вверх дном на прикроватном столике с подсветкой. Наверное, Эллис оставил её там прошлой ночью. Он купил четыре банки, но, когда уходил от машины времени, положил в рюкзак только две. Эллис думал, что вернётся через несколько часов, но банка пролежала в рюкзаке почти пять недель. У неё была такая же этикетка, как у её сестры, а у рагу, наверное, такой же вкус.
— Я хочу навестить Пакса, — сказал Эллис.
Пол нахмурился: как его могли перебить посреди такой чудесной победной речи?
— Мы не знаем, где они.
— Я пойду к нему домой. Если Пакса там нет, я поговорю с Альвой или Вином.
— Хорошо, но сначала у нас ещё один визит.
— Как ещё один? — Эллис начал сердиться. — Я неделю слепо за вами ходил, потому что Уоррену нужна была цепь ДНК. Всё, она у вас. По-моему, я заслужил отдых.
— И уже завтра его получите, — заверил его Пол. — Но нас пригласили в Зону субдукции 540 в качестве почётных гостей Института Геомантии.
— Но у нас уже есть цепь. Чего ради?..
— Я немало сил потратил, чтобы выхлопотать это приглашение. Институт прославился своей скрытностью. На нижние уровни пускают только послушников, а координаты держат в тайне. Проще открыть новую планету, чем попасть в нижние зоны, где работают геоманты. Отказ будет ужасным оскорблением и страшным позором для меня, как Главы Совета.
Эллис не спускал тоскливого взгляда с банки рагу.
— Не волнуйтесь, мы быстро обернёмся. И, думаю, геоманты сами не захотят, чтобы мы вертелись у них под ногами. Заглянем, посмотрим, что к чему, и обратно. А после я вам помогу. Поищем Пакса вместе. Хорошо?
— Сразу после этого?
— Разумеется.
Эллис нахмурился, но кивнул.
— Чудесно! — Пол достал портокол. — Будет интересно, я уверен. Никогда ещё не бывал на такой глубине: как я уже сказал, туда пускают только верующих Астено. И я слышал, Субзона 540 — самое сердце Института. Ещё мне говорили, там довольно тепло. Готовы?
* * *
Институт Геомантии разительно отличался от всего Полого мира. За одну неделю Эллис повидал Олимп, прошёлся по Марсу, опустился на дно океана, побывал в древнейших руинах человечества и посетил планету в другой галактике. Но всё это меркло перед Зоной субдукции 540. Если бы кто-нибудь попросил Эллиса её описать, он бы сравнил Зону с Нидавеллиром из оперы Вагнера — кузницей богов, прекрасной в адском великолепии плескавшейся магмы, по которой тянулись паутины раскалённых внутренностей. Эти жилы зарождающегося камня перетекали в плавные формы, опоры и трубы заводов на берегу вулканической реки Стикс. Лавопады стекали в огненные моря, а на их поверхности лопались пузыри газа. От него у Эллиса спёрло новые лёгкие и скрутило желудок. Волосы на руках зашевелились от страшного жара, словно он ступил в раскалённую печь. Грудь содрогалась от оглушительного мерного грохота — не иначе ударов какого-то титанического молота по наковальне планеты.
Вдруг чьи-то сильные руки рывком затащили Эллиса в освещённый тоннель.
Грохот стих, но, что важнее, Эллис снова смог вдохнуть, правда, глаза до сих пор так слезились, что он видел перед собой лишь размытые огни.
— Добро пожаловать в Институт Геомантии! — поздоровался кто-то, перекрикивая шум. — Меня зовут Гео-12, я ваш проводник. Уж извините, если что не по душе. Мне такое в новинку. Туристы к нам не ходят.
Эллис почувствовал в своей ладони чужую, в перчатке, и впервые в Полом мире кто-то крепко сжал ему руку.
— Вы, значит, Эллис Роджерс. Рад знакомству, большая честь.
— Почему вы дали мне такие координаты? Там нет никакого укрытия, — проворчал Пол.
— В первый раз все заходят через портал на площадке. Послушники пользуются им первый год службы и должны сами находить тоннели. Это воспитывает уважение, а вдобавок напоминает, как опасно работать в субзонах. Вы у себя в Лито говорите о «ядре» и «астено», точно это сказочные драконы или царство Аида, а для нас они — привычные шумные соседи.
Эллис в четвёртый раз вытер глаза и наконец-то смог что-то разглядеть, но всё равно щурился так, будто резал лук. Мир расплывался ярко-жёлтым подвижным пятном.
— Идите за мной, — сказал Гео-12.
— Я толком ничего не вижу, — ответил Эллис.
— Да и не надо. Просто шагайте вперёд. Если подойдёте к озеру жидкого перидотита, я крикну, не упадёте. Мы уже почти никого так не теряем.
— Почти?
Он услышал смешок.
Эллис шёл вперёд по гладкому, словно стекло, полу. Чем дальше они проходили, тем тише становился грохот и чище воздух.
— Здесь самое страшное — это газ. Вы уже на себе опробовали. Мы соорудили из порталов кротовые норы, по ним здесь и ходим. А по-другому никак. Больше от жара ничто не спасёт. Когда заходишь в тоннель, по сути, исчезаешь отсюда. Попадаешь куда-то в другую реальность и только смотришь, как снаружи кипит и бьётся само сердце мира.
Эллис открыл глаза и замер.
Они стояли втроём посреди огненного озера на висящей в воздухе полосе света. Со всех сторон их окружала лава.
— Лучше, чем кофе, а? — широко улыбнулся Гео-12. — Веками здесь работаю, а прогулка над Морем Геенны каждое утро бодрит. Не бойтесь, тоннели ещё ни разу не подводили. На этом уровне за всё отвечает наша Динамо-махина, а уж этой дамочке ничто не помешает.
— Дамочке? — удивился Эллис.
— Нашей старушке. — Гео-12 обвёл рукой вокруг. — Матушке-Земле. Настоящий колосс, природная Динамо. Выдаёт сорок четыре тераватта энергии. Эти тоннели — считайте, просто стопки растянутых порталов, — никогда не закрываются. Уже больше тысячи лет без перебоев работают. — Гео-12 повернулся лицом к ним, и Эллис наконец смог как следует разглядеть геоманта.
Он отличался от остальных. Слегка, но заметно. Как Сол выглядела более женственной, так и Гео-12 больше походил на мужчину. Возможно, потому что двенадцатый Гео раньше появился на свет или, может, для геомантов собирали отдельную цепь ДНК, специально для этой работы. Проводника укрывал длинный серый плащ из толстого материала — то ли кожи, то ли резины, — а на лбу покоились защитные очки.
— Перед вами главный механизм Полого мира. От него зависят жизни всех людей наверху. Старушка Гея — живое существо, не какой-нибудь ручной лев, если понимаете, о чём я. И ей до нас никакого дела. Знай себе кипит, бурлит и вертится. Она дама капризная: то тише воды, то сердится почём зря — как все, в общем. А мы, как крохотные феи, шепчем ей на ухо и пытаемся успокоить, когда она снова не в духе.
— И как вы это делаете? — поинтересовался Пол.
— Земля — большая скороварка, ей иногда надо выпускать пар. Мы определяем, где соберётся давление, а потом спускаем его, пока крышку не сорвало. Или можно сказать так: мы помогаем старушке пукнуть, пока у неё не завернулись кишки — такое запросто сравняет Полый мир с землёй или изувечит так, что никто и не узнает.
— Такое может случиться? — поразился Эллис.
— Может. Но пока обходилось. С последнего бедствия уже больше тысячи лет минуло. По-моему, мы неплохо справляемся. В ваши дни куда хуже было, да? — Гео-12 посмотрел на Эллиса. — Во времена погоды? Мы все изучаем древнюю метеорологию — много сходства. Вам каждый год приносил ураганы и торнадо, грозы, метели и пожары. У нас тут почти то же самое. Конечно, здесь легче всё сдержать и остановить, но случись что — будет настоящая катастрофа. Поэтому мы не любим делать ошибки.
Они дошли по светящемуся тоннелю до просторного помещения, откуда, словно спицы кривого колеса, расходились в стороны, вверх и вниз другие тоннели. Сотня геомантов, также одетых как сумасшедшие учёные, наблюдали за разноцветными изображениями на экранах, занимавших стены и даже потолок зала.
— Это мозг, центр нашей системы, — объявил Гео-12, ведя их на верхний уровень, чтобы они могли осмотреться. — Отсюда мы следим за ядром, астеносферой и литосферой, конвекцией и кондукцией. Мы почти всё делаем отсюда, но часто приходится идти и вручную устранять аварии. Вот это бывает опасно. Накопится газ, тоннель даст слабину — и можно вмиг сгореть.
— Но зачем им… зачем вам это делать? — потрясённо спросил Пол.
Очевидно, он не понимал, чего ради кто-то станет жить в таком аду? Эллис полагал, что похожие условия царили на угольных шахтах и сталелитейных заводах в начале двадцатого века, только у тех рабочих не было выбора. Им требовались деньги, чтобы прокормить семью.
— Затем, что нужно, — коротко ответил Гео-12, напомнив Эллису Гэрри Купера. — Других нужных работ и не осталось.
Вот так просто. Почему Супермен не играл целыми днями в «Xbox» на Карибах? Почему пожарные бежали в горящие здания, когда все из них выбегали? Почему люди рисковали жизнями и добровольно шли на боевую службу, почему один из героев «Остаться в живых» всё время жал на свою дурацкую кнопку? В мире, полном пустых дел, только это и было важно.
Пол обернулся и посмотрел сквозь прозрачную стену на бурлящие потоки, струи и фонтаны магмы.
— Так вы прекращаете землетрясения?
— И сами их вызываем, — ответил Гео-12. — Землетрясения, извержения… На планете пятьсот сорок вулканов, и мы отводим через них лишнее давление. Часто и понемногу, чтобы всё не рвануло разом.
— А что произойдёт, если Институт перестанет работать?
Геомант распахнул глаза, а потом скривил рот.
— Временный сбой много бед не вызовет…
— А длительный? — спросил Пол.
Гео-12 угрюмо покачал головой, представив, что случится.
— Тогда плиты треснут. Мы уже долго всем заведуем, и, если резко бросить всю работу, катастрофы не избежать. По сравнению с ней Великая буря покажется летним бризом. Полый мир погибнет.
— А что будет на поверхности?
Гео-12 пожал плечами.
— Тоже потрясёт. Не обойдётся без извержений, пока давление не спадёт, но ничего особо страшного. Наверху, в принципе, и рушиться нечему. К тому же там небо, а в Полом мире свод, который обвалится. В некоторых районах мы перекрывали или отводили русла лавы — они снова откроются. Мир навсегда изменится. К счастью, такого не случится. Сейчас почти всё работает на автоматике. У нас есть свой, так скажем, Глас, который нас страхует и проверяет всё, что мы делаем. Если вдруг завтра все исчезнут, Институт будет и дальше вести наблюдения и решать основные задачи. Может, тряхнёт или вулкан прорвёт не по расписанию, но ничего серьёзного. Вас ждёт беда, только если весь Институт вдруг испарится вместе со всеми работниками.
После этого Эллис выступил со своей привычной речью. К тому времени он разучил её до скучной скороговорки. Геоманты, однако, не подали виду и принялись спрашивать его о погоде и синоптиках прошлого. Оказалось, кто-то даже слышал о ведущем прогнозов погоды, Уилларде Скотте, которого считали не иначе как героем. Эллис разочаровал их тем, что не застал Великой бури лично. Сам он ничуть не жалел, что пропустил те годы, особенно после вопроса «А правда, что каннибализм начался ещё до того, как исчезло солнце?»
* * *
— Эллис Роджерс! С возвращением! — воскликнула Альва, словно влюблённая школьница.
Эллис стоял в знакомой столовой, но всё вокруг казалось другим. Готический облик комнаты стал темнее и тяжелее, а из невидимых динамиков, через которые говорила Альва, сочилась тягостная классическая композиция. Очутись он здесь впервые, то решил бы, что Пол закинул его в замок Дракулы. В одном он мог не сомневаться — Вин был дома.
Эллис обернулся и увидел Пола в своём кабинете. Глава Совета помахал ему на прощание и закрыл портал. Когда они вернулись из Института Геомантии, Пол отчего-то разволновался и напрочь забыл про обещание поискать с ним Пакса. Эллис рассердился, что тот не сдержал слова, но, с другой стороны, был даже рад остаться один. Слишком много времени они провели вместе. Как бы Пол ни притворялся — хотя, может, искренне в то верил? — но они вовсе не стали «чудесными» друзьями.
Эллис позвал:
— Есть кто дома?
— Я же только что сказала Полу, что Вин дома, — отозвалась Альва.
— Ну да, но…
— Но ты не об этом спрашиваешь. — В её словах мелькнула нотка грусти, и Эллис понял, что Альва с лёгкостью прошла бы тест Тьюринга — убедила бы любого, что она не машина, а разумный человек, у которого тоже есть чувства. И хотя Альва призналась, что она в чём-то сродни компьютеру, у Эллиса до сих пор это в голове не укладывалось. Он представлял её себе ворчливой, но обаятельной женщиной лет пятидесяти, которая всё время говорит из соседней комнаты. Альва была мамой Пакса.
— Пакс дома?
— Нет, боюсь…
— Вернулись, значит, — произнёс Вин, входя в столовую в костюме Призрака оперы, на этот раз ещё и с плащом за спиной. Судя по выражению лица, Вин не очень обрадовался Эллису — хотя, может, он всегда такой хмурый ходил. Другим его Эллис пока не видел. — Я полагаю, решили дальше плести свои козни? Жаль вас разочаровать, но Пакса здесь нет.
— Вы знаете, где…
— Как бы я узнал? Как их кому-нибудь найти, после того как вы вырвали у Пакса чип? Кстати, славно разделали плечо, у вас талант.
«Да, он мне явно не рад».
— То есть Пакс не возвращался?
— Заходил на минуту. В слезах. С вашим оружием в руках. — Вин стоял перед Эллисом, скрестив руки на груди, и сверлил взглядом из-под фарфоровой полумаски. — Я пытался с ними поговорить. Пытался… но к чему? Вы ведь довели Пакса до истерики. Они меня даже не слышали. Я видел одно сплошное отчаяние — вот, что вы натворили. И пистолет! Довести человека до такого состояния и вложить им в руки это орудие — всё равно что дать красную иллюзию граммоголику в завязке. Разве не так?
— Только не говорите… — У Эллиса всё сжалось внутри, — что Пакс… Что-то сделал? Пакс же не… Из моего пистолета?
У него заколотилось сердце, затряслись руки.
«Только не это… Господи, пожалуйста!»
Вин отошёл назад — три твёрдых шага, кулаки сжаты — словно пытался сдержать жажду крови.
— Все в ваши дни были такими остолопами? Потому вы и сражались всё время, да? Воевали, убивали, насиловали и пытали. Бесчувственные эгоисты. Вы и планету бетоном закатали, потому что у вас сердца бетонные. Пещерные неандертальцы: только и знаете, что убивать других ради мяса и смеха! — Голос Вина звучал всё выше, как у женщины, почти истерично. — Раз вы до сих пор не заметили, давайте объясню: Пакс слабый человек. Поэтому я здесь и живу. Поэтому и мирюсь с этой напастью.
Свет в столовой моргнул.
— Не шути сейчас со мной, Альва! — прокричал Вин и шагнул навстречу Эллису, всё ещё сжимая кулаки.
«Хочешь меня ударить, призрак? Показать тебе бесчувственного неандертальца? Давай, бей!»
— Вы не знаете их прошлого. Пакс очень хрупкий. — Вин опустил взгляд на стол, разжал руку и тронул пальцами столешницу. — Прекрасный человек. Вы не знаете — Пакс бы ни за что не рассказал, — но они помогли тысячам: отчаявшимся, сдавшимся людям. В нашем мире нет такой жестокости, как в ваше время, но и нам знакома злость. Мы прячем её, запираем внутри, но разуму нужно избавляться от этой отравы. Однако нам некуда деть всю досаду, гнев и злобу, а они в итоге рождают депрессию и ненависть к самому себе. ИСВ ничего не может поделать. Говорят, с эмоциями слишком сложно работать — как с нервами. Один промах, и человек лишиться всех чувств, потеряет всякое желание жить или станет психопатом. В особенно тяжёлых случаях никто не в силах помочь. Некоторые посредники даже боятся, что расстройства заразны. Вполне возможно. Тяжёлую депрессию в наши дни прозвали новой чумой.
Вин поднял взгляд и посмотрел Эллису в глаза.
— Можете себе представить? Жить в бессмертном теле перед лицом вечных мук и страданий? Мы не знали большего страха. Нескончаемая депрессия вселенского масштаба. Средневековый мор хотя бы мог положить этому конец.
Вин коснулся стола второй рукой, скользя пальцами по невидимым узорам на блестящем дереве.
— Однажды жил художник. Чума всегда несоразмерно тяжко поражает творческие умы, и этот художник — гений, все так говорили — годами безутешно страдал, в тайне ото всех. Правда открылась, лишь когда они больше не могли вынести мучений. И вырвали ложкой оба глаза. — Пальцы Вина замерли. — Художник не заслуживал видеть красоты, понимаете? Не стоил тех даров, которыми владел. Сменил шесть пар глаз — ИСВ просто вставлял новые. Но что в том было толку? Даже потеря зрения не унимала боли. Ничто на свете не помогало. И не могло помочь, ведь никто не понял бы ни страданий, ни их причин. Одиночество и беспомощность затягивали художника всё глубже и глубже, и они не находили выхода из этого порочного круга.
Другие им сочувствовали — жалели и сторонились страдальца. Надежды просто не было, вам не надо объяснять. Но вдруг появился Пакс — невероятный, чудесный Пакс. Они могли войти во тьму, встать рядом и всё почувствовать, испытать на себе. Пакс прорывался через эту завесу к свету. Никто не мог понять — вникнуть в суть, — кроме Пакса. И одно знание, что кто-то понимает, что не нужно страдать в одиночестве — это всё изменило. Не сразу, но художник поправился. И Пакс помог так многим.
Вин глубоко вдохнул и торопливо приподнял маску, чтобы вытереть слёзы. Эллис заметил небольшие белёсые шрамы.
— Но у такого живого сочувствия есть своя цена. Пакс ощущает всё сильнее и глубже, чем мы. Это и дар, и проклятие, как мне кажется. Возможно, часть яда, который Пакс забирает у других, остаётся в них. Я не знаю. Но Пакс очень хрупкий… чувствительный… Но они должны такими быть… как кончики пальцев. — Вин поднял руку и согнул пальцы. — Не будь они такими нежными, то не смогли бы выполнить свою задачу, но оттого они острее чувствуют боль. Как и Пакс.
Повернувшись, Вин отошёл и опустился на ближайший стул, устремив невидящий взгляд на орган.
— Что случилось? — спросил Эллис. — Почему Пакс… почему вы здесь поселились?
— Не знаю. Пакс мне не рассказывал. Я услышал обо всём через общего друга. Их держали в отделении срочной помощи. Никто не знал, что делать. Паксу нужен был другой Пакс — чтобы кто-нибудь мог заглянуть им в сердце и понять, что за демоны их мучают. Но Пакс один на весь мир. И всё же я не мог допустить, чтобы… Я вызвался жить здесь, присматривать за ними и защищать. Я готов на что угодно, поверьте, на что угодно — только я не Пакс. Я не способен на чудеса. Мне оставалось только смотреть, как к ним подбирается депрессия. И тут появились вы. — Вин поднял глаза, снова нахмурившись. — Знал, что вы принесёте беду. Я видел, как в Паксе загоралась надежда, но понимал: это всё равно что поднимать яйцо над землёй. Оно упадёт, и ни королевская конница, ни королевская рать уже ничем не смогут помочь. Пакс — бесценное сокровище… а вы их погубили.
— Пакс что, мёртв? — Эллису стало плохо, новое сердце готово было разбиться на части.
«Нет, нет. Не мог же я опять…»
— Возможно.
— Возможно? Как это понимать?
— Пакс страшно расстроился после вашей прошлой встречи, а у пистолетов нет предохранителей. Ведь если приставить их к голове, никакой автоблок не защитит живые ткани? А на поверхности нет ни одного Гласa, некому позвать на помощь. Благодаря вам наша единственная надежда найти Пакса летает где-то около Нептуна. — У Вина дрогнули губы. — Я уже пять недель их не видел и ничего от них не слышал.
— Вин, я зашёл, чтобы узнать, вернулся Пакс или нет, всё ли с ним хорошо. Хотел поговорить, извиниться. Я бы раньше пришёл, но умер. Только неделю назад очнулся. Пол сказал, что Пакса нет дома и заставил меня… — У Эллиса упали плечи под сокрушительной тяжестью вины. — Не важно. Пакса кто-нибудь искал?
— Конечно! — Вин открыто заплакал. Из-под маски по щекам скользили слёзы, оставляя блестящие на свету дорожки. Не слышалось ни звука, ни всхлипа, только дрожала нижняя губа. — Я поднял на ноги всех их близких друзей — а это большая армия. Реши Пакс захватить планету, им бы это ничего не стоило. Но нет — мы искали целыми неделями, и до сих пор безуспешно. Я уверен: Пакс лежит в какой-нибудь глуши с вашим пистолетом в холодной руке.
— Неужели его никак не отыскать?
— Земля — большая планета. Но где бы сейчас Пакс ни был, я надеюсь, там идёт дождь. Пакс вам говорил? Они любили дождь.
Назад: Глава 10 Время лечит
Дальше: Глава 12 Настало время
